Текст книги "Порочное влечение (СИ)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
СЕМЬ
Табби
В пять утра я наконец-то прекращаю борьбу с бессонницей и встаю с постели.
Я отправляюсь на пробежку, пытаясь выбросить из головы все мысли о прошлом и сосредоточиться на текущей задаче. Найти Сёрена Киллгаарда. Или, точнее, заставить его найти меня. Это будет нетрудно. Но Коннору не понравится то, что я задумала.
Не то чтобы я собиралась рассказывать ему, в чем дело.
Есть только одна вещь в этом мире, которую я ценю больше, чем свою личную жизнь, и это мое здравомыслие. Мне потребовались годы, чтобы восстановить душевное равновесие после того, что произошло между мной и Сёреном. Годы терапии заставили меня по-новому взглянуть на себя и на то, как я устроена, но Коннору Хьюзу понадобился всего один вечер, чтобы свести на нет всю эту работу.
Ему потребовался всего один поцелуй, и я была уничтожена.
На глазах у всех в этом ресторане, на глазах у этих двух нелепых, жеманных девиц, которые пялились на него из-за барной стойки, он потерял самообладание.
И он мне даже не нравится.
Я этого не понимаю. В этом нет никакого смысла. Нет никакой логики в том, что произошло с моим телом, когда Коннор поцеловал меня, в том электризующем удовольствии, которое я почувствовала до самых кончиков пальцев. Это был всего лишь момент абсолютного безумия, но я была потрясена до глубины души и до сих пор не могу прийти в себя.
– Дура, – бормочу я и двигаю руками и ногами быстрее, доводя себя до изнеможения, пока не покрываюсь по́том.
К тому времени, когда я возвращаюсь в отель, уже встает солнце, щебечут птицы, и у меня немного меньше желания отрывать кому-то голову. Я обхожу здание сзади, минуя главный вестибюль, потому что задняя лестница ведет прямо в мой номер, и прохожу мимо бассейна. Кто-то тоже не спит и плавает кругами мощными, эффективными гребками, от которых на поверхности почти не остается ряби.
Когда пловец поднимается по ступенькам бассейна и выныривает из воды, я останавливаюсь как вкопанная.
Это как порно. По-другому это не описать. Было бы еще совершеннее, если бы я смотрела это в замедленном режиме, а на заднем плане играл бы дрянной саундтрек.
Пловец очень мускулистый, широкий в плечах и спине, но с узкими бедрами, которые подчеркивают объем его верхней части тела. На человеке менее пропорционального телосложения значительная мышечная масса заставила бы его выглядеть толстым и нескладным, но благодаря его росту и узкой талии он выглядит гармонично. Сила, идеально сочетающаяся с грацией.
Вода ручейками стекает по загорелой коже, струится по его спине и ногам. Мокрые черные плавки обтягивают его невероятно идеальную задницу. Даже его босые ноги идеальны, мужественны и смуглы, как орех, на фоне бледного бетонного бортика.
Пловец тянется за полотенцем, небрежно брошенным на один из шезлонгов у бассейна, и начинает вытираться, гибкий, как кошка. Я завороженно наблюдаю за ним. У него нет ни татуировок, ни шрамов, ни заметных волос на теле. Его девственная кожа совершенно безупречна и блестит, как отполированное дерево в утреннем свете.
Мой мозг и мои яичники полностью согласны: этот мужчина потрясающий.
Затем он оборачивается, замечает, что я смотрю на него через кованую железную ограду, окружающую бассейн, и кричит: – Доброе утро, сладкие щечки. Ты рано встала.
Конечно, это Коннор. Вселенная решила, что будет забавно наблюдать за тем, как я борюсь с сексуальным влечением к мужчине, которого большую часть времени хочется ударить. Естественно, когда я не хочу закатывать глаза от отвращения или брызгаться антибактериальным спреем, чтобы не подхватить один из опасных штаммов венерического заболевания, которое он, вероятно, переносит.
То, как кровь приливает к моему лицу, на самом деле приносит облегчение, потому что это отводит часть крови, которая пульсировала у меня между ног.
– Доброе утро, морпех, – холодно говорю я. – Только что вернулся из стрип-клуба? Понадобилось немного хлорки, чтобы избавиться от всего этого радужного блеска и духов из дешевого магазина?
