Текст книги "Странница"

Автор книги: Дональд Маккуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 59 страниц)

Глава 59

Облаченный в новую одежду: черный кожаный жилет поверх черной же рубахи из хлопка, черные штаны и сапоги, Конвей с энтузиазмом разглагольствовал перед Тейт и Налатаном, не замечая их озабоченности:

– Рабы, которых мы хотим освободить, – это одни из лучших мастеров в Косе, – рассуждал он, прохаживаясь из угла в угол по маленькой комнатенке, как пойманный в клетку зверь. – Их потеря будет серьезным уроном для Коса и большим выигрышем как для Форов, так и для экономики Трех Территорий.

– Потеря двадцати рабов не столько навредит Косу, сколько сделает его более раздражительным, – скептически ответил Налатан. – Ведь даже собрать их всех вместе будет очень трудно, не говоря уже о том, чтобы вывести к морю!

– Но Ти говорит, что рабы уже предупреждены – они могут собраться в считанные минуты, – не сдавался Конвей.

– Двадцать рабов, хранящих один и тот же секрет, – заметил Налатан, – это значит десять раз по двадцать шансов быть преданным. Каждый день эти люди терпят побои, а иногда кое-что и похуже. Для некоторых всего день без побоев – это уже роскошь, мечта. Многие ломались по куда менее веским причинам.

– Эти люди предпочтут скорее умереть, чем жить дальше как рабы. У них достаточно отвага, чтобы рискнуть.

Налатан побагровел. Для такого вспыльчивого человека, как он, намек в этих словах был подобен брошенной в лицо перчатке. Сбросив с плеча руку Тейт, он вскочил на нога.

– Налатан! – крик Тейт словно клинок прорезал воздух. Она напряглась, увидев, насколько уязвлена гордость мужчины, но поспешила скрыть свою тревогу. Налатан снова сел в кресло. Сделав вид, что ничего не заметил, Конвей продолжил мерить комнатку ногами.

– Мы не получали новостей ни от Сайлы, ни от Ланты в течение половины луны. Что с ними случится, если твое предприятие провалится? А что будет, если узнают, что ты тут замешан? – пытаясь разрядить обстановку, спросила Тейт.

– Несомненно, такая опасность существует. Но ведь мы же освобождаем рабов!

– Мы здесь не для того, чтобы освобождать рабов, Мэтт, – она покачала головой. – Мы здесь потому, что согласились помогать Сайле. Тебе не кажется, что ты, по крайней мере, должен сообщить ей, что замышляешь эту авантюру?

– Это значит, что вы не заинтересованы в спасении? – опуская плечи, проговорил Конвей – весь его энтузиазм угас.

– Ты знаешь, что я чувствую, когда речь заходит о рабстве, – в голосе Тейт чувствовался гнев, – но мы же обещали Сайле!

– И у тебя есть собственные планы, о которых ты не упомянула, – добавил Конвей.

– Все, что я делаю, посвящено нашей общей цели, о себе же побеспокоюсь, когда будет время, – возразила она.

Промолчав, Конвей вышел. Повернув направо, он направился в зал. Толстые свечи горели в подсвечниках, самая дальняя освещала еще одну дверь; беззаботные тени плясали на полированных деревянных стенах и двери. Войдя в следующую комнату, он немного повеселел: за длинным столом, освещаемым множеством свечей, лицом к нему сидела Ти. Вал, сидевший напротив, уловил направление взгляда Ти и, обернувшись через плечо, взмахом руки приветствовал Мэтта.

Обогнув стол и сев рядом с Ти, Конвей понуро сообщил:

– Они не соглашаются.

На лице Ти промелькнули огорчение и гнев.

– Я надеялась на лучшее, – нахмурившись, произнесла она.

– Должен сказать, что у них есть причины держаться в стороне. Я не мог заставить себя повторить им то, что сказали мне вы: «Если ты не борешься с рабством, то ты миришься с ним». Я согласен с этим, но все равно не мог им этого сказать.

– Ты хороший человек, и я рад твоей помощи, – с непроницаемым лицом Вал встал из-за стола, – но думаю, что вы оба ошибаетесь. – Затем, кивнув на прощание, он вышел, оставив Ти с Мэттом наедине.

Оба некоторое время сидели неподвижно. В конце концов Конвей оперся локтями о стол.

