Текст книги "Странница"

Автор книги: Дональд Маккуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 59 страниц)

– Гордячка! Я открыла тебе свое сердце, а чем ты мне ответила? Мэтт лишь думает, что любит меня. Глупый, он просто не замечает, что любит и тебя тоже или что ты любишь его.

После такого откровенного признания Ланта еще некоторое время молча сидела, опустив руки. Постепенно злость уходила из ее измученной души.

– Присоединяйся, Ланта. Помоги мне, – снова заговорила Ти. – Конвею просто необходимо знать, что он – не просто мужчина, владеющий громовым оружием. Его будущее должно быть прекрасным, а жена – великолепной. Между нами говоря, мы поможем ему найти себя. И одну из нас.

– Ты хочешь, чтобы он помог тебе вывести рабов из Коса. Но если его схватят, то все мы умрем. И Врата, которые мы так долго искали, так и не будут найдены, – приподнялась с бревна Ланта.

Положив руки на плечи Ланты, Ти мягким движением заставила ее снова сесть:

– Ланта, пойми, Врата – мечта Сайлы. Может быть, они существуют, а может, и нет. А Мэтт Конвей – это реальность. Как ты. Как я. Трое людей, которые могут помочь друг другу. Если Врата на самом деле существуют, может ли их открытие дать нам что-нибудь? Если же их нет, то сможешь ли ты жить, осознавая, что принесла в жертву жизнь, которой Конвей, ты или я могли бы насладиться? И все из-за того, что ты боялась завладеть им. Если Капитан застанет нас за освобождением рабов, то, конечно, мы умрем. И уж если мне доведется умереть, то лучше я умру сейчас молодой, рядом с любимым мужчиной, чем в старости одна, застывшая и неудовлетворенная.

Когда Ти закончила, Ланта кивнула головой, выражая свое согласие.

Глава 61

С высоты второго этажа Сайла в смущении наблюдала за тем, как Ланта в сопровождении Додоя пересекает двор. Мальчик выглядел веселым: улыбаясь, он разглядывал все вокруг, радуясь счастливому возвращению. Ланта, увидев Сайлу в проеме окна, нахмурила брови и почти незаметно кивнула головой в сторону Додоя. Ответный кивок Сайлы был таким же осмотрительным. Оставив свой пост, она начала спускаться по лестнице. Встретились девушки под навесом во дворе.

– Тейт умоляла меня взять его с собой. – Ланта указала на игравшего с рыбкой в декоративном пруду Додоя. – Она говорит, что обстановка на Острове оказывает на него дурное влияние.

– Да, эти моряки и бандиты. Да еще и изгнанные из Коса преступники. Додой мог их всех развратить.

Ланта рассмеялась. Успокоившись, она рассказала о результатах поездки. Описав работу Конвея, она передала слова Ти о влиянии Танцующих-под-Луной среди рабов, закончив предположением:

– Ти думает, что восстание будет успешным, если его хорошо спланировать. Рабы намереваются создать собственное племя и поселиться на Пустошах. Малые настроены не дружелюбно, но и не враждебно.

Некоторое время Сайла молчала. Ланта знала, что она анализирует услышанное. Теперь Сайла делала это автоматически. Размышляя над изменениями, произошедшими с подругой, Ланта была поражена, сколь значительными они были. Прежняя Сайла никогда не забывала обратить внимание на происходящее вокруг нее. Та женщина всегда действовала определенно. Эта женщина разительно отличалась от той. Теперь она не только обдумывала, но и просчитывала действия на несколько шагов вперед. Новая Сайла планировала альтернативные пути, учитывая возможные препятствия и сопротивление. Она была лидером. Она выслушивала советы, но сама делала выводы. В ее приказах не было слышно и нотки женской покорности, тем более намека на равноправие в принятии решений.

Наконец Сайла произнесла:

– С одной стороны, восстание рабов, даже если им удастся сбежать и не разрушить Кос до основания, подточит нацию. Колония беглых рабов возле северной границы будет серьезной угрозой, по меньшей мере, в течение жизни двух поколений, если не больше. Появится форпост Танцующих-под-Луной по эту сторону Гор Дьявола. С другой стороны, нам необходимо восстание рабов для уничтожения рабовладения в Косе, потому что нам нужен сильный Кос, который в конце концов предотвратит распространение культа Луны.

