Текст книги "Воин-Тигр (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Гиббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

– Я прочла рассказ из книги, которую ты оставил у меня на тумбочке, – "Человек, который хотел стать королем" Редьярда Киплинга. Сборник напечатали в 1888 году. На форзаце указано, что издание принадлежит Джону Ховарду, капитану королевских инженерных войск.

– Продолжай, – приободрил ее Джек.

– Там говорится о двух авантюристах, бывших британских солдатах, Которые отправились на север, в Афганистан, на поиски легендарного затерянного царства. Им везет: одного из них принимают за бога, и он становится королем. А потом его случайно ранят. Увидев кровь, люди понимают, что он всего лишь смертный, и для него все заканчивается не лучшим образом. Еще мне попался роман Джеймса Хилтона "Потерянный горизонт", его опубликовали уже в 1933-м. В нем рассказывается о мифической стране Шангри-Ла, расположенной где-то в горах северо-восточнее Индии. В ней живет практически бессмертный народ.

– Обе эти истории – легенды наших дней, – заявил Хибермейер, входя в каюту вместе с Айшей. В руках у каждого было по дымящейся кружке кофе. За археологами следовал Костас.

Ребекка упрямо помотала головой и указала на одну из отцовских книг. На обложке был изображен вулкан, извергавшийся посреди моря, фоном для него служила подводная фотография, на которой вырубленная прямо в скале лестница вела к темному порталу, окруженному загадочными символами. Поверх всего этого стояло единственное слово "Атлантида".²⁰

– Мама послала мне такую же, еще когда я о тебе и не слышала. Помнится, в первой главе речь идет о Платоне, греческом философе. Атлантида – тоже одна из современных легенд, но в ней есть доля истины.

– То есть ты предлагаешь нам отправиться на поиски Шангри-Ла? – с сотнением проговорил Хибермейер.

Ребекка вновь покачала головой и продемонстрировала всем небольшую статуэтку китайского воина, которую Джек использовал вместо пресс-папье.

– На самом деле я думала вот об этом.

– Ой-ой-ой, – пробормотал Костас. – кажется, семейство Ховардов сейчас нас порадует нелинейным мышлением.

– Помнишь, папа, когда мы прилетели из Нью-Йорка в Лондон, ты повел меня на выставку терракотовых воинов? – Едва не задыхаясь от волнения, она взглянула на Айшу. – Такое надо видеть! Этот парень, Первый император, решил взять с собой на тот свет все-все, в буквальном смысле все, и устроил себе гробницу размером с египетскую пирамиду. Представляете, ее еще даже не вскрыли! На ее сущность намекают лишь несколько древних источников. Это полная модель Вселенной – с реками из ртути и даже небесами, вместо звезд – драгоценные камни. А вокруг захоронены тысячи статуй воинов в натуральную величину, только их-то полка и раскопали. Ничего круче в жизни не видела.

Хибермейер стал барабанить пальцами по столу.

– К чему ты ведешь, Ребекка?

– Думаю, все это ради бессмертия.

– Так ради него гробницы обычно и строят, – ответил археолог, не переставая постукивать костяшками. – Люди готовились к загробной жизни.

– Я не про загробную жизнь, а именно про бессмертие, – буркнула девушка. – Первый император на нем точно помешался. Не забыл, пап? На выставке рассказывали, что он выслал грандиозную экспедицию на поиски сказочного архипелага в Тихом океане – Островов Бессмертных. Я еще спросила, а не пытался ли их найти ты сам.

Костас принялся с мечтательнымвыражением мурлыкать тему из старого телешоу про Гавайи.

– Кажется, я знаю, где их искать.

Ребекка состроила огорченную мину:

– Вы просто не хотите меня слушать.

Джек посмотрел на статуэтку.

– У древних китайцев представления о загробной жизни сближались с понятием бессмертия. После смерти человек не попадает на небеса, как нам привычно думать, а остается в своего рода параллельной вселенной, отражающей реальный мир. Первый император Китая, Шихуанди, жил в третьем веке до нашей эры. После богатств, которыми он обладал на земле, небесам было нечего ему предложить. Вот в чем суть терракотовой армии: это слепок с войск, что подчинялись ему в смертной жизни.

