Текст книги "Пуритане"
Автор книги: Джек Кавано
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)
– Но это же совсем маленький городок. Какая беда, что где-то в глуши действует горстка диссентеров? Если просвещение под контролем, значит, под контролем вся страна, разве не так?
Епископ просиял.
– Ты не похож на остальных моих мальчишек. Ты задаешь умные вопросы, и это меня радует, – подбирая слова, он пожевал кусочек картошки. – Речь идет о единстве. «Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас». Ефесянам, глава четвертая. Диссентеры подрывают единство нашей веры. Ради единства мы настаиваем на том, чтобы вся англиканская церковь следовала общим догматам, чтобы любой прихожанин, зайдя в любую церковь, знал, как будет проходить богослужение, – вот почему так важна «Книга общей молитвы». Прихожанин должен быть уверен, что священник утвержден церковью и принимает ее атрибуты, о чем свидетельствует традиционное церковное облачение. Прихожанин вправе ожидать, что святыни оберегаются должным образом, – для этого регламентируется расположение алтаря, который следует обнести ограждением. Это нужно, чтобы никто не осквернил его, используя как обычный стол, не положил на него свои вещи и не делал на нем записей легкомысленного содержания. – Перед тем как продолжить свою речь, епископ расправился с картофелем. – Пуритане стремятся подорвать единство веры. Они считают, что каждый может молиться, как ему вздумается. Они заявляют, что готовы беседовать с Богом, но среди них полно пустоголовых людей! Свое невежество они в полной мере проявляют во время общей молитвы, искажая предписанный текст. И эти люди собираются вести народ к трону Господнему! С преступной безграмотностью необходимо бороться! Я преодолею все препятствия и любой ценой избавлю Англию от еретиков! – после этих слов епископ замолчал – ему надо было перевести дух. Затем он посмотрел на Энди и усмехнувшись провозгласил: – Конец проповеди.
Энди улыбнулся в ответ. Ему было приятно видеть епископа оживленным и решительным.
– Когда я уезжаю? – спросил он.
Вопрос застал епископа врасплох. Он отодвинул полупустую тарелку и отложил нож. Прежде Лод никогда не оставлял недоеденную пищу.
– Утром, – кратко ответил он. У него на глазах показались слезы.
Энди почувствовал комок в горле и опустил глаза.
– Я собирался поручить эту работу Элиоту, – промолвил епископ, – а он куда-то запропастился.
– Он обязательно вернется, – заверил Энди.
– Да я в этом и не сомневаюсь. Элиоту я доверяю. Просто… Я пытался убедить себя, что ты не готов выполнить мое поручение. Но я обманывал себя. Ты вполне готов. Ты справишься с ним не хуже Элиота, а может, и лучше, потому что ты умнее. Видишь ли, на эту работу уйдет несколько месяцев, и мне просто не хотелось тебя отпускать.
Энди покраснел, вертя в руках десертную ложку.
– Думаете, это надолго?
– Люди в Эденфорде непростые. Чтобы завоевать доверие жителей этого городка, тебе потребуется время, но, – епископ Лод ударил по столу пухлой ладошкой, – я не могу ставить личные интересы выше служения Богу. Пусть Господь облегчит твой путь в Эденфорд, Эндрю, и позволит поскорей вернуться ко мне.
Дорога на запад пробудила у Энди тяжелые воспоминания. Прошло всего несколько недель после трагического происшествия в Девоншире. Этой дорогой они возвращались в Лондон вместе с убитым горем епископом. Молодой человек старался не думать о злополучной охоте, но знакомые места рождали в его душе горькие чувства, от которых он с радостью бы избавился.
Юноша решил, что лучший способ отвлечься от неприятных мыслей – думать о предстоящей работе. Он собирался доехать верхом до Бриджуотера, оставить там лошадь и остаток пути пройти пешком. Предстояло преодолеть около тридцати миль через Веллингтон, Халбертон и Тивертон. Такую длинную дорогу он выбрал намеренно: по прибытии в Эденфорд хорошо бы выглядеть утомленным и проголодавшимся. При себе у него имелся черствый хлеб, который за время пути успеет заплесневеть. Это придумал епископ – идею он почерпнул из Библии [56]56
Имеется в виду случай с жителями Гаваона, описанный в Книге Иисуса Навина (Нав. 13).
