Текст книги "Пуритане"
Автор книги: Джек Кавано
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
Горожанам нечем было ремонтировать дома и протекающие крыши. Кристофер Мэтьюз отправил депутацию к лорду Честерфилду, чтобы попросить разрешения срубить несколько деревьев в лесу для тех, чьи дома требовали срочного ремонта. Честерфилд принял посланцев довольно любезно, но ответил отказом. Он объяснил, что если позволит вырубать лес, его животным будет негде жить.
Во вторник Энди впервые ощутил муки голода. Это было не обычное «пора бы уже и поесть», а настоящий голод, от которого слабеет тело и портится настроение. Энди старался убедить себя, что это испытание силы духа. «Рыцари Круглого стола тоже терпели лишения и голод, – рассуждал он. – Раз они смогли выстоять, смогу и я. Ну и потом, если я буду голодным среди голодных, то быстрее добьюсь успеха».
Все пошло не так, когда выяснилось, что умерла Роза Ферман. Вместе с викарием Энди обходил дома и, зайдя к Ферманам, увидел старого Сайреса, который раскачивался в кресле-качалке, держа на руках исхудавшую Розу.
Энди слышал, что иногда старики впадают в детство. Он подумал, что Сайрес просто убаюкивает свою жену, как ребенка. Подойдя ближе, он увидел, что один глаз Розы открыт, а ее тело уже окоченело. Видимо, она умерла несколько часов назад.
– Я должен был рассказать об этом, – заплакал Сайрес, – но боялся, что ее у меня отнимут.
Он заботливо убрал со лба жены тонкие седые волосы.
– Сорок три года… Мы прожили вместе сорок три года. Ее заберут, и все будет кончено. Я хотел побыть с ней еще немного.
Кристофер Мэтьюз положил руку на плечо Сайреса и тихо сказал:
– Ты можешь оставаться с ней, сколько захочешь.
Но теперь это уже не имело значения. Чары были разрушены. Энди и Мэтьюз вошли в минуту последней близости между мужем и женой. Все было кончено. Кончено навсегда.
Известие о смерти Розы произвело на жителей Эденфорда тяжелое впечатление. Дело было не в самой смерти – в домах горожан она была хотя и не желанным, но частым гостем. Дело было в том, что умерла Роза. Ферманы не могли иметь детей, они жили друг для друга и казались немного странной парой. Роза – твердая, решительная и умная, а Сайрес – покладистый неуклюжий тугодум. Она возмущалась и сетовала, а он в ответ только улыбался и пожимал плечами, но они любили друг друга, и горожане не представляли их порознь.
Если бы не неожиданное происшествие, которое случилось в среду, в Эденфорде еще долго не смогли бы оправиться от этой потери.
Среда была вторым днем, который Энди провел под опекой викария. Как и накануне, Кристофер Мэтьюз разбудил юношу в четыре утра для молитвы и изучения Библии. Викарий успел узнать про своего подопечного две важные вещи: во-первых, он не христианин, а во-вторых, он любит приключения и ему нравится читать о них. Используя второе для того, чтобы работать с первым, викарий избрал темой урока жизнеописание апостола Павла. Во вторник он предложил Энди познакомиться с двадцать седьмой главой Деяний апостолов, где рассказывалось о кораблекрушении, которое потерпел Павел в Средиземном море. Энди пришел в восторг от детального описания плавания апостола. С упоением он читал, как из-за встречного ветра путешественники попали на Кипр и на Крит, а затем попытались добраться до критской пристани Финик, лежащей против юго-западного и северо-западного ветра и приспособленной к зимовке. Поразила молодого человека и история о том, как корпус корабля, чтобы он выдержал шторм, обвязали канатами. Смелый и предприимчивый Павел очень понравился Энди. Этот апостол ничем не походил на английских священников, предпочитающих прятаться от мира за стенами церквей, облачаться в длинные мантии, посещать церковные соборы и жаловаться, что англичане потеряли интерес к вере. Апостол был совсем другим. Образ деятельного и любящего риск служителя показался Энди немного странным, но необычайно привлекательным.
В среду они читали одиннадцатую главу из Второго послания коринфянам, в которой Павел говорит о своем служении. «Они Евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я. Христовы служители? (в безумии говорю:) я больше. Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти. От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе. Кроме посторонних приключений, у меня ежедневно стечение людей, забота о всех церквах. Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся? Если должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощью моею. Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословенный во веки, знает, что я не лгу. В Дамаске областной правитель царя Ареты стерег город Дамаск, чтобы схватить меня; и я в корзине был спущен из окна по стене и избежал его рук».
