Текст книги "Порочное влечение (СИ)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Он проходит мимо меня, грациозный, несмотря на свои габариты, его шаги невероятно бесшумны, но я не могу сосредоточиться на изяществе его движений, потому что слишком занята тем, что прокручиваю в голове его слова.

– Подожди!

В дверях Коннор останавливается и смотрит на меня через плечо.

С колотящимся в горле сердцем я шепчу: – Ты сказал…Maelstr0m?

Коннор хмурится.

– Да. Какой-то хакер, известный под псевдонимом Maelstr0m, с нулем вместо буквы «о». Это проблема Миранды. – Пауза, а затем более резкий вопрос: – Почему ты спрашиваешь?

Я вдыхаю. Это все равно что пытаться дышать под водой. Комната кажется слишком теплой, слишком яркой, слишком тесной.

– Я надеюсь, ты готов отправиться на войну, Коннор. Потому что я согласна.

ПЯТЬ

Коннор

В модном французском ресторане, куда Табби настаивала, чтобы я ее сводил, прежде чем она заговорит, на мой вкус слишком много вычурности, но я должен признать, что еда здесь невероятная. И пара молодых горячих цыпочек в баре, которые пялятся на меня с тех пор, как мы пришли, тоже невероятны.

Не потому, что мне это интересно, а потому что Табби увидела, как они на меня смотрят, и прилагает героические усилия, чтобы притвориться, что она не только не заметила, но и что ей все равно.

Это чертовски красиво, вот что это такое. Это мое новое любимое место.

Я говорю: – Хватит тянуть. Расскажи мне, что ты знаешь об этом Maelstr0m.

Табби аккуратно слизывает с пальцев трюфельную соль, которой посыпала картофель фри, пока жадно поглощала его. Меня не должно удивлять, что она может сделать такое простое действие чертовски сексуальным, но она это делает. И при этом даже не старается.

Я отгоняю от себя возникшую в голове картину: мой твердый член вместо ее пальцев. К сожалению, здоровяк внизу уже начал реагировать на эту короткую, но невероятную иллюзию и ерзает у меня на бедре.

Я не знаю, что такого в этой женщине – вспыльчивой, сквернословящей демонице Hello Kitty с созвездием татуировок на теле и разумом, похожим на лабиринт, – но она меня действительно цепляет.

– Я жила в Бостоне, училась на третьем курсе колледжа…

– Массачусетского технологического института, – уточняю я, просто потому что для меня невероятно, что кто-то может быть настолько умен и уверен в себе, чтобы закончить среднюю школу в пятнадцать лет и поступить сразу в самый интеллектуально сложный колледж в стране.

Она смотрит на меня с кривой улыбкой.

– Я так понимаю, ты читал обо мне в досье.

– Это мой бизнес – знать все о людях, с которыми я работаю. Информация – это сила. Ты это знаешь. Хотя, должен признаться, я был удивлен, что вообще можно было найти какую-либо информацию после того, как ты с таким совершенством очистила прошлое Виктории.

Улыбка Табби гаснет. Когда она отводит взгляд, я понимаю, что задел за живое.

Виктория Прайс была лучшей подругой Табби и настоящей стервой. В ее шкафу было больше скелетов, чем обуви. До тех пор, пока несколько лет назад прошлое Виктории не настигло ее и она не сбежала в Мексику, Табби занималась тем, что удаляла информацию о Виктории, скрывала ее прошлое и следила за тем, чтобы никто не узнал, что ее личность была сфабрикована. Табби так хорошо справлялась со своей работой, что даже я не смог найти ничего о Виктории, а это было беспрецедентно.

– У меня нет ничего достаточно интересного, чтобы что-то скрывать, – глухо говорит Табби.

– Это говорит женщина, которая в одиночку на три недели остановила государственную космическую программу.

Она пренебрежительно машет рукой.

– Я имела в виду личного. Мои взломы – это другая история, но Полароид не может привести ко мне.

Полароид – ее хакерский псевдоним, названный в честь ее фотографической памяти. Она известна в хакерских кругах, ее уважают не только за блестяще выполненные задания, но и за то, что ее ни разу не поймали. После работы с Викторией Табби стала легальным хакером и начала выполнять «белые» корпоративные задания для таких ребят, как Роджер Гамильтон, а Полароид ушел в тень.

