Текст книги "Воин-Тигр (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Гиббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

– Ты хочешь сказать, Пятнадцатый входил в их число?

– В эпоху Красса почти все легионы создавалис с видами на конкретную кампанию; по прошествии шести лет их обычно расформировывали. До нас дошли крайне скудные сведения об их номерах и названиях. Возможно, отдельные номера испольщовались неоднократно. О битве при Каррах рассказывают два основных источника, Плутарх и Дион Кассий, однако названий поверженных легионов у них не приводится. С другой стороны, некоторые легионы приобрели к тому времени легендарный статус – прежде всего те, с которыми Юлий Цезарь прошел через Галлию и Британию. Часть из них впоследствии стала красой и гордостью уже имперской армии: Август чтил в них память о Цезаре. Седьмой "Клавдия, Восьмой "Августа", Десятый "Гемина"…

– Ты хочешь сказать, Пятнадцатый входил в их число?

– "Аполлинарис" возник в сорок первом году до нашей эры, не забывайте. После смерти Цезаря прошло всего три года. Молодой Октавиан, стремясь упочить свои позиции, с жадностью хватался за все, что напоминало о его прославленном предшественнике. По уверениям историков, в сражении при Каррах участвовало десять сотен конников, закаленны в кампаниях Цезаря. Почему бы там не оказаться и одному из этих легионов? Нам думаеться, "Аполлинарис" был не просто сформирован в 41 году, а сформирован заново. Октавиан намеренно вернул к жизни один из знаменитых легионов Цезаря, по вине Красса с позором разгромленный. Таким шагом император продемонстрировал бы уверенность в своих силах и одновременно почтение к славному прошлому Рима. Это вполне в его духе.

– Вот только узникам Мерва никакой славы не досталост бы, – заметил Костас. – Словно их и не существовало.

– Их время все равно ушло, – отозвался Хибермейер. – Даже если бы люди узнали, что поражение целиком на совести Красса, у выживших уже не оставалось поводов уважать себя. Им было бы проще без оглядки двинуться вперед, чтобы достойно встретить смерть и воссоединиться с товарищами в Элизиуме.

– По-вашему выходит, что один из них по пути на восток не погнушался высечь на камне название своего легиона, – напомнил Костас.

– Тех, кто еще не погиб, оно по-прежнему связывало в единое целое, пускай штандарты исчезли без следа.

– Значит, они по-прежнему были верны Риму?

– Они бились за себя и за братьев по оружию, как и любые другие воины. В положении гражданина-слдата, в своих мирских профессиях они видели предмет особой гордости. Для них было честью сражаться за полководца, если он вызывал у них уважение, становился одним из них, primus inter pares.¹¹ Они бились за Цезаря, за свои семью. А вот стали бы воевать за империю – вопрос совсем другой.

– Ну а как насчет легиона? – полюбопытствовал Костас.

– Легион считался святыней, – ответил Хибермейер. – Здесь их преданность не знала границ, распространяясь и на более мелкие подразделения – когорту, центурию, даже контуберний, то есть группу из десяти – двенадцати человек, именовавших друг друга не иначе как братьями, frater.

– Значит, лишиться священного орла – это не слишком здорово? – подала голос Ребекка.

– Хуже не придумаешь. Проиграть битву еще можно, на Красса им было плевать. Но штандарты!.. Легион без орла – это мертвый легион, ему нечего делать в Риме. У его солдат больше нет семей.

– Как думаешь, не они ли и прищучили Красса? – спросил Костас.

– Ввязавшись в эту битву, Красс подписал себе смертный приговор. Наверное, они бы предпочли формулировку "принудительное самоубийство".

– Если этим людям в самом деле удалось выжить и совершить побег, то их выносливости можно позавидовать, – проговорила Айша.

– Такие всегда находятся, – согласился Джек.– Кому-то везет избежать казни, выдержать все избиения и пытки, сохранив волю к жизни. Некоторые из легионеров Красса поступили на службу за пять лет до Карр и под предводительством Цезаря воевали в Галлии. пускай они звались гражданами-солдатами, но столь безжалостных убийц наш мир порождал нечасто. Легионеры убивали мечом, копиьем и голыми руками.

