Текст книги "Воин-Тигр (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Гиббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

– А не пытался ли он продлить свою земную жизнь? – уточнил Костас.

Катя ответила ироническим кивком.

– Он снаряжал экспедиции на поиски Пэнлая, или Островов Бессмертных, – мифической обители небожителей. Ел из золотых и нефритовых сосудов, надеясь сохранить здоровье. При помощи чар и заклинаний боролся с демонами, которые якобы навлекали на него старение. И наконец, если верить Сыма Цяню, он принимал ртуть – еще одну ложную панацею. Вероятно, она-то его и убила.

– И тут мы плавно возвращаемся к его гробнице, – напомнил Джек.

Девушка открыла книгу на заложенной странице.

– Зачитаю вам самое известное место "Исторических записок":

– В девятый месяц Первого императора похоронили на горе Ли. Едва император взошел на трон, как начал перекапывать гору Ли и менять ее очертания. Сплотив империю воедино, он велел созвать к горе семьсот тысяч мужей со всех концов страны. Они углубились до третьих вод и залили яму бронзой; так появился наружный саркофаг. В гробнице оставили копии дворцов, дозорных башен и несколько сотен чиновников, а также всякую необычайную утварь и другие удивительные предметы. Ремесленникам было приказано изготовить арбалеты, дабы всякого, кто проникнет в гробницу, поразила бы стрела. Из ртути сделали подобие сотни рек, Хуанхэ, Янцзы и морей, причем с таким искусством, что глазу они представлялись текучими. Наверху рахместили образы небесных тел, внизу – земные формы.

– Невероятно, – пробормотал Костас. – И все это великолепие до сих пор там?

Катя протянула ему фотографию, на которой был запечатлен высокий курган, окруженный деревьями.

– Хотя гробницу укомплектовали и запечатали еще до рождения Сыма Цяня, у нас нет причин не доверять его рассказу. Когда в траншеях по наружному периметру начали находить терракотовых воинов, стало ясно, что его описание погребальной палаты вполне может соответствовать истине. При помощи методов дистанционного зондирования китайским ученым даже удалось выявить высокое содержание ртути в пространстве под курганом.

– По-твоему выходит, что он готовился не к загробной жизни, а к переходу в своего рода параллельную действительность.

– Первый император заранее проложил к ней путь. Все дворцы и храмы в столице его государства, Сиане, были сооружены по подобию небес, а река Вэй замещала Млечный Путь. Он устанавливал политический и космологический порядок с той же легкостью, с какой издавал указы. Кроме того, он нанес очертания своих дворцов на карту звездного неба, определив космическое обиталище для всевышнего существа.

– За справками о всевышнем существе обращаться к Первому императору, – прокомментировал Костас.

– Точно. Ну а теперь пора объяснить, зачем мы сюда пришли.

Катя вновь взялась за книгу и зачитала следующий отрывок:

– Когда с погребением было покончено, кто-то заметил, что строители и ремесленники, трудившиеся над гробницей, осведомлены о ее содержимом, и если пойдут слухи о сокровищах, не избежать больших непрятностей… Посему, как только все необходимое разместил в гробнице, внутренние врата закрыли, а внешние опустили, так что строители и ремесленники остались взаперти и не смогли выйти. Чтобы придать кургану обличье горы, повсюду насадили деревья и кустарники…

Закрыв книгу, она понизила голос:

– Все, о чем я вам рассказывала до этой минуты, можно найти в письменных источниках. Но сейчас я поведаю вам историю, которой до сей поры не слышал ни один западный человек, как и ни один житель Китая, не считая узкой и закрытой группы, куда входит и моя семья.

– Пошло-поехало, – проронил Костас, пристально глядя на нее.

