Текст книги "Воин-Тигр (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Гиббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

– Ну и что дальше? – тихо спросил Джек.

Индиец помолчал.

– Я знаю, где ваш предок и лейтенант Уохоп побывали в тот день.

– Продолжайте.

Прадеш запустил руку под рубашку и показал археологам кулон, подвешенный на старом кожаном шнурке:

– Тигриный коготь. Зверя убил мой дед, он был муттадаром. Вообще-то это вождь деревни, но еще и в некотором роде колдун. Тигр напал на мальчика, игравшего у реки, и мой дед застрелил его из старого мушкета Ост-Индской компании, за много лет до этого украденного у местной полиции. Но в этих краях тигр считается священным животным и убивший его становится изгоем, так что моему деду пришлось покинуть джунгли. На равнинах он встретил мою бабушку, и вместе они поселились в Довлаисвараме. Однако их сын, то есть мой отец, устроился в районное лесничество и часто потом брал меня в джунгли. В рампе меня признали своим и научили диалекту койя. Моего отца в племени уважали. Обычно чиновниками назначают людей с низин, в которых койя всегда видели продажных высокомерных ростовщиков. А мой отец даже отправился в Дели, чтобы отстаивать права койя на лес. Выдающийся человек.

– Наверное, он вами гордится.

Капитан понурился.

– Мог бы. Теперь мне уже никогда не узнать. Со времен Британской Индии у нас полным-полно охотников использовать недовольство лесных пленем в своих интересах. В начале двадцатого века националистическое движение пыталось выдать подобные мятежи за часть освободительной борьбы против британцев. В наши дни отличились маоисты, так называемая "Народная военная группа". Лесные племена снова волнуются, потому что правительство стало продвать концессии на добычу в этом районе полезных ископаемых. НВГ приняла сторону аборигенов, хотя на самом деле маоистам плевать. Просто теперь коренные жители не мешают им торчать на базах в джунглях и готовить террористические атаки по всей стране. Мой отец выступил против них и погиб.

– Соболезную, – проговорил Джек.

– Потому меня никогда и не направляют служить в родные края, – уныло признался Прадеш. – Полковник знает историю моей семьи. Слишком много личного.

– Вы не кажетесь особенно мстительным, – пробормотал Костас.

– А вы проверьте, – негромко сказал индиец.

Костас указал на тигриный коготь:

– У нас не будет из-за этого проблем с койя? Раз уж тигр – священное животное.

Прадеш покачал головой.

– Как только дух тигра отлетел, его шкура и когти приобретают огромную ценность. Шкуру муттадар одевает во время танцев и церемоний. Клыки распределяются между молодыми мужчинами, поскольку они приносят удачу и отгоняют злых духов во время охоты.

Костас допил чай одним глотком.

– Я бы предпочел штурмовую винтовку.

По лицу Прадеша расплылась улыбка.

– Да, я тоже не отказался бы.

– Давайте вернемся к нашему разговору, – попросил Джек. – Что рассказывают койя о том дне?

Прадеш замялся.

– Я услышал эту историю от своего деда еще мальчиком. Для жителей холмов она стала частью фольклора, обросла сказочными подробностями, как мифы о богах и сотворении мира. Вместе с тем она имеет отношение к вашему деду.

– Внимательно вас слушаю.

– Из всех своих святынь койя больше всего почитали велпу, что переводится как "идол" или "бог", – начал Прадеш. – Они имелись у каждой семьи, у каждого клана. Как правило, это были небольшие предметы, которые нас бы ничем не удивили, но койя казались экзотикой – вроде куска кованного железа. Хранились велпу в бамбуковых цилиндрах примерно в фут длиной. Их тщательно охраняли от посторонних и извлекали на свет лишь в редких случаях, для отправления обрядов. Веръовным велпу, величайшим из всех, называли Лака Раму. Его хранили в пещерном храме в глубине джунглей и никогда не вскрывали. По поверью, таившийся в цилиндре бог сиял столько ярко, что ослепил бы любого, кто посмел его узреть. Возможно, это было стекло или драгоценный камень – в общем, какой-то необычный предмет, просочившийся в племя из внешнего мира бесчисленное множество поколений назад. В верховном велпу заключалась душа народа койя. Без него им пришлось бы жить в стране теней, отдавшись на милость злобных духов, что обитают в джунглях, – прежде всего ужасного конда девата, духа-тигра. И в этой стране теней они томятся с 1879 года.

