Текст книги "Странница"

Автор книги: Дональд Маккуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 59 страниц)

Глава 48

Взяв Ланту за руку, Конвей вывел ее на внутренний двор. Она вся затрепетала от этого ничего не значащего прикосновения. Они молча шли по тропинке мимо розовых кустов, достававших Ланте до плеч. Мягко светящиеся в темноте желтые и белые цветы распустившихся роз ее воспаленное сознание превращало в смеющиеся лица добрых духов. Несмотря на красоту, представившаяся картина вызвала ощущение приятного холодка, пробежавшего по спине. Благоухающий воздух принял Ланту в свои объятия, и она задумалась над контрастом между кружащими вокруг невидимыми клубами нежных ароматов и раздающимся в отдалении грохотом прибоя.

Конвей начал первым.

– Меня кое-что тревожит. У Сайлы могут возникнуть большие проблемы. С путешествием, понимаешь? Я имею в виду личные отношения.

Слова застревали в горле, но Ланта старалась ободрить собеседника:

– Сайла понимает, что из этого может получиться. К тому же она любит Класа еще с тех пор, как бежала от Людей Собаки.

– Я говорю не об этом. – Он остановился, оказавшись с ней лицом к лицу. – Когда я буду разговаривать с Сайлой, то скажу ей. Если она еще сама этого не поняла.

– Если бы Сайла что-нибудь заметила, то сказала бы мне. – Не в силах терпеть уклончивые высказывания, Ланте хотелось потребовать, чтобы он ясно все объяснил.

Конвей продолжал:

– Конечно, я могу и ошибаться. Я имею в виду, что Налатан никогда ничего не говорил об этом, по крайней мере вслух.

Сердце глухо стукнуло, и у Ланты перехватило дыхание. Когда она произнесла:

– Налатан? – ее голос предательски задрожал.

– Он явно интересуется Тейт. Та говорит, что у нее нет на это времени. Но лично я не верю. Иногда люди боятся сказать то, что чувствуют на самом деле. Больше всего меня тревожит реакция Додоя.

Ланта была в полубессознательном состоянии. Казалось, что она расплывается, покидает эту странную сцену. Слова вылетали сами собой.

– Да. Додой по-своему любит ее.

Конвей продолжал.

– Я не хочу никого задеть. Как видишь, приходится быть осторожным.

Ланта подумала, что сцена становится невыносимой. То, что так прекрасно начиналось, превратилось в грубую комедию.

– Что с тобой? – Конвей взял ее за плечи. Он выглядел обеспокоенным, почти встревоженным. – Такое ощущение, что ты сейчас заплачешь. Или засмеешься. – Его хватка ослабла, и он медленно отступил назад.

У Ланты подогнулись колени. Руки Конвея отпустили ее плечи.

– Ничего, ничего. Мне уже лучше. – Она повернулась, направляясь к двери, Конвей пошел следом. Ланта продолжала: – Если ты вмешаешься, то наверняка будешь выглядеть как человек, лезущий не в свое дело. – Она засмеялась, тут же пожалев об этом. Любой громкий звук резал слух.

Она бы хотела видеть его умирающим. Она хотела видеть его израненным и сломленным, тогда она могла бы лечить его, заботиться о нем, возвращая ему здоровье, возвращая его к себе. Она хотела бы ударить его. Обнять его с жадностью, которая заставила ее покраснеть. Если бы она могла покинуть это место и этих людей и больше никогда не встречать их!

Карда и Микка уже вскочили на ноги, размахивая длинными хвостами при виде хозяина. Карда гавкнул. Эхо побежало по длинному коридору, многократно отражаясь от стен и усиливаясь. Подойдя к ним, Конвей потеребил торчащие уши и слегка взъерошил шерсть. Псы в восторге запрыгали вокруг, чуть не свалив его с ног.

Конвей повернулся к Ланте, и она увидела, что свет масляной лампы странным образом смягчил его черты, скрывая глаза загадочной полутенью. В нем было что-то невыразимо печальное. Наблюдая, как играют собаки, он заговорил:

– Завидую я этим животным. Говорят, они не так умны, как мы. Тебе не кажется, что это скорее простодушие, чем отсутствие ума? Мы запутываем друг друга и выдаем себя за других. Мы говорим, но не слушаем. Мы смотрим, но не видим. Эти двое по крайней мере не стесняются быть самими собой. Никаких вопросов. Никаких взаимных обвинений. Только преданность. Любовь. Я думаю, они испытывают это: любовь. – Он помолчал. – А тебе как кажется?