[Закрыть]. Энди заинтересовался, не говорится ли там о других хитроумных приемах, ведь их тоже можно взять на вооружение. Он решил впредь посвящать больше времени чтению Священного Писания. С собой он взял Библию для шифровки сообщений, кое-что из одежды и дедову саблю – для защиты от грабителей.
На четвертый день путешествия Энди добрался до Девоншира. Путь пролегал через высокие холмы, откуда открывался великолепный вид на поместья и волнистые равнины. От Тивертона дорога шла вдоль чистой и прозрачной реки Экс, берущей начало в Эксмуре и впадающей в Английский канал ниже Эксетера, главного округа Девоншира. Река сопровождала Энди до конца путешествия – холмистая дорога в Эденфорд тянулась вдоль нее. Слои сланца, видневшиеся в красноватой почве холмов на одном берегу реки, и зеленые возвышенности и поля на другом делали местность очень живописной. Перебравшись через реку по арочному каменному мосту, Энди оказался в Эденфорде.
– Ни с места!
Не успел Энди сойти с моста, как его остановил тучный старик с растрепанными седыми волосами. В руках он держал кремневое ружье. Увидев вооруженного человека, Энди остановился.
– Что тебе здесь нужно? – пропыхтел старик. Он говорил медленно, растягивая слова. При этом он смотрел в сторону, поджав губы и стараясь казаться грозным.
– Честно говоря, никакого дела здесь у меня нет, – ответил Энди. – Я путешественник.
– Где твой дом? – Руки старого сторожа дрожали, и ружье подпрыгивало при каждом слове.
– Можно сказать, что я иду из одного дома в другой.
– Хочешь сказать, у тебя два дома?
Дуло ружья опустилось. Мысль, что у человека может быть два дома, удивила старика. Суровое выражение на его лице сменилось задумчивым.
– Нет, просто сейчас у меня нет дома.
Старик крепко сжал ружье и вновь прицелился.
– Руки вверх! – крикнул он. – Ты арестован!
– Подождите!
Но сторож не собирался ждать.
– Брось саблю! – Он закрыл левый глаз, правым разглядывая Энди через прицел ружья.
Энди медленно опустил дедову саблю на землю и поднял руки.
– От чьего имени вы действуете?
– От своего собственного, чертов парвеню! Я городской сторож.
«Парвеню? – быстро соображал Энди. – Где-то я слышал это слово? Вспомнил! Так называли сэра Фрэнсиса Дрейка. Выскочка. А ведь он был родом из этого захолустья!»
Возможно, человек, на которого направлено дуло ружья, склонен преувеличивать опасность, но Энди очень не нравилось, как трясутся руки сторожа, – более всего юношу тревожил палец на спусковом крючке. Спокойным и чрезвычайно вежливым тоном он спросил:
– Могу я узнать, сэр, в чем моя вина?
– Мой долг – арестовывать всех бродяг, жуликов и нищих.
– А к какому разряду принадлежу я?
Старик не сразу нашелся с ответом.
– Пока не знаю, – промолвил он наконец, – но ты явно из них, это точно. Ладно, пусть решает нотариус.
Судя по всему, туповатый сторож был настроен серьезно, и Энди решил, что будет лучше, если его судьбу решит неведомый ему чиновник.
Нотариусом Эденфорда оказался нелепого вида человек по имени Эмброуз Дадли, живший недалеко от моста в беленом кирпичном доме. Когда старик привел к нему Энди, он сидел за столом с пером в руке и смотрел вдаль поверх очков. Молодому человеку он напомнил школьного учителя.
– Что у тебя, Сайрес? – спросил нотариус сторожа, который подтолкнул Энди к столу.
– По-моему, он мошенник, Эмброуз, – протянул сторож.
– Вот как? – Нотариус начал что-то бодро строчить в конторской книге.
– Я не мошенник, – подал голос Энди.
Нотариус громко вздохнул, перестал писать и поднял глаза, недовольный, что его прервали.
