Текст книги "Кровь, которую мы жаждем. Часть 1."
Автор книги: Джей Монти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Я поворачиваюсь на своем стуле, смотря в сторону двери, где стоит Лайра, мокрая от дождя, держа сломанный зонт в руках и в чанки-лоферах. Плотная коричневая водолазка с высоким воротом, заправленная в вельветовую юбку, облегает изгибы ее талии. Это первый наряд, в котором я вижу ее после того бала в честь Хэллоуина год назад, который подчеркивает ее фигуру, вместо того, чтобы скрывать.
Все веселье покидает мое тело и сменяется таким ожесточенным раздражением, что моя кожа словно горит в огне.
Это не из-за ее одежды или поношенных ботинок, на которых все еще остается грязь.
Нет.
Все дело в улыбке на ее лице.
Широкая, ослепительная, первозданная, и предназначена для Сайласа Хоторна. Она охватывает все ее лицо, приводя все ее тело в состояние эйфории. В дверном проеме Лайра излучает солнечный свет, который пробивается сквозь завесу темно-зеленых сосен и пронизывает лесную подстилку.
Эта улыбка сползает, как только она переводит взгляд на нас.
Как только она видит меня.
Уголки ее рта опускаются, скрывая ее белые зубки, и я физически ощущаю, как солнце скрывается у нее в груди, забирая свой свет и тепло от меня, что вызывает нечто необъяснимо скрученное во мне.
Мои ногти впиваются в ладонь, когда я сжимаю кулак, лежащий на колене
– О, дерьмо, – бормочет она, встречаясь со мной взглядом на долю секунды, прежде чем снова перевести его обратно к Сайласу. – Извини, я могу просто уйти. Я не знала, что они будут здесь. Я приду на следующей неделе.
На следующей неделе?
Резкий приступ боли впивается в меня, когда моя хватка превращает костяшки моих и без того бледных пальцев в совершенно белые.
Сайлас качает головой.
– Я не знал, что уже четверг. Ты можешь остаться. Они пробудут здесь не дольше, чем мы успеем поиграть.
Мой контроль является железной крепостью, та, что создавалась и выстраивалась годами. Но сейчас она ощущается, как потрепанный кусок жалкой пряжи, когда я смотрю на нее. Слово, вырывающееся из моего рта, не ощущается моим собственным.
– Поиграть? – я произношу это слово так, словно выплевываю гвозди изо рта. – Во что именно?
Дрожащими руками Лайра лезет в свою огромную сумку-мессенджер, извлекая коробку. Она протягивает ее, как перемирие, как будто то, что находится в этой коробке, каким-то образом избавит меня от этого обжигающего чувства в груди.
– В шахматы, – отвечает Сайлас. – Я обучаю Лайру, поскольку она настояла на том, чтобы приходить сюда каждую неделю.
Каждую неделю? Обучает?
Безошибочное ощущение жидкости, просачивающейся на мою руку, кровь покрывает ладонь, когда ногти впиваются в плоть.
– Лайра, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – На пару слов?
Скрежет стула по полу заглушает ее ответ, если он у нее вообще есть. Я не жду, пока она согласится или примет мое приглашение. Я приближаюсь к ней, когда она открывает рот, чтобы ответить, но я резко качаю головой в предупреждении.
Еще одно слово насчет ее визитов к Сайласу отправит меня за грань. Грань, о существовании которой я даже не подозревал до нее.
Я придерживаю дверь в вестибюль открытой и поворачиваясь, выжидающе смотря на нее. Она пялится на меня, приросшая к месту, словно ее ботинки приклеены к полу. Если бы это не требовало физического контакта, я бы оторвал ее от пола и перекинул через плечо, но я не хочу к ней прикасаться.
– Скарлетт, – мой тон грубый и низкий, только для ее ушей.
Это, наконец, заставляет ее двигаться.
Ее маленькая фигурка шаркает мимо меня, и ее запах, смешанный с чем-то странно знакомым, доносится до моего обоняния. Как только она оказывается в вестибюле и дверь закрывается позади меня, я просовываю большие пальцы в карманы, помня, что нужно держать руки при себе.
