Текст книги "Пуритане"

Автор книги: Джек Кавано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

– Нас всех следует арестовать, – это был Дэвид Купер, – разве не сказано в Писании, что все мы «странники и пришельцы на земле» [62]62
  Пет. 2:11.


[Закрыть]?

Главный констебль несколько раз ударил ладонью по столу.

– Я не давал слова никому, кроме викария, – рявкнул он и вновь обратился к Мэтьюзу: – Согласен, были и другие странники. Однако они жили в другое время и в другом месте. Мы же находимся в Англии, идет 1629 год от Рождества Христова. И в наше время быть бродягой противозаконно.

Викарий невозмутимо кивнул.

– Я всего лишь хочу спросить: как нам поступить, оставаясь христианами, если законы Бога и законы Англии противоречат друг другу? Какому из них мы должны подчиниться?

Главный констебль был обескуражен. Ему совсем не хотелось давать ответ на этот вопрос. Он глянул в сторону лорда Честерфилда, надеясь на его помощь. Честерфилд равнодушно посмотрел на него.

Некоторое время главный констебль сидел, подперев голову рукой.

Наконец он промолвил:

– Вы должны показать, в чем состоит противоречие законов Бога и законов Англии, касающихся бродяг. Прочитанные вами цитаты из Библии говорят лишь о том, что в библейские времена законы отличались от нынешних. Вы не убедили меня, Мэтьюз, что Господь давал какие-то особые наставления в отношении бродяг. – И главный констебль самодовольно откинулся на спинку стула.

Но торжествовать ему пришлось недолго. Викарий открыл Библию на странице, заложенной клочком бумаги. В этот момент Энди понял: выступление Мэтьюза не было импровизацией. Он тщательно подготовился к нему.

– Библия, книга Левит, глава девятнадцатая, стих тридцать четвертый: «Пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской. Я Господь, Бог ваш». Таков закон Господень о странниках и путниках, подобных Аврааму или Энди Моргану.

Главный констебль почесал в затылке. Он окинул Энди взглядом, пытаясь понять, почему вокруг этого юнца поднялась такая суматоха. Затем посмотрел на последние ряды и сказал:

– Лорд Честерфилд, это ваш город, и я полагаюсь на ваше мнение. Этот юноша, судя по всему, невиновен. Как мне с ним поступить?

Лорд Честерфилд пренебрежительно фыркнул.

– Делайте с ним что хотите, мне все равно.

Убедившись, что лорда исход этого процесса не интересует, главный констебль провозгласил:

– По делу Энди Моргана я выношу следующее постановление: жителям Эденфорда следует оказать ему радушный прием как страннику в соответствии со священным Словом Божьим.

Нельзя сказать, что такой вердикт был встречен с ликованием. Радовались лишь Мэтьюзы и Дэвид Купер. Большинство присутствующих не скрывали своего разочарования: наказания, которое могло бы приятно разнообразить день ярмарки, не последует.

Однако суд над Энди забылся гораздо быстрее, чем следовало ожидать. И повинен в этом был лорд Честерфилд.

По окончании суда он вышел вперед. Толпа вновь негромко загудела.

От имени жителей города викарий выразил лорду свои соболезнования по поводу исчезновения его сына.

Лорд сухо кивнул и прокашлялся. Затем он сообщил жителям Эденфорда две новости.

Во-первых, по приказу короля Карла налог в пользу английского флота был поднят с пятидесяти до семидесяти пяти фунтов. Эта сумма должна компенсировать снижение суммы сборов на постройку военных кораблей с соседнего Тивертона.

Во-вторых, Джон де Ла Барр, известный торговец тканями из Эксетера, получил королевскую охранную грамоту. Это означало, что город не только не получит восьмисот пятидесяти фунтов, которые де Ла Барр задолжал его жителям, но и не сможет потребовать возвращения этого долга впредь.

Городскому хозяйству нанесли тяжелый удар. Целый год работы пошел насмарку, и жители были бессильны что-либо изменить. Не с первым городом случилось подобное. Король действовал обдуманно и жестко, поскольку отлично знал, что в Эденфорде живут пуритане.

