Текст книги "Пуритане"

Автор книги: Джек Кавано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Мэтьюз негромко повторил слова Священного Писания:

– «Итак, не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться?., потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом». Чего хочет от нас Господь? Чтобы мы заплатили корабельный налог. Как мы заплатим его? Господь знает наши нужды. Он укажет нам путь. А пока мы должны верить в Слово Божие. У веры не может быть кислого лица. Вера не беспокоится по пустякам. Вера не станет портить этот прекрасный день тревогой о завтрашнем дне. «Сей день сотворил Господь: возрадуемся и возвеселимся в оный!» [68]68
  Пс. 117:24.


[Закрыть]

Энди поразило то, как повлияла эта проповедь на горожан. Казалось, сам мир изменился. Люди болтали и смеялись, дети играли. Создавалось впечатление, что король отменил налог, а Джон де Ла Барр согласен уплатить долг.

Семьи собирались группами на лужайке; кто-то устроился в тени деревьев, росших вдоль дороги, кто-то грелся на солнышке. Нелл и Дженни приготовили ленч из хлеба, сыра и фруктов. Пока Энди и Мэтьюзы закусывали, к викарию беспрерывно подходили желающие поговорить с ним. Одним из первых был Дэвид Купер.

– Спасибо, что напомнил мне: все в руках Божьих, – сказал он, крепко обнимая друга.

С ним вместе подошел Джеймс. Молодой человек опустился на колени рядом с Нелл и сказал ей что-то так тихо, что Энди не услышал ни слова. В ответ девушка холодно пожала плечами.

Дэвид болтал с викарием, пока не подошли Сайрес и Роза Ферман. Мэтьюз справился о здоровье Розы и пообещал супругам, что вопрос о зарплате сторожа обязательно будет решен.

Следующими были приятели-холостяки Мэнли и Дадли и семья Пирс. Так продолжалось до тех пор, пока с Мэтьюзом не побеседовали все жители Эденфорда. И все они говорили об одном и том же.

– Так всегда, – шепнула Дженни Энди. Молодой человек с интересом наблюдал за викарием, которому из-за разговоров никак не удавалось съесть кусочек хлеба.

– Обычная жизнь семьи священника, – добавила Нелл.

Днем Мэтьюз занимался катехизисом с детьми, в этом ему помогала одна из дочерей. Сегодня была очередь Дженни. Энди был рад остаться вдвоем с Нелл.

Вместе они убрали остатки еды в корзинку. После этого Нелл села, прислонившись спиной к дереву, и аккуратно расправила платье. Растирая руки, она наблюдала за тем, как жители Эденфорда отдыхают. Она поочередно массировала каждый палец от основания к кончику, словно выталкивала из него невидимый узелок. Покончив с этим занятием, девушка прислонилась головой к стволу, сложила руки на груди и закрыла глаза.

Энди полулежал, подпирая щеку рукой. Он смотрел, как мужчины в противоположном конце сквера играют в боулинг. Время от времени молодой человек украдкой бросал взгляд на Нелл. Наконец-то он смог внимательно разглядеть ее лицо. Гладкая кожа обтягивала высокие скулы. Кончик тонкого изящного носика был чуть вздернут над пухлой верхней губой.

– Вы меня разглядываете? – строго спросила Нелл, не открывая глаз.

– Не обольщайтесь.

– Бросьте, Энди, вы это делаете не в первый раз.

Юноша отвел глаза. На лужайке с кем-то боролся Джеймс Купер. Вокруг борцов собралась группа молодых людей. Услышав крики болельщиков, Нелл приподнялась. Когда она узнала Джеймса, ее глаза гневно сверкнули. Покачав головой, девушка недовольно вздохнула.

– Что случилось?

– Вот что! – Нелл кивнула в сторону борцов.

– Не понимаю.

Она едко ответила:

– Неудивительно. Но если его отец узнает, что он занимался борьбой в воскресенье, ему влетит.

Изображая полную неосведомленность, Энди поинтересовался:

– А что, в воскресенье нельзя бороться?

– Конечно, нет.

Энди отлично знал, что, к великому огорчению пуритан, борьба и прочие воскресные развлечения были одобрены приказом короля Якова.