Любопытство заставляет меня спросить: – Ты все еще общаешься с Викторией?

Поигрывая вилкой, Табби пожимает плечами.

– Да. Я видела ее недавно. Дарси и Кай проводили медовый месяц в Мексике, и мы все там собрались. Было весело.

Я чувствую печаль, стоящую за ее словами.

– Но?

Выглядя смущенной, Табби колеблется, прежде чем ответить.

– Но она занята тем, что живет «долго и счастливо», а я занята… своими делами.

Очевидно, что она рада за Викторию, но в глубине души чувствует себя одинокой. Мне хочется протянуть руку и сжать ее ладонь, но я знаю, что могу потерять ее, поэтому вместо этого я пытаюсь поднять ей настроение.

– Не волнуйся, сладкие щечки, я уверен, у тебя тоже будет «долго и счастливо».

Без улыбки Табби поднимает глаза.

– Для таких, как я, не бывает «долго и счастливо».

Для таких, как я? Я наклоняю голову и завороженно смотрю на нее. Когда она краснеет и отводит взгляд, я решаю оставить эту тему на потом.

– Вернемся к тебе, посещающей Массачусетский технологический институт, едва вылезшей из подгузников.

Табита закатывает глаза.

– Поступить в пятнадцать лет – это не так уж впечатляюще, Коннор. В мой первый год обучения там двенадцатилетний выпускник получил докторскую степень по молекулярной биологии. В этом месте гениев пруд пруди.

– То, что ты привыкла находиться в окружении других звезд, не делает твою звезду менее яркой для всех нас, обычных людей на земле.

Застигнутая врасплох, она моргает и смущенно смеется.

Интересно, как часто Табби получала комплименты. Судя по ее удивлению, не часто.

Почему это должно меня раздражать, я не знаю.

Она говорит: – В любом случае, в рамках проекта на моем курсе по квантовым вычислениям нам было поручено разработать криптографическую программу для бизнеса, которая теоретически могла бы быть защищена от взлома. Защита данных в банках, университетах, больницах и тому подобных учреждениях. Конечно, это все гипотетически, но мы должны были придумать новый способ защиты данных, а затем протестировать его в реальных условиях.

– Например, в реальном бизнесе?

– В Bank of America. – Она кривится. – Думаю, кто-то в банке был в этом замешан, потому что тот, кто решил, что это хорошая идея – предоставить кучке гиков-подростков с гигантским интеллектом и отсутствием самоконтроля доступ к финансовой информации на миллиарды долларов, определенно был в чем-то виновен. По меньшей мере, это была преступная недальновидность.

Я откидываюсь на спинку стула и делаю глоток пива. Краем глаза я вижу, как одна из девушек за барной стойкой, которая наблюдала за мной, наклоняется и что-то шепчет своей спутнице. Они обе смотрят на меня и хихикают.

Табби тоже не упустила этого из виду. Мускул на ее челюсти напрягается. От этой небольшой реакции мне захотелось вскочить со стула и пуститься в пляс, сопровождая всё это ударами в грудь и ревом Тарзана.

Я мягко говорю: – Продолжай.

Она переводит дыхание.

– Было четыре команды по шесть студентов. Мы с Maelstr0m были в одной команде. Кстати, его настоящее имя Сёрен Киллгаард. Но не утруждайте себя поисками. Ты не найдешь никаких данных ни о ком, живом или умершем, с таким именем.

Мое лицо и тело остаются совершенно нейтральными. Ни один мускул не дергается. Я едва дышу. Но вероятность того, что Табби ходила в колледж с тем самым мужчиной, которого я ищу, ошеломляющая.

Я не верю в судьбу, но в этом есть что-то действительно жуткое.

Я жестом прошу ее продолжать.

Теребя вилку, Табби смотрит в свою тарелку.

– Он был не таким, как все, даже среди нас, детей, которые были воплощением слова «не такой». Он был… – Она подыскивает слово. – Каким-то неправильным. Я не знаю, как еще это сказать.

– Я точно знаю, что ты имеешь в виду. Некоторые люди выглядят правильно, говорят правильные вещи, на первый взгляд кажутся нормальными, адаптированными членами общества, но на животном уровне ты чувствуешь, что с ними что-то не так.

