Текст книги "Воин-Тигр (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Гиббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– Лошади тут не пройти, – сказал Уохоп. – А вот пехотинцы скоро будут здесь. У нас в запасе несколько минут.

Высвободив левую руку, Ховард схватил егоза ладонь, поднял глаза.

– Было ли в моей жизни хоть одно доброе дело, Роберт? Я строил каналы, мосты и дороги. Я показал им, как составлять карты. Но принес ли я людям пользу?

– Ты сохранил семью. Давал любовь своим детям. Это лучшее, на что способен мужчина.

Лицо Ховарда поникло.

– Эдвард, мой сын… Мальчик мой. Зачем я оставил его в Бангалоре? Почему меня не было рядом, когда он умирал?

– Ты служил в саперном полку и выполнял долг, возложенный на тебя ее величеством.

– Долг? В джунглях? Чем мы там занимались?

Уохоп стиснул его руку.

– Помнишь нашего друга доктора Уокера? Он доложил об ужасной лихорадке, косившей наших солдат, начальнику полковой медицинской службы Россу, и тот отправился в джунгли, чтобы лично разведать ситуацию. Если бы ты не поделился с Уокером своей теорией насчет москитов, переносящих малярию, этого бы могло и не произойти. А теперь сэра Рональда Росса удостоили Нобелевской премии по медицине. Война с туземцами – дело неблагодарное, но все же из нее вышла кое-какая общественная польза.

– Общественная польза… – Джон зашелся кашлем, сглотнул. – У койя и без того был иммунитет к лихорадке. Мы убивали их десятками. Предавали огню их деревни. Дороги, которые наметили мои саперы, остались незаконченными и давно заросли. Апо тем немногим, что власти надеялись вытрясти из койя еще горстку рупий. И мы потерпели неудачу – ибо правительству нет резона возиться с неприбыльными районами. Мы вершим великие дела во имя великих идеалов, Роберт, но в тот раз все было совсем иначе, и моя жизнь навеки изменилась.

Неожиданно Ховард забился в приступе жестокого кашля. По его подбородку обильно текла кровь. Полковник схватился за левый бок, на котором росло влажное пятно. Из легкого выходила, пузырясь, алая жидкость. Он посмотрел в глаза Уохопу. Лицо умирающего посерело, голос превратился в шепот:

– Я не чувствую ног, Роберт.

Барабанный бой стал заметно громче. Положив руку Джону на плечо, Уохоп склонился над ним и утер кровь с подбородка рукавом.

– Держись, дружище.

Ховард сжал его ладонь еще крепче.

– Ты ведь найдешь камень, правда? Спрячь его в джунглях, в гронбинце Лициния. И верни священного велпу койя. Мы перед ними в долгу. – Его голос быстро слабел. В очередной раз откашлявшись, он прошептал: – Возвращайся в храм и положи его в саркофаг.

Уохоп в ответ стиснул его руку.

– Не все сразу, старик. И вообще мне понадобится твоя помощь, чтобы сдвинуть крышку.

– Осмотри основание саркофага, – продолжал Ховард. – Там будет отверстие, в которое как раз поместится эта трубка. Лициний ведь был каменотесом, помнишь? В древнеримских саркофагах всегда оставляли отверстие, чтобы отогнать разложение и даровать душе свободу.

– Я всегда говорил, что тебе не мешало бы стать археологом, – заметил Уохоп.

Ховард через силу улыбнулся. На его зубах поблескивала кровь.

– Хорошее было приключение, правда?

– Что верно, то верно.

Пальцы Уохопа легли на бамбуковую трубку и твердо сжали ее. Другой рукой он нашарил под ногами "уэбли".

– И оно еще не закончилось. – Он указал на пистолет в руке Ховарда: – Остались еще заряды?

– Два.

– Прямо и не верится, что ты все еще ползуешься этим старьем. Капсюли, в наше-то время… Давно пора обзавестись современным револьвером.

– То же самое ты говорил тридцать лет назад, в джунглях. Все эти годы мне как-то удавалось не поддаваться ярости и удерживать себя от напрасной пальбы. Очень полезное правило.

– Главное, держи порох сухим.

– Солдат обязан заботиться о своем оружии, Роберт.

