Текст книги "Пятая профессия"
Автор книги: Дэвид Моррелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)
– Все было именно так, как мы сказали, – заверил врача Савидж.
Его охватила дрожь. Рейчел сжала ему руку.
– Вы не могли страдать, – продолжал врач, – потому что были совершенно здоровы.
– Можете мне поверить, я говорю правду. Нам предстоит как следует разобраться что к чему.
– Прежде чем вы станете в этом разбираться, попытайтесь ответить еще на один вопрос, – не унимался врач. – Меня смущают странные совпадения. Вы заявляете о совершенно идентичных ранах, которых на самом деле у вас не было. Ладно. Но на снимках у вас обоих видны следы хирургических операций, – он указал карандашиком на снимки, – никак не связанные с мнимыми переломами костей.
– Да, нам обоим вырезали селезенку и аппендицит, – сказал Акира.
– Вы мне показали соответствующие шрамы. Они выглядят в точности так, как если бы эти органы действительно были удалены. Однако рентгеновские снимки не могут служить бесспорным подтверждением моего заключения. Это можно установить только хирургическим путем. Но сейчас речь о другом. Операция, о которой я говорю, была проведена у вас не на теле, а на черепе.
– Что?! – удивленно воскликнул Савидж.
– А-а, понятно. Из-за повреждений черепа, – высказал догадку Акира.
– Нет. – Врач указал на два одинаковых снимка. – Видите эти крошечные кружочки? У каждого из вас над левым ухом? Здесь ошибиться невозможно, это убедительные доказательства.
– Чего?
– Вторжения в левую височную долю мозга. – Врач повернулся к Савиджу и Акире. – И ни один их вас понятия не имеет об этой операции?
Савидж был явно смущен.
– Мне хотелось бы получить ответ на свой вопрос.
– Нет, – сказал Савидж, – мы ничего не знали.
– В это трудновато поверить.
– Вы поверили бы, если бы провели с нами последние несколько дней. Пожалуйста, помогите нам. – Савидж подавил обуявший его гнев. – Помогите нам.
– Каким образом? Я сделал все, что мог.
– Да нет, посоветуйте, куда нам можно обратиться. Куда нам отсюда отправиться?
– Могу сказать вам совершенно определенно, – врач снова обратился к снимкам, – такая операция по плечу только настоящему гению. Я всего лишь пенсильванский врач, в скором времени собирающийся на покой. Но я не перестаю интересоваться публикациями о новейших достижениях нейрохирургии. И не слышал ничего о столь сложной и удивительно тонкой работе. Соединения костей черепа и сами черепа отлично закамуфлированы. Великолепная работа. Куда вам отсюда отправиться? – спрашиваете вы. Туда, где за деньги покупают суперзвезд. К лучшим нейрохирургам в самых крупных клиниках.
JAMAIS VU
Глава 1
Нейрохирурга звали Антонио Сантицо, по-английски – Энтони. У него было красивое лицо, густая темная шевелюра, смуглая кожа и удивительно умные глаза. Но при этом выглядел он каким-то измученным – результат постоянных физических перегрузок, решил Савидж. Вот и сейчас он только что закончил семичасовую сложнейшую операцию. Однако фигура врача была стройной и подтянутой вследствие его страстного увлечения теннисом, и, как он объяснил, через час ему предстоит сразиться с очередным партнером.
– Мы знаем, как вы заняты, – сказал Савидж, – и потому особенно ценим ваше согласие принять нас.
Сантицо пожал плечами.
– Обычно я этого не делаю. Но нейрохирург, к которому обратился ваш терапевт из Гаррисберга, оказывается, знаком с моим школьным приятелем, работающим сейчас в Гарвардском медицинском колледже. В Гаррисберге отличные врачи, но, судя по тому, что сообщил мне по телефону приятель, тамошний нейрохирург правильно сделал, послав вас сюда.
А сюда – это в Филадельфию, в больницу при Пенсильванском университете. Всего в ста милях на восток от Гаррисберга, она находилась в два раза ближе, чем второй по величине Пенсильванский университет в городе Питтсбурге.
