Текст книги "Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона"

Автор книги: Дэвид Ротенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

Глава сорок четвертая
ОТВЛЕКАЮЩИЙ МАНЕВР

На следующий день Сайлас отправился в свою контору на улице Кипящего ключа и пробыл там всю ночь. Он обдумывал все новые и новые варианты действий, но каждый раз, когда ему казалось, что вполне приемлемый план готов, он отбрасывал его и принимался за другой. От его внимания ускользало что-то очень важное, и он сам понимал это.

Когда за окнами конторы стал заниматься рассвет, Сайлас наконец сумел ухватить это вечно ускользающее. Хотя он считал себя коренным жителем Поднебесной и знал здешний язык не хуже любого китайца, хотя он женился на китаянке и теперь растил кучу китайских детей, ему никогда не была близка основополагающая идея этой страны, уязвимый, но неиссякающий источник силы черноволосого народа. И никогда раньше не чувствовал Сайлас, что его действия могут повлиять на судьбу усыновившей его страны. Сейчас, как никогда раньше, было важно думать так же, как они, люди Срединного царства.

– Будь практичным! – громко приказал он себе, стоя в пустой комнате. – Думай как они! Думай практично!

Он принялся расхаживать по кабинету, безжалостно кусая кожу возле ногтя большого пальца, но вдруг резко остановился. Кого нужно опасаться больше всего? У кого больше всего ушей и глаз в этом городе?

И в его сознании всплыл образ бандита Ту, сидящего за рулем своего автомобиля с номером «один». Всего месяц назад городские власти стали выдавать автомобилистам номерные знаки, и, хотя «бугатти» Сайласа была самой первой машиной, появившейся в Шанхае, номер, на котором горделиво красовалась цифра «один», достался бандиту Ту. На какое-то время это даже стало предметом горячих дискуссий в прессе, особенно после того, как Сайласу выдали знак под номером «два».

Сайлас поежился. Его последняя встреча с бандитом Ту была чрезвычайно неприятной. Из окна комнаты, где проходило совещание, Сайлас увидел, как бандит, сидя за рулем, беспрестанно гудит в клаксон и орет на какую-то бедную женщину, платье которой застряло в радиаторе машины Ту, когда тот напролом прокладывал себе путь через толпу прохожих. Сайлас выскочил на улицу и бросился на помощь женщине, вызвав тем самым оторопь у толпы китайцев и злость у бандита.

Поразмыслив о Ту, Сайлас задумался о тех, кто активно занимался сбором информации с помощью шпионов. Соглядатаи имелись у любого из крупных торговых домов. У его свояка Чарльза Суна – тоже. Не приходилось сомневаться в том, что разветвленная шпионская сеть была и у республиканского движения, возглавляемого Сунь Ятсеном. И уж разумеется, шпионы имелись у маньчжуров, хотя после кончины вдовствующей императрицы их власть и активность значительно поубавились.

Сайлас надел пальто и направился к двери. Он должен точно узнать, что это за предмет и каково его значение. Это необходимо для того, чтобы разработать достойный план и знать потенциальных врагов. Однако на полпути к выходу Сайлас остановился. Май Бао вполне ясно дала понять, что не скажет ему ничего, кроме размеров предмета, поэтому надеяться, что она сообщит какие-то более значимые детали, не приходилось.

Он вернулся в кабинет и съел завтрак, состоявший из жидкой овсяной каши, прямо за письменным столом.

Слова «отвлекающий маневр» продолжали крутиться в его голове, и вскоре у него созрел вполне приемлемый многоступенчатый план. Сайлас принялся излагать его на бумаге. Он переписывал план несколько раз, а когда наконец поднял голову, было уже почти одиннадцать часов. Перечитав свои записи, он подумал: «Блестяще!» – а потом протянул руку к переговорному устройству на столе. Секретарша откликнулась мгновенно.

– Пришлите ко мне Макмиллана, – приказал он.

Несмотря на всю свою ненависть к табаку, Сайлас зажег толстую сигару и запыхтел ею. Люди вроде Макмиллана ожидали от него именно такого поведения. Через минуту Эван Макмиллан, его бессердечный, но незаменимый шотландец, распахнул дверь и вошел в кабинет, из которого Сайлас управлял своей обширной империей.

– Итак, вы выяснили, чем вызвана неувязка с номерными знаками для моей «бугатти», Макмиллан?

Шотландец был удивлен. Хозяин упомянул об этом четыре недели назад, да и то вскользь.

