Текст книги "Порочное влечение (СИ)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Лицо Коннора краснеет. Вместо того, чтобы смутиться, я забавляюсь.
– Что ты сказал мне в отеле, Коннор? Ах да, великие умы мыслят одинаково. Полагаю, вы двое окончили одну и ту же школу обаяния?
Райан кивает.
– О да. Мы пара настоящих очаровательных ублюдков. Спроси любого. – Он замечает женщину, которая проходит через раздвижные стеклянные двери в вестибюль и оглядывается через плечо, чтобы посмотреть на него и Коннора. Райан снова широко улыбается. – Видишь? Вот и доказательство. – Он поворачивается ко мне и игриво шевелит бровями.
Я закатываю глаза.
– Как будто тебе двенадцать.
– Ты слишком высокого мнения о нем, – сухо замечает Коннор.
– Ладно. Теперь, когда мы выяснили, что мои няньки – худший в мире водитель и похотливый двенадцатилетние подросток, могу я, пожалуйста, пойти в свою комнату и немного поспать?
Брови Райана сходятся на переносице.
– Похотливый? Ты, наверное, хотела сказать «красивый»?
Глаза Коннора на мгновение закрываются.
Райан ведет себя оскорбленно.
– Эй, не надо так делать, босс, по крайней мере, я не худший водитель в мире. – Когда он подмигивает мне, я думаю, что он, возможно, становится одним из моих любимых людей.
Это короткий список.
– Тогда пошли. – Коннор протягивает руку. – После тебя, Табби.
Когда мы входим в вестибюль, Райан говорит Коннору: – Я буду здесь, если понадоблюсь. – Он подходит к дивану и устраивается поудобнее, положив ноги на стеклянный кофейный столик. Консьерж смотрит на него, поджав губы, и осуждает его за то, что он пользуется их мебелью, как будто это студенческое общежитие, но, когда Райан замечает его взгляд и поднимает брови, консьерж фыркает и отводит глаза.
Я получаю еще один подмигивающий взгляд от Райана. Качая головой, Коннор ведет меня к лифтам.
– Ты и близко не подойдешь к моей комнате, – натянуто говорю я, – так что даже не думай.
Коннор нажимает пальцем на кнопку вызова лифта. У него на челюсти бешено дергается мышца. Он не произносит ни слова, просто молча стоит рядом со мной, пока не приезжает лифт и мы не заходим внутрь.
– Какой этаж? – спрашивает он.
– Восьмой.
Он нажимает на кнопку. Двери закрываются. Как только кабина начинает подниматься, Коннор нажимает на кнопку «Стоп», и лифт резко останавливается.
– Что за…
– Прости, – цедит он сквозь зубы, подходя ко мне. Он загораживает собой дверь. Я быстро отступаю и упираюсь в зеркальную стену. Чтобы остановить его, я упираюсь рукой ему в грудь и сгибаю локоть.
– Не смей, – говорю я сквозь стиснутые зубы, глядя на него снизу вверх.
Коннор смотрит на меня в ответ с огнем в глазах. Каждый сантиметр его тела напряжен.
– Мне очень жаль, – повторяет он хриплым голосом. – Но ты так много скрываешь, и мне приходится узнавать о твоем дяде и о том, что ты жила с Сёреном, из вторых рук. Ты не хочешь быть со мной честной. Как я должен был отреагировать?
– Я была честна с тобой, – возражаю я, слыша, как натянуто звучат слова, потому что моё горло сжимается от эмоций. – Может, я и совершила много дерьмовых поступков, но я не лгунья!
Коннор моргает. Его темные брови сходятся на переносице.
– Ты не совершила ни одного дерьмового поступка.
– Ты меня не знаешь, – шепчу я.
– Знаю.
– Нет, ты…
– Ты живешь одна, – перебивает он. – Никому не доверяешь. Твоя единственная подруга – пятнадцатилетняя девочка, которая напоминает тебе саму себя: умную, странную и одинокую. До этого твоей единственной подругой была женщина, вся личность которой была создана… тобой. Потому что она тоже была такой же, как ты, совершенно одинокой в мире, обиженной и непонятой, и, помогая ей, ты делала то, на что никто никогда не находил времени. И я подозреваю, что всё это из-за Сёрена, потому что ты так и не преодолела то, что было между вами. Потому что он каким-то образом научил тебя, что доверие хуже всего остального.
Он делает паузу.