Многие годы вопрос о том, какие занятия допустимы в воскресенье, был в Англии предметом горячих споров. Это началось в 1616 году, когда народные представители собрались в Ланкашире, ожидая возвращения короля Якова из Шотландии. Едва он ступил на английскую землю, они обратились к нему с жалобой на то, что лидеры церкви запретили все виды воскресных развлечений. После этой встречи по приказу короля была издана «Книга спортивных развлечений», где объявлялось, что подданные его величества имеют полное право развлекаться по воскресеньям. Поступок монарха рассердил пуритан, о чем они и заявили открыто. Однако их никто не слушал.

Чтобы заставить пуритан подчиниться, король Яков приказал огласить «Книгу спортивных развлечений» с церковных кафедр. Большинство священников нехотя повиновались. Кое-кто все же пытался, соблюдая букву закона, выразить свое отношение к этому приказу. Так, в одной из церквей зачитать «Книгу спортивных развлечений» было поручено церковному старосте, тогда как священник сидел в первом ряду, заткнув уши. Другой священник после перечисления одобренных Яковом развлечений огласил десять заповедей, а затем обратился к прихожанам с вопросом, что они предпочтут. Несколько служителей церкви отказались подчиниться распоряжению короля – ослушников строго наказали.

– Ты и вправду думаешь, что они не должны бороться по воскресеньям?

– Это день Господень, – резко ответила Нелл, – да и потом, этого занятия не одобряет его отец.

– Ты расскажешь все господину Куперу?

Нелл увидела, что молодые люди уже катаются по земле, и на ее лице появилось страдальческое выражение.

– Если я уйду отсюда, то и говорить будет не о чем, – решительно сказала девушка. Встав, она стряхнула с платья траву и пошла к дороге. Но на полпути Нелл оглянулась и обратилась к Энди:

– Неужели ты позволишь беззащитной девушке путешествовать в одиночестве?

Не лежи Энди на траве, он бы непременно упал, услышав из уст Нелл это приглашение. Юноша не заставил себя долго ждать.

– Куда пойдем?

Она протянула ему руку.

– Пока не скажу. Положись на меня.

И Нелл Мэтьюз повела Энди Моргана по дороге, которая круто поднималась вверх, к поместью лорда Честерфилда. Они миновали жавшиеся друг к другу домишки, стоявшие здесь так же тесно, как и на Главной улице, где жили Мэтьюзы. За домами виднелись большие здания ткацких мастерских.

– Здесь работала моя мама, пока не начала плести кружева, – сказала Нелл.

За ткацкими мастерскими виднелось поле и подножие холма. Но Энди не замечал ничего вокруг. Он был полностью поглощен Нелл. Он держал ее руку в своей, касался ее, видел ее лицо – близко-близко. Его охватило пьянящее чувство восторга. Нелл показывала ему еще какие-то промышленные постройки, но юноша не отрываясь смотрел на ее щеки, раскрасневшиеся от прогулки, на непокорные пряди волос, упавшие на лоб, на серые крапинки в карих глазах.

– Давай немного передохнем.

Молодые люди подошли к роще, росшей на холме. Нелл остановилась, отняла руку и повернулась лицом к городу. Энди без особого желания последовал ее примеру. Теперь, когда они больше не держались за руки, девушка отошла от него на приличествующее расстояние.

С высоты холма Эденфорд был виден как на ладони: крыши домов, церковь и сквер, в котором продолжалось состязание по борьбе, река Экс и улица, которая дважды пересекала ее, оканчиваясь с обоих концов одинаковыми арочными каменными мостами.

Энди заметил вдали, слева, какие-то сверкающие блики.

– Что это?

Нелл посмотрела туда, куда указывал юноша.

– Это озеро Вильямс. Лес на том берегу принадлежит лорду Честерфилду. Там он устраивает развлечения и охоту для своих друзей.

«И там епископ Лод убил его сына, – подумал Энди. – А потом там нашли тело Шубала Элкинса».

– Это необычное озеро, – продолжила Нелл, – оно не замерзает даже зимой. Видимо, на дне бьют теплые ключи. Зимой мы можем туда сходить, тогда ты все увидишь сам. Если, конечно, к тому времени ты еще будешь здесь.