– Угу, капитан.

Сайлас до сих пор не понял, говорит ли Макмиллан всерьез или издевается над ним, называя «капитаном». Среди евреев никогда не было капитанов – по крайней мере, в том смысле, в котором употреблял это слово Макмиллан.

– Ну и?

– Так и есть, капитан. Ту, верно, дал взятку чиновникам, чтобы получить первый номер. По-другому и быть не могло.

– Черт! – воскликнул Сайлас, вскочив на ноги и едва не перекусив сигару. – Черт, черт и еще раз черт! Я этого не потерплю! Слышите меня, Макмиллан? Не потерплю!

Шотландцу и раньше доводилось видеть своего жиденка в расстроенных чувствах, но таким злым он не бывал еще никогда.

Скверно, что этот маленький язычник решил жениться на китайской шлюхе, но это еще можно было понять. Даже на взгляд Макмиллана она представляла собой первоклассный кусок мяса. Сам Макмиллан нипочем не женился бы ни на одной из местных косоглазых, но эта была – будь здоров! Потом хозяин закатил истерику, когда ему пришлось защищаться от тех, кто ругал его за то, что он подобрал на улице двадцать щенков с вечно засранными задницами. Но даже тогда он не бесился так, как сейчас. Нет, Макмиллану никогда не понять этих язычников.

– Вы как-то раз сказали, что мне следовало бы взорвать ту поганую машину, капитан.

Сайлас остановился как вкопанный.

– А вы можете это сделать?

Вот что всегда удивляло Макмиллана: месопотамец был докой во многом, а в элементарных вещах, связанных с военным делом, – дурак дураком.

– Угу. Бомба сделает свое дело, но вам оно надо?

– Надо! Надо, черт бы его побрал! Но учтите, Макмиллан, никто не должен пострадать. Взлететь на воздух должен только проклятый автомобиль Ту. Взорвите его! Отправьте его в лучший мир, в автомобильный рай, если такой существует!

– Минутку, мистер Хордун, хотелось бы выяснить, правильно ли я вас понял. Вы хотите разнести вдребезги автомобиль бандита Ту, но чтобы, когда я буду это делать, никто не пострадал. В этом фишка?

– Угу, как вы говорите, Макмиллан.

– А угробить автомобиль маленького гаденыша вы желаете по причине того, что его номерной знак – на единицу короче, чем ваш. Так, капитан?

– Кто привез в этот город первый автомобиль, Макмиллан?

– Вы, капитан.

Тогда почему бандит Ту ездит под номером «один», а я – под номером «два»?

«Потому, – подумал Макмиллан, – что Ту – китаец, а ты – маленький месопотамский язычник, а еще бандит подкупил чиновников, а еще это Китай, и, в конце концов, кого может волновать такая ерунда?»

– Да, и впрямь несправедливо, капитан, – произнес шотландец.

– Так вы это сделаете?

– Да запросто. Может, вы еще хотите, чтобы перед тем, как отправить машину Ту к Царю Небесному, я снял бы с нее номерной знак «один»?

– Если это не составит для вас большого труда, – обдумав предложение, ответил Сайлас. – А еще снимите с моего автомобиля табличку с номером «два» и оставьте ее на видном месте возле его… останков.

– Поменять его номерной знак на ваш? – Эта мысль Макмиллану не понравилась. – Но тогда он сразу поймет, кто взорвал его автомобиль!

Сайлас лишь улыбнулся.

Макмиллану хотелось высказать все, что он думает о глупых язычниках, но вместо этого он проговорил:

– Впрочем, какого черта! Автомобиль-то не мой!

– Нет, мистер Макмиллан, не ваш.

– Ну и ладно. Значит, никаких проблем. Утром получите табличку с номером «один». Что-нибудь еще?

– Нет, Макмиллан. Вы – хороший человек, очень хороший.

Макмиллан вышел из конторы и направился в старый китайский квартал Шанхая, а Сайлас стоял у окна и наблюдал оживление, царившее внизу, на улице Кипящего ключа. Кого только на ней не было! Велосипеды, рикши, такси Хэнсома [18]18
  Такси Хэнсома – разновидность кэба, сконструированная в 1840-50-х гг. английским архитектором и изобретателем Д. А. Хэнсомом. (Прим. ред.)


[Закрыть], повозки, конные экипажи и повсюду – люди, люди, люди.