Табби кивает.

– Я была единственным человеком, который испытывал подобные чувства к Сёрену. Все остальные были ослеплены им. В полном восторге. Я думаю, отчасти это было потому, что он был таким красивым…

– Красивым? – протягиваю я. – Кто-то был в него влюблен?

Она долго и молча смотрит на меня. На ней нет макияжа, и в свете свечей ее обнаженная кожа блестит, как полированный камень.

– Нет. Я не была влюблена. Даже в восемнадцать лет я знала, что красивые вещи могут быть ядовитыми. Я просто говорю правду. Сёрен Киллгаард выглядел как ангел с картины эпохи Возрождения. Золотистые волосы, светлая кожа и глаза цвета льда в альпийском озере, которое никогда не тает. Тело настолько пропорциональное и совершенное, словно вылеплено из глины. Я всегда думала, что он похож на сказочного принца, в нем была какая-то недосягаемая, неземная красота.

Я медленно поднимаю брови. Должно быть, этот Сёрен Киллгаард – красавчик, раз заставил неукротимую Табиту Уэст выражаться так поэтично.

Я решаю, что он мне не нравится.

– Так что же произошло?

Выражение лица Табби становится жестче.

– Он спустил миллионы долларов, прежде чем они поняли, что происходит. Сёрен использовал лазейку в банковском коде, чтобы переводить деньги на счет, который он контролировал. По несколько центов за раз, чтобы ни одна транзакция не была обнаружена…

– «Нарезка салями»⁶. Классический хакерский прием.

– Да, – соглашается она. – Классика. За исключением того, что счет, которым он управлял, был на мое имя.

В наступившей тишине приглушенные звуки ресторана кажутся чересчур громкими. Голоса, музыка, звон столового серебра о тарелки – всё это звенит у меня в голове.

– Он тебя подставил.

Табби кивает.

– Почему?

– Потому что он мог. Он мог делать всё, что хотел.

– Нет. Почему тебя?

Она смотрит через мое плечо. Я чувствую, что она намеренно избегает моего взгляда.

– Тебе придется спросить у него.

Я долго и пристально смотрю на нее.

– Табби.

Она бросает на меня взгляд.

– Не вешай мне лапшу на уши. Если мы собираемся работать вместе, между нами не будет никакой лжи. Почему Сёрен Киллгаард подставил тебя?

Выражение ее лица непроницаемо.

– Почему некоторым мальчикам нравится отрывать мухам крылышки?

Я говорю прямо: – Ты трахалась с ним?

Что-то мелькает в ее взгляде, глубокое отвращение или разочарование.

– Не всё в жизни связано с сексом, Коннор.

– Всё. Кроме самого секса. Он связан с властью.

Табби наклоняет голову. Она оценивает меня своими прекрасными кошачьими глазами, долгим, изучающим взглядом, который странно интимен. Отвращение в ее взгляде сменяется чем-то другим, чем-то более теплым. Хриплым голосом она бормочет: – Наконец-то мы пришли к согласию.

Жар разливается по моему телу.

Желание – странное животное. Оно такое же стихийное, как голод или жажда, но, в отличие них, это желание способно лишить вас рассудка со скоростью щелчка пальцев, так что вы будете делать вещи, настолько нехарактерные для вас, что не узнаете себя, того существа, которым вы становитесь, служа первобытному, непреодолимому желанию спариваться.

Тон ее голоса, выражение ее глаз, воспоминание о ее мокром обнаженном теле – всё это заставляет меня забыть о логике, и внезапно я просто… исчезаю.

Я протягиваю руку через стол, беру ее лицо в ладони, притягиваю к себе – бокалы падают, тарелки дребезжат – и целую ее.

На мгновение ничего не происходит. Сопротивление, ее рот плотно сжат, губы твердые. Но затем она смягчается, делает быстрый вдох через нос, и сдается.

Ее губы приоткрываются. Табби берет мой язык в рот и издает глубокий горловой звук, низкий, женственный звук удовольствия, и мой член мгновенно твердеет.