– А ты по-прежнему остаешься солдатом. Лучшим из лучших.

– А вот рыцарем в сияющих доспехах, – проговорил Ховард, – далеко не всегда.

– Ну и как теперь ощущения? Хорошо было дать волю гневу, пустить во врага пулю? Каких-то десять минут назад…

– Мне всегда нравился запах пороха.

– Прекрасно. Тогда давай посмотрим, не поздно ли еще наверстать упущенное!

– Ханн тил Рагнарокс.

– Что ты сейчас сказал?

Ховард поднял левую руку. Пальцы его согнулись, точно трубка никуда и не девалась, но он их уже не чувствовал. Его голос превратился в мягкий шепот:

– Взгляни на это кольцо с печаткой. На нем ты видишь герб моей семьи – якорь. Кольцо сделано из серебра викингов, его завезли в Англию мои предки скандинавы. Их девизом были слова "ханн тил Рагнарокс". Это значит "до встречи при Рагнареке", в Валгалле.⁴³

– Откуда, черт возьми, тебе все это известно? – удивился Уохоп.

Губы Джона сложились в подобие улыбки.

– История нашей семьи всегда меня увлекала. Впрочем, вряд ли моя страсть передается по наследству – детям все это неитересно. Но по крайней мере мне будет что сказать, когда я попаду туда и встречу усопших друзей.

– Будь я проклят, если дам загнать себя в Валгаллу без боя, – произнес Уохоп. – К делу.

– Моя рука, Роберт, – прошептал Ховард. – Ты видел? Она перестала трястись. С той минуты, как я сделал тот выстрел, дрожь не оставляла меня. А теперь я вообще не чувствую руки…

Уохоп нагнулся, взвел курок "кольта" и вложил рукоятку в вялые пальцы друга.

– Я пошел на разведку. Твоя задача – стрелять в любого, кто появится в туннеле.

– Само собой, – еле слышно выговорил Ховард. – Сначала солдаты, потом инженеры.

– Quo fas et Gloria ducunt.⁴⁴ Мы – солдаты.

– Воины, – прошептал Джон. – Рыцари.

– Как ты сказал? Ханн тил Рагнарокс.

– Ханн тил Рагнарокс.

Вымолвив заветные слова, Ховард надсадно вдохнул и вцепился в руку Уохопа. На его губах опять показалась кровь. Умирающего колотила дрожь, дыхание потеряло глубину.

– Я и вправду это сделал? – выдавил он. – Тогда, в джунглях? Вправду? Я вправду застрелил того малыша?

Он умоляюще поднял глаза, но Уохопа уже не увидел. Его взору пришлось удовольствоваться светлым пятном в конце туннеля да мерцанием синих стен. Уохоп в последний раз сжал руку Джона, потом залез в карман его гимнастерки и достал выцветший фотоснимок молодой женщины с ребенком на руках. Вложив его в перепачканные кровью пальцы друга, он накрыл их ладонью. И Ховард впервые в жизни расплакался. Слезы ручьями текли из его незрячих глаз.

– Я вижу его, – прошептал старик. – Милый мой Эдвард.

Из облака света вышли женщина и ребенок и начали спускаться к нему. Мальчик прибежалпервым и бросился в его объятия. Ховард поднял сына высоко над головой, смеясь и рыдая от радости. Уохоп подался к нему, поцеловал в лоб и стал неуклюже подниматься с коленей. В одной руке он нетвердо сжимал "уэбли", в другой – бамбуковый цилиндр. Наконец мужской силуэт сгинул, и Ховард остался наедине со слепящим светом. В лучах встающего солнца все прочее растворялось без следа. Стены вспыхнули синевой, отражая светой поток. Полковнику почудилось, будто волна энергии подватила его и понесла к выходу. Потом до его слуха вновь донеслась барабанная дробт, эхом заметалась под сводами пещеры. Снаружи налетел ветер, в грудь старика ледяными стрелами ударили жестокие порывы – и его не стало.

