Текст книги "Троя"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 92 (всего у книги 100 страниц)

79

События обернулись неожиданным, отчаянным, почти бредовым образом, но Манмут был счастлив, как никогда.

Космошлюпка зависла низко над водой и сбросила «Смуглую леди» в океан примерно в пятнадцати километрах к северу от опасных координат критических сингулярностей. Сума Четвертый не желал, чтобы всплеск разбудил семьсот шестьдесят восемь обнаруженных черных дыр, вероятно, заключенных внутри боеголовок на древней затонувшей субмарине, которую засекли приборы, – и никто не стал возражать.

Если бы у маленького европейца был рот, моравек ухмылялся бы как последний идиот. «Смуглая леди», созданная для исследований и спасательных работ подо льдом, в условиях кошмарного давления и кромешной, как у Бога за пазухой, тьмы на спутнике Юпитера, отлично повела себя в глубинах земного Атлантического океана.

Не просто отлично, а на отлично с плюсом.

– Как жаль, что ты не видишь, – промолвил Манмут по частной линии.

Друзья вновь остались наедине. Остальные не выказали особого желания взглянуть на семьсот шестьдесят восемь скрытых, но близких к критическому состоянию черных дырок, и космошлюпка поспешила удалиться: Сума Четвертый отправился далее на разведку, на сей раз – к восточной морской границе Северной Америки.

– Я «вижу» сигналы радаров, сонаров и тепловое изображение, – откликнулся Орфу.

– Да, но это не то же самое. Здесь так много света! А до поверхности более двадцати метров. Даже когда Юпитер сиял в полную силу, его лучи проникали через разводья не глубже нескольких метров.

– Вот красота, должно быть, – заметил иониец.

– Еще какая, – подхватил Манмут, не обращая внимания на иронический тон товарища. – От солнечных лучей все вокруг мерцает и играет зелеными бликами. Даже моя «Леди» в растерянности.

– А что, она воспринимает свет?

– Конечно, – сказал капитан подлодки. – Ее работа – докладывать мне обо всем, в нужное время поставлять подходящие данные, так что «Леди» вполне разумна, чтобы почувствовать, как переменилось освещение, гравитация, ощутить красоту. Ей тоже здесь нравится.

– Вот и хорошо, – громыхнул гигантский краб. – Тогда лучше не порть своей подружке настроение и не говори, куда мы держим путь.

– Она знает, – отозвался Манмут, не позволяя ионийцу испортить собственное радужное настроение.

Сонар известил о подводном хребте, где и располагались обломки кораблекрушения, – хребте, чьи пики выросли над илистым дном, не достигнув восьмидесяти метров до поверхности. Европеец никак не мог привыкнуть к здешнему мелководью: в океанах Европы не было места, где между дном и льдами оставалось бы менее километра.

– Я целиком прочел программу по обезвреживанию боеголовок, которую передал нам Чо Ли, – сказал Орфу. – Ты уже ознакомился с подробностями?

– Вообще-то нет.

Манмут, конечно, загрузил длинный протокол в банк активной памяти, но был слишком занят, наблюдая, как «Смуглая леди» спускается под воду и сживается с чудесным окружением. Его любимая лодка стала как новенькая и даже лучше. Механики с Фобоса великолепно потрудились над ней. Любая система, четко работавшая на Европе вплоть до прошлого года и разрушительного падения на Марс, действовала и теперь, даже еще слаженнее, в ласковых волнах планеты Земля.

– В этой программе хорошо одно: то, что наша миссия теоретически выполнима, – сообщил иониец. – У нас на борту есть нужные инструменты, включая газовый резак на десять тысяч градусов и сфокусированные генераторы силовых полей. На многих этапах я буду твоими руками, а ты – моими глазами, воспринимающими видимый спектр. Придется попотеть над каждой боеголовкой в отдельности. Однако в теории мы с ними справимся.

– Это хорошая новость, – вставил Манмут.

– А теперь плохая. Если работать непрерывно, без обеда и перекуров, то на одну черную дыру – заметь, не боеголовку, а на каждую дырку в предкритическом состоянии, – уйдет около девяти часов.