Ланта вскинула голову, уклоняясь от беспредметной дискуссии.

– Я никогда не думала об этом. На самом деле они просто животные.

– А разве мы нет? – Он рассмеялся. Ланта боялась, что его веселье так же больно ранит, как и ее. Мэтт повернулся, подав собакам знак следовать за ним. – Наверное, ты права. Я все слишком усложняю. Спасибо за помощь. Приятных сновидений. Я собираюсь прогуляться с этой парочкой, чтобы немного размяться.

– Спокойной ночи, – откликнулась Ланта, и, повернувшись вполоборота, он помахал ей рукой.

* * *

Выйдя из замка, Конвей направился к склону ближайшего вала. Тускло светили факелы. Дойдя до обрыва, за которым расстилались воды залива, он повернул, взбираясь на гребень вала. Обратная сторона вала была пологой. Сделанный на вершине окоп позволял воинам оборонять берег. Установленные в основании вала факелы выполняли двойную функцию. Они не давали неприятелю тайно подобраться к замку. Кроме того, попытка их затушить предупредила бы защитников об угрозе нападения.

Не обращаясь непосредственно к охранникам, Конвей предупредил о своем присутствии и целях прогулки тем, что окликнул собак. Сперва он немного пробежался со своими подопечными, а затем отпустил их поиграть друг с другом.

Конвей услышал сзади голос Налатана.

– Если я отправлюсь на север, туда, где живут Люди Собаки, они поделятся со мной одним из таких животных?

– Они сказали нам, что раньше никому их не давали.

Налатан задумался.

– Лишь один раз они подарили кому-то этих собак, и причем получила их женщина. Она действительно сильно отличается от всех остальных.

– Можно сказать и так, – сухо ответил Конвей.

Не обращая внимания, Налатан продолжал:

– Я не имею в виду явные отличия – странное оружие, которым пользуетесь лишь вы, или цвет кожи, или привязанность к этому Додою. Вы оба создаете вокруг себя ощущение тайны. Нельзя сказать, что меня это беспокоит. Тем не менее в вас есть что-то иное: не думаю, что вы сами осознаете причины, двигающие вашими поступками.

Конвей тихо рассмеялся.

– Это слишком сложно, мой друг.

– О, я прекрасно понимаю, как самоуверенно я сейчас выгляжу. Но вас обоих окружает нечто, что не свойственно всем остальным. Я могу почти прикоснуться к этому, но сказать, что это такое, не могу.

Конвей почувствовал себя неудобно.

– Послушай, давай поговорим о чем-нибудь другом. Как ты думаешь, долго мы еще останемся здесь?

Налатан сплюнул в темноту.

– Кос придумывает ложь за ложью. Они в этом понаторели. Капитан ни за что не отпустит нас до тех пор, пока это не будет ему выгодно.

– А почему он нас задерживает?

– Недовольство среди рабов, и еще угроза со стороны кочевников. Призвав большинство свободных Коссиаров в регулярную армию, они с трудом, но все же могли контролировать ситуацию; сейчас кочевники предпринимают набеги с востока. Капитан ищет союзников.

– Но зачем он при этом вмешивается в дела Церкви? У нее нет армии.

– На самом деле верующих больше, чем ты думаешь. В пустыне несколько укрепленных поселений Малых. С каждой луной они становятся все сильнее и сильнее. Даже Хенты уважают Церковь. Если Капитан подчинит себе Церковь, то заполучит в свое распоряжение армию верующих и, прикрываясь верой, словно маской, будет с каждым днем увеличивать свое могущество.

Обдумав слова Налатана, Конвей заметил:

– На месте Капитана я был бы больше заинтересован в союзе с Гэном и Класом на Бейлом. Кто, кроме них, собирается предотвратить нападение кочевников на Дом Церкви?

– Его будут защищать братства.

– Сколько у них воинов?

