Текст книги "Порочное влечение (СИ)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
ОДИННАДЦАТЬ
Коннор
– Черт возьми, – бормочу я, глядя на раздвинутые ноги Табби.
– Что случилось? – в панике спрашивает она, приподнимаясь на локтях.
Случилось? Ничего не случилось. Всё во вселенной совершенно правильно.
Во-первых, на ней нет трусиков. Это неожиданно и волнующе – видеть ее такой обнаженной, открытой, уязвимой и восхитительно розовой там, где всего несколько секунд назад была непроницаемая стена из черной кожи. От этой откровенной порочности у меня перехватывает дыхание.
Во-вторых, Табби натуральная блондинка. Это почти такой же сюрприз, как и первый. Я протягиваю руку и мягко провожу пальцами по бледно-золотым локонам, и слышу, как сдавленный выдох срывается с моих губ. Почему мне так нравится, что она не выбрита, я понятия не имею, может быть, это что-то животное во мне, но я точно знаю, почему мне нравится, что она красит волосы на голове в рыжий цвет, а здесь, внизу остается натуральной.
Потому что это секрет. Никто, кроме меня, не увидит этого. Теперь я посвящен в эту тайну и горжусь тем, что знаю ее, и всегда буду это помнить.
В-третьих, и, возможно, это самое удивительное из всего, у нее проколот клитор. Я никогда не видел такого в реальной жизни. Поэтому смотрю на нее с открытым ртом, впитывая ее образ, наслаждаясь всем, что вижу.
К сожалению, я так увлекся визуальным пиршеством, что на мгновение забыл, с кем имею дело.
Ругаясь и краснея, Табби пытается выбраться из-под меня, но я ловлю ее и прижимаю к кровати, прежде чем она успевает сбежать.
– Ты невероятна, – выпаливаю я, поднимая ее запястья над головой и глядя ей в глаза. – Я не хотел тебя напугать или проявить неуважение. Просто… ты даже лучше, чем я себе представлял.
Она смотрит на меня, тяжело дыша, ее взгляд скользит по моему лицу.
– Ты видел меня раньше обнаженной, когда я выходила из душа.
Я стараюсь говорить как можно мягче.
– Я видел тебя не всю. Только, ну, твою грудь, и татуировку на животе, но ниже – только очертания – ты прикрылась руками, прежде чем я успел разглядеть, что ты, – мой голос становится хриплым, – блондинка. И с пирсингом.
Табби осторожно спрашивает: – И тебе это…нравится?
Я выдавливаю: – Мне, черт возьми, нравится это, принцесса. Когда мне будет восемьдесят лет, я буду дрочить на воспоминания о том, что я только что видел.
Она смотрит на меня какое-то время, а затем отворачивается, но я успеваю заметить вспыхнувшее в ее глазах удовольствие, которое она тут же прячет.
– Ты извращенец, – чопорно говорит она, и я ухмыляюсь, потому что знаю, что опасность миновала.
– Ты пробуждаешь во мне зверя.
Я опускаю голову и позволяю себе потереться носом о ее подбородок. Она лежит очень тихо, позволяя мне это, и остается неподвижной, когда я провожу рукой по ее руке, двигаясь к воротнику ее куртки. Я оттягиваю молнию на несколько дюймов, обнажая бледную кожу и учащенно бьющийся пульс у основания ее шеи.
Это останавливает меня.
Волна непонятного давления поднимается из моего живота, распространяется по груди, сжимает легкие. Я поражаюсь тому, что один лишь вид крови, бегущей по ее венам, – крови, которая бежит по ним благодаря мне, – способен лишить меня всех остальных мыслей, даже когда я лежу на ней, наши обнаженные ноги сплетены, а моя напряженная эрекция так близко к тому месту, где я хочу ее похоронить.
Я поглаживаю пальцем трепещущую вену. Табби закрывает глаза.