Ланта молча слушала, терпеливо ожидая момента, чтобы высказать свои соображения:

– Почти каждую ночь Ти бывает на большой земле. Я знаю, что она разрешит мне пойти с ней: я могу лечить болезни, говорить с рабами, заставить их увидеть преимущества правды истинной Церкви перед суевериями культа Луны. Я не нужна тебе для Ясмалеи: она даже не хочет видеть меня. Я думаю, мы должны помочь рабам.

Пока Ланта говорила, в Сайле медленно закипала злость; ей вдруг непреодолимо захотелось ударить подругу: как она могла быть настолько слепа? Наверное, это любовь привела Ланту к таким заблуждениям. Но в то же время под напором ее аргументов где-то глубоко внутри у Сайлы затеплился крошечный огонек сомнения. Не воля ли Церкви направила ее сюда, в Кос? Голос, настоятельно требующий, чтобы она нашла Врата, был таинственно спокоен. Может, это знак?

Могла ли она считать себя настоящим приверженцем Церкви, не помогая угнетенным, тогда как не принадлежащие к Церкви люди, такие как Ти и Конвей, были готовы рискнуть ради этого жизнью? И если она не сможет помешать попыткам Жнеи воспользоваться расколом Церкви, будет ли это сделано во имя высших целей или ее собственных, личных?

– Помоги, если сможешь. – Сайла повернулась к подруге спиной. – Но пожалуйста, будь осторожна. Если кто-нибудь из вас пострадает, я себе этого никогда не прощу.

– Я знала, что ты поймешь меня, – с благодарностью в голосе сказала Ланта.

Ирония в словах Ланты не укрылась от Сайлы – она усмехнулась. Сайла знала, что не сможет ничего сделать, чтобы остановить ее. Любовь отвергает приказы, игнорирует мольбу.

Внезапно совсем рядом прозвучал еще один голос. Повернув голову, Сайла увидела Капитана, стоявшего всего в нескольких ярдах от нее. Некоторое время, насмешливо улыбаясь, он смотрел на девушку. Сайла поздоровалась, и его улыбка стала еще шире.

– Ты даже не слышала, как я приблизился. Ты слишком много думаешь, Сайла. У тебя будет плохая репутация.

– Меня это не пугает, – колко ответила она. – Я с толком распоряжаюсь своей головой.

– Не спорю, мыслит она хорошо, к тому же очень тебе идет. – Подойдя к ней, он взял ее за руку. – Я бы не хотел, чтобы ты ее лишилась.

– У меня нет намерений потерять ее. Думаю, она понадобится для Ясмалеи. С роженицей все в порядке – мы с Лантой думаем, что у нее родится здоровый ребенок.

Не обращая внимания на попытку сменить тему разговора, Капитан, глядя куда-то поверх ее головы, заметил:

– Я, видимо, испугал твою маленькую подругу. – Обернувшись, Сайла увидела спешно убегающую Ланту. Капитан продолжил: – Она, как и все остальные, думает, что я хищный и жестокий. Все так думают. Разве Жрица и военная целительница не понимают, что первейшая цена власти – это потеря нормального человеческого общения?

Сайла возмутилась: это было заявление в его стиле. Поборов желание произнести какую-нибудь колкость, она сказала:

– Я видела людей, обладавших властью, из-за которой страдали они сами и заставляли страдать других. Я познала власть, держа жизнь других в своих руках и опасаясь, что моей силы будет недостаточно, чтобы спасти ее. Ни одна женщина не посочувствует тебе. Попробуй побыть женщиной только один день или хотя бы час. Познай эту боль – быть совершенно бессильной.

Схватившись за сердце, Капитан пошатнулся от показной боли, чем вызвал у Сайлы натянутую улыбку. Затем, прервав это театральное представление, уже серьезно сказал:

– Я не хочу лгать тебе, поверь, но я вынужден. Правда, ты все равно видишь меня насквозь. Видишь ли, я никогда не отдам свою власть. Я приложил слишком много сил для того, чтобы стать тем, кто я есть сейчас, и все потому, что лучше других подхожу для этого поста. Никогда раньше я не осознавал, как это тяжело – думать обо всех и не иметь шансов подумать о ком-нибудь одном. – Он замолчал и, зажмурив усталые глаза, провел по ним рукой. – Только имеет ли это какой-либо смысл?

