Текст книги "Троя"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 100 страниц)

60

Харман тонул.

За мгновение до того, как влага хлынула в легкие, он успел подумать: «Ах, эта стерва все-таки обманула!» – и тут же поперхнулся, закашлялся и захлебнулся бурлящей золотой жидкостью.

До граненой крышки хрустального додекаэдра оставалось чуть более фута, а странная «водичка» продолжала и продолжала течь на глазах мужчины. Сейви-Мойра-Миранда назвала густой золотой бульон «проводящей средой» для «глотания» (хотя нет, этого слова дама не упоминала) колоссальной библиотеки, собранной в Тадже. Избранник Ады разделся до термокожи.

– И это тоже придется снять, – промолвила женщина.

Ариэль удалился в сумрак, оставив юную копию Сейви наедине с мужчиной в ярком сиянии, льющемся в окна купола. На столике рядом лежала гитара.

– Почему? – выдавил Харман.

– Жидкость должна иметь свободный доступ к телу, – пояснила разбуженная. – Через молекулярный слой термокостюма передача не состоится.

– Какая еще передача?

Мужчина провел языком по губам, чувствуя, как сердце все тревожнее колотится в груди.

Мойра широким жестом обвела бесконечные полки с фолиантами, опоясавшие стоэтажный купол под ногами собеседников.

– А как мне узнать, – начал Харман, – что в этих старых книжках найдутся сведения, которые помогут вернуться к Аде?

– Никак.

Друг Никого отвернулся от наполняющегося хрустального резервуара.

– А может, вы с магом просто пошлете меня домой, и обойдемся без этих глупостей?

– Это не так легко, – возразила женщина.

– Да уж, хрена с два! – взорвался похищенный.

Но Мойра продолжала говорить как ни в чем не бывало:

– Прежде всего тебе уже известно со слов Просперо, что факс-узлы на планете отключены.

– И кто их отключил? – осведомился Харман и повернулся обратно к хрустальному чертогу.

Золотая жидкость бурлила за фут от крышки, однако прибывать перестала.

– Сетебос или его сообщники.

Мойра откинула верхнюю прозрачную панель, и мужчина разглядел короткие металлические скобы для спуска в открывшееся отверстие.

– Какие сообщники? Ты что, не можешь взять и рассказать?

Копия Сейви покачала головой.

– Мой юный Прометей, ты слушал разговоры почти целый год. Это ничего не дает, если не знать контекста. Настала пора постигнуть необходимые связи.

– Почему ты все время зовешь меня Прометеем? – рявкнул муж Ады. – Похоже, у всех тут по десять имен. В жизни не слышал ни о каком Прометее.

Собеседница улыбнулась.

– Обещаю, уж это ты непременно поймешь после того, как побываешь в хрустальном чертоге.

Харман сделал глубокий вдох. «Еще одна самодовольная улыбочка – и я не сдержусь, врежу ей по физиономии».

– Просперо говорил, я могу погибнуть, – произнес мужчина; ему казалось удобнее смотреть на бурлящий резервуар, чем на женщину, принявшую облик Сейви.

Мойра кивнула.

– Мог бы, но я этому не верю.

– Какие у меня шансы? – Вопрос прозвучал как-то жалобно и плаксиво.

– Трудно сказать. Думаю, очень хорошие, иначе я бы не подвергла тебя подобной… неприятности.

– А ты сама это делала?

– Погружалась ли я в хрустальный чертог? – проговорила Мойра. – Нет, у меня лично не было причин.

– Тогда у кого они были? – допытывался Харман. – Сколько уцелело? Сколько погибло?

– Погружению подвергали каждого Главного Библиотекаря, – ответила та, кого Просперо называл своей дочерью. – Каждое поколение Хранителей Таджа. И всех прямых потомков первого Хана Хо Тепа.

– Включая вашего ненаглядного Фердинанда Марка Алонцо?

– Да.

– И многие из Хранителей пережили погружение?

Возлюбленный Ады оставался пока в термокоже; открытое лицо и ладони обжигал жуткий холод, и мужчина изо всех сил старался не дрожать.

