Текст книги "Искупление (ЛП)"

Автор книги: Дж. М. Дарховер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

Глава 25

– Поехали со мной.

Оторвав взгляд от книги на коленях, Хейвен подняла голову и увидела вбежавшую в ее квартиру Келси, которая пыталась удержать в руках несколько сумок. Запыхавшись, она шумно выдохнула, озираясь вокруг.

– Что? – спросила Хейвен. – Зачем?

– Зачем? – переспросила Келси, поставив вещи на пол. – На дворе Рождество, вот зачем. Семестр закончился, никаких заданий у тебя нет, поэтому тебе ничто не мешает поехать вместе со мной.

Вздохнув, Хейвен закрыла книгу.

– Но это же Рождество.

– Именно это я и сказала, – Келси закатила глаза. – Ты не должна сидеть здесь одна. Это никуда не годится.

– А как же твоя семья? – спросила Хейвен. – Думаю, Рождество – не лучшее время для того, чтобы приводить домой незнакомого человека.

– Ты что, шутишь? Ты явно не знаешь мою семью, – покачав головой, Келси сухо рассмеялась и что-то едва слышно пробормотала. Внезапно выражение ее лица переменилось, став по-настоящему серьезным. – Я серьезно – поехали со мной. Пожалуйста, не вынуждай меня ехать в одиночку.

Хейвен рассмеялась.

– Не могут же они быть такими уж плохими.

– Повторюсь – ты их не знаешь, – ответила Келси. – Поэтому познакомься с ними, побудь на рождественском обеде, а потом мы с тобой обсудим то, плохие они или нет.

Мешкая, Хейвен отвела взгляд от своей подруги.

– У меня ничего не собрано.

– Так собери. Машина приедет через десять минут. Этого времени будет вполне достаточно. В самом деле… – посмотрев на Хейвен, Келси поморщилась, – …ты даже по утрам куда быстрее собираешься.

– Ладно, – отложив книгу на соседний диван, Хейвен поднялась на ноги. – Я поеду.

– Отлично, – воскликнула Келси, когда Хейвен направилась в спальню. – И не забудь переодеться! Никаких спортивных штанов на людях!

Закатив глаза, Хейвен захлопнула за собой дверь спальни. Десять минут спустя она вернулась в гостиную с сумкой, в которую она сложила одежду и необходимые вещи. Она была одета в джинсы и розовую блузку, которая подходила под ее кроссовки «Nike». Собрав свои вьющиеся волосы в хвост и взяв пальто, она остановилась перед своей подругой, ожидая ее мнения.

– Лучше?

– Сойдет, – услышав раздавшийся перед домом гудок, Келси обернулась к окну. – Как раз вовремя! Машина приехала!

Заперев квартиру, Хейвен вышла следом за Келси на улицу и замерла. У тротуара стоял длинный черный лимузин, водитель которого спешно принялся складывать пакеты Келси в багажник. Усмехнувшись, она поблагодарила его и развернулась к Хейвен.

– Чего ты ждешь?

Чего она ждала? Несколько раз моргнув, Хейвен крепко зажмурилась, ожидая того, что лимузин исчезнет, когда она откроет глаза, однако этого не случилось. Машина стояла на том же месте. Келси и водитель с удивлением смотрели на Хейвен.

– Я, гм… ничего, – покачав головой, Хейвен направилась к лимузину. Она попыталась поставить сумку в багажник, однако водитель остановил ее, забрав у нее вещи. – Спасибо.

– Не за что, – ответил он, открывая для них заднюю дверцу лимузина. Сев в машину, Хейвен ощутила стойкий запах натуральной кожи. Сиденья и крыша были кристально чистыми и безукоризненными.

– Впервые в лимузине? – спросила Келси, удобно устроившись на сиденье.

– Это так очевидно?

– Есть немного, – ответила Келси. – Отец постоянно отправляет за мной лимузин. Как он говорит: «Все самое лучшее для моей девочки».

Хейвен улыбнулась.

– Он кажется хорошим человеком.

Резкий смех Келси отдался эхом в замкнутом пространстве.

– Хорошим? Да уж, подожди и увидишь…

Хейвен занервничала, услышав эти слова.

– Ты говорила, что он политик, да?

