Текст книги "Воин-Тигр (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Гиббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Костас кашлянул.

– Если еще Хими ее отпустит.

– А знаешь, ему бы не грех отдохнуть, – откликнулась Ребекка, сделав невозмутимое лицо. Джек не удержался от ухмылки. Она откинула волосы со лба. – Короче, тему для докторской дессертации я уже выбрала.

– Попридержи коней, – вмешался в разговор Джек. – Ты еще даже школу не закончила.

– Школу? После всего этого? Ты, наверное, шутишь. Таких приключений, как в последние две недели, у меня еще не было. Ты так много говорил об экспедициях, о том, как легко в них сродниться с людьми. Теперь я тебя понимаю. У меня такое чувство, будто я знаю вас всю жизнь.

Чтобы не выдать нахлынувших вдруг эмоций, Джек отвернулся и сглотнул комок. Сразу пришли на ум сокровища Иссык-Куля, вспомнилась пьянящая эйфория, с какой он глядел из-под воды на лицо дочери. Похлопав его по плечу, Костас встал, потянулся, поскреб многодневную щетину и обвел развалины прищуренным взглядом. Пнул какой-то камешек, но тут же нагнулся, поднял его и стал тщательно оттирать от грязи. Только тогда Джек заметил, что земля под их ногами усеяна черепками и кирпичными обломками; все это чуть ли не на глазах обращалось в пыль, угрожавшую окончательно вычеркнуть злополучные руины из истории. Лицо Костаса приняло недоуменный вид.

– Интересно, а не их ли это рук дело?

– В смысле римлян? Фабия и его друзей?

– Иссык-Куль лежит всего-то в полутора тысячах километров к западу отсюда. Вдруг не все легионеры утонули вместе с лодкой? Представим на миг, что оидн из них выжил, незаметно от преследователей выбрался на берег и примкнул к какому-нибудь каравану, идущему на восток, – как торговец Лю Цзянь затесался среди согдийцев, державших путь на Запад.

– Да, такого хода событий нельзя исключать, – задумчиво кивнул Джек.

– Вот только эти края мало чем походили на рай, о котором рассказывали легионерам гости с Востока…

Джек вновь окинул развалины взглядом. Перед глазами у него стояли образы других мест, где ему довелось побывать – на севере Африки, в Германии, в горных долинах Уэльса. Во всех этих точках, лежавших когда-то на окраинах Римской империи, наметанный глаз без труда мог различить кое-какие любопытные детали – остатки стен, наполовину ушедшие под землю, осколки посуды, ржавые обрывки древней кольчуги… В таких местах ветераны римских легионов делали последнюю остановку и спокойно доживали старость.

– К чему-то подобному их и готовили, – пробормотал он. – Рано или поздно наступает день, когда просто солдат превращается в старого солдата. У него уже нет желания искать смерти на поле боя. Тени павших товарищей покидают его и удаляются в Элизиум, чтобы ждать воссоединения там. Теперь ему ничего не нужно себе доказывать. Он твердо знает, что вскоре окажется рядом с ними. Он сделал достаточно.

– И вот в таких-то старых вояках, селившихся на границах империи, и заключалась истинная ее сила, – добавила Катя.

– Так поступали настоящие римляне, – согласился Джек. – Достаточно найти место, где есть женщины, строительные материалы, клочок свободной земли и возможность завести семью.

– Но ведь наверняка им было известно, что гробница Первого императора буквально за горизонтом, – возразил Костас. – А в гробнице – несметные сокровища…

– Мне кажется, для старого авантюриста все эти сказочные клады всегда остаются за горизонтом – в точности как Элизиум, – задумчиво проговорила Катя. – Если вся твоя жизнь прошла в поисках, по-другому уже не умеешь.

– А если речь и в самом деле о Фабии, то одно такое сокровище могло лежать у него в суме, не забывайте, – напомнила Ребекка. – Легионеры грабили каждого встречного, так что добычи у них хватало: парфяне в Мерве, купцы с Великого шелкового пути… В список награбленного мог входить и тот камень, перидот.

Неожиданно среди развалин появился маленький мальчик.