– Что же стряслось? – полюбопытствовал Костас.

Прадеш огляделся по сторонам и продолжил, понизив голос:

– Мой дедушка был потомственным муттадаром. По древней традиции вожди деревни Рампа присматривали за лесным храмом, в котором хранился священный Лакка Раму. Дед моего деда был муттадаром в 1879 году, но восстания не пережил. О его судьбе нам известно от бунтовщиков, наблюдавших за событями того дня из джунглей, мужчин моего клана. Когда мятеж закончился, они вернулись к себе домой и рассказали обо всем своим детям. Джек, вы показывали мне последнюю запись в дневнике Ховарда. В тот день муттадара окружили повстанцы и нашпиговали его стрелами. Они знали о его поступке.

– О каком же? – спросил Костас.

– Муттадар боялся, что Чендрайя, вожак повстанцев, выкрадет Лакка Раму из святилища и с его помощью станет манипулировать народом холмов по своему усмотрению. Между кланами Чендрайи и муттадара на протяжении многих поколений бушевала вражда – древний спор о том, кому присматривать за святилищем. По службе на северо-западных границах Индии британские офицеры знали все о племенных конфликтах и умели обратить их себе на пользу.

– Муттадар перешел на сторону колониальных властей, – пробормотал Джек.

– Он забрал велпу из храма себе на хранение, а потом решился на крупный риск и предложил британцам услуги проводника и переводчика, – подтвердил Прадеш. – Но поставил условие, что офицеры позволят ему вернуть святыню на место, когда все закончится. В дату, когда дневник Ховарда обрывается, то есть 20 августа 1879 года, он был на пароходе вместе с саперами. Об этом говорится на страницах, которые вы переслали мне электронной почтой, Джек. Ваши сведения прекрасно согласуются с моими. В тот день в джунглях у саперов произошла перестрелка с бунтовщиками, многие получили раны или погибли. Затем, судя по всему, Ховарду и остальным пришлось стать свидетелями кровавого ритуала на берегу. Муттадар не стал исключением – и сломался, потерял выдержку. Должно быть, ему казалось, будто все злобные духи джунглей разом ополчились на него, изводят его за дерзкую кражу. О дальнейших событиях в дневнике Ховарда никаких упоминаний, то же касается и полковых архивов в Бангалоре. Большинство офицеров, возвращаясь из Рампы, хотело одного – забыть о ней.

Но вот что рассказал мне дед. Оказывается, тех саперов сопровождал британский чиновник, некто Бебби. Он заболел и остался в джунглях. Ховард и Уохоп вышли ему на помощь с отрядом солдат. Они обнаружили Бебби неподалеку от святилищи – уже мертвого. Перед отправлением муттадар вызвался довести их до места, только если ему позволят взять с собой идола. Видимо, офицеры решили, что выбора у них нет. Хотя их отряд располагал более современным вооружением, соваться в джунгли было бы равнозначно самоубийству – дюжина саперов не выстояла бы против сотен маятжников. Ховард с Уохопом сочли, что, пока идол с ними, на них не станут нападать. В последнюю минуту муттадар отказался заходить в святилище, испугавшись мести богов, и был убит. Ховард сам понес идола в пещеру.

– А потом Чендрайя его выкрал? – предположил Джек.

Прадеш покачал головой:

– Нет. Ховард сдержал слово, данное муттадару. Но потом они с Уохопом, очевидно, сообразили, что для них единственный шанс спастись – последовать примеру колдуна и забрать идола с собой. Когда они вышли из пещеры, началалсь перестрелка, но вскоре повстанцы заметили бамбуковый цилиндр и прекратили огонь. Офицеры вернулись к саперам и отступили к реке. Но они забрали из храма и еще одну святыню – сломанный меч, прикрепленный к золотой рукавице в форме тигриной головы. По преданию койя, она некогда принадлежала великому богу Раме.