– Если помножить на семьсот шестьдесят восемь… – Капитан подлодки запнулся.

– …получится шесть тысяч девятьсот двенадцать часов, – закончил Орфу. – Учитывая, что мы на Земле, где время соответствует стандартному времени моравеков, это составит двести сорок семь с половиной суток при условии, что все пойдет как по маслу, то есть согласно плану.

– Ну… – Манмут задумался. – Давай займемся этим позже, когда найдем затонувшую посудину и подберемся к торпедам.

– Как все-таки странно иметь прямой доступ к сонару, – произнес гигантский краб. – Это не то что лучше слышать. Такое ощущение, будто бы кожа вдруг…

– А вот и он, – перебил ионийца товарищ, – остов погибшего судна. Я вижу.

Разумеется, ощущение перспективы и визуального горизонта и, следовательно, расстояний на крупной Земле сильно отличалось от Марса, к которому маленький моравек почти успел привыкнуть, и тем более от крохотной Европы, где он провел все остальные годы своего существования. Однако сигналы сонара, глубинного радара, приборов обнаружения и собственные глаза уверяли Манмута, что корма затонувшей пятидесятипятиметровой субмарины лежит на илистом дне прямо по курсу в пяти сотнях метров.

– О Боже, – прошептал капитан. – Ты это видишь… с помощью сонара или радара?

– Да.

Посудина лежала на брюхе книзу носом, но тот исчезал за силовым полем, которое ограждало сухую полоску, прорезавшую океан от европейского побережья к Северной Америке. Манмут восхищенно уставился на сияющую стену Бреши. Здесь, на глубине более семидесяти метров, где дно должно быть чернее самых темных чернил, вода переливалась яркими солнечными бликами, пятна плясали и на замшелом корпусе затонувшей субмарины.

– Я вижу, что ее убило, – проговорил маленький европеец. – Твои радар и сонар засекли развороченный участок на месте машинного отделения? Сразу же за торпедным отсеком?

– Да.

– Видишь, листы корпусной стали изогнуты внутрь? По-моему, там взорвалась глубинная бомба (а может, торпеда или снаряд), пробила основание паруса и согнула его вперед.

– Какого паруса? – спросил Орфу. – Ты имеешь в виду треугольный клочок ткани, что был на фелюге, в которой мы плыли по Долине Маринера?

– Нет, вон ту часть, почти у силового щита. На заре строительства субмарин их называли боевыми рубками. А когда в двадцатом веке наладили производство атомных подлодок вроде этого бумера – нарекли попросту парусами.

– Почему? – полюбопытствовал иониец.

– Не знаю, – ответил Манмут. – Вернее, могу порыться где-то в банках памяти, но это не важно. Жалко терять время.

– Что такое бумер?

– Уменьшительно-ласкательное прозвище, каким в начале Потерянной Эры окрестили субмарины, вооруженные баллистическими ракетами, – пояснил европеец.

– Хочешь сказать, они давали уменьшительно-ласкательные прозвища машинам, чье единственное предназначение – уничтожать города, человеческие жизни, планету?

– Да, – подтвердил капитан. – Этот бумер был построен лет за сто или двести до того, как затонул. Полагаю, эта борозда в океане появилась гораздо позже.

– Мы сможем подобраться к боеголовкам? – осведомился Орфу.

– Оставайся на связи. Сейчас выясним.

Опасаясь приближаться к силовой стене и пустоте за ней, Манмут очень медленно вел «Смуглую леди» вперед, всеми прожекторами освещая погибшее судно, в то время как приборы уже сканировали его внутренности.

– Что-то не так, – пробормотал европеец вслух по личной связи.

– Что не так? – поинтересовался Орфу.

– Подлодка заросла анемонами, внутри кишит подводная живность, но, судя по всему, подлодка затонула век с лишним, а не два с половиной тысячелетия назад.

– Неужели на ней могли плавать около ста лет назад? – спросил гигантский краб.

