Текст книги "Воин-Тигр (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Гиббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

После встречи с Джеком его университетские товарищи стали для Ребекки второй семьей. Вместе с отцом она побывала в Неаполе, где коллеги Элизабет по археологическому ведомству устроили в ее честь поминальную службу. Со склонов Везувия открывался вид на развалины древнеримской эпохи, которым возлюбленная Джека посвятила всю свою жизнь, – и современный город, чьи смертоносные щупальца принесли ей гибель. Все эти люди никуда не делись, в том числе и члены ее семьи – те, кто использовал ее, высасывал из нее силы. Но о воздаянии лучше было не думать, ибо в бессмысленной погоне за ним Элизабет и сгинула навеки. Останься она жива, она попросила бы Джека уйти, не вмешиваться – и взять с собой их дочь, увлечь в новый захватывающий мир, где прошлому уже никогда до нее не дотянуться. Джек не знал, входило ли в планы Элизабет рассказать ему о Рбекке, но сами эти мысли казались ему непозволительной роскошью. Теперь ответственност за счастье Ребекки лежала на нем.

Он взял дочь за руку.

– Со мной все нормально. Просто нужно было немного передохнуть.

– Чтобы ты и три дня ничего не делал? Папа! – Так она начала его называть совсем недавно. – Это же всего лишь я. Передо мной не обязательно изображать героя.

Джек показал на томик у нее в руках:

– Что читаешь?

– Трактат одного египетского монаха. Его звали Козьма Индикоплевст, то есть "Козьма, плававший в Индию". Он побывал здесь в шестом веке нашей эры. Как ты меня и просил, я навела кое-какие справки, раз уж назвачена твоим ассистентом. Книга мне попалась в твоей библиотеке.

– Что он пишет о Шри-Ланке?

Она раскрыла томик и начала читать:

– Располагаясь посередине, этот остров принимает очень много кораблей со всей Индии, из Персиды и Эфиопии, и в равной мере посылает туда свои суда. Так, с рынков из областей на внутренней стороне (я имею в виду Тсинисту) он получает шелк, алоэ, гвоздику и другие продукты, а затем переправляет их на рынки на внешней стороне. А на остров приходят ввозные товары из всех упомнутых нами рынков, и с него они переправляются во внутренние гавани. Да и сам он посылает свои товары на каждый из этих рынков. Дальше лежит гвоздичная страна, еще дальше – Тсиниста, там производят шелк. За ней никаких стран уже нет, ибо с востока ее окружает Океан.

Ребекка захлопнула книгу.

– Итак. Тсиниста – это Китай, гвоздичная страна – Индонезия. По его словам выходит, что Шри-Ланка играла роль своего рода перевалочного пункта, посредника между двумя мирами. По совету капитана Макалистера я изучила адмиралтейские морские карты. Этот пролив очень непрост, любому крупному судну здесь несдобровать. Следовательно, корабли из Египта доходили до этой точки, сгружали товары на местные суда и оставались ждать, пока те не переправят все на противополжную сторону. Там, в свою очередь, товары перемещались на большие суда из Бенгальского залива, Индонезии и даже Китая. Затем все повторялось с точностью до наоборот. Так и вижу перед собой: с нашей стороны – толстопузые римские корабли, с другой – китайские джонки, а между ними снуют каноэ и катамараны всех мастей. Круто, правда?

– Круто, – подтвердил Джек, и по лицу его расплылась улыбка. – Козьму и купца из Береники разделяют пять столетий, но по большому счету схема оставалась неизменной, пока арабы не завоевали Ближний Восток и север Африки, перекрыв морские пути к Индии. Козьма оставил нам наиболее подробный отчет о торговле, которую вели тут древние. Хорошая работа, госпожа ассистент!

– Если мыслишь, то мысли нестандартно. Так любит говорить дядя Костас.

– Дядя Костас?

– Хими говорит, мы с тобой очень похожи. Не знаю, гордиться этим или наоборот.

– Хими?