Глава 18

Джек погружался в воду, но чувство было как от свободного падения; раскинув руки и ноги, он позволил весу собственного тела увлечь себя в глубину. Поначалу приходилось активно работать ногами, чтобы спуститься пониже, но потом он сосредоточил остатки воздуха в ротовой полости, пытаясь стабилизировать давление в ушах. На языке играл вкус воды – бодрящий, резкий, солоноватый. Внизу раскинулось озерное дно – серое и плоское, ничуть не похожее на рифленую доску морского. Поодаль маячила диковина, которая и поманила его сюда, – очертания древней лодки, наполовину погребенной под слоем или. Внутри пульсировало зеленое свечение, словно кто-то спрятал под илом проблесковый огонек. Он приземлился рядом с лодкой, уперся ногамио в дно, потом погрузил руку в илистую жижу, нашарил светившийся предмет, вытащил его и поднес к глазам.

Его взору предстал сверкающий зеленый самоцвет – оливин или перидот, добытый на острове близ египетского побережья. Камень излучал тепло, пропитывая тело Джека светом. Внезапно на него навалилась тяжелая дремота – как будто он нашел то, чьим поискам посвятил всю жизнь, и теперь ему было некуда больше идти. Теперь ему хотелось одного – встретить мягкие объятия ила и забыться вечным сном. И вдруг он вернулся к реальности, сердце заколотилось как бешеное. Нужно возвращаться на поверхность. Там его ждет нечто еще более прекрасное.

Сжав камень в кулаке, Джек оттолкнулся от дна и устремился навстречу солнечному свету, потоками ниспадавшему с искрящейся озерной глади над головой. "Я спокоен. Меня переполняют силы". Он раз за разом твердил эту мантру, хотя в ней и не было необходимости. Ему полностью хватало кислорода, сделать лишний вдох не тянуло. Но тут он увидел над собой тень моторной лодки. Через борта перегнулись размытые фигуры, внимательно наблюдая за ним. И снова на Джека навалилась тяжесть, от конечностей к самому его нутру прошла зудящая волна. Самоцвет, на дне казавшийся лишь увесистым, стал неподъемным. Над ним склонилось лицо Ребекки, ее длинные волосы распластались по воде. Он потянулся к ней, но камень упрямо тащил на дно. Джек открыл рот, вдохнул – и озеро устремилось ему в легкие, увлекая его в бездну, оставляя лишь чувство ужасающей пустоты. Наверное, из глаз его текли слезы – он не знал. Руки тщетно тянулись к хрупкой фигурке дочери, пока та не растворилась в солнечном свете и не исчезла совсем.

– Джек, проснись. Катя с Алтаматы возвращаются.

Джека трясла чья-то рука. Вздрогнув, он проснулся и обнаружил себя на переднем пассажирском сиденье джипа. Рядом сидел Костас. По характерному шуршанию Джек догадался, что тот набросил на него спасательное одеяло из дорожной аптечки. Затекшие руки стало покалывать – кровообращение приходило в норму. Он вспомнил, какой холод стоял тут на рассвете – когда они прибыли, на земле еще лежала обильная роса. Выпростав левую руку из-под одеяла, он взглянул на часы. Почти полдень. Ожидание длиось уже три часа, и два из них Джек провел во сне. Сначала они все вместе изучали главу из книги лейтенанта Вуда, описывающую последний этап его путешествия к лазуритовым копям, что затерялись где-то в раскинувшемся сейчас перед ними ущелье. Затем Прадеш отлучился, чтобы вскипятить воду для чая, и Джек "на минутку" закрыл глаза…

Он украдкой взглянул на Костаса. Поверх темной фуфайки тот напялил на себя выцветшую зеленую шинель, ан аголове у него красовался шлем из овечьей шерсти, какие носили советские танкисты. Они оказались не готовы к такому холоду, так что пришлось нацепить старье, которое нашлось в багажнике джипа. Джек стянул одеяло, откашлялся.

– Извини, я задремал.

– Заметил. Мне показалось, что забыли выключить двигатель.

– Я не храплю.

– Ну что ты, разумеется.

К джипу подошел Прадеш.

– Вам нужно було немного поспать. – Капитан тоже щеголял в шерстяном шлеме, к которому добавил зеленый индийский свитер армейского образца. Присев рядом с миниатюрным примусом, он протянул Джеку дымящуюся металлическую кружку: – Свежая заварка. Отборный дарджилинг. У меня всегда под рукой небольшой запас. Это одна из военных традиций, унаследованных нами от британцев. Избавляться от нее что-то не тянет.