– Что ты здесь делаешь? – ее челюсть отвисает от моего вопроса, но я вижу ответ в ее глазах. – Питомец, тебе лучше иметь ответ поумнее, чем шахматы.
Ее брови хмурятся, как будто она не уверена, почему я ее сюда вытащил. Как будто она пребывает в блаженном неведении о том, что она сделала. Что она пробудила внутри меня.
– Тогда что бы ты хотел, чтобы я сказала, Тэтчер? Потому что именно поэтому я здесь. Я не… – она обхватывает себя руками, некая форма защитного механизма, когда она понижает тон, – преследовала тебя. Если это то, о чем ты думаешь. Я даже не знала, что ты будешь здесь.
Я провожу языком по передним зубам, качая головой в притворном понимании.
– Так ты здесь исключительно ради Сайласа?
Она быстро кивает, даже не давая мне закончить вопрос.
– Да, мы играем в шахматы по четвергам. Это единственная причина, клянусь.
Я опускаю взгляд на свою руку, раскрываю ладонь, обнаруживая размазанную кровь, порезы от ногтей все еще кровоточат.
– Ты позволяешь ему учить тебя, хмм? – спрашиваю я, чувствуя, как моя челюсть подергивается, пока я потираю окровавленные пальцы, указательный и большой, между собой. – Ты также чему-то учишься у Рука и Алистера?
Поднять на нее взгляд – ошибка, потому что ее глаза прикованы к моей руке, увлечены вишневым цветом моей ладони, она не в силах отвести взгляд и отчаянно притягивается к ней.
Жаждущая крови.
– Я задал тебе вопрос, – рычу я. – Ты шпионишь за ними? Следуешь за ними повсюду, как одержимая мальчишками маленькая девочка?
– Ч-что? – она заикается, качая своей головой, вынуждая все эти мокрые кудри подпрыгивать.
Мне стыдно за то, как легко для меня протянуть руку и сжать ее горло между своими пальцами, дергая ее к себе так, чтобы она не смогла убежать от меня. Она больше не может никого видеть, прижавшись к моей груди. Не может вдыхать никого другого. Больше никого, кроме меня.
Мой большой палец скользит по ее шее, ощущая трепет пульса в моей хватке. Скользкая жидкость в моей ладони покрывает ее бледную кожу, красные полосы окрашивают зимний слой снега.
У меня слюнки текут при виде ее в моей крови, словно в рубиновом ожерелье.
– Ты следишь за ними? – спрашиваю я снова.
Ее легкое дыхание касается моего лица, когда я приподнимаю подбородок так, что ей приходится вытягивать шею в моей хватке, чтобы посмотреть мне в глаза.
– Нет, Тэтчер, – она задыхается на словах, мои пальцы запрещают ей дышать по собственной воле. – Это лишь ты. Я – твой призрак. Только твой.
Ее слова должны были стать льдом на моей пылающей коже. Но они не стали. Они являются катализатором.
Наблюдая за тем, как она борется в моих руках, с моей кровью, размазанной по хрупкому горлу, и за тем, как она говорит мне, насколько она одержима лишь мной, только раскаляет мое тело добела.
За последние несколько месяцев она только и делала, что провоцировала и действовала мне на нервы, вцепляясь в стены моего самоконтроля когтями, теми, о которых я даже не подозревал, что они у нее есть. У меня нет желания находиться рядом с ней дольше, чем это необходимо.
Когда я смотрю на нее, я вижу свою первую и единственную ошибку.
Но прямо сейчас она выглядит как самая желанная возлюбленная смерти. Сам мрачный жнец пересек бы земли и океаны, чтобы прикоснуться к ней вот так, обмазать каждый дюйм ее тела своей кровью, чтобы слизать ее дочиста.
Волна шока прокатывает по моему позвоночнику.
– Я не хочу, чтобы ты что-то значила для меня, – говорю я, желая немедленно отступить от нее.
Я хочу принять душ. Я хочу избавиться от нее. Прямо сейчас.
По этой причине я остаюсь в стороне. Вот почему я игнорирую ее присутствие в комнате и то, как ее глаза прожигают мою кожу. Потому что на долю секунды, на одну-единственную песчинку в песочных часах, я почувствовал слабость перед этой девочкой.