– Он самый. Ну, товой старый приятель, герр профессор Хибермейер. Так зовет его Айша.

– Ну да, – пробормотал Джек, – Хими.

– Видишь ли, Айша в него влюблена.

– Погоди, погоди, не все сразу!

– Да я просто хочу тебя расшевелить. Последние три дня ты витал в облаках.

Джек расхохотался.

– На самом деле я выжидал. Хими сейчас напоминает безумного ученого, мастерящего очередную злодейскую машину. Он и в школе был таким же. Время от времени Морис зовет меня поглядеть на очередное свое открытие, чуть ли не силой тащит. Я соглашаюсь и прихожу, и тут выясняется, что ему нужно еще немного времени, дабы окончательно во всем убедиться. Поэтому я обычно жду, пока он не позовет меня лично и как минимум три раза. Вот тогда можно идти. Целое искусство.

– Я пообещала держать язык за зубами. И хотела бы тебе все рассказать, да не могу. Хими пустил меня в лабораторию только на таких условиях.

– А это тоже часть игры. – Он посмотрел ей в глаза и после небольшой паузы заговорил, тщательно подбирая слова: – Знаешь, я тут думал о твоей матери… Как тебе известно, мы расстались задолго до твоего рождения. В последний раз я виделся с ней в прошлом году, на археологической площадке в Геркулануме, и то встреча заняла пару минут. Но я хорошо помню то время, когда мы были вместе, – как любимый старый фильм, который никогда не измениться. Ты в нем тоже присутствуешь, будто у нас настоящая семья. В тебе очень много от нее.

– Когда мы сней разговаривали в последний раз, она сказала то же самое о тебе, – отозвалась Ребекка. – Знаешь, мама хотела открыть тебе всю правду после моего шестнадцатого дня рождения. И хотела с самого начала, но ждала, пока я вырасту и смогу сама позаботиться о себе. Шестнадцать лет мне исполнилось через месяц после ее исчезновения.

Взгляд бездонных глаз замер на отце. Мгновением позже она уткнулась ему лицом в плечо. Джек покрепче прижал ее к себе.

– Может, она была права. В тебе действительно есть что-то от меня.

– Лишь бы не склонность к морской болезни.

– Такую не знаю.

– Ну как же. – Просунув голову в дверной проем, она закричала во весь голос: – Доктор Джек Ховард, знаменитый подводный археолог и бывалый морской пехотинец, страдает морской болезнью!

– А не пора ли вернуть тебя в школу? – проворчал Джек.

– Ха! Сейчас мы в нейтральных водах. О них я тоже кое-что читала. Здесь не действуют никакие законы.

На плечо ей легла рука капитана. Макалистер улыбнулся Джеку.

– Юная леди, на этом корабле действует лишь один закон – закон капитана. Все несовершеннолетние лица на борту находятся под моей личной ответственностью. – Он вложил ей в руки старый латунный секстант: – в 16.00 у нас занятия по навигации.

Внезапно справа, в нескольких сотнях метрах от носа, мелькнула белая полоса.

– Трассирующий снаряд, – сказал капитан. – Давайте-ка живо внутрь.

Он втащи их на мостик, закрыл дверь и опустил защитный стальной экран, затем достал бинокль и встал перед пуленепробиваемым окном.

– Бой идет в паре миль от нас, но лучше не рисковать.

– Бен учит меня стрелять из винтовки двадцать второго калибра, – заявила Ребекка.

– К "тиграм" с такой игрушкой лучше не соваться, – проговорил Макалистер, не отрываясь от бинокля.

– Надеюсь, ты тренируешься в наушниках? – полюбопытствовал Джек.

– Я и сама могу за собой присмотреть, – отрезала Ребекка и направилась к люку, через котрый можно было попасть на жилую палубу.

– Кажется, у нас и в самом деле много общего, – пробормотал Джек, бросив на капитана извиняющийся взгляд. – Ож уж эти подростки.