Он улыбается, набрасывает полотенце на плечи и неторопливо подходит ближе к забору. Свет падает на серебряную цепочку у него на шее, отражаясь от жетонов. Я стараюсь не смотреть на его живот, потому что почти уверена, что у него кубики пресса, и мне не хочется пялиться.
Еще больше, чем уже пялюсь.
Не обращай внимания на его торчащие соски, не смотри, какие они идеальные, и на всей его великолепной груди нет ни единого выбившегося волоска.
С внутренней стороны забора посажен бордюр из низких кустарников. Коннор останавливается прямо перед ним. Он проводит рукой по своим мокрым волосам, откидывая их с лица. Я подавляю желание рассмеяться, потому что это простое движение невероятно эротичное, а я – самая большая идиотка на свете.
Его взгляд скользит по всему моему телу, по моей пропитанной потом футболке и маленьким нейлоновым шортам для бега. Его улыбка гаснет. Мускул на его челюсти напрягается. Другим тоном, чем несколько мгновений назад, он говорит: – Мы должны быть в пути в течение часа. Я говорил с Мирандой. Она ожидает нас к…
– Я буду готова, – произношу я равнодушно. – Встретимся у машины через тридцать минут. – Я поворачиваюсь и ухожу, пытаясь убедить себя, что действительно не чувствую тяжесть его взгляда на своей спине, пока иду.
***
Я резко просыпаюсь ближе к вечеру от боли в шее и учащенного сердцебиения. Мне снилось, что я падаю с огромной высоты, ледяной ветер рвет мою одежду и треплет волосы, а воздух такой разреженный, что поглощает мои крики, как только они слетают с моих губ.
– Ты дергаешься во сне, как собака, – говорит Коннор с водительского сиденья.
Я бормочу: – Мне приснился кошмар. Мне снилось, что я – это ты.
Он усмехается.
– Оу. Я тебя уже раздражаю? Ты только что открыла глаза.
– Ты раздражаешь меня, даже когда дышишь. Где мы?
– Недалеко от Альбукерке.
Я удивлена.
– Уже в Нью-Мексико? Мы неплохо продвигаемся.
Я тут же сожалею об этом, когда Коннор улыбается и говорит: – Конечно. Я же за рулем.
– Боже. Жаль, что высокомерие не причиняет боли.
Еще одна ошибка, потому что это заставляет Коннора громко рассмеяться.
Я выпрямляюсь, провожу руками по лицу и делаю глоток воды из пластиковой бутылки, которая стоит в подстаканнике между сиденьями. Сразу после того, как я проглотила воду, я понимаю, что этой бутылки не было, когда я засыпала. Должно быть, ее поставил сюда Коннор.
Для меня?
Он говорит: – Извини, что там нет льда или лимона.
Он вспомнил, что я заказала их к воде в баре в Вашингтоне. Неуверенная, что с этим делать, или в том, что Коннор предвидел, что я, возможно, захочу пить, когда проснусь, я возвращаю бутылку в подстаканник без комментариев.
Проехав еще несколько миль в тишине, я спрашиваю: – Так какой у нас план?
Темные брови Коннора приподнимаются. Он бросает взгляд на меня.
– О, теперь Снежная Королева хочет обсудить планы?
Я испускаю долгий, полный боли вздох.
– Твои родители когда-нибудь просили тебя сбежать из дома?
Он снова смеется. Это громкий, непринужденный смех, глубокий и естественный. Вопреки себе, я улыбаюсь.
– Нет, – говорит он, – хотя я дал им для этого достаточно оснований.
Я заинтригована.
– Правда? Сильный, умный, отважный, популярный герой, звезда собственной сказки, не был идеальным маленьким мальчиком?
– Ты забыла, что он еще и красавчик, – говорит Коннор с невозмутимым видом.
Я выпаливаю в ответ: – Красавчик? Ты выглядишь как на фотографии «до».
Он изображает возмущение.
– Ты что, издеваешься надо мной?
Я улыбаюсь и произношу: – Если бы у тебя был еще один мозг, ему было бы одиноко.
После этого ситуация стремительно выходит из-под контроля, и, хотя мы оба сохраняем невозмутимое выражение лица, это чертовски весело.