– Будь я проклят!.. – пробормотал Джек.

– Вы о ней слышали?

– Я не успел вам показать нашу фамильную реликвию…

– Она у вас?! – ахнул Прадеш.

– Сделана не из золота, а из латуни, но наверняка та же самая, – взволнованно ответил Джек. – Ховард завещал ее своей дочери, то есть моей прабабушке, и в конце концов она перешла ко мне.

Джека переполнял восторг. О рукавице он знал лишь, что лейтенант Ховард привез ее из джунглей. Потрясающее открытие! Тут ему вспомнилось, как повела себя Катя, услышав о рукавице. Вспомнился и ее дядя Хай Чэнь – ученый, бесследно пропавший в джунглях четыре месяца назад. Сюда Джек приехал в том числе и на его поиски. Его взгляд блуждал по зеленому пологу джунглей. Быть может, Хай Чэнь попросту сбежал. Или с ним произошел несчастный случай. Антропологи-одиночки пропадали в джунглях не раз и не два. Но потом Джеку пришли на ум маоисты и другие опасности, которых в Рампе хватало. За этим стоит нечто большее. Все подсказки у него уже были, но картина все равно не складывалась. Он снова посмотрел на индийца. Тот еле слышно что-то произнес, мягко прищлкнул языком – не на английском и не на хинди. Глаза его горели.

– Для койя вернуть эту святыню важнее жизни, – прошептал капитан. – Джае и спрашивать боюсь… Не у вас ли и велпу?

Джек покачал головой:

– До сегодняшнего дня я о нем и не слышал.

Прадеш на мгновение прикрыл глаза, затем с шумом выдохнул.

– Вот что нам известно. Восстание продолжалось еще много месяцев, но тот день стал точкой перелома. Больше таких крупных повстанческих групп уже не собиралось. Чендрайя потом сумел сколотить лишь постоянную банду из нескольких дюжих человек, в основном преступников и других изгоев. А ведь на первых порах большинство мятежников были честными людьми, обычными койя и редди. Увидев, как убили их муттадара, как жадно Чендрайя тянет руки к священному велпу, они быстро подрастеряли пыл. Осознание того, что теперь идол – а значит, и власть над племенем – у британцев, еще сильнее подтачивало их решимость. Они понимали: реликвию им вернут, лишь когда восстанию будет положен конец.

– Но по вашим словам выходит, что они так его и не получили назад, – заметил Костас.

– Тот храм… – начал Джек. – Он ведь рядом с деревней Рампа?

Прадеш кивнул.

– Примерно в восьми милях к северо-востоку отсюда, за полосой густых джунглей. Ее назвали в честь бога Рамы.

– Рама… – тихо повторил Джек. Мысли путались у него в голове.

– Это, случайно, не индуистский бог? – поинтересовался Костас.

Капитан еще раз кивнул.

– Совершенный человек, возвысившийся до бога, седьмая аватара Вишну. Но как я уже говорил, здесь ко всему особое отношение. Верования койя не имеют практически ничего общего с индуистской религией. Легенда о принце Раме, его скитаниях и духовных поисках популярна по всему югу Индии. Койя верят, что в этих краях его путь закончился. В сердце джунглей Рама обрел принадлежавшее ему по праву царство.

– Скорее в сердце тьмы,²⁷ – проворчал Костас, созерцая густую растительность на противоположном берегу и одновременно отбиваясь от тучи москитов.

– Так вы поведете нас к храму? – догадался Джек.

Прадеш со вздохом кивнул, теребя в руках костяной кулон.

– В детстве я там побывал. Это запрещалось, но я вырос на равнинах и суеверностью не страдал. С августа 1879 года туда не ступала нога ни одного койя. Как рассказывал дедушка, той ночью разразилась ужасная буря, с громом и молниями. Когда британские офицеры покинули храм, землетрясение намертво запечатало вход. Для койя это был безошибочный знак, что даже приближаться к этому месту чревато немыслимыми ужасами. Есть у них и другая причина держаться от храма подальше: неподалеку расположена прогалина с ручьем, на которой маоистские партизаны устроили базу. Однажды они меня поймали и отвели в свой лагерь, а потом "поиграли" со мной. Это случилось еще до убийства моего отца. С тех пор я всегда хотел сюда вернуться.