– Есть один древний миф… – начала Катя, но осеклась. Очевидно, ей стоило немало мужества решиться на этот шаг, явить истину, которую держали в тайне поколения ее предков. Она взглянула на Джека, он кивнул ей в ответ. Собравшись с духом, Катя продолжила: – Миф о паре драгоценных камней, размещенных в гробнице Первого императора, в высшей точке искусственных небес. Камни излучали ослепительный свет, в котором император видел залог своего неувядаемого могущества. Однако существует и другой мир – что хранитель гробницы тайком вынес эти камни, прежде чем погребальную палату успели запечатать. И те, кто поклялся защищать мавзолей и его бессмертного обитателя, без устали, на протяжении многих веков, преследовали хранителя и его потомков, но так и не нашли похищенные сокровища.

– Господи… – пробормотал Джек. – Та надпись на саркофаге…

– Перенесемся на две тысячи тел вперед, – проговорила Катя. – Теперь мы в викторианском Лондоне, в Королевском институте вооруженных сил. Туманный вечер, традиционная академическая вечеринка – сначала херес и сандвичи, затем лекция.

Она достала прозрачный пакет, в котором лежала выцветшая коричневая афиша, и передала ему.

– Черт возьми, – прошептал Джек, с изумлением глядя перед собой. После паузы он начал читать:

– 26 ноября 1888 года, в четверг, с 18.30 по 19.30 в Королевском институте вооруженных сил состоится лекция «Памятники древнеримской культуры в южной Индии» с привлечением наглядного материала. Будут демонстрироваться диапозитивы и реальные экспонаты. Лекцию читает капитан инженерных войск Дж. Л. Ховард из Школы военной инженерии, отставной офицер полка мандрасских саперов и минеров ее величества королевы.

Джек с недоверием посмотрел на Катю.

– Откуда у тебя это? О лекции Ховарда мне кое-что известно, но афишу я вижу в первый раз.

– Тут пометки от руки, явно китайские иероглифы, – объявил Костас, приглядевшись повнимательнее. – Писал карандашом, текста почти не разобрать. Похоже, кто-то составлял конспект.

– Это был китайский дипломат по имени У Чэ Сыанху, казах монгольского происхождения, – пояснила Катя. – К тому времени он уже год состоял в лондонском посольстве Китая и часто посещал публичные лекции. У Чэ питал большой интерес к Индии, поскольку правительство направило его в Лондон расследовать механизм торговли опиумом, которая все еще процветала, несмотря на недовольство викторианцев. В особенности его беспокоил рост употребления опиума среди горных племен, обитавших в верховьях реки Годавари, – этот процесс начался в первой половине 1881 года, когда восстание в Рампе завершилось и войска покинули регион. Со временем бумаги У Чэ достались моему дяде, откуда мне и стала известна вся эта информация.

– Твоему дяде? – удивился Костас. – Человеку, тело которого мы обнаружили в джунглях?

Катя кивнула.

– Однако У Чэ мог бы и выкинуть афишу, если бы не одно место в лекции Ховарда. Именно из-за этих его слов мой дядя в конце концов оказался в джунглях и погиб. Они-то и набросаны здесь карандашом.

– Слушаем тебя, – сказал Джек.

Она извлекла афишу из пакета.

– Вот, снизу. Тут сказано: "В джунглях обнаружены римские петроглифы в военном стиле". И далее: "Пещерный храм?" Первая запись сделана со слов Ховарда, вторая – уже догадки У Чэ. В то время большая часть находок, связанных с южноиндийскими наскальными изображениями, делалась в пещерных храмах и усыпальницах, так что ход мысли вполне логичный.

– Потрясающе, – прошептал Джек. – Черновиков лекции не сохранилось, в печати она тоже не появлялась. В бумагах прапрадеда я нашел его переписку с редактором институтского журнала – тот выклянчивал у Ховарда рукопись. Соавтором работы выступил Роберт Уохоп, которого к тому времени призвали обратнов Картографическую службу Индии. По словам Ховарда, ему требовалось посоветоваться с партнером, чтобы предоставить журналу окончательную версию, однако этого, судя по всему, так и не произошло. Спустя несколько лет редактор сменился, и все утихло само собой. Меня всегда ставило в тупик нежелание Ховарда публиковать ту лекцию. В своей коллекции римских монет, собранной на юге Индии, он души не чаял. Но твои слова все немного проясняют. Похоже, его что-то сдерживало.