Викарий и его ученик обсуждали этот отрывок, прогуливаясь по дороге вдоль поля. Приближалась осень, трава побурела и поникла. Утренний воздух был таким холодным, что изо рта шел пар.
– Просто не верится, как он мог все это выдержать. Что двигало им? Чего он искал?
– Павел был таким стойким не потому, что он искал, но потому, что нашел.
– Не понимаю.
– Я вижу. Ты не понимаешь этого, потому что пока ты лишь ищешь то, что нашел Павел.
– И что же он нашел?
Викарий улыбнулся.
– То, ради чего стоит жить и ради чего стоит умереть.
– Веру в Иисуса?
Викарий остановился и пристально посмотрел на своего ученика. Он понимал, что последние слова юноши были формальными. Он зашагал дальше.
– Вера в Иисуса Христа так изменила Павла, что остаток жизни он провел, путешествуя по свету и претерпевая самые разные испытания. Он хотел поведать другим о своем открытии.
– И все-таки я не понимаю. Люди не желали его слушать. Они не принимали того, что он говорил. Чего он добился?
– Ты не поймешь этого, пока не пройдешь через те же испытания, что и Павел. Поверь мне, этого достаточно.
После завтрака и семейной молитвы вместе с Нелл и Дженни Энди помогал викарию собирать сведения для ежемесячного отчета лорду Честерфилду. Чтобы составить отчет, им пришлось рассмотреть все этапы производства шерсти, от выращивания овец до хранения готового сержа.
Пастухи предоставляли викарию данные о поголовье скота, о приплоде, о заболевших животных, о количестве овец, съеденных хищниками (с объяснениями причин каждого происшествия). Все это было записано рукой Энди в точном соответствии с указаниями Кристофера Мэтьюза.
Прядением шерсти жители городка занимались на дому. Учитывалось количество пряжи, изготовленное каждым работником. Ткацкие станки стояли в специальных мастерских. Их производительность и состояние регулярно проверялись. К отчету прилагались сведения об оборудовании, которое требовало ремонта.
Пройдя через весь город, Энди и Кристофер Мэтьюз добрались до сукновальной мастерской, расположенной у реки, близ южного моста. Раньше Энди не представлял себе, сколько труда нужно для того, чтобы изготовить обыкновенную шерстяную ткань. Морганы просто отправляли в город слугу, и он покупал нужный материал. Потом из этой материи слуги шили себе одежду. Наряды самих Морганов заказывались и подгонялись у лучших лондонских портных.
Увидев сукновальную машину, Энди понял, что изготовлять ткань – дело небезопасное. Здесь материю уплотняли и очищали, замачивая и выколачивая ее. После замачивания ее вынимали из воды и выколачивали при помощи зазубренных деревянных брусьев, напоминающих гигантские зубастые челюсти. Сукновальная машина заглатывала серж с такой жадностью, что, окажись поблизости человек, деревянные челюсти могли ухватить его за одежду и перемолоть заживо. Поначалу казалось, что после такой процедуры ткань будет испорчена, но конечный продукт доказывал обратное.
Очищенное полотно выносили на улицу и развешивали на специальных рамах у реки. Длина каждого куска была около двадцати шести ярдов [70]70
Ярд – английская единица длины, около 91 см.
[Закрыть]. Длинные полосы белой ткани сохли на берегу, слегка покачиваясь на ветру. После того как ткань подсыхала, ее обрабатывали горячим прессованием, сворачивали в рулоны, обрабатывали холодным прессованием и отправляли в Эксетер. Часть продукции перед обработкой прессованием отправлялась в красильные мастерские.
Мастерские эти находились в западной части городка, в большом деревянном строении, рядом с лугами для выпаса скота, плавно поднимавшимися в сторону холмов. Рамы, на которых выкрашенную ткань развешивали для просушки, стояли вдоль лугов. Они напоминали огромное лоскутное одеяло из синих, зеленых, желтых, черных и красных квадратов.
В красильных мастерских было всего четыре емкости с краской – по одной для каждого из основных цветов и особая – для черного. Зеленая ткань получалась после того как серж поочередно окунали в желтую, а потом в синюю краску. Чаны с синей, желтой и черной краской были установлены в одном помещении. Ярко-красная краска хранилась отдельно, поскольку это был самый неустойчивый краситель, требующий постоянного наблюдения.