– Похоже, и вас, и Джека привела сюда личная миссия, – проронил Костас.

– Ваш предок муттадар тоже мечтал добраться до святилища, когда стоял в тот день рядом с лейтенантом Ховардом на пароходной палубе, – добавил Джек.

– Я бы никогда не посмел ставить себя на место святого человека. Быть может, он мой предок, но в прошлое мне возвращаться отнюдь не хотелось бы. – Прадеш бросил на Джека суровый взгляд. – И моя миссия не имеет ничело общего с древними богами, идолами и духами. Она всецело привязана к настоящему. Это долг сына перед памятью убитого отца.

Кивнув, Джек свесил ноги с носа лодки, готовый по команде капитала оттолкнуться. Тот уселся рядом и завел двигатель.

– До сумерек около пяти часов. Вертолет прибудет через сорок пять минут, так что у нас еще есть время посетить деревню. Я хотел бы вам кое-что показать.

– Тогда трогаемся, – ответил Джек. – Судя по вашим рассказам, на ночь глядя тут лучше не задерживаться.

Костас хлопнул себя по шее, и от присосавшегося комара осталось кровавое пятно.

– Так точно.

Глава 9

Взяв фалинь на изготовку, Джек ждал на носу понтонной лодки. Прадеш крутанул рулем, заставляя суденышко покинуть основное течение и нырнуть в заводь у берега. В последнюю секунду он дал полный газ, и киль лодки взрезал песчаный пляж у кромки джунглей. Джек выпрыгнул, побежал по горячему плотному песку и обвязал фалинь вокруг пенька тамаринда. Индиец заглушил двигатель и накрыл его парусиной, после чего вместе с Костасом оттащил лодку как можно дальше от воды.

Затянув фалинь потуже, Джек огляделся по сторонам. Песок такой белизны он видел нечасто – пляж казался совершенно нетронутым. До этой минуты в нем жила робкая надежда, что материальные свидетельства того судьбоносного дня отыщутся сразу же, на месте, хотя чем-то эта возможность его и пугала – словно вместе с фактами ему могла достаться от предка некая атавистическая психотравма. Однако песок был девственно чист и никаких следов давнего жертвоприношения не сохранилось. Каждый год муссонные паводки напрочь вымывали отмель, но та неизменно нарастала вновь.

Джек посмотрел в сторону теснины, и ему вспомнились слова викторианского инженера, видевшего Годавари в пору разлива: ее пенные воды обходят любые препятствия со скоростью и мощью, каких не перебороть ни одному судну, созданному человеческими руками. Преодолев пару сотен метров, отделявших один берег реки от другого, они словно пересекли сакральную границу с иным миром. Здесь даже пахло подругому – чем-то органическим, резко бьющим по ноздрям, а свет над кромкой джунглей странно мерцал, будто на рубеже леса и неба сам воздух приобретал зелено-голубую окраску.

– Идемте.

Прадеш зашагал к просвету между деревьями, за которым, карабкалась по склону истоптанная тропинка. На вершине холма, выше уровня паводка, ютились домики из тростника и бамбука – та самая деревушка.

– Эту просеку прорубили саперы вскоре после событий 1879 года, но с их уходом все пришло в запустение. Инженерам не выделяли средств, чтобы возводить в джунглях более-менее долговечные сооружения, и с тех пор немногое изменилось.

Друзья поплелись за ним следом. Костас достал из сумки баллончик репеллента и, щедро обрызгав открытые участки кожи, передал другу.

– Небольшой шаг вперед для всего человечества по сравнению с 1879 годом, – проворчал он, прихлопнув москита, умудрившегося укусить его через рубашку. Прадеш обернулся и пристально посмотрел на него.

– На этом перемены и заканчиваются, – сказал капитан. – Готовьтесь к путешествию в прошлое.

Тропинку вдруг перебежал огромный паук. Джек застыл на месте – у него перехватило дыхание.

