Текст книги "Пуритане"

Автор книги: Джек Кавано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Глава 7

– Ты кого-нибудь убивал?

– Ты о чем?

– Мух. Жуков. Убивал или нет?

– Ну да. А что?

– А кого-нибудь покрупнее?

Энди все меньше нравился этот разговор.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Элиот Веннер фыркнул.

– Нет уж. Сначала ответь: тебе приходилось убивать кого-нибудь покрупнее жука?

Энди взглянул на своего приятеля, с которым они плечом к плечу вышли воскресным утром из Лондона и теперь шагали по грунтовой дороге. Он был знаком с Элиотом всего несколько месяцев, но знал этого странного рыжеволосого паренька уже достаточно хорошо, а потому не удивлялся такому разговору.

– Однажды я убил змею, – осторожно сказал Энди. – Мы с братом рассекли ее лопатой пополам.

– Это было приятно? – Глаза Элиота загорелись.

– Что значит «приятно»?

– Тебе было приятно убивать ее?

– Ты больной, Веннер.

– Я знаю, – с улыбкой согласился Элиот. – Когда я давлю жука, у меня все тело звенит.

Последовала минутная пауза. Энди отвернулся. А его дружок как ни в чем не бывало продолжал:

– Тебе бы хотелось убить человека?

– Заткнись, Элиот.

Элиот пожал плечами. Он был настоящим повесой и вел разгульную жизнь. Жутковатые белесые глаза и огненно-рыжие волосы придавали ему свирепый вид. Энди не раз замечал, что его товарищ пугал людей своим странным взглядом. Неприятное впечатление усиливала недобрая усмешка и непослушные рыжие волосы – растрепанная и до крайности взъерошенная шевелюра Элиота напоминала взрыв ядра.

Юный Веннер был старше Энди. Невысокий, с лицом, испещренным оспинами, он ходил слегка прихрамывая (этому Элиот был обязан жизни на лондонских улицах). Элиота считали хулиганом, но Энди он нравился. Порой он напоминал ребенка, с которым было очень весело, если его не заносило, как сейчас.

– Нам еще далеко? – спросил Энди.

Друзья устало брели по пыльной дороге на север. Воскресенье выдалось солнечным, и движение было очень оживленным. Энди надеялся, что, несмотря на многолюдье, им удастся остаться незамеченными. Меньше всего ему хотелось угодить в тюрьму за посещение запрещенного развлечения ровно за день до того, как он получит свое первое поручение.

– Еще миля, – ответил Элиот. – Поверь мне, ты не пожалеешь.

– Не знаю. По-моему, травля медведя – не самое веселое зрелище.

– Ты будешь в восторге! – воскликнул Элиот. – Ведь насчет Розмари я оказался прав?

Вот уже три месяца Элиот Веннер был наставником Энди во всем – от азов шпионажа до прогулок по ночным увеселительным заведениям Лондона. Элиот по праву считался лучшим агентом епископа: в выслеживании пуритан он не знал себе равных. Однако едва ли юным сыщиком двигали благие побуждения. Просто такая работа идеально подходила лондонскому пареньку, выросшему на улице. Он мог лгать, воровать, шпионить и получать за это деньги.

Епископ не случайно сделал молодых людей напарниками: он хотел, чтобы Энди поучился у лучшего в своем деле. Тем не менее, обнаружив, что его протеже с удовольствием участвует в вылазках Элиота, он огорчился. Лод знал о ночных пирушках и не одобрял их, хотя и не запрещал. Чтобы войти в доверие к избранной жертве, Веннеру неделями, а порой и месяцами приходилось изображать из себя благочестивого христианина. Епископ понимал, что это давалось пареньку нелегко. В конце концов, должен же Элиот как-то утолять свою юношескую жажду развлечений?.. Подобная возможность представлялась ему только в перерыве между поручениями епископа. Лод не требовал от Элиота добродетельного поведения и не пытался перевоспитывать его – это повредило бы делу.

Для Энди он готовил иное будущее. Зная силу юношеских вожделений, епископ не считал нужным запрещать дружбу молодых людей. Тем более, что обучение Энди подходило к концу и скоро им предстояло расстаться.