«Если она еще раз пожмет плечами, я повернусь и уйду навсегда», – со страхом подумал Харман. Уходить ему не хотелось. По крайней мере пока. Обещанные знания притягивали. Этот нелепый хрустальный чертог мог убить его… или как можно скорее вернуть к любимой.

Мойра не пожала плечами. Она посмотрела человеку в глаза (знакомый взгляд Сейви!) и просто сказала:

– Я точно не знаю. Случалось, беспомощные умы не справлялись с потоком сведений. Сомневаюсь, что твой ум настолько беспомощен, Прометей.

– Хватит называть меня Прометеем!

Коченеющие пальцы мужчины сами собою сжались в кулаки.

– Как скажешь.

– Сколько это продлится?

– Передача? Около часа.

– Сколько?!

Харман представил, как будет хвататься за гладкие стены или барахтаться, пытаясь удержаться на плаву. Целый час, да еще на таком холоде…

– Проводящая среда очень теплая, – сказала Мойра, словно прочла его мысли; вернее, гусиную кожу и дрожь в коленях.

После этих слов муж Ады решился. Он порывистыми, неловкими движениями сдернул с себя молекулярный термокостюм, смущаясь близостью женщины, с которой недавно занимался довольно странным сексом, и, страдая от лютой стужи, торопливо полез вверх по хрустальной стене. Короткие скобы обожгли ему голые ступни и ладони.

И вот человек с облегчением опустился, буквально нырнул в золотую жидкость. Та, как и было обещано, оказалась довольно теплой. Влага совсем не имела запаха. И вкуса тоже, понял мужчина, слизнув брызги с губ.

А потом невесомый Ариэль возник из тени, взлетел и захлопнул крышку над головой похищенного.

А потом двойница Сейви коснулась какого-то рычага виртуальной панели управления, возле которой стояла все это время.

А потом запыхтел какой-то мотор, скрытый в основании хрустального чертога, и в закрытый резервуар снова хлынула золотая жидкость.

Харман отчаянно закричал, требуя немедленно выпустить его; женщина-«пост» и воплощенная биосфера даже ухом не повели. Тогда несчастный принялся колотить по верхней панели, одновременно пиная ногами прозрачные стены. Влага продолжала поступать. Мужчина отыскал под крышкой последний дюйм пустоты и жадно сделал глубокий вдох, не переставая барабанить по хрусталю. А потом воздуха вообще не осталось, ни единого пузырька, не считая тех, что срывались из носа и с губ похищенного.

Супруг Ады задерживал дыхание сколько мог. В последние мгновения жизни ему страшно хотелось думать о милой, об их любви, сожалеть о собственной измене, однако теперь, зажимая рот руками, чувствуя, как пылают легкие, он лишь невнятно терзался ужасом, яростью и раскаянием.

А потом Харман уже не мог удерживаться, хотя по-прежнему колотил по неподдающемуся хрусталю, – и выдохнул, закашлялся, подавился, выбранился, еще сильней поперхнулся, глотнул густой жидкости… Тьма захлестнула рассудок, и неодолимая паника переполнила тело волной бесполезного адреналина.

А потом из легких вышел весь кислород, но мужчина этого не узнал. Отяжелев без воздуха, уже не дергаясь, не двигаясь, не дыша, Харман медленно упал на дно хрустального чертога.

61

Когда от голоса с астероида на полярной орбите Земли поступило новое послание, на мостике «Королевы Мэб» воцарилось оживление, однако через пять минут переговоров по личному лучу (оказалось, это были всего лишь многократно повторенные координаты для встречи, а новых сообщений не последовало) главные моравеки вновь собрались у навигационного стола.

– На чем я остановился? – спросил Орфу.

– Кто-то собирался представить нам теорию всего, – напомнил первичный интегратор Астиг-Че.

– Судя по твоим словам, ты знаешь даже автора мазерных посланий, – вставил Чо Ли. – Кто или что желает назначить нам рандеву?

– Это мне неизвестно, – негромко пророкотал иониец, не прибегая к личному лучу и стандартным каналам корабельной связи. – Но догадки есть.

– Расскажи нам, – скорее потребовал, нежели попросил генерал Бех бин Адее.