«Если ты еще будешь здесь». Сказанная мимоходом фраза показалась Энди пророческой. Если все пойдет, как он задумал, к зиме его здесь не будет. Как не будет здесь и Кристофера Мэтьюза. Эта мысль была ему неприятна, но он намеревался довести свое дело до конца, а потому старался не думать, что станет при этом с Нелл.

– Идем, – Нелл взяла его за руку. – Я хочу тебе кое-что показать, – и она потащила его наверх по травянистому склону.

Когда Нелл и Энди вскарабкались на вершину холма, они увидели замок. Древнее сооружение возвышалось над долиной. Полуразрушенные зубчатые стены с трех сторон были скрыты деревьями. Казалось, лес пытается вернуть себе то, что у него много веков назад отняли строители замка.

Нелл вошла в замок и огляделась. Она стояла в центре большого зала. Пол под ее ногами зарос сорной травой.

– Нравится?

– Здорово! – Энди жадно разглядывал развалины. От каменной кладки осталось не более трех футов в высоту, но внутренняя планировка замка до сих пор хорошо угадывалась: дверные проемы, комнаты, коридоры, кладовые. Это было потрясающе.

– Подумать только, ведь здесь кто-то жил, – сказала Нелл. – Там, где стою сейчас я, стояла другая женщина и волновалась за детей, которые побежали играть к реке, с горечью вспоминала о муже, уехавшем на войну, тревожилась, хватит ли еды на зиму.

– Кто здесь жил? – спросил Энди.

– Точно не знает никто, – ответила девушка, – но все говорят, что это был саксонский король.

– Грустно, правда?

– Почему?

– Здесь жил человек или даже целая семья, а теперь о них никто не помнит. Эти люди на что-то надеялись, о чем-то мечтали, к чему-то стремились, и никто об этом ничего не знает. Как будто их и не было на свете.

Они замолчали, погрузившись в раздумья о никому не известной семье.

Нелл и Энди переходили из одной комнаты в другую, прикасались к замшелым камням, рассматривали помещения, силясь понять, как они когда-то выглядели и что в них находилось; пытались вообразить, каково было жить в замке.

Нелл присела на остатки стены рядом с низко растущей веткой дерева.

Энди расположился к ней лицом на большом прямоугольном камне. Этот камень явно стоял не на своем месте. Он отличался от булыжников, из которых были сложены стены замка, и размером, и формой. Еще одна тайна в придачу к загадке саксонского короля и к секрету жителей маленького городка внизу.

– Ты очень нравишься отцу, – голос Нелл вернул Энди на землю.

– С чего ты взяла?

– Я вижу. – Нелл нагнула к себе ветку и, разговаривая, теребила растущие на ней листья, складывая их веером. – Папа любит всех, но уважает немногих. Тебя он уважает. Иначе он никогда не оставил бы тебя наедине со мной и Дженни.

– Мне приятно это слышать.

– Не понимаю, что он в тебе нашел, – фыркнула Нелл.

Энди нахмурился.

– Почему ты так говоришь?

Нелл отпустила листья, и упругая ветка распрямилась. Держась руками за край стены, она наклонилась вперед.

– У тебя нет своего дела, нет будущего, нет убеждений. Я даже не знаю, веришь ли ты в Бога.

– Конечно, верю.

– В самом деле? Тогда расскажи мне, какой Он, твой Бог.

– Ну…

Энди никогда не приходилось размышлять о своей вере. Он не сомневался, что верит в Бога, точнее, так ему казалось. Однако говорить об этом было трудно, почти невозможно.

– Я жду, – в голосе Нелл зазвучали презрительные нотки, которые выводили Энди из себя.

– Ну, для начала… Он там, наверху! – Энди неопределенно махнул рукой ввысь.

Нелл подняла глаза.

– На дереве?

Она смеялась над ним.

– Нет, конечно! На небесах!

– Понятно, – сказала Нелл. – И чем же Он там занимается весь день напролет?

Энди никогда не задумывался об этом. Ему почему-то пришли на память недобрые греческие боги, которые забавлялись тем, что всячески осложняли людям жизнь.

