Текст книги "Кровь, которую мы жаждем. Часть 1."

Автор книги: Джей Монти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Что вам, ребята, от меня нужно? Что-то случилось с Брайар или Сэйдж?

– Нет, – быстро отвечает Рук. – С ними все в порядке, и ты сможешь рассказать им об этом разговоре, когда мы закончим, но мы хотели спросить тебя наедине, чтобы решение оставалось за тобой и только за тобой. Мы знаем, какую защиту могут включить наши девочки, когда дело касается тебя, Лайра.

– Это абсурд...

– Мы проголосовали, Тэтчер. Ты проиграл. Это больше не зависит от тебя, – прерывает Рук напряженным тоном, тем, который я лишь изредка слышала от него, – это зависит от Лайры.

Тэтч сжимает челюсти, сурово глядя на Рука.

– Это безрассудная идея, та, что не должна была быть вынесена на голосование.

– Безрассудная, потому что моя? – язвит Рук. – Или потому что не тебе это пришло в голову первому. Не волнуйся, хрупкий, ты можешь присвоить все заслуги себе, если это означает, что ты вытащишь палку из своей задницы.

Друг против друга.

Каков бы ни был этот план, он столкнул двух неразделимых людей лицом к лицу. Буквально. Черные туфли Тэтчера касаются носков вансов Рука, разница в росте в четыре дюйма дает Тэтчу преимущество, когда он смотрит вниз на то, что можно описать только как живое пламя.

– Есть более простые способы умереть, Ван Дорен, – усмехается Тэтчер, его зубы сверкают в лунном свете, когда он скалит их. – Но если ты хочешь поиграть, мы можем поиграть.

Две секунды отделяют нас от жестокого скандала, наблюдать за которым у меня нет желания. Зная, что ярость обоих из них, направленная друг на друга, приведет к не менее кровавой драке.

Рук затягивается сигаретой, выпуская дым прямо в лицо своего друга, с ухмылкой на своем собственном.

– Испытай меня.

Я делаю шаг к ним, кладя руку на плечо Рука, когда смотрю в сторону его друга, который выглядит так, словно намерен внести немного крови в их словесный спор.

– Успокойтесь, – говорю я мягко. – Просто скажите, что вам нужно от меня. Я не против помочь.

Пристальный взгляд Тэтчера устремляется прямо на мою руку, лежащую на плече другого мужчины.

– Они хотят, чтобы ты сблизилась с Истоном, – огрызается он, не отрывая взгляда от моих пальцев. – Ведут тебя к нему, как овцу на убой. Наживка.

Мои брови хмурятся, и я смотрю на Алистера для подтверждения, убирая руку обратно в карман.

– Он драматичен, – говорит Алистер со вздохом. – Нам просто нужно, чтобы ты достаточно приблизилась, чтобы понаблюдать за ним. Каждый раз, когда мы пытаемся приблизиться, он замечает нас. Нам нужен кто-то тихий, кто сможет наблюдать за его передвижениями, подслушивать приватные разговоры. Вот и все.

Гордость.

Именно она захлестывает меня волнами. Никогда прежде никто не нуждался во мне, не так, как сейчас. И хотя они разыскивали меня из-за моей незаметности, все равно ощущение быть нужной очень приятно.

Даже не смотря на то, что это опасно, я хочу быть частью этого. Хочу помочь тем пропавшим девушкам и моим друзьям. До этого момента я ощущала себя беспомощной, но это мой шанс. Помочь им собрать информацию, возможно, выяснить, кто управляет «Ореолом», чтобы мы могли покончить с этим навсегда.

Что не имеет смысла, так это почему Тэтч против этого.

– Мы не позволим, чтобы что-то произошло с тобой, вопреки тому, что он думает, – говорит Алистер, с ворчанием мотая головой в сторону Тэтча. – Все полностью зависит от тебя.

Им нужен призрак. Кто-то невидимый, кто может прислушиваться к шепоту, отражающемуся от стен во время тайных обсуждений. Человек, который сливается с окружением настолько, что становится незаметным.

И это я.