Внезапно Сайле захотелось куда-нибудь улизнуть, чтобы осмыслить свое собственное разумение власти. Врата. Одиночество. Она хотела тщательно обдумать услышанное.

– Вероятно, в твоих словах больше смысла для меня, нежели для тебя самого. Я могу посочувствовать тебе – ты же не смеешь сочувствовать себе самому.

– Точно! – Капитан с энтузиазмом ударил кулаком в ладонь. Потом, подозрительно оглядевшись по сторонам, сказал: – Пойдем, – и подвел ее к пруду у южной стены, к берегу которого был привязан маленький ял. Усадив девушку около мачты, он отвязал швартовы и оттолкнулся веслом. Туннель, по которому они плыли, вел прямо к морю. Как только сверху снова показалось небо, Капитан поднял парус. Гибкий и стройный мужчина легко и уверенно управлял лодкой. Несмотря на свое богатырское сложение, он передвигался, даже не раскачивая ее.

День, казалось, был словно создан для прогулки: воздух был кристально чист, лучи солнца ласкали кожу, согревая ее своим теплом, легкий бриз нежно касался волос, развевая их. Парус, наполнившись ветром, раздулся, как кот после сытного обеда. Ял плавно пересекал залив. Стоя на мостике возле румпеля, Капитан подозвал к себе Сайлу.

Как только она устроилась рядом, он направил лодку к берегу. Сайла осматривалась вокруг, когда ее глаза различили две лодки, отчаливающие от берега напротив Острова купцов. Одна была двухместной, другая – одноместной. Последняя шла под парусом, но сложенные за отгородкой весла указывали на то, что она может передвигаться и в безветренную погоду.

– Мои телохранители, – бросил Капитан. – Хорошие люди. Готовы умереть за меня. Они и не догадываются, как я их ненавижу.

– Как ты можешь? Они же любят тебя.

– Они любят Капитана, а не меня. – Нахмурившись, он покачал головой. – Я не ненавижу их самих. Я ненавижу то, что они делают, ненавижу то, что я есть. Самый могущественный человек в Косе и, может быть, во всем мире. Попавший в ловушку. – Его лицо омрачилось, но только на секунду: он уже продолжал: – Я понимаю, что ты должна чувствовать в такой ситуации. Тем не менее я – образ, а не человек. Все, что я делаю, каждое мое движение либо определены традицией или правилами дипломатического этикета, либо требуют решения, которое повлияет на жизнь всей нации. Как человек я не существую.

– Но ведь ты хотел занять это место. И сейчас хочешь на нем удержаться.

– Да, ради этого я могу даже убить, – произнес он таким бесцветным голосом, что Сайла в шоке отпрянула. – Когда Капитан умирает, наши традиции разрешают первенцу занять его место. Однако любой брат может оспаривать это право. У каждого мужчины есть дубинка и нож. Любой сын члена Команды тоже может претендовать на это место. Достаточно родиться в один год со мной. Это просто соревнование, понимаешь? – Он горько усмехнулся. – Мой брат мог вызвать меня на бой, невзирая на разницу в возрасте, но только членам Команды моего возраста была разрешена эта привилегия.

– Твой брат вызвал тебя?

– У моего отца было четверо сыновей. Я был младшим.

– Значит, ты вызывал их? – Руки Сайлы, похолодев, ослабели.

– Трех братьев. И двух членов Команды.

Сайла не замечала ветра, завывающего в парусах, не чувствовала покачивания лодки, не слышала криков чаек. Перед глазами стояла страшная картина: огонь, мечи и кровь. Семья, без лиц, без слов и смеха. И снова кровь. Стоящий рядом мужчина убил троих братьев. Из-за власти. Она посмотрела ему в глаза, но Капитан, избегая ее взгляда, смотрел на море, сосредоточившись на управлении лодкой.