– Каждый хочет указывать мне, как именно надо поступать, – проговорил он, сжав кулаки. – У моих собак и то больше свободы.

Ти встала и, проскользнув ему за спину, начала массировать его плечи. Конвей продолжал:

– Врата, которые ищет Сайла, – это ее цель. Я должен быть самим собой, и я хочу делить мои мечты и желания только с тобой.

– Мы уже говорили об этом, очень давно. – Ти отступила на шаг.

Отклонившись на стуле, он попытался найти ее руки, но Ти спрятала их за спину, отступив еще на полшага. На ее лице отразилась боль. Положив руки на стол, Конвей вздохнул:

– Неужели ты не веришь, что если один человек чего-то хочет, то он может заставить это сбыться и для другого человека тоже?

– Ты говоришь в общем, а я говорю о нас. Обо мне. Я останусь такой, какая я есть. – Ти вздохнула. – Навсегда.

– Помнишь, как это впервые случилось с нами? – произнес Конвей хриплым голосом, уставившись на отделку стола сквозь прищуренные веки. – Мы были в замке Алтанара, в моей комнате. Ты стояла у меня за спиной, положив руки мне на плечи и нерешительно поглаживая их. Ты боялась. Ты знала, что была нужна мне. Ты хотела меня тогда, Ти. Я знаю, что это так. Я думаю, что ты по-прежнему любишь меня. Моя же любовь к тебе никогда не угасала.

– Ты тоже был мне очень нужен, – в отличие от его агрессивного тона, голос женщины звучал сдержанно и печально. – Ты заставил меня понять, что я тоже человек, а не вещь. Я буду помнить это всю жизнь. Но как ты можешь просить меня остаться с тобой, зная, что это не вернется?

Он плавно встал и, обернувшись, обнял ее прежде, чем она успела увернуться. Она напряглась, пытаясь высвободиться из объятий Мэтта, но он был слишком возбужден, чтобы заметить это.

– Эта искра никогда не погаснет, Ти. Мы сможем вернуть это, я буду настолько добр к тебе, что ты просто не сможешь не полюбить меня. Каждая минута нашей жизни будет неповторимой.

Его руки скользнули вниз по спине и прижали к себе. Упершись руками в грудь Конвея, Ти вырвалась из тесных объятий.

– Пожалуйста, не делай этого. – Ти побледнела. – Я не та женщина, которая нужна тебе.

– Но ты можешь стать ей! Ты сделала меня чем-то большим, чем я был. Позволь мне помочь тебе.

Как-то неловко отступив на шаг, Ти тряхнула головой так, что это могло означать только одно: «НЕТ!». От резкого движения пламя свечей заколебалось. Отбежав к двери, она сказала:

– Вал назвал тебя хорошим человеком, но он был не прав. Я никогда не встречала лучшего, чем ты, Мэтт Конвей. Какой бы я ни была, но я не слепа! – Дверь за ней закрылась.

Конвей еще долго смотрел на дверной проем, словно сила его тоски могла возвратить туда ее тело, ее голос, ее аромат. Потом он выпрямился, потерев глаза. Лизнув большой и указательный пальцы, он одну за другой задумчиво гасил свечи, изредка снова смачивая пальцы. В тусклом свете последнего колеблющегося язычка пламени он улыбнулся:

– Она любит меня.

Тихое шипение гаснущего фитиля могло быть согласием. Или насмешкой.

* * *

Налатан так долго молчал, что Тейт задумалась, уж не уснул ли он. Дыхание его было спокойное и размеренное. Немного повернув голову, она принялась рассматривать его при слабом свете уходящего дня. На нем не было доспехов и оружия, кроме меча, с которым, казалось, он теперь никогда не расставался. Прислонившись к дубу, он отдыхал, положив руки на колени, его плечо едва не касалось плеча Тейт.

Она слабо улыбнулась, посмеиваясь над собой. Взглянув на его профиль и отметив его характерные черты, она поймала себя на мысли, что никогда раньше она не считала сломанный нос знаком особенного отличия.

Впрочем, думая о Налатане, она часто отступала от своих обычных мерок.

– Ты слышала? – наконец он нарушил тишину.

– Что слышала?

– Лай тюленя. Ты молчала – я подумал, что ты тоже прислушиваешься. Ты уснула?