– А ведь с гибелью легиона их уже ничего не сдерживало, не ограничивало, – сказал Костас.

Джек опять кивнул:

– Многие солдаты республики прошли больше заварушек, чем иные легионеры имперских времен. Само понятие мирной жизни, гражданской профессии стало для них мифом. Если ты всю жизнь убивал, то в какой миг нужно остановиться? Когда – и если – настанет урочный час, как тебе из солдата вновь превратиться в гражданина?

– Проблема стара, как мир, – вымолвил Хибермейер.

– Если они и вправду сбежали, то на протяжении всего Великого шелкового пути должны были разнестись слухи, – продолжил Джек. – Разбойников в тех местах хватало, но слава римлян опережала их и там. С ними никто не захотел бы встретиться на узкой дорожке.

– Так что же насчет Шелкового пути? – поинтересовался Костас. – Встречаются ли еще какие-нибудь надписи?

– В последние месяцы Катя пропадает в горах и ущельях Центральной Азии, ищет. В тех краях еще много неисследованного.

– И разбойников, по старинке, – вставил Хибермейер.

– Помнится, Катя знает, как обращаться с "калашниковым", – пробормотал Костас.

Джек снова открыл блокнот.

– Несколько месяцев назад ее поиски увенчались успехом – в городке Чолпон-Ата, что на западном берегу озера Иссык-Куль в Кыргызстане. Он лежит далеко к востоку от места, где был найден камень с надписью на латыни, но тоже на Великом шелковом пути. Там начинаются отроги Тань-Шаня, а через расположнный поблизости перевал можно пробраться в пустыню Такла-Макан и далее в Китай. Археологов эти места привлекают уже много лет – на каменистых пустошах Чолпон-Аты разбросаны сотни, если не тысячи, петроглифов: резных наскальных изображений горных козлов и других зверей, охотников. Большую часть оставили кочевники-скифы, однако бывали там и торговцы – те, кто возвращался с запада живым. Передохнув на берегу озера, они садились на лодки и продолжали путешествие в Китай.

– А озеро большое? – спросила Ребекка.

– Второе по величине горное озеро после Титикаки. Бытуют слухи о целых затонувших городах, сокровищах. Вообще там много чего можно найти. При Советах на Иссык-Куле проводились испытания подлодок и торпед.

– Поедем туда? – не унималась Ребекка. – Хочу познакомиться с Катей.

Джек улыбнулся.

– Не исключено. В прошлом году Катя натолкнулась на валун, на котором вполне может обнаружиться надпись. Но он почти полностью погружен в землю, а разрешение на раскопки пришло уже во время конференции. Сейчас она там.

– Не одна, надеюсь? – проронила Айша.

– Киргизские власти оказывают ей поддержку, – ответил Джек. – Если не ошибаюсь, выражается это в том, что ей выделили одного помощника и старый дребезжащий трактор.

Костас пристально взглянул на друга:

– А ты, случайно, не звонил ей в последнее время?

– Сегодня утром.

– Значит, в поисках разгадки нас может занести и туда, – проворчал Костас.

– Есть и другая возможность. Совершенно потрясающая.

– Давай не томи.

– Вдруг след ведет не только на восток? Что, если легионеры взяли и отправились на юг?

– Требую карту.

Айша развернула на столе карту мира, и Джек принялся за объявления:

– Великий шелковый путь протянулся с запада на восток, от Мерва в Парфии до китайского Сианя, через горы Центральной Азии. Озеро Иссык-Куль расположено на северо-восточной оконечности этого массива. От Китая его отделяет всего один крупный перевал. Но ведь можно свернуть с привычного маршрута на юг. Если начинать от самого озера, то на пути встают грозные хребты, невообразимое скопление гор. Но, дойдя наконец до восточной части Афганистана, путник довольно быстро попадает в Пакистан, оттуда – в джунгли Индии. А там уже и до античного мира можно добраться – если вы пришелец с запада и живете в первом веке до нашей эры.