– Да, а у тебя такая большая голова, что ты не влезаешь в свои футболки.
– Мы все произошли от обезьян, морпех, но ты продвинулся недостаточно далеко.
– Просто помни, что Иисус любит тебя, сладкие щечки, но все остальные считают тебя занозой в заднице.
– Если бы мозги были динамитом, тебе бы не хватило их даже на то, чтобы высморкаться.
– Хa! Может, если бы ты съела немного своей косметики, то стала бы красивой изнутри.
– Ты когда-нибудь задумывался, какой была бы жизнь, если бы у тебя при рождении было достаточно кислорода?
– Нет, но держу пари, в чем бы ни заключалась твоя проблема, это действительно трудно произнести.
– Звонили из деревни. Они сказали, что скучают по своему дурачку.
– Табби, если бы твое сердце было сделано из шоколада, оно не заполнило бы даже M&M.
– Коннор, если бы я хотела покончить с собой, я бы забралась на вершину твоего эго и прыгнула к твоему IQ.
– Я не родился с достаточным количеством средних пальцев, чтобы дать тебе понять, что я чувствую к тебе.
Отчаянно пытаясь не рассмеяться, я говорю: – Из ста тысяч сперматозоидов ты был самым быстрым?
Коннор смотрит на меня. Ослепительная улыбка расплывается на его лице. Позади него заходящее солнце вспыхивает золотым нимбом вокруг его головы, и он выглядит таким потрясающе красивым, что у меня перехватывает дыхание.
Он говорит: – Земля переполнена. Убирайся к себе домой7.
Наши взгляды встречаются, мы смотрим друг на друга, и я не могу отвести глаза. Его улыбка медленно гаснет. От ощущения, что мы только что съехали с обрыва в прямом и переносном смысле, у меня сводит живот.
Я наконец прерываю зрительный контакт и смотрю в лобовое стекло, усиленно моргая вдаль.
Коннор мне не нравится. Нет. Я отказываюсь в это верить. Он воплощает в себе всё, что я ненавижу в мужчинах.
И всё же…
– Давай поговорим о Миранде, – резко говорю я, глядя на гряду сине-фиолетовых гор, к которым мы направляемся. Их кончики подсвечены заходящим солнцем огненно-красным, как будто их окунули в кровь.
– Хорошо. – Его голос низкий, слегка грубоватый, все поддразнивания исчезли.
– Когда Миранда впервые связалась с тобой по поводу своей ситуации?
Он прочищает горло.
– Я работаю с ней по контракту уже много лет…
– Для обеспечения безопасности?
– Как технический консультант, – говорит Коннор, сжимая руль с такой силой, что мне кажется, он вот-вот сломается. – Трюки, координация сцен боя, обучение актеров обращению с оружием, всё, что связано с военными, где нужен эксперт, чтобы придать фильму реалистичности.
– О. – Я впечатлена. – Звучит круто.
– Так и есть.
Он говорит это без тени сомнения. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не взглянуть на него и уловить его чувства.
– Так что же произошло?
Коннор на мгновение замолкает, постукивая большим пальцем по рулю в беспокойном, отрывистом ритме.
– Несколько недель назад она получила электронное письмо. – Он ненадолго замолкает, беспокойно постукивая большим пальцем по рулю в ритме стаккато. – В нем говорилось, что Миранда должна перевести десять миллионов долларов на счет на Каймановых островах, иначе в сети ее компании произойдет серьезная утечка данных. По сравнению с которой взлом Sony в 2014 году покажется детской забавой.
– Шантаж.
Коннор кивает.
– Необычным было то, что серьезные шантажисты уже располагали информацией, за которую они хотели вымогать деньги. В данном случае это была просто угроза взлома. На самом деле ничего подобного еще не произошло.
– Его гребаное колоссальное эго, – бормочу я, наблюдая, как скалистые вершины гор меняют цвет с красного на фиолетовый.
– Прошу прощения?
Чувствуя начало головной боли, я закрываю глаза и сжимаю переносицу.
– Сёрен. Он хотел предупредить Миранду о том, что ее система будет атакована, чтобы она закрыла все дыры, которые могли быть в сети.