– Нормальная животная реакция, – прокомментировал Прадеш. – Это первое, чему нас научили в школе подготовки к боевым действиям в джунглях. Стоит вам ступить под лесной полог, с вас тотчас же спадают покровы цивилизации; вы снова превращаетесь в животное, в дикого зверя. Ваши чувства обостраются, помогая вам выжить. Но одновременно пробуждается и первобытный страх, инстинкт самосохранения. Его могут вызывать пауки и змеи.

– А также тигры, – проворчал Костас. – Мне сейчас не мешало бы выпить.

– Еще один способ справляться с тяготами здешней жизни – увы, чересчур заманчивый для койя.

Капитан зашагал дальше, переступая через гигинтские корни тамаринда и тика, переплетения которых давно захватили старую вырубку. Листья в кронах зашелестели точно от ветра, и до ушей Джека донеслись визгливые крики обезьян. Вскоре подъем закончился и начались сами дома. Каждый представлял собой незатейливый союз между бамбуковыми подпорками и крышей из уложенных внахлест пальмовых листьев. По периметру у типичной хижины тянулась узкая веранда, отгороженная решеткой из бамбука и черешков пальмиры, перевитых бобовыми стеблями.

– Этот символ здесь кажется довольно неуместным, – сказал Костас, указывая на свежий знак красной краской на стене.

– Серп и молот, – пробормотал Джек.

Прадеш брезгливо скривил рот.

– Партизаны-маоисты. Койя они рассматривают как союзников, но трудно добиться благорасположения человека, когда в знак дружбы ты оскверняешь его жилище. В трезвом состоянии койя откровенно их презивают, однако сейчас лесные племена загнаны в угол и рады любому, кто защитит их от горнодобывающих компаний. Впрочем, идеология маоистов для них ничего не значит, так что серп с молотом скоро замажут.

Вместе они дошли до конца ровного участка, где вокруг деревни уже смыкались джунгли, и начали взбираться по густо заросшему склону. Со всех сторон их окружали признаки человеческого присутствия – дым от костров, незаконченные поленницы, резные игрушки из дерева, но самых людей не было видно.

– А где все жители? – прошептал Костас.

– Наблюдают за нами, – ответил Прадеш. – Незаметность для них – вторая натура. В джунглях учишься многим вещам, и не в последнюю очередь сливаться с окружающим. Меня они знают, но здесь недавно уже появлялись чужаки, представители горнодобывающих компаний, так что у местных есть основания быть подозрительными.

Они вышли на небольшую прогалину за деревней, окруженную могучими палисандрами, атласными деревьями, пальмами и тиками. Присев у корней дряхлого тамаринда, индеец указал на плиту из красновато-охряного песчаника, вросшую в ствол и за сто тридцать лет успевшую оторваться от земли. Костас пристроился рядом.

– Один из священных камушков, о которых вы говорили?

Прадеш покачал головой.

– Посмотрите внимательнее. Это я и хотел вам показать.

– Хорошо. Так, на ней какя-то надпись…

Джек опустился на корточки с другой стороны от дерева, где свет падал обильней. Он притронулся к камню, давая пальцам ощутить его шероховатость и влажность. На плите обнаружилось несколько грубо высеченных строк на английском. Он прочел их вслух:

УИЛЬЯМ ЧАРЛЗ БЕББИ

ЗАМЕСТИТЕЛЬ КОМИССАРА ЦЕНТРАЛЬНЫХ ПРОВИНЦИЙ

ЗАСТРЕЛЕН МЯТЕЖНИКАМИ 20 АВГУСТА 1879

В ВОЗРАСТЕ 41 ГОДА

– Это ведь тот самый тип, Джек? – уточнил Костас. – Чиновник, который потащил саперов в джунгли и отвечал за этот район, хотя ни разу толком здесь не появлялся?

– Он самый, – пробормотал Джек, поглажывая камень ладонью.

– Простоватая эпитафия, надо сказать. Никаких тебе "вечная память", "покойся с миром" и тому подобного.

– Спасибо и за такую. Скорее всего ее высекли саперы, когда вернулись с вылазки в джунгли. Думаю, его похоронили возле храма, на месте смерти. Вряд ли его кто-нибудь оплакивал.