– Да. Старый-добрый сенатор великого штата Нью-Йорк. Хотя на самом деле он ничего не делает.

– Чем занимается твоя мама?

– Пьет вино и донимает людей, – ответила Келси. – В сущности, она делает то же самое, что и мой отец – ничего.

Несмотря на то, что дом родителей Келси находился всего лишь в нескольких милях езды, им потребовалось практически сорок пять минут на то, чтобы добраться до него через пробки. Трехэтажный особняк располагался на Верхнем Ист-Сайде. Когда лимузин приблизился к дому, Хейвен обвела его удивленным взглядом. Аккуратно подстриженный газон и сложная система фонтанов вызвали у нее восхищение.

– Зачем ты переехала в тесную квартиру?

Келси вздохнула.

– Отец предлагал купить для меня квартиру неподалеку отсюда, но мне хотелось жить в районе Челси. Мы так долго тянули с выбором, что место рядом со школой оказалось найти крайне проблематично, но отец позвонил нужным людям и нам удалось снять квартиру над твоей.

Хейвен покачала головой, не в силах постичь проблему Келси. Когда лимузин остановился, водитель открыл для них дверцу и достал их сумки. Выйдя на улицу, они увидели моментально распахнувшуюся входную дверь, из которой вышли двое мужчин. Не произнеся ни слова, они забрали сумки девушек и отнесли их в дом.

На улице показался третий мужчина, неторопливо вышедший через парадный выход. Он был одет в костюм с галстуком, его темные волосы были идеально уложены, несколько седых прядей блестели на солнце. Остановившись, он внимательно изучил их взглядом.

– Келси.

– Отец.

– Рад тебя видеть.

Что-то раздраженно пробормотав, Келси откашлялась и ответила:

– Взаимно.

– Смотрю, ты привезла с собой подругу.

Оказавшись в центре внимания, Хейвен ощутила появившийся на ее щеках румянец.

– Да, это моя соседка, Хейден Антуанетт, – представила ее Келси. – Я пригласила ее на Рождество.

– Это очень, гм, мило с твоей стороны, – ответил отец Келси. – Это совсем на тебя не похоже.

Келси прищурилась.

– Я умею быть милой.

Проигнорировав ответ дочери, он сделал шаг вперед и протянул руку.

– Хейден Антуанетт, верно? Вы как-то связаны с Марией?

– С Марией Антуанеттой? – нахмурившись, Хейвен пожала крепкую руку сенатора. Его рукопожатие и господствующий вид обострили ее нервозность. – Она ведь была королевой Франции, верно? А я… я не имею никакого отношения к королевской династии.

Сенатор рассмеялся, когда Хейвен, замешкавшись, покраснела еще больше.

– Я пошутил, дорогая. Приятно познакомиться.

– Взаимно…

– Кейн, – представился мужчина, отпуская ее руку. – Зови меня Кейн.

– Зови меня Кейн, – передразнила его Келси, имитируя глубокий голос отца. – Вы уже закончили целовать задницы, сенаторы? Мы можем войти?

– Разумеется, солнышко, заходите, – ответил Кейн, указав рукой в сторону входа.

Взяв Хейвен за руку, Келси потянула ее за собой и миновала отца. Кейн внимательно наблюдал за ними, словно изучая каждый их шаг, от его взгляда Хейвен стало не по себе.

Следуя за Келси, она осматривала огромный дом, пока они поднимались по лестнице. Келси показала ей гостевую комнату, где возле кровати уже стояли вещи Хейвен.

– Моя спальня находится справа, – сказала Келси. – Дверь в конце коридора.

После того, как Келси оставила ее, Хейвен присела на большую кровать с балдахином. Гостевая комната, размеры которой превосходили размеры всей ее квартиры на другом конце города, была выдержана в бордовых и золотистых тонах. Ковер под ногами Хейвен был белоснежно-белым – в действительности, он был настолько белым, что она боялась на него ступать.

Расстегнув свою сумку, Хейвен достала дневник в кожаной обложке. Разувшись, она легла на кровать и, погрустнев, перевела взгляд на прозрачный балдахин золотистого цвета. Как бы сильно она ни пыталась бороться с грустью, пытаясь победить ее с помощью улыбки, печаль оказалась сильнее.