– Папа, спускайся! – донесся снизу голос Ребекки. – Тебя ждуь в лаборатории. За тобой ведь меня и посылали наверх. Я помогла Айше закончить. Ты будешь в восторге. Можешь считать, это подарок от меня – за то, что вытащил из школы.

Джека охватило волнение.

– Ладно, Скотт, – обратился он к Макалистеру. – Дай мне знать, как выйдем из пролива. И пусть "Зодиак" будет наготове. Завтра в девять утра у нас встреча с людьми из Археологической службы Индии, не хотелось бы выбиться из графика.

– Договорились, Джек. – Макалистер кивнул в сторону люка. – Лучше не серди босса.

Главная лаборатория «Сиквеста II», разместившаяся между жилым блоком и машинным отделением, напоминала по размерам школный класс. Для влажной очистки и консервации археологических находок отводилось специальное помещение, уставленное резервуарами с обессоливающим раствором – в них хранилис остатки древесины и другие предметы, которые могли разрушиться под воздействием воздуха. Джек рассматривал этот комплекс как совего рода полевой госпиталь: пройдя в нем стабилизирующую обработку, найденные артефакты переправлялись на долгосрочное «лечение» в карфагенский музей ММУ на Средиземном море или непосредственно в университет, в Англию. В самой лаборатории проводилась химическая чистка осколков посуды и прочих объектов, менее чувствительных к пребыванию вне водной среды. Далее располагались комнаты, предназначенные для различных видов исследований, в том числе мультиспектральной съемки, петрографического анализа и масс-спектрометрии. Возможности комплекса позволяли решать все базовые вопросы в сжатые сроки, без отрыва от раскопок.

Джек проследовал за Ребеккой в лабораторию. В центре стояло четыре длинных стола, сдвинутых вместе; ножки были зафиксированы в специальных броздках на полу. Над ними разливали теплое свечение вольфрамовые лампы, скрепленные в один пучок. Пара археологов склонилась над штативом репродукционного аппарата. Айша двигала по черному столику-экрану какой-то предмет, подгоняя его под объектив, в то время как Хибермейер колдовал над видоискателем. В руке у него был дистанционный пульт, управлявший затвором. В целом все смотрелось так, будто археологи вздумали попрактиковаться в нетипичном виде объятий. Ребекка бросила на отца выразительный взгляд и жестом показала, будто умывает руки. Им ничего не оставалось, как молча ждать. Наконец Хибермейер щелкнул затвором, и его коллега бережно вернула предмет на место. Только тогда археолог обернулся.

– Джек! – В свете вольфрамовых ламп лицо Мориса приобрело болезненно-лихорадочный оттенок, вокруг глаз возникли красные круги. – Прости, что так долго держал тебя в неведении. Хотел окончательно во всем убедиться.

Ребекка прошла к дальнему концу стола и уселась на табурет, вновь очутившись в окружении книг и блокнотов, которые успела натаскать за прошедшие дни. В дверях показался Костас и вместе с Джеком проследовал к столу. А на том были разложены сотни керамических фрагментов – от совсем крошечных, не больше сантиметра-двух в диаметре, до крупных, размером с небольшое блюдце.

– Картинку бедем составлять? – оживился Костас.

Пульс Джека пустился вскачь.

– Ostraka! – воскликнул он и склонился над столом.

Усадив Костаса на табурет, Айша пояснила:

– С греческого это переводится как "глиняный черепок", но в археологии так обозначают только керамические фрагменты, которые использовались для письма. Так как папирус в античные времена стоил немалых денег, к нему обращались лишь в самых важных случаях. Для повседневных целей, то есть записок, писем, черновиков, достаточно было отыскать и разбить старую амфору.

Джек обошел стол кругом, не отрывая от черепков взгляда. Мысли в его голове обгоняли друг друга.

– Это фрагменты римских амфор. Изготовлены в Италии, в первом веке до нашей эры или в следующем столетии. Винные сосуды того же типа мы видели в Беренике. Язык греческий, что неудивительно. После завоеваний Александра Македонского он стал в Египте наиболее ходовым. Кажется, все надписи выполнены одной и той же рукой. Я так полагаю, вы нашли эти осколки в руинах той виллы?