– Нет. Разве что все наши наблюдатели ошибались. Последние две тысячи лет «старомодные» люди почти не знали технологий. Даже если бы кто-нибудь наткнулся на субмарину и вышел в океан, кто бы ее потопил?

– Может, «посты»?

– Не похоже, – сказал Манмут. – Они бы не стали действовать так грубо: торпеды, глубинные бомбы… И не оставили бы в таком состоянии боеголовки с черными дырами.

– Но боеголовки все еще здесь, – напомнил товарищ. – Пора за работу.

– Погоди, – отозвался капитан.

Он послал на погибшее судно дистанционно управляемые машинки не крупнее собственной ладони, и вот с них потекла информация. Одно из устройств как раз подключилось к ИскИну в центре управления.

Между прочим, Манмут и Орфу прослушали прощальные речи двадцати шести членов экипажа, готовых запустить баллистические снаряды и уничтожить свою планету.

Когда голоса стихли, моравеки с минуту сидели молча.

– О, что за мир, где есть такие люди![109] – в конце концов прошептал иониец.

– Сейчас я спущусь и подготовлю тебя к выходу, – без выражения произнес капитан. – Посмотрим вблизи, что можно сделать.

– Заглянем на сушу? – предложил Орфу. – В эту Брешь?

– Ни в коем случае, – заявил Манмут. – А вдруг силовое поле нас уничтожит? Приборы моей «Леди» даже не способны определить, как оно устроено. И потом, поверь на слово: на суше от нее будет мало проку. Так что я и близко не подойду.

– Кстати, ты видел воздушные снимки носа развалины, присланные со шлюпки? – спросил гигантский краб.

– Конечно. Они передо мной, на экране. Нос не на шутку поврежден, однако это нас не касается, – ответил европеец. – То, что нам нужно, располагается у кормы.

– Да нет, я говорю про то, что валяется вокруг, на земле, – возразил иониец. – Может, мои радары не так хороши, как твои оптические глаза, только один из валунов очень уж смахивает на человека.

Манмут уставился на экран и быстро перебрал бесчисленные снимки, сделанные с космошлюпки, прежде чем она улетела.

– Это был человек, – сообщил он, – но давным-давно умер. Тело сплющено, обезвожено, конечности неестественно вывернуты. Или же мы обманываемся, принимаем желаемое за действительное. Странных камней там хватает.

– Ладно, – откликнулся иониец, решив не отвлекаться от главного. – Как мне подготовиться?

– Оставайся на месте, – ответил маленький моравек. – Я к тебе спущусь, и выйдем наружу вместе.

«Смуглая леди» вонзила короткие ножки в океанское дно примерно в десяти метрах западнее кормы затонувшего судна. Орфу недоумевал, как моравеки выберутся наружу, если дверь прорезана в брюхе подлодки, но капитан легко разрешил его сомнения, удлинив посадочные шасси.

Манмут попал в грузовой отсек через внутренний шлюз, напрямую подключился к товарищу, осторожно заполняя камеру земной океанской водой, уравнял давления и только тогда открыл дверь грузового отсека. Отсоединив от ионийца разные шланги, друзья вместе спустились на дно.

К счастью, видавший виды панцирь Орфу не пропускал воду. Гигантский краб заинтересовался давлением, и Манмут дал ему необходимые пояснения.

– Атмосферное давление наверху, на воображаемом пляже или попросту на поверхности океана держится на уровне в четырнадцать целых и семь десятых фунта на квадратный дюйм. Каждые десять метров, ну или каждые тридцать три фута, оно повышается на одну атмосферу. То есть на глубине тридцати трех футов на каждый квадратный дюйм нашего внешнего покрова приходилось бы двадцать девять целых и четыре десятых фунта, на глубине шестидесяти шести футов на нас давило бы три атмосферы и так далее. Отсюда до поверхности двести тридцать футов, так что нам и «Смуглой леди» досталось восемь атмосфер.

Устройство моравеков позволяло переносить и куда более тяжкие условия. Правда, иониец привык скорее к негативной разнице давлений, работая в наполненном серой и радиацией пространстве около Юпитера.