– Ага! – воскликнул Костас. – А вот и светлые волосы подоспели!

Детская макушка деловито подскакивала над камнями, приближаясь к ним. Наконец мальчик остановился и склонил голову; он явно слышал их, но не понимал. Снова юркнув в облако пыли, через миг он вынырнул над дряхлой стеной и принялся их разглядывать. Волосы у него и впрямь были светлые, но скорее рыжеватые, чем соломенные. Они с улыбкой замахали ему руками. Прикрыв глаза от солнца, Джек всмотрелся в лицо ребенка. Глаза у него оказались пронзительно-зеленого, едва ли не оливкового цвета. А еще проглядывало в его чертах нечто странное, неуловимо знакомое. Мальчонка перебрался через стену и встал прямо перед ними, однако держал себя с опаской и слишком близко подходить не стал. Ни обувью, ни приличной одеждой он похвастаться не мог. Внезапно лицо его озарила уверенность, какая бывает лишь у детей. Он широко им улыбнулся и протянул ручокну.

– Ну и что дарят таким вот детям? – пробормотала Катя.

Костас все еще вертел в руках найденный камешек. Подумав, он поднял его повыше и продемонстрировал мальчику. В глаза Джеку ударили яркие блики: камень отражал мутный солнечный свет, пробивавшийся сквозь пылевую завесу. Джек присмотрелся тщательнее. Насыщенный оранжевый оттенок, характерная прозрачность, как у янтаря. Минутку… Да это же янтарь! Теперь Джек видел даже комара, заключенного в прозрачную тюрьму. А еще в центре камня виднелась дырочка. Очевидно, через нее когда-то пропускали шнурок, чтобы носить диковину на шее. Вид у камня был очень древний, потертый. На поверхности проступали какие-то отметины. Похоже на гравировку… Какое-то животное… Сердце Джека гулко заколотилось. Он протянул руку…

И опоздал. Костас, не заметив его интереса, бросил камень мальчику. Тот поймал его на лету и поднес к глазам, не зная себя от восторга. Амулет насквозь пронзили лучи солнца. Янтарь, никаких сомнений. Должно быть, его добыли за тысячи миль отсюда. Янтарь с берегов Балтики. Мысли Джека не поспевали друг за другом. Личная вещь какого-нибудь легионера? Скорее всего выходца с кельтского севера – из Галлии, Германии или даже Британии. Ему вспомнился образ Фабия с храмового рельефа: высокий мужчина с волосами, собранными в хвост. Неужели его? Неужели ему удалось в целости пронести фамильную реликвию через годы рабства? С другой стороны, речь ведь о Великом шелковом пути. Так или иначе, на нем когда-то перебывали все сокровища Древнего мира…

Мальчик с озорной улыбкойсжал камень в кулачке. Жест археолога не ускользнул от его внимания, но рассматавться с подарком он не собирался. Он лишь смерил Джека бездонным взглядом – и пулей кинулс прочь. И почему-то только чейчас стало ясно, как естественно сочетается цвет его волос с цветом здешних гор, с цветом пыли, заполонившей долину. С цветом Великого шелкового пути. Но Джека больше взволновал другой факт, реальность которого не вызывала теперь ни малейших сомнений. Он побывал здесь Набрав полную груд воздуха, он медленно выдохнул – ave atque salve, frater – и лишь тогда обернулся к остальным.

– Любопытно, а не довелось ли нам минуту назад заглянуть в глаза римскому легионеру?

Ребекка взяла его за руку.

– Думаешь, сокровище находилось где-то тут?

Джек потер подбородок.

– По-моему, мы только что его нашли. В этом мальчике живет наследие римлян.

– Она имела в виду драгоценный камень, Джек, – вставил Костас.

– Пусть лучше он остается где-то там, за горизонтом, – пробормотал Джек.

– Ну да, как же. Не надо притворяться, будто тебе и не хотелось его найти. И не хотелось узнать, что случится, если сложить два камня вместе.

– Я не знаю. – Джек прищурился. – Правда не знаю.