– Нет. Я думала, что это ты уснул.

– Я думал, – сказал он посмеиваясь.

– Расскажешь, о чем?

– Кое-что расскажу. Мне жаль Конвея. И самого себя. У него большие проблемы.

– С Ти?

Черты лица Налатана были практически неразличимы в сумерках. Он кивнул:

– Если бы мы смогли помешать ему встречаться с ней, может быть, он наконец-то понял бы, что многим из нас сначала кажется, что они нашли свою единственную настоящую любовь, а потом, расставшись на некоторое время, меняют свое мнение, хорошенько все обдумав.

Никогда раньше он не говорил ей такие отвратительные вещи. Тейт спросила:

– Кто это такие «мы», а? Ты что, бросил какую-нибудь бедную девочку, которая доверилась тебе?

– Нет, никогда. Правда, была одна, но мы согласились, что нам лучше расстаться, и передумала она, а не я.

– Понятно. – То, с каким сарказмом это было сказано, заставило его немного смутиться. Налатан поежился. Его куртка задела за сучья, и запах дуба и кожи пробудил воспоминания Тейт о давно минувшем времени. Она сидела в офицерском клубе, потягивая охлажденное шардонне. За тем же столом напротив сидел мужчина, и она не могла оторвать взгляда от его рук, представляя, как они нежно касаются ее тела, как она отвечает на их прикосновения…

Обвиняющий тон Налатана вернул ее к действительности.

– …и дразнила их, – говорил он.

Покопавшись в памяти, она вспомнила кое-что из только что сказанного.

– Чтобы я соблазняла мужчин? Будь уверен, все было честно. Они и так всегда пытаются приставать к девушке!

Он хмыкнул, и Тейт, выпрямившись, толкнула его в плечо.

– Ты сказал, что я сделала что-то не так?

Притворившись, будто он съежился от страха, Налатан громко рассмеялся:

– Кто, я? Мне еще дорога жизнь.

Она села обратно.

– Вот и не забывай об этом.

Уютная тишина снова окружила их. Тейт смотрела, как на небе загораются звезды, когда Налатан заговорил снова:

– Ты рассмешила меня. Ничего из того, о чем мы говорили, еще ни разу со мной не случалось. Это и есть главная причина, по которой я жалею Мэтта Конвея. Вот здесь уже не до смеха. Он думает, что он любит Ти, а она уверена, что она не может никого полюбить. Ланта боится признаться в своей любви Конвею. Он знает, как выглядит огонь, но ничего не знает о тепле. Интересно, сможет ли он когда-нибудь узнать между ними разницу?

Чувствуя себя неловко от такого серьезного разговора, Тейт попыталась отвлечь Налатана:

– Это странная тема для монаха…

Налатан с невозмутимым видом неспешно поднялся и, протянув руку, предложил:

– Давай пройдемся. Мне нужно походить.

– Нужно? – Она поднялась, стараясь сказать это как можно более ненавязчиво.

Черный силуэт на фоне звезд кивнул:

– Когда я был послушником, нас обучали в аудиториях. Это значит, что мы сидели и думали. Я всегда засыпал, а мой мастер бил меня до тех пор, пока я наконец не понял, что мне нужно двигаться для того, чтобы сосредоточиться.

– Я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь тебя бил. И выжил после этого.

– Я люблю его, и он меня тоже. Потому-то он меня и бил, – мягко ответил Налатан.

– Глупости! – Тейт фыркнула. – Никто не обижает тех, кого он любит.

– Когда ты запрещаешь делать что-нибудь Додою, то он обижается. Делаешь ли ты это любя или со злым умыслом?

– Но ведь он же ребенок. Это не одно и то же, ты намеренно искажаешь смысл!

– Ты отказываешь ребенку, потому что ты знаешь то, чего он знать не может. Разве не поступила бы ты так же и с невежей – взрослым?

Раздраженная, Тейт остановилась, заставив Налатана повернуться лицом к ней.

– А если я попытаюсь сделать что-нибудь, что, по-твоему, может мне навредить, неужели ты побьешь меня, чтобы я этого не делала?

– Побить тебя? Нет. Но если бы я любил тебя, я пошел бы на все, чтобы спасти тебя. Зачем ты спрашиваешь? Ты хочешь сделать какую-нибудь глупость?