Канун Рождества. Завтра наступит Рождество. А на следующий день… Хейвен не любила думать о том, что значило для нее 26 декабря.

Открыв дневник, она достала спрятанный среди страниц лист бумаги и развернула его, смотря на неровные буквы, написанные посреди ночи во время прошлогоднего Рождества. Она перечитывала письмо столько раз, что могла процитировать его слово в слово.

Дочитав до конца, она провела пальцами по трем простым словам: «Я люблю тебя».

– Я тоже тебя люблю, – прошептала она.

Спустя год она, как и прежде, любила его.

* * *

Кармин пришел в замешательство, когда Коррадо проехал улицу, которая вела к его дому.

– Думаю, Вы пропустили поворот, – сказал он, прочистив горло.

Коррадо не сводил глаз с простирающейся перед ним дороги. Ничего не ответив, он потянулся к радио и, нажав на кнопку, включил музыку. Из динамиков громко зазвучала композиция Фрэнка Синатры, от которой Кармину стало не по себе.

Фрэнк Синатра пробуждал в Коррадо нечто особенное.

Паника и паранойя Кармина усилились, когда Коррадо свернул на безлюдную дорогу, заезжая в один из районов, в которых Кармин не бывал уже более десяти лет. Он, без сомнений, наломал дров и понимал, что его поступки будут иметь свои последствия, но он не ожидал того, что все будет так. Он никогда не думал, что его дядя потеряет терпение. Он никогда не думал, что он на самом деле сможет убить его.

До этого момента Кармин, несмотря ни на что, верил в свою неуязвимость.

Спустя несколько минут Коррадо сбавил скорость и остановился у обочины. Потянувшись в сторону Кармина, он нажал на ручку и распахнул пассажирскую дверцу.

– Прочь.

Кармин осмотрелся по сторонам, ища хоть одну живую душу. Коррадо не станет убивать его при свидетелях.

– Что?

– Я сказал, прочь!

Кармин подчинился, услышав повысившийся голос своего дяди. Выбравшись из машины, он захлопнул за собой дверь и принялся поспешно обдумывать происходящее. Планируя сбежать, он задумался о том, сможет ли он скрыться от Коррадо в ближайших переулках, однако действовать ему не пришлось. В ночном воздухе раздался визг шин, сопровождаемый выхлопом, когда Коррадо, не мешкая, тронулся с места, оставив Кармина в одиночестве.

Проследив взглядом за красными задними фарами, исчезнувшими в ночи, Кармин испытал некоторое облегчение и, вместе с тем, куда большее замешательство.

– Что за хуйня?

– Ну и ну, – голос возникшего позади Кармина человека прозвучал настолько близко, что у него едва волосы на затылке не встали дыбом. – Здесь подобные выражения неприемлемы.

Обернувшись, Кармин инстинктивно потянулся за своим пистолетом, однако, к его удивлению, он пропал. В действительности, при себе у него не было ничего – ни удостоверения личности, ни кошелька, ни цента.

Замерев, он с облегчением вгляделся в человека, стоявшего в нескольких футах от него. Первым, что он заметил, стал черно-белый воротник. Ярко-белая полоска ткани буквально светилась в темноте.

Кармин озадаченно перевел взгляд на большое коричневое сооружение позади мужчины, всматриваясь в большие двери, украшенные орнаментом, и огромные ступени, ведущие к входу. Коррадо высадил его перед старой церковью.

– Простите, сэр, – пробормотал Кармин. – Или… святой отец?

Священник улыбнулся.

– Ты можешь звать меня отцом Альберто. В чем заключается твоя сегодняшняя проблема?

– Ни в чем. Никаких проблем. Я просто… – Кармин не знал, что сказать. Я просто едва не проебал свою жизнь и думал, что мой дядя собирается меня за это убить? – …мне нужен телефон. Вы не подскажете, где я мог бы его одолжить? Я понимаю, что у Вас телефона быть не может, но, возможно, Вы знаете человека, у которого он есть?

Отец Альберто приподнял брови.

– Почему у меня не может быть телефона?

– Не знаю. Думаю, из-за того, что вы относитесь к числу старомодных, религиозных людей.