– Теперь, во всяком случае, ты понимаешь выбор Ясмалеи. Мой сын должен вырасти большим и умным. Для того, чтобы руководить. Как и я, он познает все тонкости искусства управления; он научится читать, писать, считать.

– И убивать, – не смогла удержаться Сайла.

Его слова просвистели над ней, словно хлыст:

– Клас на Бейл. Разве на руках твоего мужа нет крови?

Сайла была слишком потрясена, чтобы ответить: судорожно хватая воздух, она уставилась в одну точку на горизонте. Ярость Капитана постепенно проходила. Сверив курс, он посмотрел вдаль:

– Перед смертью отец оставил мне наказ: занять место Капитана. «Ты нужен нашим людям, – сказал он мне. – Команда – это гнездо интриганов и заговорщиков. Никто из них не будет искренним с тобой, так что ты сам должен быть всегда честен по отношению к себе, не ожидая честности взамен. Ни благодарности, ни доброты, ни почтения. Ты должен спасти Кос, невзирая ни на что». Таким образом я покончил с братьями. И у меня будет замечательный сын. – Теперь его голос стал частью шепота морских волн. – Я хочу, чтобы ты поняла: ты олицетворяешь собой то, о чем я даже не осмеливаюсь мечтать. Ты горяча, умна, у тебя есть друзья, которые признают твое лидерство и при всем этом любят тебя. Мы – лидеры. У нас обоих есть предназначение. У меня есть власть – я могу стереть всех вас в пыль, могу собрать сведения о вас со всего мира. Но ты выше, чем я когда-либо был. Я хотел бы видеть тебя своим другом.

Внезапно Сайла все поняла. Этот человек беспокоился о своем еще не рожденном сыне. По-своему он заботился о Ясмалее. Человек, обученный отвергать все человеческое в себе, естественно, даже не мог допустить и мысли о том, что можно заботиться о ком-то другом. Но он понял, что та, прежняя жизнь отнюдь не единственная и правильная – он почувствовал желание иметь друга. Под слоем черствости и жестокости этот человек внутренне боролся за право быть свободным, право заботиться о ком-то, право выразить себя.

Как хорошо она погашала жизнь, покорную власти и желаниям других. Вся ее жизнь – это уловки и хитрые маневры. Он же правил страной железной хваткой, осознавая, что его сила – это его тюрьма. Такого человека можно убедить, можно заставить повести людей на правое дело. И если не доводами морали, то доводами практическими. Он может стать свободным, нужно только сорвать с него эту нечеловеческую маску.

– Теперь я твой друг, – произнесла Сайла, глядя ему в глаза.

Капитан отшатнулся назад, будто получил удар в грудь:

– Нет, – с тревогой в голосе ответил он, – ты никогда не должна произносить эти слова. Я уже подверг тебя опасности, взяв с собой сюда. Когда мы вернемся, ты всем будешь говорить, что я сделал это для того, чтобы обсудить с тобой вопрос о Жрицах Церкви, которые будут растить моего сына. Ты скажешь, что я не доверяю Жнее и хочу сам позаботиться о мальчике, подозревая, что она попытается завладеть им. Помни, Сайла, что мы ни о чем больше не говорили. Отец предостерегал меня, что мой форт – самое опасное место, какое я когда-либо видел. Ни ты, ни твои друзья здесь не помогут. Мои шпионы все видят и слышат, и они преданно обо всем меня информируют, надеюсь… Один Всемогущий знает, как вероломно они отчитываются перед кем-то другим. Никому не доверяй. Никому не верь. В первую очередь защищай себя. Если ты действительно мой друг, отрицай это, с кем бы ты ни говорила.

На этом он прервал беседу и, изменив курс, направил лодку в крутой водоворот, приподнявший корму в небо. Брызги воды капельками расплавленного серебра рассыпались вокруг. Оставив Капитана, Сайла села на доски лицом к носовой части, прислонившись к мачте спиной. Покачивание лодки, дуновение ветра, запахи воды и дерева стали неотделимой ее частью. Солнце ласкало ее своим теплом, наполняя сознание безмятежным спокойствием. Только сейчас напряженные мышцы расслабились, давая уставшему телу короткий отдых.