– Я прав?
Я проглатываю комок в горле. Рука, которой я упираюсь в его грудь, начинает дрожать.
Голос Коннора смягчается, как и его глаза.
– Всё наоборот. Доверие важнее всего остального. Райан, этот болван внизу… Я бы доверил ему свою жизнь. Я бы принял пулю вместо него. Мы готовы на всё ради друг друга. На всё.
Он протягивает руку, нежно убирает прядь волос с моей щеки и берет мое лицо в ладони.
– Я хочу этого же и для нас.
Я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос не дрожал.
– Ты довольно быстро продвигаешься, солдат. Сначала хотел провести со мной одну ночь, потом – неделю, а теперь ты готов довериться мне настолько, что это может стоить тебе жизни? – Мой тихий смех звучит сдавленно. – Думаю, ты выбрал не ту девушку.
– Это не так. – Он обхватывает мое лицо обеими руками и заставляет меня посмотреть ему в глаза. – Ты можешь мне доверять, Табби. Я не такой, как он. Я никогда не буду тебе лгать. Никогда не подведу тебя, когда ты будешь во мне нуждаться. Я могу раздражать тебя до чертиков и время от времени говорить или делать что-то глупое, потому что я парень и иногда мы ведем себя как идиоты, но, если ты этого хочешь, я отдам тебе все свои силы, буду прикрывать твою спину и на все сто процентов буду тебе предан.
Его глаза сияют так ярко, что кажутся нереальными.
– Я хочу, чтобы ты мне доверяла.
Я не могу дышать. У меня перехватило горло. В глазах стоят чертовы слезы! Мне хочется дать себе пощечину.
– Ты просто пытаешься со мной переспать.
Коннор улыбается.
– Можешь ли ты винить меня в этом? Посмотри на себя, детка.
– Я не детка!
Его улыбка становится шире.
– Хорошо. Сладкая? Солнышко? Ангел?
Я встряхиваю головой, чтобы прийти в себя, и отталкиваю его. Коннор отступает, отпуская меня. Он не пытается снова подойти ближе, просто продолжает смотреть своими теплыми, прекрасными глазами.
Глазами, в которые я, если не буду осторожна, упаду так глубоко, что никогда не смогу выкарабкаться.
– Поехали. – Я скрещиваю руки на груди и смотрю на раздвижные двери.
После минутного молчания Коннор говорит: – Хорошо. – Он снова нажимает кнопку «Стоп», и кабина приходит в движение. Мы стоим молча, и мое сердце бешено колотится. Когда лифт останавливается на моем этаже и двери открываются, Коннор зловеще добавляет: – Но этот разговор еще не окончен. И помни, я – не он.
Он выходит из лифта и идет по коридору.
ДЕВЯТНАДЦАТЬ
Табби
Когда я просыпаюсь, на улице темно, и я понятия не имею, где нахожусь.
Я резко сажусь в кровати. Мне требуется мгновение, чтобы узнать незнакомую комнату, и чтобы сердце замедлило бег с галопа до рыси. Я провожу руками по волосам, тру глаза, встаю, иду в туалет и чищу зубы. Когда мой желудок начинает сердито урчать, я понимаю, что голодна. Кажется, я откусила всего один или два кусочка от сэндвича в столовой на студии, прежде чем от слов Гарри у меня скрутило живот и пропал аппетит.
Я заказываю доставку еды и напитков в номер, а затем принимаю душ, гадая, где Коннор. Он оставил меня у моей двери, пообещав, что, если я попытаюсь сбежать, он найдет меня, а потом я захлопнула дверь у него перед носом. Судя часам, это было шесть часов назад.
Шесть часов метаний, обливания потом и кошмаров, которые, как я думала, остались в прошлом.
Но нет. Как только ужас впивается в тебя своими когтями, он уже не отпускает. Мне следовало быть умнее.
Я надеваю халат – один из тех пушистых белых махровых халатов, которые совершенно непрактичны, но очень удобны – включаю телевизор и жду, когда принесут еду в номер.
Когда я слышу шум за дверью, пересекаю комнату и открываю ее.
И обнаруживаю Коннора спящим сидя на полу.
Он сидит прямо, прислонившись спиной к стене, руки свисают над согнутыми коленями, голова опущена, дышит ровно. Я не знаю, стоит ли мне разбудить его или вернуться в номер и вызвать охрану отеля. Было бы забавно посмотреть, как он попытается объясниться.