– Он отвечает на молитвы и делает разные другие вещи, которые полагается делать Богу! – запинаясь, пробормотал Энди.

– Другие вещи? – Нелл с трудом подавила смешок.

– Да, другие вещи. Откуда мне знать, чем Он занят? Я ведь не был на небесах!

Энди порывисто встал со своего каменного сиденья и зашагал прочь, не глядя на развеселившуюся девушку. Но он ушел недалеко. Спустя минуту он вернулся и, подойдя к Нелл, выпалил:

– Ты привела меня сюда, чтобы посмеяться надо мной?

Нелл стала серьезной. Она снова ухватилась за ветку.

– Нет, прости, – она начала перебирать листья. – Я вела себя некрасиво. Просто меня удивило, что тот, кто не расстается с Библией, так мало знает о ней.

– Я хотел бы знать больше.

Теперь смутилась Нелл. Она разглядывала листья, один за другим срывая их с ветки.

– Если бы ты на самом деле хотел изучать Библию, мой отец мог бы тебя многому научить.

– Я знаю, – Энди был рад сменить тему. Он подошел к Нелл и вновь сел на камень.

– Сегодня утром он меня удивил. Я и не догадывался, что он такой прекрасный проповедник.

– Многие удивляются, – ответила Нелл с нескрываемой гордостью.

– Твой отец учился в университете?

Нелл покачала головой.

– Нет. Он учился только у своего отца. Мой дедушка был сапожник.

– Но он так хорошо знает Библию! И умеет донести свои знания до прихожан.

Внезапно Энди осенило: кажется, у него появилась возможность узнать о викарии побольше.

– Наверняка он талантливый писатель, – осторожно начал молодой человек.

Нелл засмеялась:

– Нет. Отец умеет только говорить. Господь наградил его даром красноречия. Излагать свои мысли на бумаге ему трудно. Думаю, из-за того, что он относится к этому слишком серьезно и слишком старается.

Энди остался ни с чем. Услышав, как красноречиво изъясняется викарий, юноша было подумал, что он и есть один из тех неуловимых пуританских памфлетистов, а то и сам Джастин. Однако Нелл разубедила его. Конечно, она могла почувствовать подвох и утаить правду.

Разговор угас. Они никуда не спешили, но не знали, о чем еще говорить. Нелл первой нарушила тишину.

– Энди, чего ты хочешь от жизни?

«С этой девушкой невозможно вести пустые разговоры, – с досадой подумал Энди. – Сначала она расспрашивает меня о Боге, а теперь вот решила поговорить о смысле жизни. Эта тема явно не для свидания». Сегодня Нелл уже успела его уколоть, и он был осторожен.

– Честно говоря, не знаю, – медленно проговорил юноша.

– Тогда скажи, о чем ты мечтаешь?

Энди с опаской посмотрел на Нелл, но не заметил на ее лице и тени насмешки. Она глядела на него мягко и дружелюбно.

– Не знаю, хочу ли я об этом рассказывать.

По глазам и губам Нелл было видно, что она расстроилась. Девушка стремительно поднялась.

– Не пора ли нам возвращаться? – сухо спросила она.

– Нелл! – умоляюще сказал Энди. – Я ответил так потому, что мои мечты неосуществимы.

– Почему?

Энди замялся. Ему хотелось быть с ней откровенным, но он понимал, что это сделает его уязвимым. «А что если она станет смеяться?»

– Они неосуществимы, потому что… – Энди запнулся и глянул на девушку. Ее глаза были внимательны и серьезны.

– …потому что это мечты о прошлом. Я мечтаю об ушедшем.

Нелл улыбнулась, улыбнулась не ехидно и неприязненно, а тепло и сердечно, словно говоря: «Спасибо, что ты поделился со мной своими сокровенными мечтами». И Энди почувствовал это тепло.

– О каком прошлом ты говоришь?

Он зашел слишком далеко – отступать было поздно.

– Вот об этом, – сказал Энди, указывая на разрушенные каменные стены. – Об эпохе короля Артура, рыцарства и борьбы за справедливость. Мне нравится это время. Тогда все было просто. Каждый знал, где добро, а где зло. Мужчины сражались ради того, чтобы мир стал лучше, а не для того, чтобы построить дом побольше или купить своей жене драгоценности подороже.