– А ведь забавно было бы попробовать, а? – не унимался Костас. – Хотя бы разок. На что оно похоже, бессмертие? А потом мы бы поместили их в Музей ММУ в Карфагене – по разные стороны комнаты, но достаточно близко друг к другу, чтобы у посетителей возникали приятные ощущения. Тогда люди начали бы выходить из музея в отличном самочувствии. И чаще жертвовать на наши нужды.

Взглянув на Ребекку, Джек качнул головой в сторону грека:

– Теперь понимаешь, о чем я говорил? У него мания всех опускать с небес на землю. И никакой тебе мягкой посадки.

Костас лишь ухмыльнулся.

– Впрочем, можно испытать в лаборатории кое-какие свойства перидота и лазурита. Прадеш предлагает то же самое. Может, в этих камнях и вправду что-то есть. Не секрет бессмертия, конечно, но и не банальный призматический эффект, не световой фокус. Скажем, способность к передаче энергии. Какие-то хитрости с преломлением.

Преломление. Прикрыв глаза ладонью, Джек поднял взгляд к солнцу. Последние дни стали для них чередой преломлений – между прошлым и настоящим, между событиями вековой и дважды тысячелетней давности, между жизненными путями, бежавшими по параллельным траекториям. На миг ему почудилось, что все они – римский легионер Лициний, полковник Джон Ховард, он сам – ничем не отличаются друг о друга, что их вели вперед одни и те же стремления. Может, все дело в камне и жажде бессмертия; тот, кто поддается соблазну, невольно взмывает над повседневностью. Вздохнув, он приобнал Ребекку.

– Пожалуй, обойдусь-ка я без бессмертия.

Костас взглянул на свою мятую рубаху и принялся с мрачным видом теребить ее в руках, затем пристально посмотрел на Джека.

– Зато у бессмертных наверняка иногда находится время на Гавайи.

Джек спрыгнул со стены.

– Намек ясен.

– Вот теперь я понимаю Костаса, – заявила Ребекка.

– Насчет чего?

– Насчет крюков. Он говорит, каждая твоя экспедиция заканчивается чем-нибудь непредвиденным. Никогда не знаешь, куда они тебя заведут. Потому-то он и сам втягивается. Тут ведь бы как раз такой случай, правда?

Глубоко вздохнув, Джек обратил взгляд на развалины. Запустил руку в сумку, но тут же сообразил, что лазуритового слоника в ней уже нет. Вспомнил, где им довелось побывать за эти дни. Задумался, случились ли в его жизни какие-нибудь перемены. И ответил Ребекке с усталой улыбкой:

– По-моему, тут было нечто большее, чем крюк.

Костас выжидательно на него посмотрел.

– Ну и куда отправимся теперь?

– Есть предлжения?

– Мне тут пришли на ум Острова Бессмертных. Помнишь, Катя о них рассказывала? Первый император снарядил несколько экспедиций на их поиски. А найти их можно посреди восточного океана. Проще говоря – Тихого. Небольшая, но крайне симпатичная компашка вулканических островов.

– Алоха, – возгласила Ребекка.

– Алоха, – подхватил Костас, после чего сделал вращательное движение пальцами и показал на вертолет.

Джек почесал подбородок, поглядывая на загорелое лицо грека.

– Знаешь, у тебя такой вид, будто тебе не помешало бы поваляться день-другой на пляже.

– Еще как и не помешало бы.

– Вот только Ребекка хочет съездить в джунгли и побывать в храме.

Костас встал и потянулся.

– Это подождет. Да и вообще больше там смотреть особо не на что. Во время нашего визита я нащупал в основании саркофага отверстие. И тут же вспомнил, как ты показывал мне в Риме такие же каменные гробы. В них специально делали дыры, чтобы продукты разложения свободно вытекали. Если Лициний умер в саркофаге, то от него скорее всего не слишком много осталось.

Джек уставился на него во все глаза.

– Отверстие, значит?

Костас обхватил собственное запястье:

– Примерно такой величины.

Мысли Джека пустились вперегонки.

– А влезла бы через него в саркофаг бамбуковая трубка?

– Да, наверное, только небольшая.

