Текст книги "Час джентльменов"

Автор книги: Дон Уинслоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Глава 5

В этот невероятно жаркий августовский день мужчина был одет в хлопчатобумажный костюм, белую рубашку и галстук. Единственной уступкой потенциальному вреду солнечных лучей была соломенная шляпа, бросающая тень на его бледное лицо.

Джонс был уверен, что именно так одеваются настоящие джентльмены.

Прогулочным шагом он фланировал вдоль пляжа Пасифик-Бич, по которому шли два сёрфера с прижатыми к бедрам досками.

Но Джонсу было не до них. Он предавался приятным воспоминаниям.

Вчера, в этот чудесный-чудесный день, он медленно, аккуратно и долго бил человека по голеням бамбуковой палкой. Мужчина был прикован к трубе и при каждом ударе мягко покачивался.

Менее искушенный в пытках человек бил бы жертву сильнее, крушил бы ей кости, но только не Джонс. Он гордился своим терпением, творческой жилкой и изощренным умом. Сломанная голень болит, конечно, ужасно, но два раза одну голень не сломаешь. А вот бесконечные удары, медленно нарастающие по силе, воспринимаются крайне болезненно, и ожидание очередного удара сводит с ума.

Тот человек, бухгалтер, выложил все Джонсу после двадцати ударов.

Следующие три сотни были чистым удовольствием – для Джонса, конечно, не для бухгалтера, – ну и демонстрацией недовольства начальника жертвы. Дон Иглесиас, глава картеля Баха, не любил терять деньги, особенно по чьей-то глупости. Он-то и нанял Джонса, чтобы тот выяснил истинные причины убытков и наказал виновных.

Еще нескоро бухгалтер сможет ходить, не вздрагивая на каждом шагу. Зато дон Иглесиас узнал, что его денежки утекают не из Тихуаны, где проходила воспитательная порка бухгалтера, а вовсе даже из солнечного Сан-Диего.

Все тем же прогулочным шагом Джонс отправился на поиски киоска с мороженым, которое так приятно съесть в теплую погоду.

Глава 6

Очередь из автомата Калашникова разнесла окно вдребезги.

Крус Иглесиас бросился на пол. Заваленный осколками стекла и обрывками пластика, он нашарил в кармане девятимиллиметровый пистолет и принялся палить в окно. Мог бы и не напрягаться – его люди уже открыли сплошной огонь, в котором его пули быстро затерялись.

Один из телохранителей упал на пол, прикрывая Круса своим телом.

– Слезь с меня, пендехо, [7]7
  Pendejo– идиот, недоумок (исп.).


[Закрыть]– процедил Крус. – Все равно уже поздно. Господи боже, и моя жизнь зависит от таких вот тормозов!

Он вывернулся из-под потного сикарио [8]8
  Sicario– наемный убийца, головорез (исп.).


[Закрыть]и мысленно сделал себе заметку обязать всех сотрудников пользоваться дезодорантами. Омерзительные свиньи.

В течение часа он пришел к заключению, что в Тихуане стало чересчур опасно – его война с кланом Ортега за рынок наркотиков зашла слишком далеко. Времена сейчас непростые – пирог, прежде жирный, стремительно уменьшается, и места для компромиссов уже нет – особенно учитывая его недавние потери. Уже через три часа Крус пересекал в Сан-Исидро границу США. Никаких проблем с этим не возникло – у Иглесиаса было двойное гражданство.

Машина поехала дальше, в сторону одного из «безопасных домов», [9]9
  «Безопасные дома»– дома, в которых укрываются нелегальные иммигранты, в частности из Мексики. Зачастую используются как перевалочные пункты при транспортировке наркотиков.


[Закрыть]принадлежащих Крусу.

Не так уж плохо будет пожить в Сан-Диего, подумал Крус. Особенно когда привыкнешь к их весьма посредственной местной кухне. У него тут много дел.