– Около трех сотен. – Видя явное разочарование Конвея, Налатан продолжал: – Помни, что защита Церкви – это суть всей нашей жизни. Каждая гора, каждый камень, каждая травинка будут нашими союзниками. Кочевники уже проверяли нас раньше. Так же, как и Хенты. Были даже «визиты» из Коса.

– Ты думаешь, Капитан держит нас здесь потому, что считает шпионами?

– Я дам тебе только один совет. Никому здесь не доверяй.

– Доверять? – Конвей вспомнил недавний разговор с Лантой. – Я не могу понять даже своих друзей.

– У вас разногласия с Тейт?

– Я пытался обсудить кое-что с Лантой. Она прогнала меня. Причем безо всякой причины.

– Она ведь деликатная женщина. Должно быть, ты сказал что-нибудь не то.

В ответ на последнее замечание Конвей свистнул собак. Они медленно подошли к ним, уставшие, но довольные, и тяжело опустились на землю. Только тогда он снова заговорил:

– На самом деле я спрашивал у нее совета. Я считал, что ей будет приятно узнать, как я уважаю ее мнение.

– Совета о чем?

– Ничего существенного.

– Тогда понятно. Она ожидала, что ей доверятся, а не удостоят внимания. Женщины все такие. Они знают, что не так умны, как мы, поэтому пытаются наверстать это сообразительностью. Они могут быть необычайно наблюдательны.

И снова Конвей сделал длинную паузу, размышляя, как различны этот человек и вспыльчивая Тейт. Вздохнув, он заметил:

– Ты стоишь на пороге волнующего приключения, мой друг.

– Еще одна загадка. – Налатан сердито фыркнул, нагнувшись, чтобы почесать Микку за ухом. Она запыхтела и стала вилять хвостом.

Конвей снова заговорил:

– Я отправляюсь спать. А ты?

Налатан выпрямился.

– Я останусь тут еще ненадолго. Хочу подумать о некоторых вещах.

– Если одну из них зовут Доннаси, то советую обдумывать ее с самого начала. Это мой совет для тебя.

Налатан смотрел, как его друг приближается к черной разинутой пасти крепостной двери. Из двух длинных амбразур, расположенных прямо над мостом, струился слабый свет. Эта картина напоминала большие раскосые глаза. Кто-то сильнее разжег в них фонарь или лампу. Они на мгновение ярко вспыхнули, как будто приближение Конвея привлекло жадное внимание дремавшего чудовища. Появился проход, поглотивший человека вместе с собаками.

* * *

Жнея отошла от узкого окна. В свете фонаря, который держал Капитан, ее глаза заблестели.

– Безмозглые дураки. Они ничего не знают.

– Не лги мне, Одил. Я следил за тобой. Ты плетешь интриги.

– Твои наблюдения делают тебе честь. Покойная провидица была из аббатства Фиалок. Вскоре после ее смерти аббатство отправило доверенное лицо для того, чтобы связаться с неким неизвестным. Я знаю, что она отправилась на север, и думаю, что, связавшись с Сайлой, она заключила с ней союз.

– Это лицо заключило союз с провидицей и ее бешеной троицей? Да, чуть не забыл, еще мальчишка, – съязвил Капитан.

– Я сказала, что она сделала это, и причем это был ее единственный благоразумный поступок, – резко ответила Жнея. – Будучи полной дурой, она взяла в качестве опознавательного знака нечто исключительно ценное. Мне нужна эта вещь. И она у меня будет. Если Коссиары захватят ее или найдут талисман, они должны передать ее либо его мне. Я собираюсь стать новой Сестрой-Матерью, и талисман поможет мне укрепить свой авторитет. Приняв чин Сестры-Матери, я буду содействовать примирению с кочевниками и Танцующими-под-Луной. Дом Церкви неприступен. Разве ради возможности в любой момент воспользоваться такой крепостью не стоит заключить союз?

– Если бы я был в этом уверен… – Тон Капитана был красноречивее его слов.

– Мы могли бы заключить соглашение. Разумеется, тайное, для обоюдной безопасности. Я бы даже согласилась включить в него пару слов об усилиях, предпринимаемых Церковью для восстановления порядка среди рабов Коса.