– Сначала я предпочел бы изложить свою… теорию всего, – ответил гигантский краб. – Мои соображения по поводу голоса будут понятнее в контексте.

– Тогда начинай, – поторопил Астиг-Че.

Манмут услышал, как его товарищ глубоко вдохнул, хотя и располагал многонедельным, если не многомесячным запасом кислорода. Маленькому европейцу хотелось сказать по личному лучу: «Ты уверен, что готов развивать эту тему?» Впрочем, он ведь точно не знал, о чем пойдет речь, и поэтому промолчал. Но все-таки очень волновался за друга.

– Прежде всего, – начал Орфу Ионийский, – официальной информации пока еще не было, однако я убежден, что вы распознали тип спутников, составляющих экваториальное и полярное кольца планеты, к которой мы стремительно приближаемся… И бьюсь об заклад, львиная доля из них – не астероиды или небесные города.

– Верно, – согласился первичный интегратор.

– Некоторые, как мы знаем, возникли в результате ранних попыток «постов» создавать и выращивать черные дыры, – продолжал краб. – Громадные установки вроде ускорителя частиц, что врезался девять месяцев назад в орбитальный астероидный город, как нам показывали. Но много ли там подобных устройств? Несколько тысяч?

– Чуть менее двух, – подтвердил Астиг-Че.

– Готов поспорить, оставшуюся часть миллиона… объектов… размещенных «постами» на орбите, составляют хранилища данных. Не знаю точно, какого рода: вероятно, банки ДНК, хотя тогда потребовалось бы непрерывное жизнеобеспечение, так что скорее всего мы имеем дело с запоминающими устройствами на цилиндрических магнитных доменах в сочетании с некими усовершенствованными компьютерами постлюдей, иными словами, с настолько сложной системой памяти, какая до сих пор незнакома даже нам, моравекам.

Гигантский краб умолк. Наступила долгая, томительная для маленького европейца тишина. Интеграторы и прочие представители власти не переглядывались, но Манмут подозревал: они, безусловно, совещаются по личным каналам.

Наконец, спустя лишь несколько мгновений, Астиг-Че нарушил молчание.

– Да, в основном это запоминающие устройства, – согласился первичный интегратор. – Мы еще не разобрались в их природе, однако, судя по всему, перед нами блоки памяти квантового фронта волны на цилиндрических магнитных доменах.

– Причем каждый блок по большей части независим, – прибавил Орфу. – Можно сказать, у каждого свой собственный жесткий диск.

– Да, – подтвердил Астиг-Че.

– А львиная доля прочих спутников на кольцах, тысяч примерно десять, – стандартные энергопередатчики плюс некие преобразователи тахионного волнового фронта.

– Шесть тысяч четыреста восемь энергопередатчиков, – сообщил штурман Чо Ли. – Плюс ровно три тысячи тахионных волновых преобразователей.

– Откуда тебе все это известно, Орфу Ионийский? – осведомился могучий ганимедянин Сума Четвертый. – Уж не влез ли ты в секретные папки или на наши каналы связи?

Знаток творчества Пруста воздел кверху ладонями два сочлененных манипулятора:

– Нет-нет, я не столь подкован в компьютерных технологиях, чтобы тайком залезть даже в дневник своей сестры… конечно, если бы у меня была сестра и она вела бы дневник.

– Тогда как же… – начал Ретроград Синопессен.

– Логическим путем, – пояснил Орфу. – Меня всегда интересовала человеческая культура, в особенности книги. Столетиями я уделял большое внимание результатам наблюдений за планетой и кольцами, а также любым официальным сообщениям Консорциума Пяти Лун о малочисленных людях, оставшихся на Земле.

– Консорциум никогда не выпускал официальных сообщений об орбитальных запоминающих устройствах, – заметил Сума Четвертый.

– Не выпускал, – согласился иониец. – Но это было самым логичным предположением. Насколько известно, четырнадцать веков назад, когда «посты» покинули Землю, их численность составляла считанные тысячи, так ведь?

– Верно, – кивнул Астиг-Че.

– В то время моравеки-ученые сомневались даже, есть ли у этих существ нормальные тела… в нашем понимании, – проговорил Орфу. – Так зачем бестелесным возводить миллион городов на орбите?