Кстати, если уж говорить о радиации: друзья – и приборы на их подводном судне – отметили, что ее здесь предостаточно. И хотя моравекам ничего не грозило, пробиравшие их нейтронные и гамма-лучи вызывали неприятное, отвлекающее ощущение.

Манмут упомянул, что, будь они с другом людьми и вздумай дышать стандартным воздухом Земли из баллонов (точнее, смесью из двадцати одного процента кислорода и семидесяти девяти процентов азота), умножающиеся и растущие пузырьки азота принялись бы душить их, затуманили бы чувства и рассудок и не позволили бы подняться на поверхность, разве что после долгих часов декомпрессии на разных уровнях. К счастью, дыхательные системы моравеков потребляли чистый кислород.

– Ну что, посмотрим в лицо врагу? – спросил Орфу.

Любитель Шекспира двинулся вперед, как можно аккуратнее карабкаясь по изогнутому корпусу развалины, и все-таки потревоженный ил окутал друзей облаком, будто пыльная буря на суше.

– Твой чувствительный радар что-нибудь видит? – поинтересовался европеец. – Я совершенно слепну от этой муры. Старинные книги о земных водолазах часто рассказывают о подобном эффекте: первый ныряльщик еще способен что-то разглядеть на затонувшем судне, остальным приходится ждать, пока не улягутся ил и грязь.

– Ослеп, говоришь? – произнес гигантский краб. – Добро пожаловать в наш клуб, амиго. Мои радары рассчитаны на то, чтобы работать в ионийском вакууме, заполненном серой, так что немножечко грязи им нипочем. Я прекрасно вижу остов подлодки, выпуклый торпедный отсек, сломанный… этот, как его там… парус. Только скажи, если тебе нужна помощь, и Орфу тебя отведет за ручку.

Ухмыльнувшись, капитан «Смуглой леди» переключил основное зрение на радарные частоты и тепловидение.

Моравеки проплыли через торпедный отсек, пользуясь внутренними поворотными движителями, стараясь не пустить струю в направлении разбросанных боеголовок.

Причем разбросанных как попало. Сорок восемь из сорока восьми пусковых шахт были открыты нараспашку.

– Судя по виду, крышки увесистые, – передал Манмут по личному лучу.

Впрочем, как и все, что друзья говорили и слышали, эти слова также передавались на «Королеву Мэб» посредством радиобуя, запущенного со «Смуглой леди».

Гигантский краб ухватил одну из крышек диаметром с собственное тело и поддакнул:

– Семь тонн.

Даже после того как ИскИн субмарины получил приказ открыть все сорок восемь люков пусковых шахт, каждый снаряд по-прежнему был прикрыт водонепроницаемым куполом из синего стекловолокна. Маленький моравек с первого взгляда представил, как эти оболочки лопаются, как огромные газовые заряды выталкивают боеголовки на поверхность, как при соприкосновении с воздухом запускаются энергетические установки…

Однако снаряды не вырвались из пусковых шахт, не всплыли в пузырях азота, и энергетические установки не воспламенились. Стекловолоконные купола давно обветшали, уцелели только хрупкие синие останки.

– Ну и бедлам, – высказался Орфу.

Манмут кивнул. Что бы ни ударило «Меч Аллаха» в корму сразу же за машинным отделением, отрезав главные турбины, когда бушующая соленая вода затопила все помещения бумера, она прошлась ударной взрывной волной и по ракетным отсекам, небрежно расшвыряв снаряды, точно охапку соломы. Некоторые торпеды еще указывали куда-то вверх, зато прочие зарылись боеголовками в ил, оставив снаружи проржавевшие энергетические установки с твердым топливом.

– Можешь забыть о шести тысячах девятистах двенадцати часах работы, – передал по личному лучу Орфу. – За это время мы только доберемся до черных дырок. При том, что любой неосторожный поворот или повреждение газовым резаком наверняка вызовет детонацию другой боеголовки.