– Похоронили по-быстрому. Избавлялись от улик…

– Что ты имеешь в виду?

– Вдруг его подстрелили свои? В смысле саперы. Все равно бы никто не узнал. Представьте: со всех сторон по ним ведут огонь, их загнали в угол, что делать дальше – непонятно. А этому Бебби вздумалось разыгрывать из себя командира, ставить их жизни под удар. Если бы офицер вроде Ховарда что-то и выяснил, у него хватило бы благоразумия закрыть на все глаза. Он скорее поддержал бы своих солдат, чем какого-то гражданского недотепу.

– Не исключено, – проронил Джек. – А быстрые похороны не привлекли бы лишнего внимания. В Индии людей предавали земле в день их смерти. Маленького сына Ховарда в Бангалоре похоронили через несколько часов после того, как он заболел. Отец смог побывать на его могилке лишь через несколько месяцев.

Неожиданно Костас с воплем отскочил назад. Джек с благоговейным ужасом созерцал существо, возникшее в нескольких дюймах от его лица. Из сплетения корней надгробной плиты высунулась желто-коричневая кобра в темных полосках – огромная и прямая как палка. Не отрывая взгляда от Костаса, змея вытянула шею и с шипением закачалась из стороны в сторону, демонстрируя людям раздвоенный язык.

– Ладно, – процедил Джек сквозь стиснутые зубы, боясь пошевельнуться. – Что теперь будем делать?

– Оставаться неподвижными, – ответил Прадеш.

Костаса стало слегка пошатывать.

– Это касается всех, – прошептал капитан. – И не важно, как далеко от вас змея. Вы бы видели, на какое расстояние они умеют прыгать.

– Пытаюсь расслабиться и получить удовольствие, – проговорил Костас.

– Вот этого определенно не рекомендую делать, – тихонько предостерег индиец, не спуская глаз с кобры.

Та широко разинула пасть, обнажив истекающие ядом клыки.

Костас замер:

– Усек.

Прадеш медленно потянулся к тыкве-горлянке, застрявшей между корнями, и набрал ее содержимое в ладонь. Затем простер руку над змеей и посыпал ее красным порошком. Успокаиваясь, кобра начала опускать голову и сворачиваться кольцами, пока вдруг не распрямилась и не полетела копьем куда-то в заросли, в один скачок покрыв расстояние в несколькораз длинее собственного тела. Прошелестели листья, и ее как не бывало. Джек и Костас потрясенно молчали, все еще не в силах пошевелиться. Прадеш наградил их довольной ухмылкой.

– Этому небольшому трюку я научился в детстве, когда гостил здесь с отцом. Одну змейку даже считал своей любимицей.

– Любимицей, – пискнул Костас.

– А вообще это знамение, – продолжил индиец. – Кобры появляются к празднику Тота Пандуга, который состоится здесь уже совсем скоро. – Он махнул в сторону утоптанной полянки. – На этой земле они и танцуют. Место считается священным, и вовсе не из-за Бебби. В 1858 году британцы вздернули тут нескольких деревенских вождей, проводивших человеческие жертвоприношения. Таких вещей койя не забывают. Здесь и по сей день приносят в жертву птиц – прямо под деревьями, с которых получают брагу. Вчера вечером жители деревни наготовили угощений и спрятали их под корнями, а сегодня будут пировать.

Немного расслабившись, Джек опять присел на корточки и позволил себе оглядеться. По камням снова сновали гекконы, не оставляя вниманием и большой бурый термитник у кромки джунглей. Все вокруг кишело насекомыми, и не только москитами – стрекозы и бабочки то и дело садились на цветы, разросшиеся в залитых солнцем ложбинках ни краю прогалины. Джунгли полнились шумом. На ветвях качались вниз головами крыланы, играя крыльями. Обезьянки-лангуры, которых Джек слышал по пути к деревне, расселись на корнях окрестных деревьев и повели визгливую беседу. А чуть дальше проглядывали… человеческие лица. Внезапно Джек понял, что за ними молча наблюдают по меньшей мере две-три дюжины человек – мужчин, женщин и детей.