Священник добродушно рассмеялся.

– Я католик, сын мой, а не амиш. Я не имею ничего против технологий. Пойдем, ты можешь воспользоваться моим телефоном.

Пригласив Кармина за собой, отец Альберто направился в церковь. Помедлив, Кармин последовал его примеру, и, зайдя внутрь, осмотрелся по сторонам. Церковь утопала в полумраке, разбавляемом золотистым свечением, которое, казалось, согревало и приглашало в свои объятия. Кармину моментально полегчало. По крайней мере, подумалось ему, Коррадо не станет его здесь убивать.

Пройдя за священником в небольшой кабинет в задней части церкви, Кармин увидел деревянный стол, занимавший большую часть пространства. На столе стоял старый белый телефон с перекрученным проводом. Подняв трубку, Кармин набрал номер Селии, в то время как священник сел за стол. Облокотившись на столешницу, Кармин принялся ожидать ответа.

После пятого гудка включился автоответчик, который затем сменился голосовой почтой. Испробовав оба варианта, Кармин повесил трубку.

– Никто не отвечает? – спросил священник.

– Нет.

– Что ж, тогда присядь, – отец Альберто указал на стул, стоявший перед его столом. – Мы побеседуем, пока ты ждешь. Попробуешь позвонить позднее.

Мешкая, Кармин в итоге все же опустился на стул. У него не было другого выбора. Не имея ни денег, ни друзей, он мог либо остаться и ждать, либо идти домой пешком. Для последнего варианта у него было слишком мало сил.

– Спасибо, – сказал Кармин. – И за телефон, и за приглашение присесть.

– Не за что. Именно для этого и нужны старомодные, религиозные люди.

Услышав добродушный тон священника, Кармин усмехнулся.

– Простите за это. Я не знал. Я никогда не был церковным человеком.

– Почему?

Кармин пожал плечами.

– Это не для меня.

Отец Альберто внимательно посмотрел на Кармина.

– Ты веришь в Бога?

Кармин боялся услышать этот вопрос, особенно – от священника. Он собирался было солгать для того, чтобы успокоить отца Альберто, однако, спохватившись, вспомнил о том, что находился в церкви. За последнюю неделю ему дважды удалось избежать смерти. Что-то подсказывало ему, что в третий раз – попади он, например, под удар молнии – ему бы так не повезло.

– Честно говоря, я не знаю. Возможно. Но я видел столько дерь… столько плохих вещей в своей жизни, что я сомневаюсь в том, что кого-то еб… что кому-то есть до нас чертово дело, – у Кармина расширились глаза, когда он понял, что выругался, несмотря на все свои усилия. – Дерьмо. Простите, святой отец. Тяжелая ночь.

Кармин опасался того, что его могут выставить вон, однако отец Альберто лишь улыбнулся.

– Ты не первый, кто произносит подобные слова в этих стенах, и, я уверен, не последний. Твой пессимизм волнует меня куда больше, чем сквернословие.

– У вас больше шансов отучить меня от сквернословия, чем изменить мое мировосприятие. Трудно поверить в то, что над нами кто-то есть, когда столько хороших людей страдают каждый день.

– О, я часто слышу этот аргумент, – сказал отец Альберто. – Как же Бог может существовать, когда на Земле столько несчастных людей? Но, сын мой, ты забываешь о том, что без плохого мы не сможем в полной мере оценить хорошее. Страдания делают нас лучше. Наши поступки в плохие времена показывают то, какие мы на самом деле.

Горько рассмеявшись и ссутулившись на стуле, Кармин подумал о том, как он приспосабливался к новой жизни.

– Значит, я не очень хороший человек.

– Я в это не верю.

– Потому что Вы меня не знаете. И не знаете того, что я делал.

– Расскажи мне, – предложил священник. – Заставь меня передумать.

Кармин усмехнулся.

– Я не могу.

– Почему? – спросил священник. – Тебе стыдно?

– Нет, – ответил Кармин, замешкавшись. – Точнее – да, но суть не в этом.

– Именно в этом, – сказал священник. – Здесь безопасно. Все, что ты скажешь в церкви, именно здесь и останется. Исповедоваться в своих грехах тебе мешает только одно – собственное нежелание их признать.