– Зачем ему это делать? Нет смысла заранее предупреждать врага о том, что ты выступаешь.
Я улыбаюсь, но без тени юмора.
– Потому что он не хочет, чтобы это было легко. Сёрен хочет, чтобы это было как можно сложнее, чтобы, когда он победит после справедливого предупреждения, было вдвойне больно.
Тишина, пока Коннор переваривает это. Я открываю глаза, смотрю на него и говорю: – Итак, позволь мне угадать, как всё прошло. Вы не смогли отследить источник электронного письма, потому что для сокрытия IP-адреса использовался анонимный прокси-сервер. Вы не думали, что это была реальная угроза, потому что он не только предупредил о своих намерениях, но и его псевдоним не связан ни с одним известным хакерским коллективом и не был связан с какими-либо предыдущими взломами, высокого уровня или иными. Ну как?
– Пока всё в точку. – Похоже, Коннор смертельно зол.
– Верно. Затем, после того как вы убедились, что в сети нет уязвимостей, и сделали систему более надежной, чем задница девственницы, вы сказали Миранде, что она, скорее всего, имеет дело с любителем и что ей не о чем беспокоиться. А потом он взломал ее сеть. И цена выросла вдвое.
Убийственное выражение лица Коннора говорит мне, что я снова права.
– Как давно это было? – спрашиваю я.
– Четыре дня назад.
– Как тебе удается сдерживать его?
– Миранда говорит ему, что ей нужно собрать деньги, она не так богата.
– Он назначил ей еще один срок?
– Пока нет.
– Произошла ли утечка каких-либо данных, которые он украл?
– Нет.
Хорошо. Значит у нас есть еще немного времени. Я делаю паузу, размышляя.
– Какие данные он украл?
– Электронные письма. Всех, вплоть до стажеров. Информация о зарплате руководителей. Копии неизданных фильмов. Копии сценариев будущих проектов. И исходный код фирменного алгоритма Миранды, InSight. Мы считаем, что это было главной целью.
Я фыркаю.
Нахмурившись, Коннор смотрит на меня.
– Что?
– Его не интересует ее программное обеспечение. Во всяком случае, он, вероятно, посмотрел на него и от души посмеялся.
– Тогда зачем ему его брать?
Я пожимаю плечами.
– Чтобы позлить ее. Чтобы сделать это еще более личным. Она не выполнила то, о чем он просил, и получила пощечину. Сильную. И что было дальше? Вы привлекли федералов?
– Да…
– И подтвердили, что люди, которые прибыли в студию со значками ФБР, на самом деле были агентами ФБР?
– Да.
Похоже, ему неловко от моего вопроса. Подозреваю, что я повторяю некоторые из его худших опасений относительно того, с кем он имеет дело.
– Как?
– У меня есть контакты внутри агентства.
– Будем надеяться, что эти контакты те, за кого себя выдают.
Коннор рычит: – Я знаю их больше двадцати лет, Табби!
– О, пожалуйста. Ты не настолько наивен.
Лицо Коннора вспыхивает. Он поворачивается ко мне со стальным блеском в темных глазах.
– Я служил в корпусе вместе с этими людьми. Я бы доверил им свою жизнь. Они те, за кого себя выдают.
Быстро произведя в уме подсчеты, я меняю тему, потому что любопытство берет верх.
– Сколько тебе точно лет?
Он снова переводит сердитый взгляд на дорогу.
– Больше, чем тебе.
– На сколько больше?
– Больше десяти. Теперь вернемся к теме.
Очевидно, он не собирается разглашать свой точный возраст, но «больше десяти» означает, что ему по меньшей мере тридцать семь или тридцать восемь, в зависимости от месяца, в котором он родился. Я внимательно рассматриваю кожу вокруг его глаз, подбородок, тыльную сторону ладоней. Она вся без морщин и подтянутая, такая же идеальная, какой выглядела в бассейне. Интересно, пользуется ли он специальным кремом, или ему просто генетически повезло, потому что иметь такую великолепную кожу в его преклонном возрасте.
– Боже правый, принцесса, может, уже хватит? – огрызается Коннор, раздражаясь от моего пристального взгляда.