Я смотрю на Тэтчера, думая насчет того, о чем он просил меня в душевой, взвешивая, могу ли я пойти против него и помочь людям, о которых я забочусь. Его глаза молча умоляют меня отказаться, уйти и сделать вид, что они никогда не просили меня об этом.

Так что я отвожу от него взгляд.

– Когда я должна начать?

16. ОЖЕСТОЧЕННАЯ ВОЙНА БРАТЬЕВ

Тэтчер

Правило номер двадцать два: готовься к последствиям собственных действий.

Это был один из самых сложных уроков, который нужно было усвоить в детстве. Восстать против своих природных инстинктов и признать, что твои нормы не такие, как у других.

Был один котенок, который как-то умудрился пробраться в поместье. Он мяукал и копался в саду, когда я обнаружил его – грязного, со спутанной шерстью.

Я запомнил это только потому, что, когда я взял его на руки, он даже не попытался шипеть или царапать меня. Просто прижался к моей груди и начал тихонько мурчать. Я знал, что у моего отца было очень строгое правило «никаких животных», но что-то в этом котенке привлекло меня семилетнего.

У него была черная шерсть, а кончики ушей окрашены в оранжевый. Он был таким доверчивым, таким бесстрашным по отношению ко мне, хотя у меня могли быть самые худшие намерения. Я не уверен, почему я оставил его. Оглядываясь назад, я думаю: было бы лучше, если бы он умер от голода.

Сначала было легко. Я позволял ему бродить по одному из сторожевых коттеджей на территории и каждый день тайком приносил еду и воду. Повара узнали об этом раньше моего отца, учитывая, что в течение целого месяца я ничего не просил на ланч, кроме сэндвичей с тунцом.

После уроков, как школьных, так и с отцом, я шел в коттедж и читал с ним, играющим у моих ног или дремлющим у меня на коленях. Единственный лучик света, который я помню из того времени.

Я тратил вечера на выслушивание, наблюдение и уборку после убийств. Оттирал кровь с пола, в то время как на заднем плане висели мертвые женщины. Я вымывал пилы, пока мой отец разбирался с частями тел, которые усеивали стол. Но на несколько мгновений я мог просто пожить в тишине с другим живым существом. Несомненно, мне было позволено испытать эту маленькую радость, правда? Этот секретный, крошечный, приятный кусочек.

Я никогда так жестоко не ошибался.

Было уже поздно, когда Генри Пирсон ворвался в мою спальню, луна была высоко, а солнце было далеко-далеко от моего дома. Ни свет, ни добро не могли приблизиться к дверям этого поместья.

Он бросил подрастающего котенка на мое одеяло, его тихое хныканье вырвало меня из дремоты. Я подхватил его на руки, и он уставился на меня пустыми глазами.

– Ты знаешь правила, Александр.

Что-то внутри меня отключилось в ту ночь. Все, что осталось от моей человеческой души, исчезло. В тот момент, в темноте моей комнаты, когда он протянул мне нож, все хорошее, что могло существовать во мне, погасло.

– Тебя назвали в честь великого короля. Я ожидаю, что ты будешь великим. В совершенстве нет места ни для доброты, ни для чувств, – говорит он, вкладывая нож в мои маленькие ручки. – Забота о людях и вещах, в этом нет смысла. Зачем заботиться о чем-то, если это все равно умрет? В этом нет смысла. Любовь бессмысленна, она не живет в тебе, Александр.

Последнее, что я помню о той ночи, – это его слова, прозвучавшие в моих ушах как раз перед тем, как я посмотрел в глаза этого маленького котенка, который доверчиво смотрел на меня своими нежными глазами до самого конца. Все было размыто в тот момент, когда моя рука обхватила нож.

Но я знаю, что я сделал. Кем я стал.

Я не проронил ни слезы, на моем языке не нашлось ни слова возражения. Только непоколебимая приверженность быть таким, каким он хотел. Отчаянное принятие чистого зла, которое текло по моим венам.

Я знал, что произойдет, если он найдет его. Я знал, что он заставит меня с ним сделать. Это было моим последствием за безрассудный поступок.

Точно так же, как и мой Фантом, бегущий в руки Коннера Годфри, является моим последствием за то, что я ей наговорил. И все же эти последствия горький привкус на моем языке.