– Возможно, в лекции он затронул тему, которой лучше было не касаться? – предположил Костас.

– Вот что известно мне, – отозвалась Катя. – В нижней части листа У Чэ пишет: "После лекции пообщался наедине с капитаном Ховардом, ничего нового узнать не удалось". Но как мне кажется, позднее он еще раз попытался выйти на связь с Ховардом.

В голове Джека заметались мысли.

– Точно, я так и знал! Да, он сделал еще одну попытку. Об этом свидетельствует письмо в бумагах Ховарда, которое хранится у меня на "Сиквесте II". Оно датировано более поздней датой, 1891 годом. К Ховарду обратился некий сотрудник китайского посольства в Лондоне, попросив проконсультировать его по восстанию в Рампе. Потому-то письмо и осталось у меня в памяти. Я совершенно уверен, что имя было то же самое – У Чэ Сыанху. Речь в письме шла про опиум. Из служивших в Рампе офицеров Ховард продержался дольше всех, и наш дипломат об этом знал. Его интересовало, не используют ли лесные племена наркотик в разного рода ритуалах и церемониях, в пещерах и храмах.

– Ему хотелось побольше узнать о святилище, – догадался Костас.

– Надо думать, после лекции У Чэ поднял кое-какие документы и выяснил, не случилось ли с Ховардом во время службы в Индии чего-нибудь необычного. В "Армейском листке" ежегодно опубликовались данные о размещении офицеров в различных районах. С их помощью нетрудно было установить, что с 1879 по 1880 год мой прапрадед находился в Рампе. С одной стороны, близко к древнеримской зоне влияния, с другой – сотни квадратных миль, почти не исследованных европейцами, сплошные джунгли. Если британский солдат и мог где-нибудь наткнуться на древний храм, то именно в таком месте. Из личного состава британских войск в кампании участвовали только офицеры инженерных войск и сержантский состав Мадрасского саперного полка, поэтому нельзя исключать, что в 1888 году Ховард был единственным ветераном Рампы, проживавшим в Англии. У Чэ вполне мог сделать ставку на этот факт, рассчитывать на готовность Ховарда обсудить те стародавние события. Однако на его письме рукой моего прапрадеда выведены слова: "Оставлено без ответа". Несомненно, речь тут можно вести только о сознательном решении – но, вероятно, поступить так было ошибкой. Не получив ответа, У Чэ мог не на шутку встревожиться.

– Так ведь Ховард вообще не любил говорить о восстании, – заметил Ховард. – Мы же решили, что он пережил там какую-то психологическую травму.

– У Чэ никак не мог об этом знать, – откликнулся Джек. – Вероятнее всего, он принял реакцию Ховарда за нежелание поделиться неким открытием.

– Мне кажется, Ховард пожалел о своей откровенности и твердо решил не повторять прежней ошибки, помалкивать о петроглифах, – проговорила Катя. – Получив письмо, он наверняка припомнил раговор с У Чэ и сам не на шутку встревожился. А ведь если догадка Джека верна, то они с Уохопом заключили в джунглях некое соглашение. Возможно, тогда-то он и передумал публиковать текст лекции.

Костас казался озадаченным.

– Но откуда у китайского диплотама такой интерес к древнеримским петроглифам на юге Индии? При чем тут опиум?

Катя замялась.

– Потому-то я и рассказала вам про Первого императора. Тут имеется связь. И еще какая, надо сказать. А вы станете первыми из непосвященных, кто услышит эту историю. – Она набрала в грудь побольше воздуха. – Готовясь к загробной жизни, Первый император поручил следить за неприкосновенностью усыпальницы своим самым преданным телохранителям – воинам его клана, проделавшим вместе с ним путь из родных северных степей до Китая. То были ковечники-монголы, свирепые всадники, от семени которых произошли впоследствии Чингисхан и самая ужасная армия, какую знавал мир. Телохранители императора носили тигровые шкуры поверх доспехов, а бой вели огромными мечами. Они называли себя воинами-тиграми.