Глава 13

Итак, жертва вступилась за своего преследователя. Энди осознавал всю парадоксальность ситуации. Если бы Кристофер Мэтьюз промолчал и предоставил главному констеблю и нотариусу сделать свое дело, длинная рука Лода не настигла бы его. Но викарий, сам того не зная, встал на защиту своего врага.

После суда прошла неделя. Энди лежал на ковре перед очагом в гостиной священника. Размышляя о происходящем в Эденфорде, он пришел к выводу: Кристофер Мэтьюз упростил его работу до предела.

Мысленно юноша перебирал улики против викария: этот человек допустил дискредитирующие высказывания в адрес короля Якова, обвинив покойного монарха в безнравственности; алтарь в церкви не был обнесен ограждением и располагался не там, где положено. Осквернение алтаря начальником полиции во время суда происходило на глазах у всего города. Даже если никто из жителей не согласится дать показания против Мэтьюза, остается лорд Честерфилд. Он тоже все видел.

Вспомнив о наряженном в кружева лорде, Энди спросил себя, узнал ли его Честерфилд. На суде на какое-то мгновение ему показалось, что да. Но теперь юноша начал сомневаться в этом. Его беспокоила и другая мысль. Согласится ли лорд Честерфилд давать показания против человека, который так успешно помогает ему в управлении производством?

Шум на втором этаже дома отвлек Энди от раздумий. Наверху кто-то захлопнул тяжелую книгу и передвинул стул. С того момента как викарий, Нелл и Дженни пожелали юноше доброй ночи, прошло уже более часа. Однако в комнате Мэтьюза все еще горел свет. Возможно, он готовился к воскресной службе. Энди вздохнул. Ему хотелось, чтобы домашние побыстрее заснули. Пора расшифровать послание епископа, а пока не все улеглись, заниматься этим небезопасно.

Энди получил письмо рано утром, и передал его не кто иной, как сам Кристофер Мэтьюз. По словам викария, посыльный надеялся найти Энди в Тивертоне, Эксетере или Плимуте, но случайно навел справки в Эденфорде. Викарий усмотрел в этом Божий промысел. Энди прекрасно понимал, что Божий промысел здесь ни при чем: посыльный знал, где его искать.

Энди поднялся и посмотрел, что делается наверху. Свет еще горел. Может, викарий вообще не собирается ложиться? Тайный агент достал послание епископа. Он решил рискнуть. Вряд ли в столь поздний час кто-нибудь из домашних спустится вниз.

Увидев знакомый круглый почерк, Энди почувствовал, как соскучился по Лондону – по епископской библиотеке, стряпне толстяка повара, ночным беседам о рыцарях и приключениях. Как не похоже было все это на убогую обстановку дома викария!

Открыв Библию, молодой человек подвинулся поближе к огню, растянулся на животе и взялся за шифровку. Сообщение гласило: (64/1/4/1–7). (60/2/3/1–6). (20/11/5/7–11). (60/2/5)? (46/4/17/1–4). (57/4/1/1–15). «Благодарю Бога моего, всегда вспоминая о тебе. Да не обольстит вас никто никак. Нечестивый падет от нечестия своего. Не помните ли, что я, еще находясь у вас, говорил вам это? Ибо время начаться суду. Итак, братия мои возлюбленные и вожделенные, радость и венец мой, стойте так в Господе, возлюбленные».

Энди нахмурился. Послание встревожило юношу. Он перечитал строки еще раз. Почему епископ так волнуется за его работу? Хотя тон письма был дружелюбным, в нем звучали и тревожные нотки. «Да не обольстит вас никто никак». Почему епископ думает, что кто-то хочет обольстить его? «Не помните ли, что я, еще находясь у вас, говорил вам это?» Энди попытался понять, на какой разговор намекает патрон. Может, речь идет об их споре после суда над Маршаллом Рамсденом? Не исключено. Или епископ беспокоится, что он может привязаться к Кристоферу Мэтьюзу? Или Лода просто вводят в заблуждение?