– Потому что я облажался. Кому захочется в этом признаваться?

– Человеку без морали, – ответил священник, – кстати, это и убеждает меня в том, что ты – хороший человек. У плохого человека нет совести, сын мой.

Кармин задумался над словами священника. Каким-то образом ему удавалось все переворачивать.

– Если ты не хочешь говорить о своем прошлом, то почему бы нам не поговорить о будущем? – предложил священник. – Возможно, мы смогли бы разобраться в том, почему Бог привел тебя сюда.

– Бог не приводил меня сюда, – ответил Кармин.

– Нет?

– Нет, меня привез дьявол.

К удивлению Кармина, священник улыбнулся.

– У него была на то причина?

– Если бы я знал. Сейчас мне начинает казаться, что у него, возможно, есть чувство юмора.

Время текло незаметно, в то время пока они сидели в тесном кабинете, обсуждая религию и жизнь, и не уступая при этом друг другу. Отказываясь менять свою точку зрения, Кармин все же почувствовал себя лучше, слушая священника. От его голоса и сострадательности ему стало легче. Спустя некоторое время Кармин начал идти на уступки, признаваясь в некоторых вещах, которые лежали на поверхности его новой реальности.

На рассвете Кармин вновь попытался позвонить, однако все попытки окончились неудачей. Повесив трубку, он с огорчением понял, что никто не придет ему на помощь.

– По-прежнему не отвечают? – спросил священник.

– Нет, – ответил Кармин. – Мне пора. Пешком мне идти и идти.

– Пешком? – священник покачал головой. – Вздор. Я тебя подвезу.

Слова отца Альберто удивили Кармина.

– У Вас есть машина?

– Конечно, – ответил он. – Телефон, машина… у меня даже есть микроволновка, если она тебе когда-нибудь понадобится. Что мое – твое.

Кармин ошарашено смотрел на священника.

– Почему Вы не сказали мне об этом раньше?

– Ты не спрашивал.

Поднявшись на ноги, Кармин потянулся, чувствуя усталость в теле, и провел руками по лицу.

– Вы могли бы отвезти меня домой несколько часов назад, и мы бы не потратили целую ночь впустую.

– Я бы не сказал, что мы потратили ее впустую, – сказал отец Альберто. – Мне очень понравилось с тобой беседовать. Это было интересно.

Выйдя следом за священником из церкви, Кармин завернул за угол, где возле обочины был припаркован «Cadillac Deville». Он улыбнулся, увидев машину и обведя взглядом синий корпус и коричневый салон.

– Это Ваша машина? – спросил Кармин.

– Формально она принадлежит церкви Святой Марии, но в целом – да, – ответил священник. – Бывший прихожанин много лет назад пожертвовал ее церкви. С тех пор минуло уже около тринадцати лет.

– Господи, – сказал Кармин, удивленный тем, что она еще ездила. Заметив многозначительный взгляд священника, он смущенно улыбнулся. – В смысле, ничего себе. У моего деда была одна из таких машин. Когда я был ребенком, он забирал меня после школы и катал по городу. Пожалуй, это единственное воспоминание о нем, которое у меня осталось.

– Правда?

– Да. Он умер, когда я был ребенком, приблизительно… – Кармин сделал паузу, подсчитывая срок, – …тринадцать лет назад.

Улыбнувшись, священник сел в машину и завел ее. Ожил кадиллак не сразу, урчание двигателя раздалось только лишь спустя несколько мгновений. Вздохнув, Кармин сел на пассажирское сиденье и продиктовал свой адрес. Пока они проезжали по улицам города, он молча смотрел в окно.

Когда они приехали, отец Альберто завернул на подъездную дорожку. Собираясь поблагодарить его, Кармин развернулся к священнику и заметил, что его лицо просияло. Прежде, чем Кармин успел бы что-либо спросить, отец Альберто разразился громким, звонким смехом. Он смеялся так сильно, что на глаза у него навернулись слезы, которые он стер тыльной стороной руки.

– Что Вас так насмешило? – спросил Кармин, пребывая в замешательстве.

– Дверь синяя.

– Да, и что?

Священник покачал головой.

– Я думал, что Винченцо пошутил.