Сайлас не сомневался в том, что Ушастый Ту ответит на взрыв, устроенный Макмилланом, поэтому он взял лист бумаги, перо и написал Чарльзу Суну записку, предложив зарезервировать в газете место для репортажа о событии, которое случится в ближайшие три-четыре дня и «станет настоящей бомбой».

Он отдал записку секретарше, которая отправила ее адресату с одним из шести мальчишек-рассыльных, постоянно дежуривших в ожидании поручений.

Сайлас вновь сел за письменный стол. Он рассчитывал на то, что Макмиллан совершит свой подвиг либо этим же вечером, либо следующим. Затем Ту нанесет ответный удар, и вся пресса будет писать только об этом. А в результате каждый в Городе-у-Излучины-Реки только и сможет думать, что об автомобилях. Это был первый шаг задуманного Сайласом отвлекающего маневра – заставить всех и каждого думать лишь об автомобиле, о том, как он работает, как его можно взорвать и почему это может кому-то понадобиться, как его защитить и, наконец, как на нем ездить.

Сайлас улыбнулся, потом вызвал секретаршу во второй раз.

– Выкиньте эту гадость, – протянул он ей пепельницу с наполовину выкуренной сигарой. Потом повернулся и вновь посмотрел на запруженную улицу.

«Как много глаз! – размышлял он. – Как много любопытных взглядов! И если я хочу без помех вывезти «большой изогнутый предмет» Май Бао из Города-у-Излучины-Реки, их всех нужно заставить смотреть в другом направлении».

Его взгляд упал на стол, где лежала открытая газета. Это было первое и самое популярное издание Чарльза Суна, рассчитанное на вкусы весьма невзыскательной публики.

«А подобная публика, – подумалось Сайласу, – составляет наибольшую часть огромного населения Шанхая».

Перевернув страницу, он наткнулся на опубликованное там письмо куртизанки. Сайлас смотрел на него, не читая. Его не волновало, на кого жалуется шлюха – на свою хозяйку, клиента или уличный шум. Он думал о другом: это письмо прочитают шесть миллионов человек, а потом перескажут его еще двадцати миллионам. И глаза всех этих миллионов, отвернувшись от насущных проблем, обратятся к проблемам одной-единственной шлюхи.

Сайлас взял стоявший на столе телефон и приказал, чтобы его автомобиль с номером «два» выгнали из гаража и оставили на улице.

– Да, – сказал он, – прямо под открытым небом. Позаботьтесь только о том, чтобы он находился подальше от людных мест.

Затем он повесил трубку, а в голове у него вертелось окончание фразы: «Чтобы никого не задело, когда он взлетит на воздух».

Наконец Сайлас отправился домой и, вернувшись, велел позвать к нему Май Бао, которая явилась с вопросительным выражением на лице.

– Знаешь ли ты кого-нибудь, кто пишет для газет? – Жена попыталась было протестовать, но Сайлас оборвал ее: – Я знаю, в твоей жизни был период, когда ты была очень… – он поколебался, подбирая слово, – близка к пишущей братии. Сохранились ли у тебя какие-нибудь знакомые, которые ухватились бы за эксклюзивную новость?

– Это связано с моей просьбой? – спросила она.

– Разумеется. А теперь ответь на мой вопрос, Май Бао.

После еще нескольких безуспешных попыток увильнуть от ответа Май Бао призналась в том, что она действительно была знакома с несколькими журналистами.

– Хорошо, – проговорил Сайлас. – Тогда передай им: если они хотят получить первоклассную историю, пусть послоняются неподалеку от склада, где бандит Ту держит свой автомобиль с номером «один».

– Думаешь, они знают, где находится это место?

– Если они настоящие журналисты, то узнают.

* * *

Взрыв, устроенный Макмилланом, вышвырнул из кроватей нескольких людей бандита Ту, спавших на чердаке над гаражом, а все здание заходило ходуном. Когда же Ту наконец добрался до ангара, в котором хранился его ненаглядный автомобиль, он был потрясен, увидев, что его гордость, его радость превратилась в груду почерневших, дымящихся и совершенно бесполезных кусков металла. Резиновая груша его любимого клаксона расплавилась и висела бесформенной черной соплей.

– Что… Как…

Ту был готов изрыгнуть водопад виртуозных проклятий, как вдруг с изумлением увидел чистенький, отполированный номерной знак с «два», прибитый гвоздями к стене. Ту наклонился, чтобы проверить, на месте ли его собственный номер с единицей. Его там не было.

– Найдите автомобиль, к которому было привинчено вот это! – завопил бандит, содрав со стены неповрежденный номер «два». – Сейчас же!