– Отсюда не следует вывод, что кольца по большей части состоят из банков памяти, – возразил генерал Бех бин Адее.

Манмут поймал себя на мысли: «Интересно, как именно на этом корабле карают за шпионаж?»

– Следует, – произнес гигантский краб, – если взглянуть на то, чем занимались люди старого образца около полутора тысячелетий… И чем не занимались.

– В каком смысле: «Чем не занимались»? – неожиданно вмешался его лучший друг.

Маленький европеец не собирался встревать в разговор, однако любопытство взяло верх.

– Во-первых, люди не размножались, как положено природой, – ответил Орфу. – В течение столетий их оставалось менее десяти тысяч. И вот четырнадцать веков назад в Иерусалиме появился нейтринный луч, управляемый (как я понял из оперативных астрономических публикаций) модулированными тахионами. Луч этот бесцельно уходил в дальний космос. И вдруг ни с того ни с сего «старомодных» будто корова слизала. Всех до единого.

– Но только на время, – поправил Астиг-Че.

– И все-таки… – Казалось, Орфу вдруг потерял нить разговора, но вскоре продолжал: – Прошло чуть меньше ста лет, и на Земле возникли рассеянные поселения, что-то около ста тысяч людей старого образца. Явно, что это не потомки десяти тысяч исчезнувших. Не было никакого постепенного увеличения количества жителей, все произошло мгновенно, раз-два – и в дамки. Получите и распишитесь: вот вам сто тысяч человек невесть откуда.

– И какой же ты сделал вывод? – В голосе грозного первичного интегратора сквозило приятное изумление, как у профессора, обнаружившего нечаянные успехи у своего студента.

– Прежде всего эти люди не рождались, – ответил иониец. – Их вырастили.

– Непорочное зачатие? – съязвил Чо Ли.

– Вроде того, – не смутился краб и ровным, раскатистым голосом продолжал: – Полагаю, орбитальные ЗУ хранят и хранили сведения о всяком человеке: память, личность и сведения о теле (как знать, может, каждому выделяли отдельный спутник?), и «посты» частично восстановили поголовье. Это объясняет, почему количество землян достигало миллиона каждые несколько веков, затем уменьшалось до считанных тысяч и вновь как по волшебству резко вырастало до миллиона.

– Почему? – спросил центурион-лидер Меп Эхуу искренне заинтересованным, как показалось Манмуту, тоном.

– Минимальное поголовье, – пояснил Орфу. – «Посты» разводили «старомодных» лишь на половинную замену: то есть по одному ребенку на пару. Однажды я читал, будто бы люди старого образца живут ровно сто лет и потом исчезают. Этого достаточно, чтобы стадо пережило перемены климата и тому подобное, но и не разбредалось из резерваций. Однако население стремительно тает. Поэтому примерно раз в тысячелетие поголовье увеличивают до максимальной величины в один миллион человек. После чего каждой женщине по-прежнему дозволяется производить на свет не более одного ребенка, так что количество людей опять начинает быстро уменьшаться – до следующего искусственного возрождения.

– Где ты прочел, что «старомодные» живут ровно сто лет? – потрясенно вымолвил Чо Ли.

– В издании «Научный ганимедянин». Я восемь с лишним веков на него подписываюсь.

Первичный интегратор Астиг-Че поднял свою весьма гуманоидного вида руку:

– Прошу прощения, Орфу с Ио, меня восхищают твои блестящие выводы насчет назначения орбитальных устройств и кропотливые исследования всего, что связано с оставшимися ста тысячами «старомодных» людей (впрочем, за последние месяцы число их существенно снизилось из-за нападений неизвестных врагов), но ты обещал рассказать, откуда греческие боги взялись на Марсе, кому принадлежит голос, кто и как чудесным образом терраформировал Красную планету и что стало причиной нынешней квантовой нестабильности на Земле и на Марсе.

– К этому я и веду, – пророкотал слепец. – Хотите, выражу свою теорию в сжатом виде и вышлю вам по скоростному лучу? Все займет не больше секунды.

– Нет, в этом нет нужды, – отказался Астиг-Че. – Только не мог бы ты объяснять немного быстрее? Менее чем через три часа нам нужно запустить шлюпку, прикрываясь аэродинамическим маневром, – или не запускать.