Глаза Костаса превратились в щелочки.

– Хочешь сказать, сбежавшие легионеры могли пройти этим маршрутом?

Джек помолчал.

– У Кати есть коллега по имени Хай Чэнь – независимый ученый из Сианя, посвятивший жизнь изучению "римского следа". Благодаря ему Катя и решилась на экспедицию в Кыргызстан и поиски петроглифов. Он всей душой верит в теорию о пропавших легионерах, но рассматривает ее весьма своеобразно. Вообще-то по образованию Хай Чэнь лингвист, его конек – анализ космогонических и прочих мифов у народов с развитой устной традицией. В юности он провел несколько лет в Читрале – это своеобразный аналог Шангри-Ла¹² на северо-востоке Пакистана. Именно в нем оказываются путешественники, перевалив через горы с севера.

– Тамошние жители верят, что произошли от Александра Великого, – пробормотал Хибермейер.

– Среди мифов этого региона – ведичиских, индуистских, буддийских – немало преданий о чужеземцах, князьях из далеких краев, пилигримах, святых людях, что всюду несут с собой мудрость. Часто это классические истории о поиске или странствиях государей, ищущих преображения подобному самому Будде. Вспомним "Кентерберийские рассказы", " Сэра Гавейна и Зеленого Рыцаря",¹³ двенадцать подвигов Геракла, Моисея в пустыге… Иногда с появлением чужеземца сбываеся местное порочество, и он становится царем.

– Фа Сянь ведь тоже пробирался через горы? – уточнил Хибермейер.

Джек ответил кивком.

– Так звали буддийского монаха из Китая, который в начале пятого века нашей эры отправился в Индию на поиски священных текстов своей религии. Его "Описания буддийских царств" относятся к числу величайших книг о путешествиях. Он побывал и в Гандхаре, древнем государстве на севере Индии. Впрочем, Хай Чэня интересовали не похождения монахов. В Читрале ему рассказали легенду о явана, то есть "человеке с запада". Это был уже не монах, а воин, утверждавший власть "золотой десницей". В городке он гостил недолго. Южнее Хай Чэнь услышал еще одно предание о богоподобном царе, прозванном Хаджит Синх, "Тигровая Длань". В тех краях воин задерживаться тоже не стал и двинулся дальше на юг.

– И к чему же мы пришли? – полюбопытствовал Костас.

– Предствим себя на месте нашего римлянина. Вот выоткрыт. У вас есть два варианта. Можно спуститься по течению Инда к океану, и в конце концов окажетесь в Баригазе – порту близ современного пакистанского мегаполиса Карачи. Оттуда плывем в Аравию, а затемчерез Красное море домой. Но существует и другая возможность. Если вам хочется найти таких же, как вы, явана, то есть римлян, лучше выбрать юго-восточное направление через долину Ганга выйти к Бенгальскому заливу. В конце концов вам придется пробираться через бескрайние джунгли восточной Индии. Теперь вернемся к Фа Сяню. Он последовал названным путем и плыл на юг, пока не достиг Шри-Ланки. Ну а что же "Перипл"? В нем описан все тот же маршрут, только вверх тормашками. Вот послушайте. – Джек взял со стола современное издание "Перипла" и перелистывал страницы, пока не нашел нужное место. – "Если же плыть далее на восток, по правую рук имея океан, а по левую оставив сушу, то попадешь в страну, называемую Гангом; в ней есть река с тем же именем, что слывет величайшей рекой в Индии и разливается подобно Нилу".

Он указал на берега, смутно различимые в иллюминаторе "Сиквеста II".

– Не забывайте: автор "Перипла" описывал свои впечатления от юга Индии, устремляя взоры на север. Возможно, ему самому там бывать не доводилось, однако он знавал людей, приезжавших оттуда, – например, посредников-индусов из Гандхары. Или даже самих купцов из Центральной Азии – бактрийцев, согдийцев, если не китайцев.