Извращенно довольная, что меня перевели со «сладких щечек» на «принцессу», я улыбаюсь и поддразнивающим тоном говорю: – Посмотри на себя, мистер Крутой Горячий Старик, который до сих пор тусуется с молодыми выскочками, чтобы бороться с киберпреступностью! Впечатляет! Но я пойму, если тебе нужно будет лечь спать в семь вечера. Нужно дать отдых этим скрипучим старым костям. Мы же не хотим, чтобы ты сломал бедро.
Коннор медленно поворачивается и смотрит на меня, только теперь раздражение исчезло, уступив место лукавому самодовольству.
Он растягивает слова: – Горячий?
Вот черт.
Я пытаюсь сохранять невозмутимый вид.
– Вежливо обращаться к старшим – это хорошие манеры. – Когда его самодовольное выражение лица становится еще более самодовольным, я поспешно добавляю: – Вообще-то, мне кажется, у тебя слуховой аппарат барахлит. Я не говорила «горячий», я сказала… эм… кое-что другое.
Невозмутимость = полный провал.
– О, я, должно быть, ослышался! – говорит Коннор, невинно моргая широко раскрытыми глазами. – Этот надоедливый слуховой аппарат у меня всегда неисправен. Давай посмотрим, что рифмуется со словом «горячий»? «Стоячий»? – произносит он, ухмыляясь и двигая бровями. – «Зрячий»? Маловероятно. Что бы это могло быть?
Он делает вид, что напряженно думает, пока я съезжаю ниже на сиденье, пытаясь стать невидимой.
Коннор продолжает гадать всю дорогу до Альбукерке, радостно мучая меня словами, рифмующимися со словом «горячий», в то время как я продолжаю пытаться вернуть разговор к Миранде, пока, наконец, я не сдаюсь и не сажусь, скрестив руки на груди и закрыв глаза. Он продолжает запихивать мне в глотку гигантскую порцию насмешек, и мне остается только глотать.
Ублюдок.
ВОСЕМЬ
Коннор
Итак, попытка заставить мой член участвовать в моем «строго профессиональном» плане с Табби потерпела сокрушительное фиаско, о чем свидетельствует его реакция, когда я увидел ее у бассейна в спортивном костюме, а также в машине по дороге в Альбукерке, когда она задыхалась от сдерживаемого смеха и смотрела на меня так, словно я ей действительно нравился.
Во втором случае у меня не только встал, но и сдавило грудь, а в горле возникло ощущение, будто я проглотил камень. И всё это от одного взгляда.
Представьте, что могло бы произойти, если бы она так смотрела на меня, будучи обнаженной. Я мог бы самопроизвольно воспламениться.
А потом Табби сказала, что я горячий, и мой член так возбудился, что я испугался, что могу кончить прям в брюки, если наеду на какую-нибудь кочку на дороге. Это как будто я снова подросток, у которого стоит и нет мозгов.
Я не могу перестать думать об этом. Я не могу перестать думать о ней. С тех пор как мы заселились в отель, я уже дважды дрочил, и, если я в ближайшее время не придумаю, как с этим справиться, у меня будут большие проблемы.
К сожалению, я знаю только один способ утолить зуд.
Почесать.
ДЕВЯТЬ
Табби
Отель Andaluz значительно превосходит отель в Талсе. Мне нравится декор в испанском стиле, красновато-коричневая плитка под ногами, потолки из темного дерева и стены, покрытые светлой штукатуркой. Мой номер прекрасный, просторный и тихий, с большой ванной на ножках, в которой могут поместиться двое, и она не сводит с меня глаз. Интересно, не случайно ли, что номер называется «Романтический люкс».
Коннор был тем, кто договорился о номерах с портье, и черт возьми, если я собираюсь спросить его об этом.
Я принимаю душ, переодеваюсь в черные леггинсы и свой любимый топ для путешествий – облегающий, с завязками на одно плечо, ярко-синего цвета и принтом тай-дай, который складывается до размеров носового платка и никогда не мнется, – и обуваюсь в повседневные туфли на каблуке всего в 4 дюйма.
Затем я получаю сообщение от Хуаниты: «Привет. Могу я воспользоваться твоим душем? У меня дома нет воды».
– О Боже, – бормочу я. – Твоя мама опять забыла оплатить счет за воду?