Джеку вспомнилась одна интересная возможность, о которой говорила Ребекка. Словно прочитав отцовские мысли, она взглянула на него.

– Роберт Уохоп, – прошептала она. – Велпу?

Неужели? Неужели он все-таки туда вернулся? Сердце Джека заколотилось быстрее. Накатило знакомое волнение. Он перекинул через плечо старую сумку.

– О нет. – Костас протестующе замотал гловой. – Дудки. Знаю я этот взгляд.

– Нам в любом случае придется возвращаться на "Сиквест II", а он сейчас ждет в Бенгальском заливе. Всего лишь небольшой крюк.

Костас жалобно посмотрел на Ребекку.

– Понимаешь теперь, о чем я?

Ребекка обняла отца:

– Не беспокойся, пап. Куда бы ты ни направился, он пойдет за тобой.

– Ну и?.. – спросил Джек, не спуская с Костаса глаз.

– Ты действительно веришь, что она там?

– Никаких гарантий.

Костас вздохнул, еще разок скользнул взглядом по своей гавайской рубахе, потом жалобло уставился на друга. Их глаза встретились. Через секунду по лицу Джека расползлась широкая улыбка, а Костас отвернулся, качая головой.

– Ну что тут скажешь…

– Погнали?

– Погнали.

Авторское послесловие

Семена этой истории были посеяны, когда я, в то врея еще студент археологического факультета, стоял посреди развалин древнего города Харрана (Карры), что на юге Турции, близ границы с Сирией. Жара стояла страшная, по небу ползли тучи, ветер вздымал кулбы пыли, за которыми не видно было солнца. Казалось, меня забросило на край света; совершенно незабываемые впечатления. Так выглядело поле битвы при Каррах, где в 53 г. до н.э. римская армия под командованием Красса понесла сокрушительное поражение от парфян. Ум отказывался верить, что в такую жару еще можно с кем-то сражаться. В книгах мне попадалась история о том, как пленных легионеров увели на восток и больше никто о них не слышал. Насколько правдивы слухи, что некоторым из них удалось бежать и проделать фантастическое путешествие до самого Китая?

В последующие годы экспедиции не раз уводили меня вдоль Великого шелкового пути в серце Центальной Азии, а также по следам древнеримских мореходов, торговые пути которых протягивались далеко на восток, вплоть до Бенгальского залива. Меня завораживали открытия, сделанные археологией Индии на этапе ее становления, в гды британского владычества, как и судьбы моих предков, солдат и авантюристов, связавших свою жизнь с этой страной в девятнадцатом столетии. И раз за разом мои мысли возвращались к легионерам Красса. Не сущесвует ли тут некой связи? Неужели эти люди и в самом деле рисковали всем, лишь бы достигнуть Хрисы – страны золота, хорошо известной купцам? Что за легенды рассказывали им о сказочных богатствах Востока? Что вело их вперед?

Судьба потерянных легионов Красса остается одной из самых интригующих загадок античной истории. Тайна битвы при Каррах заметно будоражила умы римлян; так, поэт Гораций задавался вопросом: «Ужели воин Красса, в постыдный брак вступив с парфянкой, в вражеской жил стране… состарился в доме тестя?..» («Оды», III, 5) Для императора Августа, заключившего в 20 г. до н.э. мир с парфянами, возвращение легионерских штардартов стало одной из главных политических побед. В честь этого события была отчеканена знаменитая партия золотых и серебряных монет, украшенных надписью «SIGNIS RECEPTIS» – «Штандарты возвращены».