А пока Элиот Веннер развлекал Энди прогулками по кабакам. До знакомства с этим рыжеволосым пронырой Энди предпочитал вечеринкам одиночество и не брал в рот ни пива, ни вина. Даже когда он учился в Кембридже, ему больше нравилось сидеть у себя в комнате и читать, чем участвовать в дружеских пирушках. Элиот стал учить его пить, и Энди оказался прилежным учеником. Не раз наставник и ученик просыпались на холодных камнях лондонской мостовой в самом неприглядном виде.

Элиот не только привил Энди вкус к выпивке, но и дал ему первые уроки общения с женщинами. В таверне на Майл-Энд-роуд Элиот познакомил своего подопечного с Розмари. Он шутливо сказал, что это награда за успешное окончание первой учебной недели. Когда Элиот представил девушку, Энди успел захмелеть. Он решил, что ему предлагают встречаться с ней, и вежливо отказался. Несообразительность юнца вызвала в таверне приступ хохота. Завсегдатаи, разинув щербатые гнилозубые рты, покатились со смеху, когда Розмари приблизилась к Энди, соблазнительно покачивая бедрами. Краска бросилась юноше в лицо, и он пулей вылетел из таверны.

На следующее утро Энди чувствовал себя просто отвратительно. Он всегда мечтал, что его первая встреча с женщиной будет напоминать романтическое приключение. Молодой человек представлял себе красавицу с нежной кожей, похожую на Гвиневру, – ради такой девушки он с готовностью отдаст жизнь. Вряд ли кто-то из вчерашних посетителей таверны мог понять, о чем мечтал юноша. Неужели Элиот думал, что Энди ляжет в постель с девицей из таверны, которая оказывает свои услуги так же равнодушно, как поденщик, вынужденный зарабатывать себе на хлеб тяжелым трудом?

Энди тщательно вымылся и дал себе зарок никогда не бражничать с Элиотом. Но вскоре острота неприятных воспоминаний притупилась, и Энди вновь отправился в питейное заведение отмечать завершение очередного этапа своего обучения.

Когда Элиот и Энди добрались до Флит-дитч, где должна была состояться травля медведя, они увидели взволнованное людское море. Предвкушая жестокое зрелище, толпа проявляла нетерпение – звучал хриплый смех, возбужденно заключались пари, слышались грубые шутки. Противозаконность развлечения только разжигала страсти. Элиот чувствовал себя здесь как рыба в воде. Пробираясь сквозь гудящую толпу, Энди думал, что никогда раньше не видел столько неумытых физиономий.

Зрители с жадным любопытством разглядывали бурого медведя, на вид больного и испуганного. Один его глаз был полузакрыт, под опущенным веком виднелось бельмо, левый бок и шея пестрели грубыми шрамами. Раздались возмущенные голоса, кричавшие, что зверь слишком стар и немощен и что травля окажется сплошным обманом. Когда гул недовольства докатился до ушей устроителей, один из них взял длинную жердь и, сунув ее меж прутьев клетки, злобно ткнул медведя. Тот издал такой громовой рев, что даже видавшие виды зрители отпрянули назад. Стоящие у самой клетки принялись подтрунивать над трусостью друг друга, скептики были посрамлены.

– Я же говорил, будет здорово. – Элиот дружески ткнул Энди локтем.

Энди не ответил.

Зрители уселись в естественном амфитеатре, по одну сторону большого рва, на расчищенном от кустарника месте, и представление началось. Посреди площадки был врыт большой деревянный столб.

Откуда-то справа выскочил осел, которого преследовали четыре собаки. На спине у осла визжала во все горло перепуганная обезьянка. Толпа зарыдала от смеха. Несчастный осел проскакал мимо. Элиот хохотал громче всех. Смех у него был очень странным, как, впрочем, и он сам, и напоминал заливистое повизгивание. Энди подумал, что так, должно быть, кричит возбужденная гиена. Устроители на дальнем конце рва настолько напугали осла, что он развернулся и промчался перед толпой еще раз; обезьянка продолжала верещать – ее кусали за ноги собаки.