Я не ожидал, что она будет такой... настойчивой.

Очевидно, я забыл, что Лайра Эбботт была выкована из багровых ночей и острых предметов.

За девушкой, которую она демонстрирует миру, скрывается обладательница отточенных лезвий и коварных намерений. Гадюка с отвратительным укусом. Травмированный солдат, от которого все еще исходит боль и привкус агонии. Она – сочетание жизни и смерти. Хранительница жнеца. Прекрасная мрачная смерть. Красивый мертвец.

И теперь она его.

Больше не принадлежит моим жестоким, холодным пальцам, вместо этого она найдет утешение в дешевых лофферах Коннера и его тошнотворном одеколоне. Может быть, я немного преувеличиваю на свой счет, но я не могу удержаться от вопроса, станет ли он ее новой одержимостью.

Будет ли он питать зависимость в ней, как я? Будет ли он лучше?

– Без костюма? На тебя не похоже – не устраивать шоу, особенно на Хэллоуин.

Я оглядываюсь через плечо и замечаю вспышку кожаного изделия в моем дверном проеме.

– Черный подходящий цвет одежды для похорон, разве нет?

Он фыркает, не оценив моего юмора.

Ночь Хэллоуина – идеальная возможность для Пондероза Спрингс сгрести деньги на благотворительность, которой, вероятнее всего, не существует. В прошлом году была ярмарка. За год до – контактный зоопарк. Совет никогда не упустит шанса обобрать людей до нитки и использовать средства на бесполезное городское обслуживание или сразу же прикарманить их.

Это бесконечная яма, в которую горожане более чем счастливы бросать свои деньги.

«Цирк Кошмаров».

Сочетание вихревых красных шатров и кануна Дня Всех Святых. Где мертвым позволено бродить по землям людей, вновь вернуться к прошлому и стремиться отомстить тем, кто обидел их живые души.

Я никогда не ходил с фразой «сладость или гадость»⁴⁷, но ходил наслаждаться Хэллоуином. Ночью, когда все превращаются в жутких монстров и ужасных злодеев. И мне больше не требуется маска. Я могу ходить как убийца убийц и называть это костюмом. Свободно снять кожу, которую ношу каждый день, и разоблачить то, что разлагается под ней.

– Ничего не случится с ней этим вечером, – говорит он, крутя пальцами ручки в стакане, который стоит на моем столе. – Она проследит за ним во всем этом цирке с благотворительностью и встретится с нами на парковке в девять, когда все закроется. Лайра знает правила, она знает, что нельзя никуда уходить, не предупредив нас. Мы будем рядом все время. Все будет хорошо.

Мои коренные зубы скрежещут друг о друга, когда я киваю в унылом согласии, держа рот на замке, пока иду к зеркалу поправить свой воротник. Я не планировал снова спорить с ним по этому поводу, не тогда, когда я знаю, что может произойти, если с ней действительно что-то случится.

– Дело даже не в Лайре.

Я склоняю голову в направлении Алистера, смотря на него впервые с тех пор, как он пришел. Его темные, как у ястреба, глаза наблюдают за мной, как будто он способен увидеть что-то за миражом, который я ему демонстрирую. Из всех парней он, вероятно, может быть ближе всех.

– Умоляю, поведайте, всезнающий бог, в чем же тогда дело? – сухо спрашиваю я.

Он легко садится в мое рабочее кресло, откидывается на спинку и закидывает руки за голову. Я не встречал никого, кто мог бы хмуриться так, как Алистер Колдуэлл. Даже когда он был ребенком, на его лице всегда был отпечаток гнева.

Даже когда он не был разгневан, он все равно выглядел именно так.

– Ты расстроен, что я не проголосовал за тебя, – говорит он с уверенностью, которая заставляет мрачный смешок сорваться с моих губ. – Смейся, сколько хочешь, но я впервые разделил наши голоса. Мы всегда голосовали вместе, и ты моросишь насчет единственного раза, когда я не сделал это.

В комнате потрескивает напряжение, одно неверное слово или движение – и между нами вспыхнет дичайший спор. Прискорбно, что он моя противоположность, мы так сильно связаны, когда согласны друг с другом, но свирепые враги, когда имеем разногласие.