Все дошедшие до нас источники, в которых повествуется о битве при Каррах, основываются на более ранних летописях, ныне утерянных. Согласно Плутарху, Красс вышел в поход "с семью легионами, без малого четырьмя тысячами всадников" ("Красс", ХХ, 1),⁵³ что соответствует примерно сорока тысячам человек. Названий легионов у Плутарха не приводится, однако он замечает, что тысяча всадников «прибыла от Цезаря»; вероятно, имеются в виду две недавние кампании Юлия Цезаря – галльская и британская. В те годы легионы все еще формировались не за счет профессиональных военных, а набирались из «граждан-солдат», срок службы которых не превышал, как правило, шести лет. В моем прологе все вседения о неудавшемся походе, в том числе о дурных знамениях при переправе через Евфрат, смерти Кассия и унизительной участи Гая Пакциана, позаимствованы у Плутарха («Красс», XIX, XXXI-II) и Диона Кассия («Римская история», XL, 16-27). По версии Плутарха, Красса умертвил какой-то парфянин, по мнению Диона Кассия – «либо кто-то из его людей, дабы избавить от участи пленного, либо противник – из жалости к тяжело раненному». И далее: «…парфане, по слухам, в знак насмешки залили ему в глотку расплавленное золото». Плутарх уверяет нас, что по итогам кампании, «говорят, двадцать тысяч погибло, а живыми было взято десять тысяч человек».

Единственный намек на дальнейшую судьбу пленных можно найти у Плиния Старшего, который в "Естественной истории" лаконично отзывается о Маргиане, городе к востоку от Каспийского моря, как о месте, куда "после поражения Красса повели римских пленных" (VI, 47). Маргиана, ныне известная как Мерв (Туркменистан), представляла собой одну из парфянских крепостей и фактически – ворота в Центральную Азию. Пленных римлян могли использовать при строительстве крепостных стен, дряхлые остатки которых сохранились до наших дней. Впечатляющая цитадель несколько раз подвергалась реконструкции; при этом крайне любопытно отметить, что в то же самое время в Италии развивались революционные технологии бетонного строительства – факт, из которого я вывел для романа идею о преднамеренной диверсии со стороны римлян.

Теория о ветеранах Карр, сбежавших из Мерва и пробившихся на восток, выросла из спроной интерпретации китайских письменных источников, которая впервые заявила о себе в печати в 1950-х гг. В 36 г. до н.э. династия Хань снарядила военную экспедицию против сюнну – то есть гуннов, укреплявших свои позиции в Центральной Азии, а точнее – в Согдиане. В древней исторический хронике "Ханьшу" содержится рассказ, основанный, по всей вероятности, на живописных работах того времени, о том, как китайцы вели осаду гуннской крепости. Одно из мест можно перевести как "сотня пехотинцев, выстроившихся "рыбьей чешуей"" (IX, XXIV-V).

Отдельные ученые отождествляют этот порядок с testudo, «чепепахой» – древнеримской боевой фигурой, при которой солдаты тесно смыкают щиты; Плутарх упоминает ее, когда рассказывает о битве при Каррах (Crassus XXIV, 3). Также ханьская армия наткнулась у крепости на «двойной деревянный частокол», описание которого до некоторой степени заставляет вспомнить о римских приемах фортификации. На основании двух этих ссылок иногда делается вывод, что на стороне гуннов сражались римские наемники.

Вместе с тем археология Центральной Азии пока что не предоставила нам определенных свидетельств в пользу этой теории. Самой интригующей находкой остается надпись, обнаруженная на юге Узбекистана, примерно в пятистах километрах от Мерва, и полностью приведенная в главе 3 настоящего романа. За ней вполне может скрываться Пятнадцатый легион – либо имперский, основанный в 62 г., либо его предшественник с тем же номером, оставшийся в предыдущем веке. В тысяче километров к северо-востоку оттуда, на берегу киргизского озера Иссык-Куль, раскинулась Чолпон-Ата – огромное поле, усыпанное валунами с петроглифами, то есть наскальными изображениями. По большей части они отражают духовные стороны жизни местных жителей, однако Иссык-Куль служил перевалочным пунктом на Великом шелковом пути, и мой опыт подсказывает, что возможности обнаружения других подобных надписей исключать нельзя. Чуть южнее, в одной из горных долин, мне довелось покататься на лошади, среди предков которой могли быть легендарные ахаотекинцы – небесные скакуны из китайской мифологии, исходящие кровавым потом. На дне самого озера покоятся древние постройки и предметы, ходят слухи о затонувших городах и гробницах, одну из которых приписывают самому Чингисхану; в недалеком будущем на Иссык-Куле начнутся подводные археологические исследования, так что нас может ждать немало замечательных открытий.