– У меня пристрастие ко всему таинственному, – сказал Сантицо. – Шерлоку Холмсу, Агате Кристи. Странные истории, удивительные разгадки, ключи к тайнам. Но мозг является самой удивительнейшей загадкой природы. В нем таится разгадка того, благодаря чему мы становимся людьми. Именно поэтому я избрал эту специальность.
В сверкающий белизной кабинет вошла секретарша, неся на подносе чашки и кофейник.
– Замечательно, – сказал Сантицо. – Как раз вовремя. Вы думали, это кофе? Нет. Мой чай из трав. Не желаете ли?..
– Спасибо, – ответил Акира. – Немного, если позволите.
– Боюсь, что он несколько крепче того, к которому вы привыкли в Японии.
Акира согласно кивнул в ответ.
– Но не сомневаюсь, что в нем достаточно свежести.
– Я учился в Гарварде с одним из ваших соотечественников, – продолжал Сантицо. – Никогда не забуду, что он сказал мне однажды. Мы тогда только-только поступили в интернатуру. Бесконечные изнурительные занятия сводили меня с ума, выхолащивали все силы. Мне казалось, я не выдержу. А вот ваш соотечественник говорил: «В перерывах между занятиями делай приятные физические упражнения». Я решительно возразил: «Если я и так устал, думаешь, мне захочется делать еще какие-то упражнения?» Знаете, что он мне ответил? «Усталость гнездится у тебя в мозгу. Ее следует забивать усталостью физической. И физическая усталость снимет умственную». Мне казалось это невероятным. Я так и сказал ему. Он же в ответ произнес всего лишь одно слово.
– Это было «ва», – сказал Акира.
Сантицо расхохотался.
– Верно! Как вы похожи на моего соученика!
– «Ва»? – задумчиво переспросила Рейчел и нахмурилась. Когда все обратили взгляды к ней, она невольно потянулась за чашкой.
– «Ва» означает «равновесие», – пояснил Акира. – Мозговая усталость нейтрализуется…
– Упражнениями. Физическими, – закончил Сантицо. – Как все-таки был прав ваш соотечественник! Обычно бывает трудно выкроить время для физических упражнений, особенно после многочасовых операций. Но я превозмогаю себя и отправляюсь на корт. Потому что именно регулярная игра в теннис сделала меня лучшим нейрохирургом. – Спохватившись, он взглянул на часы. – Через пятьдесят минут мне предстоит встреча со своим партнером по теннису. Так покажите же мне эти, как считается, загадочные снимки.
Он взял протянутый ему Савиджем большой конверт.
– Не стоит так волноваться. Не забывайте о «ва». Теннис и нейрохирургия. Шерлок Холмс.
Глава 2
– М-м.
Уже несколько минут Сантицо разглядывал снимки черепов Савиджа и Акиры на флюоресцентном экране в углу кабинета.
Скрестив руки на груди, он одновременно слушал Савиджа, коротко излагавшего суть того, что произошло с ним и Акирой полгода назад.
– Исполнительные защитники? – переспросил Сантицо, продолжая изучать снимки. – Похоже, что вы оба обладаете весьма любопытной профессией. Но даже если это так…
Он вынул из нагрудного кармашка миниатюрный фонарик, похожий на карандаш, и внимательно осмотрел левую сторону головы у обоих мужчин.
– М-м…
Он сел за свой стол, отхлебнул из чашки травяного чая и на мгновение задумался.