Орфу отозвался инфразвуковыми раскатами, в которых его друг давно привык узнавать смех.

– «Старомодные» люди, – произнес иониец, – собраны примерно в трех сотнях поселений на пяти континентах планеты, не так ли?

– Так, – подтвердил Чо Ли.

– И состав населения постоянно меняется, – заметил Орфу. – Между тем наши телескопы ни разу не засекли каких-либо видов транспорта – ни пригодных к употреблению автомагистралей, ни летающих аппаратов, ни кораблей (хотя бы даже допотопных парусников вроде тех, на борту которых мы с Манмутом переплыли марсианскую Долину Маринера), ни даже воздушных шаров, на худой конец. Итак, мы предположили, что люди перемещаются при помощи квантовой телепортации, хотя моравеки с их развитой технологией до сих пор не освоили данный способ путешествий.

– Вполне разумное предположение, – вставил Сума Четвертый.

– Разумное, – согласился иониец, – но неправильное. Из наблюдений за так называемыми олимпийскими богами на Марсе и на Земле из иного измерения, где по сей день идет битва за Трою, нам известно, как со стороны выглядит квантовая телепортация. Люди старого образца не оставляли подобных следов, переносясь из пункта А в пункт Б.

– Но если ты прав, – начал центурион-лидер Меп Эхуу, – как иначе они мгновенно перемещались по планете более четырнадцати веков?

– Старомодная идея телепортации, – пояснил Орфу. – Все сведения о теле, разуме и личности превращаются в код, материя преобразуется в энергию, направляется в виде луча на новое место и собирается заново. Примерно как в телесериалах Потерянной Эпохи – «Стар Трюк», например.

– «Трек», – машинально поправил его Бех бин Адее.

– Ага! – сказал Орфу. – Еще один фанат.

Генерал раздраженно клацнул убийственными клешнями.

– Наши исследователи давно установили, что хранить подобные объемы информации невозможно, немыслимо, – возразил Чо Ли. – В целой вселенной не найдется столько атомов, сколько терабайтов потребуется на их запоминание.

– Значит, «посты» умудрились создать именно такой банк, – ответил гигантский краб, – ибо люди старого образца веками телепортировали свои зады куда им вздумается. Однако не на квантовом уровне, как боги Олимпа или наш друг Хокенберри, а более варварским способом: их попросту разрывали на молекулы, а затем собирали где-нибудь еще.

– С чего бы постчеловечеству так заботиться о «старомодных»? – подал голос маленький европеец. – Затевать проект невероятной сложности ради нескольких сотен тысяч людей, с которыми обращаются будто с домашними любимцами… будто с животными в зоопарке? За полтора тысячелетия мы не заметили ни следов новой психологической инженерии, ни градостроительства, ни любого другого созидания.

– Может, примитивная телепортация сама по себе – итог их культурного вырождения? – предположил иониец. – А может, и нет. Но я убежден, мы наблюдаем именно ее. Что-то вроде: «Подбрось меня, Скути».

– «Скотти», – поправил Ретроград Синопессен.

– Благодарю, – отозвался Орфу и тут же передал Манмуту по личному лучу: «Нашего полку прибывает».

– Не исключено, что ты прав, – заговорил Астиг-Че, – и «старомодные» пользуются не настоящей квантовой телепортацией, а грубой формой расщепления и воспроизведения материи, но это не объясняет положения на Марсе или, например…

– Зато помешанность «постов» на путешествиях в иные измерения объясняет, и даже очень!

В пылу рассказа иониец и не заметил, как осмелился прервать самого могущественного из первичных интеграторов во всем Пятилунном Консорциуме.

– Откуда ты взял, что они рвались в иные измерения? – осведомился Бех бин Адее.

– Ты что, смеешься? – хмыкнул Орфу.

Манмут не мог не призадуматься: как часто суровому генералу задавали подобный вопрос?

– Только взгляните, чем «посты» захламили орбиту, – продолжал гигантский краб, не обращая внимания на пораженного подобной дерзостью военного роквека. – Накопители червоточин, ускорители черных дыр – налицо явные старания прорваться сквозь пространство и время, найти короткую дорожку через привычный мир… или куда-нибудь еще.