Хибермейер просиял:

– Потрясающая находка, самому не верится. – Он помолчал, глядя Джеку прямо в глаза. – Готов? Ну хорошо. Перед тобой экземпляр античного текста, известного как Periplus Maris Erythraea, – единственный, дошедший до нас с древнейших времен. Его создали как раз в ту эпоху, которая в нем описана. Аналогов пока не найдено.

Джек так и разинул рот. "Перипл Эритреского моря"! Величайшая книга о путешествиях, сохранившаяся с древности! Логично, что ее обнаружили именно в Беренике – форпосте на самой окраине империи. Это не памятник литературы, не труд по истории, не собрание стихов, а лоция, руководство для капитанов и торговцев. Он откашлялся.

– Копия или черновик?

– Черновик.

Джек ахнул. Черновик! Это уже редкостная удача. В наброске могут обнаружиться поправки – сведения, вымаранные из чистовой версии. Черновые заметки, не знавшие редактуры. Слова и фразы, которым нет цены. Он вгляделся в лицо Мориса.

– Даже и спрашивать боюсь… Есть ли различия с известным текстом?

Хибермейера распирало от волнения.

– Мы наткнулись на них через несколько дней после стартараскопок в Беренике. Помнишь наш разговор в Стамбуле? Тогда я и представить не мог, сколько еще мы выкопаем черепков – и сколько времени на это потребуется. Это была настоящая проверка на терпение. Без Айши я бы не справился. – Он взглянул на коллегу, та ответила кивком. Морис нажал пару кнопок на щитке управления. На плазменном экране, подвешенном на стене у стола, появилась трехмерная модель керамических фрагментов, сваленных в кучу. – В таком виде мы обнаружили их на месте раскопок. У нас повелось называть то помещение архивной комнатой, но в действительности там располагалось некое подобие кабинета. Видимо, автор сначала набросал каждое предложение на большом осколке амфоры, потом перенес текст на папирус, а черепки забросил в угол. Кое-какие из них почти не пострадали, остальные разлетелись на кусочки. Тут же стало ясно, что если мы сразу не зафиксируем взаимное расположение фрагментов, то от надежды сложить их в единое целое можно отказаться. Эту задачу взяла на себя Айша – и отлично справилась.

– Можно поподробнее? – попросил Костас.

– Maris Erythrea, или Эритрейское море, перводится как «Красное море», – объяснила Айша. – У древних в этом понятии соединялись все моря, лежаще к востоку от Египта, – собственно Красное, Индийский океан и так далее. Periplus означает «плыву вокруг». Так назывались навигационные руководства, или путеводители для мореплавателей, лоции.

– Навигационный справочник по Эритрейскому морю, – пробормотал Костас.

– Это один из самых удивительных документов, завещанных нам античностью, – сказал Джек. – Авторство "Перипла" принадлежит не аристократу, не какому-нибудь Клавдию или Плинию Старшему, а человеку физического труда, не склонному витать в облаках. При всем при том в тексте рассказывается о путешествиях, способных затмить все вымышленные странствия Одиссея или Энея. Это невыдуманный отчет о географических открытиях и торговле между античным миром и дальними восточными землями. В его достоверности было много сомнений, пока археологам не стали попадаться здесь, в южной Индии, следы жизнедеятельности греков и римлян.

– Выходит, "Перипл" написал хозяин той виллы, купец? – спросил Костас.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. – Хибермейер нажал еще несколько кнопок, и на экране возник аэрофотоснимок развалин в Беренике, некогда возвышавшихся над древним портом и Красным морем. – В фундаменте виллы мы обнаружили монету древнеримской чеканки. Благодаря ей можно сделать вывод, что архивную комнату соорудили чуть позже десятого года до нашей эры, а само здание стояло заброшенным примерно с двадцатого года нашей эры. Посколько эти черепки даже никто не потрудился выбросить, остается предположить, что текст был создан незадолго до исчезновения хозяев, в ранние годы правления императора Тиберия.