Притихшая Ребекка опустила глаза, поигрывая пальцами. Айша подалась к ней.

– Я уловила твою мысль. Ведь все дело в очаровании Востока, правда? По-твоему, ему-то Ховард и поддался? Одни мечтали о неведомых сказочных долинах, затерянных королевствах вроде Шангри-Ла, где счастливцев ждет вечная жизнь в земном раю. Для других в тех краях скрывался секрет бессмертия, величайших из соблазнов в человеческой истории.

– Ну а что насчет наших друзей-легионеров? – спросил Костас. – Неужели и они к этому стремились? Мне казалось, их интересовала лишь достойная смерть и встреча с погибшими товарищами в Элизиуме.

– На Великом шелковом пути римлян могли посещать мысли, что они уже очутились в стране теней и мертвые шагают бок о бок с ними, – откликнулся Джек. – И все же они не умерли, а недооценивать силу человеческих желаний не стоит. Для тех, кто по-прежнему мечтал вернуться в Рим, в бессмертии могла открыться последняя надежда.

– Но откуда им было знать, что впереди? – прошептала Айша. – Что влекло их вперед?

– Я как раз к этому подходила, – сказала Ребекка. – Если помните, гробница Первого императора находилась точно в конце Великого шелкового пути. Как и теперь, она ломилась от сокровищ. Если некие купцы поведали автору "Перипла" о римлянах, сбежавших из Парфии на восток, то другие вполне могли рассказать легионерам о легендарном некрополе Первого императора. Какой-нибудь торговец мог поделиться с ними подобной историей, чтобы спасти себе жизнь.

– Кажется, мы слишком увлеклись мистикой, – заметил Костас, потирая подбородок.

– Что ты хочешь сказать?

– Допустим, по сути ты и права, но вдруг их привлекали не мистические тайны, а старые добрые сокровища?

– Папа говорит, ты насчет него заблуждаешься: он археолог, а не охотник за кладами.

– Если я вижу слона, то называю его слоном, и никак иначе. – Костас поднялся со стула. – Нужно подготовить к спуску "Зодиак". А вообще я не шутил. Гавайи – райское местечко. Особенно западное побережье острова Кауаи… Сразу за Ханалеем есть красивый пляж с раскидистыми пальмами и замечательным баром…

– Еще папа говорит, что тебе лишь бы на пляже поваляться, – выдала Ребекка.

– Теперь ты знаешь, почему меня туда тянет.

Джек взглянул на дочь:

– Продолжай читать дневник Джона Говарда. Вдруг я что-то упустил… И кстати, у тебя очень цепкий ум. Может быть, мы примем тебя в нашу команду. Нужно только научиться подводному плаванию

– Это уже дело решенное, Джек, – откликнулся Костас. – На следующей неделе у нас тренировки на Кауаи.

– Учитывай, что она может и передумать, – проронил Джек. – Если, скажем, ей предложат поуправлять вертолетом…

– Для дяди Костаса я на все готова, – отрезала Ребекка, помахав им учебником по водолазному делу, и вслед за Айшей и Хибермейером покинула каюту.

Джек серьезно посмотрел на Костаса.

– Я вымотался как собака, но все равно уже не терпится…

Он кивнул в сторону кровати, где стояли походные ботинки и лежала стопка одежды защитных цветов. Сверху покоился плечевой ремень и кобура, из которой высовывалась рукоять полуавтоматической "Беретты-92".

– Давненько я так не выряжался.

– Слишком давно, Джек. Нам лучше не терять формы.