В полутора с лишним тысячах километров к юго-востоку, за суровой пустыней Такла-Макан, в сердце китайской провинции Ганьсу затерялась деревня Чжэлайцзай. Есть мнение, что когда-то там располагался Лицзянь – местечко, где теоретически могли поселиться воины, захваченные в плен в битве с гуннами в 36 г. до н.э. Само слово "Лицзянь" предположительно образовано от имени "Александр" и имело, по некоторым версиям, значение "человек с Запада". Среди современных жителей Чжэлайцзая действительно немало зеленоглазых светловолосых людей, хотя анализ ДНК на наличие "западных" генов и не дал однозначных результатов. Древние странники должны были проходить этими местами ближе к концу Великого шелкового пути, на подступах к Сианю, в окрестностях которого располагалась гора Ли, а в горе – гробница Первого императора, Шихуанди.

Братство Тигра в романе – плод авторского вымысла, хотя за основу брались тайные общества, реально существовавшие в Китае, а двенадцать избранных васалов действительно входили в императорскую семью ("Исторические записки", 5). Личная охрана императора Цао Цао, правившего в III веке, была известна под именем "Тигриной концины" и, возможно, возникла на базе более ранней структуры. Можно предположить, что в их арсенал входили бронзовые боевые торопы наподобие описанного в романе; на его реальныа аналог можно полюбоваться в Британском музее. Саму же гробницу, по преданию, охраняли двадцать семей, а здесь уже нетрудно провести параллель с двадцатью современными деревнями, раскиданными вокруг горы Ли. Таким образом, идея потомственных хранителей уходит корнями в саму историю этого удивительного места – одно из чудес Древнего мира, до сих пор не открывших всех своих тайн археологам.

«Перипл Эритрейского моря» дошел до наших дней в виде манускрипта X века, который представляет собой копию оригинала, созданного тысячелетием раньше на греческом языке. Хранится он в библиотеке Гейдельберга и считается одни из самых замечательных документов, оставленных нам античностью. В нем подробно описывается морская торговля, ветви которой тянулись вдоль побережья Африки, от Римского Египта до Занзибара, и через Индийский океан, вплоть до Бенгальского залива. В последние десятилетия интерес к «перипловой» археологии заметно вырос, главным образом благодаря раскопкам в портовых городках на Красном море – Беренике и Миос Хормосе. Упомянутой в романе виллы не существует, однако все перечисленные находки имеют аналоги в реальности: итальянские винные амфоры, приспособленные под воду, тысячи зерен индийского перца, балластовые камни с Индостана и Аравийского полуострова, древесина твердых индийских пород и керамика с юга Индии. На одном из черепков сохранилось тамильское граффити – как и в тексте, имя собственное, известное в регионе. Обнаруженно довольно много глиняных фрагментов с надписями – ostraka; в частности, в Миос Хормосе отыскалась часть архива, некогда принадлежавшего человеку по имени Максим Приск. Ostraka с текстом «Перипла», включая опущенный кусок, – моя выдумка. Вместе с тем кажется логичным, что тратить на черновики папирус, когда под рукой есть керамина, разумный автор не стал бы.

Первые масштабные раскопки в древнем селении Арикамеду, что южнее Пондичерри, проводились в 1940-х годах сэром Мортимером Уилером и Археологической службой Индии. В начале 1980-х исследования возобновились и уже не прекращались. Многие разделяют догадку Уилера, что обилие римских амфор и дорогой утвари указывает на постоянное присутствие в Арикамеду римских торговцев из египетских портов наподобие Береники – или их местных агентов. Через Бенгальский залив и с континента, из Центральной Азии, к ним прибывали экзотические товары наподобие шелка и ляпис-лазури. Не так давно водолазы Археологической службы Индии приступили к изучению прибрежних вод Арикамеду и других мест, упомянутых в "Перипле". Все больше и больше археологов склонны рассматривать отношения Рима с Индией как двусторонний культурны процесс: восточный партнер не меньше влиял на западного, чем западный – на восточного. Поэтому можно смело ждать обнаружения новых населенных пунктов, входивших когда-то в сеть морской торговки, по смелости и масштабам едва ли знавшей себе равных.