Он был прав в одном. Это был единственный раз за всю историю наших планов демократического типа, когда мы проголосовали за противоположные стороны. Раздражает ли меня это? Безусловно, раздражает. Следование руководству Рука никогда не заканчивалось хорошо. Алистер это знает, или, по крайней мере, я думал, что он знает. Все, что делает Рук, он действует бездумно и импульсивно. Быстро хватается за идею, которая звучит хорошо в теории, но имеет пагубные последствия.

– Мне так наскучило твое постоянное «я – лидер», знаешь ли, – говорю я. – Мы не дети. Это не школьная игровая площадка, на которой я стою в унынии, потому что ты не выбрал меня. Твоя жизнь могла бы быть намного проще, если бы ты перестал верить, что мир вращается вокруг тебя, Али.

Его челюсть тикает, мои слова опасно танцуют на большой красной кнопке внутри него. Клянусь, он слишком прост. Всегда был. Он может и не знает меня, но я знаю его.

Лучше, чем кто-либо другой.

Мы с Алистером встретились первыми. Был только я и он, пока мы не помогли Руку запустить фейерверк в загородном клубе, где Сайлас стоял на страже.

Но до этого были только мы.

Мой дедушка хотел устроить ланч для королевских особ Пондероза Спрингс, принимая во внимание то, что он был членом правления Холлоу Хайтс. Это не было чем-то необычным. Я думаю, это был его способ внедрить моего отца в общество людей, с которыми предположительно он должен был работать в тандеме с того момента, когда полностью возглавил бы бизнес «Пирсон Форчун» и унаследовал бы свою часть этого прогнившего города.

Он хотел, чтобы мой отец крутился в кругах правильных людей. Составил список тех, кому нельзя доверять, что-то в этом роде.

Мне было почти шесть, я бросал камни в большой фонтан с водой у входа в наше поместье на подъездной дорожке. Не было ничего необычного в том, что мой дом был заполнен вперемешку детьми и взрослыми. Для меня также не было чем-то уж таким необычным найти какое-то другое место, кроме как внутри, чтобы побыть там среди всего этого шума.

Мой дедушка говорил, что я идеально играл роль богатого внука. Я хвастался своим талантом в игре на пианино, позволял отцу водить меня вокруг, представляя влиятельным людям.

Я мог простоять там только лишь час, прежде чем исчезал. Прежде чем взаимодействие с людьми становилось излишним, и я стремился к комфортной тишине.

Стоя снаружи своего дома, я наблюдал за прибытием Алистера и его семьи. Я смотрел, как его мать и отец выходили из машины с его старшим братом, Дорианом, по бокам от него.

Довольные тем, что они оставили позади юного долговязого мальчика, чтобы он догонял их. Его голова была опущена, костюм растрепан, а глаза налиты кровью от отсутствия сна. Как будто он знал, что его место в пяти шагах позади них. Всегда во мраке их теней. Тени Дориана.

Печальная реальность для кого-то столь юного.

Я знал, на что это похоже. Понимал, каково это – стыдиться своего существования. Это было так, словно в нашей крови было что-то иное, то, что протекало в нем, во мне, во всей нашей четверке.

Эта порочность, которая связала нашу травму. Окутала нас всем, что мы ненавидели, всем от чего бежали, и превратила нас в тех, кем мы являемся сегодня. Каждый из нас стал тем, чего боялся больше всего.

Нет, мы стали еще хуже.

Я всегда думал, что мы с Алистером были близки, и все же сегодня мы не можем чувствовать себя более далекими друг от друга.

– Лайра будет...

– Лайра, – огрызаюсь я, прерывая его суровым взглядом, ненавидя то, как он произнес ее имя, не задумываясь. – Для вас она – расходный материал. Частичка пыли в вашем мире. Вы с Руком будете довольны, если с ней что-то случится, потому что она ничего не значит для вас.

Он встает с моего кресла, стремительно заявляя о своем присутствии, когда вторгается в мое личное пространство. Я в ударе, выводя из себя оставшихся у меня друзей. Сначала Рук выпячивает грудь, как большой злой волк, которым он и является, теперь Алистер?