* * *

«Взорван самодвижущийся экипаж!» – надрывались местные газеты. Их смели с прилавков газетных киосков быстрее, чем номера, в которых рассказывалось о короновании Принцессы Мира Цветов.

Когда двумя днями позже на воздух взлетел автомобиль Сайласа, на котором теперь красовался номерной знак с цифрой «один», газеты разразились еще более сенсационными репортажами. Общий их смысл выражал заголовок: «Война самодвижущихся экипажей!» Репортеры почему-то забыли упомянуть уличного торговца пельменями, на свою беду оказавшегося рядом с «бугатти» Сайласа как раз в тот момент, когда бомба разнесла ее в клочья. Когда Сайласу рассказали об этом несчастном, он уронил голову на руки и заплакал. Май Бао никогда не видела его таким.

– Тут нет твоей вины. Этот человек забрел туда по ошибке. Это была его ошибка.

– За мной и без того тянется целый шлейф загубленных жизней, – сказал Сайлас, подняв глаза на свою сильную, умную жену. – Они давят на меня, как вязанка дров пригибает к земле старую крестьянку.

На секунду Май Бао показалось, что сейчас он наконец расскажет ей о своем брате Майло, но момент слабости миновал, и на лицо Сайласа вернулось обычное деловитое выражение.

– Как звали торговца пельменями? Узнай это для меня, Май Бао, пожалуйста. Я оплачу его похороны, а если у него есть близкие, я желаю, чтобы они переехали в мой сад.

Май Бао сделала так, как велел муж.

Вечером, когда ему доложили, что родных продавца пельменей поселили в маленьком доме на южной оконечности сада, Сайлас Хордун отправился проведать его вдову и двоих малолеток. И впервые за всю историю Поднебесной фань куэй встал на колени перед китайской крестьянкой и двумя ее маленькими детьми и просил у них прощения.

* * *

Через два дня письменный стол в кабинете Сайласа был завален газетами. Город следил за «войной самодвижущихся экипажей», как наркоман следит за приближением заветной трубки с опием.

Еще мальчиком Сайлас видел, что творилось в Шанхае, когда в театре впервые на одной сцене с мужчинами стали выступать женщины. По маньчжурским законам публичные выступления женщин были строжайшим образом запрещены, но театры находились на территории Иностранного сеттльмента и, следовательно, вне юрисдикции Пекина. Билетов нельзя было купить месяцами, и даже фань куэй не могли попасть на представления.

Через несколько лет после этого какой-то торговец представил в качестве последнего веяния моды белые хлопчатобумажные перчатки, и на следующий день весь Шанхай был облачен в них. Вне зависимости от погоды каждый уважающий себя шанхаец носил белые перчатки. Его одежда могла быть грязной и помятой, но эти чертовы перчатки неизменно сияли девственной белизной.

И конечно же, Сайлас помнил ажиотаж, который вызвали в городе знаменитые скачки, организованные его отцом. Сайлас смотрел в окно – на то самое место, где под Майло съехало на бок седло и он, упав, ударился головой оземь. Теперь на фоне темной земли пламенели красные розы и гортензии. Сайлас всегда требовал, чтобы на этой клумбе росли только красные цветы. Это было его единственное требование в отношении десятков клумб, которыми изобиловал сад.

Сайлас знал, что главным в отцовских скачках были даже не состязания лошадей, а массовая истерия. Именно это сейчас было нужно ему – массовая истерия, которая заставит все эти глаза смотреть на автомобили, а не на предмет шести футов длиной, который повезет по улицам Города-у-Излучины-Реки еврей средних лет. Но то, как именно перемещать этот большой изогнутый предмет, оставалось загадкой, которую еще предстояло решить.

Он подумал было о том, чтобы сразу перейти к заключительной стадии отвлекающего маневра, но потом решил, что замысел сработает лучше, если его осуществлять планомерно. Так, арии непременно должен предшествовать речитатив, а основному блюду – закуска и коктейль.

– Закуска и коктейль, – вслед за мыслью вслух повторил Сайлас. Затем он улыбнулся и послал за Май Бао. Он сообщил ей, что ему нужно, и жена, поклонившись с лукавой улыбкой, ушла.