Джек бросил на Катю пристальный взгляд.

– Продолжай.

– Всего их было двенадцать – личный эскорт из самых приближенных. Шестерка считалась священным числом Первого императора, и ее производным приписывали особое могущество. Эти воины держались в тени даже при жизни повелителя и обнаруживали себя лишь перед его врагами, а у тех уже не оставалось шанса поведать другим об увиденном. Со временем один из телохранителей стал главным убийцей, больше других приблизился к императору; с тех пор его начали именовать воином-тигром. На смертном ложе император поручил двенадцати веным охранять внешние рубежи своей гробницы. Заботу о внутренних палатах возложили на род, обитавший в окрестностях усыпальницы; обязанности хранителя передавались по наследству. С двенадцати воинов взяли клятву, что их потомки проникнут в сианьское общество в роли придворных, чиновников, военных офицеров, образуют незримую силу, всегда готовую нанести удар. Им пообещали бессмертие, приравняв его к бесконечному перерождению: они навеки останутся земным авангардом терракотовой армии, погребенной подле императорской гробницы. На протяжении двух тысяч лет воинам-тиграм удавалось беречь усыпальницу в неприкосновенности – от грабителей, последующих императоров, археологов. Но было одно исключение.

– Что-то все-таки похитили, – пробормотал Джек.

Катя кивнула.

– В гробнице находилось немало диковинных сокровищ, однако лишь ее хранитель и двенадцать воинов знали о том из них, что было заложено в высшей точке искусственных небес, непосредственно над некрополем. Сыма Цянь, автор "Исторических записок", ничего о нем не слышал.

– Пара драгоценных камней, – прошептал Джек. – Соединяясь, они порождали свет, способный затмить звезды в небесах. Камень о двух частях. Самоцвет бессмертия.

Катя смерила его пристальным взглядом, потом тихо заговорила:

– На последнем этапе похоронного обряда хранитель в одиночестве прошествовал из центральной палаты к выходу, после чего запечатал склеп на веки веков. По какой-то причине воины заподозрили, что он похитил величайшее из сокровищ. Со временем их подозрения лишь укрепились: старик прожил необычайно долго, перевалив за сотню лет. Среди степных монголов такое было не редкостью, но воинам не требовалось других доказательств: долголетие хранителя недвусмысленно указывало на некий предмет, которому полагалось оставаться в гробнице, чтобы император смог когда-нибудь возродиться и освободить их от тяжкой службы. Смерти хранителя им лицерзеть не пришлось. Он вернулся в северные степи, перепоручив свои обязанности сыну, что впоследствии стало традицией. Однако пять поколений спустя бесследно исчез сын очередного хранителя. Вместо степей он направил стопы на Запад, за пределы империи, чего делать не следовало. Двенадцать воинов решили дейстоввать. Воин-тигр ринулся в погоню.

– Дай-ка угадаю, – перебил ее Джек. – Это случилось в восемнадцатом году до нашей эры или чуть-чуть раньше?

Снова взглянув на него, Катя продолжила:

– Сын хранителя переоделся в согдийского торговца и двинулся вдоль Великого шелкового пути, примыкая то к одному каравану, то к другому. Воин-тигр и его приспешники прошли по следу изменника через пустыню Такла-Макан, перевалили через Тянь-Шаньские горы, обогули Иссык-Куль и нырнули в лабиринт ущелий и оврагов. Жертва была уже почти в их руках, как вдруг что-то встало у них на пути.

– Шайка римлян, отбившихся от родного легиона… – пробормотал Джек.

– В устной традиции, существующей в кругу избранных, их нежданные противники носят имя каувана, то есть "люди с Запада", – заметила Катя. – Однако мой дядя говорил о них в более определенных выражениях.

– А я все гадал, когда же речь зайдет о твоем дяде, – вставил Костас.