Глава 7

Бун поднялся к себе в офис, расположенный над магазинчиком «Сёрфинг на Пасифик-Бич», где Шестипалый крутился изо всех сил, сдавая многочисленным туристам в аренду доски и ласты. В данный момент его осаждало семейство из пяти человек. Дети громко спорили, какого цвета доска кому достанется, и вид у Шестипалого был весьма удрученный. К слову, о грусти: заметив Буна, он предупредил, что в офисе сидит Живчик.

Бен Каррутерс по прозвищу Живчик был другом Буна. Этот несчастный угрюмый миллионер легко влился бы в компанию джентльменов, если бы не ненавидел воду. Он жил в Пасифик-Бич уже тридцать лет и за все это время так ни разу и не дошел до пляжа и тем более до океана.

– Что ты имеешь против пляжа? – полюбопытствовал однажды Бун.

– Он какой-то песчаный, – передернулся Живчик.

– Ну да, он же из песка.

– Вот именно. И воду я тоже терпеть не могу.

В общем, логично.

Живчик – персона, мягко говоря, эксцентричная. Один из его пунктиков состоит в том, что вот уже много лет он безуспешно пытается наладить финансовую жизнь Буна. Абсолютная тщетность этих попыток делает его все несчастнее и несчастнее, в противовес прозвищу.

Когда в офис зашел Бун, Живчик сидел, согнувшись в три погибели над старомодной счетной машинкой. Его сизо-седые волосы, постриженные коротким «ежиком», блестели, словно начищенная сталь.

– Как мило, что ты наконец соизволил удостоить меня визитом, – сообщил он Буну, демонстративно взглянув на часы.

– Да дел-то никаких нет, – отмахнулся Бун. Сняв шорты, он стащил с ног сандалии и направился в маленькую душевую, примыкающую к офису.

– И ты думаешь, что дела появятся, если ты будешь приходить на работу к одиннадцати утра? – возмутился Живчик. – Ты что, считаешь, что работа сама к тебе приплывет? Так, что ли?

– Ну, собственно говоря, да, – ухмыльнулся Бун и, включив душ, поведал Живчику о разговоре с Дэном. – Пришлет нам аванс почтой, – с садистским наслаждением добавил он.

– Ты потребовал у него аванс? – удивился Живчик.

– Нет, он сам предложил.

– А… – протянул Живчик. – А то я было подумал, что ты наконец стал ответственным деловым человеком.

– Неа, – улыбнулся Бун.

Он постоял под струями воды, смывая с кожи соль, затем вылез из душевой кабинки и принялся вытираться полотенцем. Отправившись обратно в офис на поиски чистой рубашки – ну или хотя бы не очень грязной – и джинсов, он даже и не подумал прикрыться полотенцем.

И конечно, в офисе он увидел Петру Холл.

Разумеется.

– Привет, Бун, – поздоровалась она. – Рада тебя видеть.

Петра выглядела потрясающе: тонкий льняной костюм, короткая стрижка в стиле двадцатых годов, сияющие фиалковые глаза.

– Привет, Пит, – ответил Бун. – Рад, что ты меня увидела.

Ну просто гениально, оценил он свою реплику, направляясь обратно в ванную.

Идиот чертов.

Глава 8

– Ты по делу или просто так, забавы ради? – осведомился Бун, возвращаясь в офис уже в рубашке и джинсах, которые просунула ему в дверь Петра.

Она не спешила передавать ему одежду. Во-первых, Бун очень забавный, когда смущается. А во-вторых, смотреть на обнаженного Буна – вовсе не мучение, а даже наоборот. У Буна Дэниелса – очень, оченькрасивое тело. Он высокий, с широкими плечами и крепкими мышцами, наработанными за долгие годы плавания и сёрфа.

– А разве нельзя соединить работу и удовольствие? – парировала Петра с заметным британским акцентом, который Бун находил и очаровательным, и раздражающим одновременно. Петра Холл – младший партнер адвокатской конторы «Бёрк, Шпиц и Калвер», одного из постоянных клиентов Буна. Привлекательную внешность и хрупкую фигуру она унаследовала от матери-американки, а акцент и характер – от папаши-британца.