– Спасибо.

Джек бережно взял кружку в руки и откинул взглядом разлегшееся впереди ущелье. За ним вставали Гиндукушские горы – складчатая громада скал и каменных осыпей, мутно-белые склоны и далекие вершины, укутанные снегом. Джек поднес к глазам компактный бинокль, висевший у него на шее. По тропинке, тянувшейся по краю ущелья, спускались Алтаматы и Катя. За ними шагал мужчина в афганской одежде. Опустив бинокль, Джек взглянулл на индийца. Тот одобрительно кивнул. Пока все шло согласно плану. Приземлившись в аэропорту Файзабада, они прямо из самолета пересели на джип. В городе у Джека был старый друг, руководитель одной гуманитарной организации. Он-то и раздобыл для них машину, позаботившись и о том, чтобы на крышу и борта нанесли маркировку TV. Им не хотелось привлекать к себе лишнего внимания, поэтому о помощи со стороны НАТО не могло быть и речи. В регионе базировалась одна из восстановительных групп⁴⁵ МССБ, но после телефонного разговора с полковником-датчанином они решили обойтись без эскорта. Полковник предупредил их о всех рисках. От нападений талибов не застрахован даже север страны. Однако местный полевой командир имел репутацию независимого человека и до сих пор оставался верен почившему Северному Альянсу. Таких людей нужно задабривать, а не провоцировать. Полковник заверил их, что в случае необходимости за ними вышлют вертолет с медиками, но во всех прочих отношениях им пердстояло полагаться только на себя.

Снова взявшись за бинокль, Джек принялся осматривать противоположный склон ущелья. Не видно ли каких-нибудь бликов, не прячется ли кто-нибудь за камнями? Впрочем, он понимал, что ничего не увидит. Где-то там, в глуби ущелья. Не видно ли каких-нибудь бликов, не прячется ли кто-нибудь за камнями? Впрочем, он понимал, что ничего не увидит. Где-то там, в глуби ущелья, засел тот самый снайпер, который, по мнению Кати, шпионил за ними и в Киргизии. Пока их путь не подошел к концу, пока в их руках не оказался священный для Братства предмет, они в безопасности. Но с каждым шагом их положение будет все уязвимей – и рано или поздно настанет момент, когда убийце надоест тянуть. Джека угнетала собственная беззоцитность, но других вариантов не было, оставалось лишь играть по правилам и надеяться, что им подвернется способ сравнять шансы. Остальные тоже об этом знали. Все зависело от итогов разведки, на которую Катя с Алтаматы отправились два часа назад.

Прадеш сложил примус и убрал в рюкзак.

– По коням, ребята.

Костас начал вылезать из джипа.

– И откуда только вы берете такие выражения, прадеш?..

– Школа армейской инженерии в Форт-Ленард-Вуде, штат Миссури. В прошлом году я проходил шестимесячную стажировку в США.

Костас во все глаза уставился на него.

– Серьезно? А не встречали там некоего Джима Прэдера?

– Специалист по подводным технологиям, преподает в Военно-морской академии? Да, я прослушал его курс.

– Переглянувшись с Джеком, Костас двинул большим пальцем в сторону капитана:

– Нет, нам точно нужен этот парень. Классный специалист. Надо выбить ему постоянную работу в ММУ.

Коротко улыбнувшись Прадешу, Джек вылез из джипа и потянулся. На нем были его собственные вещи, предусмотрительно прихваченные с собой, – потрепанные кожаные ботинки, толстовка с зеленым жилетом из водонепроницаемого материала, синяя шерстяная шапочка, полученная когда-то в подарок от одного из соратников Жака Ива Кусто и оттого горячо любимая. Он поудобнее пристроил на боку старую сумку, попутно ощупав лежавшую внутри кобуру. Ее присутствие успокаивало, но одними пистолетами им не обойтись.

Переведя взгляд на тропинку, он увидел, как афганец зачем-то отделился от Алтаматы с Катей, скользнул в сторону и вскоре исчез за пригорком. Джек вздохнул и вознес про себя молчаливую молитву. Двадцать лет назад Алтаматы уже довелось побывать в этих краях, и он знал, куда им идти. И киргиз, и Катя говорили на дари, главном языке Афганистана, оба имели представление о пушуту, поэтому устанавливать контакт с местными следовало именно им. Слишком многие европейцы и американцы приходили сюда с обещаиями мира и помощи, но на самом деле приносили лишь вероломство и погибель. У них хватало проблем и с одним-единственным снайпером, а если они восстановят против себя и местного полевого командира, о надежде выбраться из ушелья живыми можно забыть.