– По крайней мере я себя таковым не считаю, – продолжал Энди. – Что сказано об этом в законе?
Эмброуз фыркнул и вернулся к своей книге. Открыв ее на первых страницах, он ровным голосом прочел: «Мошенником является тот, кто имеет на плече клеймо, выжженное за совершенное преступление», – и снова уткнулся в конторскую книгу.
– Постойте! – закричал Энди. – Значит, я не мошенник!
Нотариус неприязненно поглядел на него.
– Неужели?
– Конечно! Если хотите, можете проверить – у меня нет клейма!
Нотариус вопросительно взглянул на сторожа, тот пожал плечами.
– Значит, нищий, – сказал Эмброуз и вернулся к работе.
– Э, нет! Какой же я нищий!
– Молодой человек! Если вы будете мне мешать, я арестую вас за то, что вы препятствуете должностному лицу исполнять свои обязанности.
– Сэр, не хочу показаться дерзким, но могли бы вы назвать хоть одного человека, у которого я просил подаяние?
Нотариус посмотрел на сторожа, тот вновь пожал плечами. Эмброуз Дадли неспешно отложил перо, снял очки и сложил руки на конторской книге.
– Может, вы сами скажете, кто вы? – предложил он.
– Я честный человек, сэр, – убежденно сказал Энди. – И буду рад помочь вам.
Нотариус кивнул.
– Тогда поведайте мне, мастер…
– Морган. Энди Морган. – Молодой человек решил, что в сложившейся ситуации ему незачем выдумывать вымышленное имя. На то имелось две причины. Работа предстояла долгая, и Энди не нужны были лишние проблемы. Ну и потом, маловероятно, чтобы здесь, на западе, кто-то слышал о его близких, а тем более лично знал их.
– Мастер Морган. Где вы живете?
– Я живу восточнее Винчестера.
– Вы владеете домом или арендуете жилье?
– Не то и не другое. Там находится дом моих родителей.
– Понятно, – сказал нотариус, – значит, вы живете с ними.
– Нет, – ответил Энди, – уже нет.
– Понятно. Вы перебираетесь на новое место?
– Я просто путешествую, без особой цели. Подумывал отправиться в Плимут и наняться на торговое судно, если по пути не подвернется что-нибудь другое.
– Как долго вы были матросом?
– Да я не матрос. Я просто хотел им стать, но, по правде сказать, я никогда не ходил в море.
Нотариус глянул на сторожа.
– Бродяга, – сказали они хором. Нотариус водрузил очки на нос и вернулся к своему занятию.
– Подождите!
Прежде чем Энди успел что-либо произнести, нотариус опять заглянул в свою книгу и провозгласил: «Бродягой является тот, кто не имеет постоянного и определенного места жительства».
Юноша пытался собраться с мыслями. Он полностью подпадал под это определение.
Продолжая писать, нотариус пояснил:
– Вы будете задержаны до прибытия главного констебля. Когда он приедет, вы получите возможность опровергнуть выдвинутые против вас обвинения.
– Как долго мне ждать? – спросил Энди.
– Не меньше недели.
– Вы посадите меня в тюрьму?
– Тюрьмы у нас нет, – сказал старик. – Днем придется ходить со мной по улицам, а ночью за тобой последит ночной сторож.
Энди представил, как целую неделю он будет бродить по городу под присмотром старого сторожа. Все свыкнутся с мыслью, что он преступник. Как после этого завоевать доверие местных жителей? А если он уже провалил дело и ему остается одно: вернуться в Лондон? Элиот поднимет его на смех. Епископ разочаруется в нем. Молодой человек вспомнил прощальные слова своего покровителя: «Ты справишься с этой работой не хуже Элиота, а может, и лучше, потому что ты умнее». Необходимо срочно спасать положение.
– Есть в этом городе человек, способный защитить мои интересы? – воинственно крикнул Энди.
– Бродяги так не выражаются, – пробубнил сторож.
– Закон не принимает во внимание лексикон обвиняемого, – отрезал нотариус.
– Но, сэр, на карту поставлена моя честь. Я имею право защищать свое доброе имя, иначе моей репутации будет нанесен непоправимый ущерб!