На Джека вдруг накатила веселось. Двадцать четыре часа назад он впервые увидел черепки с текстом "Перипла", и это были незабываемые сутки. Его до сих пор будоражило. Им удалось приблизиться к разгадке истории из далекого прошлого, чуть распутать сетку из вероятностей и связей. В мозгу у него уже начинали проявляться разрозненные образы, и они подсказывали ему, что чутье его не обманывает. Вот грубые обветренные лица – лица римлян… вот солнце поблескивает на обагренном кровью клинке… кружатся снежные вихри… А вот образ воина, что никак не желает выходить из головы. Он обернулся и посмотрел на фотографии на стене – поблекшие снимки британского офицера, его жены и ребенка. У Джека появилось чувство, словно он вот-вот шагнет в их мир и отправится вслед за предком навстречу тьме – в место, где жаждал побывать всю сознательную жизнь. Собравшись с духом, он сгреб с кровати кобуру и взглянул на Костаса:

– Ну что, погнали?

– Погнали.

Глава 5

Река Годавари, Индия, 20 августа 1879

Джон Ховард, лейтенант королевских инженерных войск, снял пробковый шлем и вытер лоб. Под прямыми солнечными лучами палуба парахода накалилась до невыносимости. На шлеме поблескивала эмблема полка мадрасских саперов и минеров ее величества королевы. Утром денщик Ховарда с любовью начистил латунную бляшку, невольно превратив ее в прекрасную мишень для любого меткого стрелка. Лейтенант потер эмблему грязной ладонью и лишь тогда водрузил шлем на голову. Он потянулся к гребному колесу, последнему источнику тени на этом борту, но металлическая обшивка так и дышала жаром. Из-под брезента выкатился шарик угля, и помрачневший Ховард отбросил его носком. По крайней мере им удалось сохранить уголь в сухости. В этой партии слишком часто встречались рожилки железного колчедана. В Школе военной инженерии учащимся показывали тревожный опыт, демонстрирующий самовозгорание сырого угля, и сейчас он пришел лейтенанту на ум. Ему не хотелось завершить первую боевую вылазку столь бесславным образом, сгореть заживо на отмели посреди Богом забытой реки в джунглях Индии, не сделав и единого выстрела. До него уже начинало дохдить, что в этом и есть вся война.

Мимо неспешно проплыл крокодил, для которого драмы, развернувшейся на излучине реки, словно и не существовало. Ховард уселся лицом к носу парохода, сдвинув портупею на спину, чтобы не мешалась кобура, и стараясь не поднимать головы над бронированной обшивкой, установленной в речном порту Раджамандри для защиты от пуль. Он взглянул на табличку с названием "Шэмрок", потом на своих людей. За бронированными листами томилась на коленях дюжина мадрасских саперов с винтовками наготове открытыми подсумками. Чуть дальше стояло семифунтовое орудие, рядом лежали картечные снаряды и шомпол. Полковнику Рэммеллу срочно понадобились их горные пушки, которые не составило бы труда перевезти на паре мулов. Взамен им прислали два шомпольных орудия с неподвижным лафетом. От них в джунглях не было никакого толку.

Саперы в последний момент успели установить одну из пушек на пароход и выправили систему блоков, чтобы контролировать отдачу. За лафетом матросы-индийцы, или ласкары, продолжали бесплодные попытки отверповать²¹ судно с мели, не отпускавшей его вот уже почти два дня. Ночью пришел еще один пароход и привез нового офицера. Пользуясь случаем, на борт погрузили несколько саперов, измученных болотной лихорадкой. Однако усилий обеих команд не хватило, чтобы сдвинуть «Шэмрок» с места. У них появилась еще одна причина милиться о возвращении муссонов. Если река разольется, уже ничто не помешает им продолжить путь вверх по течению – в Ваддагудеме им предстояло продолжить дорогу через джунгли…

Пока же их мулы маялись без дела в тени палубной рубки, там же стояли и подставки с топорами и кирками – как и носилки, на которых лежал без сознания один из ласкаров. Из-за его нескончаемых криков и стонов предыдущая ночь превратилась в пытку. Днем матросы погрузили якорь на небольшую шлюпку, собираясь забросить его в сотне футов выше по течению. Вдруг якорный трос лопнул, и злополучному ласкару, стоявшему на вороте, перебило ноги. Доктор Уокер напоил его бренди и лауданумом, но в остально оказался бессилен. Пока из всех участников экспедиции пострадал только этот матрос. Ховард слишком устал, чтобы вынести еще одну такую ночь, и потому искренне надеялся на скорую смерть несчастного.