– Хирург проделал ювелирную работу. Это поистине произведение искусства. Предупреждаю сразу же: я касаюсь лишь косметической стороны операции. Великолепная маскировка самого факта операции. Минимальная кальцификация вокруг того места, откуда были удалены, а затем восстановлены кусочки кости. Видите ли, стандартный способ иссечения кости состоит в том, чтобы высверлить дырочки по краям участка, который предстоит удалять. Глубина этих дырочек просчитывается настолько тщательно, что дрель не затрагивает мозговую ткань. Затем очень тонкая и особо прочная проволока вводится в одну дырочку и тянется под черепной коробкой к другой, продевается в нее и выходит наружу, после чего хирургу только остается взяться за концы проволоки и вынуть нужную ему часть черепа. Конечно, проволока очень тонка, однако в конечном итоге все равно не сможет избавить череп от кальцификации. Но даже без кальцификации подобные дырочки отчетливо просматриваются при просвечивании рентгеновскими лучами. В данном случае, – Сантицо потер подбородок, – никаких дырочек нет, виден лишь небольшой кусочек кости, который был вынут из черепа, а затем снова поставлен на место. Какой-либо зазор между черепной костью и этим кусочком практически отсутствует, так что кальцификации как таковой просто не существует. Я удивлен, что обыкновенный врач, к которому вы обратились с самого начала, сумел это заметить.
– Но каким же инструментом пользовался хирург? – спросил Савидж.
– Вот мы и добрались до самого главного вопроса, не так ли? – сказал Сантицо. – Чтобы сделать дырочку такого размера, как эта пломба, хирург мог бы воспользоваться дрелью со сверлом в пять миллиметров. Но он употребил такой инструмент, который не оставляет видимых следов. Единственное, что приходит мне в голову, это… Кусочек черепа скорее всего был удален с помощью лазерного луча. Лазеры уже используются в медицине для сшивания артерий и восстановления сетчатки глаз. Пройдет совсем немного времени, и лазер станут применять в повседневной хирургической практике. Я лично уже экспериментировал с лазером. Вот почему я и сказал, что в другом случае работа хирурга может считаться ювелирной. Несомненно, хирург, извлекший кусочек черепной кости и вернувший его на прежнее место, является высококвалифицированным мастером своего дела. Но не уникальным и не единственным в своем роде. Потому что среди лучших нейрохирургов я могу назвать, по крайней мере, дюжину, включив в нее и себя, которые вполне могли бы справиться с подобной задачей. Но это всего лишь поверхностное суждение. Главным образом же критерием служит только одно: добился он своей цели или нет, а коль скоро в вашем случае мы не знаем, зачем была проведена операция, то я не могу высказать окончательного суждения о ее качестве.
– Но… – Акира помедлил немного, потом спросил: —…может ли операция развеять?..
– Ваши сомнения? Скорее всего – да, – ответил Сантицо. – Но, может быть, и нет. Какое вы использовали выражение? Кажется противоположное déjà vu?
– Jamais vu, – подсказал Савидж.
– Точно. Нечто, что, как вам кажется, вы видели, но на самом деле не видели никогда. С подобной проблемой мне пока не приходилось сталкиваться. Но я люблю учиться. Так что эту фразу я запомню. Вы понимаете, – продолжил он, ставя чашку с чаем на стол, – что, если бы не эти ваши снимки, я бы вас принял за психов?
– Я согласен, наша история выглядит весьма странно, – сказал Савидж. – Но нам в любом случае следовало рискнуть. Так же, как и вы, мы – прагматики. В своей профессии мы руководствуемся только фактами. Мы решаем чисто физические проблемы. Как доставить принципала в целости и сохранности к месту назначения. Как уберечь своего подопечного от пули наемного убийцы. Как избежать столкновения с несущейся наперерез машиной. Но порой просчитанные заранее факторы вступают в противоречие с реальностью. Или с нашим представлением о реальности. Мы оказываемся в полной растерянности, а не просто нервничаем, что для нас давно уже стало нормой. Нас обуревает страх.
– Совершенно естественно, – ответил Сантицо. – Я прочел его в ваших глазах. Позвольте мне быть с вами абсолютно откровенным. У меня настолько перегруженное расписание, что я согласился принять вас только потому, что меня просил об этом мой однокашник. Он посчитал, что ваша история может показаться мне интересной. И оказался прав. Я заинтригован.
Сантицо взглянул на часы.
– Через полчаса я должен быть на теннисном корте. Потом мне предстоят визиты к своим пациентам. Давайте встретимся здесь же через… – он подумал немного, – …через два с половиной часа. Постараюсь организовать вам встречу еще с одним моим коллегой. А пока мне нужно, чтобы вы сходили в радиологический кабинет. – Он поднял телефонную трубку.