Она потрясающая на вкус, такая чертовски сладкая, теплая, мягкая и податливая, как спелый фрукт. Персик, тающий у меня во рту. Наши языки соприкасаются, восхитительно надавливая, посасывая, скользя, легко и идеально, как будто они созданы именно для этого. Затем поцелуй становится более настойчивым, требовательным, приносящим удовольствие, когда Табби прикусывает мою нижнюю губу, мои руки сжимают ее челюсть. Затем она запускает пальцы в мои волосы и настойчиво притягивает меня ближе, глубже. Мой разум затуманивается, тело пульсирует, каждый удар сердца отдается эхом в ушах, кровь стучит, как барабанная дробь. Я хочу, хочу, хочу. Боже правый, эта женщина – само совершенство.

Табби вырывается и дает мне пощечину.

Сильно.

Мы смотрим друг на друга. Табби встает, а я сажусь, мы оба тяжело дышим. Ее лицо пунцовое, а мой член такой твердый, что аж больно.

Две девушки за стойкой бара откровенно пялятся на нас. Официантка тоже, она только что подошла убрать наши тарелки.

Табби, пошатываясь, отступает на шаг. Проводит тыльной стороной ладони по рту. Потом отрывает от меня взгляд и смотрит на девушек в баре.

– Он весь ваш, – хрипло говорит она. Затем разворачивается и уходит.

– Черт возьми, Коннор, – бормочу я и бросаю на стол немного денег. Не обращая внимания на хихиканье девушек, я следую за Табби.

***

Когда она входит в парадную дверь своего дома, я уже там, стою прислонившись к столешнице на темной кухне, на том же месте, где стоял до нашего ухода.

Она включает свет и смотрит на меня. Я и раньше видел ее сердитой, но это…

Это совершенно другое дело.

Сверкая глазами, Табби говорит с опасной мягкостью: – Никогда больше так не делай.

Не желая рисковать и думать о том, что может вырваться из моего рта, если я его открою, я просто киваю.

Она медленно выдыхает.

– И больше никаких появлений из ниоткуда. Уважай мою частную жизнь или отвали. Навсегда.

Я снова спокойно киваю, но мое сердце наполняется надеждой. Табби выдвигает условия, а это значит, что она всё еще в деле.

– Я не путешествую самолетом. Никогда. Нигде. Так что, если работа в другой стране…

– Это в Лос-Анджелесе. Мы можем поехать на машине. Если мы уедем сегодня вечером, то сможем быть там через…

– Плюс-минус три-четыре дня, – говорит Табби ровным голосом. – Я знаю. Я уже ездила туда. Только не с тем, кого я ненавидела, так что, думаю, мне может показаться, что прошло гораздо больше времени.

Если бы человека можно было убить одним взглядом, я бы уже был мертв. Но я решаю рискнуть.

– Этого больше не повторится. Мне очень жаль.

– Хорошо, – отвечает она. – Давай мне контракт.

Ранее я оставил трудовой договор вместе со стандартным, недвусмысленным соглашением о неразглашении под ноутбуком на столе. Я беру документы и протягиваю их Табби. Она быстро просматривает их, поджав губы и побледнев. Дойдя до конца, она находит ручку в ящике, нацарапывает свое имя в графе для подписи и протягивает договор мне.

– Я скажу Миранде, чтобы она перевела платеж на твой…

– Я уже сказала тебе, – цедит Табби сквозь стиснутые зубы, – мне не нужны деньги. В данном случае я их не хочу. – Она смотрит мне в глаза, и я вижу в них целые города, сгорающие дотла. – И больше никаких вопросов о Сёрене.

Я стараюсь говорить ровным голосом, чтобы скрыть неловкость, которую испытываю, услышав это от нее.

– Мне нужно знать всё, что тебе известно о нем. Это важная информация, которая может оказать серьезное влияние на успех или неудачу операции.

– Вероятность провала операции составляет девяносто девять процентов, независимо от того, что ты знаешь.

Ее неуверенность в себе на удивление болезненна.

– Ты даже еще не знаешь, в чем заключается проблема Миранды.

Табби смотрит на меня, ее грудь неравномерно вздымается и опускается. Я чувствую исходящее от нее напряжение, ощущаю его тяжесть в ее теле, вижу, каких усилий ей стоит стоять неподвижно, когда всё внутри нее рвется наружу. Я узнаю это чувство, потому что сам испытывал его бесчисленное количество раз, во время бесчисленных миссий. С пистолетом в руке, пригнувшись, я прячусь за стеной в темноте и считаю вдохи, выжидая врага.