«Капитан блестяще перечислил сходства и различия между нами, не подозревая, что это тоже был признак человеческого чувства, заботы, – думала Сайла, улыбаясь. – Кроме того, он увидел то, что сближает нас, делая похожими: одиночество. Странно, он ищет друзей и одновременно отвергает дружбу с любым, кто ее предлагает».

Противоречие, ставшее результатом эмоциональной изоляции, искажающей человеческие представления обо всем и обо всех. Это тяжесть в груди, невыносимая боль. Боль, которая отгораживает даже от самых близких и дорогих друзей. Одиночество, разделяемое ею с Капитаном, было своего рода способом принятия решений. Кто понимал это одиночество лучше, чем Избранная, ставшая Жрицей Роз, Цветком Церкви?

Глава 62

Додой повернул голову, гадая, чем может быть так обеспокоена Ланта. «Робкая маленькая Ланта», – думал он, наблюдая за тем, как она пересекает двор и направляется к дому, такая крошечная и беззащитная. С уходом Конвея она стала еще мрачнее, чем обычно.

Как бы то ни было, это уже не имеет значения. Оба они искали пути для сближения, но в конце концов остались на разных берегах. Взрослые всегда ведут себя глупо.

Додой думал о женщине, с которой жил капитан Скэнов. Определенно, она была ведьмой. Скэн бил его только для того, чтобы подчинить себе. Женщине же нравилось издеваться над ним. Съежившись, Додой вспомнил, как он кусал себе кулаки, чтобы не закричать, когда она полосовала ремнем его ноги. Она любила слушать, как он кричит. Когда она увидела, что он вытирает слезы, то чуть не откусила ему палец. Он до сих пор слышит ее голос, видит свою кровь, капающую с ее толстых, мокрых губ. «Тебе больше нравится, когда тебя кусают? Или когда тебя избивают ремнем, а? Отвечай!» – Ремень опять хлестанул по ногам, и в тот момент он закричал. Он не знал, остановил ли ее крик, или она просто физически устала терзать его.

В одном он был уверен – женщины по природе хитрее и подлее мужчин. Они хорошо умеют это скрывать, но он-то все знает.

Тем более ему было удивительно видеть мужчин, которые тратят время на поиски женщин, как будто их жизнь закончится, если они не найдут себе пару. Додой провел многие часы, думая об этом, и решил, что не будет иметь с женщинами никаких отношений.

За исключением одной, которая так любит размахивать ремнем.

Он поежился. Послеобеденные облака затянули небо над двориком. Холодок начал пробирать до костей.

Он пошел вслед за Лантой в дом. Скрюченный от холода, заглянул в щель едва приоткрытой двери. Ланта была чем-то занята.

Дымок, поднимавшийся от жаровни, обогревающей комнату, убедил его войти.

Толкнув скрипучую дверь, Додой оказался в комнате. Ланта вспорхнула, как перепелка. Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.

– Ты напугал меня. – наконец проговорила она, пытаясь отдышаться. – Тебе говорили, что нужно стучать перед тем, как войти?

– Я забыл, – извиняющимся тоном произнес Додой.

Вода в котелке, стоящем на углях в жаровне, начинала закипать. На столе уже была приготовлена пустая чашка.

– Ты возвращаешься на Остров? – поинтересовался мальчик, указывая взглядом на дорожную сумку Ланты. Сумка была открыта.

– Кто тебе об этом сказал? – ее глаза удивленно округлились.

– Никто. Ты не нравишься Ясмалее, поэтому ты отсюда уезжаешь. Куда тебе еще ехать? А мальчик говорил, что они убьют нас, если мы попытаемся встретиться с людьми, которые живут за стенами замка.

– Какой мальчик?

– Ну, мальчик, с которым я играл. Он живет здесь с мамой и папой. Здесь больше нет детей, кроме него и меня. Он делает все, что я ему говорю, иначе я не буду с ним играть. Он глупый.

– Неужели здесь больше нет детей, кроме вас?

– Да, ты просто никогда не замечала: ведь тебе все равно. Вы в этом сами виновата. И Сайла, конечно, тоже.

– Объясни, пожалуйста, что та имеешь в виду. – Перестав упаковывать вещи, Ланта пристально посмотрела на него.