И к чему это упоминание о времени: «Ибо время начаться суду»? Хочет ли епископ сказать, что срок пребывания в Эденфорде подходит к концу? Но почему? Несмотря на сентиментальную фразу в конце письма, которая не удивила Энди, у него возникло ощущение, что епископ Лод сомневается в нем.

Когда последние дрова в очаге прогорели, оставив лишь мерцающие угли, Энди вложил письмо в Библию и лег на спину, наблюдая за отблесками света на стенах и потолке. Он с любовью думал о епископе, избавившем его от ужасной жизни в Морган-холле. Только два человека пытались спасти Энди: епископ Лод и адмирал Морган. Один звал его к себе, а другой гнал от себя. «Покинуть судно!» – Энди улыбнулся, вспомнив слова деда. Теперь, спустя несколько месяцев после побега из отцовского дома, он не понимал, что держало его в Морган-холле. Пусть поместье достанется Филиппу. Придет время, и Энди построит что-нибудь грандиозное, принадлежащее лишь ему одному, и никто не сможет это отнять.

Конечно, жизнь в Морган-холле скрашивало присутствие дедушки. А смог бы он уехать оттуда, будь старый адмирал еще жив?

«Мне всегда казалось, что от священников мало проку». Разве не так отозвался адмирал о епископе? Энди тихонько засмеялся. Интересно, подружился бы его дед с епископом, если бы они встретились?

«Они так похожи, – думал Энди, – оба пылкие идеалисты, для которых превыше всего слава отечества». Епископ бьется за Англию в церкви, адмирал сражался за нее на море. Оба они одиночки. Ни тот ни другой никогда не имели близких друзей. Правда, у адмирала когда-то, еще до рождения Энди, был Джон Хокинс и Джорджиана, а у епископа есть Тимминс, которого вряд ли можно считать другом, скорее доверенным лицом. У обоих не было никого ближе Энди: он любил их, а они любили его.

И адмирал, и епископ достигли вершин, пройдя нелегкий и долгий путь. Амос Морган был сыном судостроителя, а Лод происходил из семьи торговца тканями. Это особенно восхищало Энди: оба они – сильные люди, несмотря ни на что верившие в свою мечту и старавшиеся любой ценой добиться ее осуществления.

Внезапно Энди замер. Тревожная, лишающая покоя мысль пришла ему в голову. Она охладила его пламенный восторг так же, как вода гасит огонь. Не успел он обдумать ее, как следом возникла еще одна, столь же обескуражившая. Лежа с открытыми глазами, Энди пытался справиться с нахлынувшими на него сомнениями.

Юноша вдруг понял, что он сам, в отличие от адмирала и епископа, не имеет твердых убеждений. Где это видано, чтобы рыцарь не знал, за что он сражается? Епископ борется за сохранение англиканской церкви и готов умереть за свое дело. Адмирал бесстрашно, не жалея жизни, защищал Англию от испанских завоевателей. «А за что сражаюсь я? За Англию? За короля? И против кого я воюю? Кто мой враг? Дедушка ненавидел испанцев, Лод – пуритан. А кого ненавижу я?»

Он вспомнил Маршалла Рамсдена и Мэри Седжвик – и не почувствовал ненависти. А как насчет Кристофера Мэтьюза? Дженни? Нелл? Они тоже враги? Энди трудно было поверить, что они угрожают английской короне. Их требования можно назвать странными, а действия – противозаконными, но на самом деле у пуритан не было ничего общего с подстрекателями к мятежу или бунтовщиками. Энди с беспокойством осознал: он не испытывает неприязни к своим врагам.

Вторая мысль естественным образом вытекала из первой. Он понял, что одинок. У него нет не только дела, за которое он готов отдать жизнь, но и друга-сверстника.

Порой Энди говорил себе, что ему никто не нужен. Но в глубине души молодой человек страстно мечтал о дружбе, возможно, с женщиной, хотя и от товарищеских отношений с мужчинами он бы не отказался. Однако друзей у него не было.