Будучи неумелым мальчиком, я проявил слабость к ней, и я никогда не хочу испытать это снова. Я позволил ей выжить, вынудил ее уйти с дороги моего отца, вместо того чтобы сделать то, что мне было поручено.
Она не сделает это со мной снова.
Я отпускаю ее горло, позволяя ей глубоко вдыхать без ограничений, и стараюсь не смотреть на явный багровый отпечаток руки на ее шее.
– Но, к сожалению, сделка есть сделка, – я делаю шаг назад от нее, наблюдая, как ее тело заметно оседает без моего прикосновения, удерживающего ее. – Поэтому у меня нет другого выбора, кроме как стать твоим учителем.
Я объясняю, как это будет, и границы, которые мне нужны, чтобы все сработало.
– Когда мы начнем? – шепчет она, выглядя так, как будто хочет сказать что-то еще, но сдерживается из-за страха, что я откажусь от своего согласия.
– В следующий четверг.
– Но я…
– Но ты? Я делаю тебе одолжение, питомец. Не вынуждай меня передумать, – предупреждаю я, прекрасно осознавая, какая у нее договоренность с Сайласом на этот конкретный день.
Она прикусывает нижнюю губу. Ее нахальная сторона хочет поспорить со мной по этому поводу так сильно, что она не может этого вынести. Я почти впечатлен, что она сдерживается.
Почти.
– Отлично. Что-нибудь еще, ваше высочество? – она засовывает руку в сумку, вытаскивая то, что выглядит, как жакет или пальто, и использует рукав, чтобы стереть пятно от меня со своей нежной шеи.
Я провожу языком по нижней губе, поскольку остается несколько крошечных разводов, отказывающихся стираться только грубым материалом ее жакета. Я не помню, чтобы говорил ей, что она может это сделать.
Если она хочет это делать, то будет учиться так, как это делал я.
По правилам.
– Вообще-то да, – я на секунду опускаю взгляд на свою руку, прежде чем поднимаю большой палец к своим губам, облизывая его дочиста. Терпкий привкус соблазняет мои вкусовые рецепторы, когда я обвожу палец языком, прежде чем опустить его.
Боковым зрением я замечаю, как ее глаза следят за каждым моим движением. Как они слегка расширяются, а розовый язычок пробегает по нижней губе.
– Будут правила. Если ты не будешь следовать каждому из них, не имеет значения, насколько они незначительны, эта сделка аннулируется. Это ясно?
– У тебя есть «Руководство Тэтчера по убийству»? – шепчет она.
– Сейчас это кажется забавным, но уверяю тебя, это не так, – я все дальше отступаю от нее, каждый грациозный шаг назад увеличивает желанную дистанцию между нами. – Будь у меня дома в шесть. Мне не нужно показывать тебе дорогу, верно?
Яркий румянец заливает ее щеки, превращая каждый дюйм ее лица в оттенок пыльной розы, пока она смотрит в пол, постукивая каблуками друг о друга, когда раскачивается взад-вперед.
– Нет, я знаю, где это.
– Я так и думал, – я поправляю свои запонки. – Не опаздывай.
Я не хочу признавать это, но думаю, мне понравится ставить Лайру Эбботт на место, исправлять и приводить ее в порядок. Больше никаких дезорганизованных сумок, выглядящих, как свинарник, в которых она роется в поисках нужной книги, больше никаких грязных пальцев от всей той грязи, в которой она играется в охоту на жуков.
Это она пришла ко мне за советом, так что именно это она и получит. Независимо от того, нравится ей это или нет, что ж, это не моя проблема.
Моя рука сжимает прохладную дверную ручку, я готов оставить ее в вестибюле, и прежде чем я могу подумать об этом лучше, я снова заговариваю.
– О, и Лайра, – я поворачиваю голову вправо, оглядываясь через плечо на ее неподвижную фигуру, которая, кажется, оживляется при звуке моего голоса, как будто она стояла по стойке смирно.
– Да?
– Никогда больше не вытирай мою кровь со своего тела без моего разрешения.
9. ЗАБЫТЫЕ МЕСТА
Лайра
Подразумевается, что в библиотеках должно быть тихо.