– Обычно нельзя, – ответил Бун. Ему страшно хотелось с ней поспорить.

– Тогда тебе точно нужно менять стиль работы, – решила Петра. – На тот, который будет тебе нравиться. Ну да ладно, ближе к делу…

Девушка передала ему тонкую папку с документами. Бун смахнул с заваленного стола последний выпуск журнала «Сёрфер» и положил папку на освободившийся пятачок. Он погрузился в чтение. Внезапно он покраснел, захлопнул папку и твердо взглянул на Петру.

– Нет, – сказал он.

– В смысле?

– Нет значит нет, – повторил он. – Поверить не могу, что Алан взялся за это дело, – произнес он через минуту.

– У каждого человека есть право на защиту в суде, – пожала плечами Петра.

– Только не у него, – кивнул в сторону папки Бун.

– У каждого.

– Но не у него.

Бун посмотрел на Петру еще раз, затем нацепил на ноги порядком поношенные сандалии и вышел из офиса.

Петра с Живчиком слышали, как он спускается по лестнице.

– Надо сказать, – заговорила Петра, – все прошло гораздо лучше, чем я ожидала.

Она знала, что дело Кори Блезингейма разбило сердце Буну, поставило под сомнение все, во что он верил, и разрушило все, на чем он строил свою жизнь.

Глава 9

Келли Кухайо слыл легендой.

Да что уж там, он и был самой настоящей легендой.

Строите пантеон богов сёрфинга? Не забудьте включить туда КК. Решили заменить лица президентов на горе Рашмор лицами сёрферов? Без КК затея провалится. Или может, вы просто составляете список всех хороших парней за историю мира, которые хоть раз в своей жизни стояли на доске? Келли Кухайо должен войти в первую десятку.

Любой человек, повстречавший на своем пути Келли, проникался к нему искренней симпатией и уважением. Уж такой он был – учтивый, скромный, но при этом невероятно крутой. Рядом с ним хотелось быть лучше, умнее и добрее, чем ты есть на самом деле. Многие ветераны часа джентльменов могли бы поделиться историями о том, как встреча с Келли изменила их жизнь к лучшему.

Келли был совершенным образцом уходящей эпохи.

Сёрфером-джентльменом всех времен.

В детстве Бун частенько сиживал у КК на коленях – тот дружил с его родителями-сёрферами, хорошо известными в Сан-Диего и на Кауаи, [10]10
  Кауаи– один из Гавайских островов.


[Закрыть]родине КК. Так что Келли – или дядя Кей для Буна – время от времени приходил к ним в гости и травил разнообразные байки, которые Бун слушал, притихнув и развесив уши.

Истории из уст самого Келли Кухайо? Это нечто. Чего только стоит его биография. Келли родился в Гонолулу и уже к тринадцати годам был чемпионом Гавайев по сёрфингу. В тринадцать-то лет! Обычно грэмми в этом возрасте становятся чемпионами только в рукоблу… в общем, не в сёрфинге.

И при этом Келли нельзя было назвать каким-нибудь перекачанным тупым спортсменом. Этот худощавый юноша легко стал стипендиатом школы Пунаху [11]11
  Школа Пунаху– частная средняя школа в Гонолулу, считается самой крупной независимой школой в США.


[Закрыть]и окончил ее с отличием. После школы Келли уехал на Северное побережье, знаменитое своенравными туннельными волнами. Именно он изобрел доску, способную выдержать эти сложные условия, за что и заслужил прозвище «Мистер Труба».

Потом КК это надоело, и он отправился путешествовать.

Келли первым из сёрферов опробовал на себе волны Индонезии, первым обнаружил отличный левосторонний пойнт-брейк, [12]12
  Пойнт-брейк– место, где волны разбиваются о мыс или косу. Рожденные в результате этого разбива волны отличаются стабильной частотой и силой.


[Закрыть]ныне известный под названием Джи-ленд. [13]13
  Джи-ленд(от англ.G-land) – известное во всем мире место для сёрфинга. Находится близ залива Грэджаган, Восточная Ява.