Он завидовал Кристоферу Мэтьюзу – жизнь викария была наполнена любовью. Он любил своих дочерей, и они отвечали ему тем же. У него были близкие друзья, взять хотя бы того же Дэвида Купера, и при этом Мэтьюза любил весь город. Казалось, сам Господь любит его! Энди никогда не встречал человека, который бы так открыто любил Бога и не сомневался, что Бог любит его.

«А кто любит меня? Самые близкие мне люди – епископ и Элиот. А кто еще? Никто. Кого люблю я сам?»

Не найдя ответа на эти вопросы, он почувствовал себя еще более одиноким и опустошенным. Тревожные мысли, как призраки, преследовали Энди всю ночь. Он не имеет убеждений и не знает любви.

Энди ворочался с боку на бок, пока его не сморил сон. Последняя мысль молодого человека была о Нелл Мэтьюз.

Старый деревянный стул заскрипел, когда Нелл выпрямилась, отодвинув тетрадь. Она устало потерла покрасневшие глаза и откинулась на спинку стула. Перед ней лежал дневник, рядом стояла чернильница и валялось гусиное перо. Дневник ждал, когда она оставит в нем запись. Но мысли ее витали далеко. Она думала об Энди Моргане.

– Ну а теперь скажите, что мы можем сделать для Бога сегодня?

Руки Кристофера Мэтьюза лежали на Библии. Он только что – вслед за утренней молитвой – прочел домочадцам небольшой отрывок из Писания. Мэтьюз поочередно посмотрел на сидящих за столом, ожидая ответа.

Энди продолжал размышлять над прочитанным отрывком. В нем Иисус исцелил слепого. Это исцеление вызвало неприятие окружающих, и Энди не понимал, почему. Спросить викария он не осмелился: Нелл снова будет смотреть на него как на непроходимого тупицу. Больше всего в этом отрывке ему понравилось, как Иисус противостоял Своим врагам. Одна из Его фраз произвела на Энди столь сильное впечатление, что ему захотелось записать ее. Забыв о Нелл, он попросил викария прочесть эти слова еще раз. «Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать» [63]63
  Ин. 9:4.


[Закрыть]. Иисус должен был сделать Свое дело. Как у его деда и епископа, у Иисуса была миссия, которую нужно исполнить, и никто не мог помешать Ему в этом.

Вот оно: опять миссия. У каждого – своя задача. У всех, кроме Энди.

И вдруг чудесным образом тучи в его голове рассеялись и он увидел, в чем его предназначение. Он понял это. «О чем я мечтал всю жизнь? О славе и приключениях. О жизни рыцаря. Я хотел, чтобы обо мне слагались легенды, дети подражали мне, а мое имя стояло в одном ряду с именами Артура, Ланселота и Гавэйна.

Моя миссия – это я сам! Я должен обрести славу и богатство. Как этого достичь? Почет, славу и богатство распределяет король, значит, я должен добиться признания при дворе. И если за это король потребует пуритан, он их получит».

Энди ощутил душевный подъем. Теперь он знал, в чем его задача, и ничто не могло остановить его. «Мне должно делать дела Пославшего Меня». Эти слова очень понравились Энди. Он даже спросил у викария, откуда они. Нужно будет вставить их в следующее письмо епископу.

Нелл первая ответила на вопрос отца.

– Мы с Дженни должны закончить кружево для лорда Честерфилда. На это уйдет весь день. Насколько я знаю лорда, сегодня он обязательно раза два или три пришлет к нам слуг, чтобы узнать, завершена ли работа. Я молюсь о том, чтобы Господь дал побольше терпения нам и капельку терпения лорду Честерфилду.

Мэтьюз взглянул на младшую дочь. Не поднимая глаз, она произнесла:

– Нелл уже сказала, чем мы будем заниматься. И теперь, когда суд позади, я надеюсь, что мы сможем уговорить мастера Моргана остаться в Эденфорде, – она покраснела и опустила голову еще ниже.

– Я с удовольствием останусь здесь насовсем. Буду читать вам Библию, пока вы работаете, – ответил Энди.

На сей раз вспыхнули обе девушки. Дженни хихикнула. Нелл тоже не удержалась от смеха. Викарий удивленно посмотрел на дочерей, потом на Энди и снова на девушек.