– Капитан заставил выслать отсюда всех детей рабов, потому что Сайла не хотела видеть их здесь. Здесь не живут дети Команды, за исключением того мальчика. Он сказал, что его семья будет в опасности за стенами форта. Дело в том, что несколько членов Команды готовили покушение на Капитана, а отец того мальчика донес на них.

– Бедный ребенок. Он, наверное, совершенно одинок. Ему нужен друг.

– Я хорошо к нему отношусь, потому что он мне рассказывает много интересного. Он слышит то, что говорят взрослые. Он еще маленький, поэтому они уверены, что он ничего не понимает. – Додой исподлобья взглянул на Ланту, пытаясь определить, какой эффект произвели его слова.

– Друг – это самое драгоценное, что есть на свете. – Ланта закрыла глаза и некоторое время молчала.

Додой был уверен, что за этим жестом что-то кроется – у него появилась идея.

– Ты возвращаешься на Остров, чтобы быть вместе с твоим другом Конвеем? – спросил он. Ланта замерла.

«Эти слова испугали ее», – подумал Додой, но было что-то еще. Он не мог быть в этом уверен, пока она не заговорила:

– Да. И к другим моим друзьям: Тейт, Налатану, Валу и Ти.

– Ти? Но она тебе не друг.

– Не говори так!

Додой с удовлетворением заметил, что она разозлилась.

– Все, чего она хочет, – это освободить рабов, – с притворным сочувствием произнес он.

Ланта быстро успокоилась и даже улыбнулась:

– О, да. Это доброе дело, ты сам знаешь.

Конечно, он это знал. «Она, наверное, думает, что я глупец, – размышлял Додой – Когда я сказал, что Ти вовсе не друг Ланты, она разозлилась. Так что же ее так расстроило? Конвей!» Он проклинал себя за то, что не заметил этого раньше. Конвей преследовал Ти, как мужчина преследует женщину, но Ти было все равно. Ланта хотела быть рядом с Конвеем, но он не обращал на нее внимания.

– Я думаю, что Конвей очень нравится Ти, – намеренно спокойно произнес Додой.

– Он хороший человек. – Покраснев, девушка с удвоенным усердием стала рыться в своей сумке.

– Он с ней все время разговаривал там, на Острове.

Ланта медленно выпрямилась. Додой подумал, что в этот момент она как никогда была похожа на мышку, маленькую больную мышку.

– Они проводили много времени вместе? – бесцветным голосом, уставившись прямо перед собой, спросила она.

– Почти все.

– И о чем же они беседовали?

– Обо всем понемножку. – Додой тщательно взвешивал слова: достаточно было одной ошибки, чтобы все испортить. Одно неосторожное слово – и она будет взбешена. Хуже этого, закончится эта веселая игра. – Они много говорили об Оле. Я думаю, они хотят вернуться туда.

– Если бы я могла, я бы никуда не уезжала.

– Извини, – пробормотал Додой. Затем, посмотрев на нее самым невинным взглядом, добавил: – Ты хорошая. Ты редко кричишь на меня, всегда говоришь мне, что делать. Плохо, что ты не использовала свой дар провидицы, когда мы были в Оле. Ты бы обо всем узнала и смогла бы там остаться.

– Я никогда не делаю этого, Додой, – ее нижняя губа задрожала. – Дар Провидения принадлежит Церкви. Это ужасный грех – использовать его в своих целях.

Додой вдруг вспомнил окровавленные губы женщины Капитана, вспомнил, как опух его палец. Целую неделю он плакал и почти не спал из-за жуткой боли.

– Откуда ты знаешь, что другие провидицы не используют его? Ты такая добрая – всему веришь, – проговорил, прогнав мрачные воспоминания.

– Они не могут так поступать. Это плохо.

– Кто знает? – Додой развел руками. – Если я уйду и закрою дверь, кто будет знать, чем ты тут занимаешься? Другие провидицы могут закрыть двери. Я думаю, что они пользуются своим даром. Не для себя, конечно, потому что Вездесущий видит каждого, как ты не устаешь повторять мне. Но разве Он не сказал, что мы должны помогать друг другу чем только можем?