Что бы ни произошло между ними, она носит это в себе, как единственный выживший в битве, стоящий посреди поля, усеянного телами и залитого кровью.

Она говорит: – Единственное, что тебе нужно знать о Сёрене Киллгаарде, это то, что он умнее дьявола и далеко не так мил. Если ты покажешь хоть малейшую слабость, он воспользуется этим. Что бы ты ни думал о его конечной цели, ты ошибаешься. Он всегда будет на пять ходов впереди тебя, независимо от того, насколько хорошо ты все спланируешь, и есть только один способ поймать его.

– Какой?

Табби улыбается. От холодного прагматизма в ее улыбке у меня мурашки бегут по спине.

– Используя меня как приманку.

ШЕСТЬ

Коннор

Мы выезжаем в Лос-Анджелес в полночь. И следующие девятнадцать часов Табби со мной не разговаривает.

Мне комфортно в тишине, но ее молчание такое громкое, что просто кричит. Она в ярости из-за того поцелуя, но дело не только в этом. Я подозреваю, что еще больше ее злит своя реакция на мои поцелуи.

Ей это понравилось, из-за чего она ненавидит меня еще больше.

Женщины.

– Мы едем прямо в Лос-Анджелес?

Пораженный, я бросаю на нее взгляд. Табби смотрит в окно машины, избегая моего взгляда, и задает вопрос таким тоном, будто ей всё равно.

Когда я вернулся к ней после короткой поездки домой, чтобы собрать вещи, я удивленно приподнял бровь при виде ее дорожной одежды. Я позволил себе еще раз окинуть ее взглядом хотя бы для того, чтобы удовлетворить растущую потребность смотреть на нее. Всё из черной кожи, включая перчатки, мотоциклетную куртку, застегнутую до подбородка, и армейские ботинки. Единственное, чего не хватает, – это шлема. Кроме лица, на ней нет ни единого сантиметра обнаженной кожи.

Я узнаю этот наряд, где бы он ни был. Броня.

Хорошо, что сейчас только март и погода прохладная, потому что август в таком костюме был бы убийством.

– Нет. Я хотел заехать в Талсу до того, как мы остановимся на ночь.

Пока что мы трижды ненадолго останавливались на заправках вдоль федеральной трассы, чтобы сходить в туалет и заправить бак. Если бы я был один, я бы ехал без остановок, но, с другой стороны, если бы я был один, я бы не сидел за рулем.

Из собранной мной информации я знаю, что родители Табби погибли в авиакатастрофе, когда ей было восемь, и задаюсь вопросом, насколько ее нежелание летать основано на этом.

Мне также интересно, насколько то, кем Табби стала, основано на этих смертях и смерти дяди, к которому она переехала жить после потери родителей. К восемнадцати годам она осталась совсем одна в целом мире.

За исключением Сёрена Киллгаарда, отношения которого с ней остаются загадкой.

Пока.

Внезапно она бормочет: – Я так чертовски зла на тебя!

Я смотрю прямо перед собой на два луча фар, освещающих шоссе, и жду.

Через мгновение Табби говорит: – Я не могу думать, когда злюсь. Когда я не могу думать, я теряю контроль. Когда я чувствую, что теряю контроль, я паникую. Ты улавливаешь закономерность?

Я говорю тихо и спокойно, без угрозы.

– Этого больше не повторится.

– Ты говорил это раньше, – сердито добавляет она, – но проблема в том, что я думаю, что хочу этого.

Я чуть не съехал с дороги. Такого откровенного признания я никак не ожидал и был совершенно к нему не готов. Я быстро решаю, что единственный способ справиться с ситуацией – ответить тем же.

– Я не знаю, как на это реагировать.

Табби вздыхает, вытаскивает резинку из хвоста и проводит руками по волосам.

– Забудь об этом. Расскажи мне что-нибудь.

Вот это поворот! Неожиданно.

– Хорошо. – Я на мгновение задумываюсь, а потом в моей голове возникает хитрая идея, которую, должен признать, я считаю гениальной, даже несмотря на то, что сам ее придумал. Ну, может, особенно из-за того, что я сам ее и придумал.