Единственными звуками, заполняющими пустоту, должны быть шорох ручек по чистой бумаге или шелест переворачиваемых потрепанных страниц. Случайные скрипы от передвигаемых стульев и приглушенные голоса.
Но в библиотеке Колдуэлла во время осеннего семестра всегда отвратительно шумно. Студенты, вернувшиеся с каникул, хвастаются поездками на Мальдивы и в Испанию, собираются в большие группы, теснятся за длинными прямоугольными столами из красного дерева, свободно смеясь.
Дизайн интерьера здания потрясающий с его архитектурой в готическом стиле, высокими арками, сводчатыми потолками и невероятными витражными окнами, которые выстроены вдоль стен. Жаль, что у меня никогда не было возможности заниматься здесь во время учебного года.
В течение моего первого семестра в этом месте было бесполезно что-либо делать, кроме как подслушивать. Весь этот шум постоянно гудел в моих ушах и бесконечно отвлекал. Здесь слишком много студентов, чтобы библиотекари могли контролировать более приглушенный тон каждого из них, так что теперь это место заполнено сплетнями и превращено в лаунж-зону для студентов, которые хотят чувствовать, что они учатся, но на самом деле ничего не делают, кроме как тявкают своими челюстями.
Но не вся надежда была потеряна.
Мне потребовалось всего несколько посещений и небольшое тайное исследование, чтобы найти свое убежище. У меня это хорошо получается – находить места, которые другие упускают из вида.
Я собираю книги, которые мне нужны для занятий по генетике и геномике, и еще несколько для дополнительного курса по экологии, который я выбрала. На самом деле, при выборе специальности для аспирантуры я выбрала только организменную и эволюционную биологию.
Степень в области энтомологии в Холлоу Хайтс – не самое популярное направление, но это мое, и мне это понравится. Я не уверена, чем хочу заниматься. Я лелею идею о том, чтобы стать энтомологом, где я могла бы изучать насекомых в их естественной среде обитания для научных исследований, но мое будущее всегда кажется таким туманным, что планировать его так далеко вперед кажется бессмысленным.
Я незаметно проплываю мимо студентов, сидящих за столами, еще один дух, обитающий среди стеллажей, и ничего больше. Я поднимаюсь на второй уровень, смотря над перилами высотой по пояс на всех людей внизу.
Наблюдение за людьми – моя особенность.
Иногда, когда мне становится скучно, я наблюдаю за теми, кто окружает меня, мысленно выстраивая истории об их жизнях, даже несмотря на то, что я уже знаю в принципе все насчет них.
Ясмин Поверли, например, дочь не одного, а двух арт-магнатов, у которой, как говорят, завихрения, как у Пикассо, сидит слишком близко к давнему парню ее лучшей подруги Фелисити, Джейсону Эллису.
Может быть, они просто сблизились после стольких лет, проведенных рядом друг с другом? Безусловно. Но гораздо забавнее состряпать что-нибудь чуть более драматичное. Например, что, если Ясмин и Джейсон спят вместе, но не могут ничего сказать, потому что Джейсону необходим отец Фелисити, чтобы дать рекомендацию о нем в университет Джонса Хопкинса? Или хуже, что, если они тайно замышляют убийство Фелисити, потому что она на самом деле свирепая сучка для них обоих?
Видите? Гораздо интереснее, чем то, что они просто знакомые.
Я отворачиваюсь, проходя мимо высоких стеллажей с книгами, ряд за рядом с информационными текстами, некоторые из них старше меня. Чем дальше я углубляюсь в библиотеку, тем сильнее становится запах старой кожи и выцветшей бумаги.
Через несколько секций от меня стоит библиотекарша, расставляющая книги по стеллажам, и она выглядит так же, как и в прошлый раз, когда я была здесь. Я предполагаю, что ей поручено убедиться, чтобы студенты не спускали свои штаны и не пытались быстро потрахаться в темных углах здания.
С привычной легкостью я скольжу мимо полки, скидывая несколько корешков у своего места в проходе, и позволяю им упасть на пол с глухим стуком. Как только звук заглушает мои шаги, я перемещаюсь между двумя полками, позволяя тусклому освещению скрыть мое тело.