Ланта улыбнулась, но в этой улыбке чувствовалось столько горечи, что Додой в какой-то момент испугался, что сказал слишком много. Однако ее слова успокоили его:

– Додой говорит словами Священного Писания? Я присутствую при свершении чуда?

– Я ничего не знаю о Церкви. Я просто ребенок, освобожденный раб. – Он решил сменить тему: – Но если Конвей попадет в беду, разве не будет Сайле труднее искать Врата? И если она не найдет их, разве не станет Жнея самой могущественной в Церкви?

– Уходи, Додой. Сейчас же. – Осенив себя Тройным Знаком, Ланта взглянула в окно.

Засунув руку в карман, Додой достал охапку листьев, которые Тейт называла марихуаной. Моряки заверяли его, что в замке эти листья будут очень дорого стоить, потому что марихуана была запрещена. Он насыпал треть в чайник, добавив туда же изрядную долю чайных листьев. Сделав это, он спохватился. А вдруг с ней что-нибудь случится? Моряки говорили, что курение этих листьев или добавление их в еду не приносит никакого вреда, но никто ничего не говорил о кипячении. А что, если она умрет? Если он сейчас перевернет чайник, все обойдется и никто ничего не узнает. Додой уже протянул к нему руку, когда Ланта неожиданно обернулась. Его сердце екнуло. Отдернув руку, Додой сделал шаг назад. Мило улыбаясь, она взяла чайник и, наклонив его над чашкой, спросила:

– Ты хочешь чаю, да?

Слишком испуганный, чтобы что-то ответить, он молча повел головой из стороны в сторону. Наполнив чашку, она немного отхлебнула. Потом, смакуя напиток во рту, отодвинула ее от себя:

– Крепкий. Вероятно, здесь совершенно другой чай. – Склонив голову набок, она начала водить чашкой по кругу. Жидкость едва не выплескивалась на стол. Воздух над ним наполнился благовонным паром. Отхлебнув еще глоток, она помедлила, потом, запрокинув голову, выпила все содержимое залпом.

Додой, сам не желая того, застонал. Ланта вопросительно взглянула на него:

– С тобой все в порядке? У меня осталось немного чая, если тебе нехорошо.

– Нет! – громко крикнул он, затем уже тише проговорил: – Нет. Все в порядке. Я просто хочу спать. Я пойду, хорошо?

Пятясь к двери, он не переставал внимательно наблюдать за Лантой, но она казалась вполне здоровой. Быстрым движением он задвинул ширму, отгородившись от остальной комнаты, и расстелил постель. Накрывшись одеялом с головой, он свернулся калачиком, как крошечный зверек в пещере. Окруженный темнотой, он внимательно вслушивался, ища признаки беды. «Если Ланте будет плохо, нужно будет вылить остатки содержимого чайника в дыру в полу, только потом идти за помощью», – думал он. Потом, высунув голову из-под одеяла, стал прислушиваться. За перегородкой напевала Ланта. Песня была необычной, звук то увеличивался, то затихал.

Ланта была удивлена тем, что ее глаза, казалось, смотрели независимо друг от друга, то приближая, то отдаляя вещи в комнате. Она не могла ни на чем сконцентрировать взгляд. Странно.

«Стресс», – решила она. Но тут же подумала, что для этого нет причин. Почему она должна беспокоиться о Конвее? Врата? Сайла? Глупая Сайла. Эти слова рассмешили ее. Глупая Сайла. Ничто на свете не было так смешно. Смех рождался где-то глубоко внутри. Она сжала губы, но он начал вырываться через нос. Глупая Сайла. Слова пульсировали у нее в голове. Они расплывались, становились жидкими, колыхались в сознании водянистой бессмысленной музыкой.

Чьи-то рыдания. Слезы на щеках. Откуда они взялись? Почему она сидит в углу? Жизнь стала смертельно пугающей, неимоверно грустной – мир должен плакать вместе с ней. Стресс. Настоятельница говорила, что духовный стресс может убить человека.

Ланта попыталась встать. Она не хотела умирать.

Транс.

Что-то здесь было не так. Транс лишь усугублял потерю контроля. Значит, это не он. Тогда что же с ней?