Несколько дюжих мужчин вывели из клетки медведя и привязали цепью к столбу. Один из устроителей зажег несколько шутих и бросил их зверю под ноги. Они начали взрываться, и старый медведь в ужасе заревел и стал приплясывать, к великой радости толпы. Спустили собак, три из них бросились к столбу.

Возбуждение зрителей росло, они осыпали проклятьями медведя и науськивали собак, которые увертывались от свирепых ударов зверя. Энди посмотрел на своего приятеля и увидел, что тот лихорадочно кусает губу. Глаза юноши были одурелыми и жестокими. По подбородку у него стекала струйка крови. Энди перевел взгляд на толпу. Его окружали Элиоты – обезумевшие звери с дикими глазами. Сидевшие рядом с ним люди жаждали насилия и крови. Энди почувствовал отвращение.

Медведь не сдавался, обороняя свою территорию.

– Сначала они спускают старых собак, – пояснил взбудораженный Элиот, вытирая кровь с подбородка тыльной стороной ладони. – Не хотят, чтобы его задрали сразу.

Псы лаяли и бросались на зверя, время от времени вырывая из его шкуры клочья шерсти. Медведь, который от ужаса не чувствовал боли, не подпускал их к себе, отчаянно отмахиваясь огромными лапами. Собаки старались увернуться от его мощных ударов. Одна из них оказалась чуть менее ловкой и тут же была отброшена в грязь. Она коротко взвизгнула, забилась в судорогах и затихла. Ее бок был распорот.

Толпа выкрикивала ругательства и требовала еще собак. Спустили трех мастифов, специально обученных для травли медведей и быков. Они как одержимые бросились к столбу, их глаза сверкали злобой, они вцеплялись и рвали в клочья всех без разбора – медведя, собак и даже друг друга.

Медведь начал уставать. У него было слишком много противников. Стоило ему отбросить одного пса, три других набрасывались и кусали его за лапы. Чувствуя, что силы медведя на исходе, собаки начали подпрыгивать, хватая животное за морду и пытаясь повалить на землю. Медведь отшвырнул одного из мастифов. Обезумевший пес ударился о землю, несколько раз перекувырнулся, но тут же вскочил и, не чувствуя боли, вновь бросился в драку.

Толпа возбужденно требовала смерти медведя. Лица зрителей побагровели, шеи со вздувшимися венами покрылись пятнами, а налитые кровью глаза сверкали безумием. Это были обычные люди, мирные торговцы и ремесленники. Но в этот ясный воскресный день они превратились в изуверов, жаждавших крови. Только смерть могла удовлетворить их.

Внезапно медведь отбросил двух мастифов, которые вцепились ему в бока. Медленно и величественно он распрямился и встал в полный рост. Казалось, он не замечает того, что творится вокруг. Огромный и сильный, он посмотрел на небо и издал протяжный рев. Это не был крик боли, это был гордый рык, могучий и свободный, такой благородный звук мог бы издать молодой медведь, который весной выходит в пустынное поле.

Но собаки не отступили. Они продолжали беспощадно рвать свою жертву. Толпа в едином порыве поднялась и загудела – псам удалось повалить медведя на землю. Их пасти покраснели от медвежьей крови, они терзали поверженное животное с удвоенной яростью. Зрители восторженно аплодировали и подбадривали собак криками.

– Я же говорил, это здорово! – воскликнул Элиот, дрожа от возбуждения.

Энди не нашелся с ответом.

– Конечно, бывает и лучше, – с жаром продолжал Элиот, – но и сегодня получилось неплохо. Иногда быки дерутся яростнее медведей. Прошлым летом я видел, как бык поднял собаку на рога…

Энди, ускорив шаг, обогнал приятеля.

Элиот остановился и посмотрел ему вслед.

– Наверное, медвежья травля не для всех. – И бросился догонять Энди, крича во весь голос: – Но ведь насчет Розмари я был прав?

Утром следующего дня Энди проснулся совершенно разбитым: всю ночь ему снилась травля медведя. Это жуткое зрелище не выходило у него из головы. Молодой человек все время вспоминал взгляд животного – полный муки и упрека. Энди презирал себя за слабость, но ничего не мог с собой поделать. В то же время он испытывал странное томительное волнение – сегодня ему предстояло явиться к епископу за первым поручением.