– Снова рентген? Чтобы сделать контрольные снимки? – спросил Савидж.
– Нет. Магнитно-резонансные.
Глава 3
Болезненно выглядящий мужчина с седоватой бородкой в чуть великоватой ему куртке спортивного покроя сидел рядом с Сантицо.
– Это доктор Уайнберг, – представил его нейрохирург.
Они пожали руки друг другу.
– Доктор Уайнберг – психиатр, – сказал Сантицо.
– Вот как? – Савидж внутренне напрягся.
– Вас это беспокоит? – вежливо осведомился Уайнберг.
– Нет, разумеется, нет, – ответил Акира. – У нас возникло затруднение, и мы хотели бы его разрешить.
– Любыми способами, – добавил Савидж.
– Великолепно. – Психиатр вытащил из кармана своей спортивной куртки записную книжку и ручку. – Не возражаете?
Савидж забеспокоился. Он всегда противился записи каких-либо своих высказываний, однако на сей раз вынужден был сказать:
– Записывайте все, что хотите.
– Замечательно. – Уайнберг что-то нацарапал в своем блокноте. Как показалось Савиджу, дату и место беседы.
– Ваши магнитно-резонансные снимки должны принести сюда, – сообщил Сантицо, – а пока доктор Уайнберг сможет задать вам несколько вопросов.
Савидж жестом руки изъявил согласие.
– Jamais vu. Насколько я понял, этот термин изобрели вы.
– Верно. Ничего иного для характеристики испытываемого мною смятения я придумать не мог.
– Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
И Савидж стал рассказывать, Акира же время от времени дополнял его рассказ отдельными деталями. Рейчел внимательно слушала.
Уайнберг делал какие-то пометки в своем блокноте.
– Итак, подведем итоги, – сказал наконец психиатр. – Вы оба считали, что видели друг друга мертвыми, так? И не смогли отыскать гостиницу, в которой разыгралась кровавая трагедия? А также больницу, в которой вас лечили, и врача, который вас пользовал?
– Верно, – сказал Савидж.
– События, травмировавшие вас и вашу психику, произошли полгода назад.
– Да, – подтвердил Акира.
Уайнберг вздохнул.
– На какое-то мгновение… – Он отложил ручку.
– Давайте рассмотрим данную ситуацию в гипотетическом плане, – согласился Савидж.
– Я не хотел вас обидеть.
– А я и не подозревал вас в этом.
– Сейчас объясню. – Уайнберг откинулся на спинку кресла. – Обычно пациентов направляют ко мне на консультацию с соответствующими документами, в которых содержатся общие сведения о пациенте, история болезни и предполагаемый диагноз. Если это необходимо, я беседую с родственниками и даже с начальством пациента. Но в данном случае я ничего о вас не знаю. Лишь с ваших слов мне известно о вашем необычном, если в этом случае уместно употребить подобное безобидное выражение, прошлом. Никакой возможности проверить то, в чем вы пытаетесь нас убедить, у меня тоже нет. Да и возможно ли вам верить? Первое, что приходит в голову, это что вы оба – патологические лгуны или что вы – репортеры, проникшие сюда, чтобы узнать, действительно ли психотерапевты настолько легковерны, как гласит молва.
Глаза Сантицо сверкнули.
– Макс, я же говорил тебе, что их рассказ, а главное, их рентгеновские снимки заинтересовали меня. Скажи, что думаешь на этот счет?
– Все, что я говорил, лишь логическое упражнение, – откликнулся Уайнберг. – Я просто рассуждал.
– Ну, понятно, ты ведь по-другому не можешь, – заметил нейрохирург.
Уайнберг снова вздохнул и развел руками.
– Наиболее вероятным представляется такое объяснение: вы оба пострадали от взаимной мании в результате практически смертельных побоев, кем-то нанесенных вам.
– Каким образом? Рентгеновские снимки не показали никаких следов побоев, – живо возразил Савидж.