Размышляя вслух, нотариус предложил:
– Закон сформулирован достаточно четко. Но сегодня должно состояться городское собрание. Мы вправе обсудить с эденфордцами, как поступить с вами до прибытия главного констебля.
Домом городских собраний жители Эденфорда называли большой грязный сарай, стоящий рядом с Рыночной улицей. Внутри него находились стойла для скота; пол был покрыт соломой. Отцов города, которые начали собираться здесь после захода солнца, Энди, судя по всему, волновал мало. Входя, они бросали на него неприветливые взгляды. Кое-кто с подозрением спрашивал, откуда он, кто-то показывал на него пальцами. Энди, любезно отвечавший на все вопросы, засомневался в благополучном исходе своего дела.
Первым долгом собрание решило разобраться с Энди. Никто не выяснял, виновен юноша или нет, – для них он был бродягой. Горожане обсуждали, что с ним делать до прибытия главного констебля. Один из членов городского собрания – как понял потом Энди, хозяин постоялого двора – предложил временно поселить его у себя. Ему возразили, что это слишком обременительно для Эденфорда. В конце концов все сошлись на том, что если никто не согласится приютить Энди, ему придется ходить по улице вместе со сторожем.
– Пусть молодой человек поживет у меня.
Все посмотрели на говорившего. Это был приятный мужчина среднего роста, темноглазый и темноволосый. Сидящий рядом с ним великан осуждающе пробасил:
– Христианское милосердие тоже должно иметь пределы. А твои дочери? Мало ли что случится…
– Мое предложение остается в силе, – громко, так что слышали все присутствующие, повторил темноволосый, похлопав приятеля по волосатой руке и участливо посмотрев на Энди.
Иных предложений не поступило, и собрание решило, что Энди поживет у гостеприимного незнакомца.
Затем нотариус поинтересовался у почтенной публики, что делать с юношей – оставить его в зале до конца заседания или вывести на улицу. Энди удивили бурные дебаты, вспыхнувшие по этому поводу. Он и не предполагал, что здесь, в захолустье, могут бушевать такие страсти. Наконец собрание пришло к выводу, что Энди вместе со сторожем Сайресом Ферманом должен подождать снаружи. С этим были согласны все, кроме Сайреса.
Сторож повел молодого человека к выходу. Когда они подошли к двери, стоящий там человек схватил Энди за руку и угрожающе прошипел сквозь стиснутые зубы:
– Тронешь его дочек, я с тебя шкуру спущу, парень!
Сайрес Ферман готов был следовать букве, но не духу принятого решения. Он вывел юношу на улицу, а сам приник к дверям и навострил уши. Однако это было лишним. Собравшиеся говорили так громко, что даже Энди, стоявший в отдалении, слышал все.
Он понял, что речь шла об убийстве. Вверх но течению реки, недалеко от северного моста, обнаружено тело. Убийство, судя по всему крайне жестокое, произошло совсем недавно. На груди и спине убитого имелось несколько ножевых ран. Кроме того, несчастному выкололи глаза.
– Тело опознали? – Энди узнал голос нотариуса, Эмброуза Дадли.
– Да, – ответил незнакомый голос. – Это тело главного садовника лорда Честерфилда, Шубала Элкинса.
Глава 10
У Эденфорда была тайна. О ее существовании слышали почти все, но далеко не каждый знал, в чем она заключается. Были и такие, кто думал, что посвящен в нее, но на самом деле заблуждался; те же, кто действительно знал ее, стремились, чтобы остальные продолжали оставаться в неведении.
Эденфорд, расположенный на отлогой холмистой равнине между горами и рекой, славился по всей Англии своим сержем, а тонкое кружево из этого городка было известно даже на континенте. Первым жителем и основателем Эденфорда считался Вильям Честерфилд, прадед нынешнего лорда Честерфилда. На самом деле задолго до его появления на свет в этих местах жил саксонский король, о чем свидетельствовал полуразрушенный замок на склоне холма. Но ни имени короля, ни дня его рождения и смерти, ни его славных или бесславных дел никто уже не помнил.