– Ага, – отозвался маленький моравек, чьи оптические частоты уже ничто не замутняло.

– У кого-нибудь есть предложения? – вмешался первичный интегратор.

Манмут едва не подпрыгнул от неожиданности. Увлекшись изучением затонувшей посудины, он совершенно забыл о прямой и постоянной связи с «Королевой Мэб».

– Есть, – произнес иониец, переключившись на общую линию. – Вот что нам нужно сделать…

И он в двух словах как можно доступнее изложил свою точку зрения. Вместо того чтобы обезвреживать боеголовки по отдельности согласно длинному протоколу, присланному первичными интеграторами, Орфу предлагал действовать быстрее и без особых заморочек. Манмуту надлежало установить свою подлодку над бумером, словно курицу-наседку над гнездом, максимально удлинив ее ножки и включив на полную мощность все фюзеляжные прожекторы, чтобы работать при самом ярком свете. После этого моравеки газовыми резаками отрежут каждую боеголовку от снаряда, затем при помощи простой цепочно-блоковой системы поднимут носовые конусы прямо в грузовой трюм «Смуглой леди» и разместят их между перегородками, словно яйца в картонной коробке.

– Не грубовато ли? – спросил Чо Ли с мостика «Королевы Мэб». – Черные дыры могут достичь критического состояния.

– Ага, – громыхнул гигантский краб, – могут. Но если год, а то и больше, над ними маяться, одна из них наверняка активируется. Так что сделаем по-моему.

Манмут коснулся манипулятора друга и кивнул в знак согласия, уверенный, что радар ионийца уловит его движение.

Тут на общей связи послышался суровый голос Сумы Четвертого:

– И как вы собираетесь поступить с сорока восемью боеголовками и семьюстами шестьюдесятью восемью черными дырами, когда погрузите их на борт подлодки?

– Вы нас отсюда заберете, – промолвил маленький европеец. – Шлюпка поднимет начиненную смертью «Леди» в открытый космос, и мы отсылаем дырки на все четыре стороны.

– Конфигурация шлюпки не позволит ей взлететь выше колец! – рявкнул Сума Четвертый. – Да и как увернуться по дороге от роботов-лейкоцитов?

– Это уж ваша забота, – громыхнул Орфу. – Мы сейчас же принимаемся за работу. За десять или двенадцать часов нарубим эти боеголовки и погрузим их на подлодку. Потом поднимаемся на поверхность, а вы к тому времени что-нибудь сообразите. Нам известно, что в вашем распоряжении есть и другие судна – невидимые, где-то там, за кольцами. Вот и подготовьте одно из них, чтобы встретило «Смуглую леди» у планетарной орбиты и забрало у нас эту гадость. Не для того же мы отмахали такой путь до Земли, чтобы взять и уничтожить ее?

– Погодите, у нас тут неожиданный гость, – вмешался Астиг-Че. – Только что какое-то маленькое судно – похоже, соньер, – приземлилось на орбитальном острове Сикораксы.

80

Отлет Никого происходил без всяких церемоний. Только что бородач болтал из низко зависшего соньера со стоящими на земле Даэманом, Ханной и Томом, а в следующий миг диск чуть ли не вертикально взвился, силовым полем крепко вжав пилота в нишу, устремился в небо, словно пущенный дротик, и спустя мгновения растворился в низких серых облаках.

Ада почувствовала себя обманутой. Она-то рассчитывала на прощальные слова от того, кого некогда знала под именем Одиссея.

Вопрос о том, давать ли Никому соньер, был решен с перевесом в один-единственный голос, принадлежавший даже не уцелевшему обитателю Ардиса, а лысому мужчине по имени Элиан, вожаку шестерых беженцев из Хьюз-тауна.

Колонисты, не желавшие терять летающую посудину, пришли в ярость и требовали повторного голосования. Дело дошло до возмущенных воплей, а кое-кто уже вскидывал дротиковые винтовки.