– Такой торговец растолковал бы нашему явана, сбежавшему легионеру, какую дорогу выбрать, – сказала Айша.

– Только на роль проводника ему можно было не рассчитывать, как и на долгую жизнь, – заметил Джек. – Римскому легионеру в походе требовалось немногое – пара крепких сандалий да ясное небо, чтобы солнце и звезды оставались на виду. Есть они – можно трогаться. Никакой проводник бы за ним не поспел.

– Все дело ведь в муссонах, правда? – спросил Костас.

– О чем ты?

– Почему бы все-таки одинокому легионеру не пойти в Баригазу, если он разыскивает сородичей? – начал он, показывая на карту. – Одна ближе к Египту. Но туда корабли из Красного моря могут плавать хоть круглый год, достаточно держаться береговой линии, а с приходом муссонов и по открытым водам срезать не грех. В Баригазе необходимости в постоянном присутствии египтян и римлян не возникало – в межсезонье за портом могли присматриват местные торговцы. А вот с югом Индии все обстояло по-другоу. Я правильно понял, что египетские корабелы наведывались туда лишь в сезон муссонов, переплывая океан?

Джек кивнул.

– Курсировать вдоль западного побережья Индии было слишком рискованно, на это ясно указывает и автор "Перипла". Ничуть не лучше Берега Скелетов,¹⁴ сплошь мели да пираты.

– Итак, шесть месяцев в году в Арикамеду и других южных портах никаких дел не ведется. Однако к сезону муссонов там все должно быть готово к работе. Следовательно, тебе придется оставить там своих людей – людей, на которых можно положиться. Именно это я и хотел сказать. Если ищешь в Индии римлян, ступай на юг, а не на запад. Такой совет, видимо, и дали нашему путешественнику. А все ради чего? Мы ведь говорим о седом ветеране, которому взбрело повидаться со своими. Пусть ему стыдно возвращаться домой, но какая-то надежда, несбыточная мечта гонит его вперед.

– Возможно, в Риме у него была семья, – предположила Айша. – Солдаты республики знали и мирную жизнь.

– Нам остается лишь строить догадки, – согласился Джек. – Он мог пронести мечту через все годы заточения. В Баригазе у него был шанс сесть на корабль до Египта, однако впереди ждала бы лишь неизвестность, а неприятных открытий ему хотелось вряд ли. Зато на юге, в Арикамеду, его приветствовали земляки. Они поведали бы нашему легионеру о гражданских войнах, о новом порядке и уничтожении старого, о гибели Рима, который он когда-то знал. Возможно, что-то из этого ему приходилось слышать от торговцев на Великом шелковом пути, но не хватало полной уверенности. Он вполне мог осознавать, что его надежды вернуться домой во многом несбыточные и не принесут ему ничего, кроме горя и разочарования. И все же ему нужно было все окончательно выяснить, и утолить эту жажду могли только люди, явившиеся из мира, что сам он давно покинул.

Хибермейер вгляделся в лицо Джека.

– Видимо, коллега Кати двинулся по этому следу, на юг?

Тот поджал губы.

– Он планировал экспедицию к полудиким племенам восточной Индии. По словам Кати, ему удалось обнаружить знаменательную связь между одним из персонажей индуистской мифологии и римлянами. Кажется, Хай Чэнь точно знал, куда направится, но от Кати все держал в секрете, не желая ее впутывать. Впрочем, она считает, что его занесло именно сюда, прямиком из дельты реки Годавари. – Джек указал на точку чуть севернее Арикамеду, близ восточного побережья Индостана. – По возвращении он намеревался обо всем рассказать Кате, однако на Траноксианской конференции его так и не дождались. С тех пор прошло без малого четыре месяца.

– У него есть опубликованные работы по этому вопросу? – поинтересовался Хибермейер.

– Нет, Хай Чэнь всегда был скрытным по натуре. Если верить Кате, любыми сведениями он делился с видимой неохотой и подозревал всех вокруг. И мы говорим не об обычной ситуации, когда ученому приходится отстаивать неортодоксальные идеи перед лицом научной общественности. Видимо, он действительно стал обладателем какой-то большой тайны – все время уверял, что за ним наблюдают, и пытался кого-то сбить со следа. По словам Кати, таким он был, сколько она его помнит.