– Видимо, я что-то упустил.

Хихиканье превратилось в хохот.

Мэтьюз с улыбкой обратился к Энди.

– Полагаю, дело в тебе.

Смеясь, Энди невинно пожал плечами.

Улыбаясь, Мэтьюз встал и сделал Энди знак следовать за ним. Они вышли за дверь.

– Энди, – сказал викарий, – ты можешь жить в нашем доме сколько захочешь. Да, горожане отнеслись к тебе не лучшим образом. Может быть, мы сумеем изменить твое мнение о нас.

– Спасибо, – ответил Энди. – Но я и так злоупотребляю вашим гостеприимством.

– Ты решил, что будешь делать дальше?

«Только что», – подумал Энди. Вслух он сказал:

– Пока нет. Наверное, все же отправлюсь в Плимут. Точно не знаю. Не понимаю, на самом ли деле я хочу быть матросом.

– Я не стану осуждать тебя за желание как можно быстрее покинуть Эденфорд. Нельзя сказать, что мы устроили тебе достойную встречу.

Энди рассмеялся.

– Вы удивитесь, но все было не так уж плохо. Я успел полюбить Эденфорд. Люди здесь, за редким исключением, доброжелательные. Все довольны жизнью. Этот город – как большая семья. Хотел бы я когда-нибудь поселиться в таком же месте.

– Но почему в таком же? Почему бы тебе просто не остаться здесь?

Энди умышленно помедлил с ответом.

– Мне бы хотелось этого… да вот только… ведь я ничего не смыслю в производстве шерсти. К тому же мне негде жить.

– Если проблема в этом, живи у нас.

Рыбка попалась на крючок. И поймать ее было совсем не сложно.

– Даже не знаю, – сказал Энди, разыгрывая смущение, – боюсь стать для вас обузой. И потом, у меня нет работы.

– Ну, об этом я уже думал, – спокойно произнес Мэтьюз и затем добавил: – Хочу сделать тебе одно предложение.

Они дошли до конца Главной улицы и свернули к южному мосту. Разговаривая, они не смотрели друг на друга.

– Энди, за недолгое время нашего знакомства я проникся к тебе уважением. Я внимательно наблюдал за тобой на суде. Даже в самые тяжелые мгновения ты не терял головы. Это редкий дар. В тот день я подумал: у Бога большие планы на этого юношу. Я и теперь в этом не сомневаюсь, – викарий немного помолчал, словно давая Энди время осознать услышанное, а потом сказал: – Я хочу помочь тебе понять, что предначертано тебе Господом.

«Слишком просто», – подумал Энди.

– Я хочу сделать тебя своим учеником.

– То есть священником? – Энди остановился и бросил недоверчивый взгляд на Мэтьюза.

Викарий рассмеялся.

– В некотором смысле. Я буду обучать тебя тому, что имеет отношение к вере. А станешь ты священником или нет, решит Господь. Мне вот, например, чаще приходится решать проблемы, связанные с производством шерсти.

Энди двинулся дальше. Предложение Мэтьюза не тронуло его сердце.

– Я польщен, – сказал он.

На сей раз остановился викарий. Он испытующе взглянул на Энди.

– Для меня это означает, что Господь услышал мои молитвы. Позволь мне объяснить, в чем дело. Библия рассказывает, что у апостола Павла был сын в вере – приемный сын по имени Тимофей [64]64
  Тимофей – преданный ученик и верный помощник апостола Павла, уроженец Листры Ликаонской. Павел отзывался о Тимофее, с которым встретился во время своего первого миссионерского путешествия, с величайшей теплотой. Тимофей сопровождал апостола и в третьем миссионерском путешествии.


[Закрыть]. Долгие годы я молил Бога о том, чтобы Он послал мне сына в вере, – викарий сделал паузу и опустил глаза. Дрогнувшим голосом он произнес: – Энди, мне кажется, ты послан мне Богом.

На этот раз юноше не пришлось притворяться. Слова викария тронули его. Он не знал, что и ответить.