Первым жилым строением на Эденфордской равнине стала обыкновенная хижина, которую соорудил для себя предприимчивый предок лорда Честерфилда. Получив в наследство отару овец, Вильям задался целью разбогатеть и добился этого. Его потомки продолжали расширять владения семьи. Теперь, чтобы пересечь их земли, путешественник, двигаясь на север, должен был преодолеть не менее пяти миль, прежде чем достигал предместий Тивертона – именно там заканчивалось имение Честерфилдов.
Увеличивая стадо овец и строя дома для рабочих, Вильям Честерфилд занялся производством шерсти. Его сын продолжил семейную традицию, открывая ткацкие и красильные мастерские и привлекая в Эденфорд новые силы. Внук Вильяма, отец нынешнего лорда Честерфилда, возвел особняк, расширил семейный бизнес и нанял новых рабочих. Лорд Честерфилд, унаследовавший огромное поместье, собирал арендную плату, следил за производством и ни в чем себе не отказывал.
Почти сто лет Эденфорд славился своими шерстяными изделиями, а после того как здесь поселились Мэтьюзы, заговорили и о местных кружевах.
Жена эденфордского викария Джейн Мэтьюз занималась ткачеством. Она считалась отличной мастерицей, у нее были проворные руки и гибкие пальцы. Но однообразная работа в конце концов прискучила Джейн. Молодая женщина начала мечтать о деле, которое позволило бы ей проявить свои способности. Она хотела научиться плести кружева.
После смерти матери Джейн Мэтьюз унаследовала ее скромное имущество. Среди прочих вещей там были и образцы тонкого кружева из Антверпена. Оно всегда восхищало Джейн. Ей казалось, что в нем есть что-то от летних грез и смутных, невысказанных желаний. Больше всего на свете Джейн хотелось сплести такие кружева.
Несколько лет она изучала их, всматриваясь в каждую ниточку. Наконец, ожидая появления на свет первенца, она попробовала сплести кружево сама. Когда два года спустя родился ее второй ребенок, Джейн показала свою работу соседям и услышала слова одобрения. А когда дочкам викария исполнилось десять и двенадцать лет, молва о чудесных кружевах Джейн дошла до лорда Честерфилда и он захотел посмотреть на ее работу. Качество кружева приятно удивило лорда, а возможность обогатиться на этом чрезвычайно его воодушевила. С тех пор Джейн Мэтьюз занималась только плетением кружев.
Спрос на ее изделия значительно превышал предложение, и лорд Честерфилд приказал обучить этому искусству других женщин. Хотя у Джейн было много способных учениц, никому не удавалось сплести такое же тонкое и изящное кружево, пока за дело не взялись ее дочери. К моменту смерти Джейн старшая дочь научилась плести кружева не хуже матери.
Зимой 1627 года Джейн Мэтьюз унесла чахотка. Для Эденфорда эта зима выдалась очень тяжелой. Умерли четырнадцать человек, из них девять детей. Лорд Честерфилд, как и подобает, выразил жителям города свои соболезнования, отметив, что особенно сожалеет о кончине Джейн. В глубине души он был очень доволен собой – ведь благодаря его настоятельному требованию Джейн успела обучить искусству плетения кружев других мастериц. Смерть жены викария не нанесла производству лорда Честерфилда значительного ущерба. Место лучшей кружевницы заняли ее дочери.
Со дня смерти Джейн прошло около трех лет, когда ее муж Кристофер пригласил к себе в дом тайного агента епископа Лода.
– Скверная история.
Темноволосый незнакомец и Энди миновали церковь, расположенную рядом с городским сквером, который представлял собой небольшую лужайку, обсаженную деревьями.
– Не могу понять, что заставляет человека убивать, – сказал спутник Энди, – и уж совсем не ясно, зачем увечить мертвое тело.
Они шли по той самой дороге, которая привела Энди в Эденфорд. Дорога эта соединяла два арочных каменных моста через реку Экс. Чтобы выйти на нее, путешественник, идущий из Тивертона в Эксетер, должен был сделать небольшой крюк. Именно так и поступил Энди.
– Я видел, что Сайрес подслушивает, – продолжал незнакомец, – и я его не осуждаю. Это убийство никого не оставило равнодушным. Думаю, ты тоже все слышал.