Есть несколько хороших вещей в том, чтобы быть невидимкой, и так случилось, что эта одна из моих любимых.
Я слышу ее вздох, наблюдая, как она проходит прямо мимо меня и собирает книги с пола. Когда она поворачивается ко мне спиной, я пользуюсь случаем, проскальзываю вглубь секции, прохожу ряд за рядом, пока не добираюсь до места моего назначения.
Уютно устроившись между двумя полками из красного дерева, стоит черная винтовая лестница из стали. Сам по себе книжный отдел не представляет особой важности, это старые отчеты об основании Пондероза Спрингс и история, касающаяся знаменитого университета Холлоу Хайтс.
Но дополнительные меры безопасности предусмотрены не для самих книг, а для того, что находится на верху лестницы из кованого железа. Стальные завитки и металлическая решетка соединяются, образуя винтовую лестницу, ведущую в ту часть библиотеки Колдуэлла, куда никому не разрешено входить. Это один из двух входов в заколоченную башню, которую вывели из эксплуатации.
Однажды я прочитала, что ее использовали студенты, изучающие астрономию и астрофизику. Дорогие телескопы были установлены на каждой из четырех арочных колоннад, откуда люди могли смотреть на звезды из самого высокого строения в кампусе.
Большинство историй о призраках, которые дрейфуют по залам этого места, являются просто легендами. Небылицы, придуманные для того, чтобы дополнить представления о тьме, обосновавшейся здесь, способ пугать новых студентов или наводить страх на местных жителей.
Но Башня – это не просто история или местный миф.
Это реальность.
Перешагивая через цепь и табличку с надписью «НЕ ВХОДИТЬ», выделенную жирным шрифтом, я начинаю взбираться по узкому проходу, шагая через две ступеньки за раз, кружа по кругу, пока не достигаю вершины.
Стук каблуков по полу ускоряет мои движения, мои руки прижимаются к фанере, которая закрывает овальный вход. Я отодвигаю ее в сторону, быстро подбрасываю сумку на уровень выше, прежде чем подняться в пространство.
Как только я оказываюсь внутри, я придвигаю дерево обратно к отверстию в полу, успешно скрывая себя от всех, кто находится внизу. Прежде чем выдохнуть, я на мгновение задерживаю дыхание, убеждаясь, что они не заметили, как мои ботинки проскальзывали сюда.
Когда я встаю, отряхивая с себя пыль, я чувствую порыв ветра, дующего с четырех заколоченных окон. Большое свободное пространство, усеянное паутиной и коробками с книгами, которые слишком повреждены, чтобы их можно было продать или использовать.
В углу стоит небольшой письменный стол, который я очистила, чтобы использовать в качестве рабочей поверхности, когда поднимаюсь сюда. Прямо справа от него высокая дверь, та, за которую я никогда не заглядывала, но, судя по чертежам здания, я определила, что там есть каменная лестница, которая змеится по внешнему периметру башни, весь этот путь приведет вас к входу в библиотеку. Но она остается запертой, а у меня никогда не хватало смелости отодвинуть дверной засов.
Я подхожу к окну, на котором отсутствует фанера, и выглядываю в окно на фасаде здания. С этого ракурса можно увидеть весь кампус, даже океан, который находится сразу за утесом рядом с районом Кеннеди.
Когда я стою здесь и смотрю на окрестности, я думаю о том, что чувствовала Табита Флер в ту ночь, когда она упала или, – в зависимости от того, в какую версию вы верите, – ее столкнули.
Зимой 1979 года Табита, блестящая студентка второкурсница, специализировавшаяся в области этики, упала с башни Колдуэлл, как мешок с камнями, и раскроила себе череп о дорожку внизу.
Сила ее падения потребовала ремонта для замены всей расколотой брусчастки, а некоторые говорят, что тяжелый удар был слышен по всему кампусу. Есть те, кто утверждают, что она была под жестким прессингом со стороны родителей, что заставило ее покончить с собой.
Если это было так, я полагаю, она, должно быть, почувствовала себя свободной, стоя у открытой арки, смотря вниз, ища освобождение от чрезмерных ожиданий.