– Все, о чем я прошу тебя, – помолиться. Мы можем предложить тебе лишь место у очага, но оно останется твоим, пока ты этого желаешь или пока у тебя не появится собственный дом.

Если тебе захочется поселиться в другом месте, можно договориться с Чарльзом Мэнли, хозяином постоялого двора.

Если не считать неожиданного всплеска чувств Мэтьюза, о большем Энди не мог и мечтать. Кристофер Мэтьюз облегчил его работу до предела: с помощью викария он завоюет доверие жителей города и узнает их тайну. Молодой человек негромко сказал:

– Я подумаю.

Разумеется, думать тут было нечего. Он забросил удочку, и рыбка тут же проглотила наживку. Оставалось лишь не дать ей сорваться.

После того как лорд Честерфилд сообщил горожанам невеселые новости, над Эденфордом словно нависли черные тучи. Настроение жителей было мрачным. Жизнь городка стала серой и безрадостной.

Воскресное утро выдалось ясным и солнечным. В такие дни атеисты жалеют, что не верят в Бога, ведь им некого поблагодарить за чудо. Полевые цветы у реки подняли головки к небу, словно славя Господа. Свежий, бодрящий ветерок, нежное солнце и синее небо пели хвалу Всевышнему, а поля, вода и деревья внимали этому хору.

Однако жителям Эденфорда было не до веселья. Налог на строительство кораблей и высочайшее покровительство, дарованное де Ла Барру, не давали им покоя.

Дэвид Купер вышел из мастерской и, не замечая яркой синевы неба, направился в церковь. Он сумрачно думал о стопке неоплаченных счетов, лежащей у него на столе. По дороге Дэвид здоровался с соседями – это они задолжали ему по счетам. Дэвид видел на ногах людей башмаки, за которые они не расплатились. Платить было нечем. Король ограбил горожан, отняв у них средства к существованию. Дэвид сочувствовал всем и каждому, но каково приходилось ему? Он мог либо приобрести кожу и продолжать шить обувь, либо купить еду для семьи. У него не хватало денег и на то, и на другое.

Сайрес Ферман, местный сторож, плелся к церкви, шаркая, по обыкновению, ногами. На его руку опиралась жена Роза. Последняя зима оказалась для Розы очень тяжелой, она едва пережила ее. Она была так истощена и обессилена, что казалось похожей на тень. Поскольку передвигалась она с трудом, Ферманы долго преодолевали небольшое расстояние до церкви. Через каждые десять шагов Роза останавливалась, чтобы отдохнуть. Сайрес заботливо поддерживал жену под руку.

Он не замечал диких маргариток у дороги, ему было не до цветов. Жалованье городского сторожа напрямую связано с доходами от продажи сержа. Что заплатит ему город после того, как де Ла Барру простили долг? Как он сможет заботиться о жене?

Чарльз Мэнли и Эмброуз Дадли, два холостяка, как всегда, шли в церковь вместе. Проявляя полное равнодушие к хорошей погоде, они с жаром обсуждали городские новости.

– Мы должны отказаться выплачивать «корабельные деньги» [65]65
  «Корабельные деньги» – Имеется в виду старинный налог на постройку судов и организацию обороны побережья. Был вновь введен Карлом I в период одиннадцатилетнего правления без парламента.


[Закрыть]! – кипятился Мэнли.

– В Барнстэйпле уже пытались это сделать, – хмыкнул Дадли.

– И чем кончилось дело?

– Диссентеров высекли и выставили к позорному столбу.

Мэнли немного поразмыслил над услышанным.

– Больше всего меня злит, что корабельный налог вовсе не нужен, – заявил вдруг Дадли.

– С чего ты взял?

– В свой последний приезд в Лондон я разговаривал с герцогом Нортумберлендом. Прошлой зимой в плохую погоду он патрулировал побережье. И не только не видел вражеских кораблей, но и не встретил вообще ни одного иностранного судна! В конце концов, рассерженный, он вернулся в порт. Англии не нужны новые корабли. Нам ничто не угрожает.

– Тогда к чему этот налог?

– Король хочет денег, все яснее ясного. Вот он и выколачивает их из нас.