– Черные дыры и червоточины не работают, – без выражения произнес Чо Ли. – По крайней мере они не годятся для путешествий.

– Ага, теперь нам это известно, – поддакнул иониец, – и постинженеры выяснили то же самое веков пятнадцать назад. И вот, уже запустив на орбиту спутники с невообразимым объемом памяти, настроив по всей Земле примитивных, основанных на воспроизведении расщепленной материи телепорталов для «старомодных» людей, которых, по моим подозрениям, использовали в качестве подопытных свинок, – только тогда ученые-«посты» забили себе головы Бранами и квантовой телепортацией.

– А как же наши исследователи? Они уже много столетий, как ты изволил выразиться, «забивают свои головы» как пресловутой квантовой телепортацией, так и созданием дыр-мембран вселенной Калаби-Яу, – вмешался Ретроград Синопессен, чуть ли не пританцовывая от волнения на длинных паучьих ножках серебристого цвета. – Причем безуспешно, – добавил он.

– Просто у нас никогда не было того, что позволило «постам» совершить настоящий прорыв.

Тут Орфу сделал паузу. Все ждали продолжения. Маленький европеец прекрасно понимал, как упивается его друг этой сладкой минутой.

– Миллиона человеческих тел, умов, опытов, личностей, заложенных в форме цифровой информации в банки памяти орбитальных спутников, – торжествующе заключил иониец, как если бы объявлял решение сложнейшей математической головоломки.

– Я не понял, – сказал центурион-лидер Меп Эхуу.

Радар слепого краба пытливо обвел присутствующих; его касание можно было сравнить с прикосновением невесомого пера, только в электромагнитном спектре. Манмут догадывался, что друг ожидает какой-то реакции, возможно, возгласов одобрения. Однако все остальные продолжали молчать и не шевелились.

– Я тоже не понял, – признался любитель Шекспира.

– Что есть мозг человека? – риторически вопросил Орфу. – Понятно, каждый из нас обладает его частицей. Ну и на что это похоже? Как он работает? Подобно двоичным или построенным на основе ДНК компьютерам, которые мы таскаем с собой для разных научных целей?

– Нет, – ответил Чо Ли. – Известно, что человеческий мозг не схож с компьютером и не является химическим ЗУ, как полагали в Потерянную Эпоху. Разум есть целостный и постоянный фронт волны квантовых состояний.

– В точку! – воскликнул иониец. – Именно это глубокое понимание разума людей и помогло «постам» усовершенствовать свои Браны, научиться странствовать во времени, а также освоить квантовую телепортацию.

– Я до сих пор не вижу, каким образом, – произнес Астиг-Че.

– Давайте вспомним принцип действия квантовой телепортации, – предложил знаток Марселя Пруста. – Чо, изложи нам, у тебя лучше получится.

Каллистянин погромыхал, после чего модулировал громыхания в раздельные слова:

– Ранние эксперименты, проводимые «старомодными» учеными в глубокой древности, аж в самом двадцатом столетии, основывались на создании пары спутанных фотонов и телепортации одного из них – точнее, телепортировали его полное квантовое состояние, в то время как анализ белловских состояний второго фотона передавали посредством потайных каналов.

– Разве это не нарушает принцип Гейзенберга и ограничения Эйнштейна, касающиеся световой скорости? – полюбопытствовал Меп Эхуу: он, как и Манмут, пропустил доклады о механизмах, позволявших богам квитироваться с марсианского вулкана Олимп в Илион.

– Нет, – отвечал Чо Ли. – Мгновенно перемещаясь по этой вселенной, телепортируемые фотоны не переносили никакой информации, даже сведений о собственном квантовом состоянии.

– Выходит, они совершенно бесполезны, – заключил центурион-лидер. – По крайней мере в целях коммуникации.

– Не совсем, – возразил каллистянин. – У фотона всего лишь четыре квантовых состояния, стало быть, вероятность угадывания приемной стороной – один к четырем. При этом используются квантовые биты информации, называемые кубитами, и мы успешно применяем их именно в целях мгновенной коммуникации.

Маленький европеец помотал головой.