Не двигаясь, Коннор говорит: – Если ты меня ударишь, я перекину тебя через колени, женщина.
Его голос хриплый со сна, низкий и невероятно сексуальный.
Раздражающе сексуальный.
– Принцесса, – импульсивно говорю я.
Коннор поднимает на меня взгляд и несколько раз медленно моргает.
– Ни женщина, ни детка, ни сладкая, ни какой-либо другой дряни. И особенно не сладкие щечки. – Я чувствую, как краснею. – Мне нравится «принцесса», потому что в этом есть ирония. Понятно?
Уголки его губ приподнимаются в улыбке. Он кивает. Ему нужно побриться и причесаться, но он все равно выглядит таким чертовски красивым, что мне становится жаль остальных мужчин на земле.
А потом мне становится жаль себя. Я начинаю понимать, как сильно мне будет больно, когда всё это закончится.
В конце коридора открывается лифт. Официант в униформе выходит, толкая тележку на колесиках. Я поднимаю руку и машу.
– Я здесь!
Парень – загорелый, с улыбкой на лице, похожий на начинающего актера – машет в ответ. Не успеваем мы опомниться, как Коннор вскакивает на ноги. Он потягивается, подняв руки над головой. Его черная футболка настолько плотно облегает тело, что сквозь нее видны все рельефные очертания мышц живота.
Сквозь нее я вижу его соски.
Я ловлю себя на мысли, что у меня внезапно начинает слюнки течь при одной только мысли о еде.
– У нас для вас много чего есть, мисс, – жизнерадостно говорит официант. Он бросает взгляд на Коннора и резко останавливается. – Может, мне поставить это внутри?
Я замечаю, что Коннор с вожделением смотрит на тележку. Из-под серебряных крышек доносится восхитительный аромат: чизбургер и картофель фри, куриные крылышки, макароны с сыром, начос и многое другое. Я не могла решить, чего хочу, поэтому заказала всё, что выглядело аппетитно.
Этого более чем достаточно для двоих.
Я жестом приглашаю официанта войти.
– Да, пожалуйста. На кофейном столике будет нормально. – Когда он проезжает мимо меня в комнату, я вздыхаю и затягиваю пояс на халате. – Ладно, солдат, можешь зайти на минутку. Но только чтобы поесть, хорошо?
Коннор смотрит на меня из-под ресниц.
– Понял.
Понятия не имею, как ему удается придавать этому такой зловещий оттенок. Я решаю держаться от него как можно дальше и выпроводить его как можно скорее, потому что, судя по тому, как от его взгляда по моему телу пробегает дрожь, я рискую принять неверное решение, если он пробудет здесь слишком долго.
Еще одно неправильное решение.
Черт.
Официант ставит еду, столовые приборы и графин с водой на кофейный столик, а затем просит меня подписать счет. Он уходит, тихо закрыв за собой дверь, и мы с Коннором остаемся одни.
– Где ты хочешь меня видеть? – спрашивает Коннор.
Я знаю, что это только в моем воображении звучит сексуально, потому что он не делает ничего даже отдаленно намекающего, но, черт возьми, моя вагина словно кричит: «Сюда, здоровяк!»
– За столом, – выпаливаю я слишком громко.
Коннор странно смотрит на меня. Не обращая на это внимания, я беру тарелку, наливаю стакан воды и сажусь на стул в другом конце комнаты, на безопасном расстоянии. Понаблюдав за мной, Коннор берет себе тарелку с едой, садится за стол и начинает есть.
Я снова замечаю, насколько он элегантен для мужчины его комплекции. Он ест с безупречным самообладанием, почти по-королевски. Он так же ходит – легко, плавно, экономно, с невероятной грацией. Обычно крупные мужчины шумно передвигаются, громко едят и занимают слишком много места. Коннор тоже занимает много места, но именно его присутствие – тихое и напряженное, опасное и спокойное – а не громкая, высокомерная развязность привлекает к нему внимание.
Я много раз видела, как это происходит. Когда Коннор находится в комнате, все взгляды инстинктивно устремляются на него, даже если он просто сидит и молчит.
Он замечает, что я наблюдаю.
– Ты меня смущаешь, принцесса.
Я краснею и опускаю взгляд в свою тарелку.
– Есть новости от О’Доула?
Он делает вид, что не замечает моей неловкой смене темы.