Внезапно Тейт показалось, что он стал ближе, но она не помнила, шагнул ли он к ней на самом деле. Теплота возбуждающей волной прошла по ее телу. Ощущение присутствия Налатана, казалось, подпитывало ее.

– Мы ведем по меньшей мере два разговора, и мы оба говорим слишком много и слишком мало, и, вполне вероятно, вовсе не то, что мы думаем на самом деле, – сказал он.

Она взяла его под руку, желая показать, что она не боится прикоснуться к нему и что их разговор вовсе не вышел за рамки простой болтовни. Доннаси Тейт контролировала себя, контролировала все, происходящее вокруг нее. Доннаси Тейт сама назначала свидания самым привлекательным, самым упрямым мужчинам. Сейчас было важно убедиться, что его чувства не были оскорблены.

– Мы просто выслушали друг друга, вот и все, – сказала она.

– Как тебе угодно. Иногда я сверх меры агрессивен. – Он остановился, усмехнувшись какой-то своей мысли. Потом добавил: – А иначе мы могли бы никогда не встретиться.

– О чем это ты?

– Мой первоначальный план заключался в том, чтобы следовать за вами, охраняя на расстоянии, до тех пор, пока Сайла не найдет Врата. Потом я бы бросил вызов Конвею и убил его.

То, с какой непоколебимой уверенностью это было сказано, заставило волосы на голове Тейт встать дыбом.

– Если ты так хорош, то почему ему пришлось спасать твою шкуру в тот день у реки? – спросила она раздраженно.

– Они схватили меня, потому что я опрометчиво думал, что смогу убить некоторых из них и скрыться в темноте. Они же приготовились атаковать вас! Что же, я был прав, но наполовину: моя лошадь получила удар мечом, так что отступление не получилось. Впрочем, я убил больше, чем намеревался: я был вынужден. Убежать от них я бы не смог.

– Но это глупо! – выдохнула Тейт. – Ты что, воображаешь себя целой армией в одном лице?

– Меня учили убивать с девяти лет. – Остановившись, Налатан повернулся к ней. – Не сражаться, Доннаси. Ты – боец, как и Конвей, и Сайла, и Ланта. Я восхищаюсь вами. Но я убиваю. Ты понимаешь разницу? Люди играют, чтобы победить. Воюют, чтобы победить. Я поклялся защищать Церковь, и я уничтожаю тех, кто ей угрожает. Мне разрешено защищать обиженных и немощных, бороться со злом в любых его проявлениях. У меня нет выбора. Моя жизнь и мое мастерство посвящены Церкви.

– Тебя воспитала Церковь?

– Нет, мой мастер. Каждый из нашего братства – послушное его воле оружие. Конвей – благородный человек, он может принять вызов. Но так как он спас мне жизнь, то может и отклонить.

Ошеломленная, Тейт дотронулась до его руки:

– А он знает это?

– Конечно.

– А что будет, если ты победишь?

– Я в любом случае буду победителем. Он не станет пользоваться громовым оружием.

– Но он спас тебе жизнь! Вы – друзья! «Он не будет пользоваться громовым оружием!» Как ты сможешь жить после этого: убийства друга только для того, чтобы исполнить идиотскую клятву?

– Я не уверен, что смогу. Он мне нравится. Так что, когда это все будет сделано, вполне возможно, что я обрею себе голову и брошусь в атаку на кочевников.

– Ты сумасшедший!

– Я понимаю, почему ты это говоришь. Я раздумывал над тем, чтобы позволить ему победить. Я не готов умереть, но я должен был рассмотреть такую возможность. Это заставляет человека заглянуть себе в душу и попытаться точно определить такие вещи, как честь и достоинство. Больше всего Конвей боится вовсе не умереть, а жить без радости. Если бы ты избавила его от меня, он почувствовал бы такой стыд, что это заставило бы его искать смерти. Такие люди всегда совершают поступки, о которых потом жалеют.

– У тебя есть на все ответы, да?

– Для тебя что-нибудь изменится, если я скажу, что я сожалею о своей клятве? – тихо спросил он.

– Я остановлю тебя. Как-нибудь, но остановлю.