– В то врем, когда объемы торговли уже шли на спад? – уточнил Костас. – Помните ведь, император задумал покончить с утечкой золота…

– Совершенно верно. Но вряд ли дом был оставлен по этой причине. Все факты указывают лишь на то, что хозяин состарился и отошел от дел. Айша?

Женщина подняла глаза.

– К счастью, это направление хорошо исследовано учеными. До раскопок в Беренике самая ранняя из известных нам копий "Перипла" относилась к десятому веку нашей эры. В девятнадцатом столетии средневековый текст был переведен, и с тех пор постоянно изучается. Наша находка не только подтверждает теории многих ученых, но и расширяет их, причем самым необыкновенным образом. Во-первых, по лексическим особенностям в авторе угадывается египтянин греческого происхождения. Во-вторых, не подлежит сомнению, что он и сам плавал маршрутами, описанными в "Перипле": вдоль побережья Африки вплоть до самого Занзибара, по дуге Аравийского полуострова до северо-западных берегов Индии; наконец, в южную Индию, пользуясь переменой муссонов. За время путешествий он накопил немало знаний о навигации, однако это все-таки торговец, а не капитан. Его главный образом интересует, как называются порты, как до них добраться и какие товары туда везти. В Индии особо ценились драгоценные металлы. Соответственно торговцы обменивали там золотые и серебряные монеты на перец, невообразимое множество других специй и прочую экзотику. Кое-что доставлялось в Индию издалека.

– А на чем специализировался он сам? – полюбопытствовал Костас.

– Помните кусок шелка, который мы вам показывали в Беренике? Нам кажется, разгадка именно в нем. Связи купца наверняка распространялись и на торговцев из самых дальних краев. Одни попадали на запад из Южно-Китайского моря, пройдя через Малаккский пролив, другие – через Бактрию и современный Афганистан, из Центральной Азии. Иными словами, сворачивали с Великого шелкого пути.

– По-моему, я вас понял, – отозвался Костас. – Старичок написал книгу, когда ушел на пенсию. А как закончил, сразу сыграл в ящик, и дом пошел с молотка, вот только покупателей не нашлось.

– Как всегда, красноречивей и не скажешь. – Хибермейер подвинул круглые очочки поближе к переносице. – В отличие от большинства своих коллег наш купец не перебрался на склоне лет в Александрию или Рим, а предпочел, видимо, доживать дни в египетском порту, с которым была связана вся его деятельность. Возможно, ему доверили какую-нибудь административную должность – к примеру, он мог исполнять обязанности дуумвира, то есть префекта, и присматривать за городом в межсезонье, когда здесь почти никого не оставалось. Однако среди тех, кому было по средствам содержать виллу, находилось не слишком много охотников поселиться в Беренике, да и ценность дома изрядно понизилась, когда торговля пошла на убыль.

– Он ведь не обязательно умер именно там. – Ребекка взглянула на Айшу, и та одобрительно кивнула. – Айша считает, что у него была жена-индианка. На одном из черепков начертано индийское женское имя – Амрита. Айша показала мне кое-какие другие находки – фрагменты керамики с тамильскими граффити, остатки индийских тканей, сосудов из южной Индии. Возможно, в "Перипле" торговец видел завершение своей карьеры. Закончив, он вместе с семьей уплыл на восток и больше никогда не возвращался.

Костас потер подбородок.

– Тонко подмечено. Наверное, за годы торговли индийские обычаи стали для него как родные.

Внимание Джека было приковано к группе небольших фрагментов, явно образовавшихся из двух крупных черепков.

– Вы только поглядите! – воскликнул он. – Невероятно. Здесь можно четко разобрать слова Ptolеmais Thêrôn, то есть Птолемаида Охотничья. Это порт на Красном море, Костас, из него вывозили слонов. А вон на том черепке, Ребекка, различимо слово Taprobank. Шри-Ланку так называли за пять веков до плавания Козьмы Индикоплевста. – Распрямившись, он посмотрел на Хибермейера: – Ну и что же? Все это просто изумительно, но я слишком хорошо тебя знаю. Что ты хотел мне показать на самом деле?