Регулируя свой вес, чтобы не раздавить ее, я осторожно приподнимаюсь на локте и снова на дюйм расстегиваю молнию, останавливаясь чуть ниже ее пупка. На нем не хватает украшения. Я просовываю руку под ее куртку, ощущая тепло и шелковистую мягкость ее кожи, и Табита вздыхает, поджимая губы. Когда я нежно провожу кончиками пальцев по внешней стороне ее груди, ее губы приоткрываются, но она молчит и остается совершенно неподвижной.
Я чувствую, как напряжение поднимается в ее теле подобно волне.
Вот почему я сказал ей, что она не может прийти. Табби будет подавлять собственное удовольствие, заставлять себя отказаться от него, если только я не смогу перегрузить систему, дав ей что-то, что отвлечет ее от решения проблем и безумной работы мозга. Прижавшись к стене, пока не приехала пожарная машина и не испортила нам настроение, я заставил ее считать вслух. Но чтобы она сделала то, что я хочу, нам нужно повысить ставки.
Я прижимаюсь носом к ее уху и слегка прикусываю мочку зубами.
– Я собираюсь прикасаться к тебе везде, Табита. Везде, где я захочу, везде, где мне заблагорассудится. И мой рот тоже будет делать всё, что захочет. Если ты этого хочешь, скажи «да».
Ее глаза остаются закрытыми. Дыхание поверхностное и учащенное.
– Да.
Тон слабый, но недвусмысленный. Желание захлестывает меня.
– Хорошо. Но я хочу, чтобы ты помнила, тебе нельзя кончать. Цель сегодняшнего вечера – только удовольствие, а не оргазм. Если ты почувствуешь, что близка к оргазму, я хочу, чтобы ты перечислила названия всех известных тебе цветов. – Я делаю паузу. – На португальском.
– Что…
– Тсс!
Она прикусывает губу в знак согласия. Я мысленно благодарю судьбу за то, что Табби закрыла глаза, потому что, если бы она увидела мою ухмылку, то, скорее всего, убила бы меня.
Я с изысканной медлительностью тяну молнию вниз, зубчик за зубчиком, наблюдая, как на ее лице настороженность сменяется на возбуждение. Когда молния доходит до конца, ее куртка распахивается, обнажая обе груди. Эта женщина явно не любит нижнее белье. Возможно, я самый счастливый мужчина на земле.
Ее соски уже твердые, заостренные, розовые и чертовски великолепные.
– Я их обожаю. – Я провожу по ним большим пальцем, от одной груди к другой. – Мне нравится, как они реагируют на мои прикосновения. – Я наклоняюсь и дую на один из сосков, и тот становится еще тверже. Я шепчу: – И на мой язык, – и втягиваю сосок в рот.
Табби тихо вздыхает, и это доставляет мне огромное удовольствие.
Я не тороплюсь с ее грудью, нежно лаская ее, пощипывая и поглаживая сосок, который не занят моим языком, удерживая ее нижнюю часть тела на месте своим весом, перекинув одну ногу через нее. Руки Табби лежат над головой, вцепившись в подушку, а голова повернута в сторону.
Ее щеки всё еще окрашены в тот привлекательный, смущенный румянец, почти такой же рыжий, как и ее волосы.
Мне нравятся все эти противоречия. Нравится, что она носит сексуальные, откровенные наряды, у нее татуировки и пирсинг, она ругается как моряк и знает крав-магу, но один поцелуй может свести ее с ума. Мне нравится, что Табби умная, смелая и безжалостно независимая, но, когда она краснеет, я чувствую себя королем. Я люблю все ее острые грани и все ее мягкие, потаенные уголки, и если ты не будешь следить за собой, идиот, то столкнешься с гораздо более серьезной проблемой, чем эрекция!
Резко выдыхая, я отстраняюсь.
Табби поворачивает голову и изучает мое лицо большими темными глазами. Она шепчет: – Не сдерживайся, помнишь?
Боже правый. Она знает, что я чувствую. Я не могу решить, что хуже: испытывать эти чувства или провести всего одну ночь с женщиной, которая достаточно проницательна, чтобы их угадать.