– Не согласен. Рентген показал, что у вас не было перелома рук, ног или ребер и черепа ваши также невредимы. Но это не означает, что вы не подверглись избиению. Я постараюсь реконструировать гипотетический ход событий. Вас обоих наняли для охраны некоего человека?
– Да.
– Который отправился на какое-то совещание, проходившее в сельской гостинице. И там же он был убит. С особой жестокостью. Мечом, разрубившим его пополам.
Акира кивнул.
– Вы пытались его защитить и были забиты до полусмерти, – продолжал Уайнберг. – Уже теряя сознание, вы упали и в лежачем положении увидели происходящее рядом в непривычном ракурсе. Поскольку вы оба живы, значит, надо установить причину такой галлюцинации. Я считаю, что она заключается в комбинации дезориентации и невероятной боли.
– Но почему у двух разных людей одновременно возникла одна и та же галлюцинация? – спросила Рейчел.
– Из-за владевшего ими чувства вины.
– Боюсь, что не вполне вас понял, – нахмурился Савидж.
– Насколько я понял, профессия для вас значит гораздо больше, чем обычное занятие. Я имею в виду, что ваша личность ориентирована на защиту, спасение людей. Это моральная основа вашей личности. В этом смысле вас можно сравнить с преданными своему долгу врачами.
– Верно! – воскликнул Акира.
– Но в отличие от врачей, которые неизбежно теряют своих пациентов и соответственно обязаны возводить барьер, защищающий их от людских страданий, вы достигли уникальных успехов. Вы ни разу не потеряли ни одного из своих клиентов. Поэтому рейтинг вашего успеха приближался или равнялся, как угодно, ста процентам.
– Если не считать…
– Событий, происшедших шесть месяцев назад в сельской гостинице, – закончил Уайнберг. – Тогда вы впервые не смогли защитить своего клиента. Вашей репутации был нанесен сокрушительный удар. Никогда не проигрывая, вы не были морально готовы к фиаско. Шок был особенно сильным из-за того, что убийство вашего клиента было совершено таким жестоким способом. Естественной реакцией на подобные события является чувство вины. Потому что вы выжили, а ваш клиент – погиб. Потому что ради защиты жизни клиента вы готовы пожертвовать своей собственной. Но этого не произошло. Он погиб. А вы – все еще живы. И чувство вины стало для вас невыносимым. Подсознание пытается как-то смягчить это чувство. И строит вашу защиту на смутном видении, стараясь уверить вас, что вы якобы видели смерть другого охранника. Оно настойчиво навязывает вам мысль, что скорее всего хозяина никак нельзя было спасти, так как и его и вашего напарника убили, а вас самих едва не отправили на тот свет, хотя вы геройски, правда, безуспешно, старались выполнить свой долг. Так как по складу характера вы очень похожи один на другого, то, соответственно, ваши галлюцинации оказались схожими и их даже нетрудно предугадать.
– Ну хорошо, а почему же тогда мы не смогли отыскать эту сельскую гостиницу? – спросил Савидж.
– Потому что в глубине души вы стараетесь уверить себя в том, что ничего подобного вообще никогда не происходило. А разве есть лучший способ уверить себя в этом, чем просто доказать самим себе, что самой гостиницы не существует? Или врача, который вас лечил? Или больницы, в которой вы лечились? В действительности они существуют, если, конечно, все вами изложенное – правда. Однако, когда жгучая потребность опровергнуть самих себя побуждает вас пуститься на поиски этой самой гостиницы, вы ее не находите.
Савидж с Акирой переглянулись. И словно по команде, кивнули.
– А почему же тогда, – в голосе Акиры прозвучал скептицизм, – мы оба знали, где должен был находиться отель? Или врач? Или больница?
– Это объяснить легче всего. Вы друг друга поддерживали. И то, что говорил один, сразу же подхватывал другой. Для укрепления собственной мании и избавления от чувства вины.
– Нет, – сказал Савидж.
Уайнберг пожал плечами.
– Я ведь говорил, что все это чисто гипотетические соображения.
– А почему, – не сдавался Акира, – мы лежали в гипсе, если никаких переломов у нас не было? Почему потребовалось столько месяцев для восстановления способности двигаться?