Я отвечаю: «Да, конечно. Я на работе несколько дней. Уберись за собой, пожалуйста».
Она пишет: «Отсоси». С эмодзи миньона, подбрасывающим птичку в конце.
Я отвечаю: «Очаровательно. Я уверена, сестра Мэри Клэр так гордится тобой».
Две секунды спустя: «Сестра Мэри Клэр может отсосать».
Я смеюсь. Нам действительно нужно подобрать Хуаните новую коронную фразу.
Я умираю с голоду, поэтому решаю подняться в бар на крыше, заказать тапас8 и насладиться видом на горы.
К сожалению, моему попутчику пришла в голову та же идея.
Коннор замечает меня в ту же секунду, как я выхожу во внутренний дворик. Он сидит напротив бара за длинным каменным столом на возвышении, в центре которого в низком желобе горит огонь. Он поднимает руку, как будто ждал меня.
Чего уж точно ему не следовало делать, потому что мы расстались в вестибюле, сказав друг другу: – Увидимся в шесть утра.
Чувствуя себя неловко, я медленно пробираюсь к нему через внутренний дворик, лавируя между столиками. Коннор наблюдает за мной, его взгляд задумчивый и напряженный. Свет камина придает его лицу мягкое, приятное сияние. Я цинично задаюсь вопросом, не поэтому ли он выбрал именно это место.
Да, и я заметила группу девушек за столиком в другой части патио, которые пялятся на него, попивая «Маргариту». У этого дурака везде есть поклонницы.
– Великие умы мыслят одинаково, – говорит Коннор, когда я останавливаюсь рядом с ним. Он указывает на соседнее место.
– Давай не будем увлекаться. – Я сажусь на стул.
Он улыбается. Поймав взгляд официанта, который делает обход, Коннор подзывает его согнутым пальцем.
– Да, сэр? – спрашивает официант.
– Johnny Walker Blue и воду со льдом и лимоном.
Официант отвешивает короткий поклон и удаляется.
Теперь моя застенчивость переходит в раздражение, потому что, если эти девчонки не перестанут пялиться и перешептываться, я подойду к ним и выбью смешки прямо из их глупых маленьких ртов.
Заметив, к кому приковано мое внимание, Коннор растягивает слова: – Думаю, им нравятся горячие парни постарше, – и усмехается.
– Боже, ты никак не успокоишься. Мы можем покончить с этим, пожалуйста?
Взглянув на меня краем глаза, он произносит только уклончивое «Хм».
Как его бицепсы могут выпирать, если он ими даже не пользуется? Как его челюсть может быть такой острой, что может наверно разрезать стекло? Как его ресницы могут быть такими невероятно густыми и длинными?
Как, черт возьми, все это внезапно превратилось из раздражающего в интересное?
– Мне нравится этот наряд, – говорит Коннор, разглядывая меня. – Ты выглядишь почти как обычный человек.
Я выдыхаю с отвращением на лице.
– Я точно больше никогда его не надену.
Я понимаю, что веду себя как стерва, чтобы справиться с дискомфортом из-за моего необъяснимого влечения к нему, но, надеюсь, он этого не заметит, потому что я с самого начала вела себя с ним как стерва, так что, думаю, это безопасный вариант действий. По крайней мере, это логичный вариант. Просто нужно продолжать вести себя так же, закончить эту работу, и мы сможем разойтись в разные стороны, и он никогда не догадается, что когда-то я испытывала к нему влечение.
Потому что, честно говоря, я не могу придумать ничего более унизительного, чем то, что Коннор узнает об этом. Я ни при каких обстоятельствах не могу повторить эту «горячую» оплошность.
– У тебя снова такой взгляд, – говорит Коннор.
Пораженная, я смотрю на него.
– Какой?
– Тот, который возникает, когда твой мозг сам себе противоречит.
Я перекидываю волосы через плечо и смотрю куда-то вдаль, как равнодушная кошка.
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
Он произносит еще одно загадочное «Хм».
Какое-то время Коннор молча изучает мое лицо. В нем чувствуется странное напряжение, неподвижность, словно он задержал дыхание, но это ощущается во всем его теле. Затем он резко разворачивается на стуле, чтобы оказаться лицом ко мне, его массивные бедра располагаются по обе стороны от моего стула, а ноги в ботинках упираются в пол.