Тяжело дыша, я опускаю лоб ей на грудь и закрываю глаза.
Я чувствую, как ее пальцы гладят мои волосы, и это чудесно. Успокаивает. Я прижимаюсь щекой к ее груди и слушаю бешеный стук ее сердца. Табби берет мое лицо в свои руки и заставляет меня посмотреть на нее.
– Расскажи мне, о чем ты задумался.
Мой голос звучит хрипло и неуверенно, когда я отвечаю.
– Я не знаю, смогу ли я провести только одну ночь.
Она нежно говорит: – Не обижайся на меня сейчас, морпех, но сделка есть сделка, – и целует меня.
Я провожу открытой ладонью вверх по ее бедру, далее по грудной клетке и по груди, пока не сжимаю ее подбородок в своей руке. Другой рукой я зарываюсь в ее волосы. Мы целуемся глубоко, но не торопясь, наслаждаясь этим, наши дыхания становятся ритмичными, наши тела сливаются воедино. Она слегка двигает бедрами, и я стону, чувствуя, как внутри меня разгорается страсть.
– Может быть, это мне следует запретить тебе кончать, – дразнит она, отстраняясь с мягким, довольным смехом.
– Ты можешь приказать мне сделать что угодно, и я сделаю.
Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, – откровенное признание, которое становится еще более явным из-за тихой горячности, с которой оно произнесено. Нежная улыбка Табби медленно угасает. Мы смотрим друг на друга, и этот момент длится дольше, чем нужно, чтобы отступить, дольше, чем нужно, чтобы сгладить ситуацию натянутым смехом, за которым мы могли бы спрятаться и сказать себе, что это ничего не значит, что это всего лишь украденный момент, который скоро забудется с первыми лучами солнца.
– Тогда делай что угодно, – шепчет она, удерживая мой взгляд. – Делай всё.
Я чувствую себя так, словно в моей груди вспорхнула стая птиц. Чтобы отвлечь себя от неминуемой возможности того, что я открою рот и произнесу эту правдивую, но совершенно обескураживающую фразу, я провожу рукой по ее телу и погружаю пальцы в горячее лоно между ее ног.
– Мокрая, – рычу я, когда Табби выгибается, задыхаясь, ее глаза расширились. Когда я провожу пальцами вверх и глажу ими ее набухший клитор, она стонет.
Это разрушает чары, под которыми я нахожусь. Ее стон ровно за две секунды превращает меня из падающего в обморок Ромео в рычащего пещерного человека.
– Тебе нельзя кончать — приказываю я, скольжу вниз по всей длине ее тела, большими пальцами раздвигаю ее киску так, что обнажается блестящий розовый бугорок наверху, и прижимаюсь к нему ртом.
Я сосу. Жадно.
Табби приподнимается над кроватью. Я прижимаю ее бедра к покрывалу и удерживаю в таком положении, поглаживая языком, посасывая, наслаждаясь процессом и совершенно не заботясь о том, насколько это похотливо и громко звучит в тишине комнаты. Табби сжимает покрывало в кулаках. Все ее тело дрожит под моими руками.
Когда я чувствую, что ее наслаждение достигло пика, когда вижу, что ее мозг напряжен, я поднимаю голову и говорю: – Цветы, Табита, – а затем возвращаюсь к посасыванию.
Она делает долгий прерывистый вдох.
– Girassol10, – шепчет она.
Я понятия не имею, что это значит, и мне всё равно. Здесь, в самой ее сути, она не сладкая, соленая, терпкая и немного похожа на океан или на траву. Траву, пропитанную крэк-кокаином. Это чертовски опьяняет. Я слышу, как глубоко в горле у меня раздаются звериные звуки, словно медведь, погрузившийся в соты по шею.
Легкая дрожь пробегает по ее телу.
– Tulipa11.