Лицо Кармина омрачилось, когда он услышал имя своего отца, не сводя шокированного взгляда со священника.

– По правде говоря, это дело ему далось не очень хорошо, – продолжил отец Альберто, – но я в любом случае хвалю его за усилия.

– Вы знаете моего отца?

– Конечно, – ответил священник. – Ты не случайно оказался сегодня у моего порога, сын мой.

Кармин покачал головой. Что это было, святая инквизиция?

– С Рождеством, – улыбнувшись, отец Альберто помахал ему на прощание. – И, кстати говоря, я тоже всегда подозревал, что у Коррадо есть чувство юмора.

Глава 26

Рождество на Верхнем Ист-Сайде отличалось куда большим официозом, чем того ожидала Хейвен. Утром никто не обменивался подарками, члены семьи не делились друг с другом историями. Ровно в три часа дня все собрались в огромной столовой – четверо человек разместилось за столом, за которым вполне убралось бы десять персон. Обслуживающий персонал разносил блюда, безмолвно и быстро меняя их тарелки, и исчезая из комнаты.

Хейвен смотрела в свою тарелку, не чувствуя аппетита, в то время как остальные приступили к обеду. Неужели у обслуживающего персонала не было семей? Почему они работали в Рождество?

В ее голову закрались тревожные мысли.

Этого не могло быть, ведь так? Сенатор, человек, уважающий закон, не стал бы держать в своем доме рабов. Или стал бы?

Возможный ответ на этот вопрос ужасал Хейвен.

– Хейден…

Оторвав взгляд от тарелки, Хейвен развернулась к матери Келси – Аните – которая сидела неподалеку от нее. Темные волосы Аниты были собраны на макушке в пучок, ее шею украшала длинная нить жемчуга. Она потягивала из бокала белое вино, успев за время их пребывания за столом уже дважды наполнить свой бокал.

– Да, мэм?

– Расскажи мне о своей семье.

– О моей семье? – переспросила Хейвен, смотря на нее.

– Да, о семье. Мне хочется узнать, почему Рождество ты проводишь не с ними.

– Мама… – сердито сказала Келси, стиснув зубы, тогда как ее отец пробормотал: – Анита, пожалуйста…

– Расслабьтесь, я всего лишь полюбопытствовала, – ответила она, отмахнувшись от них и не сводя взгляда с Хейвен. – Так что насчет твоей семьи?

– Гм… на самом деле, у меня нет семьи, – ответила Хейвен. – Мои родители умерли.

– Сирота? – громко воскликнула Анита, склоняясь над столом. – Как трагично! Как они умерли?

– Погибли в автокатастрофе, – моментально ответила Хейвен, умалчивая суровую правду о том, что единственный родитель, который у нее в действительности был, покончил жизнь самоубийством для того, чтобы избавиться от оков… от оков, наложенных человеком, который должен был быть ей отцом.

– Как печально, – сказала Анита. – А где остальные члены семьи? Братья? Кузины? Дяди? Тети? У тебя есть кто-нибудь?

– Достаточно, Анита, – настойчиво сказал Кейн. – Прекрати.

– О, да брось, – сказала Анита, делая глоток вина. – Как будто тебе самому не интересно, почему молодой девушке некуда поехать на Рождество.

– Но это не так, – возразил Кейн. – Она приехала к нам, разве нет?

Анита усмехнулась.

– Бога ради, Кейн. Никому на самом деле не хочется здесь находиться. Даже наша дочь не хочет находиться в этом доме.

– Потому что ты вечно всех допрашиваешь, – ответил Кейн. – Мне самому зачастую не хочется возвращаться домой из-за твоих расспросов.

– О, расскажи это кому-нибудь другому! Не из-за этого тебе не хочется возвращаться домой! Возможно, тебе удается лгать всем вокруг и кормить их своей чушью, но со мной этот номер не пройдет.

– Чушью? – Кейн ударил ладонью по столу. – Если ты хочешь поговорить о чуши, то давай поговорим об этом.

Они принялись спорить, ссорясь и жаля друг друга резкими словами. Келси продолжала обедать, не обращая внимания на происходящее, тогда как Хейвен вздрогнула и съежилась от их ссоры. Казалось, она продолжалась целую вечность и закончилась только лишь тогда, когда они, наконец, полностью высказались.