Капитан отступил, прищурив один глаз и искоса разглядывая собеседницу.

– Осторожней, Жнея. Я буду очень огорчен, если узнаю, что ты шпионишь за нами.

– В Косе нет шпионов. Это всем известно. Однако существует власть слов, как и возможность смотреть и слушать. Человек слушает и смотрит. И видит признаки недовольства. Везде.

– Тебя ввели в заблуждение.

– Как скажешь. Любые сведения неизбежно извращаются. Однако представь, как горячо откликнутся рабы на зов Церкви, если что-нибудь ужасное – например, слухи о чуме – придут в Кос. Разве для Капитана не будет естественным предоставлять лечение только послушным работникам?

Все еще раздраженный, Капитан резко ответил:

– Меня интересуют реальные проблемы, а не предположения. Угроза кочевников сейчас важнее всего. Сила Врат может быть достойным ответом со стороны Коса. Я ничего не буду предпринимать для того, чтобы бороться с Сайлой, но буду очень стараться, чтобы она поделилась всеми открытиями, которые будут полезны моей стране. Мне нужно собрать воедино все части головоломки, и только после этого я примкну к какой-то фракции.

Жнея собралась уходить.

– Надеюсь, ты не приготовил для меня определенного места в ней, Капитан. Я должна распоряжаться судьбой Сайлы и всех ее открытий. Она язва на теле Церкви. Чуму всегда предают огню. Так сказано в Завете Апокалипсиса. Задумывай для Сайлы все, что угодно. Но не для меня.

– Слишком поздно. – Она остановилась, повернувшись к нему лицом. Его улыбка предвещала опасность. – Такая догадливая женщина, как ты, Жнея, должна была понять, что твое место уже определено. Оно здесь, рядом со мной.

Она попыталась превратить все в шутку и, улыбаясь, погрозила ему пальцем. То ли игриво, то ли прогоняя прочь.

Если бы она знала, что он сейчас произнесет, то не делала бы этого.

– А сейчас слушай: ты пробудешь в Косе столько, сколько я сочту нужным. Ты уже никогда в жизни не выйдешь из моего поля зрения или из поля зрения моих людей. Никогда.

Глава 49

Когда на следующее утро Тейт и Конвей прогуливались по крепостному двору, они заметили приближающегося Капитана. Бос и два воина нервно переминались неподалеку, оставленные командиром.

После обмена приветствиями Капитан начал беседу:

– Не покажется ли вам неуместным с моей стороны, если я спрошу, почему вы оба принимаете такое горячее участие в поисках Сайлы? – Несмотря на ровную интонацию вопроса, было заметно, что Коссиар очень заинтересован в ответе.

Ответила Тейт:

– Мы обещали помочь ей. Выиграть или проиграть.

– Я думал, вы связаны племенными или религиозными узами. Значит, вы просто друзья?

– Мы думаем, что этого достаточно, – заметил Конвей.

Капитан улыбнулся, закрываясь рукой.

– Давайте без недомолвок. Я думаю, что моя оценка дружбы должна быть объективной. Много лег назад я пожертвовал очень многим для того, чтобы занять это место. И говорить о друзьях… – Он указал на что-то за их спинами. Обернувшись, Тейт и Конвей заметили подошедшего Налатана. Доннаси поразилась, увидев, как тот с улыбкой поприветствовал их, а затем, почти не меняя выражения лица, сумел изобразить холодную нейтральность, здороваясь с Капитаном.

Тейт внезапно осознала, насколько Налатан одинок и какой опасности он подвергается. Решение Сайлы путешествовать через Кос подвергало риску их всех, но для монаха это было равносильно самоубийству. Ее взгляд скользнул по руке Налатана, покоящейся на рукоятке коссиарского меча, который он носил вместо своего потерянного оружия. Она быстро отвела взгляд, решив, что определенно не хочет, чтобы он достал клинок из ножен.

Капитан обратился к Налатану:

– Я не нравлюсь тебе. Почему?

Явно удивленный его прямотой, тот замешкался с ответом. Он покраснел.