Над головой что-то протяжно просвистело. Тут же с другого берега послышался глухой удар, и над зарослями поднялось облачко дыма. Из-за рубки вышел мужчина с пышными усами и споойно встал за шеренгой стрелков, вытащив тяжелый револьвер системы Адамса и заложив руки за спину. Из-под пробкового шлема на Ховарда воззрился налитый кровью глаз.

– Может, стоит дать по ним залп, сэр? Хорошо бы их припугнуть. Чертовы дикари…

– Сержант О’Коннел, позвольте вам напомнить, что правительство отрядило нас завязать с бунтовщиками переговоры об освобождении местных констеблей, захваченных в плен.

– Все это пустая болтовня, сэр, если разрешите так выразиться.

– Разрешаю. Пока же не торопитесь открывать огонь.

Усы дернулись.

– Очень хорошо, сэр.

Ховард достал из мешочка на поясе миниатюрную подзорную трубу, слегка приподнял голову над бортом и принялся рассматривать дальний берег. Из деревни на берег стекались десятки худощавых людей в набедренных повязках. Одни из них были вооружены луками и стрелами, другие – длинными гладкоствольными мушкетами с фитильными замками. Иные позаботились придать себе диковатый вид – заплетенные в косички длинные патлы, украшенные красными лентами и перьями, нависали на смуглые лица. Некотрые принесли барабаны из кожи и дудки. У самой воды туземцы выкопали в песке три ямки, и теперь крепили шесты, стараясь выстроить их в одну линию. От впечатляющих костров поднимался густой дым и наползал на воду, постепенно перекрывая саперам видимость. В целом зрелище внушало смутное беспокойство: люди то появлялись, то снова исчезали за дымной завесой, и уловить их намерения становилось невозможно. Они могли в любую минуту рассесться по своим лодчонкам и пойти штурм. Ховард взглянул на сержанта.

– В последний раз они стреляли в воздух. Там происходит что-то странное. Они намеренно разместились на берегу, словно хотят, чтобы мы их увидели и напугались. Если туземцы начнут в нас целиться, можете открывать огонь. По моей команде. Вам все понятно?

– Да, сэр.

Глаза на опаленном тропиками лице решительно уставились перед собой.

Лейтенант вернулся к осмотру окрестностей. Неделю назад, когда шли дожди, здесь было потрясающе красиво: Годавари петляла по теснинам среди холмов, поросших искристой зеленью и вздымавшихся по обе стороны на добрые пятсот футов и даже больше, а вдали виднелись хребты и вершины Восточных Гхат. Теперь же, казалось, с реки поползли ядовитые испарения, и вся долина скрылась в туманной пелене. Единственной жизненной артерией оставалась река, залитая безжалостным солнечным светом, все прочее же утопало в зловещей мгле. Ховарду стал передаваться суеверный страх перед миром духов, сотнями богов и демонов, поселенных воображением этих людей в джунглях. Первая же вылазка на берег вселила в него глубокую тревогу, и дело было вовсе не в дикарях, поджидавших в засаде. Здесь таилось ечто иное – неведомые силы оберегали эти непроходимые, безлюдные чащи от прогресса, широкой поступью шагавшего по континенту. Теперь лейтенант стал понимать, почему жители равнин страшились этих мест и ненавидели их, почему отказывались плыть с ними дальше Раджамандри. Собравшись с духом, он наставил подзорную трубу на горстку хижин с красными крышами, разбросанных о противоположному берегу. Все больше и больше туземцев вертелось и плясало вокруг костров на песчаной полосе. Он повернулся к стоявшему рядом офицеру-индусу – свирепого вида мадрасцу с проницательными темными глазами и в тюрбане – и заговорил с ним на хинди:

– Джемадар, позовите мистера Уохопа.

– Слушаюсь, сагиб.