– Я связывался с ним около часа назад. Всё тихо. Миранда назначила пресс-конференцию на завтрашний вечер, на пять часов. Слухи уже распространились по всему интернету. Предположения сводятся к двум вариантам: ее отставка или серьезный взлом.
Я испытываю облегчение как из-за того, что Сёрен пока не предпринял никаких действий, так и из-за слухов. Я знаю, что они ему понравятся.
Она поступила мудро, сделав это позже, а не утром. Насколько я знаю Сёрена, Миранда просто подарила нам еще один день. Он не захочет ничего делать, пока не увидит шоу.
Пока мы доедаем, телевизор составляет нам компанию. Присутствие Коннора не так смущает меня, как я думала, и постепенно я начинаю расслабляться.
Затем, ни с того ни с сего, он говорит: – Когда мне было четырнадцать, мой брат Майки умер.
Я в испуге поднимаю глаза. Коннор смотрит в свою тарелку.
– Упал с дерева на нашем заднем дворе. Дерево было не таким уж высоким, но это не имело значения. Майки было пять лет. Совсем малыш. Я был самым старшим. Из шести детей, все мальчики, моя бедная мама. Так или иначе, после этого у меня развился страх высоты. – Он щелкает пальцами. – Это совершенно иррационально, я даже не был рядом с Майки, когда это случилось, не видел, как он упал, ничего. Но со дня похорон брата я не мог находиться нигде, где бы мои ноги не касались твердой земли. У меня кружилась голова, когда я поднимался по лестницам. Мне казалось, что мое сердце разорвется. Это было чертовски неудобно, потому что моя спальня находилась на втором этаже нашего дома. Я даже плакал, когда отец заставлял меня подниматься на чердак за рождественскими украшениями.
Я поражена.
– Ты? Плакал?
Коннор пожимает плечами.
– Это не то, чем стоит гордиться, но да. Я хочу сказать, что понимаю. Страдать из-за того, что ты не можешь контролировать, из-за того, что ты узнал от других.
Он смотрит на меня. Его взгляд проницателен.
– Я говорю о твоей аэрофобии.
Я не знаю, что сказать. Его признание и то, к чему всё идет, настолько неожиданны, что я буквально потеряла дар речи.
Коннор вытирает рот салфеткой, бросает ее на тарелку и встает. Когда он смотрит на меня, в его взгляде читается сочувствие.
– Я так пытаюсь сказать, что выход есть.
Это опасная тема. Но через мгновение любопытство берет верх над моими сомнениями.
– И какой же?
Когда я растерянно моргаю, он уточняет.
– Препятствие – это путь. То, что тебя беспокоит, – это и есть лекарство. Нельзя убежать, обойти или перепрыгнуть. Нельзя уклоняться. Уклонение – это просто гарантия того, что ты никогда не добьешься успеха. Ты должна пройти через свой страх. Само препятствие – это путь.
Мое сердце вытворяет что-то странное у меня в груди.
– Ты хочешь сказать, что я должна взять себя в руки, надеть трусики для взрослых и сесть в самолет.
– Я говорю, что единственный способ сбросить груз с плеч – это показать судьбе средний палец и послать ее к черту. Я знаю, что ты способна на это.
Показать судьбе средний палец.
Я долго изучаю его лицо в напряженной тишине, прежде чем снова заговорить.
– Значит, это помогло тебе справиться с боязнью высоты?
Коннор медленно отходит от стола. Смотрит на кровать, а затем быстро отводит взгляд, почти виновато, как будто поймал себя на чем-то плохом. Взволнованный, он начинает расхаживать взад-вперед по комнате.
Я не могу не думать о льве, расхаживающем по своей клетке.
– Мой отец – владелец ранчо в Техасе, который разводил лонгхорнов22 и продолжает это делать, – сказал, что ни один из его сыновей не станет мягкотелым нытиком, поэтому он фактически заставил меня пойти в морскую пехоту. И, черт возьми, хорошо, что он это сделал, потому что к семнадцати годам я уже ехал на экспрессе в исправительную систему Соединенных Штатов. Так что мне пришлось разбираться со своими проблемами. Военным нет дела до твоих милых маленьких фобий. Ты должен взобраться по этой веревке, вскарабкаться на эту стену, ты учишься быть членом команды, лидером и примером для других, несмотря ни на что. Или ты вылетишь. С позором.