– По многим причинам. Когда купцы вступают на территорию Коса, они должны либо торговать по вашим правилам, либо уходить ни с чем. Мое братство послало человека в Горы Дьявола для того, чтобы набрать людей для защиты Дома Церкви, ради нашего святого дела, и Коссиары атаковали нас. Кос никогда не помогал нам в наших битвах. Многие путешественники, приехав в Кос, уже не могли выбраться отсюда. К тому же Кос, не предоставляя никаких объяснений, запрещает путешествовать по своей территории искателям Врат.

– Все то, что ты сказал, правда. Мы ожидаем получить выгоду от торговли. Что ж в этом плохого? А вы позволяете набирать рекрутов на территориях, принадлежащих Дому Церкви? Если две группы кочевников ссорятся, разве вы спешите на помощь одной из них? Позволяете ли вы моим войскам разыскивать на вашей территории тех, кто бежал от нашего правосудия и нарушил наши обычаи?

– Кос заканчивается на гребне Гор Дьявола. Что же касается коссиарских обычаев, то мы кое-что об этом знаем.

– Территориальные права мы должны обсудить с вашими вождями. Я уже неоднократно настаивал на проведении таких переговоров.

– Ты забыл упомянуть рабов. – Слова Налатана звучали как приговор.

Настал черед Капитана покраснеть, однако его интонация оставалась спокойной.

– Наша экономика – это наше внутреннее дело. А что касается условий жизни наших рабов, то большинству из них живется здесь лучше, чем у себя на родине.

Тейт вмешалась в разговор прежде, чем Налатан успел отреагировать на последнюю реплику.

– Мы ненавидим рабство, как бы ты его ни защищал.

– Говорят, что ненависть – удел невежд.

Тейт больше не могла изображать хладнокровие.

– Я могу быть невежественна во многих вопросах, но только не в проблеме рабства. Я лучше умру. Захватив с собой как можно больше врагов.

Капитан улыбнулся.

– Никто не собирается тебя порабощать, даю слово. В любом случае рабы могут только работать. Ты же, несомненно, боец, несмотря на то, что в то же время являешься – и это также несомненно – женщиной. Наши женщины не воюют, а наши воины не рабы. Как видишь, мы бы не знали, что с тобой делать. Так что я тебя уверяю, чем бы ты ни занималась здесь, в Косе, ты была бы свободной. И очень богатой.

Сперва Тейт удивилась, услышав в его устах такое неуклюжее сравнение. Однако вскоре передумала. Этот человек ничего не делал бесцельно. Он был откровенен с Налатаном, так как был уверен, что тот лучше отреагирует на такое обращение. Капитан понимал, что она и Конвей ставят дружбу выше богатства. Тем не менее она была почти уверена в том, что он сделал ей предложение. Тейт решила форсировать беседу.

– Мы идем туда, куда нас ведет Сайла. Даже если бы мы и смогли жить в стране, где процветает рабство, я не вижу для этого никаких причин.

– Все же может случиться так, что мы будем сотрудничать.

– Мое братство запрещает подобное «сотрудничество», – ответил Налатан, угрюмо посмотрев на Тейт.

– Братство освобождает от обета при необходимости совершения действий, идущих на пользу братству и Церкви.

Налатан с удивлением посмотрел на него.

– Ты знаешь наш устав?

– Кос древнее, чем любое из трех братств. Мы многое знаем о вас. – Капитан снова повернулся к Тейт. – Я думаю, что мы еще вернемся к этому разговору.

Он отошел в сторону. Налатан первым нарушил установившуюся после его ухода гнетущую тишину.

– Это прозвучало так, как будто ты заинтересовалась его предложением, Доннаси.

– Мне просто было интересно, что он предлагает и чего хочет взамен. Он коварен. Видел, что он сделал? Подразнил меня приманкой, заставил проглотить ее, а затем оставил подумать обо всем этом. Он плохой человек.

Налатан был все так же угрюм.

– Он Коссиар.

Конвей решил вмешаться в беседу.

– Почему ты так его ненавидишь? Это похоже на какие-то личные счеты.

Налатан попытался уйти от ответа. Однако Конвей и Тейт продолжали расспросы. Наконец он сказал:

– Я могу лишь повторить то, что слышал. Вряд ли беглые рабы стали бы восхвалять бывших хозяев.

– Расскажи наконец что-нибудь, – настаивала Тейт. – Хватит намеков.