Но самая распространенная версия, та, в которую верю я, заключается в том, что ее столкнули. Они так и не смогли выяснить, кто бы это мог быть, но предположили, что это была ее лучшая подруга – та, которая без труда заняла ее позицию лучшего выпускника факультета.
Дениз Бохарт все еще живет в Пондероза Спрингс по сей день, замужем за бывшим парнем Табиты и проводит свои дни, как домохозяйка на пенсии. Люди перешептываются, когда видят ее поблизости, а она до сих пор не рассказала о том, что произошло.
Студенты на протяжении многих лет утверждают, что слышат шаги Табиты здесь наверху, когда находятся на нижнем этаже, или видят ее дух, парящий между рядами томов. В каждой упавшей книге, потерянном предмете или столкновении в ночи обвиняют призрака башни Колдуэлл.
Мисс Табиту Флер.
Я знаю, это место окружено множеством предательств, и общая энергетика Холлоу Хайтс зловещая. Я все равно не могу не находить его красивым. Вся архитектура в готическом стиле, каменные горгульи, мраморные фонтаны и открытое пространство создают кампус, захватывающий дух.
Может быть, это потому, что я знаю, каково это, когда люди воспринимают меня как жуткую. А может быть, потому, что я жду того дня, когда люди увидят меня, как красивую, а не эту извращенную, жутковатую девчонку-жука.
Бззз. Бззз.
Я достаю из кармана телефон и смотрю на текстовое сообщение от Сэйдж, в котором она сообщает, что они с Брайар уже в пути. Я быстро отправляю ответ, прежде чем засунуть его в задний карман, и выкладываю свои книги на стол.
Если призрак Табиты действительно обитает в башне, то она никогда раньше меня не беспокоила. Может быть, это потому, что она понимает, что находится в хорошей компании со мной. Хотя я и жива, я тоже призрак, человек, который ценит мрачные пространства такими, какие они есть.
В заброшенных пространствах есть что-то невероятно привлекательное.
Кладбища, заброшенный мавзолей позади района Ротшильдов и эта пыльная башня – они все играют роль хозяев жутких мифов и неуместного страха, но под всем этим все они одинаковы.
Дом для забытых.
Для тех, кто растворился в забвении, и память о ком больше не существует, разве что в том, чтобы пугать людей. Все они ощущаются мне домом, чем местом скорби или печали.
Потому что я тоже одна из забытых.
Шорох ткани щекочет мне уши, и когда я оборачиваюсь, то вижу, что одна из белых простыней, которая была накинута на какой-то предмет мебели, теперь лежит на полу.
Я хмурюсь, мой мозг уже говорит мне, что это просто ветер и ничего больше. Громкий скрип сотрясает пол, вибрация от тяжелых шагов доносится откуда-то неподалеку.
Страх наводняет мой желудок, мое подсознание говорит мне, что дело не в возрасте здания или мощных порывах ветра снаружи.
Я оглядываю комнату, убеждаясь, что я по-прежнему единственный человек в башне. Когда я выясняю, что она совершенно пуста, я в очередной раз говорю себе то же, что и все остальные. Твой разум играет с тобой глупые шутки, Лайра. Ты просто поддалась этим легендам, слишком много фильмов ужасов перед сном.
Еще один скрип в пространстве, но на этот раз он гораздо ближе. Я бросаю взгляд на закрытую металлическую дверь напротив меня, уставившись на нее, пока шум не возвращается. Это звук чьих-то шагов, они не торопятся, пока прокладывают себе путь вверх по античным ступеням.
Каждый шаг сопровождается болезненным скрипом состарившегося материала, отдаваясь эхом в башне, в которой я в настоящий момент нахожусь. Фильмы всегда рассказывают, что стоит избегать приближения к жуткому шуму, но человеческое любопытство – проклятая штука.
Я иду в направлении зловещей металлической двери, темная окраска покрыта пятнами ржавчины от времени, а болты украшают края. Это не совсем тот тип двери, которая манит, чтоб вы ее открыли.