Вытащив из машины томик Вуда, Джек раскрыл его на заложенной странице и взглянул сперва на еле различимые помарки, следанные рукой Джона Ховарда, затем на новый лист, исписанный аккуратным почерком Ребекки. Юная дочь и давно покойный прапрадед… Казалось, между рукописными заметками протянулась какая-то неразрывная нить, а книга стала мостиком, переброшенным от одного поколения к другому. Ему бросилось в глаза предложение в тексте, над которым он раздумывал, когда его сморил сон. "После долгого и утомительного перехода мы достигли подножия Ладжвордских гор".

Ладжвордом древние персы называли район, в котором добывали ляпис-лазурь. Сейчас они стояли на том самом месте, где побывал когда-то Вуд. Здесь дорога обрывалась, на джипе дальше им не забраться. Придется идти пешком, точно как Ховарду с Уохопом столетие назад – если, конечно, те вообще дошли досюда. Закрыв книгу и убрав ее в сумку, Джек подумал о Ребекке, оставшейся на Иссык-Куле с подводниками. Ее образ из сегодняшнего сна все еще стоял у него перед глазами, не теряя живости. Ему вспомнилось, что Катя говорила о снах, посещающих людей на "крыше мира". Здесь их труднее отличить от яви, ибо ты всегда стоишь одной ногой в царстве грез. Она сказала, все дело в разреженном воздухе и неспокойном сне. Стряхнув рассеянность, Джек переключил внимание на Катю и Алтаматы, которые уже подходили к джипу. Пора окунуться в жестокую реальность.

Катя была с ног до головы закутана в толстое пуховое пальто, но чувствовала себя, похоже, как рыба в воде.

– Значит, так. Есть хорошие вести. Нам удалось выйти на старого приятеля Алтаматы.

– Того моджахеда, что держал его в плену во время войны с Советами? – поинтересовался Костас.

Девушка кивнула.

– Его зовут Рахид, полностью – Мохаммед Рахид Хан. До него дошли слухи, что сюда едет какая-то съемочная группа. Ему известно твое имя, Джек. Он знает, кто ты такой. Знает даже, что среди нас есть киргизы. В этих краях новости передаются с поразительной скоростью, хотя тут и людей-то толком нет.

– Не попадался ли ему на глаза еще кто-нибудь? – спросил индиец.

– Я не спрашивала. У него сейчас полно своих забот. Сегодня утром талибы напали на одну деревушку в соседней долине, к северу отсюда. Еще до событий одиннадцатого сентября, когда Талибан стоял у власти, им чем-то насолил двоюродный брат Рахида, школьный учитель. Теперь они с ним поквитались. Подробностей вам лучше не знать. Рахид уже выслал туда всех своих людей, большая часть оружия ушла с ними. Сам он выходит примерно через час.

– То есть помощи нам все-таки не видать, – приуныл Костас.

– Не обязательно. Я передала ему все, о чем просил Джек. О настоящих причинах нашего визита распространяться не стала, только вот он далеко не дурак. Джек Ховард не станет соваться в "горячую точку", чтобы снять какой-то там документальный фильм. Но эти люди знают, когда лучше не задавать вопросов. У пуштунов не принято сообщать о своих намерениях напрямуую – пока собеседники не присмотрелись друг к другу, позволительны лишь легкие намеки. По его словам, в ущелье живет не так уж мало людей, и в их числе вполне могут оказаться сторонники Талибана. После таких неприятностей, как сегодня утром, страсти обычно накаляются, один уже вид иностранцев может спровоцировать местных. Рахид посоветовал нам держаться повыше и не спускаться на дно ущелья. Кагда я передала ему твою просьбу, Джек, он поинтересовался, умеет ли кто-нибудь из нас обращаться с винтовкой системы "Ли-Энфилд". Я назвала твое имя. Помнится, ты как-то рассказывал про канадских рейнджеров.