Несколько мгновений спустя из рубки вывалился высокий загорелый человек с раскрытой книжечкой в руках. По моде всех офицеров, прибывавших с северо-запада, на нем была форма цвета пыли, а на обмотку ног пошли обрывки цветастых афганских тканей. Он не носил головной убор, довольствуясь копной черных волос и окладистой бродой. Когда Уохоп приплыл ночью с подкреплением, Ховард перемолвился с ним парой слов и послушал свежие новости из Афранистана, но вскоре новоприбывший отправился спать в "офицерскую каюту" – проще говоря, закуток возле рубки, отгороженый москитной сетью. Лейтенанта радовало, что на борту появится новый офицер, известный своей невозмутимостью. Без него у Ховарда могло бы не хватить сил уберечь себя и других от поселившихся в этих местах темных чар.

Вглядевшись в суматоху на берегу, Уохоп поджал губы, хатем кивнул Ховарду. У него был острый взгляд – пристальный, как у джемадара, но сдобренный ноткой веселости.

– Я высматривал, нет ли здесь салуна, – объявил он, заметно растягивая звуки. – И только сейчас понял, что это не Миссисипи.

– Для меня всегда было загадкой, зачем вы уехали из Америки, Роберт.

– Не забывайте, мои родители – ирландцы. – Уохоп пристроился возле бортика и вынул трубку. – Не бедняки, впрочем, а землевладельцы английского происхождения. Отец увез нас в Америку, потому что ничего не мог противопоставить Великому голоду, ²² а возвращаться уже не решился. У нашей семьи долгая воинская история. Мне предстоял простой выбор – либо Вест-Пойнт, либо Королевская военная академия. В детстве я насмотрелся на Гражданскую войну, и меня совсем не привлекала возможность встретить когда-нибудь на поле боя собственного брата. – Он вытряхнул трубку. – Мне больше хотелось поискать славы за границей.

– А знаете, во время мятежа сипаев я ведь находился в Индии, – сказал Ховард. – Никаких воспоминаний у меня не сохранилось, слишком мал еще был, а мать ничего о тех событиях не рассказывала, но прежде мне часто снились дурные сны. Теперь прошло. – После паузы он кивнул на книгу: – Что читаете?

Ловко чиркнув спичкой, Уохоп зажег трубку, затянулся и продемонстрировал Ховарду корешок книги.

– Арриан,²³ трактат об Александре Великом. За Индом нам попались древние развалины. Мне думается, это греческие алтари.

– Этим диким краям удалось очаровать и вас, Роберт.

– Между прочим, я подал прошение в Картографическую службу Индии. У них освободилось место в Пограничной комиссии. Я как раз ехал из Афганистана в Бангалор улаживать дела со своим полком, когда меня перенаправили к вам.

– Нас тут словно косой косят. Стоит офицеру попасть в джунгли, через неделю он валится с ног. Страшнее лихорадки я еще не видел.

– В вашем случае, кажется, все обошлось.

– Видите ли, я здесь родился. Если ребенок пережил бенгальское лето, то его ждет долгая жизнь.

– Росс, начальник медицинской службы, полагает, что все дело в москитах.

– Несомненно. – Ховард хлопнул себя по шее и поднял глаза к небу. Из-за холмов черным полотном выплыла туча, розорванная пополам молнией. – А на реке сейчас от москитов не укрыться. Муссон несет их на нас сплошной завесой.

– Жаль. – Закрыв книжку, Уохоп снова затянулся. – Если бы вы позволили себе подхватить лихорадку, вас бы сняли отсюда и перевели в Афганистан. Там сейчас нетрудно сделать карьеру. Здесь вам никаких медалей не светит.

– Меня командируют в Хайберскую полевую армию. Говорят, там война еще не кончилась. Но мне хотелось бы находиться поближе к Эдварду и Хелен, они сейчас в Бангалоре. Полковник Прендергаст отнесся ко мне с искренним пониманием.

– Да… – Уохоп положил руку лейтенанту на плечо. – Как ваш сынишка?

Ховард помрачнел:

– Не очень хорошо, Роберт. Он проболел весь год, а вы знаете, чем это грозит для ребенка в здешних местах.

В голосе лейтенанта прорезалась хрипотца.