В столовой воцарилась гнетущая тишина. Хейвен заставила себя немного поесть, радуясь тому, что ссора закончилась.

– Келси, дорогая, насколько плохи дела в школе на сей раз? – вновь заговорила Анита.

– Все в порядке, – ответила Келси. – Я получила пятерки, четверки и всего лишь одну тройку.

– По какой дисциплине тройка?

– Живопись.

– Как ты умудрилась? – Анита неодобрительно покачала головой. – Даже обезьяна смогла бы добиться в этом успеха. Любой дурак может размазывать краску по холсту.

Эти слова задели Хейвен за живое. Она невольно ахнула, приняв их близко к сердцу. Кейн перевел взгляд с Хейвен на свою жену.

– Черт побери, Анита.

– О, ты – художник? – спросила она. – Я уверена, что твои работы чудесны, дорогая. Просто чудесны. Что же до моей дочери…

За стол вновь вспыхнула ссора.

Хейвен с облегчением вздохнула, когда обед подошел к концу. Келси удалилась в уборную, Анита же, в свою очередь, прихватила с собой бутылку вина и покинула столовую, оставив Хейвен с отцом Келси.

Обслуживающий персонал принялся убирать со стола. Хейвен с любопытством наблюдала за ними, на мгновение забыв о присутствии Кейна.

– Они уже давно работают на мою семью, – сказал он.

Хейвен перевела взгляд на Кейна.

– Что?

– Эти люди. Они работают на меня с тех пор, когда Келси еще была ребенком. Они самостоятельно решают, будут ли они работать в Рождество или нет, но, поскольку праздничный день оплачивается в двойном размере, все они предпочитают отработать несколько часов своей смены.

– О, – отозвалась Хейвен, по-прежнему наблюдая за происходящим с подозрительностью. – Как Вы…

– Как я догадался, что тебя терзает этот вопрос? – спросил он, опередив ее. – Я вырос в бедной семье. Моя мать подрабатывала танцовщицей. Отец был мошенником. Излишне говорить, что мне хорошо знакомо выражение твоего лица.

– Какое выражение?

– Выражение непонимания того, как жизнь может так обходиться с людьми, – поднявшись из-за стола, Кейн кивнул Хейвен. – Было очень приятно с тобой познакомиться. Мы будем рады тебе в любое время.

Удалившись, он оставил Хейвен одну в огромной столовой. Келси вернулась спустя несколько минут и остановилась в дверях.

– Что скажешь?

– Что ж, – сказала Хейвен, вставая, – возможно, ты не так уж и сильно преувеличивала.

Келси рассмеялась.

– Я же говорила. Ужас.

Ужас? Возможно, и нет, но семья Келси определенно относилась к той категории людей, которых Хейвен всеми силами избегала еще со времен своего детства.

* * *

Субботней ночью католическая церковь Святой Марии казалась заброшенной, длинные ряды скамей, ведущих к кафедре священника, пустовали. Закрытые Библии покоились на деревянных подставках в ожидании завтрашней мессы, когда слова, напечатанные на их страницах, вновь станут самыми важными в жизнях десятков людей.

Людей, которые под светом луны беспечно и бесцеремонно нарушали заповеди, которые они клялись соблюдать по воскресеньям при свете дня.

Винсент пришел в церковь под покровом ночи, одетый в большую черную толстовку с капюшоном, которая была покрыта крупными снежинками. Оказавшись среди церковных стен, он снял капюшон, открывая виду свои темные, взлохмаченные волосы. Он не подстригался и не брился уже несколько недель – его челюсть была покрыта щетиной. На его талии свободно сидели мешковатые джинсы. Теперь он казался полной противоположностью опрятному доктору, которым он некогда был.

Пройдя по проходу, он направился к передней части церкви и остановился возле большого органа, располагавшегося слева от кафедры. Спустя пару мгновений Винсент услышал позади себя шаги. Они были едва слышимыми – человек, не привыкший прислушиваться к опасности даже в дуновении ветра, их определенно не расслышал бы.