* * *

На следующий день газеты наперебой печатали письма куртизанок. Одни писали о том, как престижно, когда по клиентам тебя возят на автомобиле, и рассуждали о преимуществах этого транспортного средства перед крытым паланкином. Другие делились мудростью, советуя своим товаркам принимать от клиента в качестве оплаты услуг автомобиль во временное пользование. И наконец, было среди всей этой корреспонденции одно изумительно скандальное письмо. Написавшая его куртизанка признавалась в том, что подарила своему клиенту «облака и дождь» не просто в автомобиле, а в тот момент, когда тот им управлял и они ехали по набережной Бунд между европейскими зданиями и рекой. Май Бао лично отчеркнула это письмо для мужа и очень гордилась своей сообразительностью.

Когда письма куртизанок и ответы на них целиком завоевали внимание читающей общественности, Сайлас подлил масла в огонь, пообещав через прессу наградить победительницу следующего Конкурса Цветов новенькой итальянской «бугатти» последней модели. А потом на сцене, вручая победительнице под крики тысяч зрителей ключи от машины, заявил:

– Ровно через месяц я готов бросить вызов любому в этом городе и победить его в автомобильной гонке. Победитель получит сто тысяч фунтов стерлингов. – И, к вящему изумлению сообщества фань куэй и неописуемой радости китайцев, добавил: – Гонка открыта для всех и каждого. Любой житель Шанхая, вне зависимости от своей национальности, заплатив регистрационный взнос, может принять участие в Невероятных шанхайских автогонках.

Гонка началась, а вместе с ней и массовая истерия, на которую так рассчитывал Сайлас. Тысячи глаз перестали шпионить за улицами Шанхая и сконцентрировали внимание на приближении автомобильной гонки, которая должна была пройти по нескольким мощеным улицам Города-у-Излучины-Реки. И, как всегда бывало в Шанхае, начался повальный тотализатор – даже раньше, чем стали известны участники грядущих состязаний.

Глава сорок пятая
ДЛИННЫЙ ИЗОГНУТЫЙ ПРЕДМЕТ

Сайлас никогда не злился на Май Бао, но в тот день, когда они сидели за скромной вечерней трапезой, он вдруг оттолкнул от себя тарелку с креветками и заявил:

– Невкусно!

– Я старалась, как могла, муженек, – смиренно проговорила Май Бао.

Сайлас тяжело вздохнул. Он до сих пор не придумал способ безопасной транспортировки пресловутого предмета, и невозможность решить эту задачку заставляла его беспокоиться и злиться на самого себя, а оба эти чувства были нехарактерны для него.

– Это важно для тебя? – сделав еще несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, спросил он.

– В моей жизни нет ничего важнее. Я уже несколько раз говорила тебе.

В голосе Май Бао прозвучала злость. Впервые за всю их совместную жизнь между ними воцарилось напряженное, сердитое молчание.

– Прекрасно. Тогда расскажи мне побольше об этом загадочном предмете, который я должен похитить из Шанхая.

– Это…

– Длинный изогнутый предмет. Я уже слышал, и, разумеется, большего ты мне сказать не можешь. Я пытаюсь помочь тебе, Май Бао, но мне так мало известно, что я могу, наоборот, навредить этому твоему «длинному и изогнутому предмету». – Помолчав, Сайлас добавил: – Дай мне помочь тебе, Май Бао.

Она встала и плотно закрыла раздвижные двери столовой.

– Задавай мне вопросы, а я попытаюсь ответить настолько честно, насколько смогу.

Сайласу хотелось встать из-за стола и уйти, но он подавил это желание. Май Бао не была легкомысленным человеком. Это качество было чуждо ей.

– Он непрочный?

– Да, и с каждым днем становится все более ломким.

– Но ведь он также и тяжелый?

– Да.

Сайлас ждал каких-нибудь дополнительных сведений, но Май Бао лишь покачала головой.

– Что может ему повредить: вода, жара или холод?

– И то, и другое, и третье. Но думаю, кратковременное испытание любым из этих факторов не причинит ему большого вреда.

– А еще он около шести футов длиной?

– А еще он резной, муженек, – крикнула она.

– А еще он хрупкий, но тяжелый! – гаркнул он в ответ, жестом отчаяния раскинув руки.

– Да, муженек, все как я говорила. – Теперь ее голос превратился почти в шепот.

Ужин закончился в молчании. Май Бао подошла к мужу и, преклонив колени, положила голову на колени Сайласа.

– Я очень сожалею, – проговорила она.

Он погладил ее шелковистые волосы и подумал: «А я нет. Чем бы ни был этот предмет, он дар для меня. Такой же, каким стала ты. Он поможет облегчить ту ношу, которую я обречен тащить на своих плечах».