– Вот к каким выводам он в итоге пришел. Они укладываются и в твою версию, Джек. Римляне нападают на караван и берут в плен нашего "согдийца". Поскольку им нужен проводник, беднягу оставляют в живых. Разобравшись в ситуации, воины налетают на легионеров, но встречают, впервые в жизни, мощный отпор. С каждой стороны погибает по человеку. В могиле, которую мы нашли у озера, лежит погибший римлянин. К этому времени легионеров осталось не больше дюжины. Добравшись до этого места, воин-тигр и его присные видят, что их враги успели пересесть на лодку и плывут теперь на восток. Рядом они обнаруживают труп Лю Цзиня, сына хранителя, однако сокровища при нем уже нет. Тогда воины следуют за лодкой вдоль берега, но на дальней оконечности озера попадают в бурю и теряют римлян из виду. Однако перед этим они подмечают, чтолюдей в лодке стало меньше. Одного не хватает. Китайцы возвращаются на запад, к месту казни Лю Цзиня. По крови, капающей с оружия римлянина, они вскоре выходят на его след. Его фигура то и дело мелькает среди горных перевалов на юге. Они без устали гонятся за ним – недлю за неделей, месяц за месяцем, то наступая ему на пятки, то сбиваясь с пути. Оставив за собой долины Афганистана, через Хайберский перевал воины проникают в Индию и следуют по течению Ганга в сторону Бенгальского залива. И вот в южных лесах они окончательно теряют его – джунгли поглощают беглеца без остатка. Китайцы и не думаю сдаваться. Под видом торговцев шелком они просачиваются в римскую колонию в Арикамеду и на протяжении нескольких поколений терпеливо ждут и наблюдают. Но через некоторое время римляне покидают Индию, а с расцветом арабской цивилизации торголе с Западом наступает конец. Китайцы возвращаются на родину, и с той поры повесть об их скитаниях переходит в разряд легенд, становится частью мифологии безвестного тайного общества, которое словно бы исчезает с исторической сцены.

– Теперь благодаря надписи на саркофаге нам известны имена этих римлян, – сказал Джек. – Лидера группы, выбравшей восточный путь, звали Фабием. Его лучшего друга, сбежавшего на юг, – Лицинием. Также нам известно, что сокровище осталось в их руках. Фабию достался один из камней, перидот. Лицинию – другой, sappheiros, он же лапис-лазурь. Вероятно, при расставании друзья и не подозревали, какой силой обладают самоцветы, если держать их вместе. Скорее всего китайцы пришли к выводу, что Лициний присвоил себе оба камня и сбежал от товарищей, поскольку осознавал могущество артефакта и мечтал о собственной империи.

– Мне кажется, перед смертью дядя Кати вполне мог ознакомиться с надписью в святилище, – заметил Костас. – И его убийцы, наверное, тоже.

– Ну и что же происходило с воином-тигром и двенадцатью избранными дальше? – поинтересовался Джек.

Катя помолчала.

– Они пронесли свой обет защищать гробницу и вернуть утраченное сокровище через все превратности китайской истории, оберегая святыню от многочисленных императоров и династий, которые не брезговали порой разграблять усыпальницы своих предшественников. Воины неустанно поддерживали культ Первого императора, так что загадочный ореол окружает его имя и по сей день. У Чэ, уже знакомый нам китайский дипломат, приндлежал к их числу. Прирожденный историк, он доверил историю, которую вы только что услышали, бумаге; прежде ее лишь передавали из уст в уста на тайных собраниях. И вдруг их поискам был дан новый старт. Во второй половине девятнадцатого века в распоряжении европейских ученых оказался новый перевод "Перипла Эритрейского моря", и суть индо-римских торговых отношений стала проявляться все четче. У Чэ держал ухо востро, присматриваясь ко всем необычным археологическим открытиям, от которых можно было провести связь с одиноким римским легионером. Когда Ховард упомянул в лекции о латинской надписи в лесном храме, из-за туч проблеснул свет.

– И именно поэтому ты приехала на берега Иссык-Куля, – негромко произнес Джек. – Ты здесь не просто для того, чтобы фотографировать наскальные изображения и разыскивать древние надписи. Тебе хотелось найти того римлянина. Ты идешь по тому же следу, что и твой дядя. Вы оба во всем этом замешаны.