– Да ты идеалист! – воскликнула Нелл с искренним изумлением. – Таким, как ты, нынче приходится туго.

– Да, практичности мне явно недостает.

Нелл посмотрела на него как-то по-новому. В ее взгляде сквозило восхищение.

– Что ж, – сказал Энди, – теперь твоя очередь. О чем мечтаешь ты?

Нелл повернулась, собираясь уходить.

– Нам действительно пора возвращаться.

Энди преградил ей путь.

– Нет уж. Так нечестно. О чем мечтаешь ты?

Нелл попыталась обойти его. Энди схватил ее за плечи. Ее глаза сверкнули как лезвие меча. Не совершил ли он роковую ошибку? Но, видимо, вспышка гнева была безотчетной, спустя долю секунды девушка совладала со своим негодованием и взглянула ему прямо в глаза. Настала ее очередь стать уязвимой. Нелл смущенно улыбнулась и, стараясь не смотреть на молодого человека, заговорила.

– В нас есть что-то общее, – мягко промолвила она. – Я тоже идеалистка. Только ты мечтаешь о прошлом, а я – о будущем. Я мечтаю о таком месте, где люди смогут говорить все, что им вздумается, не боясь, что за это их могут убить. Я мечтаю о стране, где все будут честны и открыты, где люди будут стремиться приобрести побольше друзей, а не приумножить свое богатство. – Нелл взглянула на Энди через плечо – прежде чем продолжать, ей хотелось посмотреть, как он воспринял ее слова. Она сорвала листок все с той же ветки и начала складывать его гармошкой. Молчание затягивалось. Наконец, понизив голос, она продолжила: – Я мечтаю о таком обществе, где Бог – правитель и где все любят Бога и друг друга. Там нет сторожей, судов и тюрем. Там нет бедных, потому что каждый заботится о других, как о себе. И все свободны… свободны от ненависти, страха, свободны любить и быть любимыми. – Нелл бросила скомканный листок. – Сплошной идеализм, правда?

Энди так же тихо ответил:

– Если ты найдешь такое место, скажи мне. Я бы тоже хотел там жить.

Когда Энди Морган и Нелл Мэтьюз покинули развалины замка, по склону холма к городку, словно гигантские руки, тянулись длинные тени – они напоминали молодым людям о том, что им пора возвращаться в реальную жизнь. Энди и Нелл молча шли рядом. Порой их пальцы соприкасались. Энди хотелось взять девушку за руку, но он сдержался.

– Спасибо, что привела меня сюда, – сказал он.

В ответ Нелл лучезарно улыбнулась. И улыбка ее была лучше всяких слов. Энди никогда не думал, что это может доставить ему такую радость.

Когда они спустились в город, Энди увидел в дверях церкви Кристофера Мэтьюза. Почему все так сложно? Чтобы достичь желанной славы, нужно разоблачить викария. Но Энди не предполагал, что может полюбить его дочь.

Глава 14

Утро понедельника должно было показать, как долго после воскресной службы горожане будут пребывать в приподнятом настроении.

В доме Мэтьюзов утро началось как обычно. Первым встал Кристофер Мэтьюз и начал свой день с молитвы и изучения Библии. После этого он бесшумно вышел на улицу и, продолжая молиться, отправился в поле за Главной улицей.

Затем проснулись Нелл и Дженни. Они на цыпочках прошли мимо спящего Энди. Услышав, как девушки возятся на кухне, молодой человек открыл глаза и торопливо оделся. Ночевать в гостиной было не очень удобно. В тот момент, когда он заправлял рубашку в штаны, из кухни появилась Дженни с миской яблок в руках.

– Ой! – воскликнула она и вновь исчезла на кухне.

– Все в порядке, я уже оделся, – крикнул Энди ей вслед.

Но она почему-то не вернулась.

Когда Энди убирал свою постель, устроенную из одеял, входная дверь отворилась и на пороге появился глава семьи.

– Мастер Морган! – радостно улыбнулся Мэтьюз. – Господь подарил нам чудесное утро.