Внезапная ослепительная вспышка молнии освещает комнату. Свет мигает, грохот раскатывается по стенам. Я ввожу в нее палец, чувствую, как напрягаются ее мышцы, и добавляю второй палец.
– Orquídea12.
Я легонько тяну зубами за маленькую серебряную серьгу на ее клиторе, погружая пальцы глубже в ее лоно, и сразу же получаю в ответ приятную волну, исходящую от ее бедер, и долгий, низкий стон.
– Íris, jacinto, ervilha doce13, – Табби задыхается, извиваясь.
– Не надо. Кончать.
Она издает тихий, умоляющий звук, ее губы плотно сжаты, грудь поднимается и опускается, таз изгибается в такт движениям моего языка.
Мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не сесть и не погрузить свой пульсирующий член в ее восхитительную киску на всю длину и не начать трахать ее. Я на грани собственного самообладания, наблюдая, как она разваливается на части, ошеломленный ее красотой, смелостью и силой того, как сильно я ее хочу.
Как же сильно я ее хочу.
Ты моя, хочу сказать я, но не могу, потому что это не так.
Я не спеша сосу ее клитор, поднимаю обе руки и крепко сжимаю соски.
– Коннор, – говорит Табби, напрягаясь.
– Да, милая, – шепчу я, наблюдая за ее лицом. Я возвращаюсь к посасыванию.
Она снова произносит мое имя, но звук обрывается на полуслове, когда она вскрикивает. Ее тело напряжено, как струна пианино, руки раскинуты в стороны и всё еще запутаны в куртке.
В конвульсиях, сотрясающих кровать, она кончает мне в рот.
Гремит гром. Сверкает молния. Первые капли дождя начинают тихую барабанную дробь по крыше.
И впервые в своей взрослой жизни я открываю для себя истинное значение слова тоска.
Это – этот момент, это чувство – всё, чего я не осознавал, чего хотел или чего мне не хватало. И осознание того, что именно этого Табби не хочет, причиняет еще большую боль.
По крайней мере, она не хочет дольше, чем на одну ночь.
Табита тихо повторяет: – О Боже, о Боже, о Боже, – всё еще прижимаясь к моему рту, ее пятки впиваются в матрас, руки сжимают покрывало в кулаки, и я больше не могу ждать.
– Мне нужно быть внутри тебя, – говорю я хриплым от желания голосом. Когда она шепчет: – Поторопись, – продолжая двигать бедрами. Я не медлю.
Мой бумажник на тумбочке рядом с кроватью. Я тянусь за ним, нащупываю презерватив и отбрасываю бумажник в сторону. Молниеносно раскатываю презерватив по своему набухшему, ноющему члену. Затем сжимаю его в кулаке, притягиваю Табби к себе, другой рукой обхватывая ее бедро, и просовываю головку между ее влажных складок.
Я опираюсь рукой о матрас рядом с ней. Застонав, она приподнимает бедра, отрывая ягодицы от кровати, хватает меня за задницу обеими руками и втягивает меня в себя. Глубоко.
Скользкий, тугой жар, все еще ритмичные спазмы – я ничего не могу с собой поделать. Из моего горла вырывается громкий, прерывистый стон.
Мы остаемся сцепленными вот так, кажется, целую вечность, подвешенные, неподвижные, пока, наконец, пульсация внутри ее киски не замедляется до остановки, и она откидывается на кровать, увлекая меня за собой.
Я меняю позу, чтобы мне было удобнее прижиматься к ней и находиться внутри нее, убираю волосы с ее влажного лба и целую ее глубоко и проникновенно. Когда я отстраняюсь, Табби смотрит на меня сквозь ресницы.
– Ой, – бормочет она, застенчиво улыбаясь.
Я так чертовски беспомощен и очарован, что с таким же успехом мог бы привязать к спине веревки с двумя ручками, отдать их ей и позволить заставить меня танцевать.
– Ну как? – спрашиваю я.
Ее застенчивая улыбка приобретает оттенок игривости.
– Ммм. Обычно я не целую и не рассказываю. Извини.