– А сможешь ли ты остановить Конвея? Он будет рад поединку: в глубине своей души он знает, что проиграет. В минуту безумного тщеславия и боли я поклялся убить чужака. Не можешь ли ты, женщина одного с ним племени, заставить его освободить меня от клятвы?

– Может быть, может быть, – надежда неуверенно пробилась через ее отчаяние. – Завтра Ти попробует его убедить.

– Она должна будет постараться, но ты права. Влюбленный человек позволит себя уговорить.

Сильная рука подняла подбородок Тейт. Инстинктивно она едва не отпрянула, но что-то сдержало. Обычный самоконтроль изменил Доннаси. Она смотрела на него так, как если бы это прикосновение лишило ее всех чувств, оставив способность видеть и осязать только его. Налатан не произнес ни слова. Ветер гнал клочья тумана по лесу, и листья вздрагивали при его резких порывах. Его лицо едва не касалось ее собственного, она чувствовала его тепло, ощущала его мужественность. Другая рука медленно коснулась ее виска, нежно провела по брови. Пальцы Налатана скользнули по щеке, обрисовали губы, очертили линию подбородка. Прикосновение этой руки, загрубевшей от постоянного обращения с оружием, было подобно касанию крылышка бабочки.

Она приказала себе отодвинуться и прекратить это. Бесшумный, словно рысь, он исчез. Околдованная этим внезапным исчезновением, она тщетно протянула вперед руку. Вторая взлетела к лицу, как будто стараясь задержать там след его тепла.

Он оказался так далеко, что Тейт едва могла различить его контур на фоне звезд.

– Я, – она сглотнула и попыталась сказать это снова, – я хочу вернуться назад.

– Хорошо, – это было сказано твердо и жестко. И, как его руки, нежно и мягко.

Взявшись за руки, они молча направились к дому Борбора. Налатан шагал уверенно, несмотря на темноту. Она подчинялась его руке, позволив вести себя, как в танце.

Голова Тейт раскалывалась от желания вернуться в прошлое, к тому согласию с собой и той простоте, которые сейчас были разбиты вдребезги вместе с самыми заветными мечтами.

Одно прикосновение. Назойливый и презрительный голос раздавался откуда-то изнутри, издевался над ней. Одно прикосновение, и ты превратилась в тоскующее по ласке существо. Посмотри на себя! Слабовольная. Покинутая. Женщина.

Она расправила плечи, подняла голову. Да, женщина, сказала она себе. Заботы, мечты и все такое. И ты горда этим. И от этого нельзя избавиться.

Время быть честной с собой, девочка, продолжала она.

Он хочет убить Конвея, и она должна его остановить.

Что бы ни случилось, Налатан должен жить.

Та простота, с которой совершилось это превращение, вызвала у нее отвращение, снова высвободив мерзкий голос, заставлявший проснуться невыносимое чувство вины. Она кусала губы, пока слезы не прекратились.

Вина осталась, липким, грязным пятном касаясь каждой ее мысли.

Но это ничего не меняло.

Она хотела, чтобы Налатан остался жив, чтобы был рядом с ней. Она хотела его.

Глава 60

Ланта ступила на берег Острова купцов, желая только одного: чтобы земля разверзлась и поглотила ее.

Необходимо, чтобы ее друзья узнали о новостях в Гавани, но, честно говоря, она ужасно боялась встречи с ними. Было неприятно вспоминать о споре с Сайлой из-за того, кто должен ехать. И решающим аргументом стало то, что Ясмалея вышла из себя и сказала, что поедет «помощница целительницы». Еще одно унижение.

Сайла – военная целительница, думала Ланта, прокладывая путь по густо сплетенным нитям морских водорослей. Я должна быть единственной, кто примет роды.

Мертвая рыба валялась на берегу, ее глазницы были пустыми – чайки выклевали глаза.

Ланта ненавидела чаек. Белоснежно-белые, грациозные, покрытые великолепными узорами, парящие между морем и небом, они постоянно кричали, дрались и сорили вокруг. Как сама жизнь: белокрылый фасад красоты, скрывающий жестокость и грязь.

Позади нее люди прыгали с лодки в воду, чтобы втащить лодку на берег.

В доме ее приветствовал сам Борбор. Извинившись, он объяснил, что ее друзья ушли в Рэтхоул с Ти и Валом. Он добавил, что Вал хотел нанять дополнительных людей в команду, а Рэтхоул был единственным местом, где это можно было сделать.