– Колись, Хими, – протянул Костас.

Смерив его сердитым взглядом, Морис заговорил с Джеком:

– Здесь представлено чуть меньше трети текста, около тысячи слов. Сходство с "Периплом" десятого века очень велико, различия в грамматике и формулировках минимальны. Но есть одно исключение.

– Продолжай, – потребвал Джек.

Хибермейер указал на один из крупных фрагментов, и все присутствующие сгрудились вокруг Ребекки. На черепке размером с обеденную тарелку втиснулось пятнадцать строчек мелким почерком. Местами чернила были едва различимы из-за беловатого налета. Текст целиком уместился на куске обожженной глины и не обрывался по краям.

– Это цельный сегмент, фактически – абзац, – прокомментировал Хибермейер. – В нем автор дает обзор водного пространства за Аравийским заливом и территорий, мимо которых корабли проплывают на пути в Баригазу – порт в устье Инда.

– Сегмент, где он примеряет на себя роль археолога, – пробормотал Джек.

Хибермейер кивнул.

– В большинстве случаев он отклоняется от темы лишь из практических соображений – например, указывает, какие племена в тех или иных краях лучше обходить стороной; если рассказывает о землях на материке, то в контексте производимых там товаров. Есть, однако, для примечательных исключения, и оба касаются Александра Македонского. В одном месте автор замечает, что великий полководец дошел до самого Ганга, но до юга Индии так и не добрался. С другой стороны, на рынках Баригазы нашему купцу попадались стариные драхмы, на которых отчеканены имена правителей, взошедших на трон после Александра.

– То есть Аполлодота и Менандра, первых Селевкидов,⁹ – догадался Джек.

Хибермейер вновь ответил кивком.

– Западные торговцы, бывавшие в Индии, знали историю Македонского назубок. Вне всякого сомнения, иные умельцы из местны неплохо наживались, сбывая чужеземцам монеты Селевкидов под видом священных реликвий. Александр жил в четвертом веке до нашей эры, за три сотни лет до создания "Перипла", но оставил за собой такую славу, что у людей могло сохраняться чувство, будто пыль тех походов еще даже не осела. Поскольку наш купец и сам сведущ в подобных уловках, он предупреждает читателей об обмане. Вообще провести такого человека – задача не из легких. Поэтому, на мой взгляд, следует отнестись со всей серьезностью к его второму замечанию, которое вы видите на этом фрагменте.

– Узнаю слово Alexandros, – напомнил о себе Костас, склонившись над черепком. – Что-то я подзабыл древнегреческий.

– Вот перевод. – Хибермейер взял листок бумаги, испещренный неразборчивыми каракулями: – "Сразу за Баракой раскинулись Бариназский залив и побережье страны Ариака, где начинается Манбаносское царство, а с ними и вся Индия. Внутрення его часть, что граничит со Скифией, зовется Аберией, прибрежная – Сирастреной. Земля там очень плодородна и дает пшеницу, рис, кунжутное масло, гхи¹⁰ и хлопок, из которого индийцы шьют одежду, качества вполне обычного. Скот изобилен, мужчины велики ростом и имеют смуглую кожу. В местности этой до сих под попадаются следы Александровых походов: древние алтари, остатки лагерей и огромные колодцы".

Джек кивнул:

– Древние алтари. Пока ничего нового.

– А теперь послушайте следующию фразу. – Выдержав паузу, Морис поправил очки и продолжил: – "Из Маргианы же, парфянской твердыни к северу от этих мест, сбежали на восток плененные при Каррах римские легионеры и с сокровищами парфян двинулись в Хрису, страну золота".

Джек пошатнулся, точно его ударили.

– Невероятно, – произнес он, едва не переходя на шепот. – В "Перипле" этого нет.

– Разве не об этом ты говорил мне в вертолете, Джек? – спросил Костас. – Не о Крассе и его поверженных легионах?