Энди взглянул на собеседника. В поведении этого невысокого коренастого человека не было и намека на хитрость или коварство. Глубокие морщины вокруг глаз и густые черные брови придавали его лицу сосредоточенное выражение.
– Трудно было не услышать, – ответил Энди.
Его спутник рассмеялся. Смеялся он искренне, от души.
– Да, тихих и застенчивых в Эденфорде отродясь не водилось!
– Простите, сэр, – Энди остановился посреди улицы, когда незнакомец свернул на дорогу, ведущую в гору, – но ведь я не знаю ни вашего имени, ни куда вы меня ведете.
Мужчина смущенно улыбнулся.
– Это я должен просить прощения, – на его щеках заиграл румянец. – Боюсь, вся эта суматоха заставила меня позабыть о хороших манерах.
Он протянул Энди руку и сказал:
– Я викарий Эденфорда. Мое имя Мэтьюз, Кристофер Мэтьюз.
Энди, пряча злорадную усмешку, пожал руку.
У городского сквера Кристофер Мэтьюз и его гость свернули на маленькую пологую улочку, лениво ползущую вверх, затем на Главной улице, параллельной Рыночной, повернули налево. Главная улица была гораздо уже и не столь тщательно вымощена. Небольшие домишки вдоль нее так тесно жались один к другому, словно пытались устоять перед общим врагом. Из окон доносился запах вареной рыбы и жареного мяса, через щели в ставнях слышались негромкие голоса и виднелось дрожащее пламя свечей. Это создавало ощущение домашнего тепла и уюта. Здесь все были близки друг другу в прямом и переносном смысле.
Мэтьюз быстрым шагом направился в конец улицы – дальше начиналось поле – и подошел к двери маленького двухэтажного домика, стоящего на гранитном фундаменте. Справа от узкой деревянной входной двери Энди разглядел два больших, закрытых ставнями окна. Второй этаж нависал над крыльцом. На улицу выходило четыре окошка второго этажа, высунувшись из которых, запросто можно было пожать руку соседу, живущему напротив. Дом заметно покосился, что не очень понравилось молодому человеку, – впрочем, рядом находилось не меньше десятка таких же кособоких развалюх.
– Ну что ж, вот твоя тюрьма, – насмешливо произнес Мэтьюз, но, заметив суровое выражение на лице Энди, он мягко добавил: – Извини, приятель. Похоже, шутка была неудачной. Пойми, и Сайрес, и Эмброуз действуют из лучших побуждений.
Они просто выполняют свою работу, защищая город от врагов. Не волнуйся. Когда появится главный констебль, а он обязательно приедет в день ярмарки, все разрешится. Я не считаю тебя преступником. Если бы я тебя в чем-нибудь заподозрил, никогда не привел бы в свой дом.
«Для тебя я опаснее, чем ты предполагаешь», – подумал Энди. Он изо всех сил старался пробудить в своей душе неприязнь к викарию, но это у него плохо получалось.
Мэтьюз распахнул дверь. В глубине комнаты стройная девушка накрывала стол к ужину. Услышав скрип двери, она обернулась, тряхнула головой, отбросив с лица темно-каштановые волосы, подняла на вошедших сияющие карие глаза и тепло улыбнулась. Но, как оказалось мгновение спустя, сердечная улыбка предназначалась только викарию. Когда девушка увидела Энди, лицо ее стало серьезным. На юношу она не произвела особого впечатления.
– Девочки, у меня хорошая новость! – весело объявил Мэтьюз. – Я привел очень симпатичного гостя!
Девушка молча скрестила руки на груди. С ножами в одной руке и с вилками в другой она напоминала вооруженного грифона на рыцарском гербе. В ее глазах застыла тревога.
– Папочка!
Изящное создание спорхнуло вниз по лестнице и бросилось к Мэтьюзу. По фигуре девушки было видно, что она уже не ребенок, но еще достаточно хрупка, чтобы утонуть в отцовских объятиях. Из-за плеча викария она устремила на Энди ярко-синие глаза. Длинные прямые волосы, прекрасный цвет лица и очаровательная улыбка поразили юношу в самое сердце. Молодой человек ощутил столь сильное волнение, что даже испугался. Впервые в жизни Энди Морган понял, что почувствовал Ланселот, когда встретил Гвиневру.