– Но для меня ты сделаешь исключение.
Великолепная, растрепанная, раскрасневшаяся Табби говорит: – Хорошо. Для тебя я сделаю исключение. – Она смотрит мне прямо в глаза. Затем тихо добавляет: – Это было приемлемо. Спасибо за службу, солдат.
Я усмехаюсь.
– Приемлемо, говоришь? – Сгибаясь в поясе, я медленно двигаюсь по кругу, чувствуя, как маленькая металлическая серьга упирается прямо в то место, где соединяются наши тела.
Ее веки трепещут, пальцы, всё еще впивающиеся в плоть моей задницы, подергиваются.
– Так очень, очень приемлемо, – выдыхает Табби, изгибаясь.
Наблюдая за ее реакцией, мне хочется большего. Я провожу рукой по ее бедру, чувствуя, как под ней напрягаются ее мышцы, и подтягиваю ее ногу так, чтобы она обхватила меня за талию. Это меняет угол между нами, слегка раскрывая ее и позволяя мне проникнуть глубже. Я двигаюсь вперед и назад, затем снова вперед, поражаясь тому, что она позволяет мне это, и желая, чтобы это никогда не заканчивалось.
Табби, так прекрасно реагирующая на меня, обхватывает меня другой ногой за талию и покачивает бедрами.
– Почти… посредственно, – говорит она, переводя дыхание.
Ощущение того, как она двигается на моем члене, как она руками и бедрами управляет моим телом, чтобы получить удовольствие, такое горячее и потрясающее, что я вздрагиваю.
Табби смотрит на меня темными, полуприкрытыми глазами.
А потом я трахаю ее. Медленно, глубоко, все время глядя ей в глаза. Она смотрит на меня в каком-то затуманенном изумлении, как будто тоже не может поверить, что это происходит.
Это напряженно. Интимно и лично. Тихо, в отличие от биения моего сердца, которое оглушает.
Ее брови сходятся на переносице. Она шепчет: – Lírio14, – и я почти схожу с ума от мужской гордости.
– Уже?
Табби кивает, закусив губу.
– Ты такая чертовски совершенная. – Мой голос хриплый, слова вырываются из меня против моей воли. – Милая. Я хочу… Я…
Табби целует меня, проглатывая мои слова и эмоции, которые угрожают захлестнуть меня с головой.
Со мной никогда такого не было, чтобы физическое удовольствие от секса затмевалось невероятным накалом чувств. Часть меня надеется, что это больше никогда не повторится. Я солдат. Наемник. Морской пехотинец с двадцатью тремя подтвержденными убийствами. И всё же с ней я слаб, как новорожденный младенец.
Она издает нечленораздельный звук удовольствия, скользит руками по моей спине, и внезапно я понимаю, что мне нужно нечто большее.
Увлекая ее за собой, я перекатываюсь на спину. Табби устраивается на мне, на мгновение удивленно моргая, прежде чем посмотреть на меня сверху вниз с улыбкой.
– Лень одолела? Или просто выдохся? Я знаю, что в твоем почтенном возрасте…
– Я хочу видеть твое лицо. Хочу видеть всё. Хочу, чтобы ты оседлала меня и снова кончила, пока я буду смотреть, как ты это делаешь.
Я стягиваю куртку с ее плеч, позволяя той упасть на пол. Теперь Табби полностью обнажена, сидит на мне верхом, ее длинные волосы касаются груди, а округлые бедра согревают мои руки. Она смотрит на меня своими пронзительными глазами, и я знаю, что она видит больше, чем мне бы хотелось, потому что ее улыбка медленно угасает.
Шум бури за окном становится громче. Ветер свистит в кронах деревьев.
Табита обхватывает мои запястья руками, скользит ими вверх по телу к своей груди. Серебряные колечки в ее сосках мерцают, отражая свет. Я обхватываю обе ее груди руками, мягко сжимаю их, так что они вываливаются наружу, и она вздыхает.