Как волнующе.

– Ты полон дерьма, Тэтчер, – говорит он. – Ты знаешь, что я не стал бы подвергать ее риску.

Он говорит это так, словно присматривать за ней – его работа. Как будто он всемогущий, обязанный в одиночку нести ответственность за каждого из нас. Интересно, что бы он сделал, если бы узнал, что я позволяю ему быть ответственным?

Что я позволяю ему думать, что он все контролирует, потому что знаю, он разрушится, если контролировать будет не он. Что он никогда, ни разу не был ответственным за то, что я делаю, или кем являюсь.

– Ага? – я хмурю брови, мои глаза сужаются, когда я наклоняюсь ближе к его лицу, мой рот оказывается на расстоянии вдоха от его носа. – Тогда почему ты не предложил Брайар? Или Сэйдж?

Наши с Лайрой отношения могут быть сложными, мы вполне можем покончить с чем угодно, что бы ни происходило. Но ей не нужно было подвергать себя опасности, в особенности ради меня и парней.

Мысль о том, что Истон Синклер прикоснется к ней хотя бы одной своей омерзительной рукой, заставляет что-то взрываться во мне. Я не хочу, чтобы она была поблизости с ним, даже чтобы дышала одним воздухом с этим неадекватно одетым папочкиным мальчиком.

Сегодня вечером она будет бродить по цирку, следя за каждым его движением, прислушиваясь к информации, которая нам может понадобиться. Ей придется всю ночь следить за его передвижением, прислушиваться к его голосу, следить за каждым его шагом. Задача, на которую я знаю, она способна, но я не хочу, чтобы она это делала.

Не с Истоном.

Брови Алистера дергаются, соединяясь вместе.

– Ты хочешь сказать мне, что она тебе небезразлична?

– Всего лишь наблюдение, Колдуэлл.

Он качает головой, усмехаясь:

– Так, давай кое-что проясним, Тэтчер. Ты говоришь мне, что Лайра Эбботт значит для тебя то же, что Брайар для меня, или ты просто чуток обиделся?

Мой рот открывается, прежде чем я успеваю подумать. Прежде чем я успеваю взять себя в руки и задействовать ту часть меня, которая хочет выключить любого, кто хотя бы мимолетно подумает о моем Милом Фантоме.

Я тычу пальцем ему в грудь.

– Ты понятия не имеешь, кем она является для меня, – говорю я со злобным рычанием.

К счастью, это все, что я успеваю сказать, прежде чем напоминаю себе, что пытаться объяснить ему это бессмысленно. Он никогда не сможет понять, что она значит для меня. Что ее душа значит для мира.

То, что он чувствует к Брайар, – это крупица по сравнению с тем, что я разделяю с Лайрой Эбботт. Власть, которую она может иметь надо мной, – это то, к чему никто и близко не приближался.

Вот почему так важно, чтобы она держалась подальше от меня.

Он вздрагивает от моих слов, что-то, что я не могу прочесть, отражается в его глазах, и я никогда не презирал его так сильно, как прямо сейчас. Как будто он может видеть меня насквозь, даже если я молчу.

Как будто Лайра – единственный секрет, единственная частичка моего сознания, которую я ни от кого не могу скрыть. Она живет на поверхности, отказываясь прятаться.

– С ней ничего не случится. Я обещаю тебе, – говорит он, его голос теряет резкость.

– Прибереги свои обещания для того, кто нуждается в них, – говорю я, смотря на него мгновение дольше, прежде чем отстраниться.

Я подхожу к кровати, подбирая пиджак, скольжу руками в материал и оглядываю себя еще раз в зеркале, прежде чем направиться к двери, чтобы начать эту кошмарную ночь.

С легкостью я скольжу руками в карман, пробегая пальцами по прохладному металлу внутри него. Гравировка на обеих сторонах монеты врезается в подушечки моих пальцев. Точно такие же монеты я однажды положил на глаза Фиби Эбботт.

– Тебе лучше надеяться, что ты прав, Алистер. Если с ней что-нибудь случится, – я сжимаю ее в ладони, вытаскиваю и рассеянно бросаю через плечо в его направлении. – Даже наша дружба не сможет защитить тебя от меня.