– Мастер Морган, позвольте представить вам мои величайшие сокровища. Это моя старшая дочь, Нелл. – Мэтьюз указал на неулыбчивую особу у стола.
Энди слегка поклонился. Девушка кивнула и сухо произнесла:
– Мастер Морган.
– И вот эта хохотушка, – отец ласково привлек к себе младшую дочь, – ее зовут Дженни. Мы только что отпраздновали ее шестнадцатилетие.
– Мастер Морган, – застенчиво сказала Дженни.
– Рад знакомству с такими очаровательными особами, – галантно произнес Энди.
Нелл сердито фыркнула.
– Папа, можно с тобой поговорить? На кухне?
И, не дожидаясь ответа, она с грохотом поставила посуду на стол и вышла из комнаты.
Если ее резкость и удивила Мэтьюза, он не подал виду.
– Можешь оставить свои вещи здесь, – викарий указал на место рядом с очагом. – Извини.
Дженни последовала за отцом. Ее длинные каштановые волосы раскачивались из стороны в сторону. Прежде чем исчезнуть за дверью, она обернулась и улыбнулась юноше.
Молодой человек остался один в более чем скромном жилище викария. Перед ним была длинная маленькая – почти в два раза меньше спальни Энди в Морган-холле – комната: справа – очаг, слева – узкая лестница, ведущая наверх. На огне очага варился ужин. На обеденном столе горели две свечи. Со второго этажа струился мягкий бледный свет.
Обстановка была очень бедной. Четыре деревянных стула с прямыми спинками стояли рядом с обеденным столом, наполовину накрытым к ужину; еще один стул находился около маленького столика, придвинутого к окну. На этом столике лежали грузила, кружево, ножницы и мотки шерсти. У очага Энди увидел кресло-качалку. На дощатом полу лежал большой тканый ковер.
Энди снял с плеча сумку и положил ее у очага. Он вспомнил о дедовой сабле и подумал, что нужно спросить о ней викария.
Из-за приоткрытой кухонной двери доносился громкий шепот, но Энди не слышал, о чем говорят хозяева. Он хотел было подойти поближе, но потом решил не делать этого.
«Чтобы выведать чужие тайны, нужно притвориться, что они тебя не интересуют, – говорил Элиот. – Не торопись, будь терпелив и дружелюбен, старайся войти в доверие. Только так ты добьешься своего и узнаешь все, что нужно».
Пока рисковать не стоило. Скорей всего, речь шла о нем. Какое бы решение они ни приняли, его наверняка пригласят поужинать.
Он опять вспомнил Элиота. «Самое важное и самое опасное – первая трапеза с жертвой», – наставлял тот. Слово «жертва» оскорбляло слух Энди – речь все-таки идет не о животных. А вот считать себя разведчиком, тайно пробравшимся в лагерь неприятеля, юноше нравилось.
В этот момент в дверях кухни появилась Дженни с оловянными тарелками в руках. Девушка не поднимала глаз на Энди, но озорная улыбка на ее губах говорила о том, что она не забыла о его присутствии. Гибкие девичьи руки проворно расставили тарелки – раз, два, три, четыре! Дженни украдкой взглянула на Энди и зарделась. Когда она заметила, что юноша наблюдает за ней, она поспешно вернулась на кухню.
«Люблю, когда жертва зовет меня к ужину. Она похожа на овцу, которая приглашает волка разделить с ней трапезу. – В ушах Энди вновь зазвучал резкий смех Элиота. – Должен сказать, пуритане любят поесть. А за едой любят поболтать. Поставь перед ними тарелку, и они выложат тебе все свои секреты! А я смотрю на этих простаков и думаю: хороши же они будут с клеймом на щеках!»
– Что же ты ищешь?
Кристофер Мэтьюз положил в рот кусочек баранины и задумчиво начал жевать его. Он ждал ответа на свой вопрос. Скромный ужин состоял из холодного мяса, вареной кукурузы и пшеничного хлеба. Энди только что изложил семье викария свою вымышленную биографию. В основном это была правда, но слегка приукрашенная, рассчитанная на сочувствие слушателей.