– Ну и с чего бы нам тогда доверять его теориям? – фыркнул Морис.

– С того, что Кате он приходится дядей.

– Дядей! – воскликнул Костас. – Боже правый. А загадок-то все прибавляется и прибавляется… Как правило, между дядями и племянницами секретов не бывает. К тому же они оба археологи, лингвисты. Наверняка он хоть что-то да выложил ей. Неужели Катя ничего больше тебе не сообщила?

– Сказала, он похож на энтузиастов пролых веков, исследовавших Великий шелковый путь, – все ищет какое-то сокровище, да не может найти.

– Что за сокровище, Джек?

Он помедлил.

– Ты прав. Катя знает больше, чем решилась открыть, но мне не хотелось давить на нее. Впрочем, был один примечательный момент. На конференции, в гостинице, она показала мне дядин трактат о Читрале. Это была докторская диссертация Хай Чэня – один из редких случаев, когда его идеи оказались на бумаге. С главой о легендарном царе-боге – все том же Хаджите Синхе, или Тигровой Длани, – Кате прежде не удавалось ознакомиться. Дочитав до этого места, она сильно побледнела. А когда я рассказал об обстоятельствах, при которых был найден один принадлежащий мне артефакт, у нее чуть не случился обморок. Никаких объяснений не последовало: вопрос закрыт. Но что-то явно ее встревожило. Думаю, здесь замешаны какие-то темные силы. Кому-то понадобилось остановить ее дядю. Тогда она и начала по-настоящему за него беспокоиться.

– Так вот зачем мы собрались в джунгли на самом деле? Будем искать родственника Кати, а заодно и его сокровище?

Какое-то мгновение Джек не отрывал глаз от карты, потом бросил взгляд на дверь дневной каюты.

– Все намного, намного сложнее. – Он посмотрел на часы: – Рано утром мы прибудем в Арикамеду.Но перед этим я хотел бы вам всем кое-что показать. У меня тоже есть сокровищница, хоть и маленькая.

Глава 4

Массивные бронзовые двери захлопнулись, и пустыни с ее жаром и вонью сразу как не бывало. Мужчина щелкнул пультом управления, и на миг от продолговато черной плиты, заменявшей здесь стол, до высокого сводчатого потолка протянулся тонкий столб света. Потом он исчез, и мужчину обволокла тьмя – столь глубокая, что само его существо словно бы растворилось в ней, стало единым целым с первозданной стихией. Он восседал на холодном мраморном полу в позе лотоса, по-турецки скрестив ноги и обратив ладони кварху; шелк халата ласкал его кожу. Его рука коснулась контрольной панели. Многие годы мужчина играл и творил, довольсьвуясь изображением на мониторе, но всегда мечтал оказаться в этих покоях во плоти. И вот он здесь, в его власти целый мир ощущений и образов, от которого лишь шаг до божественного бытия, что ему вскоре предстоит обрести.

Он уже запустл исходную последовательность. Она подготовит его ко всему остальному, поможет очиститься и сосредоточить разум, как помогала бессчетное множество раз, стоило ему оказаться здесь. Откуда-то из темноты донесся звук падающих капель, вскоре преобразившийся в шум водопада – совсем негромкий, и все же дыхание мужчины потонуло в нем, даруя свободу от самоощущения. Его тело уже переполняла энергия шуйдэ – стихия воды. Он закрыл глаза и впустил в себя у дэ, все пять стихий разом – землю, дерево, металл, огонь и воду, и каждая из них поглощала предыдущую, точно как династия Цинь пресекла обесчещенную династию Чжоу; сила воды превозмогла силу огня. А следом накатил мрак – эпоха незавершенных форм, бесконечной зимы, смерти, расставания с прошлым. И в эту пустоту явился Шихуанди, Первый император, Божественный, чтобы переделать Вселенную по собственному подобию, наполнить каждый ее уголок отголосками своей воли, от которой никому и ничему не укрыться. И вот теперь Братство, сменившее со времени сокрытия гробницы шестьдесят шесть поколений, готовилос к часу, когда божественна вселенная Шихуанди выплеснется в реальность и его земные воины вновь оседлают коней. Но перед этим требовалось выполнить последнее задание. Вот почему мужчина созвал сегодня остальных.