Для большинства людей сказать «доброе утро» всего лишь дело привычки. Они произносят эти слова бессознательно, не соотнося их с тем, что на самом деле думают о наступающем дне. Однако не таков был викарий Эденфорда. Если Кристофер Мэтьюз говорил: «Сегодня чудесное утро», значит, именно так он и считал. Тон, которым он произнес эти слова, сияние глаз и улыбка не позволяли усомниться в его искренности.

– Сегодня я молился о вас, молодой человек, – викарий легонько хлопнул Энди по спине. Прежде чем юноша успел ответить, что-то за его спиной привлекло внимание викария.

– Вот оно, мое очарование! – улыбнулся он.

В дверях кухни все с той же миской яблок стояла Дженни.

– Папочка! – Она вспыхнула от смущения.

Подойдя к дочери, викарий одной рукой прижал ее к себе.

– А где моя вторая красавица? – спросил он.

Из кухни появилась Нелл. Или дело было в плохом освещении, или здесь не хватало деревьев и покрытых мхом каменных стен, но волшебный ореол, который окружал ее вчера, исчез. «Может, я хочу слишком многого, – подумал Энди. – В конце концов, она ведь просто накрывает на стол, а не принимает гостей на званом вечере».

Свободной рукой викарий обнял старшую дочь.

– Итак, мастер Морган, как долго вы собираетесь держать нас в неведении? Вы остаетесь с нами?

Энди вгляделся в лица Мэтьюзов. На лице викария застыло напряженное ожидание. В глазах Дженни светилась мольба. Нелл даже не удостоила его взглядом. Она смотрела на отца.

– Что ж, если вы не возражаете… Я бы хотел остаться.

– Слава Богу! – воскликнул викарий и еще крепче обнял дочерей. После этого он бросился с поздравлениями к Энди.

Энди протянул ему руку. Викарий отстранил ее и прижал юношу к груди, похлопав его по спине с таким чувством, что тот чуть не задохнулся. Обернувшись к дочерям, Мэтьюз спросил:

– Разве не отличная новость?

– Да, папочка, отличная! – Глаза Дженни сияли.

– Отличная новость, – согласилась Нелл, продолжая накрывать на стол. Ее холодность обескуражила Энди. Она произнесла эти слова совершенно равнодушно.

– Я должен сделать признание, – сказал викарий, посмотрев на Энди. – Я знал, что ты останешься.

Энди недоверчиво глянул на него.

– Я узнал об этом от Бога, – сказал просто Мэтьюз. Он произнес это таким тоном, каким обычно сообщают о новости, услышанной от соседа. – Это случилось сегодня утром. Я шел по полю, и Господь сказал мне, что ты останешься. – Викарий взял Энди за плечи и заглянул ему в глаза. – Мальчик мой, здесь, в Эденфорде, Господом тебе уготовано совершить нечто важное.

Энди не знал, что и думать. Священники частенько бросаются подобными фразами. Вечно они утверждают, что на то была Божья воля, что благодаря Господу им повысили жалованье, – словом, несут всякую чепуху. Обычно, ссылаясь на волю Всевышнего, они поступают так, как им надо. Но Кристофер Мэтьюз ничем не походил на тех священников, которых Энди встречал раньше. Он отличался прямотой и искренностью. И если он сказал, что с ним говорил Господь, трудно было в этом усомниться.

О такой удачной неделе Энди и мечтать не мог. Все шло по плану и даже гораздо лучше. К концу недели он не только завоевал всеобщее доверие, но и стал городским героем.

Понедельник был днем политики. С раннего утра Энди ходил с Кристофером Мэтьюзом из мастерской в мастерскую и из дома в дом. Викарий убеждал горожан принять разработанную им программу действий. В полдень состоялось городское собрание. Оно проходило в том же сарае, где Энди впервые предстал перед жителями Эденфорда. По предложению Нелл женщины на это время ушли в церковь. Пока мужчины думали, женщины молились.

На собрании викарий пожинал плоды своей утренней работы. В результате был принят план, целью которого являлось преодоление сложившейся в Эденфорде ситуации.