В Красном море, в тридцати морских милях к юго-востоку от мыса Рас-Банас, лежит остров Святого Иоанна (у арабов известен как Забаргад), служивший в античности единственным источником драгоценного камня перидота. Вне всяких сомнений, Страбон и Плиний имели в виду именно его, когда писали об острове близ Береники, где добывают некий камень topazai. До сих пор нет ясности насчет местороложения одного из портов Красного моря, упомянутых в «Перипле», – Ptolemais Thêrôn, то есть Птолемаиды Охотничьей. Кроме того, так и не было найдено ни одного корабля для перевозки слонов – elephantegos. С другой стороны, в Красном море найдено несколько римских кораблей с грузом винных амфор. Вероятнее всего, направлялись они в Аравию или Индию. Автор «Перипла» подчеркивает, что на экспорт из Рима шли преимущественно золотые и серебряные монеты: «чтобы торговать на побережье Малабара, нам приходится брать с собой великое множество монет». Это вполне согласуется с жалобами императора Тиберия на постоянную утечку драгоценных металлов (Тацит, «Анналы», III, 54; так-же; Плиний Старший, «Естественная история», VI, 101; XII, 84), как и с изобилием таких монет на юге Индии. Можно с уверенностью утверждать, что в один прекрасный день на дне Красного моря или Индийского океана будет обнаружено римское судно с такими богатствами, что затонувшие сокровища Карибского моря померкнут.

Восстание в Рампе 1879-1880 гг. стало крупнейшим из племенных бунтов, вспыхнувших в период Британской Индии в центральных регионах страны. Чтобы его подавить, в джунгли пришлось выслать подразделение размером с бригаду. Непосредственной причиной бунта послужил налог на тодди, то есть пальмовую бражку, хотя сыграло свою роль и недовольство лесным законодательством, а также развращенность местной полиции. Кампания выдалась долгой, бок о бок с ней шла кошмарная эпидемия тропической лихорадки, а освещали и документировали ее очень скудно. Предложенная в романе картина восстановлена по ежедневным отчетам «Мадрасского военного вестника» и «Мадрасского судебного вестника», переписке частных лиц, полковым архивам и биографическим материалам, рассказывающим об отдельных британских офицерах. В известных мемуарах кампания не упоминается, хотя определенное представление об особенностях стиля и воззрениях типичного офицера инженерных войск на войну в джунглях можно составить по книге лейтенанта Р. Дж. Вудторпа «Лушайская экспедиция 1871-1872 годов», посвященной карательному походу в Бирму. О драматических событиях, сопровождавших начало бунта, писали лондонская «Таймс» и «Нью-Йорк таймс»; помимо прочего, в газетах сообщалось о пароходе «Шэмрок», атакованном тысячей дикарей, и о случившемся с отрядом лейтенанта Гамильтона в джунглях. Но восстание все не кончалось, муссоны и болезни стали ему верными спутниками, и общественный интерес постепенно пошел на убыль.

Слова Гамильтона цитируются по его рапорту, опубликованному 20 агуста 1879 г. в "Мадрасском военном вестнике"; из него следует, что саперы лейтенанта истратили 1050 патронов и уложили по меньшей мере десятерых повстанцев. Своими рассуждениями о лихорадке в главе 5 доктор Уокер обязан Дж. Билдербеку, начальнику медицинской службы Традцать шестого индийского пехотного полка, а если точнее – его отчету за май 1880 г., когда все офицерв-британцы и три пятых сипаев его подразделения слегли с малярией. Койя боролись с лихорадкой спрособом, описанным в главе 9 ("Докладная записка о территории Рампа, район Восточная Годавари", Мадрас 1931, с. 31). С конца XIX века район Рампы мало изменился, разве что джунгли восточной Индии превратились в прекрасное укрытие для партизан-маоистов, да еще к ним стали проявлять интерес геологи, за которыми частенько стоит иностранный капитал.