Епископ Лод был уже в саду. Он стоял на коленях и садовым совком подсыпал землю под розовый куст.

– Эндрю! – радостно приветствовал он молодого человека. – Не правда ли, чудесное утро?

Энди вежливо, но вяло согласился.

Епископ сразу понял, в чем дело.

– Опять ходил куда-нибудь с Элиотом?

Энди кивнул.

– Похмелье?

Энди покачал головой.

– Лезу не в свое дело? – Епископ встал, отряхивая землю с колен. Было видно, что он расстроен. – Ладно, не будем об этом. Ты знаешь, как я отношусь к вашим забавам. Поговорим о другом. Я получил письмо от твоего отца.

Энди насторожился.

– Это ответ на мое письмо. Я отправил его в тот день, когда мы вернули Пирата в Морган-холл.

Покинув дом, Энди прямиком отправился в резиденцию епископа. По прибытии он объяснил, почему ему пришлось так быстро вернуться в Лондон. По совету своего патрона молодой человек немедля возвратил лорду Моргану Пирата. В противном случае отец мог бы обвинить сына в краже. Епископ встретил Энди очень радушно. С восторженным вниманием он выслушал рассказ о том, как книга из его библиотеки спасла юноше жизнь. Епископ ничуть не рассердился из-за того, что бесценный фолиант пострадал. Напротив, он был счастлив – книга выручила Энди в трудную минуту.

Первое время епископ не отпускал Энди от себя ни на шаг. Даже его кровать он велел поставить у себя в спальне. Энди несказанно удивлялся такому вниманию. Никто и никогда не относился к нему столь заботливо, участие епископа было ему приятно.

По вечерам, лежа в постели, они увлеченно беседовали о короле Артуре, крестовых походах и жизни в Кембридже. К удовольствию Энди, епископ иногда открывал ему маленькие непристойные секреты чопорных преподавателей университета, которых молодой человек так боялся в студенческие годы.

Когда Энди связался с Элиотом, ему предоставили отдельную спальню. Но в покоях епископа по-прежнему стояла вторая кровать, и юноша ночевал там, если им случалось увлечься беседой о славных рыцарских временах.

Энди был почти безоговорочно счастлив. Мысли о смерти деда и потере Морган-холла, доставшегося Филиппу, все еще причиняли ему боль, но теперешняя жизнь и новый дом полностью устраивали молодого человека. Толстяк повар, с которым он познакомился в свое первое посещение дома Лода, каждый раз, встречая протеже епископа, смущенно хмыкал. Хотя Энди и считал его странноватым, он признавал: толстяк готовил отменно. Тимминс держался с ним официально, разговаривал только в случае крайней необходимости, что вполне устраивало Энди. Резиденция епископа стала ему домом, и, если бы не отцовское письмо, Энди и не вспомнил бы о Морган-холле.

– Тебе неинтересно, что он пишет? – спросил епископ.

– Не очень.

– Собственно говоря, письмо небольшое, – продолжал епископ, не обращая внимания на резкий тон Энди. – На похороны твоего деда съехалось много людей.

– Не сомневаюсь: для матери это был настоящий праздник.

– Лорд Морган благодарит нас за коня.

– Нас?

– Меня.

– Ко мне он не обращается вообще?

Епископ замялся.

– Я так и знал, – кивнул Энди, – но это неважно. Теперь у меня другая жизнь, и мне не терпится получить первое задание.

Епископ пристально взглянул на Энди. Казалось, он хотел прочитать юноше нотацию, но почему-то передумал.

– Ты прав, – миролюбиво сказал он. – Давай займемся делом. У меня в кабинете есть кое-что для тебя.

Кабинет епископа производил на посетителя такое же сильное впечатление, как и библиотека адмирала Амоса Моргана, только книги здесь по большей части были богословского содержания.

Епископ Лод протянул молодому человеку Библию.

– Возьми. Это подарок.

Энди быстро пролистнул книгу.

– Ты вообще-то читал Библию?

– Нет. Я и в руках-то ее держу впервые.