Он поднял веки. Налетел прохладный ветерок, неся с собой сладкий аромат горных цветов. Место тьмы занял неверный, сумеречный свет. У мужчины возникло чувство, будто он воспаряет над землей, возносится в небеса. Перед глазами возникла горная панорама, точно укутывая его со всех сторон. Из облачного моря выпирали зубцы утесов, вдали виднелись хребты – оливково-зеленые и пастельно-коричневые, испещренные сочными изумрудными рощами, увенчанные небывалыми сооружениями – особняками, подворьями, пагодами, в своей гармоничности походившими на наросты скал. Такой вид открылся некогда Первому императору – Шихуанди, что побывал на высочайших пиках своего царства и объявил все пространство между небом и землей своей собственностью, что высек на камне летопись свершенных им деяний и установил власть над сущим. Изображение поблекло, уступив место надписи, рядам китайских иероглифов на черном фоне. Губы мужчины зашептали священные слова, девнюю формулу могущества:

Велика добродетель нашего императора,

Что подчиняет себе все пределы земли,

Карает изменников, истребляет неправедных

И чрез разумные меры несет изобилие.

Работы свершаются в нужный срок,

Все растет и процветает.

Простецы живут в мире и покое,

Оружие и доспехи им не нужны;

Родственники чтят друг друга,

Не осталось разбойников и воров;

Люди с радостью подчиняются его власти,

Знают правила и законы.

Царство нашего императора -

Вся Вселенная.

Он повторил последнюю фразу. «Царство нашего императора – вся Вселенная». Отрывистость речи, чеканные гласные в его устах отвечали самой сути формулы: все упорядочено, все под контролем и на своем месте. Сделав плавный вдох, он полностью расслабился. Необходимости в дыхании уже почти не возникало. Кровь медленно отливала от сердца. В нем проснулась стихия шуйдэ. Мужчине вновь представилось, что он поднимается в воздух, воспаряет над облаками и горными вершинами к пределам самого космоса, пограниной зоне между землей и небесами. Тьму над ним внезапно усыпали миллионы сверкающих звезд, начался неторопливый танец созвездий. Далеко под ним остался земной шар, лишившийся зримых черт. Неожиданного его поверхность заискрилась и заиграла множеством рек, точно струйками ртути. Сто рек, Хуанхэ, Янцзы и сопредельные моря. Искры обернулись тысячью дворцов и храмов, миллионов бесценных самоцветов. Тело мужчины словно бы устремилось вниз и поплыло над мглистым потоком – средь гусей и лебедей, журавлей и цапель. Откуда-то неподалекудоносился звон колокольчиков. Затем видение рассеялось, и его со всех сторон окружили воины. Их стройные ряды тянулись на сколько хватало глаз. У многих в руках были копья, на плечах – доспехи. Во главе пехотинцев стояли генералы, всадники удерживали рвущихся коней. Вот они, защитники Вселенной, войско династии Цинь. Те, кто восстанет из небытия и двинется вперед, когда небо и земля сольются воедино, когда сила воды уступит силе света. Силе, властвовать над которой будет он сам.