Чтобы покрасить ткань, ее натягивали над чаном между двумя горизонтальными валиками, каждый из которых вращал один человек. Разматывая ткань с одного валика, красильщики опускали ее в емкость, а наматывая на второй валик, вытягивали обратно. Когда таким образом через чан пропускался весь рулон, процесс повторяли, пока ткань не приобретала желаемый оттенок. Котлы подогревались при помощи углей, чтобы краситель не остыл – жидкость в них почти кипела.
Когда Энди и Кристофер Мэтьюз вошли в помещение, где стояли емкости, молодой человек сразу узнал одного из рабочих по рыжей шевелюре – это был взрывной Джеймс Купер. Он стоял на помосте у чана с синей краской и вращал валик с тканью. У его ног сидел маленький мальчик. Энди решил, что это брат Джеймса – он видел его вместе с семьей Куперов в воскресенье на проповеди. Остальные рабочие были незнакомы Энди.
– Добрый день, Джеймс, добрый день, Вильям, – поздоровался священник. И с ноткой удивления в голосе добавил, заметив малыша, сидящего у ног брата: – Добрый день, малыш Томас!
– Привет, господин Мэтьюз! – Томас радостно помахал ему рукой.
– Добрый день, викарий, – почтительно ответил рыжий Джеймс. Он неотрывно наблюдал за своим напарником, стоявшим по другую сторону чана. Смотрел он на него враждебно, и это не удивило Энди. Каждый раз, когда юноша видел Джеймса Купера, рыжеволосый гигант с кем-то ссорился.
– Доброе утро, викарий, – сказал Вильям, равномерно разматывая рулон ткани на валике. Чтобы материя окрасилась без полос, она должна была двигаться с постоянной скоростью.
– А что здесь делает Томас? – спросил священник.
Джеймс, наматывая серж на валик, ответил:
– Мама готовит миссис Ферман к погребению. Отец наблюдает за фермерами и торговцами. А с ним приходится возиться мне.
Темно-синяя ткань плавно поднималась из чана. Пятна синей краски на помосте говорили о том, что работа не всегда шла гладко.
– И ты решил привести его сюда?
– Только так я могу за ним присмотреть.
Викарий огляделся.
– Вероятно, ты прав. Только будь осторожен. Сколько ткани вы покрасили сегодня?
– Два куска, – резко ответил Джеймс. Вильям, не поднимая головы, продолжал разматывать ткань.
– И все?
– Все, – процедил Джеймс сквозь зубы.
Викарий подошел к чану и заглянул под него.
– Вот в чем дело. Огонь почти погас. Угли чуть теплые. – Он выпрямился. – Почему вы не поддерживаете огонь?
Напарники заговорили в один голос, осыпая друг друга упреками.
Викарий поднял руку, прося их замолчать.
– Меня не интересует, кто виноват. Решите вопрос мирно, – он сделал ударение на последнем слове, – но помните, что вы должны покрасить всю ткань, не забывая поддерживать огонь. Понятно?
– Да, сэр, – ответил Вильям. Джеймс кивнул, по-прежнему свирепо сверкая глазами.
Мэтьюз еще раз глянул на них и решил, что дело улажено. Он объяснил Энди, куда записать сведения о выработке синего чана, и перешел к емкости с желтой краской.
Энди сделал необходимые пометки. Когда он поднял глаза, то увидел, что рулон синего сержа подошел к концу.
– Еще раз, – сказал Вильям.
Джеймс покачал головой.
– Хватит.
– Еще раз!
– Нет.
Вильям принялся наматывать ткань на свой валик, чтобы вновь пропустить ее через чан с красителем, но Джеймс мешал ему, крепко держа свой конец. Когда он смотал погруженную ткань, остаток приподнялся над красителем. Настаивая на своем, Вильям рывком повернул валик. Во все стороны полетели брызги синей краски, несколько капель упало на пол.
Тогда Джеймс схитрил. Он ослабил хватку, и ткань поползла вниз. Пусть Вильям думает, что он уступил ему и согласился пропустить рулон через чан еще раз. Подождав, пока ткань погрузится чуть глубже, рыжий великан дернул свой валик назад. Он рассчитывал резко натянуть полотно и облить Вильяма синей краской. Ткань натянулась, и фонтан краски обрушился на Джеймса и его маленького брата.