Тогда супруга Хармана выступила на середину и громким, но ровным голосом объявила, что решение уже принято. Никто получит соньер и постарается вернуть его как можно скорее. А до тех пор у общины остается небесный плот, который Никто и Ханна собрали вручную в гараже у Золотых Ворот Мачу-Пикчу. Если в летающем диске умещалось только шесть человек, то новая посудина переносила сразу четырнадцать, что будет весьма кстати, если придется спасться бегством на речной остров. Так что вопрос закрыт.

Дула винтовок нехотя опустились, но недовольный ропот не утихал. Старые друзья еще долго избегали смотреть Аде в глаза, давая понять, что бывшая хозяйка имения исчерпала остатки своего влияния как предводительницы.

И вот теперь, когда Никто улетел на соньере, ее сердце обожгло нестерпимое одиночество. Женщина дотронулась до слегка округлившегося живота и подумала: «Маленький человечек, сын или дочь Хармана! Если я совершила ошибку и подвергла тебя опасности, то буду раскаиваться до самой смерти».

– Ада? – окликнул Даэман. – Мы можем потолковать наедине?

Они прошлись до северного частокола, туда, где в прежние дни дышал жаром литейный купол Ханны. Сын Марины рассказал о встрече с постженщиной, которая назвалась Мойрой, но при этом выглядела как молодая Сейви, правда, видел ее во время собрания лишь Даэман, всем остальным она отвела глаза.

Кузина медленно покачала головой.

– Все это бессмыслица. С какой стати постчеловеку являться в теле Сейви, да еще скрываться от остальных? Как это возможно? И зачем?

– Не знаю, – сказал молодой мужчина.

– Она что-нибудь еще говорила?

– Обещала после голосования рассказать кое-что про Хармана.

– Ну и?.. – встрепенулась Ада.

Ее сердце так тяжело застучало, словно ребенок зашевелился внутри, не меньше матери желая узнать новости о своем отце.

– И все, что призрак мне сообщил потом, было: «Запомни, что в Ничьей гробнице Никого больше нет».

Заставив кузена повторить эту фразу дважды, Ада наморщила лоб:

– Опять какая-то ерунда.

– Знаю, – откликнулся Даэман. Вид у него был мрачный, подавленный, плечи ссутулились. – Я пытался разговорить ее, но она… просто исчезла. Как будто провалилась.

Супруга Хармана строго, с большим сомнением уставилась на собеседника.

– Ты уверен, что так и было, Даэман? Мы все перетрудились, перенервничали, слишком мало спали… Это привидение точно к тебе приходило?

Мужчина гневно блеснул глазами, однако ничего не ответил.

– «Запомни, что в Ничьей гробнице Никого больше нет», – пробормотала будущая мать и осмотрелась вокруг.

Люди продолжали заниматься ежедневными привычными обязанностями, вот только те, что на собрании голосовали против, держались поодаль от тех, кто был «за», и ни один не хотел общаться с лысым Элианом. Ада едва не расплакалась.

Ни соньер, ни его пилот в тот день так и не вернулись. На другой и на третий – тоже.

Наконец жена Хармана поднялась в небо на шатком плоту в компании Ханны (она управляла машиной) и своего кузена, который отправился на охоту за пределы кольца из войниксов, а заодно хотел посчитать безголовых тварей-убийц. Утро выдалось ясное, без единого облачка, теплый ветерок предвещал весну… и путешественники отлично различали чудовищ, кишащих внизу, сомкнувших кольцо радиусом в две мили вокруг Ямы.

– Я не очень-то разбираюсь, – прошептала Ада на ухо мужчине, хотя они находились на высоте тысячи футов над войниксами. – Но, кажется, только на том лугу их три-четыре сотни. А сколько всего, по-твоему? Тысяч пятнадцать? Больше?

– Думаю, больше, – спокойно сказал Даэман. – Наверное, тридцать – сорок тысяч.

– И как они не устанут стоять на месте? – спросила будущая мать. – Им что, не нужно ни есть, ни пить?

– Похоже, что не нужно, – отозвался кузен. – В те дни, когда мы принимали войниксов за слуг, ты видела, чтобы хоть один из них уставал, или ел, или пил? Я – нет.