Костас уставился на девушку.

– Что скажешь? Ведь твой дядя был одним из двенадцати, не так ли?

Катя ответила не сразу.

– И дядя, и отец знали эту историю. Фамильные документы перешли по наследству к моему отцу, однако мифология братства не вызывала у него особого интереса. По его мнению, камни было уже не вернуть – если они вообще существовали. Он перкинулся на черный рынок древностей, сулящий куда более легкую наживу. Поэтому увлечением вымершими языками и археологией я обязана дяде. Два года назад, когда отец погиб, дядя отправился в Казахстан, чтобы как можно быстрее просмотреть его архив, пока не нагрянул Интерпол. Там он наткнулся на афишу с рукописными пометками У Чэ. К тому моменту связь между легендой о воине-тигре и разгромленных легионах Красса не вызывала у него сомнений. Он продолжил расследование с места, на котором закончил У Чэ. Для этого ему пришлось съездить в Лондон и поднять архивы Индийской администрации. Изучив подшивки "Мадрасского военного вестника", дяде удалось установить, где находился Ховард во время восстания в Рампе.

– С тем же источником работал и я! – воскликнул Джек.

Катя кивнула:

– Вы напали на один и тот же след. В одном словаре географических названий он наткнулся на упоминание о святилище Рамы. Это все решило. Там-то вы и нашли его. Точнее, его тело.

– Джек, а Катя знает твою теорию о Раме? – спросил Костас.

Катя ответила первой:

– По-моему, дядя и сам сделал такой вывод. По звучанию Рама очень напоминает Romanus, «римлянин». Он мимоходом упомянул об этом, но нам не хотелось озвучивать такие догадки, пока не будет окончательной уверенности. Сходство вполне очевидное.

– В этой истории ничего железно очевидно нет, – пробормотал Джек, не отрывая от нее глаз. – Хочешь еще что-нибудь нам рассказать?

– Мой дядя вел себя скрытно, но имел на то причины. Он знал, что, как только на него начнется охота, под удар попадут и все близкие родственники. Так повелось издавна. Если одни из двенадцати оступился, то расплачиваться будет весь его клан. А поскольку из дядиной семьи осталась одна я, меня и постигнет возмездие.

– Так, Катя, – проговорил Костас. – Видимо, ты имеешь в виду тех татуированных парней, которых мы нашли неподалеку от храма.

– Джек обо всем мне рассказал, – тихонько произнесла Катя. – Сколько там было трупов?

– Мы насчитали шесть. Судя по всему, в джунгли они заявились всемером, на вертолете. Все до одного китайцы, в рубашках с логотипом горнодобывающей компании "Интакон". Холмы в окрестностях Рампы богаты бокситами, в правительство часто поступают заявки на ведение карьерных работ, поэтому койя привычны к виду геологов. В итоге китайцы достигли лишь того, что наткнулись на маоистских боевиков, у которых в тех краях база. Время от времени маоисты нападают у туземцев. Соответственно местная полиция и ухом не ведет, когда замечает очередной отряд, вооруженный до зубов. По всей видимости, китайцы проникли в пещеру, разыскали и убили твоего дядю, а на обратном пути угодили в засаду. Боевики сорвали с трупов часть одежды и порядком их изувечили, так что нам удалось полюбоваться на их кожу. У всех была одна и та же татуировка на левой руке.

Девушка нацарапала в блокноте рисунок:

– Такая?

Костас кивнул:

– Точь-в-точь. Тигриная голова.

– Воины-тигры? – спросил Джек.

Катя покачала головой:

– Так называют лишь одного из двенадцати, посвященного последним. Чтобы пройти обряд инициации, ему приходится делать всю грязную работу. Другие называют себя "Братством". А те китайцы – не более чем пехотинцы, рядовые члены клана, от рождения обязанные служить Братству.

– Мы наткнулись на троих маоистов, и один из них оказался не совсем мертвым. – Костас указал на перевязанное плечо. – Мне сейчас положено быть в отпуске, а не возиться с огнестрельными ранениями. Лучше бы тебе рассказать нам всю правду, Катя.