Он смотрит на меня, а затем тяжело вздыхает и продолжает:
– И хотя я был твердолобым маленьким ублюдком, даже в семнадцать лет я знал, что лучше умру, чем буду опозорен. Так что дело было не только во мне и моем страхе. Дело было в том, чтобы мой отец гордился мной. Чтобы мои братья гордились мной. Чтобы я чтил память о Майки, а не позволял ей калечить меня.
Справившись со своим шоком, я тихо говорю: – Коннор. Это так… красиво.
– Спасибо, – хрипло говорит он.
А потом, кажется, никто из нас не знает, что сказать, потому что мы просто смотрим друг на друга в неловком молчании.
Наконец я набираюсь смелости и спрашиваю: – Но ведь на самом деле ты говоришь не о моей аэрофобии, верно?
– Ты сказала мне кое-что в машине по дороге сюда, что запало мне в душу. После того, как я рассказал тебе историю о герое и принцессе, помнишь?
Когда Коннор снова смотрит на меня, я киваю.
– Ты сказала: «Настоящий герой научил бы принцессу, как спастись самой». Я посчитал, что это очень мудро. И не мог перестать думать об этом. – Его голос становится грубым. – О тебе. О том, что это могло бы значить для тебя, если бы я мог… помочь тебе спасти себя.
В комнате больше нет воздуха. Дышать нечем. Когда я опускаю взгляд на свои руки, они дрожат.
Коннор тихо чертыхается.
– Прости. Я знаю, ты не хочешь говорить о нем…
– Всё в порядке. Ты был честен. – Я поднимаю взгляд и встречаюсь с ним глазами. – Просто… некоторые вещи не стоит произносить вслух. Вызывать старых призраков опасно. Никогда не знаешь, чего они могут захотеть от тебя в обмен на то, что ты потревожил их покой.
Коннор выглядит обеспокоенным этим, но ждет, скажу ли я что-нибудь еще. Я так много должна ему рассказать, но не могу. Но он заслуживает, по крайней мере, какого-то объяснения, и поэтому я пытаюсь.
Я встаю со стула, подхожу к окну, смотрю на улицу, крепко обхватив себя руками, и тяжело вздыхаю.
– В моей голове есть маленькая черная коробочка, в которой я храню все воспоминания о том годе, что я прожила с Сёреном. Этому трюку я научилась. Компартментализация, как назвал это мой психотерапевт. Эта коробочка нужна для моей безопасности. Она заперта на большой металлический замок и стоит в темном углу, покрытая слоем пыли толщиной в несколько дюймов. Внутри коробочки – монстры. – По мере того, как я говорю, мой голос становится всё более сдавленным. – Я не могу открыть эту коробку, Коннор. Даже для тебя. Но я скажу тебе вот что.
Я дважды сглатываю, прежде чем могу продолжить.
– Я ни о чем тебе не лгала. Да, я кое-что скрываю, но только для того, чтобы защитить себя, а не чтобы обмануть тебя. И я не… – Мой голос понижается до шепота. – Я не хочу, чтобы ты знал всю эту грязь. Особенно сейчас.
Я слышу, как он подходит ко мне сзади. Вижу его отражение в стекле. Он так близко, что я чувствую тепло, исходящее от его тела.
– Почему именно сейчас?
Мой смех тихий и отрывистый.
– Ты знаешь почему.
Когда я чувствую, как его руки нежно ложатся мне на плечи, я не отстраняюсь. Затем он прижимается губами к моему уху и произносит низким, сексуальным голосом: – Потому что ты влюбляешься в меня.
– Не льсти себе! – Я усмехаюсь, но от его слов у меня перехватывает дыхание.
Коннор запускает пальцы в мои волосы, сжимает их в кулак и мягко тянет, так что моя голова запрокидывается.
Он шепчет: – Я не такой, – и целует меня.
Этот поцелуй другой. Он так не похож на всё, что было между нами раньше. Он не требовательный, а бесконечно щедрый, нежный и сладкий, наполненный невысказанными обещаниями.
– Я хочу, чтоб ты мне доверяла.
Пораженная волной эмоций, поднимающихся внутри меня, я отстраняюсь, но Коннор разворачивает меня, прижимает к себе и снова целует. Его сильные руки крепко обхватывают мое тело.
– Я твой на тысячу процентов.
Я хочу ударить его в грудь, но мои руки зажаты между нами, и они не хотят бить – они хотят обвиться вокруг его плеч и никогда не отпускать.