– Жертвоприношения. Жертвоприношения перед битвой. Жертвоприношения морю. Они убивают рабов.

Конвей опомнился первым:

– Но этого не может быть! Сайла говорила, что они поддерживают официальную Церковь, а она запрещает человеческие жертвы.

– Это обычай. Древняя религия. Так мне сказали.

Тейт казалось, что их голоса доносятся откуда-то издалека. Она посмотрела вокруг: сочная зелень, яркие краски цветов – еще несколько мгновений назад все это казалось таким невыразимо прекрасным. И вдруг они стали ей отвратительны. Сквозь тщательно ухоженные заросли сочилось ощущение упадка. Впечатляющие раньше своей мощью стены стали угнетающими. Теперь давили на нее. Даже фонтан изменился; звук падающих брызг превратился из звонкого смеха в утомительный перестук холодного дождя. Мир, когда-то насыщенный опасностью и загадочными интригами, теперь был лишь мерзкой тюрьмой.

Голос Сайлы прервал ее размышления. Тейт не заметила, как та подошла.

– Бос сказал, что Капитан хотел бы видеть нас на церемонии. Около Ворот.

– Зачем? – Вопрос Тейт был резким, она еще не смогла отойти от охватившего ее уныния. Сайла изумленно уставилась на нее.

Ланта, стоявшая позади Жрицы Роз, ответила за нее:

– Бос сказал, что это поможет нам лучше понять Кос. Это все, что мы знаем. Что-нибудь случилось?

Конвей подтолкнул Налатана, и тот повторил историю о человеческих жертвоприношениях. Сайла решительно покачала головой:

– Все, о чем ты говоришь, лишь слухи. Мы спросим у Капитана; если твоя история действительно правдива, то он это признает.

– Мы знаем, что они держат рабов, – возразила Тейт. – Те, которых мы видели работающими на полях по дороге сюда, отнюдь не выглядели счастливыми. Дети, которых они к нам приставили, были запуганы до невозможности. Лично я верю Налатану.

Сайла взяла Тейт за руки.

– Нет никого, кто бы ненавидел рабство больше, чем я. Противостояние с Капитаном ничем нам не поможет. Разве мы достаточно сильны для того, чтобы победить? – Ланта смущенно покачала головой. Это почти неосознанное движение развеселило Конвея, а затем улыбнулись и остальные. Сайла продолжила: – Поэтому Церковь поступает так, как обычно. Мы работаем, чтобы улучшить ситуацию. Работаем спокойно, кропотливо, используя лишь одно оружие – правду. Согласны?

Остальные нехотя согласились. Они прошли в свою комнату, где их с нетерпением ожидал Додой. Собаки радостно приветствовали Конвея и Тейт, давая понять, как сильно они хотят выйти наружу и пробежаться.

Стоявшие в ближней конюшне боевые кони так же радовались, вставая на дыбы и тряся гривами. Вскоре из ворот замка выехал внушительный отряд. Конвей и Тейт, поблескивая оружием, держались по бокам от Сайлы. Сверкающие экипировкой кони, казалось, знали, что на них сейчас смотрят. Они ступали, высоко поднимая ноги, как никогда гордые и сильные. Собаки, еще более важные, бежали каждая возле своего хозяина. Налатан ехал прямо за Сайлой. Ланта, занимавшая место чуть сзади и справа, вместе с Додоем замыкала процессию. Бос вместе с командой воинов встретил их на выезде и возглавил отряд, указывая дорогу.

Когда они проезжали через город, Тейт заинтриговало поведение его обитателей. Многие из них высыпали на улицы, явно заинтересованные проезжающей процессией, но нигде не было заметно признаков оживления. Они молчаливо стояли, механически поворачивая головы по мере продвижения группы.

Выехав из города по дороге, идущей на запад, Бос на первой же развилке свернул, все больше удаляясь от моря. Они окольным путем пробрались к склону, с которого можно было разглядеть кусок бетона, называемый Воротами. К югу, скрывая то, что раньше было западными окраинами Сан-Франциско, вздымались огромные песчаные дюны. Солнце, уже прошедшее свою верхнюю точку, окрасило их западные склоны в мягкий золотой цвет, подчеркивая глубину все удлинявшихся черных теней.