– Джек? – поднял бровь индиец.

– Тогда я был еще подростком, – отозвался тот. – Несколько раз отец-художник возил меня на летние каникулы в Канадскую Арктику. Рейнджеров набирают из местного населения, в основном экскимосов. На вооружении у них стоят те самые винтовки, обычно с ними охотятся. Там меня и научили стрелять.

– Там из тебя сделали снайпера, Джек, – вставил Костас. – Уж я-то видел тебя в деле.

– Никогда бы не стал делать такие заявления перед афганским полевым командиром, – пробормотал Джек. – Пуштуны выучиваются стрелять раньше, чем ходить. А вообще Прадеш тоже имел дело с "ли-энфилдами". В Индии их используют до сих пор. Думаю, он и стреляет лучше меня.

– Ты наш лидер, Джек, и Рахиду это известно, – вставил индиец. – Пуштунский вожак станет уважать лишь того лидера, который не дрогнет перед убийством.

Катя перевела взгляд на Джека.

– Сейчас его можно найти в одной из местных пещер, минутах в двадцати отсюда. Тропинка, на которой вы его видели, ведет как раз туда, вверх по склону. Нам лучше поспешить, пока он не ушел. Идем же.

Она разверулась и зашагала по тропинке, остальные последовали за ней. Внизу тянулось каменистое ущелье. За очередным поворотом их встретили останки вертолета – крупные фрагменты искореженного металла, куски фюзеляжа, несущий винт, похожий на увядший цветок невиданных размеров. Кое-где на обломках еще держались чешуйки камуфляжной краски, в паре мест проступали тусклые контуры красных звезд.

– "Ми-24" Алтаматы, – тихим голосом сообщила Катя. – Когда их подбили, ему было восемнадцать лет. В живых остался только он. Двое других могли выкарабкаться, но их застрелил Рахид.

– Не тот ли милый джентльмен, с которым мы собрались встретиться? – уточнил Костас.

– Так уж заведено в этих краях, – проронил индиец. – Не давай другому пощады, не жди ее сам.

Алтаматы тем временем пробирался через обломки, не отвлекаясь попусту на любование местностью. Откуда-то издалека послышался рокот – над соседней долиной на низкой высоте пронеслись реактивные самолеты. Потом звук схлынул, а место крушения осталось позади. Теперь путешественники не видели перед собой ничего, кроме узкой тропы, круто забирающей вверх, – шебень да голые скалы. Сейчас тут могла бушевать любая из войны, сохранившихся в памяти человечества, – одна из англо-афганских, столкновение с Советским Союзом…

Войны проносились по равнинам губительным вихрем, сметая все на своем пути, но в горах все оставалось по-прежнему – едва ли тут что-то изменилось с 1836 года, когда Джон Вуд явился сюда на поиски лазуритовых копей. На фоне местных пейзажей человек казался чем-то крошечным и незначительным, даже возделанные поля и редкие селения в мгновение ока. Нечто подобное Прадеш говорил и про джунгли, точнее – про реку Годавари. От гор и джунглей тоже не стоит ждать пощады, людям никогда их не покорить.

Джек обогнал друзей и пошел первым. Чем круче становился подъем, тем труднее было отыскать тропу, но отполированные прикосновением сотен рук и ног камни неплохо помогали сориентироваться. Скальную породу образовывали сланцы и доломит – не менее твердые, чем в горах северного Уэльса, где Джек осваивал когда-то азы скалолазания. Подъем доставлял ему удовольствие: участки, на которых приходилось использовать руки, он преодолевал на одном дыхании, наслаждаясь холодным, колючим воздухом, переполнявшим его легкие. Нахлынуло чувство очищения, прилива сил. В горах, как и под водой, он всегда чувствовал себя комфортно, в родной стихии.

Минут через двадцать, когда до вершины гряды оставалось уже недалеко, он остановился, чтобы перевести дыхание, и поднял взгляд. На уступе, нависавшем над тропой, в нескольких метрах от Джека, стоял мужчина. Он был одет в тюрбан и афганский халат, поверх которого накинул плотную куртку из овчины. Проницательные зеленые глаза пристально смотрели на Джек. Смуглое лицо усеивали щербинки, в бороде проступала седина. По прикидкам Джека, они с мужчиной были ровесниками, но его лицо словно бы существовало вне времени – как и горы, что его обрамляли. Взойдя на уступ, он протянул афганцу руку.