Энди признался, что он – сын богатого дворянина, выросший в обстановке постоянных скандалов и ссор. И это было правдой. А вот говоря о том, что его отец пьянствовал и бил близких, молодой человек врал. Лорд Морган пил мало и редко – пара бокалов вина могла свалить его с ног. Представив деда глубоко верующим христианином, Энди тоже погрешил против истины, зато добился своего: викарий приятно удивился, узнав, что отважный адмирал Амос Морган был набожным человеком. Наконец, Энди солгал, что бежал из Морган-холла из-за стычки с отцом, причиной которой якобы стал интерес юноши к религии. По словам Энди, после того как он покинул дом, ему пришлось целый год скитаться по стране. И вот его задержал сторож Эденфорда.
– Не знаю, что я ищу, – ответил Энди хозяину дома. – Правда не знаю.
– А Плимут? Почему ты решил наняться матросом на торговое судно в Плимуте?
Энди пожал плечами, ковыряя остатки кукурузы на тарелке. «Делай вид, что ты смущен и растерян, – поучал его Элиот. – Это они просто обожают. Сразу бросаются тебе на выручку».
Викарий улыбнулся.
– Одно я знаю точно: Господь не зря привел тебя в наш дом.
Мэтьюз сидел во главе стола, по правую руку от Энди. Девушки, расположившись напротив, слушали их разговор. Нелл держалась сдержанно и отчужденно. Дженни неотрывно смотрела на Энди. Лишь когда он поворачивался к ней, она опускала глаза.
– Что бы ни случилось, – горячо проговорил Энди, – я искренне благодарен вам за гостеприимство, – произнося эти слова, он украдкой взглянул на Нелл. Выражение ее лица не изменилось.
– «Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам» [57]57
Евр. 13:2.
[Закрыть], – вспомнил викарий слова Библии.
Нелл скептически взглянула на отца.
– Папа, уж не хочешь ли ты сказать, что мастер Морган – ангел?
Мэтьюз весело расхохотался. Подмигнув, он ответил, поддразнивая дочь:
– Кто знает!
– А я верю в это, – мягко улыбнулась Дженни и тут же пожалела о сказанном. Все с изумлением посмотрели на нее, и она, вспыхнув, бросилась на кухню с пустой миской в руках.
– Мастер Морган, – Нелл отодвинула тарелку и облокотилась о стол. – Вы сказали, что ваш дедушка был верующим человеком. Расскажите о нем поподробнее.
– Энди. Пожалуйста, зовите меня Энди.
Нелл холодно кивнула.
– Он часто ходил в церковь, – нерешительно пробормотал юноша.
Нелл вновь бесстрастно кивнула.
– Он… гм… часто молился.
– Молился?
– Ну да! Все время молился – о королеве, Морган-холле, кораблях и поражении Испании…
Нелл улыбнулась. Она явно забавлялась. Энди почувствовал себя неуютно.
– Дед часто читал Библию. Точнее, все время, – Энди хорошо знал, как пуритане относятся к Священному Писанию, и не сомневался, что он на верном пути, – и знал ее как свои пять пальцев. Свою Библию перед смертью дед оставил мне. Она всегда со мной. Отцу ужасно не нравилось, что я ее читаю. Я сказал ему, что Библия – это Слово Божье, и никто не заставит меня расстаться с ней. И он выгнал меня из дома.
Судя по всему, упоминание о Библии сработало. Нелл посерьезнела и больше не смеялась над ним.
– Эта Библия сейчас при вас?
Энди кивнул в сторону сумки, лежащей у очага.
– А что за издание?
Епископ говорил, что можно воспользоваться неприязнью пуритан к Библии короля Якова. Похоже, сейчас ему предоставили этот шанс.
– Издание? – Энди изобразил искреннее удивление. – Она издана в Англии.
Нелл бросила на него снисходительный взгляд. Энди смутился.
– Библия печаталась в Англии не раз, – мягко объяснил викарий. Было видно, что он не одобряет поведение дочери. – Позволь мне взглянуть на твое издание.