[Закрыть]По совести, конечно, он должен бы называться Кей-ленд, но Келли был чересчур скромен, чтобы давать свое имя новому брейку. Зато теперь все новички, совершающие паломничество в Индонезию, идут по следам КК, возможно сами о том не подозревая.

Когда Лэйрд, Калама и остальные члены сёрферской команды «Нищебродов» приступили к созданию техники тау-сёрфинга, [14]14
  Тау-сёрфинг(«буксировочный сёрфинг») – вид сёрфинга, применяемый на особо больших волнах, когда для преодоления полосы прибоя сёрфера отвозит на буксире его напарник на водном мотоцикле.


[Закрыть]первым делом они пришли за советом к Келли. Тот с радостью помог усовершенствовать конструкции их стандартных досок, но сам на покорение огромных волн не решился. В то время ему было за сорок, и он прекрасно понимал, что такие гиганты ему уже не по плечу. КК был слишком хорош, чтобы отчаянно цепляться за уходящую молодость. Ему уже не надо было ничего и никому доказывать.

Переезд самогоКелли Кухайо в Калифорнию стал настоящим событием. Одна из фирм по производству одежды для сёрфинга попросила его приехать в штат, прорекламировать их новую марку. А по завершении контракта Келли уже сам решил остаться. Он снимался в небольших фильмах, выступал с лекциями – в общем, был самим собой. Ему нравилась Южная Калифорния, нравился дух Сан-Диего, нравилась местная публика.

А сёрферы не могли поверить своему счастью. Представляете, каково это: приходишь ты на пляж, а там в воде сам КК покоряет волны – легко, изящно, непринужденно. А потом он – раз! – и приглашает тебя присоединиться: «Друг, давай кататься вместе!» – говорит тебе Келли Кухайо. «Водичка отличная, да и места в океане всем хватит», – сообщает он и делится с тобой маленькими профессиональными хитростями и секретами. (Именно Келли изменил стойку Санни на доске на целых семь с половиной сантиметров, что кардинально повлияло на уровень ее мастерства.) КК всегда продвигал идеи содружества, мира во всем мире и расслабленного отношения к жизни.

КК исповедовал буддизм еще со времен тусовок с японскими ребятами в Гонолулу. Он медитировал два раза в день в позе лотоса и был серьезным, «настоящим» буддистом. Но он этим никогда не хвалился. Собственно, Келли никогда ничем не хвалился – люди просто смотрели на него и учились. Санни стала буддисткой именно из-за КК, хотя тот наверняка об этом даже не догадывался. Просто ее восхищали его энергия и самообладание, и она хотела себе такие же.

Чем же еще прославился КК?

Ну, например, он обучал сёрфингу детишек из местной школы.

Обдумайте это хорошенько. Предположим, вы – ученик старших классов, играете в бейсбол. И вот в один прекрасный день в школу приезжает Хэнк Аарон и заявляет, что будет вашим тренером. Или, например, вы на досуге любите покидать мячик в корзину – так, ничего серьезного. И вдруг является Майкл Джордан и предлагает потренироваться с ним по вечерам и выходным, чтобы отточить бросок. Можете себе такое представить?!

Келли Кухайо, он же Мистер Труба, он же Дзен-мастер, приходил в школу и рассказывал, как следует стоять на доске, как преподносить себя, как вести себя и как относиться к окружающим. Келли Кухайо, он же Мистер Труба, он же Дзен-мастер, велел им держаться подальше от наркотиков и молодежных банд, велел им делать уроки. Дети, которым повезло учиться у него, всегда знали: колоться и встревать в драки – отстой, а тусоваться с КК, поедать бутеры с ореховым маслом и джемом и бренчать на укулеле – вот это круто.

Ради КК даже бандиты из самоанских группировок выходили по субботам к океану с мусорными мешками и с веселыми шутками и прибаутками вычищали пляж. Уже убеленный сединами, КК покачивался на волнах на бодиборде, [15]15
  Бодиборд– доска, предназначенная для катания на прибрежных волнах в положении «лежа», подходит в первую очередь новичкам.