– Я так его люблю. Бедная Хелен сама не своя. – Отвернувшись, Ховард на миг зажмурил глаза, затем вновь привстал на колени и посмотрел за борт. Через несколько мнговений он протянул собеседнику подзорную трубу: – Интересно, что вы на это скажете.

Уохоп встревоженно поглядел на Ховарда, потом приник к окуляру.

– Господи. Да их там сотен пять, если не больше.

На берегу все успело измениться. Теперь вокруг костров толклись целые толпы, из рук в руки переходили тыквенные сосуды, доверху наполненные пальмовой бражкой. Мужчины с косичками размахивали дубинками, выделывая в воздухе спирали и вомьмерки. Громыхали барабаны – то в разноголосицу, то сливаясь в едином однообразном гуле. Вдруг из дыма материализовалось странное видение: дюжина туземцев, облаченных в диковинные уборы из бычьих рогов, едва держащихся на головах. Их тела покрывали тигровые шкуры, лица – красная кумкума.²⁴ По мере их приближения в округе нарастал пронзительный вой, от которого Ховарда бросило в дрожь. Туземцы шеренгой придвигались к берегу, отступали и снова шли вперед, вставали на колени и скребли землю, подражая дерущимся быкам-гаурам.

– Вероятно, они взывают к алому божеству войны, Манексору, – пробормотал Ховард. – Просят, чтобы он превратил их боевые топоры в сабли, а луки и стрелы – в порох и пули.

– Здесь есть и настоящие быки, – заметил Уохоп и протянул лейтенанту подзорную трубу. Приглядевшись, тот недовольно крякнул.

– Теперь понятно, в чем дело. – Он резким движением сложил трубу и вновь привалился спиной к борту. – Жертвоприношение. Вот для чего нужны эти ямы. Туземцы вымочат в бычьей крови зерно и станут разбрасывать его на лесных прогалинах, чтобы почва стала плодородной. Это может затянуться на много часов, пока бражка совсем не затуманит их разум.

– Я думал, с жертвоприношениями покончено, – сказал Уохоп.

– Да, людей не приносили в жертву уже несколько десятков лет, но животных это не касается, хотя власти и не одобряют таких действий. – Ховард весь поник, отдаваясь внезапно нахлынувшей апатии. – Вот чего никак не могут понять болваны из Коллегии по доходам. У меня есть при себе книга Кэмпбелла о подавлении здешних кровавых обычаев. Можете сами почитать. Он говорит, что мораль бессильна отучить людей от вековых традиций. Наша мораль для них ничего не значит. Разумнее показать, как ощутимо улучшится их жизнь. Если отобрать у них источники удовольствия, они вернутся к старому. Доказав, что земля может быть плодородна и без жертв, мы разорвали порочный круг. Но вот в Калькутте кто-то черкнул пером – и результатов как не бывало. Запретные обычаи укрывались от любопытных глаз в джунглях, пока туземцам не понадобилось, чтобы мы все увидели. Их трудно в чем-то винить.

– Расскажите мне об этом племени.

– Они называют себя койя, – откликнулся Ховард. – Произошли от древних обитателей Индии, дравидов, живут в этих местах со времен Александра Великого. И все же трудно найти другой народ, у которого столь же мало общего с цивилизациями Великих Моголов и сикхов. Эти люди ближе к вашим американским краснокожим. Они промышляют охотой в джунглях, выжигают небольшие участки леса под посевы. О внешнем мире они приктически не имеют представления.

– Может, оно и к лучшему, – пробормотал Уохоп, сделав очередную затяжку. – Что известно об их языке?

– Я до некоторой степени овладел разговорной речью, но вообще мы для этих целей держим переводчика. Он кое-что рассказал мне про их обычаи.

Ховард мотнул головой в сторону жилистого человечка неопределенного возраста, сидевшего по-турецки на передней палубе. На фоне смуглой кожи одиноко белела набедренная повязка. Волосы у него были золотисто-каштановые и курчавые, как и спутанная борода, лицо бороздили морщины. В одной руке он держал лук со стрелами, в другой – бамбуковую трубку примерно в фут длиной. От верхушки до мочки правого уха протянулась золотая цепочка с небольшой подвеской – единственное его украшение. Между зубами индийца торчала сигара с обрезанными концами, в глазах застыло изумленное выражение.