– Только шесть трупов, – откликнулась она. – Получается, один сбежал?

– Судя по всему, он прорвался через джунгли к месту посадки вертолета. По словам койя, от других китайцев ничем особо не отличался. Правда, у него была винтовка с поворотным затвором и оптическим прицелом, в старом кожаном чехле. Странный выбор оружия – для джунглей.

– Ничуть, – пробормотала Катя. – Не в его случае.

– Ты знакома с этим парнем?

Она впилась в него взглядом.

– Как думаешь, он видел ту надпись в храме?

– Не исключено, – вполголоса ответил Джек. – А если и нет, твой дядя вполне мог им рассказать. Возможно, его пытали.

– В смысде – наверняка пытали.

– Ко времени, когда Лициний начач работу над собственной эпитафией, для него уже не существовало внешнего мира. Образ камня мог слиться в его сознании с образом старого товарища, Фабия, которому он был настолько предан, что на рельефе со сценой битвы фактически уподобил божеству. Нарочно или нет, но старик оставил охотникам за сокровищами подсказку, употребив слово sappheiros – «ляпис-лазурь». Если кто-то вышел на верных след, то сразу смекнет, что к нему.

– А что, если он где-то здесь? – Костас всмотрелся в западную гряду, погруженную в тень. Солнце уже почти село. – Ну, седьмой китаец? Может, мы сейчас у кого-то на прицеле.

Катя поджала губы.

– У "Интакона" есть концессии на геологическую разведку в Кыргызстане, в Тянь-Шаньских горах. – Она обвела рукой заснеженные вершины на горизонте. – Те шестеро работали на компанию, но каждого связывали с Братством клановые узы. У них есть вертолеты и выносливые лошади для экспедиции – знаменитая порода, берущая начало в Монголии. Если он здесь, то в эту минуту наблюдает за нами. Сначала им нужно выяснить, что я нашла и куда мы направимся дальше. Убьют меня немного позже.

– Замечательно, – буркнул Костас. – Просто замечательно. Значит, против нас выступает горнодобывающая компания? Вот под каким прикрытием эти воины работают в наши дни…

– "Интакон" – самое доходное их предприятие. – Она повернулась к Джеку. – Сколько у нас времени?

– "Апач" американских ВМС прибудет сюда через тридцать минут, – ответил Джек, сверившить с часами. – Если все прошло по графику, то "Эмбраер" уже заправлен и ждет нас в аэропорту Бишкека. Все необходимое погружено в самолет.

– Хорошо. – Катя перевела взгляд на Костаса. – Скажу еще пару слов о тех лошадях. Мы имеем дело с небесными лошадьми из китайской мифологии, исходящими кровавым потом. Легенда гласит, что с ними можно не бояться поражения в битве. Первый император очень ими дорожил, и во многом благодаря им простые китайцы верили в его непобедимость.

– Кровавым потом? – с недоверием повторил Костас.

– Таких лошадей называют ахалтекинскими. Это одна из самых редких и чистых пород, уходящая корнями в глубокую древность. Ахалтекинцы славятся своей быстротой и выносливостью. Принято считать, что эффект кровавого пота вызывается особым паразитическим заболеванием, характерным для всей породы, но наверняка никто не знает.

– Видела хоть одну такую живьем? – полюбопытствовал Костас.

Катя ответила презрительным взглядом.

– Я ведь дочь казахского хана. Ты что, забыл? Отец научил меня держаться в седле, еще когда я была девочкой. Ахалтекинцев долгое время разводили лишь в нескольких уединенных доликах в Казахстане, Туркменистане и Афганистане, вдали от любопытных глаз. Забота о чистоте породы была семейным делом. Человек, поставлявший лошадей моему отцу, утверждал, будто его род ведет начало от времен Первого императора. Тогда владыка разослал по горным долинам людей, чтобы те взяли с коннозаводчиков клятву не терять блидетльности. Когда император вернется в бренный мир, небесные скакуны для его телохранителя должны быть наготове. В сегодняшнем Китае с этой породой все так и носятся – в ней видят символ национального единства и силы, не имеющий ничего общего с коммунистами.