[Закрыть]окруженный черными мальчишками из Голден-Хилл, и рассказывал, на чем можно сэкономить, чтобы купить себе нормальную доску. Как раз в это же время в районе наметился спад преступности, в основном, конечно, за счет демографических проблем, но местная полиция искренне считала, что в этом есть и заслуга Келли Кухайо.

Посещал КК и местные благотворительные акции, участвовал в марафонах, а для школьных аукционов у него всегда находились какие-нибудь памятные мелочи. Он никогда не говорил «нет», если была хоть малейшая возможность сказать «да».

Он стал постоянным участником часа джентльменов. Он травил байки вместе с остальными ветеранами, но чаще всего его можно было увидеть в воде, где он все так же элегантно, но уже чуть менее ловко, чем в юности, покорял волны. Время от времени Бун натыкался на него в «Вечерней рюмке», «Бургерах от Джеффа», на пляже или на какой-нибудь сёрферской тусовке. При встрече КК всегда интересовался, как поживают родители Буна. Иногда они вместе катались на досках.

Бун уважал Келли Кухайо, восхищался им и брал с него пример.

И в этих чувствах он не был одинок – весь Сан-Диего обожал КК.

Он был героем.

Может, даже святым.

А потом его убил Кори Блезингейм.

Глава 10

Это произошло на улице, прямо перед «Вечерней рюмкой».

Что было и вовсе ужасно, ведь «Рюмка» – культовое для сёрферов Сан-Диего место. На стенах тут везде поблекшие фотографии знаменитых сёрферов, а с потолка свисают доски, не без помощи которых прославились их запечатленные на снимках хозяева.

Но дело даже не в каких-то вещах. «Вечерняя рюмка» всегда была оплотом братства – ну, и в последнее время сестринства тоже – сёрферов. Тут блюли истинные сёрферские ценности: миролюбие, дружбу, терпимость, индивидуальность – все то, что объединяло людей помимо пристрастия к сёрфингу. В общем, тут ценили все то, чему учил Келли Кухайо.

В Пасифик-Бич такие люди собирались именно в «Вечерней рюмке». Здесь они ели, пили, шутили и болтали. Иногда заглядывали уставшие туристы. Бывало, заявлялись и болваны с востока от Пятого шоссе в поисках приключений – на этот случай в «Рюмке» дежурили неофициальные вышибалы – Бун, Дэйв или Прибой. Но сёрферы всегда вели себя тихо и мирно. Конечно, время от времени кто-нибудь напивался так, что его приходилось выводить под белы рученьки, или кого-нибудь начинало тошнить прямо на пол (особенно часто такое случалось по вторникам, в день коктейля «Май-тай»), а как-то один паренек принял стол за доску, попытался посёрфить и очутился в отделении скорой помощи. Но в общем и целом никакого насилияв «Рюмке» отродясь не бывало.

Но все когда-нибудь случается в первый раз.

Как бы это ни было ужасно и отвратительно, но следовало признать: в мирное доселе сообщество сёрферов начало проникать насилие. Процесс пошел еще в середине восьмидесятых, когда блаженно-укуренные хиппи уступили место более жесткой, радикальной культуре. Медленно, но верно на смену травке пришел кокаин, на смену кокаину – крэк, на смену крэку – спиды, на смену спидам – метамфетамины. А мет порождает чудовищную агрессию.

Кроме того, сказалось и перенаселение – слишком много было желающих посёрфить, слишком мало волн для них; слишком много машин, слишком мало парковок.

В жаргоне сёрферов появилось новое слово – локализм.

Явление легкообъяснимое – сёрферы, которые родились, выросли и всю жизнь катались около одного и того же брейка, хотели защитить свою территорию от новичков, ведь наплыв чужаков угрожал выжить их с места, которое они считали своим домом. Но все равно локализм – на редкость уродливая штука.

Локалисты начали расставлять повсюду знаки типа «Живешь не здесь – здесь не катаешься». Затем стали нападать на машины приезжих – прокалывали шины, били стекла, царапали двери. Вскоре перешли к насилию – неместных избивали на парковках, на пляже, даже в воде.