Я оставляю его позади со звуком звона обола Харона⁴⁸ в воздухе.

17. БАГРОВЫЙ ТУМАН

Тэтчер

Одно из двух правда.

Лайра либо опаздывает, либо она мертва.

Мертва, потому что я ношу Ролексы за семнадцать тысяч долларов, которые, вероятно, скорее будут украдены, чем ошибутся со временем.

Итак, Лайра задерживается уже на двадцать минут от назначенного времени.

Они сказали мне, что с ней все будет в порядке. Что этот план не провальный. Она соберет информацию и встретится с нами без единой царапины. Однако, я видел ее всего раз в этом хаосе цирковых костюмов и жонглирующих акробатов. Когда она пряталась за стендом с едой, пока Истон выступал перед группой приспешников, которые выглядели крайне не впечатленными тем, что он говорил.

Но на этом все. Шелест ее кудрей, проблеск темного свитера. Все сообщения, которые я отправил, остались непрочитанными. Меня весь вечер старательно игнорировали, а теперь она опаздывает.

– Если ты будешь постоянно пялится на часы, ничего не изменится, – бормочет Рук, прислонившись к своему мотоциклу напротив меня. – Дай ей минутку, Тэтчер. Может, она подумала, что мы договорились на девять тридцать.

Я скрещиваю руки на груди и прислоняюсь к двери с водительской стороны. Я чувствую, насколько убийственен мой взгляд, как только он нацеливается на него. Лайра не перепутала бы время, она бы так не сделала. Мы договорились на девять, на парковке «В» кампуса. Если бы все было в порядке, она была бы здесь.

– Ты рассказал Сэйдж о своем плане? – спрашиваю я, склоняя голову. – Она знает, что ты заставил ее подругу шпионить за ее злопамятным экс-женихом?

Краска исчезает с его лица. Любое умное замечание, готовое сорваться с его языка, умирает. Сменяясь ожесточенной яростью. При одной только мысли о том, что его драгоценная маленькая Сэйдж может быть подвергнута опасности или оказаться где-то поблизости с Истоном Синклером.

– Заткни свой гребаный снобистский рот или я заставлю тебя проглотить зубы, Пирсон, – он отталкивается от мотоцикла, выпрямляясь. – Мы договорились рассказать им после сегодняшнего вечера. Это пробный заезд. Нет необходимости выводить Сэйдж из себя из-за того, что может даже не сработать.

Алистер успокаивающе кладет руку на плечо Рука, пытаясь сохранить его в уравновешенном состоянии, так, чтобы мы не устроили драку посреди парковки кампуса, но меня волнует это меньше всего.

На самом деле, это может быть приятным отвлечением от моего блуждающего разума, который, кажется, не может отпустить мысль о том, что Лайра в беде, а мы стоим и бездействуем.

– Давай, – киваю я Алистеру. – Спусти свою собаку с цепи. У меня есть прививка от бешенства.

– Иди на хуй, придурок, – ворчит Рук.

Мой палец нажимает на нашу ветку сообщений, я останавливаюсь на контакте Лайры и набираю ей. Как и в первые три раза, на линии лишь гудки. Они звучат до тех пор, пока не раздается сигнал ее голосовой почты. Я смотрю вниз на свои часы, слушая ее голос.

– Привет! Это Лайра, извините, что пропустила ваш звонок. Оставьте сообщение, и я вам перезвоню.

Должно быть, она записала его, когда была в хорошем настроении. В ее голосе легкость, та, которая проявляется только тогда, когда она окружена людьми, которые ей небезразличны, или когда она рассказывает о своих увлечениях.

Мои внутренности сжимаются, и внутри поселяется осознание. Чувство, которое говорит мне, что этот короткий эксперимент стоил Лайре жизни или, по меньшей мере, одной из ее конечностей.

– Я никогда не соглашался на эти условия. Вы с Алистером согласились. Заверили самих себя, что лгать своим обожаемым подружкам было лучшим способом обезопасить их, – говорю я, с взмахом запястья и покровительственным тоном, сочащимся презрением и сарказмом.

– Тэтчер, я клянусь...