– Напился пальмовой бражки, – пояснил лейтенант.– Тутничего не поделаешь. В сезон муссонов туземцы только ею и спасаются. Из-за нее-то и разгорелся бунт. Что вам успел рассказать полковник Рэммелл?

Уохоп покачал головой.

– У меня елва хватило времени доложить о своем прибытии в штаб полевой армии в Довлаисвараме. Пароход с новой сменой саперов уже стоял наготове, а Рэммелл и его адъютант слегли с лихорадкой, как и все прочие офицеры.

Ховард звучно вздохнул.

– Что ж, дело обстоит так. Если бы одному тупице в Коллегии по доходам не взбрело в голову ввести налог на пальмовую брагу, мы бы тут не завязли. Если бы не это… и не полицейские из местных. Здесь помногу месяцев подряд не бывает людей со стороны, кроме этих констеблей. Их набирают из жителей низин, которых туземцы всей душой презирают. Британцы – глава полиции и правительственный комиссар – сюда практически не наведываются из-за лихорадки. Соответственно констеблям ничто не мешает запугивать и эксплуатировать туземцев, как давно уже привычно обитателям равнин. И вот сейчас, когда они действительно нам понадобились, от них никакой пользы. В бой никто из них не рвется. Первым делом бунтовщики взяли в плен полдюжины констеблей. Знаете, туда им и дорога.

С берега грянул неровный запл, но свиста пуль за ним не последовало.

– Снова палят из тех мушкетов, сержант. Не открывать огонь.

Уохоп вгляделся через борт в дымовую завесу.

– Откуда они берут порох?

– На прошлой неделе я сделал с моим отрядом первую вылазку в джунгли. Обыскав деревню туземцев, мы изъяли у них оружие – сплошь фитильные мушкеты, – ответил Ховард. – Чтобы получить селитру, женщины вешают над сковородами мешки с навозом и мочатся в них, потом ждут, пока вытекшая жидкость не кристаллизуется. По-моему, очень изобретательно. Они издавна выжигают лес, расчищая площади для земледелия, так что древесного угля у них в избытке, а серой их снабжают торговцы. Порох получается самого низкого качества, но для охоты на мелкую дичь его вполне хватает. Некоторые за порох и пули идут в рабство к ростовщикам с низин. Но сейчас, боюсь, у них появился новый поставщик оружия.

По дымовой трубе парохода гулко лязгнула пуля, и тут же с берега послышался громкий треск.

– Легки на помине. – Ховард вновь прильнул к подзорной трубе. – Стреляли из старого капсюльного мушкета Ост-Индской компании, полицейского образца. Некоторые констебли до недавних пор снабжали бунтовщиков оружием и амуницией в обмен на личную безопасность. Местная полиция совершенно бесполезна. Этим людям ничего нельзя поручить, они крайне своенравны и недисциплинированны. Однако правительство требует, чтобы мы пользовались их услугами. Вот что бывает, когда войну ведет горстка клерков из Калькутты. Есть и другая трудность. Среди офицеров-сипаев пехотных полков много таких, кто до сих пор не научился толком пользоваться картами – даже грубыми набросками, которые сделали мы сами. Без плана местности и направления заблудиться в джунглях легче легкого. Зато все наши саперы прекрасно ориентируются по картам. И вот нами, саперами и минерами ее величества королевы, заменяюь пехоту и полицию. Право, на редкость плачевное положение дел.

– А хороши ли официальные карты?

Ховард фыркнул.

– В том-то и загвоздка. Мы вынуждены составлять их сами, на ходу. В 1809 году в рамках Великого тигонометрического измерения здесь побывал лейтенант Джордж Эверест, но его люди не успели даже наметить опорные точки на окрестных холмах, как все повалились с лихорадкой. Половина из них погибли, и больше Эверест сюда не возвращался. Нас с вами занесло в бездонное жерло в самом центре Индии. С тем же успехом мы могли бы оказаться в Белуджистане или дебрях Центральной Азии. – Тут он поймал яростный взгляд О’Коннела. Нижняя губа под роскошными усами подрагивала. – Ну что же, сержант, приводите своих людей в боевую готовность. Еще одна пуля в нашу сторону, и можете открывать огонь. Первый залп поверх голов. Дожидайтесь моей команды.