Если епископ и был удивлен, то он не подал виду:

– Значит, мой подарок не будет лишним. Но дело не только в этом. Посмотри-ка на титульный лист.

Энди открыл титул.

– Это Библия короля Якова, ее напечатали… – Епископ Лод сделал паузу, прикидывая что-то в уме, – лет двадцать назад. Я хочу отдать тебе именно это издание. Во-первых, пуритане терпеть его не могут. По их мнению, тот, кто читает Библию короля Якова, – еретик. Готов поспорить, они обязательно постараются навязать тебе Женевскую Библию. Если ты притворишься, что им удалось переубедить тебя, завоюешь их симпатию. Воспользуйся этим. Ну и во-вторых… Видишь ли, с ее помощью мы сможем обмениваться шифрованными сообщениями.

Энди вопросительно взглянул на епископа, и тот продолжил:

– Я разработал несложный код, пользуясь которым, ты будешь зашифровывать сообщения для меня. Непосвященным такое письмо покажется просто бессмысленным набором цифр.

И епископ объяснил Энди, как пользоваться шифром. Каждой книге Библии, начиная с Бытия и заканчивая Откровением Иоанна Богослова, присваивался порядковый номер. Главы и стихи отдельных книг были уже пронумерованы – при необходимости нетрудно пронумеровать слова в стихе. Используя эти цифры, можно составить любое сообщение.

– Лучше всего найти в тексте готовую фразу, – втолковывал Энди епископ. – Допустим, ты хочешь дать мне знать, что обнаружил человека, за которым мы охотимся. В этом случае твое послание может иметь такой вид. – Епископ протянул Энди клочок бумаги. На нем было написано: (43/1/45/7–9). – Запомни порядок: книга, глава, стих, слова.

Энди открыл Библию и нашел книгу под номером сорок три.

– Евангелие от Иоанна.

– Верно.

– Первая глава, стих сорок пятый, – Энди полистал страницы и нашел сорок пятый стих первой главы Евангелия от Иоанна. Он отсчитал семь слов и прочел: «Мы нашли Того».

– Отлично, – похвалил его епископ. – Тому, кто хорошо знает Библию, проще составлять сообщения. Попробуй-ка расшифровать еще одну фразу. – И он протянул юноше лист бумаги, на котором было написано: (6/1/17/11–17) (40/13/30/10–11) (23/57/10/3–4).

Нахмурив брови, Энди сосредоточенно принялся за дело. Итак, шестая книга Библии. Это книга Иисуса Навина. Глава первая, стих семнадцатый. Отыскав нужные ему строки, молодой человек прочел: «Господь, Бог твой, да будет с тобою». Затем в Евангелии от Матфея он нашел слова «во время», а в Книге пророка Исаии обнаружил «пути твоего».

– Прочти, что у тебя получилось.

– «Господь, Бог твой, да будет с тобою во время пути твоего». Здорово! Но почему Элиот не научил меня этому?

– Элиот знать ничего не знает, – ответил епископ, положив руку на плечо Энди. – Шифр известен лишь нам двоим.

У Энди перехватило дыхание. Епископ почувствовал это и сменил тему.

– Для начала ты отправишься в Норидж. Постарайся разузнать побольше о человеке по имени Питер Ласлетт. Это викарий Нориджа. Думаю, он сторонник пуритан.

Викарий оказался пятидесятилетним человеком, начисто лишенным чувства юмора. К вере он относился очень серьезно. Сказать по правде, не существовало такой вещи, к которой Питер Ласлетт относился бы иначе. Он был твердо убежден, что в забавах и развлечениях нет ничего хорошего, и старался искоренить всякий намек на веселье. Во время богослужения в церкви Нориджа гимны исполнялись так медленно, что у поющих, казалось, замедлялось биение сердца. Но по сравнению с тем, как читал свои проповеди викарий, гимны пели просто скороговоркой.

Викарий делал паузу после каждого предложения. При этом он закатывал глаза так, словно в голове у него был темный чулан, в котором он пытался вслепую найти необходимые ему слова. С трудом выслушав проповедь, Энди понял, что, если он поможет убрать этого человека с кафедры, его возблагодарит весь город.