Обычно Мэнли и Дадли приходили на воскресную службу первыми, сразу после викария и его дочерей. Это воскресенье не стало исключением. Однако двери церкви были закрыты. Приятели очень удивились. Неужели викарий проспал? Но тут их окликнула Дженни Мэтьюз:

– Мистер Мэнли, мистер Дадли, идите сюда!

Мужчины обернулись.

– Сегодня служба состоится здесь. – Девушка повела их к деревьям, которые росли южнее церкви. Там, в городском сквере, друзья и обнаружили викария, Нелл и Энди Моргана.

– Да пребудет с вами Господь, джентльмены, – поприветствовал их викарий.

Пожимая ему руку, холостяки насупились. Они явно не одобряли нововведение Мэтьюза.

– Сидеть в такой день в помещении было бы преступлением против Бога, – с улыбкой объяснил им викарий.

Но даже после этих слов на лицах приятелей сохранилось недовольное выражение. Впрочем, в своем отношении к происходящему они не были одиноки.

Если дети пришли в восторг от идеи викария – они играли в догонялки и валялись на траве, то встревоженные взрослые сбились в небольшие группки и жужжали, как пчелы. Кое-кто из них даже попросил церковного старосту выразить викарию свое неодобрение. Кристофер Мэтьюз вежливо выслушал посланца народа и продолжил приготовления к службе.

– Где нам сесть? – крикнул кто-то.

Мэтьюз широко развел руками, показывая на траву.

Ворчание усилилось. Некоторые горожане собрались уходить.

Викарий был готов к этому.

– Насыщение пяти тысяч, – возвысил он голос. – Цитирую: «И велел народу возлечь на траву»; Евангелие от Матфея, глава четырнадцатая, стих девятнадцатый.

Мэтьюз стоял прямо, уверенно глядя на прихожан.

– Если бы наш Господь считал, что трава непригодна для того, чтобы на ней лежать, я бы не предложил вам опуститься на нее.

В тот день Энди узнал о пуританах много нового. Они делали все, что одобряла Библия. К его изумлению, после слов викария и холостяки, и церковный староста, и Куперы, и даже старый Сайрес со своей женой уселись на траву.

Началось богослужение. Хотя обстановка и была необычной, в остальном это воскресное собрание верующих ничем не отличалось от таких же собраний в церкви Святого Михаила в Лондоне или в любом другом храме страны. В обезумевшем от отчаяния Эденфорде воскресная служба сделала свое дело. Знакомые слова, которые произносил викарий, привычные ответы прихожан, традиционные гимны – все это вернуло в перевернутую, полную треволнений жизнь горожан ощущение мира и порядка.

Епископ Лондонский был бы доволен началом богослужения. Фраза за фразой, слово за словом, оно следовало предписанному порядку. Однако затем началась не ограниченная никакими указаниями проповедь священника, что, без сомнения, привело бы Лода в ярость.

Сборник проповедей 1563 года был предназначен для полуграмотных служителей церкви, от которых требовалось только одно: читать вслух составленные заранее тексты. Но пуритан это не устраивало. Они предпочитали слушать, как священник комментировал отрывок из Библии, соотнося его с их жизнью. Прихожан интересовало, что говорится в Священном Писании о браке, о детях и работе, о корабельном налоге и вздорных монархах. Им было недостаточно якоря традиций, они хотели от капитана своего судна свежего ветра.

Толкование Библии стало столь популярно, что многие пуритане настаивали на двух воскресных проповедях. Епископ Лод запретил второе богослужение и приказал преподавать днем катехизис. Однако люди так страстно желали послушать еще одну проповедь, что частенько шли пешком в соседний город на вторую проповедь, если в их родном местечке ее не было.

По воскресеньям Мэтьюз читал две проповеди – урок катехизиса проходил между ними. В соответствии с этим жители города планировали свой день. Они брали с собой корзины с едой и в перерыве перекусывали в сквере.

Силой духа и убедительностью речей викарий Эденфорда не уступал ветхозаветным пророкам. В это воскресное утро он связал тему проповеди с недавними новостями, которые обрушились на горожан.