Заманивает меня в ловушку.
– Что, по-твоему, ты делаешь? – спрашиваю я, мой голос дрожит от паники.
– Мне нужно кое-что тебе сказать. Это важно, так что не перебивай.
Коннор выглядит опасно напряженным. Его темные глаза горят, впиваясь в меня взглядом. Его щеки раскраснелись от огня или от чего-то еще, но у меня нет времени думать о том, что это может быть, потому что он открывает рот, начинает говорить, и мой мозг отключается, оставляя меня наедине с собой.
– Я хочу тебя. Сильно. Не знаю точно почему, но ты – настоящая заноза в моей заднице и, пожалуй, самая своенравная и вспыльчивая женщина из всех, кого я встречал. И ты ясно дала понять, что думаешь обо мне, но каждый раз, когда я смотрю на тебя, меня почти непреодолимо тянет прикоснуться к тебе, поцеловать тебя, сделать с тобой много плохого, и я не знаю, как с этим справиться. Да, возможно, мне было бы разумнее держать это дерьмо при себе, но я знаю, что, когда ты не говоришь о дерьме, оно накапливается, и становится еще хуже, а если мои чувства к тебе станут еще хуже, я не смогу утром надеть свои чертовы ботинки. Так что я решил высказаться.
Он переводит дыхание. Глубоко потрясенная, я смотрю на него с открытым ртом, мое сердце подскакивает к горлу.
– Мы оба профессионалы. У нас есть работа, которую нужно выполнять. И я не смешиваю бизнес с удовольствием. Никогда. Но, как я понимаю, у нас есть еще одна ночь до начала работы, и, если я не сделаю что-нибудь, возможно даже что-нибудь плохое, чтобы выкинуть тебя из головы, я вообще не смогу работать.
Коннор резко останавливается. Затем он ждет, не сводя с меня пристального взгляда, пока я пытаюсь осмыслить произошедшее.
– Что ты предлагаешь? – недоверчиво шепчу я.
Он опускает взгляд на мои губы. А когда снова смотрит мне в глаза, его взгляд горит.
– Тебе понравился тот поцелуй.
Он дает мне время всё отрицать, но я не делаю этого. Как я могу? Мы оба знаем, что я буду лгать.
Коннор добавляет: – И ты назвала меня горячим, так что я знаю, что ты не считаешь меня полным придурком, хотя ведешь себя именно так.
– Я сказала это случайно.
– Ага. – Он кивает. – И ты, черт возьми, ненавидела себя за это. Вот почему я знаю, что это было правдой.
В моем теле что-то происходит. Мои соски твердеют, дыхание учащается, а между ног разливается характерная пульсация и боль. И всё потому, что этот придурок, которого я ненавижу, только что сказал, что хочет сделать со мной что-то плохое.
Плохое. Боже правый, разве можно придумать что-то более сексуальное?
Коннор сухо произносит: – Теперь твоя очередь говорить.
Глядя на него, я прикусываю нижнюю губу. Увидев это, его глаза вспыхивают. Затем он наклоняется ближе, а потом еще ближе, так что я чувствую свежий, запах мыла на его коже и могу разглядеть каждую щетинку, блестящую медью на его твердой челюсти.
Хриплым голосом он произносит: – Табита.
Я на мгновение замираю, борясь с желанием одновременно дать ему пощечину и отдаться ему, ненавидя себя за то, что он меня заинтриговал, ненавидя это мучительное противоречие между тем, что мой разум считает логичным, и тем, чего громко требует мое тело. В конце концов любопытство берет верх.
Я говорю: – Насчет того плохого, что ты упомянул…
Коннор протягивает руку и берет меня за запястье своей большой, теплой рукой. Он мягко поднимает меня со стула и подтягивает к себе, так что я оказываюсь между его раздвинутых бедер, наши груди почти соприкасаются. Не отрывая от меня взгляда, он шепчет: – Я хочу довести тебя до оргазма.
Я издаю тихий удивленный возглас, мои глаза расширяются, а сердце бешено колотится.
Увидев мою реакцию, Коннор прижимается ко мне еще сильнее, его губы касаются моего уха, а голос хрипит от желания.