Звук трения шин по асфальту привлекает наше внимание. Я надеюсь увидеть автомобиль старой модели Лайры. Но, к сожалению, буквально для всех, это не он.

Только недавно купленный «Макларен» Истона Синклера заезжает на парковку. Паркуясь на месте прямо рядом с моим. Я оглядываюсь через плечо, когда он выскальзывает с водительской стороны, ни подружки-бимбо⁴⁹, ни тупоголовых друзей за его спиной. Только он.

– Поздно ложишься, Синклер? – спрашиваю я через плечо.

Он поднимает на меня взгляд, черта раскаленного добела страха пылает на его лице. Не так часто случается, что я тот, кто вмешивается в его дела, подходит к нему, нацеливаясь на него, как на мишень. Но он быстро вспоминает роль, которую играет, роль мачо-мужчины, и легко приручает черты.

Стивен, его отец, был бы так горд.

Неважно, сколько пересадок кожи сделал его пластический хирург, Истон все еще носит грубый шрам на левой стороне своего лица. Она была изуродована, зажила со временем, но обесцвеченная кожа и линии ткани покрывают лицо от челюсти до верхней части щеки.

Это было кровожадно, но нет никого, кто заслужил бы носить такое, больше чем он.

– Давненько не виделись, парни, – Истон смотрит мне через плечо, прищуривая глаза, когда видит Рука позади меня. – Как там Сэйдж, Ван Дорен? Она все еще так же хороша на вкус, какой я ее помню?

Я чувствую пар, который валит от Рука. Это смелый ход со стороны Истона, учитывая, что мой друг-пироман из кожи вон вылез бы ради шанса поджарить его на вертеле.

Сэйдж навсегда останется болезненным спором между ними двумя. Будь то чувство собственности, которое Истон испытывает к клубничной блондинке, или некая форма любви, пройдет много времени, прежде чем он отпустит ее. И займет еще больше времени, прежде чем Рук когда-либо позволит ей уйти.

– Я не совсем понимаю, ты все еще помнишь, каков на вкус выхлоп моего мотоцикла? Или тебе нужно напомнить? – Рук мотает головой в сторону мотоцикла, намекая на неприятности.

Истон пробегает пальцами по той стороне, где у него шрам.

– Только прикоснись ко мне пальцем, и я позабочусь о том, чтобы Сэйдж была той, кто заплатит за это.

– Опасное место, чтобы раскидываться угрозами прямо сейчас, Ист, – Алистер встает рядом со мной, его плечо задевает мое. – Ни папочки, ни друзей, которые могли бы защитить тебя. Как они узнают, что с тобой что-то случилось, если не смогут найти твое тело?

Я усмехаюсь:

– Если вообще будет, кого искать.

– По крайней мере, мне не придется беспокоиться о том, что ты подкинешь части моего тела на всеобщее обозрение, Тэтчер. Мы все знаем, что ты прямо как твой папочка. Только слабые, невинные женщины заводят тебя, когда ты расчленяешь их.

Ни для кого секрет, что я подозреваемый. Город признал меня виновным, прежде чем я смог даже упомянуть о своей невиновности.

– Ты уверен, что не ты тот, кто швыряется частями тела, как наличкой в клубе, Ист? Должно быть, нелегко было обнаружить, что твоя мать трахается с отцом Алистера. Сколько тебе было – пять, шесть? Когда ты увидел, как Уэйн Колдуэлл трахает твою дорогую мамочку? – насмехается Рук. – Выплескиваешь некоторые свои накопившиеся проблемки на девушек по всему городу?

Истон сжимает челюсть, еще одно весьма чувствительное место нашего давнего врага. Я не уверен, был ли это дар божий, когда мы выяснили насчет их родителей, но я обожаю видеть это искаженное страданием выражение на лице Истона всякий раз, когда мы поднимаем эту тему.

– Разве ты не узнал бы, если бы это был я? Кто знает, как долго твой маленький питомец таскался за мной, – усмехается он.

По спине пробегает дрожь.

– Прошу прощения?