Борбор предложил Ланте подождать их возвращения в доме, но она отказалась, сославшись на то, что Капитан дал ей совсем немного времени. Борбор все понял и послал за лошадьми.

После небогатой на события дорога человек, руководивший эскортом Ланты, остановился на окраине Рэтхоула – городка с небольшим количеством домов.

– Мы не можем идти дальше, Жрица, – сказал он. – Правила купцов. Согласно им в городе в любой момент может находиться лишь определенное число мужчин, и сейчас это число набрано. Мы будем наблюдать с этого места. Если кто-нибудь попытается обидеть тебя до того, как ты доедешь до таверны, мы сшибем его с ног. Торговцы смогут оспорить это только потом. Давай, действуй так, как будто ты – хозяйка этого города.

Звук доставаемого из ножен меча был обнадеживающим. Она чувствовала, что на нее смотрят из каждого окна, из-за каждой двери. Вокруг таверны было очень много оседланных коней, так что ей пришлось расчищать себе дорогу до кожаной двери. Когда это было сделано, Ланта двинулась так быстро, как ей позволяло достоинство, и почти ворвалась в шумную комнату.

Было темно. После солнечного дня она была не в состоянии узнать кого-либо. Грубая, тяжелая рука опустилась ей на плечо и потянулась к шее. Ее прижали к чьему-то вонючему телу. Ее голова едва достигала середины грудной клетки человека позади нее.

– Спаси меня, Жрица. – Дыхание, исходящее от говорившего, смердело больше, чем тело. Запах просачивался сквозь ее волосы, ее всю трясло. Ланта попыталась вырваться. Его хватка усилилась. Голос продолжал:

– Я плохой человек. Мне нужен кто-нибудь, кто будет хорошо ко мне относиться. И тогда я опять смогу быть хорошим. Пойдем наверх, помоги мне.

Прислонившись к нему, она немного ослабила давление на плечо, что позволило Ланте повернуться и выскользнуть. Мужчина среагировал быстро – обе руки потянулись за ней. Однако Ланта была проворнее. Достав свой кинжал, она наставила его на противника. Не осознав, что происходит, он напоролся на лезвие рукой.

Остановившись, он отдернул руку назад. Неверие придало его лицу на некоторое время комическое выражение, пока он не осмотрел рану и не осознал, что она кровоточит. Его медленно, но неумолимо заполняла ярость. Он зарычал и сделал выпад. Девушка легко увернулась, проскользнув под его руками. Далее эта сцена стала центром внимания присутствующих. Ланту хватали руками, она пыталась освободиться, но они не выпускали ее из круга. Они трясли ее как тряпку перед быком, издеваясь над ним, подзадоривая. Мужчина сжал губы и, усмехаясь, ринулся вперед.

Налатан и Ти пробились сквозь стену кричащих лиц. Меч Налатана был обнажен и нацелен на нападавшего мужчину.

– Отрезвись, Мэйлор, мой друг и друг женщин Церкви, – сказала Ти.

Мэйлор положил руку на рукоятку своего меча:

– Эта сука ранила меня. Уйди с моей дороги. Никому не позволено ранить меня. – Он обнажил оружие.

Его слова все еще звучали в ушах Ланты, когда она увидела, как кончик меча Налатана исчез между зубами открытого рта Мэйлора. Лохматая голова откинулась назад, длинные пряди повисли как мокрые веревки. Меч застыл.

– Ты ведешь себя как мужчина, который хочет умереть. У тебя есть время, равное трем ударам сердца. Да или нет, – каким-то нехорошим бесцветным голосом произнес Налатан.

Хлюпающий звук вырвался между зубов Мэйлора. Его глаза дико вращались. Налатан отступил назад. С меча капала слюна на штаны Мэйлора. Налатан с неприязнью посмотрел на меч и, спрятав его в ножны, сказал с преувеличенной серьезностью:

– Ты чуть не одурачил меня, Мэйлор. Я думал, что ты готов переселиться в следующий мир. Я мог допустить непростительную ошибку.

Затем Налатан повернулся к Ланте:

– С тобой все в порядке?