– В гипсе? – переспросил Уайнберг. – А может, это были просто иммобилизаторы, помогавшие сращиванию порванных связок? Может быть, повязки на груди вовсе не были такими уж плотными и лишь скрывали повреждения кожи, а не сломанные ребра? А может быть, черепа все-таки были повреждены, но настолько искусно залатаны, что это нельзя обнаружить даже с помощью рентгена? Вы ведь признаете, что вам вводили демерол. А он затуманивает сознание, так что под его воздействием человек может вообразить ситуацию, весьма далекую от реальности.
– Ну, разумеется, – вступила в разговор Рейчел. – И, конечно, там не было меня. И я не испытала их боль, которую пришлось претерпеть им. Признаюсь, мне нравятся оба эти мужчины. Мы вместе пережили многое. Но я отнюдь не идиотка и из нас троих имею больше оснований оставаться беспристрастной. Мои друзья отнюдь не возбуждали маниакальных идей друг в друге.
– Наверняка вы слыхали о так называемом «Стокгольмском синдроме», – сказал Уайнберг. – Люди в состоянии стресса стараются идентифицировать себя с теми, от кого зависит их собственная безопасность.
– А вы, разумеется, слыхали о «Синдроме страуса», – быстро отреагировала Рейчел. – Психиатр засовывает голову в песок, столкнувшись с проблемой, о которой раньше не слыхал.
Уайнберг подался всем корпусом вперед, осклабился и вдруг расхохотался.
– Ты был прав, – обратился он к Сантицо. – Это действительно забавно.
– Макс, ты сублимируешь. Признайся. Ведь она тебя рассердила.
– Чисто гипотетически.
На сей раз рассмеялся Сантицо.
– Ну, разумеется. Давай напишем гипотетическую статью. О феномене гипотетической злости.
– Слушайте, что тут у вас происходит? – спросил Савидж.
Сантицо наконец-то прекратил смеяться.
– Тест на предмет определения – психопаты вы или нет. Мне это было необходимо. А Макс, конечно, великолепен. Очень одаренный человек с изощренным умом и талантом актера.
– Я не играл, – сказал Уайнберг. – Я услышал настолько ошеломляющие вещи, что хочу послушать еще.
Кто-то постучал в дверь.
– Войдите. – Сантицо повернулся вместе с креслом.
Секретарша, уже появлявшаяся здесь с чаем, на сей раз принесла большой коричневый конверт.
– Магнитно-резонансные снимки, – сообщил Сантицо.
Минуты две он разглядывал пленки, потом, обращаясь к Уайнбергу, сказал:
– Макс, большое тебе спасибо. Отныне это касается только меня одного.
– Ты уверен?
– Да. За мной обед. – Сантицо снова взглянул на пленки. – Потому что никакая психиатрия не способна объяснить вот это. Это по моей части.
Глава 4
Савидж вместе с Рейчел и Акирой разглядывали смутные Изображения на снимках. На каждом было по двенадцать кадров, расположенных по четыре в три колонки. В них мало что можно было понять, даже меньше, чем в предыдущих рентгеновских снимках.
– Великолепно, – объявил Сантицо. – Лучшего качества нельзя пожелать.
– Вы, наверное, дурачите меня, – сказал Акира. – Это же какие-то чернильные пятна.
Сантицо хихикнул.
– Я понимаю, почему у вас сложилось такое впечатление. – Он снова взглянул на пленку. – Для того чтобы вы поняли, мне придется начать с азов, хотя и они могут оказаться для вас достаточно сложными. МРС новая техника фотографии, основанная на магнитном резонансе, которая позволяет нам как бы приоткрыть вашу черепную коробку. Прежняя техника не позволяла получать достаточно детализированные снимки, в то время как МРС дает возможность впрямую заглянуть вам в мозг. Мы делаем множество снимков в разных ракурсах, которые вместе образуют фактически трехмерное изображение.
– Ну и что вы в них разглядели? – спросил Акира.