Нужные слова не приходили в голову. Глаза закрывались, погружая ее в море спокойствия, но она чувствовала, что тело сопротивляется. Мозг пульсировал, работая в неровном ритме. Она увидела свое прибежище – маленькое Церковное святилище с холодными неприступными стенами. Каменные валуны покидали их, оставляя на своем месте зияющие черные дыры, катились к ней по полу, подпрыгивая в безумной пляске, стремительно сжимая ее в холодном кольце.

Голос – ее собственный? – звал Мэтта.

Додой наблюдал за ней сквозь отверстие в перегородке. Он был шокирован: он видел, как сначала она била поклоны, падая подобно мокрой тряпке, затем колотила по земле руками, а потом затихла. Умерла?

Нет, Ланта была жива. Темные, словно камень, широко открытые глаза пристально смотрели на него, преследовали.

Отступая, он искал дверь. Наконец, нащупав ее, распахнул настежь. Если он побежит за помощью, ему будут задавать вопросы. Подумают, что он шпионил. А если найдут марихуану?.. Оставив дверь открытой, он бросился прочь. Если Ланта умрет, то решат, что это был несчастный случай. Он не хотел причинить ей вред, правда, он просто хотел помочь. Если он ничего не скажет, никто и не узнает правды.

Спрятавшись под листьями рододендронов, Додой отдышался. Он был уверен, что здесь в такой темноте его долго никто не увидит. Внезапно он почувствовал на себе чей-то взгляд. С замирающим сердцем он раздвинул листья и выглянул наружу. Никого.

Опущение не проходило. Он чувствовал мысли – о нем кто-то думал. Его жалели.

Додой начал бить по поврежденному пальцу до тех пор, пока боль не заполнила все его существо, вытеснив остальные ощущения.

* * *

Это видение было не похоже на то, что Ланта видела прежде.

Картины были такие реальные, что она, казалось, ощущала их.

Дома, похожие на горящие горы, обжигающие все вокруг. Солнце сходит с ума, заходясь в приступе ярости, разрушает их своим светом. Видение пропало, оставив огненный след. Но сразу же на его место всплыло другое: какие-то строения, невысокие, похожие друг на друга. «Дома для рабов», – догадалась Ланта. Рабов, которые обслуживают гигантов. Она знает, что видит проклятое место, но не понимает, откуда она это знает. Странно одетые рабы выходят из зданий, испуганно глядят на небо. Вдруг один вскрикивает и падает на землю. Громко кричит и бьется в конвульсиях. Другой пытается бежать, но падает точно так же, как первый. Много людей – огромное количество – как будто в каждом доме живет целое племя, начинают разбегаться. Они натыкаются друг на друга, спотыкаются. Люди рассыпаются по земле, но земля – это невероятная серая гора, совершенно плоская, как каменная река с каменными берегами.

Другая сцена.

Взрыв. Яркий резкий свет, выжигающий глаза. Что-то странное висит в воздухе над землей и горит, издавая оглушительный шум. Всюду клубится дым, покрытые сажей облака поглощают солнечный свет, и среди белого дня наступают сумерки. Странный, жужжащий механизм, как будто подвешенный к сверкающему диску. Ланта видит выглядывающие из него лица.

Конвей.

Полная темнота. Потом, впечатываясь в темноту, появляются слова. Впервые в жизни Ланта рада им, потому что они вычеркивают из ее сознания сводящие с ума видения.

Не овладев щитами Врат, никто не сможет овладеть их силой.

Ланта мысленно закричала, где-то в глубине истерзанного мозга слова отозвались жалобным эхом. «Я?! Почему я?»

Она воспользовалась своим даром – и будет наказана. Конвей придет и будет ненавидеть Церковь и Ланту. Подарив ему знание о будущем, она потеряет его.

Она боролась с трансом, временами впадая в забытье. Тяжелая, липкая, как смола, тишина окружала ее. Очнувшись, она, пошатываясь и спотыкаясь о выбоины каменного пола, приблизилась к окну. Ланта уверяла себя, что стены вокруг нее реальны, а звезды за окном не были созданы дьяволом, как ей представлялось в воображении. Повернувшись, она подошла к кровати. Скрюченными руками отвернув одеяло на постели, она плотно укрылась им.