В одном из рапортов за 1876 г. описываются священные велпу, включая самого могущественного из них – Лаккала (Лака) Раму. Велпу представляли собой бамбуковые трубки, которые полагалось держать в укромном месте. В число анимистических богов джунглей, конда девата, входило и тигриное божество. В томе "Имперского географического справочника Индии", посвященном Годавари, содержится абзац, из которого явствует, что возле деревни Рампа, "рядом с водопадом футов двадцати пяти в высоту, находится храм, образованный тремя огромными глыбами, из которых одна навалена на две другие на манер крыши; проход снабжен дверным проемом, одна из стен тщательно обтесана. Меж глыбами беспрестанно ниспадают струи водопада. Прямо в скале вырезаны грубые подобия лингама и других священных символов".

Элементы индийской иконографии в моем вымышленном храме, в том числе якши и якшини, основаны на скульптурных изображениях из пещерного комплекса в Бадами и других подобных мест. Возле святилища в Рампе и казнили в 1879 г. нескольких полицейских. Вот как описал одно такое "жертвоприношение" очевидец из местных: "Чендрайя лично отрубил ему голову мечом. Они принесли его в жертву Гудапу Мавили" ("Мадрасский судебный вестник", 5 сентября 1879 г.).

В других материалах описывается обряд мерии; иногда его удается завершить, иногда вмешиваются власти. Попадаются известия об обезглавленных человеческих телах. Сцена жертвоприношения у реки вымышлена, но опирается на данные факты, а также отчеты очевидцев, приведенные в книгах "Записки о тринадцати годах службы среди диких племен Кхондистана во имя искоренения человеческих жертвоприношений" (1864) генерал-майора Джона Кэмпбелла (в частности, отсюда позаимствована история о подвиге капитана Фрая, процитированная в главе 4) и "Редди с Буйволовых холмов: к вопросу об аккультурации"⁵⁴ (1945) Кристофа и Элизабет фон Фюрер-Хаймендорф – одном из немногих антропологических трудов, где подробно рассматриваются лесные племена с верховьев Годавари.

У некоторых персонажей романа существовали реальные прототипы в полевой армии Рампы, заместитель комиссара Центральных провинцый, сопровождал Гамильтона во время упомянутой вылазки в джунгли. В официальном рапорте значится, что вскоре после этого Бедди "скончался от лихорадки" ("Мадрасский судебный вестник", 14 декабря 1881 г.), однако надпись на его могильном камне в Вуддагудеме утверждает иное: "застрелен во время восстания в Рампе" (Х. Ле Фаню, "Список европейских надгробных памятников в районе Годавари", Коканада, 1895). Доктор Джордж Лемон Уокер, занимавший во время восстания в Рампе пост начальника медецинской службы рот "Г" и "Д" полка мадрасских саперов и минеров, действительно родился в Кингстоне (Канада) и выучился на врача в Университете Квинс, что в Белфасте. В 1884 г. его непосредственным руководителем, ответственным за весь полк, стал некто Рональд Росс; впрочем, в историю он вошел как сэр Рональд Росс – человек, который распознал в комарах-анофелесах переносчиков малярии. В число его пациентов вполне могли входить ветераны Рампы, страдавшие от ужасной тропической лихорадки.

Фигура сержанта О’Коннела срисована с сержанта Джона Брауна, который попал в Индию в 1860 г., в 1875-1876 гг. участвовал в Перакской кампании в Малайзии и вышел на пенсию в качестве сержанта-квартирмейстера в 1881 г. Сапер Нарраинсами в конце 1880-х принимал участие в Бирманской и Чин-Лушайской кампаниях. Если говорить о младшем офицерском составе, то Роберт Юэн Гамильтон скончался в 1885 г. от холеры, так как во время англо-афганской войны и бунта в Рампе "здоровье его было подорвано неоднократными приступами малярийской лихорадки". Лейтенанта Уохопа в реальности звали Роберт Александо Уохоб (хотя позднее он начал писать фамилию через "п"); он и в самом деле родился в ирландской семье, но имел родственников в Америке. В конечном счете малярия доконала и его, заставив прежде срока, в 1905 г., выйти в отставку. Впрочем, к тому времени он уже находился в хвании полковника и успел проявить себя едва ли не во всех военных экспедициях на северо-западных границах страны.