– Я хочу уткнуться лицом тебе между ног и ласкать твою прекрасную сладкую киску, пока ты не кончишь так сильно, что забудешь собственное имя. Затем я хочу войти в тебя своим твердым членом и трахать медленно и глубоко. А когда ты снова будешь готова кончить, я засуну сюда палец. – Он протягивает руку, обхватывает мою задницу ладонью, просовывает палец между ягодицами и нащупывает чувствительное место, от чего у меня перехватывает дыхание. – И поцелую тебя так, что, когда ты кончишь, то вся будешь наполнена мной, всё твое тело будет принадлежать мне, и ты сможешь думать только обо мне, сможешь только чувствовать, как я трахаю тебя, как сильно тебе это нравится, как это невероятно и как ты никогда не захочешь, чтобы это прекратилось.
С моих губ невольно срывается звук – низкий, хриплый стон, который звучит так, будто он уже внутри меня.
Рядом раздается громкое покашливание.
– Прошу прощения, ребята.
Официант принес наши напитки. Мы с Коннором полностью игнорируем его. Он ставит напитки на стол и быстро уходит.
Коннор шепчет мне на ухо: – Скажи что-нибудь, милая.
Я закрываю глаза, постепенно отдаваясь самому сильному желанию, которое я когда-либо испытывала.
– Мы не можем.
– Можем. На одну ночь. Просто чтобы выбросить это из головы. – Другой рукой он находит мое бедро, собственнически обхватывает его и притягивает меня ближе к своему телу, так что мы оказываемся вплотную друг к другу.
Он тверд везде.
Рядом кто-то хихикает, наслаждаясь происходящим, но мне всё равно.
Мои дрожащие руки скользят по его железным грудным мышцам и сжимают их.
– Нам не стоит этого делать.
Мягкие губы Коннора нависают над бешено бьющейся жилкой на моем горле. Он шепчет: – Определенно стоит, – и прикасается языком к моей коже.
Меня пронзает электрический разряд. Я инстинктивно выгибаюсь, втягивая воздух, и впиваюсь пальцами в грудь Коннора. Он издает звериный рык и жадно вбирает в рот мою плоть.
В тот момент, когда я закатываю глаза, раздается оглушительный сигнал тревоги, разрушая момент. Люди начинают кричать. Стулья отодвигаются от столов. Мы с Коннором расходимся в разные стороны, тяжело дыша.
Он говорит: – Это пожарная тревога. – Затем, еще злее: – Чертова пожарная тревога, – как будто не может поверить, что она сработала именно сейчас.
Это сигнал нас спас, я думаю. Из меня вырывается полуистерический смех.
Коннор хватает меня за руку. Мы двигаемся в направлении, противоположном остальной толпе, и бежим к двери с красной табличкой «Выход», которая находится на другой стороне внутреннего дворика от главного входа. Лестница внутри ведет на первый этаж.
Мы спускаемся по ней, перепрыгивая через ступеньку. Коннор впереди меня, он всё еще держит меня за руку. На лестничной клетке эхом разносятся наши шаги по металлу и вой сигнализации. Мы врываемся в дверь на первом этаже и выходим в ночь. Мы находимся сбоку от отеля, на освещённой дорожке, ведущей к парковке.
Прежде чем я успеваю сориентироваться, Коннор уводит меня с дорожки в тень здания, прижимает спиной к стене и берет мое лицо в ладони.
– На одну ночь, – грубо говорит он, глядя на меня так, словно умирает с голоду. – Скажи «да».
Мы оба запыхались. Я знаю, что это не от бега вниз по лестнице.
– Коннор, здание может вот-вот сгореть дотла…
– Пусть горит. Скажи «да».
Я смеюсь. Внутри меня нарастает дикое, опасное чувство, которое рвется наружу, как животное, выросшее слишком большим для своей клетки.
– Ты сказал, что больше не будешь меня целовать.
– Только потому, что ты собиралась отрезать мне яйца. Скажи «да».
То, как он смотрит на меня, жар в его глазах, напряженная линия подбородка, неприкрытая, безошибочно узнаваемая потребность – ни один мужчина никогда так на меня не смотрел. Мне кажется, будто я всю жизнь жила под землей и только что выползла из норы на яркий, обжигающий солнечный свет.