– Позвольте мне еще немножечко вас помучить, – попросил Сантицо. – Мозг состоит из множества частей. – Он указал на различные кадры МРС. – Правое полушарие контролирует левую часть тела и наоборот.
Нашу способность мыслить пространственно обеспечивает правое полушарие, а говорить – левое. Полушария разделены на доли. Передняя доля. Теменная доля. Затылочная дола. Височная доля. Они, в свою очередь, делятся на множество более мелких долей. Зрительная кора. Обонятельный тракт. Область физических, соматических ощущений. Гипофиз. И так далее. Функционировать же такому невероятно сложному органу помогают наличествующие в нем биллионы связующих нервов, по которым передается энергия и информация. Нервы эти называются нейронами. Их можно сравнивать с электропроводами и телефонными кабелями, но это, разумеется, упрощенное объяснение. Механизм их действия невозможно описать с помощью какой бы то ни было аналогии… Кстати, у вас в роду эпилептиков не было? Сами припадками не страдаете?
Вопрос оказался настолько неожиданным, что Савидж вытаращил глаза.
– Эпилептиков? Припадки? Нет. А в чем дело? Что заставило вас думать об этом?
– Просто ищу какое-то объяснение вот этому. – Сантицо указал на темное пятнышко на более светлом участке снимка. Оно находилось с левой стороны, ближе к центру. – Это ваш мозг сзади. Пятно находится в височной доле. На одной линии с кусочком кости, извлеченной из виска, а затем снова возвращенной на место.
У Савиджа было такое чувство, словно в горле у него застрял кусок льда.
– Пятно? Боже ты мой, какое?..
– Это лезия, то есть участок пораженной ткани. Вот почему я спросил об эпилепсии. Аномалия в данной зоне иногда свидетельствует о подобных заболеваниях.
– Вы хотите сказать, что у меня в мозгу опухоль?
– Нет. – Сантицо повернулся к Акире и указал на другой кадр. В вашем мозгу точно такое же пятно. Совпадение, я бы даже сказал, идентичность пятен, подводит меня к мысли, что это не опухоль.
– Тогда что же? – спросил Акира.
– С научной точки зрения? Заживающий шрам. От проведенной в ваших мозгах операции.
Глава 5
Савидж пребывал в состоянии шока от всего только что услышанного, а Сантицо между тем продолжал:
– Еще немного информации из области азов. Совершенно очевидно, что оперировали вас не по поводу удаления опухоли. Подобная операция требует вторжения в мозг. При этом часть черепной коробки должна быть неизбежно удалена.
– Но не была, – сказала Рейчел, – если не считать кусочка кости диаметром в пять миллиметров.
– Совершенно верно. Удалить столь ничтожную часть черепа можно было с одной-единственной целью… – Сантицо колебался, – …вживить в мозг электрод, который можно было бы впоследствии вынуть.
– Зачем? – Савидж с трудом переводил дыхание.
– Если брать во внимание известные в медицине и серьезные обстоятельства, то можно сказать так: электроды используют при многих медицинских показаниях. Я вот упомянул эпилепсию. Вживленный в мозг электрод может соизмерять электрические импульсы, исходящие от различных групп нейронов. При эпилепсии различные мозговые уровни передают как нормальные, так и ненормальные потоки импульсов. Если нам удастся установить источник ненормального потока импульсов, мы сможем прооперировать определенный участок и исправить положение.
– Но мы не эпилептики, – решительно возразил Савидж.
– Я просто привожу пример, – пожал плечами Сантицо. – А вот другой. Пациент с нарушением зрения, слуха и обоняния – эти нарушения имеют непосредственное отношение к мозгу и не зависят от внешних рецепторов – может иногда быть вылечен, если внутренние рецепторы, находящиеся в мозгу, стимулируются электродами.
– Но мы отлично видим и слышим, – возразил на сей раз Акира.
– И тем не менее считаете, что видели друг друга мертвыми. И не можете отыскать гостиницу, в которой лечились. И врача, пользовавшего вас. Кто-то нарушил ваши мозговые функции. Особенно ваши возможности к вос…
– …поминаниям, – живо отозвался Савидж.