Вильям хохотал до колик над неудачей своего напарника. Вместе с ним засмеялся и Энди. Джеймс и Томас выглядели так, словно кто-то долго валял их в чернике.
Томас расплакался, отчасти от неожиданности, а отчасти из-за того, что краска была горячей. Он попытался стереть ее с рук, но перемазался еще сильнее.
Смех Вильяма над ним и над его рыдающим младшим братом привел рыжеволосого гиганта в ярость. Он обеими руками схватил синий серж и дернул его изо всей силы. Валик завертелся с бешеной скоростью, и Вильям потерял равновесие. Он упал на помост, едва не угодив в чан. Теперь он был зол не меньше Джеймса. Вскочив на ноги, он схватил свой конец ткани. Над емкостью с горячей синей краской началось состязание по перетягиванию ткани.
Силы были неравны, Вильям явно уступал своему противнику, и Энди испугался, что он упадет в чан. Джеймс, который не сомневался в своих силах, тянул полотно на себя до тех пор, пока большая часть не оказалась с его стороны. Тогда Джеймс отпустил ткань. Когда Вильям обрел равновесие, Джеймс снова натянул ее. Вильям знал, что проиграл, но не сдавался.
– Джеймс, Вильям! Прекратите немедленно! Немедленно прекратите оба! – крикнул викарий. Теперь за тем, что происходило у чана с синей краской, наблюдали все рабочие.
– Он первый начал! – закричал Джеймс, глядя на викария.
Вильям попытался взять реванш и резко дернул ткань на себя.
Этого оказалось достаточно, чтобы Джеймс на секунду потерял равновесие. Но силач был начеку, и мгновение спустя он вновь прочно стоял на ногах, крепко держа ткань.
Внезапно Джеймс оступился, поскользнувшись на сыром помосте, и стал падать. Отпустив ткань, он попытался ухватиться за валик, но его правая рука лишь скользнула по рулону мокрого синего сержа. Левой рукой ему удалось ухватиться за деревянный конец валика. Качнувшись, он нечаянно задел маленького Томаса, и тот полетел прямо в чан с горячей синей краской.
Малыш мгновенно скрылся с головой, не успев даже вскрикнуть.
– Томас!
Джеймс отпустил валик и упал на помост. Перевернувшись на живот, он перегнулся над краем чана.
– А-а-а! – закричал он, выдергивая руку из горячей краски. Она была синей до запястья.
Как только Энди увидел, что маленький Томас упал в чан, он отшвырнул свои бумаги и бросился к помосту. Когда Джеймс полез в чан, Энди схватил его за рубашку, чтобы он не последовал за братом.
Джеймс прижимал к себе обожженную руку. В глазах его плясало безумие.
– Ты должен вытащить его! – закричал Энди.
– Слишком горячо!
– Он же погибнет!
– Я не могу, – тихо сказал Джеймс и, скорбно покачав головой, добавил: – Он уже погиб.
Энди заглянул в чан. Томаса не было видно.
– Прочь с дороги! – закричал он.
– Что ты собираешься делать?
– Я же сказал, прочь с дороги! – снова закричал Энди, пытаясь оттащить великана в сторону. Тот не сдвинулся с места.
– Джеймс! – властно сказал викарий. – Отойди!
Джеймс послушно отошел на край помоста. Энди лег на живот и до плеча погрузил руку в емкость. Каждая клеточка его кожи кричала от боли, однако он, стиснув зубы, продолжал шарить рукой в чане в поисках маленького Томаса. Боль нарастала, пальцы онемели; молодой человек не знал, сумеет ли он вытащить мальчика, даже если отыщет его. Вот он! На мгновение юноше показалось, что он что-то нащупал. Энди сжал пальцы и вытащил руку.
Никого!
Викарий поднялся на платформу к Вильяму. Остальные рабочие толпились вокруг чана. Они держались на почтительном расстоянии от его раскаленных стенок.
– Смотрите! – викарий указал на середину чана. Там показалась маленькая рука. Но она была слишком далеко.
– Здесь есть длинный шест или что-нибудь вроде него? – закричал Энди.
– Вон там, – один из рабочих метнулся в дальний угол красильни.
Но в этот момент детская рука исчезла.