– Какая связь между фотонами в любом состоянии, не умеющими переносить информацию, и греческими богами, телепортирующимися в Трою?

– «Воображение можно уподобить сну Адама, – процитировал Орфу, – он пробудился и увидел, что все это – правда». Джон Китс.[83]

– Нельзя ли изъясняться чуть позагадочней? – насмешливо произнес Сума Четвертый.

– Могу попробовать, – ответил иониец.

– Что общего между поэтом Джоном Китсом, квантовой телепортацией и причинами нынешнего квантового кризиса? – спросил Манмут.

– По-моему, – начал посерьезневший Орфу, – полтора тысячелетия назад «посты» добились прорыва в опытах с Бранами и квантовой телепортацией именно благодаря сокровенному пониманию целостной квантовой природы человеческого сознания. Я проводил предварительные исследования на квантовом компьютере судна. Вообразите себе сознание человека как феномен устойчивого волнового фронта, чем оно и является в действительности, помножьте на терабайты кубитов квантовой информации на основании волнового фронта физической реальности, примените к упомянутым волновым функциям разума-сознания-реальности трансформации соответствующего релятивистского кулонова поля, и вы без труда поймете, как «постам» удалось открыть Брано-Дыры в иные вселенные и даже телепортироваться туда.

– И как же? – осведомился Астиг-Че.

– Для начала они пробились в миры, в которых существовали такие точки пространства и времени, где уже находились спутанные пары волновых фронтов человеческого сознания, – пояснил Орфу.

– Пары чего? – растерялся его лучший друг.

– Что есть реальность, как не устойчивый квантовый фронт волны, коллапсирующий посредством вероятностных состояний? – промолвил гигантский краб. – И как иначе работает мозг человека, если не в качестве интерферометра, воспринимающего и разрушающего сии самые волновые фронты?

Маленький европеец продолжал трясти головой. Он позабыл о прочих моравеках, собравшихся на мостике, о своей подлодке, которую менее чем через три часа могли спустить на Землю в космошлюпке, о надвигающейся опасности – словом, забыл обо всем, кроме отчаянной головной боли, порожденной речами ближайшего друга. А тот не унимался:

– Постлюди открывали Брано-Дыры в иные миры, созданные – или по крайней мере воспринятые – сфокусированными линзами существовавших заранее голографических волновых фронтов. То есть человеческим воображением. Гением человека.

– Нет, ну ради всего святого! – возмутился генерал Бех бин Адее.

– Почему же, – сказал иониец. – Если предположить существование бесконечного или приблизительно бесконечного ряда альтернативных вселенных, то многие из них непременно сотворены одною лишь силой человеческого гения – сингулярностью гения – анализатора белловских состояний, источника чистой квантовой пены реальности.

– Метафизика, – ошеломленно проговорил Чо Ли.

– Чушь собачья, – изрек Сума Четвертый.

– Да нет, все было именно так, – возразил Орфу. – Что мы имеем? Терраформированную Красную планету с измененной силой гравитации. Вероятно ли, чтобы подобное преобразование заняло всего лишь несколько лет? Вот что я называю чушью собачьей. У нас весь Марс уставлен изваяниями Просперо, а вулкан Олимп заселен древнегреческими богами, которые шастают через пространство и время к иной Земле, покуда Гектор с Ахиллом бьются, решая судьбу Илиона. Вот что такое чушь собачья. Если только…

– Если только мы не поверим, будто «посты» открыли порталы именно в те миры, которые были созданы прежде могучей силой человеческого гения, – закончил первичный интегратор Астиг-Че. – Что сразу объясняет и статуи Просперо, и калибановидных тварей на Земле, и присутствие на планете Илиона Ахилла, Гектора с Агамемноном и прочих людей.

– А как же быть с греческим пантеоном? – усмехнулся Бех бин Адее. – Кого мы повстречаем дальше? Иегову? Будду?

– Возможно, – ответил слепец. – Но я бы скорее предположил, что наши знакомые олимпийцы – это «посты»-трансформеры, сбежавшие сюда четырнадцатью веками ранее.

– С какой стати им превращаться в богов? – усомнился Ретроград Синопессен. – Особенно в тех, чья сила происходит от нанотехнологий и квантовых фокусов?