Мужчина замер в напряженном ожидании. Ослепительно полыхнуло зеленым, потом – синим, точно солнце угодило в исполинскую призму, что вращалась где-то в горнем мраке. Затем цвета смешались, переродившись в столь же яркую белизну. Снова потекли блистающие реки из ртути, на берегах встал зеленый тростник – приют для бесчисленных существ. Подняли изящные шеи птицы, купаясь в дивном свете, Казалось, и войско вокруг мужчины пришло в движение: вместо однообразной серости расцвели пастельные тона, с каждой секундой делаясь все насыщенней, – вот румянец живой плоти, а вот синева облачений; поблескивают серебром доспехи, на алых знаменах, что шелестят и колыхаются подобно камышам, ревут золотые тигры. Чуство тепла росло. В экстазе он протянул руку…

И все исчезло. Мужчина снова остался один в темных покоях. Низкий стол перед ним походил на природнятый саркофаг. Он положил руки на плиту, давая себе почувствовать ее прохладу, твердость, реальность. Все прочее было не более чем иллюзией, созданной его собственным разумом. И все же в ней крылось предчувствие грядущих событий. Небесный камень воссияет вновь.

Он опустил вгляд на плиту. На отшлифованной поверхности поблескивали китайские иероглифы, по шесть с каждой стороны. Сюй, Тань, Цзюй, Чжунли, Юньянь, Туцю, Цзянлян, Хуан, Цзян, Сююй, Баймин, Фэйлянь. Его пальцы стали блуждать по их контурами, безукоризненно высеченным в мраморе лазером. Двенадцать избранных составляли Братство верных стражей Шихуанди, Первого императора, и ждали его возвращения. Но одно из мест занять было некому. Мужчина сжал кулаки до побеления костяшек. Отступник. Он не устоял перед соблазном пуститься на поиски камня в одиночку, пошел на поводу у собственной жадности, отвел взор с праведного пути. Они выследили его – как и всякого, кто сбивался с тропы, завещанной Шихуанди.

Он позволил рукам расслабиься и закрыл глаза, отдаваясь на милость всепоглощающей силе Цинь. Вскоре венадцатое место за столом перестанет пустовать. Они нашли еще одного человека, род которого уходил корнями к тем, кто в доспехах и с оружием в руках скакал когда-то через степи в родной Сиань – бок о бок с будущим Шихуанди, Первым императором. Новопосвященного обучили чжишау – искусству владения мечом, родившемуся в эпоху Цинь, умению вселить смертный страх в сердца врагов Шихуанди и повергнуть их. Справившись с порученной ему кровавой работой, он обеспечит себе место за этим столом. Место воина-тигра.

Мужчина прикоснулся к контрольной панели, и в тонком пучке света стали видны два меча, лежащих крест-накрест на столе. Их лезвия переливались, словно россыпь драгоценных камней. Он вдел руки в блестящие рукавицы, украшеные изображениями рычащих тигров, и взялся за поперечины, впуская в себя мощь древних клинков. Миг сосредоточенности – и вот они мчатся по степи, эти небесные кони: бока покрывает пена, кровавый пот выступает на шеях и тянется алым шлейфом. Мужчиной овладел восторг, знакомый лишь воину, – знание, что никому и ничему не устоять на твоем пути. Из горла его вырвался клич, перед глазами пеленой встал красный туман, и ничего уже не было слышно, кроме лошадиного дыхания и топота копыт.

Через миг образы сгинули. Он подался назад и опустил мечи. Вскоре установится шестая стихия – стихия света. Как вода покоряет огонь, так свет разгонит тьму – свет небеснго камня, его собственной души, свет перерожденного императора. Мужчина сделал глубокий вдох и стянул рукавицы. Тут же в дверной проем засочился свет и в покои устремилисьсмутные фигуры, безмолвно занимая свои места за столом. Братство воссоединилось. Камень будет найден. Воин-тигр вновь будет в седле.

Джек сидел в дневной каюте, заложив за голову, и задумчиво разглядывал содержимое одного из ящичков старинного дорожного комодика. Деревянную рамку, призванную защищать груз во время качки, он успел откинуть. Комодик был очень дорог сердцу Джека. Его изготовили в восемнадцатом веке из древесины камфортного дерева, все еще источавшей еле уловимый восточный аромат. На протяжении нескольких столетий представители семьи Ховард брали его с собой в море – от коммерсантов-авантюристов, сколотивших фамильный капитал в первые годы Ост-Индской кампании, до дедушки Джека, пронесшего реликвию через всю Вторую мировую войну и возвратившего ее на сушу без малого пятьдесят лет назад. До гибели первого «Сиквеста» в Черном море история Ховардов обходилась без кораблекрушений, и Джек решил взять комодик на борт нового судна даже прежде, чем то сошло со стапелей. Однако он не просто приносил удачу. В нем хранились ключи к тайне, которую Джек стремился разгадать с самого детства, когда дедушка впервые показал ему содержимое нижнего ящичка.