– Или, что еще более интересно, кто-то заставил вас помнить то, чего на самом деле никогда не было? Jamais vu. Вы изобрели изумительный термин.
– Вспомнить то, чего на самом деле не было? Но я ведь это не в прямом смысле… Я ни за что не поверил бы…
– Могу свести вас в анатомичку, – продолжил Сантицо. – Рассечь мозг трупа и показать вам любую его часть. Могу вам объяснить, почему вы видите, слышите, ощущаете, обоняете и почему чувствуете боль. Хотя сам по себе мозг чувствовать боли не может. Но вот чего я сделать не в состоянии, так это показать вам мысль. И уж, разумеется, я не смогу отыскать в мозгу ту часть, в которой прячутся воспоминания. Я изучаю память вот уже в течение десяти лет и чем больше узнаю, тем больше у меня рождается вопросов… Опишите мне, что вы испытываете, когда вспоминаете о каком-то прошлом событии.
Савидж и Акира наморщили лоб, а Рейчел выпалила:
– Ну, это когда вам кажется, что в голове прокручивается фильм.
– Большинство людей так это и описывают. Происходит какое-нибудь событие, и кажется, что мозг работает словно камера, фиксирующая на пленке череду событий, кадр за кадром. Чем больше происходит событий, тем больше «фильмов» накапливается в нашем мозгу. Когда наступает определенная необходимость и требуется что-либо вспомнить, чтобы понять настоящее, мы просто выбираем нужную бобину и проецируем фильм на ментальный экран. И, разумеется, мы считаем непреложным тот факт, что воспоминания неизменны, как фильм.
Рейчел кивнула.
– Но фильмы тоже подвержены воздействию времени. Они рвутся. Они выцветают. Из них можно вырезать отдельные сцены, и так далее. Мы объясняем прошлые события по аналогии с современными. Нет никакого экрана. Мы просто его воображаем, как и разворачивающееся на нем действие. А еще труднее становится описать память, когда мы переходим от конкретных событий к заученным абстракциям. Когда я думаю о математической величине «пи», то никакого фильма в голове у меня не возникает. Каким-то образом, интуитивно, я понимаю, что означает «пи». А когда думаю об абстрактном понятии «честь», то тоже не вижу никакого фильма. Просто я знаю, что обозначает данное слово. Почему я могу вспоминать и понимать подобные абстракции?
– У вас есть ответ на этот вопрос? – У Савиджа заныла грудь.
– Самой распространенной теорией является следующая: воспоминания каким-то образом закодированы в нейронах головного мозга. Эти биллионы нервов – так следует из данной теории – не только передают электричество и информацию, но также и сохраняют передаваемую информацию. Частенько этот процесс уподобляют функции компьютера, но опять-таки аналогия – как и в случае с прокручиваемыми в наших головах кинофильмами – еще ничего не объясняет. Наша память куда сложнее самого сложного компьютера. Да, действительно, кажется, что нейроны способны передавать информацию от одной инфосети к другой, сохраняя таким образом наши воспоминания, если какой-то участок мозга поврежден. С другой стороны, существуют два типа памяти – короткая и длительная, и их взаимосвязь является абсолютно парадоксальной. Короткая память имеет дело с недавно полученной, но незначительной информацией. Например, номер телефона моего зубного врача. Если мне необходимо записаться к нему на прием, я смотрю в записную книжку, запоминаю его номер ровно настолько, чтобы дозвониться в приемную врача, а затем сразу же его забываю до тех пор, пока мне снова не потребуется позвонить. Тогда я повторяю всю процедуру заново. Длительная память имеет дело с продолжительным запоминанием необходимой информации: например, номер телефона моего дома. Какой физический механизм заставляет меня быстро и легко забывать телефонный номер зубного врача, а свой помнить постоянно? И почему пациенты, страдающие определенными видами амнезии, неспособны удержать в памяти недавние события, вне зависимости от степени важности, зато великолепно помнят даже незначительные факты, имевшие место несколько десятков лет тому назад? Никто не может этого объяснить.