– Слушаюсь!

О’Коннел проревел приказ на хинди, и поверх защитного борта тут же выстроилась шеренга винтовок, с щелканьем встали на боевой взвод курки. Сержанту явно не терпелось приняться за дело – даже дышал он, как бык, готовый ринуться в атаку.

– Сегодня мне выпала возможность повнимательнее разглядеть вашего койю, – заметил Уохоп, указав трубкой на переводчика. – Между прочим, подвеска у него в ухе – это древнеримская монета. Помните, когда мы еще были курсантами, я повел вас на экспозицию монет в Британский музей? Этот экземпляр пострадал от времени, но, мне кажется, его изготовили в эпоху Римской республики – возможно, при Юлии Цезаре.

– В окрестностях Бангалора и на юге они иногда встречаются, – отозвался Ховард. – У няни Эдварда тоже есть золотая монетка. Мне рассказывали, что римляне выменивали их на перец.

– А между тем кто такой наш друг-туземец? – снова повел трубкой Уохоп.

– Он муттадар, староста из Рампы – деревни, в честь которой и назвали весь район. У него откуда-то зуб на Чендрайю, вожака бунтовщиков. Муттадар во всем руководствуется личной выгодой. Стоило успокоить его на этот счет, он преисполнился рвения и стал готов без устали отдавать нам свое время и труд, если только будет достаточно трезв. – Ховард понизил голос: – А еще он веззугада, колдун. Про индуистскую религию койя и не слыхали. Они поклоняются собственным божествам – древним анимистическим богам и богиням дравидов. Тиграм, гиенам, быкам… Иногда божество вселяется в человека, и тогда его именуют "конда девата". Сейчас туземцы собираются принести жертвы грозному богу, известному как Рамая. В бамбуковом футляре, который наш друг держит в руках, скорее свего спрятан идол – верховный велпу. Муттадар называет его Лаккала Раму. По слухам, глаза у него сделаны из оливина и ляпис-лазури. Колдун никому его не показывает. Дабы умилостивить божество, идола полагается хранить в священной пещере – храме поблизости от Рампы. Спасаясь от Чендрайи, муттадар выкрал его и пришел к нам. Теперь божество хочет получить реликвию назад и, похоже, начинает гневаться. По условиям сделки мы должны помочь муттадару вернуть идола на место.

– Вы сдержите обещание?

– Разумеется. Лучше припугнуть бунтовщиков и поддержать тех, кто настроен к нам благожелательно.

– Воистину.

Внезапно до их ушей донесся поток шумных ругательств, и крышка трюмного люка распахнулась. Вслед за неописуемой вонью на палубе возник дородный мужчина, выше пояса щеголявший в одном фартуке с бурыми пятнами. Он был всего на несколько лет старше Ховарда и Уохопа. Как и его ровесник сержант О’Коннел, обитатель трюма по моде предыдущего поколения носил бакенбарды.

– Доктор Уокер, – со встревоженным видом поприветствовал его Ховард. – Как дела в преисподней?

– Почти у всех больных частые приступы лихорадки. Все они чрезвычайно ослабли. – По манере выделять согласные в докторе угадывался уроженец Канады – и действительно, он вырос в Кингстоне и прошел шестигодичный курс медицинского образования в Белфасте, в университете Квинс. – Последствия малярии очень серьезны: увеличение селезенки, анемия, частичный паралич, истощение организма, расстройства желудка и кишечника и другие опасные недуги. У многих пациентов сейчас острая стадия лихорадки, и смотреть на их страдания мучительно.

– А еще этот омерзительный запах…

– Ваша правда. Исключительный образчик гнойной сыпи. – Уокер вытер фартуком с руки какую-то малоприятную субстанцию. – Я как раз и вышел подышать свежим воздухом. Лейтенант Гамильтон еще не вырнулся?