После службы Энди подошел к Питеру Ласлетту и попросил его о помощи. По совету Элиота он приехал в Норидж грязным, оборванным и голодным. Перед отъездом юноша неделю не менял платья и два дня ничего не ел. «Если у тебя урчит в животе, они беспременно попадутся, – говорил Элиот. – Сразу видно: не притворяешься».

Энди рассказал викарию, что, потеряв родителей в раннем детстве, он пошел просить милостыню. Однако на подаяние ему было не прожить, и он начал воровать. У каждой воровской шайки в Лондоне своя территория. Воришку-одиночку избили за нарушение границ и заставили работать на одну из банд. Но такая жизнь не для него. Вот он и решил сбежать и найти место, где смог бы зарабатывать себе на пропитание честным трудом.

Ласлетт поверил всему от первого до последнего слова.

«Они обожают жалких и несчастных, – наставлял своего друга Элиот. – Это сразу располагает их к тебе».

Ласлетт был вдовцом, жил тихо и одиноко. Выслушав историю Энди – молодой человек назвался Гилбертом Фуллером, – викарий открыл перед ним двери своего дома. Когда дамы, посещавшие церковь, прослышали о молоденьком холостяке, поселившемся у викария, они сразу забросали Энди приглашениями на обеды и ужины. Юношу зазывали в гости и одинокие женщины, и матери взрослых дочерей. Однажды его позвала к себе госпожа Адамс, старая дева преклонных лет.

На воскресном обеде у госпожи Адамс Энди допустил досадный промах. Брат хозяйки дома, господин Орвил, владелец похоронного бюро в Лондоне, недоверчиво и удивленно покачал головой, когда юноша не смог вспомнить названия кое-каких лондонских переулков. Энди еле-еле выкрутился, выдумав на ходу, что его память ослабела от постоянного недоедания, а возможно, и из-за тяжелой болезни, которую он перенес прошлой зимой. Это объяснение всех удовлетворило, и молодой человек облегченно вздохнул.

Прошло несколько недель. Однажды утром Энди с изумлением обнаружил, что викария нет дома. Хотя это и показалось ему странным, юноша успокоил себя тем, что у Питера Ласлетт могло возникнуть какое-то срочное дело. Когда Энди переступил порог храма, он сразу заметил, что некоторые нарушения, интересующие епископа, были устранены: алтарь перенесли в восточную часть церкви и обнесли его наспех сколоченным ограждением. Началась служба, и молодой человек впервые увидел Питера Ласлетта в традиционном церковном облачении. Секретный агент епископа Лода удивился, но не встревожился.

Гимны следовали один за другим. Шла обычная воскресная служба. Энди уселся поудобнее, готовясь к бесконечной проповеди. Питер Ласлетт стал читать девятую главу Книги пророка Иеремии. Делая длинные паузы в конце стихов, он искоса поглядывал на мнимого Гилберта Фуллера.

– «Берегитесь каждый своего друга, и не доверяйте ни одному из своих братьев; ибо всякий брат ставит преткновение другому, и всякий друг разносит клеветы. – Смахнув капли пота со лба, Ласлетт монотонным голосом продолжал читать: – Каждый обманывает своего друга, и правды не говорят: приучили язык свой говорить ложь, лукавствуют до усталости. Ты живешь среди коварства; по коварству они отрекаются знать Меня, говорит Господь. Посему так говорит Господь Саваоф: вот, Я расплавлю и испытаю их; ибо как иначе Мне поступать со дщерью народа Моего? Язык их – убийственная стрела, говорит коварно; устами своими говорят с ближним своим дружелюбно, а в сердце своем строят ему ковы».

Викарий поднял глаза. Прежде чем он вновь подал голос, прошло несколько секунд:

– Братья и сестры, вы слышали, что сказано в Священном Писании о клеветниках. И вот, как оказалось, среди нас есть такой человек. Наш брат обманывал нас. Он обращался к нам с улыбкой на устах, а в сердце своем затаил зло. – По своему обыкновению Ласлетт говорил замедленно, тем не менее прихожане слушали его, затаив дыхание. – Этот человек попросил нас о помощи, и мы помогли ему. Он пользовался нашим гостеприимством, входил в наши дома, сидел за нашим столом, но он не был одним из нас. – Питер Ласлетт в упор посмотрел на Энди и смело продолжал: – Он говорил, что вырос на улицах Лондона, а сам не знает их названий. Он говорил, что неграмотен, а сам изъясняется, как человек начитанный. Он говорил, что его воспитали бродяги, а сам имеет прекрасные манеры. Братья и сестры во Христе, боюсь, что среди нас находится лжец, состоящий в союзе с дьяволом.