– А почему бы нет? – спросил Орфу. – Бесконечная жизнь, выбор пола, возможность разделить ложе с любым кратковечным, разведение уймы бессмертных и бренных отпрысков, которых «посты», судя по всему, не могли производить на свет самостоятельно… Я уж не говорю о десятилетней шахматной партии под названием «Осада Трои».

Маленький европеец потер висок.

– Получается, терраформирование и перемена гравитации на Марсе…

– Да, – подтвердил гигантский краб. – Работы здесь – почти на четырнадцать веков, а не на три года. И это при божественных квантовых технологиях.

– Выходит, – начал капитан подлодки, – где-то там, внизу, обитает настоящий Просперо? Просперо из «Бури» Шекспира?

– Или кто-нибудь… что-нибудь в этом роде, – закончил иониец.

– А как же мозг-урод, явившийся из Брано-Дыры на Землю несколько дней назад? – Голос ганимедянина Сумы Четвертого звенел от гнева. – Он что, тоже персонаж из вашей драгоценной человеческой литературы?

– Возможно, – откликнулся Орфу. – Роберт Браунинг написал однажды поэму «Калибан о Сетебосе», в котором чудовище из шекспировской «Бури» рассуждает о своем божестве, описанном у поэта очень скупо: «многорукий, словно каракатица», существо весьма своенравное, вскормленное на страхе и жестокости.

– Твои домыслы переходят все границы, – произнес Астиг-Че.

– Да, – согласился гигантский краб. – Однако тварь, которую мы недавно сфотографировали, выглядит как исполинский человеческий мозг, бегающий на длинных руках. Невероятный плод эволюции в любом из миров, или вам так не кажется? Впрочем, Роберт Браунинг обладал весьма живым и богатым воображением.

– А не ждет ли на Земле еще и Гамлет? – съехидничал Сума Четвертый.

– О! – вырвалось у маленького европейца. – О! О, вот было бы славно…

– Прошу не отвлекаться, – вмешался первичный интегратор. – Орфу, откуда ты все это взял?

Иониец испустил вздох. Вместо вербального ответа голографический проектор из устройства связи на помятом и поцарапанном панцире краба передал изображение, которое тут же зависло над навигационным столом. Это была виртуальная полка с шестью довольно увесистыми фолиантами. Одна из книг – Манмут успел заметить заглавие: «В поисках утраченного времени. Том третий. У Германтов» – раскрылась на четыреста сорок пятой странице. Картинка увеличилась, так что стало возможно прочесть печатный шрифт.

Внезапно любитель Шекспира сообразил: ведь Орфу оптически слеп и, значит, не видит, что именно показывает сейчас. Неужели ему пришлось запоминать эти книги страница за страницей? От этой мысли хотелось плакать.

Манмут вместе с другими прочел парящий в воздухе текст: «Люди со вкусом говорят нам сегодня, что Ренуар – великий живописец восемнадцатого века. Но они забывают о Времени и о том, что даже в конце девятнадцатого века далеко не все отваживались признать Ренуара великим художником. Чтобы получить такое высокое звание, и оригинальный художник, и оригинальный писатель действуют по способу окулистов. Лечение их живописью, их прозой не всегда приятно для пациентов. По окончании курса врач говорит нам: „Теперь смотрите“. Внезапно мир (сотворенный не однажды, а каждый раз пересоздаваемый новым оригинальным художником) предстает перед нами совершенно иным и вместе с тем предельно ясным. Идущие по улицам женщины не похожи на прежних, потому что они ренуаровские женщины, те самые ренуаровские женщины, которых мы когда-то не принимали за женщин. Экипажи тоже ренуаровские, и вода, и небо; нам хочется побродить по лесу, хотя он похож на тот, что, когда мы увидели его впервые, казался нам чем угодно, только не лесом, а, скажем, ковром, и хотя в тот раз на богатой палитре художника мы не обнаружили именно тех красок, какие являет нашему взору лес. Вот она, новая, только что сотворенная и обреченная на гибель вселенная. Она просуществует до следующего геологического переворота, который произведут новый оригинальный художник или новый оригинальный писатель».