– К нам гости, – сообщил Костас, подзывая друга.

На краю прогалины беззвучно материализовался туземец. Прадеш сказал что-то на диалекте койя и в знак приветствия дотронулся до рук незнакомца – стройного жилистого мужчины с упругими мышцами и очень смуглой кожей. Из одежды на нем красовалась лишь белая набедренная повязка, державшаяся на веревке из лиан, да расхлябанный тюрбан – и никакой обуви. Скулы и нос у него были шире, чем у жителей низин, которых путешественники видели на реке, а глаза казались угольно-черными. В руках он держал лук со стрелами, а на поясе у него висел изогнутый, коварно заточенный кинжал. Продеш обернулся и сделал друзьям знак подойти поближе.

– Это Мурла Раджаредди. Он добывает тодди, – пояснил капитан, кивнул на старую автомобильную покрышку и веревку; очевидно, при помощи этих снастей туземец и взбирался на деревья. – Подрезает пальмы у самого комля, а позже собирает сок в тыквенные бутыли. Сейчас для сбора лучшее время. Строго говоря, в честь этого и устраивают праздник.

Торс мужчины испещряли шрамы всех форм; одни давно зарубцевались, другие – параллельные борозды, алеющие под слоями лечебной мази, – были совсем свежими. Прадеш снова с ним заговорил. Туземец что-то негромко ответил, показывая на свои увечья. Капитан взглянул на Джека с Костасом.

– Еще он охотник на тигров – единственный человек в деревне, которому разрешено их убивать. Дней десять назад сюда наведывался один такой, и Мурла чудом остался жив. Перед этим зверь унес из соседней деревни ребенка и сожрал. Как полагает наш друг, появление тигра предвещает прибытие чужаков – в последнее время их тут перебывало предостаточно. Я расспрошу его обо всем поподробнее. Теперь ясно, почему койя нас сторонились – подумали, что мы тоже из этих.

Джек и Костас по очереди пожали мужчине руку. Тот почтительно склонил голову, но при этом не спускал с них глаз. От него сильно пахло алкоголем. На москитов, тучей окруживших его, он не обращал никакого внимания.

– А как местные справляются с малярией? – поинтересовался Костас.

– Делают лекарство от лихорадки. Для приготовления пасты используется кора Alstonia scholaris, кора прикорневой части Ophioxylon scrobiculatum, а также корни, стебли и листья Androgtaphis paniculata.

– Думаете, помогает? – спросил Костас.

– Мне помогло. Выхаживая ветеранов Рампы, сэр Рональд Росс установил связь между мялярией и москитами, но мы еще многого не знаем. Даже в наши дни врачи с равнин считают медицину джунглей дешевым знахарством. Ирония в том, что поучиться у койя этим людям мешают их собственные суеверия.

Туземец нагнулся и вытащил из-за дерева тыкву. Во тьму чащи тут же прыснула кучка толстых черных крыс; отбежав на безопасное расстояние, грызуны хищно уставились на людей. Костас бросил на Джека тоскливый взгляд. Мурла тем временем протянул ему тыкву.

– Кажется, вы только что были избраны.

– Для чего? – насторожился Костас.

– Вам предлагают так называемое тигриное кушанье. – Индиец ухмыльнулся. – Вкусивший его приобретает магический дар заклинать тигров и подчинать своей воле. Когда праздник закончится, вас разденут догола и отправят в джунгли на встречу с тигром. Пресс-конференцию, если угодно.

– Угу. Так когда, говорите, прибывает вертолет?

Прадеш сверился с часами:

– Через двадцать пять минут.

– Наверное, я лучше подожду на пляже.

– Если вас пригласили участвовать в туземном ритуале, никогда не идите на попятный. Дурные манеры, знаете ли. Это вам скажет любой антрополог.

– Антропология, археология – для меня они все на одно лицо. Вообще-то я инженер, к тому же на отдыхе, – проворчал Костас, но при этом заглянул в тыкву: – Ну а все-таки что там внутри?