Говоря попросту, город полностью переходил с товарно-денежных отношений на меновую торговлю. Было решено создать общее зернохранилище и пункт бесплатного распределения провизии. В обмен на еду фермеры получали от ремесленников и торговцев необходимые им товары и услуги. Третейским судьей назначался Дэвид Купер. Предполагалось открыть городской банк, куда жители должны внести свои Средства. Этот банк будет заниматься закупкой товаров, которые не производятся в Эденфорде. Этот же банк должен выплатить казне корабельный налог, избавив главного констебля от необходимости собирать деньги.

Учреждение банка стало настоящей проверкой солидарности горожан. Одно дело – принять решение о совместных действиях и совсем другое – вложить свои накопления в общую копилку.

Слаженность действий жителей города и чувство локтя были поразительны. И здесь следовало отдать должное викарию. Наблюдая за происходящим, Энди думал, что в Винчестере или Лондоне едва ли можно встретить такую готовность к сотрудничеству. Молодой человек вспомнил деловых партнеров отца – они плыли по волнам бизнеса, точно акулы, которые кружат около сородича, дожидаясь, когда тот обнаружит свое слабое место. Иногда им было достаточно заметить всего лишь тень опасения в глазах компаньона. И тогда они набрасывались на жертву всей стаей и не унимались до тех пор, пока от нее ничего не оставалось.

Правда, на городском собрании тоже не обошлось без конфликта. Спор начал Эдвард Хопкинс, отказывающийся платить «корабельные деньги». Хопкинс был тем самым угрюмым темноволосым противником Джеймса Купера, который во время поединка ударил его по почкам. Он заявил, что в городах Уизеридж, Халбертон и Кредитон жители тоже возмущены этим налогом. Повсюду идут разговоры о неповиновении королю и даже, если понадобится, о вооруженном восстании. Лично от себя Хопкинс добавил, что по отдельности города Девоншира слишком слабы, но если они объединят свои силы, то смогут организовать народное ополчение и заставить Карла отменить проклятый налог.

Многие мужчины, включая Джеймса Купера, поддержали идею вооруженного выступления против короля и даже выразили готовность немедля отправиться в ополчение. Кто-то предложил взять в заложники главного констебля. Обстановка немного разрядилась, когда какой-то шутник заметил, что держать в заложниках такого прожорливого чиновника слишком накладно, лучше уж выплатить корабельный налог.

Но смех быстро стих. Идея вооруженного сопротивления находила все новых и новых сторонников. Против применения силы выступил только Дэвид Купер. И тут Энди увидел, как закружились акулы. Они приняли за страх призыв сапожника к здравому смыслу и набросились на него. Кто-то выпалил, что он просто трус. Хопкинс назвал Купера роялистом, приспешником короля, который помогает ему пить кровь подданных. Джеймс Купер вскочил со своего места и, прежде чем кто-либо успел остановить его, набросился на Хопкинса. Словно искра в пороховом складе, этот поступок вызвал взрыв негодования. Началась всеобщая потасовка. Какой-то фермер схватил Дэвида Купера за рубашку и замахнулся на него. Однако он недооценил сапожника. Ударив нападавшего головой в лицо, Дэвид опрокинул противника и навалился на него сверху. Они покатились по полу, как мячи для боулинга, сбив с ног еще нескольких дерущихся.

Бах!

Щелистые стены сарая коротким эхом отозвались на выстрел. Все замерли, не отпуская, однако, своих противников. Запахло порохом. Драчуны завертели головами в поисках стрелявшего. Облачко дыма поднималось над викарием.

Энди впервые увидел Кристофера Мэтьюза с оружием. В его руках оно выглядело не менее странно, чем арбалет в руках епископа Лода. Подняв пистолет высоко над головой, викарий выстрелил в потолок. Энди понятия не имел, откуда взялось оружие и кому оно принадлежало.

Потрясая пистолетом, викарий воскликнул:

– Неужели так мы решим наши проблемы?! Неужели вы действительно верите, что мы улучшим этот мир, убивая несогласных?

Ему удалось привлечь к себе внимание горожан. Они замерли на месте, словно герои живописных полотен: разгневанные мужчины с напряженными мышцами и потными красными лицами, вцепившиеся друг в друга. Кристофер Мэтьюз стоял среди них, подняв над головой все еще дымящийся пистолет.