Сейчас они были гораздо ближе к Воротам, в какой-нибудь сотне ярдов. Можно было получше рассмотреть детали. Тейт оттянула Конвея в сторону. Она исподтишка указала вперед:

– Теперь все выглядит совсем по-другому. Здесь был пролет, небольшой мост, ведущий к опоре. Сейчас же это все лежит на уровне бывшего шоссе. Возможно ли, чтобы эти люди сделали такое?

– Мне кажется, здесь поработало землетрясение. Они могли лишь растащить конструкции, но не перестроить их. Как ты и сказала, старой дороги совсем не видно, но та, которая уходит в лес, действительно впечатляет.

– Дело рук рабов. – Тейт словно выплюнула слова.

Люди столпились на гребне, молча карабкаясь на отполированный выступ. Смотровая площадка была расположена немного ниже вершины Ворот, примерно на пятьдесят ярдов; их разделяла глубокая узкая пропасть. Разворачивающаяся внизу толпа напомнила Тейт сгрудившийся скот.

На дороге, проходящей через лесистую местность и заканчивающейся у Ворот, появился мужчина. От скрывающего лицо серебряного шлема до сапог весь он ослепительно сверкал на солнце. Его амуниция состояла из отполированных до зеркального блеска пластин, туго связанных между собой кроваво-красной тесьмой. Добравшись до самого края бетонного блока, он вступил на выступающий в море мыс. Открыв лежащий в его правой руке маленький мешочек, он извлек серебряную цепочку, примерно шести футов длиной. На ее конце болтался прямоугольный предмет, сделанный из золота. Мужчина медленно взмахнул цепочкой, и она описала круг.

Ланта высказалась первой:

– Что это за шум? Мне он не нравится. – Сидя на лошади, она ссутулилась и подалась вперед.

– Это ревун, – ответил Конвей. – Ветер заставляет вибрировать край пластины. Очень просто.

Сайла с яростью посмотрела на Боса.

– Зов Бога. Позор! Церковь запрещает подобные вещи. Завет Апокалипсиса повелевает: «Все дерзающие обращаться к Богу, иному чем Вездесущий, должны быть истреблены. Эта же участь должна постигнуть и тех, кто обращается к идолам, ложным Богам, ложным пророкам, и всех богохульников». Этот человек может быть отлучен.

– Капитан использует голос наших отцов, – равнодушно ответил Бос. – Люди любят старые обряды. Церковь поколение за поколением прощала Капитанов, так как они неизменно поддерживают Церковь.

Глухой звук Зова Бога все нарастал, то поднимаясь, то падая.

Сайла сжала поводья так, что побелели костяшки пальцев.

Тейт, поглощенная полугипнотическим завыванием Зова Бога, не замечала приближения огромной машины до тех пор, пока та не оказалась на площадке, двигаясь по направлению к Капитану. Доннаси была настолько поражена, что, не подумав, воскликнула:

– Катапульта!

– Стенобой, – поправил ее Бос, его интонация внезапно стала злобной. – Когда люди Шкипера объединяли земли, они использовали стенобой. Сейчас мы не позволяем возводить в Косе стены, поэтому осталась лишь одна такая машина. Как ты ее назвала?

Попавшись на своей несдержанности, Тейт взглядом умоляла Конвея помочь ей. Тот превратил свой вопрос в ультиматум, произнеся его ледяным тоном:

– Что здесь делает оружие? Ты сказал, что это будет религиозная церемония.

Медленно отведя от Тейт подозрительный взгляд, Бос повернулся к Конвею.

– Все будет понятно. Смотри. – Он показал на людей, которые, выстроившись в колонну, шли через кусты, ранее скрывавшие Капитана, а затем стенобой. Они следовали за машиной, которую толкали мужчины, навалившиеся на длинный шест, выступавший из задней части лафета. Весь механизм катился на колесах диаметром выше человеческого роста.

Капитан продолжал раскручивать Зов Бога. К производимому им звуку добавилось скрипение продвигающегося вперед стенобоя, вместе они создавали мрачную, порывистую мелодию.

За стенобоем двигалась пестро разряженная толпа. Богатые ниспадающие плащи и мантии отливали всеми цветами радуги.