– Я никогда не подведу тебя, когда ты будешь нуждаться во мне.
Когда я издаю отчаянный стон, Коннор прерывает поцелуй, но продолжает крепко обнимать меня, прижимает так близко, что я чувствую биение его сердца, такое же, как мое.
– Вот почему ты так злилась на меня в кафетерии, – грубо говорит он, тяжело дыша. – Вот почему ты всегда так злишься на меня. Потому что я продолжаю причинять тебе боль. И я не смог бы этого сделать, если бы тебе было всё равно.
Он снова целует меня, но на этот раз более грубо, с необузданными эмоциями. Я отступаю назад, и мы врезаемся в стол, отчего лампа дребезжит, а затем падает на пол. Коннор наклоняется вперед. Я вынуждена отступить. Я инстинктивно поднимаю ногу, чтобы удержать равновесие. Мой халат сползает с обнаженного бедра.
Его рот горячий и восхитительный, а язык точно знает, что делать. Хотя я ненавижу себя за это, мое тело, как всегда, реагирует на его прикосновения, и я позволяю поцелую длиться дольше, чем следовало бы, просто потому что это так приятно.
Коннор тихо стонет мне в рот. Подхватив одной рукой под ягодицы, он поднимает меня и усаживает на стол. Теперь мои бедра обвивают его талию, халат сполз, одна его рука зарылась в мои волосы, а другая впивается в ягодицы. У меня кружится голова, так кружится, что мне кажется, будто комната начала вращаться.
Моя голова запрокидывается. Я хватаю ртом воздух. Он прижимается губами к моей шее, посасывая и покусывая с такой силой, что становится больно. Я вздрагиваю от удовольствия, и мои губы приоткрываются в стоне.
Коннор распахивает на мне халат.
Пробормотав проклятие, он берет мою грудь в руку и посасывает мой твердый сосок.
Выгибаясь, я вскрикиваю. Одним быстрым движением он проводит рукой по столу позади меня, сбрасывая телефон, стопку журналов и стакан, наполненный ручками. С грохотом они падают на пол вслед за лампой. Коннор укладывает меня на стол на спину. Он жадно ласкает мою грудь, переходя от одной к другой, посасывая, облизывая, покусывая и издавая голодные, мужские стоны, как будто он разрывает стейк.
Откуда-то издалека я слышу, как произношу его имя. Мои пальцы вплетаются в его волосы. Бедра беспомощно покачиваются.
Затем он закидывает мои ноги себе на плечи, прижимается лицом к моим бедрам и начинает ублажать меня.
Со мной происходит нечто такое, чего никогда раньше не случалось.
Мой разум отключается.
Это не захлопнутая дверь и не темнота, похожая на задернутую занавеску на окне. Это освобождение, как когда ты выпускаешь что-то тяжелое из рук.
– Трахни меня, – требую я. – Сейчас.
Коннор отрывает взгляд от моих дрожащих бедер и облизывает свои полные губы. Его черные глаза похожи на глаза животного.
– У меня нет презерватива.
– Я чиста. А ты?
– Как стеклышко, принцесса. – Затем он выпрямляется, расстегивает молнию, высвобождает свой напряженный член и погружается в меня.
Я вскрикиваю и хватаюсь за край стола, чтобы не упасть, когда Коннор начинает входить в меня. Его руки лежат на моей заднице, а взгляд устремлен мне в лицо. Эти черные звериные глаза смотрят на меня так, словно хотят поглотить.
– Сними одежду.
Он на долю секунды замирает, чтобы подчиниться, одной рукой хватает свою черную футболку за ворот и стягивает ее через голову. Коннор отбрасывает ее в сторону, и я любуюсь его бронзовой кожей, рельефным прессом и бицепсами, которые напрягаются и выпирают, когда он снова начинает двигаться. При каждом движении его жетоны сверкают на свету.
– Ты прекрасен, морпех, – сокрушенно говорю я.
Он выдыхает: – Я весь твой, принцесса.
С болезненным треском мое сердце распадается на миллион острых осколков.
Мир исчезает, оставляя лишь ощущения. Его тело прижимается ко мне, его тепло, вес и запах, звук нашего прерывистого дыхания, плоть к плоти, жалобный стон стола подо мной.
Вкус всего, чего я никогда не смогу попробовать, горько-сладкий на моем языке.
С беспомощным криком капитуляции я закрываю глаза и исчезаю.