Протиснувшийся в круг Конвей повторил вопрос. Взглянув на него, Ланта кивнула головой. Затем оглянулась. Тейт стояла спиной к стене посередине лестницы, ведущей на второй этаж. Сжимая в руке «вайп», она возвышалась над толпой. Додой съежился позади нее.

Ланта приветственно улыбнулась ей, успев восхититься, как разумно Тейт выбрала позицию. С этого места она полностью контролировала комнату.

Конвей заслонил ей обзор, направляясь к выходу, чтобы проложить путь наружу. Прервав ход ее мыслей, он привлек внимание к себе. Ланта взглянула ему в глаза. Такие прекрасные, темно-голубые, такие живые.

Почему он не мог прийти ей на помощь вместо Налатана?

– Ланта, пойдем отсюда, – обняла ее подошедшая Ти. – Вал может сам завершить наши дела. Это место не для тебя.

Теперь, когда ее глаза адаптировались к темноте и были в состоянии что-то различить, Ланта была шокирована присутствием в комнате других женщин. Потрепанные, грязные, они стояли в стороне от мужчин, все еще заинтересованные ею и ее друзьями. Взглянув наверх, она увидела таких же женщин и на балконе. В это время голый мужчина открыл грязную дверь позади одной из них и, проворчав что-то непонятное, схватил женщину и потащил за собой. Выражение глаз той женщины Ланта не смогла забыть никогда.

Жрица вдруг вспомнила, как одним тихим вечером она наблюдала за действиями паука. Сверчок тихонечко полз в темноте. Быстро преодолев разделявший их промежуток, паук очутился на нем. Сверчок умер покорно, как будто такая его судьба была чем-то естественным. Безнадежное непротивление той женщины на балконе не отличалось ничем.

На пыльной улице к ним присоединилась Тейт. Додой все еще льнул к ее ногам. Когда Ланта взглянула на нее, Тейт усмехнулась: «Чудесные люди, но слишком непосредственные».

Ланта заставила себя рассмеяться, лишь сейчас почувствовав, как начали расслабляться напряженные мышцы. Как только Тейт отослала Додоя за пределы слышимости, Ланта коротко рассказала ей о событиях в Гавани, не упомянув о сахарной болезни Ясмалеи. Тейт обещала пересказать все Конвею и Налатану. Единственный вопрос, заданный ею молодой Жрице, касался того, верит ли она в то, что Капитан действительно намеревается освободить их, если Сайла спасет Ясмалею и ребенка.

– Сайла верит ему. Она говорит, что Жнея – вот наша главная опасность, – уклонилась Ланта от прямого ответа.

– Сайла заблуждается, – присоединилась к разговору Ти. – Капитан такой же зверь, как и Алтанар. Только рабы имеют желание и дальше стоять на своем. Большинство из них все еще помнят свободу. Люди Коса никогда не знали ее – они ее боятся. А сейчас они боятся еще и рабов.

– Культ Луны, – сказала Ланта. – Хоть я и поддерживаю рабов в их стремлении быть свободными, я не могу одобрить культ Луны. Это зло.

– Нам все равно. Однако, если задета Церковь, то тебе бы лучше привлечь людей, которые обеспечат поддержку и лидерство, – согласилась с ней Ти. – Танцующие-под-Луной существуют, и рабы стекаются в их ряды.

– Могу ли я сейчас работать с вами? Я имею в виду с рабами. – От смущения Ланта начала заикаться. – Я – целительница. Я буду очень полезна, если возникнут какие-либо проблемы.

– Если возникнут проблемы, нам будет нужна военная целительница, – снисходительно улыбнулась Ти. – Еще слишком рано для восстания. А сейчас мы собираем здоровых, умных мужчин, потеря которых очень повредит Косу.

– А женщин? – вмешалась Тейт.

Ти бросила на нее сердитый взгляд:

– Нет. Я не хочу этого. Здесь не позволено обучать рабынь. Они даже свою работу называют «сделанная руками раба». Можете вы представить, как утомительна работа ткачихи, производящей материал, называемый «свет луны»? У вас глаза на лоб полезут. Ладно, это работа для рабов. Рабы-мужчины лишь руководят ею, а ткут непосредственно рабыни. Потеря рабынь в Косе – всего лишь мелкое неудобство. – Ти указала головой в сторону таверны. – Даже рабы жалеют женщин, работающих там.