Постепенно картина стала меняться. Не выражая сожалений, противники нехотя отпускали друг друга. Лишь когда все вернулись на свои места, викарий опустил руку и бросил пистолет, который с глухим стуком упал на дощатый пол.

– У нас есть кое-что посерьезнее мушкетов. У нас есть молитва и вера – оружие, данное нам Господом!

– Наша молитва не заставит короля отменить налоги! – запальчиво выкрикнул Хопкинс.

– Как вы думаете, кто сильнее, король Англии или Господь? – крикнул в ответ Мэтьюз. – Пользуясь оружием Бога, Моисей смог победить могущественного египетского фараона! С помощью того же оружия Иисус Навин сумел обрушить стены Иерихона и войти в Землю обетованную! Господь может остановить солнце, обрушить огонь с небес и поднять из могил мертвых! Неужели король Англии способен на что-то подобное?

Люди молчали. И тогда Мэтьюз продолжил:

– «Не воинством и не силою, но Духом Моим, говорит Господь Саваоф» [69]69
  Зах. 4:6.


[Закрыть]! Я предпочту сражаться оружием Бога. Кто со мной?

Викарий вышел вперед и молча опустился на колени. Без слов, один за другим, горожане становились на колени вокруг священника. Первыми к нему присоединились Дэвид Купер и Сайрес Ферман, их примеру последовали холостяки, Джеймс Купер и даже Эдвард Хопкинс. Все мужское население города следом за Кристофером Мэтьюзом смиренно преклонило колени перед Господом.

И только Энди держался в стороне: он стоял, прислонившись спиной к стене сарая. Сначала юноша хотел присоединиться к молящимся, но затем передумал. Спешить незачем.

Энди с трепетом смотрел на викария. Он впервые встретил человека, имеющего подобную власть над людьми. Как ему это удается? Неужели все дело в словах, которые он произносит? Он часто обращается к Священному Писанию. Может, слова Библии имеют магическую силу и действуют как заклинание?

Наблюдая за молящимися, Энди понял, чем отличаются друг от друга епископ Лод и Кристофер Мэтьюз. Сходство между ними было очевидным: они верили в одного и того же Бога, читали Библию, надеялись, что исполняют Божью волю, хотя и являлись противниками по убеждениям. Эта сцена на городском собрании позволила юноше осознать, в чем заключается разница между ними. Епископ обладал политической властью – он пользовался ею как мечом, защищая Бога, церковь и самого себя. Викарий же искал у Бога защиты. Вместо того чтобы защищать Бога, он просил у Него помощи.

После того как прозвучало последнее «аминь», было принято еще одно решение: четверг назначили днем поста и молитвы для всех трудоспособных жителей города. Это тоже была идея викария.

– Хлеб и мясо по четвергам нам заменит молитва. Мы обретем свою силу в Господе, – сказал он и добавил с улыбкой: – Главное – не перестараться. Не следует предаваться духовному обжорству.

Неприятности начались во вторник. Сначала все шло хорошо. В городе ввели новый порядок. Дэвид Купер наблюдал за справедливым обменом продуктов, доставляемых фермерами, на товары и услуги. Эмброуза Дадли избрали городским банкиром; был создан совет из пяти человек, который решал, что следует приобрести и сколько денег можно потратить.

Несмотря на ухудшающееся положение, горожане не теряли присутствия духа, а ведь многие семьи теперь могли позволить себе мясо не чаще одного-двух раз в неделю – кое-кто и вовсе забыл о нем. Большинство жителей Эденфорда перешли на жидкий овощной супчик и хлеб, который нарезали тонкими, прозрачными, словно пергамент, ломтиками. Матери с болью смотрели на своих ребятишек: от голода их щеки ввалились, глаза пожелтели, а кожа стала серой. В Лондоне Энди приходилось встречать на улицах таких же изможденных детей – правда, их положение не слишком его волновало, ведь он видел этих несчастных лишь мельком, из окна экипажа. Юноша говорил сам себе, что все скоро кончится и он снова будет сидеть за столом епископа, накрытым толстяком поваром.