– Все это были одни слухи, – возразил Джек. – До сегодняшнего дня. – Собравшись с духом, он бросил взгляд на Ребекку. – Одержав в пятьдесятом году до нашей эры победу при Каррах, парфяне взяли в плен множество римских легионеров – возможно, десять тысяч. Их судьба не давала покоя нескольким поколениям их потомков. Гораций в одной из своих од задавался вопросом, не обзавелись ли римские ветераны женами на чужбине, не взял ли их на службу какой-нибудь заморский правитель. Но потом Тиберий, сын Августа, заключил мир с парфянами, и захваченные штандарты легионов вернулись на родину. Для императора это был огромный успех, и с ним поражение отошло в прошлое.

– Ведь Джек показывал тебе монету, которую мы нашли на месте кораблекрушения, Ребекка? – поинтересовался Костас. – Ее выпуслили в честь возвращения священных штандартов.

Джек не успевал за собственными мыслями.

– Из других римских авторов о судьбе легионеров упоминает только Плиний Старший в "Естественной истории". По его словам, пленников погнали в Маргиану, парфянскую столицу. Находилась она на территории современного Туркменистана.

– Этот факт придает "Периплу" правдоподобия, – вставил Хибермеер. – И обратите внимание на фразу об Александре. Автор писал лишь о том, что сумел бы подтвердить. Македонский дествительно возводил алтари во время подходов. Вероятно, их немало оставалось в туркменских пустынях, через которые прошли его войска на пути в Центральную Азию.

– Ну конечно же! – согласился Джек. – Маргиана, ныне известная как Мерв, лежала чуть в стороне от маршрута Александра. Узникам, бежавшим из крепости на восток, вполне могли встретиться на дороге эти алтари. Все сходится.

– Но что подтолкнуло автора вычеркнуть эту фразу из конечного варианта? – задумался Костас.

– Скорее всего у него не нашлось ощутимых доказательств, хотя он и чувствовал, что так все и было на самом деле, – сказала Айша. – Монету можно подержать в руках, алтарь – увидеть своими глазами, но вот предания… Допустим, эту историю ему рассказал некий купец – бактриец или согдиец, снабжавший его шелком. И вдруг тот перестает появляться, исчезает без следа – такое на Великом шелковом пути случалось сплошь и рядом… Возможно даже, автор перестал доверять своей памяти, ведь он был уже немолод. История о парфянских сокровищах могла показаться ему обычной байкой. В конце концов сомнения перевесили, старик перечеркнул фразу и выбросил черепок в общую кучу. Такого рода сплетни традиционно передавались из уст в уста, пока не достигали ушей какого-нибудь энциклопедиста вроде Плиния Старшего и не заканчивали карьеру в скопище фактов и досужих вымыслов наподобие "Естественной истории".

– Быть может, так оно и вышло, но лишь отчасти: хотя в труде Плиния говорится об узниках Мерва, о побеге у него ни слова, – заметил Джек.

– Но, Джек, в вертолете ты рассказывал, что легионеры могли добраться до самого Китая, – напомнил Костас. – Об этом свидетельствуют китайские летописи.

– У меня эта теория не выходит из головы уже несколько месяцев, после встречи с Катей.

– На Трансоксианской конференции? – уточнил Хибермеер.

– Катя – его новая подружка, – небрежным тоном сообщила Ребекка Айше. – Хотя, если быть точной, не такая уже новая. Они познакомились, когда папа искал Атлантиду в Черном море, только после этого Кате пришлось взять передышку. Потом он начал встречаться с кем-то еще, но у той девушки случилась моральная травма – кажется, другой ее поклонник тяжело заболел, ну или что-то в этом роде. В общем, ей тоже потребовался тайм-аут.