Я бы убил человека, чтобы услышать этот вздох еще раз.
– Табита, – рычу я, и она шевелится.
Плавное движение, скольжение и легкая, грациозная гибкость – ее тело начинает двигаться поверх моего. Удовольствие невероятно острое. Я смотрю на ее искусанные губы, розовые щеки и румянец на груди и борюсь с желанием жестко войти в нее и заставить издавать эти распутные стоны. Я хочу, чтобы она сама задавала темп, находила свой ритм, используя меня как камертон, чтобы найти идеальную ноту, на которой ее тело запоет.
Ритм, который она находит, мучительно медленный, с едва заметными скользящими движениями, от которых я уже через несколько секунд начинаю тяжело дышать и потеть. Я поглаживаю ее затвердевшие соски большими пальцами, и она вознаграждает меня таким сладострастным стоном, что я едва не кончаю.
Когда я касаюсь большим пальцем ее клитора, Табби стонет громче.
Мгновение спустя, еще быстрее раскачиваясь на моем члене, она шепчет что-то по-португальски.
У меня дикая улыбка.
Приемлемо, черт возьми.
– Почувствуй мой член глубоко внутри себя, милая. Почувствуй, какой я твердый для тебя. А теперь скажи, что тебе это нравится.
Ее груди подпрыгивают. Губы приоткрываются. Она говорит, задыхаясь: – Ты знаешь, что нравится.
– Скажи это.
Табби стонет, запрокинув голову. Я поглаживаю ее клитор двумя пальцами, потягивая за пирсинг. Она вздыхает, и всё ее тело вздрагивает.
Я тяжело дышу: – Поговори со мной, милая. Скажи мне… скажи мне, что ты чувствуешь.
Короткое молчание, более быстрые покачивания, напряжение в ее теле нарастает, пока она не выпрямляется, а затем слова вырываются из нее почти бессвязным потоком.
– Боже, ты такой твердый и большой. Это так чертовски приятно. Боже, Коннер, мне это нравится. Пожалуйста, никогда не останавливайся!
ДА. Ощущение, которое проносится по моему телу, – одно большое, эпическое да.
Я перекатываю Табби на спину, беру ее лицо в ладони, крепко целую и толкаюсь в нее.
Глубоко.
Постанывая мне в рот, она обнимает меня за шею, закидывает ноги мне на спину и двигается в идеальном ритме с каждым моим толчком.
И я пропадаю. Я полностью уничтожен. Сдержанность, которую я так тщательно сохранял, исчезает. Я становлюсь рабом ощущений, инстинктов. Какой-то частью своего мозга я слышу издаваемые мной звуки, звериное рычание и стоны, но мне всё равно. Отчасти потому, что Табби издает те же звуки, но в ее исполнении они невероятно сексуальны, невероятно прекрасны.
Она звучит, имеет вкус и ощущается как произведение искусства, она пахнет как рай, трахается как одержимая, и она самая совершенная женщина, которую я когда-либо встречал за все время своего существования на этой планете.
Моя последняя связная мысль: Я в полной заднице.
Ее киска сжимается вокруг моего члена один раз, потом еще. Ее тело напрягается. Табби резко втягивает воздух через нос. Я провожу рукой по ее ягодицам, нахожу тугой, сморщенный бутончик между ними. Когда я глажу его, она вздрагивает и издает звук, похожий на мольбу.
Я слегка надавливаю. Ее тело раскрывается мне навстречу. Я надавливаю сильнее, погружая палец по костяшку, и Табби сжимается вокруг моего члена.
Я пытаюсь удержаться, отчаянно желая испытать всё это еще хоть раз, потому что знаю, что завтра всё это исчезнет, но мое тело безжалостно подталкивает меня к мучительному финалу, и всё, что я могу сделать, – это беспомощно плыть по волнам удовольствия, которые накрывают меня, разбиваются и уносят в небытие под раскаты грома в ушах и сдавленный крик ее имени на моих губах.