– По крайнем мере, они сделали свой выбор, – заметила Тейт. – Отвратительный, конечно, но зато их собственный.

– Их послали сюда. Они – Коссиарки. – Ти с жалостью посмотрела на нее. – Бесплодные. Ежегодно Капитан посылает своих воинов на облаву. Они привозят этих женщин сюда, где они могут заработать немного и доносить на клиентов. Все знают, что они – шпионки, как и те слуги, что работают на купцов.

– А разве не могут мужчина и женщина любить друг друга, не заводя детей? – поинтересовалась Ланта.

– Не в Косе, – улыбка Ти стала злобной. – Нет детей – нет мужа. Лучшее, что может случиться с рабыней, – это быть собственностью мужа бесплодной жены. Если он любит свою жену. Говорят, что рабынь оплодотворяют их хозяева. Жена хозяина обычно претендует на ребенка, как на своего собственного. Посмотрите, насколько это повышает статус рабынь. Наиболее удачливые из них даже живут всю свою жизнь в семьях, наблюдая, как растут их дети. Конечно, рабыни должны быть достаточно умны, чтобы ничем и никогда не выдать своих материнских чувств.

– И нет никакого выхода? – обреченно спросила Тейт.

– Но он должен быть. Мы найдем его, – уверенно сказала Ланта, глядя ей в глаза. Затем, обращаясь к Ти, добавила: – Я хочу помочь.

Ти взглянула на Тейт, удивленно подняв брови. В ее взгляде был безмолвный вызов, понятный всем трем женщинам. Несколько секунд все молчали. Наконец, первой заговорила Тейт:

– Сейчас я нужна Сайле. Когда же прояснится вопрос с Вратами, посмотрим.

– Конвей чувствует, что он может помочь и мне, и Жрице Роз, – заметила Ти.

– Если ты точно знаешь, что чувствует Конвей, не следует использовать его в качестве инструмента, – вышла из себя Тейт. – Не осмелишься же ты сказать мне, что он чувствует. У тебя недостаточно власти, чтобы управлять его чувствами.

– Я бы использовала и Вездесущего, если бы знала как, и никогда бы не думала о Его чувствах, – побагровела Ти. Повернувшись к Ланте, она спросила: – Не хочешь прогуляться со мной? Нам нужно поговорить.

Ланта стояла в растерянности: Тейт продолжала кипятиться.

Ти, холодно сдерживая себя, терпеливо ждала. Не желая никого обижать, она мучительно размышляла, как ей поступить в этой ситуации. Тейт сама разрешила этот вопрос:

– Я беру Додоя и возвращаюсь к Борбору. Что бы ты ни решила, Ланта, я всегда помогу тебе. Но пойми: я – воин Сайлы.

– Очень любезно с твоей стороны. – Ланта немного успокоилась.

Ти повела Ланту вниз по улице, затем они свернули в какой-то переулок и присели друг напротив друга на большое бревно.

– Мы, наверное, – самые непохожие женщины в Косе. А, может быть, и в целом мире, – начала Ти.

– Почему ты так думаешь? – поинтересовалась Ланта.

– Потому что мы любим одного мужчину.

Не успев скрыть свою реакцию, Ланта густо покраснела. Ти тихо рассмеялась:

– Почему мы должны ходить вокруг да около, Ланта? Ты многое слышала обо мне. Мужчины… Когда они счастливы, они орут о своих секретах, как молодые телята. Когда они в отчаянии, то плачутся каждому, кто готов их выслушать. И все это время они хвастаются своим «железным» молчанием. Фу! – Она посмотрела Ланте в глаза, положив свои руки на ее маленькие плечи. – Посмотри мне в глаза. Мне нужен Мэтт Конвей больше, чем воздух. Но я боюсь. Я слишком изломана. Я могу погубить его. Поэтому я бросаю тебе вызов. Борись за мной за его сердце! Если ты выиграешь, я оставлю его. Я отдам его тебе. Люби его за нас двоих. Дай ему радость, которую мы обе желаем ему, – в голосе девушки чувствовалась ожесточенность.

Схватив Ти за отворот воротника блузы, Ланта яростно выкрикнула:

– Кто ты такая, чтобы решать за меня? Ты думаешь, я буду счастлива, если ты проиграешь? А он? Как ты смеешь так говорить?