– Не научил ли тебя твой наставник еще какой-нибудь премудрости? – поинтересовался Костас.

– Он сказал, что люди, в жилах которых течет тигриная кровь, чувствуют близость ахалтекинцев, а лошади чувствуют их. Готовясь к битве, воины приходили к Иссык-Кулю и начинали бить в барабаны. Ахалтекинцы вихрем проносились через ущелья и мчались вдоль берегов озера, исходя пеной и потом, застилая воздух кровавой поволокой.

– Чем дальше, тем лучше, – проворчал Костас. – У тебя в генах то же самое?

Катя в задумчивости смотрела на озеро.

– Здесь у меня бывают странные ощущения. Может, все дело в разреженном воздухе. Я плохо сплю, и в минуты бессонницы мир грез и реальность переплетаются. Иногда после пробуждения вместо стука сердца мне слышится топот копыт по трясущей земле и бой барабанов. Словно воины придут и за мной.

– Только не играй с нами в Чингисхана, Катя.

Устало ему улыбнувшись, она вновь перевела взгляд на озеро.

– Когда лежу ночью в полудреме, ко мне возвращается отец. Он представляется мне таким, каким я видела его в детстве, когда он еще преподавал историю искусств в Бишкеке. После возвращения с Черного моря я почти не думала о нем. Все воспоминания словно заблокированы.

Джек украдкой взглянул на нее. После смерти отца Катю обуревали сложные чувства: горе, облегчение, злость на отца, на себя, на Джека. Сейчас лучше всего было промолчать, не мешать ей. Заметив его молчаливость, Костас заговорил сам:

– Твой отец – тот, в кого он превратился, – сидел на затонувшей русской подводной лодке, под завязку набитой ядерными ракетами. Он охотно продал бы пару-тройку Аль-Каиде, и это только для начала. Благодаря нам тысячи людей сейчас живы.

Он встал, потянулся, отряхнул пыль с шортов и устремил взор на лощину в ближайшем холме.

– Пожалуй, мне самое время отлучиться ненадолго. – Он наградил Джека людоедской улыбкой. – Ох уж этот бараний жир.

– Поосторожнее там, – бросила Катя, помахав ему рукой.

Тем временем Алтаматы поставил трактор возле юрты. Дым от его костра уже потух. Снаружи стояли два рюкзака.

– Кажется, будто с тех пор, как мы с тобой сидели на берегу Черного моря, прошло много лет, – негромко сказал он. Катя кивнула, но ничего не ответила. Немного помолчав, Джек указал на юрту. – Так ты все-таки уверена, что хочешь поехать с нами?

Она снова кивнула.

– Как и Аламаты. Хотя твое военное прошлое не вызывает у него сомнений, Афганистан, по его словам, совсем другая история. В годы афгано-советской войны он попал в ту самую долину, которую собираемся навестить и мы, – его буквально накануне призвали в морскую пехоту. Их вертолет сбили, в живых остался один Алтаматы. Он отбивал вражеские атаки, пока не кончились патроны. Моджахеды пощадили его, потому что он был киргиз. Ему пришлось прожить с ними в горах больше года.

– Хорошо. С нами полетит еще один человек, его зовут Прадеш. Он отвечает за подводные раскопки в Арикамеду, но перелетес с нами в Бишкек. Капитан Индийского корпуса военных инженеров, участвовал в боевых действиях в Кашмире. Еще он специалист по древним горнодобывающим технологиям. Вместе с ним мы и побывали в джунглях. Мне бы очень хотелось, чтобы наш университет развернул работы на Иссык-Куле. Если Алтаматы всерьез намерен исследовать подводные развалины на восточном конце озера, то он и Прадеш – просто находка для нас, с их помощью можно сдвинуть дело с мертвой точки. Прадеш говорит по-русски. Интересно, как они поладят?