Мое тело наклоняется вперед, ладони прижимаются к прохладной стали. Она настолько холодная, что я практически шиплю от шока. Леденящее ощущение обжигает мою кожу. Но я не отстраняюсь, вместо этого я прижимаюсь еще ближе.
Тишина гудит в воздухе, настолько тихая, что кажется почти громкой. Я слышу каждый вздох, срывающийся с моих губ, и чувствую каждый стук своего сердца. Я прижимаюсь ухом к двери, прислушиваясь к тем тяжелым шагам, но ничего не слышу.
Позади меня раздается оглушительный грохот, заставляющий меня отпрянуть от двери немного быстрее, чем ожидали мои ноги. Я чувствую, что падаю назад, поспешно пытаясь подставить руки, чтобы смягчить падение.
Когда моя задница врезается в пол, я вскрикиваю от боли. Болезненность мгновенно отзывается пульсацией по всей задней поверхности, пока я поворачиваю голову, чтобы посмотреть, откуда донесся шум. Сильный порыв ветра выбил еще одну хлипко приколоченную панель, отправляя деревянный лист на пол.
Ветер воет и врывается в открытые щели, свистя внутри маленького пространства, которое до этого момента я всегда находила довольно очаровательным. Ощущение жжения покалывает мое тело, и я смотрю вниз на свои ладони.
Они действительно спасли меня от перелома копчика, но в ответ понесли сопутствующий ущерб. Неприятные, рваные полосы исполосовали нежную плоть моих ладоней.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, когда смотрю на стянутые слои кожи, – ничего излишне страшного, чтобы я нуждалась в медицинской помощи, но я определенно нуждаюсь в изрядной дозе неоспорина и в нескольких бинтах.
– Больше никаких фильмов ужасов после полу…
Суровый, леденящий душу скрип открываемой двери обрывает меня.
Темнота и неизвестность, которые скрываются там, никогда меня не пугали. Я никогда не боялась, если что-то падало в ночи, или приоткрытых дверей шкафа, потому что я была лицом к лицу со своим наихудшим ночным кошмаром и выжила. Я видела наихудшее в человечестве, как выглядит истинное зло, и выбралась живой.
Когда я смотрю в зеркало, тьма, которую все так боятся, пристально смотрит прямо на меня. Мне нечего бояться, когда я сама являюсь страхом. Внешне я остаюсь той же девушкой, но внутренне превратилась во мрак и смерть.
Поэтому я не удивляюсь сама себе, когда поворачиваюсь лицом к двери без особого внимания на то, что может стоять в дверном проеме. Мое воображение рисует всех злодеев из фильмов ужасов и упырей, которых я когда-либо видела, готовясь увидеть какого бы то ни было демона или убийцу-психопата, ожидающего меня.
Дверь приоткрыта едва на дюйм, достаточно, чтобы я заметила, что она открыта, но никто за ней не пытается прорваться внутрь. Я сижу, уставившись на нее на мгновение дольше, терпеливо ожидая неизбежного пугающего прыжка, а когда никто не выпрыгивает, я выдыхаю.
Мог ли порыв ветра быть достаточно сильным, чтобы сдвинуть вес этой двери? Даже если это так, каким образом открылся засов? Я дергала и дергала за эту ручку, когда впервые поднялась сюда. Не было способа открыть ее без использования ключа.
Мысль о том, как она стоит, приоткрытая, проливая темноту, лишь мимолетна. Я встаю, отряхивая пыль со штанов тыльной стороной ладоней, осторожно, чтобы не задеть о джинсы открытые раны.
Еще мгновение слышен только ветер, прежде чем из-за двери доносится эхо металлического позвякивания. Его серебристая гармония заставляет волоски на моих руках встать дыбом, а брови приподняться.
Он просачивается сквозь открытую щель, выплывая и переплетаясь со свистом ветра. Мелодия заставляет меня вспоминать тот вечер, когда я танцевала с Тэтчером на балу в канун Дня Всех Святых во время нашего первого семестра.
Вальс был напряженным, и мы использовали его как отвлекающий маневр, чтобы Алистер и Брайар ускользнули незамеченными, он так сказал, как только сорвалась последняя нота. Но даже несмотря на то, что мы едва разговаривали, ощущение кружения по вощеному танцполу, когда он обнимал меня, это была та ночь, о которой я мечтала месяцами.