Викарий прикрыл глаза и опустил голову. Прихожане затаили дыхание. Впервые за тридцать лет службы Питера Ласлетта во время его проповеди под сводами церкви царила напряженная тишина.

– Господин Гилберт Фуллер, если это ваше подлинное имя, не соизволите ли встать и объяснить нам, в чем дело?

Люди молча повернулись в сторону Энди. Одни смотрели на него с изумлением, другие – ощерившись, как псы, готовые броситься на медведя. Энди вскочил со скамьи и метнулся к окну. Крепко прижимая к себе Библию, полученную от епископа, он пробежал без остановки не меньше двух миль и лишь далеко за пределами города позволил себе перевести дух.

Элиот предвидел и такую развязку. Если случится нечто подобное, предупреждал он Энди, следует возвращаться в Лондон не спеша, окольными путями. Это необходимо, чтобы никто не узнал, что Энди – агент епископа.

И молодой человек направился вдоль побережья Северного моря в Шерингэм, откуда послал епископу шифрованный текст.

Епископ Лод получил письмо Энди прямо перед ужином. Не обращая внимания на протестующие крики толстяка повара, он удалился к себе в кабинет. Там он снял с полки Библию. Послание состояло всего из четырех слов: (23/6/5/4–7)! «Горе мне! Погиб я!» – сообщал Энди, воспользовавшись Книгой пророка Исаии.

Со вторым заданием начинающий агент справился успешно. Епископ отправил его в Бедфорд – городок, расположенный в плодородной долине реки Уз, севернее Лондона и западнее Кембриджа. На сей раз Энди сочинил легенду попроще и поправдоподобнее. Прибыв в Бедфорд, он без промедления отправился в церковь и, дождавшись окончания службы, заговорил со священником. После проповедей Питера Ласлетта служба Роберта Сьюэлла стала для него приятным сюрпризом. Красноречие святого отца поразило Энди. Молодой человек предположил, что Роберт Сьюэлл учился в Кембридже или Оксфорде.

Энди заметил непорядок, едва переступил порог церкви. Алтарь располагался не там, где надлежало, а на священнике не было традиционного одеяния. Однако куда более серьезной провинностью было то, что «Книге общей молитвы» не уделялось почти никакого внимания, – а ведь от всех священников строго требовалось следовать ее предписаниям в течение службы. Регламентировала она и содержание проповедей. Выражать личное мнение во время проповеди категорически запрещалось. Епископ настаивал на том, что в любой церкви нужно подчиняться общим правилам, именно единообразие богослужения и определяло целостность англиканской церкви. Тексты, не включенные в «Книгу общей молитвы», также не одобрялись епископом. Кто знает, до чего можно дойти, если позволить каждому говорить, что вздумается? Куда как лучше использовать разрешенные церковью молитвы.

Энди сразу понял, что Роберт Сьюэлл был пуританином. Во время богослужений он свободно высказывал свои мысли и не придерживался утвержденного текста молитв. Три месяца Энди внимательно слушал проповеди, делая заметки и хладнокровно намечая план действий.

Юношу смущало лишь одно: во время своего пребывания в Бедфорде, он успел подружиться с дочкой священника, Эбигейл. Это была очаровательная застенчивая девушка с прелестными ямочками на щеках. Долгими летними вечерами Энди и Эбигейл гуляли за домом священника по заросшему густой травой лугу. Они болтали о разных милых пустяках, делились друг с другом мечтами и надеждами, рассказывали о том, что любят и что ненавидят. Впервые Энди чувствовал себя с девушкой непринужденно и легко.

«Хорошо, что скоро я уеду из Бедфорда, – говорил он сам себе, – так и влюбиться недолго. А этого тайный агент позволить себе не может».