Энди выругался. Обращаясь к Вильяму, он крикнул:
– Натяни ткань потуже!
Вильям схватился за валик. Викарий пришел ему на помощь.
Энди обернулся к Джеймсу:
– Натяните ткань посильнее!
Джеймс сидел, не шевелясь, подперев голову перемазанной в синей краске рукой.
Энди дернул его за руку:
– Джеймс! Слышите меня, Джеймс?! Мне нужна ваша помощь!
Великан бессмысленно взглянул на него. На лбу у него синело большое пятно.
– Он погиб! Я убил своего брата! – судорожно выдохнул он.
– Нет, он жив! – Энди схватил Джеймса за рубашку, пытаясь поставить его на ноги.
Но тот был слишком тяжелым.
– Он жив! – снова закричал Энди. – Помоги мне спасти его!
– Он не погиб? – медленно проговорил Джеймс.
– Если ты мне поможешь, мы спасем его!
Уверенность Энди вернула великана к жизни.
– Натяните ткань потуже! Как можно туже! – командовал Энди.
Джеймс сначала тянул ткань вяло, но потом его движения стали более уверенными и четкими. Полоса сержа поднялась из чана и плотно натянулась.
Энди поднырнул под валик и подошел к самому краю помоста. Он стоял, как ныряльщик, который готовится к прыжку. У него была всего одна попытка, и он не мог позволить себе ошибиться.
Он прыгнул на натянутую полосу ткани. Под его тяжестью она натянулась еще сильнее – Вильям вдвоем с викарием с трудом удерживали валик. Ткань была скользкой и качалась из стороны в сторону. Схватившись за нее руками и зацепившись ногами, Энди изо всех сил пытался не свалиться. Жар от чана поднимался вверх, окутывая его. Юноша чувствовал себя поросенком, которого поджаривают на вертеле.
– Отлично. Теперь опускайте меня, – распорядился он.
Ткань стала медленно опускаться. Энди внимательно смотрел в чан, пытаясь разглядеть Томаса.
– Стоп! – закричал он. – Больше не опускать! – Теперь молодой человек находился всего в нескольких дюймах от горячей синей жидкости. Чтобы не соскользнуть вниз, Энди широко раздвинул ноги и осторожно повернулся направо. Выполняя это нехитрое действие, он едва не свалился в горячий краситель – к счастью, в чан попала только его нога. Поморщившись, он опустил голову на мокрый серж.
– Энди, позволь нам тебя поднять, – умоляюще сказал викарий. – Скорей всего, уже слишком поздно. Мы не хотим потерять еще и тебя.
Энди покачал головой.
– Держите ткань крепче.
Викарий кивнул и еле слышно произнес:
– Помоги ему, Господь!
Энди вновь сунул руку в чан. Ее пронзила жгучая боль. Из глаз юноши градом хлынули слезы, но он, не обращая внимания на боль, продолжал искать маленького Томаса.
Вот он! Энди задел что-то рукой. Слишком далеко! Пытаясь дотянуться до того, что он нащупал, юноша невольно оттолкнул невидимый предмет еще дальше.
– Нет! – закричал он. Боль стала нестерпимой. У него потемнело в глазах. Он изо всех сил старался не потерять сознание. «Если это случится, ты погибнешь», – сказал он себе.
Он старательно тянул руку, но понимал, что есть лишь один способ добраться до Томаса. Ему не хотелось делать это. Очень не хотелось. Энди не знал, способен ли он на такой поступок. «Мальчик мертв. Спасайся сам».
Энди глубоко вдохнул и опустил в чан с горячей жидкостью голову и плечи. Боль стала невыносимой. Горячий краситель проникал в уши, разъедал глаза. Словно издалека молодой человек слышал приглушенные крики людей. Окружившая его тьма была не просто отсутствием света – она была жидкой, горячей и едкой. Энди почувствовал, что теряет сознание. Он сумел преодолеть страх, но еще раз ему вряд ли удастся с собой справиться. А дальше, во тьме, его поджидала сама смерть. Он успел удивиться тому, что даже в этом жару мысль о ней вызвала ощущение холода.
И вдруг он что-то нащупал. Рука. Потом тело. Юноша забыл о боли и крепко схватил мальчика за рубашку. Энди Морган собрал последние силы, вытаскивая из чана маленького Томаса Купера и самого себя.
Последнее, что он запомнил, – странное чувство, будто сотни рук поднимают его из чана.