– Ты просто прикидываешься глупым? Или это твоя заводская настройка? – спрашивает он, закатывая глаза. – Это было умно, знаешь ли. У меня было это назойливое ощущение, что за мной следят, но каждый раз, когда я оборачивался, никого не было. Нет, правда до тех пор, пока я не начал выходить из цирка.

Я смотрю на Рука, затем на Алистера, это ощущение чистого адреналина пульсирует в моих венах. Это было ошибкой. Я ненавижу эту мразь, но он умен, и мы это знали. Следить за ним было ошибкой.

И теперь Лайра где-то там расплачивается за это.

На долю секунды я пытаюсь управлять своим самоконтролем. Я пытаюсь прикусить язык и остаться отчужденным. Тем, кто в действительности никогда не уделял Истону того внимания, которого он добивался, но я не могу.

Я сломал свой самоконтроль, когда оказался между бедер Лайры Эбботт. Я не сдерживаюсь, когда речь заходит о этой маленькой королеве жуков.

Пот скользит по моим ладоням, я никогда не чувствовал такого жара. Мое тело переполняется гневом. Жестокость гудит внутри моей груди. Это потребность уничтожить все и каждого на своем пути. Такого никогда не случалось.

Желание убивать.

Никогда оно не приходило так стремительно, так мощно, что, я сомневаюсь, что что-то может остановить меня от того, что я разорву мир на части своими зубами. Сожрав его живьем. Желание настолько взрывоопасно, что никто – мужчина, женщина, ребенок, друг или незнакомец – не находятся в безопасности.

Я делаю два шага, прежде чем оказываюсь лицом к лицу с Истоном, мой голос превращается в звериное рычание.

– Где она?

– Кто? – спрашивает он, дерзко приподнимая бровь.

Мои руки тянутся вперед, хватая его за лацканы пиджака. Я сжимаю руками материал, приподнимая его над землей на несколько дюймов, мое тело сотрясается.

– Какого черта…

Дыхание вырывается из его легких, когда я впечатываю его со всей силы в асфальт под нами. Его спина шлепается с треском, стон срывается с его губ, когда я встаю над ним.

– Где, блядь, она.

Я не задаю вопросов и не умоляю об ответах.

Я бы убил его, и сделал бы это болезненно. Усадил бы его перед его матерью и удалял бы каждое его ребро, одно за другим. Вытащил бы его гребаный позвоночник из его горла и задушил бы его им.

– У тебя есть десять секунд, Синклер, – я залезаю в карман, достаю свой складной нож и щелкаю кнопку, помахивая лезвием перед его лицом. – Прежде чем я разорву тебя на куски.

– Я... – он задыхается, – не знаю.

В моей голове никогда не укладывалось, какие территориальные претензии были у моих друзей на Брайар и Сэйдж. Никогда не понимал, чем они обладали, что заставляло парней превращаться в зверей, готовых набрасываться на любого, кто произнесет их имя.

Мне это казалось слащавым и отталкивающим.

Но прямо сейчас я понимаю, и идея спалить лицо Истона обретает смысл. Все это обретает смысл.

Чувство защиты того, что принадлежит тебе. Ты бы убил, чтобы защитить. Впервые я ощущаю это.

Я усмехаюсь.

– Пять секунд.

Он дергается под моей хваткой.

– Клянусь гребаным богом! Я не знаю. Она осталась, когда я ушел, и больше я ее не видел. Клянусь богом, чувак, я не знаю, где она.

Паника в его голосе звучит, как клавиши пианино по утрам.

Освежающе.

Нож скользит между моими пальцами, как раз перед тем, как я направляю лезвие к центру его кадыка. Алистер хватает меня за плечо, его голос, как гром у меня над ухом. Сокрушительный звук, который прорывается сквозь мой гнев, как удар хлыста.

– Тэтч, – кончик моего лезвия погружается в его плоть. – Я только что узнал местоположение ее телефона от Брайар, она все еще в цирке, – его хватка усиливается. Он впивается в мою плоть, как якорь, его рот у моего уха. – Он того не стоит. Пока нет.

Мои руки дрожат от необходимости выпотрошить Истона, как рыбу. Оставить его валяться на этой парковке. Но необходимость увидеть Лайру сильнее. Это все, о чем, кажется, может заботиться мой мозг.