Костас закашлялся. Джек тем временем усиленно разглядывал пол. Наконец он продолжил:

– Так о чем это я… – Он искоса посмотрел на Ребекку. – Ах да, китайский след. В пятидесятых годах прошлого века один оксфорсдкий историк обнародовал радикальную теорию, в которой утверждалось, что в првление династии Хань, то есть в период создания "Перипла", римские наемники якобы сражались на китайской границе плечом к плечу с монгольскими гуннами. В качестве доказательства ученый ссылался на характерный боевой порядок, очень напоминавший римскую "черепаху", testudo, – когда воины смыкают щиты над головами. Битва произошла в тридцать шестом году до нашей эры. Впоследствии исследование ханьских летописей позволило высказать догадку, что римлян, попавших тогда в плен, поселили в одной деревне в провинции Ганьсу – на завершающем участке Великого шелкового пути, уже на подходах к Сианю. Среди современных жителей деревни относительно много светловолосых. Кто-то это заметил, и так родилась легенда о римских легионерах в Китае.

– Подтверждают ли теорию археологические данные? – спросил Костас.

– Ничего определенного не нашли, – ответил Джек. – Впрочем, удивляться тут нечему. После стольких лет неволи у солдат вряд ли оставались вещи, в которых без труда угадывалось бы их римское происхождение. Конечно, ничто не мешало беглецам скроить сандалии для дальних походов. Возможно, они еще изготавливали из дерева прямоугольные щиты – от этих предпосылок и отталкивается теория "черепахи". Все прочее им приходилось отбирать у встречных, от парфян и бактрийцев до согдийцев и ханьских купцов – доспехи, оружие, одежду… А еще они могли оставлять надписи на камне. Гипотеза как раз по части Кати, она-то и привлекла ее внимание. Римляне обожали делать насечки, дорожные столбики, надгробия, утверждая таким образом свою власть на недавно захваченных территориях. И вот здесь-то на помощь нам приходит археология. Несколько лет назад на берегу Узбекистана, километрах в трехстах от Мерва, у афганской границы, в одном перещном комплексе была обнаружена надпись на латыни. – Джек достал из кармана блокнот и отыскал страницу с карандашным наброском. – Катя зарисовала ее по моей просьбе.

Он продемонстрировал эскиз присутствующим:

LIC

AP.LG

– Невероятно, – прошептал Хибермейер. – Первая строчка – это имя, скорее всего «Лициний». Вторая… легион «Аполлинарис», то есть посвященный Аполлону, не так ли? Кажется, это Пятнадцатый легион, птенцы Августа?

Джек закивал:

– Недурно для египтолога. Помнится, в детстве тебя занимали похождения римской армии в Германии. Но речь не о годах, когда Август стал императором. Он сформировал легион еще в бытность Октавианом, преемником Юлия Цезаря. Пятнадцатый "Аполлинарис" был образован в сорок первом году до нашей эры, вскоре после убийства Цезаря… то есть через двенадцать лет после битвы при Каррах. В течение трех последующих веков легион большую часть времени обретался на восточных окраинах империи, отбивая набеги парфян. Согласно одной из теорий, надпись оставил легионер, угодивший к налетчикам в плен и поставленный на охрану их восточных границ.

– Но… – начал за него Костас.

– Едва ли кто-то стал бы доверять военнопленному роль пограничника. И зачем ему делать надписи? Однажды утром мы с Катей прогуливались у стен Мерва и решили устроить мозговой штурм. Результатом стала новая гипотеза. Фраза из "Перипла" лишь придает ей веса.

– Слушаем тебя, Джек.

– В эпоху Красса почти все легионы создавались с видами на конкретную кампанию; по прошествии шести лет их обычно расформировывали. До нас дошли крайне скудные сведения об их номерах и названиях. Возможно, отдельные номера использовались неоднократно. О битве при Каррах рассказывают два основных источника, Плутарх и Дион Кассий, однако названий поверженных легионов у них не приводится. С другой стороны, некоторые легионы приобрели к тому времени легендарный статус – прежде всего те, с которыми Юлий Цезарь прошел через Галлию и Британию. Часть из них впоследствии стала красой и гордостью уже имперской армии: Август чтил в них память о Цезаре. Седьмой "Клавдия", Восьмой "Августа", Десятый "Гемина"…