Тем не менее люди продвигались как-то нерешительно, в их поступи чувствовалась подавленность. Толпа обошла остановившуюся машину, сбившись в кучу между ней и сверкающим кругом бешено вращающегося Зова Бога.

Бос выбрал этот момент для того, чтобы сказать, что группа Сайлы должна спуститься поближе к Капитану. Они остановились примерно в двадцати пяти ярдах от него.

Конвей поближе наклонился к Тейт:

– Что происходит?

– Я думаю, это требушет.

Конвей безмолвно вытаращился на нее, и Тейт представила себе, что ее ответ прозвучат весьма пугающе. Она улыбнулась:

– Если я ничего не путаю, именно так называется катапульта, работающая с противовесом на конце движущегося рычага. Очень простое устройство. Единственное, чего я не могу понять, так это почему она взведена? Видишь этого парня позади, вон того, с кувалдой? Его задача сводится лишь к тому, чтобы выбить этот штырь на пусковом механизме и ага. Большой камень опускается вперед, длинный рычаг поднимается, и вылетает снаряд. Правда, здесь у нас его-то как раз и нет.

Рев Зова Бога стал постепенно стихать. Вращение цепи замедлилось. Тейт посмотрела вдаль на бухту. Пока они увлеклись происходящим на пляже, появилась настоящая флотилия лодок. Большинство составляли катамараны-проа. Можно было увидеть несколько вариантов конструкции, включая пару больших тримаранов. В армаде хватало и однокорпусных судов. Одним из последних шел корабль, намного превышавший по размеру все остальные. Его отличали два ряда весел по обоим бортам. Остальные суда уступали ему место. На кормовом флагштоке развевался узкий голубой вымпел с желтой полосой посередине.

Капитан положил Зов Бога назад в мешочек. Держа его обеими руками, он протянул его одному из стоявших в толпе позади него. Избранный вышел вперед и принял устройство.

Восклицание Сайлы соединило в себе боль, неверие, позор. Одной рукой она поспешила прикрыть округлившийся рот. Остальные возмущенно зашумели.

Маленький мешочек взяла Жнея. Она сразу же вновь смешалась с толпой. Черная фигура вскоре исчезла среди окруживших ее ярких цветов.

К стенобою подходила следующая группа людей. Восемь воинов – по четыре спереди и сзади – несли на жердях большой ящик.

– Могу поспорить, что это какое-то подношение.

Тейт согласилась с Конвеем.

– А идущие сзади люди, должно быть, его преподносят. Они похожи на бедных арендаторов. Сейчас, по всей видимости, в море полетит их урожай.

Странно одетое сборище заняло место справа от стены. Восемь носильщиков опустили свой груз.

Группа новоприбывших съежилась. Среди них было примерно поровну мужчин и женщин, а также дети всех возрастов, начиная от грудных младенцев и заканчивая уже почти взрослыми юношами. Мужчины стояли, склонив головы, исподлобья разглядывая окружающих. Плотно сжатые руки были сложены на животе.

При приближении Капитана разношерстная группа отпрянула.

Тейт снова вгляделась в море. Сейчас там скопились уже дюжины лодок; шныряя туда-сюда, они разрезали водную гладь. Теплый воздух раздувал тугие разноцветные паруса. Казалось, что даже темные воды залива принимают участие во всеобщем возбуждении, превращая падающие солнечные лучи в мириады сверкающих алмазов.

Громовой возглас Капитана достиг расположившейся на склоне группы, вернув внимание Тейт к происходящей прямо перед ней сцене. Его слова, искаженные расстоянием и ветром, уже нельзя было различить. В предельно официальном тоне не было даже намека на выразительность. Тем не менее стоявшая за стеной неряшливая толпа съежилась, словно от удара.

Бос описал на лошади полный круг и оказался прямо перед возглавляемой Сайлой группой. Отряд воинов сомкнулся за ним, повернувшись к продолжающейся церемонии спиной. Такой поворот событий заставил Тейт занервничать. Она проверила, заряжено ли ружье, и краем глаза заметила, что Конвей сделал то же самое. По слабому металлическому звуку, донесшемуся сзади, можно было предположить, что Налатан обнажил свой меч.