Для сёрферов вроде Буна это было кощунством.

В воде нельзя драться. Нельзя угрожать, махать кулаками, бить людей. В воде можно сёрфить. Если чувак занимает твою волну, ты делаешь ему внушение, но никогда и ни за что не порочишь святое место насилием.

– Устраивать драку на волне, – высказал как-то свое мнение Дэйв, – все равно что красть в церкви.

– Ты что, ходишь в церковь? – изумился Шестипалый.

– Нет, – ответил Дэйв.

– А ты там хоть раз в жизни был? – поинтересовался Прибой. Сам он посещал церковь каждое воскресенье с тех самых пор, как перестал заправлять одной из бандитских группировок.

– Нет, – повторил Дэйв. – Но у меня была одна знакомая монашка…

– Не думаю, что хочу это выслушивать, – прервал его Прибой.

– Ну, когда я с ней познакомился, она из монастыря уже ушла…

– Вот в это я верю, – заметил Бун. – Так что она?

– Частенько болтала о церкви.

– О кражах в церкви? – уточнил Джонни Банзай. – Тогда не удивительно, что ее вышибли из монастыря.

– Да я просто хотел сказать, – настаивал Дэйв, – что драться во время сёрфинга это… это…

– Кощунственно, – подсказал Джонни.

– Знаешь, – ответил Дэйв, – а ты ведь и впрямь вписываешься в классический образ типичного азиата. Ну там, хороший словарный запас, лучший ученик в школе, блестящие результаты вступительных экзаменов…

– У меня и правда хороший словарный запас, – откликнулся Джонни. – И да, я был лучшим учеником в школе. И экзамены тоже сдал хорошо.

– Лучше Дэйва? – ехидно спросил Прибой. – Да для этого вовсе не обязательно быть азиатом. Достаточно просто хоть раз прийти на этот самый экзамен.

– У меня были другие приоритеты, – изящно парировал Дэйв.

Приоритеты эти давно были внесены в Список Клевых Штук – который конвоиры постоянно переписывали, дополняли и изменяли. Его, разумеется, уравновешивал Список Неклевых Штук, в который входили следующие вещи и явления:

1. Отсутствие волн

2. Плохие волны

3. Переполненный пляж

4. Жить к востоку от Пятого шоссе

5. Находиться к востоку от Пятого шоссе

6. Раздражение на коже после влажного гидрокостюма

7. Слив в воду канализационных нечистот

8. Крепежи для досок на крышах BMW

9. Туристы на арендованных досках

10. Локализм

Последние два пункта вызывали наиболее жаркие споры в компании.

Друзья признавали, что не могут определиться в своем отношении к туристам на арендованных досках, особенно когда те выбирали пенопластовые лонгборды. С одной стороны, такие туристы жутко мешались под ногами, баламутили воду, не умели себя вести, были невежественны и невежливы. С другой стороны, они являли собой бессменный объект шуток, источник развлечения и дохода – Шестипалый сдавал им в аренду доски, а Дэйв зорко следил за их попытками утопить себя в океане.

Но десятый пункт, локализм, накалял страсти до предела.

– Я понимаю локалистов, – говаривал Прибой. – Нам же не нравится, когда к конвоирам вдруг пытается присоседиться какой-нибудь хрен с горы.

– Нам это не нравится, – соглашался Джонни, – но мы же его за это не избиваем. Просто скрежещем зубами.

– Океан не может никому принадлежать, – настаивал Бун. – Ни целиком, ни частями.

Но даже Бун признавал, что за последние годы сёрфинг стал попросту модным и на его излюбленные брейки повалили толпы новичков. Похоже, все вокруг возомнили себя сёрферами. Народу в океане было как сельдей в бочке. В выходные на пляжах творилось форменное безумие, и Бун грешным делом даже подумывал отказаться от сёрфинга по субботам и воскресеньям, так много сёрферов (в основном плохих) носилось по волнам.