– Мохаммед Рахид Хан. Салам!

– Салам, доктор Ховард.

– Так вы обо мне слыхали.

– У нас тоже показывают канал "Хистори", – с насмешливой улыбкой проговорил Рахид. – Меня отправили учиться в английскую школу-интернат, но потом разразилась война с Советами, и мне пришлось вернуться. Мой отец занимал должность министра в свергнутом афганском правительстве. С тех пор как его убили, в этих краях распоряжаюсь я.

– Знаю, у вас сейчас мало времени…

Джек достал из сумки книги Вуда и протянул афганцу.

– Читал такую. – Аккуратно раскрыв томик, Рахид на несколько мгновений умолк. – Вот только в моем экземпляре не было столь подробных комментариев. По-моему, вы не просто идете по следам лейтенанта Вуда, доктор Ховард. Мне кажется, вас интересует кто-то еще.

– Два отставных британских офицера. В 1908 году они отправились в путешествие. Один из них был моим прапрадедом. По нашим догадкам, их поиски закончились в этом ущелье.

– Выходит, наши пути уже пересекались. Точнее, пути моих и ваших предков.

– Знаю.

– Некогда об этом ущелье сложили поговорку.

– Не эту ли?

После паузы Джек проговорил:

Агур джануб дошух на-хам буро

Зинаар Мурроу ба джануб тунги Коран.

Если не стремишься к погибели,

Сторонись тесного Коранского ущелья.

Рахад в удивлении поднял глаза.

– От кого вы ее услышали?

Джек кивнул в сторону тропы:

– От друга-киргиза.

Взгляд афганца застыл на Алтаматы, взбиравшемся по склону.

– У него хорошая память.

– Он рассказал вам, зачем мы здесь?

Глаза Рахида превратились в узкие щелочки.

– Это произошло столетие назад. Мой дед хорошо запомнил тот день. В нашем племени не только знали о путешественниках-британцах, но и видели людей, которые гнались за ними по ущелью до самых копей. Позже мой дед наведался туда, а по возвращении объявил, что там творятся ужасные вещи, что в дальних шахтах поселились призраки и больше никому нельзя в них ходить. Смелости нарушить его запрет хватило пока только мне, когда я был еще мальчишкой.

– Нам кажется, тут снова объявились чужаки. Нас кто-то выслеживает, ведет наблюдение. Он уже тут, в ущелье.

Рахид поджал губы, окинул взором ущелье.

– Эта земля для меня словно кожа. Я чувствую, когда по ней ползают паразиты. Ваш враг – мой враг. Иншалла.⁴⁶ Но сегодня у моих людей другая война. Наша месть обязательно свершится.

– Ваш враг – мой враг.

Какое-то время афганец пристально смотрел ему в глаза, затем кивнул, запустил руку в карман и вытащил фотокарточку.

– У вас есть дети?

– Дочь, – отозвался Джек.

– А это моя дочь. – С фотографии ему улыбалась молодая девушка, черные волосы свободно падали ей на плечи. – Если я не дам им боя, то однажды они сотворят с ней то же, что сотворили с моим двоюродным братом. Изобьют ее кнутом – за то, что ходит без паранджи. Изувечат – за то, что читает книги. Изнасилуют – ибо они животные.

– Такие люди не могут называть себя мужчинами. У них нет ничего общего с Аллахом.

Афганец ответил презрительной ухмылкой:

– Талибан? Аль-Каида? Ваххабиты мутят тут воду еще со времен Британской империи. К Афганистану они не имеют никакого отношения. В так называемых тренировочных лагерях молодых мусульман выучивают резаться в видеоигры и поливать очередями холмы, выкрикивая строки из Корана, – и они уже считают себя великими стрелками. Глупые толстые мальчишки, и глаза у них слилком близко сидят. Из них даже мишени бестолковые, никакого удовольствия.

На уступ вскарабкались Катя, Алтаматы и, наконец, Костас. Стянув перчатку, он пожал Рахиду руку и представился, борясь с одышкой:

– Костас Казандзакис.