– Плоды индийского финика, или тамаринда. Они похожи на крупные бобы, только зеленые и бархатистые. Нужно высасывать мякоть из семян. Койя перемешивают их с сердцевиной пальмы и косточками манго. В честь празднества жители деревни разгрызли семечки во рту и выплюнули мякоть. Благодаре слюне она превращается в пасту. На самом деле довольно сносно.

– Притворюсь, что вас не слышал. – Костас слегка побледнел.

– У них это главный деликатес.

– Мне обязательно соглашаться?

– Считайте себя везунчиком. Он мог выбрать вас для жертвоприношения.

– У них до сих пор такое практикуется?

– Полной уверенности в обратном нет. Привычка – вторая натура. К тому же не так давно их снова начали провоцировать, точно как в 1879-м. Советую вам принять его подарок.

Еще разок заглянув в тыкву, Костас благоразумно улыбнулся мужчине и макнул палец в лакомство. Лизнул, опять улыбнулся, с воодушевлением закивал. Бросил взгляд на Джека, потом на индийца, сглотнул. На долю секунды он стал похож на ребенка, которого вот-вот вырвет.

– Скажите ему, что это было великолепно. Есть чем запить? – хрипло выговорил он, не переставая улыбаться.

– Сейчас будет.

Туземец отыскал еще одну тыкву и протянул Костасу. Остановив его руку, Прадеш понюхал жидкость.

– Это каллу – пальмовая бражка, выбродившая на солнце. Иногда в нее добавляют листья опийного мака или марихуану. Но на праздник полагается готовить чистую.

Он отпустил руку туземца. Костас сделал осторожный глоточек, затем чуть побольше, пополоскал брагу во рту и лишь тогда проглотил. Выдохнул, с уважением посмотрел на тыкву:

– А неплохо. Немного напоминает сидр.

– Я проверял, не арак ли вам предлагают, – пояснил капитан. – Его получают, перегоняя тодди. Смертельная смесь амиловых и метиловых спиртов. Жители низин нашли еще один способ эксплуатировать этих людей. Сейчас в каждой деревне есть перегонные кубы. Пальмовая бражка поддерживала койя на плаву, но арак убивает их.

Костас попытался было вернуть тыквенную бутыль, но охотник настойчиво оттолкнул ее. Потом он взял Прадеша за руку и повел его к группе койя, которые успели потихоньку перебраться на прогалину и устроиться в тени раскидистого тамаринда. Капитан оглянулся через плечо.

– Я поспрашиваю их насчет маоистов. Надо разузнат, где они сейчас околачиваются.

Он присел на корточки рядом с койя. Джеку и Костасу оставалось лишь внимательно наблюдать. Поначалу вопросы Прадеша наталкивались на стену молчания, но постепенно охотник оживился – быстро залопотал, приставив пальцы к глазам и скорчив раскосую гримасу, потом затараторил дальше, показывая, будто рисует на запястьях и предплечьях. Наконец он что-то вынул из мешочка на почсе и передал капитану. Остальные койя с испуганными лицами попятились к чаще, держа копья и луки наготове. Задав Мурле еще несколько вопросов, Прадеш положил ему руку на плечо и с озабоченным видом взглянул на друзей:

– Мне нужно пообщаться с ним наедине. Здесь он разговаривать не хочет. Возвращайтесь на пляж, я скоро приду.

Через пятнадцать минут Джек и Костас вновь сидели в тени понтонной лодки. Солнце повисло низко на западе над речной долиной, но палило все так же немилосердно. До сумерек оставалось примерно три часа. Внезапно Джек поймал себя на том, что барабанит пальцами по понтону. На этотраз у руля стоял другой человек, и ему это было в новинку. Впрочем, индиец казался хозяином положения – ему лучше знать, сколько займет дорога до лесного храма и обратно. Джек немного расслабился и оперся локтями на песок, с легким удивлением наблюдая за Костасом. Тот сидел на песке, подогнув ноги, отчего раструбы шортов широко распахнулись – и привлекли интерес речного краба, уже семенившего бочком к уютной норке. В последний момент Костасу вздумалось потянуться. Проскочив под ним, краб с впечатляющей скоростью пронесся мимо лодки и исчез. Почувствовав взгляд друга, Костас с самым невинным видом помахал ему тыквенной бутылью.