Джека охватило знакомое волнение. На стене над комодиком висел старинный мушкет времен Ост-Индской компании, под ним – тальвар, кривая индийская сабля с характерным дисковидным навершим и гардой. Обе вещи принадлежали первому Ховарду, жившему в Индии, – командиру полка Бенгальской армии эры войн с Наполеоном. Чуть ниже сабли располагались две фотографии Викторианской эпохи. На одной была запечатлена женщина с ребенком, на другой – хорошо одетый юноша, довольно смуглый, с полными губами и задорным огоньком в глазах. Экзотические черты достались ему от бабушки, жены того самого полковника, – наполовину еврейки. Под снимком красовались слова, выведенные элегантным почерком: Королевская военная академия, 1875 г. Лейтенант королевских инженерных войск Джон Ховард. Молодого выпускника так и переполняла типичная викторианская самоуверенность: еще чуть-чуть, и начнется главное приключение в его жизни. Однако четыре года спустя произойдет нечто, после чего эти глаза навсегда преобразятся и в них поселится тот бездонный взгляд, который Джек подчас наблюдал у своей дочери. Сколько он себя помнил, разобраться в судьбе прадеда значило для него исполнить некое личное призвание.

Он вновь перевел взгляд на выдвинутый ящичек. Слева лежала стопка томиков в кожаном переплете и записная книжка. На корешках виднелся все тот же почерк. Справа – две коробки, набитые письмами, рукописями и прочими документами; кое-какие из них Джек начал разбирать совсем недавно. Наконец, посредине хранились предметы, которые и занимали сейчас его внимание. Он достал из небольшогокрасного футляра карманную подзорную трубу. От времени слоновая кость на цилиндре пошла трещинками. Вот уже в тысячный раз Джек выдвинул трубку на полную длину – всего-то несколько дюймов – и прильнул к окуляру. Как всегда, он попытался представить, что показала она Джону Ховарду в тот памятный день в джунглях. Джек закрыл глаза, чтобы оградить разум от сиюминутных мыслей, открыл их снова… но вид остался прежним. И все же разгадка была совсем близка: отсюда любой вертолет мог в считанные часы перенести его к месту, где загадочная история лейтенанта Ховарда заиграет всеми красками жизни.

– Классная труба, – сказала Ребекка, успевшая неслышно войти и встать возле отца.

Он передал реликвию ей.

– Твой прапрадед привез ее из Индии. Там он использовал ее на войне – в джунглях, недалеко от древнеримского поселения, в котором мы побываем завтра утром.

Ребекка взглянула на фотографии:

– Это ведь он и его семья? У вас похожие лица. Когда держишь ее в руках, так и чувствуешь его присутствие… Когда мы с классом выбираемся в какой-нибудь музей, меня всегда тянет потрогать экспонаты. Однажды в Метрополитен¹⁵ мне из-за этого здорово влетело. И это не обязательно должны быть великие приозведения искусства, мне интересны даже мелочи. С ними словно возвращаешься в прошлое.

Джек улыбнулся ей.

– Посмотри на эту комнату. Здесь хранятся артефакты почти из всех экспедиций, в которых я принимал участие. И в основном это, как ты выразилась, именно мелочи – черепки, истертые монеты… Но благодаря им история становится реальней. Когда я работаю над статьями, у меня всегда в руках одна из этих вещиц.

– А вот дядя Костас утверджает, что на самом деле ты охотник за сокровищами, а насчет черепков только притворяешься.

Она вернула отцу трубку и прикоснулась к гербу, вырезанному на передней стенке комодика, – якорю на фоне щита с надписью Depressus Extollor.¹⁶