В последний раз Винсент виделся с отцом Альберто достаточно давно – в последнюю их встречу он излил ему всю душу, отпустив самых сильных, самых темных демонов, но теперь он вновь нуждался в священнике. Ему требовался его совет. Винсенту хотелось узнать, допустимо ли сделать что-то аморальное для того, чтобы избавить других от страданий. Он понимал, что плохие поступки никак не сложатся в один хороший, однако мысль о том, что один плохой поступок может быть простителен в том случае, если он сможет исправить все остальное, никак не давала ему покоя.

Склонив голову, Винсент закрыл свои усталые глаза и медленно перекрестился.

– Простите меня, святой отец, ибо я грешен.

– Ничего другого я и не ожидал.

Винсент распахнул глаза, услышав отчетливый, бесстрастный и пугающе знакомый голос. Встрепенувшись, Винсент ощутил, как сильно забилось его сердце, когда он обернулся и встретился лицом к лицу с человеком, которого он никак не ожидал здесь встретить: Коррадо.

– Я едва узнал тебя, – сказал Коррадо, стоя в нескольких футах от Винсента у передней скамьи. – Ты ведь не крал одежду у сына, нет? Тебе не очень идет.

Винсент подозрительно посмотрел на него. Коррадо казался расслабленным – смотря на Винсента и ожидая ответа, он держал руки в карманах брюк своего черного костюма.

– Как ты меня нашел? – спросил Винсент.

Коррадо покачал головой.

– Мне повезло. Честно говоря, ты очень предсказуем. Как и твой сын.

– Что ты здесь делаешь?

– Я могу задать тебе аналогичный вопрос, Винсент, – ответил Коррадо. – Церковь много веков назад перестала быть убежищем. Они больше не в силах тебя защитить. Хотя, возможно, они смогут защитить тебя от Бога, но не от человека. Ничто не защитит тебя от людского гнева. Ни полиция, ни священник.

– Я не искал убежища, – ответил Винсент. – Я пришел за советом.

– В таком случае, я, возможно, смогу тебе помочь. Пожалуйста, продолжай. Простите меня, святой отец, ибо я грешен. С момента… – Коррадо замолчал, приподняв брови в знак ожидания.

Винсент осмотрелся по сторонам. Коррадо блокировал главный выход из церкви. Он сможет покинуть ее только в том случае, если Коррадо позволит ему это сделать.

– С момента моей последней исповеди минуло шесть месяцев.

– Шесть месяцев, – повторил Коррадо. – Уверен, есть вещи, в которых ты хочешь покаяться.

Винсент усмехнулся.

– Пожалуй, их куда меньше, чем у тебя.

Рассмеявшись, Коррадо достал руки из карманов. Чувства Винсента обострились, когда он увидел черные кожаные перчатки. Винсент хорошо знал этот вид человека за работой. Коррадо походил на жнеца, на посланца смерти, лишающего людей жизни и бесследно исчезающего без единого следа.

Его жертвы редко знали, что именно положило конец их жизни. Многие из них его даже не видели – он поджидал их ночью и пускал пулю им в череп, разрывая их спинной мозг и моментально их убивая. Ловко и аккуратно, безболезненно и быстро. Он расправлялся с делом за несколько минут. Коррадо не был сторонником пыток – за исключением тех случаев, когда он был рассержен.

Когда Коррадо злился или воспринимал случившееся как личную обиду, он становился другим человеком. На свободу вырывался отвратительный, злобный монстр, прорывавшийся через его спокойную натуру. Когда подобное случалось, никто не был застрахован от его ярости. Он не совершал ошибок и делал все исключительно аккуратно, однако вторая его натура не знала пощады. Он мог разорвать человека на куски – медленно и методично – до такой степени, что в итоге его жертву было невозможно опознать.

– Тебя прислал Сал? – спросил Винсент, пытаясь сохранять спокойствие.

Коррадо покачал головой.

– Это было мое решение.

Не бизнес. Личное.

Сделав шаг вперед, Коррадо поправил свои перчатки, проверяя, хорошо ли они сидят. Винсент моментально сделал шаг назад. Он сделал это еще несколько раз, их движения напоминали смертельный танго.

– Мне не хочется в это верить, – сказал Коррадо, – но, видя тебя здесь – видя тебя таким – я не могу не задаваться вопросом о том, не правда ли это.