– Давным-давно жили-были мальчик и девочка.

Табби резко смотрит на меня.

– Не стоит так нервничать, милая. Мне рассказывать эту историю или нет?

Она откидывает голову на подголовник и закрывает глаза.

– Да. Рассказывай дальше.

– Я так и сделаю, если ты помолчишь и дашь мне договорить.

Мне приходится притворяться, что не замечаю ее пронзительного взгляда.

– Как я уже говорил: мальчик и девочка. Мальчик был сильным и умным, самоотверженным и смелым, прирожденным лидером и, конечно же, очень красивым. И невероятно популярным. Настоящий герой.

Стон Табби полон боли.

– Ради всего святого, Коннор.

Я продолжаю, на мгновение забыв о том, как сильно мне нравится слышать, как она произносит мое имя.

– Девочка тоже была сильной и умной, такой умной, что большинство людей не могли этого понять. А поскольку большинство людей ее не понимали, ей было трудно заводить друзей. Поэтому, она научилась полагаться только на себя.

Рядом со мной царит тишина.

Мой голос становится тише.

– Девочка жила одна в замке высоко на холме. Она была принцессой, понимаешь? Но ее родители умерли, и она осталась одна. Ей не с кем было играть, не с кем было поговорить и некому было сказать, какая она замечательная. – Я смотрю на нее. – Какая красивая.

Табби сидит очень тихо, неподвижно, глядя прямо перед собой, ее поза напряженная и настороженная. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не протянуть руку и не погладить ее по атласной щеке.

– Однажды в город пришел злой волшебник. Он слышал о прекрасной принцессе, одинокой и беззащитной в своем замке…

– Беззащитной! – усмехается Табби.

– …и задумал украсть ее сердце, а затем захватить ее королевство и заставив всех подданных думать, что она совершила что-то ужасное. Он начал ухаживать за принцессой, предлагая ей драгоценности, золото и обещая вечную любовь…

– Будь осторожен, морпех, – говорит Табби, не отрывая глаз от дороги и стиснув зубы.

– Ты уже знаешь, что я в этом не силен, – мягко отвечаю я.

Она сглатывает и опускает взгляд на свои руки, стиснутые на коленях.

– Мне не нравится эта история.

– Должен ли я перейти к финалу? Осторожно спойлер: герой спасает принцессу.

Табби смотрит на меня, ее глаза сияют в темноте, как драгоценные камни.

– Настоящий герой научил бы принцессу, как спастись самой.

Наши взгляды встречаются. Трепет пробегает по моей груди. Я бормочу: – Принято к сведению.

Она первой прерывает зрительный контакт. Мы много миль едем в тишине, пока наконец Табби не произносит почти шепотом: – Он никогда не обещал мне, что мы будем вместе вечно.

Сёрен. Его присутствие между нами ощутимо, оно тяжелым грузом повисло в воздухе.

– Что он тебе пообещал?

Табби смотрит в ночь, на темный пейзаж, размытым пятном проплывающий за окнами, и ничего не говорит.

***

Мы находим отель Best Western в Талсе и снимаем смежные номера на четвертом этаже. Меня впечатляет, что Табби взяла с собой только один маленький чемодан с одеждой, но, судя по размеру ее обычного гардероба – юбок, в сравнении с которыми слово «мини» кажется слишком громким, и топов детского размера, – я не могу сказать, что сильно удивлен.

С другой стороны, ее компьютерного оборудования так много, что у него мог бы быть свой почтовый индекс.

– Хорошо, что я сел за руль грузовика, – бормочу я, вытаскивая пятидесятифунтовый черный чемодан с заднего сиденья своего Hummer.

– Грузовика? – спрашивает Табби, стоя рядом со мной на парковке, пока мы разгружаем наши вещи. – Так вот как ты называешь это чудовище?

Я вытаскиваю еще одну ее сумку, на этот раз еще тяжелее первой, и бросаю к ее ногам.

– Избавь меня от дурацкой болтовни о потреблении бензина и вредных выбросах, ладно, милая? Этот автомобиль создан для определенной цели…

– Компенсации чувства неполноценности из-за размера полового члена? – Она улыбается.

– Безопасности, – поправляю я и улыбаюсь в ответ. – Как ты, наверное, уже заметила, у меня нет недостатка в размерах.