– Ах вот как. – Полевой командир отвесил небольшой поклон. – Эксперт по подводным аппаратам, обладатель Военно-морского креста.

– Джек уже все вам рассказал?

– Я читаю газеты.

Джек искоса взглянул на друга:

– Мы с Рахидом обсуждали талибов. Наших общих врагов.

– Выходит, на одной стороне.

Рахид впился глазами в Костаса.

– Когда в пуштуна стреляют, он будет убивать в ответ. Когда сюда пришли британцы, мы убивали их. Когда явились русские – убивали русских. Теперь пришли талибы.

– Тем не менее вы пощадили Алтаматы, – заметил Костас.

– Время от времени мы берем заложников. Кроме того, он киргиз, а не русский. Хотя стоило, наверное, его убить.

– Ну, у вас сейчас есть такая возможность.

– Не могу, – ухмыльнулся афганец. – Он принес мне баранью голову.

– Что?

– Вон в той сумке. Когда приходил в первый раз – с этой женщиной, Катей.

Тут Джека осенило. Теперь-то все ясно… Не зря и в самолете, и в джипе его мучил этот запах. Слава Богу, времени на трапезы у них сейчас нет.

– В плену я кормил его мясом с бараньей головы. И он про это не забыл.

– Так вот почему вы оставили его в живых, – заявил Костас. – Сразу поняли, что если он когда-нибудь сюда вернется, то не забудет захватить для вас баранью голову.

Рахад перевел взгляд на Джека:

– Ваш друг мне по душе.

– В Греции все точно так же, – добавил тот. – Да и везде, где мужчины – это мужчины.

– Мужчины такие дураки, – пробормотала Катя.

Афганец убрал фотографию на место.

– Ну довольно. Мне уже скоро выходить. Идемте за мной.

Он провел их вокруг уступа к пещере, вход в которую прятался за нагромождением камней, со стороны казавшимся естественной осыпью. За дверью начинался коридор, вырубленный прямо в скале.

– Некогда эту пещеру создала сама природа, но в эпоху первой англо-афганской войны, в 1840-х годах, мои предки приспособили ее под убежище. Для работы с камнем наняли шахтеров из лазуритовых копей. А те свое дело знали. Мы жили тут во время войны с Советами. У нас есть и собственный генератор, работающий на солнечной энергии. Сначала русские пытались уничтожить пещеру с воздуха, но у них не нашлось бетонобойных бомб. Тогда они начали атаки с земли. Так и попал сюда Алтаматы. Вот только весь склон заминирован. Строго говоря, вам и сейчас удалось остаться целыми только потому, что я ждал вашего визита.

Открыв выдвижную стальную дверь в конце коридора, он зажег свет и выключил из розетки влагопоглотитель, деловито гудевший в углу.

– Тут у нас арсенал. Все современное оружие забрали мои люди, но для ваших целей должно хватить и того, что осталось.

Посетители гуськом потянулись в комнату. Вдоль стен стояли стеллажи, по большей части пустые. В воздухе держался запах ружейного масла, все вокруг сияло чистотой. Джек подошел к ближайшей стойке. На верхней полке покиолось старинное дульнозарядное ружье с длинным стволом, украшенным по всей длине декоративным орнаментом, и непомерно изогнутым прикладом.

– "Джезаил", – произнес он. – Фитильный замок, гладкий ствол, изготовлен в начале девятнадцатого века.

Рахид с одобрением девятнадцатого века.

– А вы разбираетесь в оружии.

– Семейная традиция.

– С такими мои предки убивали людей. Мы поддерживаем их в боеспособном состоянии.

– Вижу-вижу.

Под "джезаилом" лежало несколько гладкоствольных мушкетов Ост-Индийской компании; примерно такой же хранился в каюте Джека на "Сиквесте II". Еще ниже хранилось с полдюжины винтовок системы "Пибоди-Мартики"; на ствольной коробке у каждой красовался вензель королевы Виктории. Там же обнаружился казнозарядный "снайдер-энфилд", маркированный 1860 годом.

– Поглядите-ка, – сказал Прадеш. – На прикладе стоит клеймо полка мадрасских саперов и минеров ее величества. В этом полку служил не только я, но и Ховард. Быть может, когда-то он держал эту винтовку в руках, Джек.