Бедфорд стал первой победой Энди. Выслушав обвинение в совершенных преступлениях, Сьюэлл откровенно признал свою вину. Его осудили и сместили с должности приходского священника. Энди сделал все как надо: не выдав себя, он сумел собрать информацию и в зашифрованном виде переслать ее епископу. А еще, листая во время проповедей Сьюэлла Новый Завет, молодой человек сделал удивительное открытие, которое позволило ему поставить в конце письма свое имя: (40/10/2/12), Эндрю [52]52
  Эндрю – английская форма имени Андрей.


[Закрыть].

С третьим заданием Энди также справился успешно, а четвертое выполнил просто блестяще. На этот раз он отправился на восток, в город Колчестер. Объектом наблюдения стал еще один священник, Престон Оливер. И он оказался участником заговора пуритан, но, самое главное, в Колчестере обнаружилась добыча покрупнее.

Для Колчестера Энди сочинил байку о том, как его выгнали из Кембриджского университета за связь с пуританами. Оливер не только проявил к нему участие, но и познакомил с юной леди, приятель которой, студент, тоже вынужден был покинуть Кембридж. Девушку звали Мэри Седжвик, ее друга – Маршалл Рамсден. По словам Маршалла, он пострадал за распространение брошюр непристойного содержания. Однако Оливер намекнул Энди, что на самом деле этого чистого и честного юношу, искренне верующего в Бога, исключили из университета за его богословские взгляды.

Открытая, веселая, располагающая к себе, Мэри с первого взгляда понравилась Энди. Выслушав своего нового друга, с жаром рассказавшего ей историю своих мнимых злоключений, она схватила его за руку и потащила по улицам Колчестера в кузницу, где Маршалл работал подмастерьем.

Приятная внешность и непринужденные манеры Маршалла Рамсдена поначалу заставили Энди напрячься: он почувствовал укол ревности, когда увидел, с какой нежностью Мэри смотрит на своего друга. Но Энди удалось быстро справиться с собой, и скоро молодые люди стали неразлучны. Они частенько засиживались допоздна в кузнице, вспоминая забавные случаи из студенческой жизни и обсуждая любимые книги, а по воскресеньям обедали втроем.

Однажды Мэри попросила Энди сопровождать ее в дороге – а в случае необходимости и защитить. Девушка должна была раздать очередную партию памфлетов. Маршалл и не думал ревновать. Он доверял Мэри и, судя по всему, Энди тоже.

Прошло еще немного времени, и секретный агент епископа начал помогать Маршаллу печатать сочинения Джастина. Молодым людям было хорошо вместе. Энди показали все тайные ходы и объяснили, как незаметно покинуть кузницу. По вечерам Мэри обычно приносила им что-нибудь поесть. Иногда они хохотали так громко, что казалось непонятным, как их до сих пор не обнаружили.

Энди было очень тяжело доносить на Маршалла Рамсдена и Мэри Седжвик. Впервые в жизни у него появились близкие друзья. Юноше никак не удавалось заставить себя думать о Маршалле и Мэри как о врагах Англии. Да, они – преступники, но Энди полюбил их всей душой. Две недели он мучительно пытался найти выход – и не смог…

Люди епископа пришли с обыском, когда Маршалл и Энди печатали запрещенную литературу. Предупрежденный о готовящейся облаве, Рамсден успел рассыпать набранный текст и спрятать брошюры. Мэри удалось скрыться. Но на сей раз рядом с Мэри и Маршаллом был не их верный друг Эссекс Марвелл, а Энди Морган, тайный агент епископа.

На основании его показаний Маршалла Рамсдена и Мэри Седжвик арестовали, допросили и признали виновными.

Они были первыми людьми, которые из-за Энди оказались в печально знаменитой «Звездной палате», заседавшей в зале с потолком, украшенным звездами. Энди с болью в сердце слушал, как зачитываются его письменные показания, и видел, как предъявляются вещественные доказательства. Присяжных не было. После изложения дела члены суда один за другим огласили свое решение. Итог прениям подвел лорд-канцлер. Подсудимых признали виновными в распространении подстрекательских клеветнических заявлений, порочащих короля и его власть.