Непроизвольно ее взгляд опускается на мою промежность. Затем Табби берет себя в руки, моргает и краснеет. Ее голос вырывается изо рта с режущей силой меча.

– Как грузовик третьего класса, это транспортное средство не подпадает под действие многих правил безопасности Министерства транспорта США и не оснащено стандартными средствами безопасности, включая боковые подушки безопасности и систему курсовой устойчивости. Кроме того, из-за больших слепых зон…

– Не меняй тему.

– Не заставляй меня убивать тебя на парковке однозвездочного отеля.

– Да? Думаешь, ты сможешь меня одолеть? – Я с интересом оглядываю ее с ног до головы. – Ты смотришь на двести сорок фунтов первоклассного морского пехотинца, милая. А ты сколько, сто десять фунтов максимум?

Она говорит: – Во-первых, ты ни черта не смыслишь в женском весе. Я не весила сто десять фунтов со средней школы. Более того, я эксперт в крав-маге. Не то чтобы мне это понадобилось, чтобы уложить тебя на лопатки.

Я упираю руки в бока и улыбаюсь ей.

– Серьезно? У тебя есть что-то более эффективное, чтобы меня уничтожить, чем смертоносная система рукопашного боя, разработанная Армией обороны Израиля? Мне не терпится это услышать.

Глядя мне прямо в глаза, Табби спокойно отвечает: – Вообще-то, две вещи.

– Выкладывай. Неизвестность убивает меня.

Ее улыбка могла бы расплавить сталь.

– Мои сиськи. Если бы я прямо сейчас расстегнула куртку и показала тебе своих девочек, ты бы определенно отвлекся на достаточно долгое время, чтобы я успела вонзить нож тебе в грудь.

Она перекидывает сумку с ноутбуком через плечо, хватает ручку чемодана и указывает подбородком на остальные сумки, которые я уже выгрузил.

– Кстати, всё это оборудование может остаться в машине. Оно мне не понадобится, пока мы не обустроим командный центр у Миранды.

Всё еще не оправившись от упоминания о ее груди и от образа, который оно вызвало в моей голове – точного образа, потому что я видел ее во всей красе, когда она выходила из душа, – я спрашиваю: – Ты не боишься оставлять свое драгоценное компьютерное оборудование в кузове моего грузовика на общественной парковке на всю ночь?

– Отстань от меня, морпех. Я узнаю бронированную машину, когда вижу ее. Кому-то пришлось бы использовать пулемет пятидесятого калибра, чтобы пробиться сквозь такое количество баллистических композитов, которыми ты напичкал эту штуку.

Следовало догадаться, что Табби заметит модификации на Hummer. Она замечает всё.

– Кажется, ты говорила, что эта машина небезопасна.

– О, она безопасна, когда припаркована. Это смертельная ловушка, только если ты за рулем. Кто-нибудь говорил тебе, что ты водишь как двенадцатилетний ребенок с синдромом дефицита внимания, который забыл принять риталин?

Затем она плавной походкой удаляется, покачивая бедрами. Я запрокидываю голову и смеюсь, потому что, черт возьми, этой женщине палец в рот не клади.

Я перестаю смеяться, когда понимаю, как сильно мне это нравится.

Небольшой флирт – это одно. Но я знаю, насколько хреновыми могут быть суждения мужчины, когда он отвлекается на женщину. Я видел это раньше. Когда дружеские тычки становятся серьезным влечением, и ваша концентрация падает, потому что всё, о чем вы можете думать, – это как затащить ее в постели, вот тогда-то и случаются ошибки. А в моей сфере деятельности любая ошибка может оказаться смертельной.

Я уже видел, как легко эта женщина может сломить мой самоконтроль. Поцелуй в ресторане был тому подтверждением. Я никогда раньше не делал ничего подобного, не терял рассудок от мгновенной похоти, и мне следовало бы беспокоиться по этому поводу.

Следовало бы, но я не беспокоюсь.

И это проблема.

Наблюдая за тем, как Табби входит в раздвижные двери отеля, я решаю, что больше не буду с ней флиртовать. Пока эта работа не закончится, я буду вести себя исключительно профессионально. Я не могу позволить себе иначе.

Теперь мне просто нужно убедить свой член присоединиться к программе.