Конечно, все это не имело особенного значения; с такого рода явлениями можно только примириться. Нельзя же застолбить за собой кусок океана. Самое замечательное в океане то, что его нельзя купить и огородить забором – хотя новенькие шикарные отели, вскакивающие как прыщики на побережье, всячески старались заблокировать проходы к воде, сделать пляжи «частными». Бун считал океан последним оплотом настоящей демократии. Любой человек – вне зависимости от расы, цвета кожи, вероисповедания, социального статуса или отсутствия такового – имеет право на океан.

Поэтому локализм для Буна был явлением понятным и объяснимым, но тем не менее абсолютно неправильным.

Отвратительным.

Уродливым. За последние годы Буну, Дэйву, Прибою и Джонни все чаще приходилось выступать в роли миротворцев, вмешиваться в ссоры сёрферов и предотвращать драки. То, что еще несколько лет назад было редким событием, стало обыденностью: локалисты так и рвались отдубасить приезжих спортсменов.

Взять хотя бы тот случай на пляже Пасифик-Бич. Конвоиры тогда уже откатали свою сессию, и прибрежные волны в тот воскресный денек заняли местные и приезжие сёрферы. Обстановка была напряженной – слишком много сёрферов пытались занять одни и те же волны. И вот один из местных не выдержал. Какой-то новичок вперся в волну и вынудил его отплыть в сторону. Парень взбесился и отправился бить нахалу морду. Что хуже, к обиженному сёрферу присоединились его товарищи.

Все могло окончиться большой бедой, если бы не Дэйв, который как раз был на посту, и Джонни, который играл со своими детьми в прибрежной водичке неподалеку. Джонни добежал до места конфликта первым и встал между разъяренными местными и туповатым новичком. Он попытался их успокоить, но локалисты ничего не хотели слышать. Когда до веселой компании добрался Дэйв, обстановка уже накалилась до предела, и только появление еще и Буна с Прибоем охладило пыл разозленных локалистов.

Но конвоиры не могли контролировать каждый брейк в районе, и вскоре уродливое лицо локализма злобно скалилось почти по всему городу. На бамперах машин стали появляться наклейки вроде «Частная территория», а владельцы этих автомобилей – зачастую накачанные пивом и метамфетаминами – считали себя вправе навязывать свои представления об идеальном обществе окружающим. Некоторые из калифорнийских брейков попали чуть ли не под запрет – даже сами сёрферы горячо рекомендовали «иноземцам» не совать туда нос.

И во что это в итоге вылилось? В то, что всякие виртуальные банды начали «столбить» территорию океана.

Полнейший бред, как считал Бун. И глупость. Олицетворение всего противного самой сути сёрфинга. Да, все так. Но от фактов не уйти – на теле океана появился страшный шрам, и он не исчезнет только из-за того, что Бун не хочет на него смотреть.

Но Бун никогда бы не подумал, что цепкие лапы локализма дотянутся до «Вечерней рюмки».

Потому что «Рюмка» – заведение старой школы. Там можно встретить конвоиров, «джентльменов», профессиональных сёрферов, паломников, навещающих эту сёрферскую Мекку. В «Вечерней рюмке» всем рады.

Может, Бун и мог заметить перемены раньше. Признаков было полно. Например, в окнах других кафешек и баров Пасифик-Бич появились объявления «Вход в кепках и одежде цвета бандитских группировок запрещается».

Банды на Гарнет-авеню?!

Как ни странно, но эта проблема стала вполне насущной. За последние несколько лет ПБ наводнили разнообразные преступные группировки – из Баррио-Логан и Сити-Хайтс, а также местные банды, в том числе и сёрферские. Только подумать – сёрферские банды! Они закрепляли за собой клубы, бары и даже кварталы города и яростно защищали «свою» территорию от других банд. Все чаще в барах встречались профессиональные вышибалы и охранники, и ночные улицы когда-то счастливого и расслабленного ПБ теперь кишели сомнительными личностями.

С «Рюмкой» такого никогда не произойдет, считал Бун.

Но он ошибался.