– Что нам делать? Этот вопрос то и дело раздавался в день ярмарки. Что нам делать? Об этом спрашивали меня женщины у колодца, рабочие у красильных баков, хозяева мастерских и мои собственные дети за ужином. Что нам делать?

Мэтьюз выдержал паузу. Проклятый вопрос навис над прихожанами, как топор палача.

– Но мы формулируем вопрос неправильно, – отчеканил вдруг викарий. – Это вопрос беспомощных и отчаявшихся. Они не только задают его себе, но и сами пытаются отвечать. Однако люди, желающие своими силами решить все жизненные проблемы и ответить на все вопросы, черпают воду из пересохшего колодца. Как следует поставить вопрос? Я скажу вам это. Мы должны спросить себя: чего хочет от нас Господь? Неужели нас так переполняет гордыня, что мы решили, будто с нами происходит что-то из ряда вон выходящее? Неужели мы первые и последние, кто оказался в таком положении? Неужели Господь столь недальновиден, что забыл дать нам Свои наставления на этот случай? – Викарий открыл Библию. – Похожая история произошла в те дни, когда Сын Божий ходил по земле. Римский император взимал налоги. Еврейскому народу налоги императора нравились ничуть не больше, чем нам – королевские. Были те, кто считал, что их незачем платить, и тогда Иисус обратился к этим людям. Вот, послушайте: «И посылают к Нему учеников своих с иродианами, говоря: Учитель! мы знаем, что Ты справедлив, и истинно пути Божию учишь, и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице; итак скажи нам: как Тебе кажется? позволительно ли давать подать кесарю, или нет? Но Иисус, видя лукавство их, сказал: что искушаете Меня, лицемеры? покажите Мне монету, которою платится подать. Они принесли Ему динарий. И говорит им: чье это изображение и надпись? Говорят Ему: кесаревы. Тогда говорит им: итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» [66]66
  Мф. 22:16–21.


[Закрыть].

Викарий вытащил из кармана монету. В воздухе повисла напряженная тишина. Мэтьюз неторопливо осмотрел денежку с обеих сторон. Энди, сидевший слишком далеко, не разглядел, что это была за монета. Скорее всего, шиллинг или полкроны.

– Вот английская монета. На ней изображен английский монарх. А мы – подданные английской короны. Если бы сегодня среди нас находился Иисус и мы дали бы Ему эту монету и задали свой вопрос, Он наверняка бы сказал: «Отдайте королю то, что принадлежит королю, и Богу – то, что принадлежит Богу». – С этими словами Мэтьюз спрятал монету в карман. – Чего хочет от нас Господь? Чтобы мы уплатили корабельный налог!

Это было не городское собрание, шла церковная служба, но здесь, в сквере, пророчествовал городской пророк, которому не смели возражать. И все же кое-кто из прихожан беспокойно заерзал.

– Я знаю, что думает сейчас большинство из вас. – Викарий обвел взглядом притихших людей. – Вы говорите себе: «Но как мы уплатим этот налог?»

Несколько человек кивнули.

Викарий вновь открыл свою потрепанную Библию. Прежде чем приступить к чтению, он попытался воссоздать картину того далекого дня, когда Иисус обратился к Своим последователям.

– Думаю, день, в который Иисус произнес эти слова, был очень похож на сегодняшний. Светило солнце. Небо было безоблачным. И последователи Иисуса сидели на склоне холма, ожидая слова Божьего. Они были бедными людьми, простыми тружениками. Они были необразованными людьми, ведь если бы Иисус хотел обратиться к образованным людям, то говорил бы с Синедрионом. Эти люди были не богаты и не знатны, иначе бы Иисус отправился бы во дворец. Вместо этого Он стоял на склоне холма и говорил с теми, у кого не было ни денег, ни иного имущества. Вот что Он сказал им: «Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» [67]67
  Мф. 6:25–33.


[Закрыть].

Медленно и благоговейно викарий закрыл Библию и внимательно посмотрел на своих прихожан. Роза Ферман прижалась к груди мужа, закрыв глаза и подняв лицо к солнцу.