Эта причудливая, щипковая35 мелодия действует противоположно от своей возможно предполагаемой цели. Я совершенно не напугана; я заинтригована тем, что бы там ни было позади этой двери, играющее мелодию, которая так сильно напоминает мне о том, каково это – быть в объятиях Тэтчера.
Каково это – танцевать вальс со смертью.
И уйти невредимой.
Когда я открываю дверь дальше, чувствуя, что она сопротивляется моему усилию, я тяну чуть сильнее, пока она не открывается достаточно широко, чтобы я могла видеть, что за ней. Одна одинокая свеча стоит на вершине первой ступени. Я была права насчет каменных ступеней, из идентичного материала построены стены вокруг.
Свеча мерцает, освещая лишь небольшой радиус. Я едва могу видеть вторую ступень вниз, а все, что ниже, кажется просто обсидиановой тьмой, которая поглощает весь свет.
Рядом с золотым подсвечником, который теперь покрыт белым парафином, стоит источник мелодии – музыкальная шкатулка на квадратной основе. Я присаживаюсь на корточки, поднимая ее, когда мелодия заканчивает играть. Основание из темного дерева украшено тончайшими белыми завитками, которые опоясывают всю поверхность. Каждая деталь выглядит, как ручная роспись.
Мои пальцы скользят по верхней части, где находится маленькая серебряная клетка. Блестящие прутья обрамляют искусственного бражника «мертвая голова». Он самый популярный мотылек в поп-культуре благодаря «Молчанию ягнят», а также из-за пресловутого рисунка в форме черепа на его грудной клетке.
Я поворачиваю рычажок на обороте, отпуская его, как только натяжение становится достаточно сильным, и наблюдаю, как мотылек внутри клетки начинает вращаться. Он кружится по кругу, и на секунду я загипнотизирована тем, насколько это красиво.
Было ли это от Табиты Флер, которая действительно обитает в башне и начала наслаждаться моей компанией, или, может быть, от кого-то более живого, на самом деле мне все равно. Подарок оценен по достоинству.
– Спасибо, – шепчу я в пустоту, всматриваясь вниз, в темноту лестницы, затаив дыхание.
Ни один голос не отвечает мне взаимностью, но…
Я чувствую их.
Присутствие того, кто затаился в тени, за пределами досягаемости света свечи.
– Лайра!
Меня зовет шепотом мягкий голос из отверстия в полу. Я бросаю еще один взгляд в темноту, прежде чем поспешно скользнуть обратно и толкнуть дверь, закрывая ее за собой.
Я прижимаюсь к ней спиной, смотря, как перемещается фанера на полу, перед тем, как появляются светлые волосы Брайар. Ее глаза осматривают комнату, прежде чем обнаружить меня.
– Ты выглядишь так, будто увидела призрака, – бормочет Брайар из дыры в полу, смотря вверх на меня с нахмуренными бровями. – Ты в порядке?
Я потираю кулаком грудь, пытаясь успокоить сердцебиение. Должно же быть рациональное объяснение этой музыкальной шкатулке, но прямо сейчас все, что может придумать мой мозг, что она была чьим-то подарком.
Если этот кто-то хотел причинить мне вред, то у него был шанс.
– Ага, думаю, я просто пробыла здесь слишком долго.
Я помогаю Брайар подняться и наблюдаю, как Сэйдж быстро подтягивается, поднимаясь в комнату, отряхивая свои джинсы в горох, которые так хорошо на ней смотрятся.
– Тебе нужно немного солнечного света, цыпочка. Вся эта темнота скоро поглотит тебя, – добавляет Сэйдж, подходя ко мне с потрясающей улыбкой на веснушчатом лице и зачесывая рукой одну из моих кудряшек назад от моего лица.
– Мы могли бы провести это собрание где-нибудь, где не потребовалось бы проникновение со взломом, ты же знаешь? В моей квартире, у Сэйдж, в твоей хижине, – выдыхает Брайар, оглядывая пыльное пространство вокруг. – Я начинаю думать, что ты не хочешь, чтобы мы увидели твое маленькое убежище.