Ада ничего не ответила. Те времена ушли в далекое прошлое, о котором не стоило и вспоминать, хотя закончились они чуть менее года назад.

– Полсотни тысяч, – пробормотал сын Марины. – И это только сейчас. А они прибывают по факсу каждый день.

Ханна повела небесный плот на запад, на поиски дичи и свежего мяса.

На четвертый день детеныш Сетебоса в Яме достиг размеров годовалого теленка – если возможно представить себе теленка в виде пульсирующего серого мозга с желтыми глазками, разевающимися ротовыми щелями и уймой розовых трехпалых ладошек на серых стеблях.

– Мамочка, мамуля, – шептала эта тварь в голове Ады, во всех головах, – мне пора выходить. Эта ямка слишком тесная, а я так хочу кушать, что больше не могу терпеть.

Ранним вечером, за час до наступления сумерек и долгой, кромешной зимней ночи, у Ямы собралась группа людей. Мужчины и женщины по-прежнему жались поближе к тем, с кем одинаково голосовали по поводу соньера. Никто из колонистов теперь не расставался с дротиковой винтовкой, а самострелы держали под рукой на всякий случай.

Касман, Каман, Греоджи и Эдида целились в чудовище-переростка. Остальные стояли рядом.

– Ханна, – спросила супруга Хармана, – как там небесный плот, его нагрузили припасами?

– Да, – подтвердила подруга, – ящики с самым необходимым уже на борту, и еще хватит места для десяти человек. А потом можно будет сажать по четырнадцать пассажиров.

– Ну и сколько времени уйдет на то, чтобы доставить людей на остров и распаковать вещи? – осведомилась Ада.

– Сорок две минуты, – ответил ей Ламан, потирая обрубки искалеченных пальцев на правой руке. – Тридцать пять – на одних людей.

– Плоховато, – нахмурилась будущая мать.

Ханна шагнула к огню, который постоянно горел у Ямы.

– Дорога на остров занимает четверть часа в один конец. Машина не может лететь быстрее.

– А соньер добрался бы меньше чем за минуту, – вмешался Лоэс, один из самых вспыльчивых членов общины. – Минут через десять мы все были бы на месте.

– Но у нас нет соньера, – бесцветным голосом произнесла бывшая хозяйка особняка и невольно покосилась на юго-запад: там, за рекой, в гуще лесов поджидали своего часа пятьдесят тысяч войниксов.

Никто был прав. Даже если перенести всех людей на остров, серые твари нагрянут через несколько часов или даже минут. Несмотря на то что факс-узел Ардиса по-прежнему не работал (двое дежурных проверяли его днем и ночью), войниксы как-то ухитрялись факсовать. Похоже, поняла Ада, колонистам уже нигде не укрыться от горбатых убийц.

– Давайте займемся ужином! – воскликнула она, заглушая тягучий холодный голос отродья Сетебоса, опять пронизавший головы всех присутствующих:

– Мамуля, папуля, мне пора выходить. Откройте решетку, папуля, мамуля, не то я сам управлюсь. Я уже сильный. И очень голодный. Мы скоро встретимся.

Греоджи, Даэман, Ханна, Элиан, Боман, Эдида и Ада просидели за разговорами до поздней ночи. Над их головами, как и всегда, безмолвно вращались экваториальное и полярное кольца. Большая Медведица низко висела над северным горизонтом. Лунный серп выглядел маленьким, как белая лунка на ногте.

– Думаю, завтра на рассвете мы позабудем затею с островом и начнем эвакуировать людей на Золотые Ворота Мачу-Пикчу, – сказала супруга Хармана. – Надо было так и сделать недели назад.

– За это время дурацкий плот как раз добрался бы до Золотых Ворот, – ввернула ее подруга. – К тому же он может поломаться и вообще не долететь. Никто еще устранил бы неисправность, а так пассажиры окажутся в ловушке.

– А если машина сломается здесь, то нам всем наступит конец, – произнес Даэман и, вдруг испугавшись за побледневшую брюнетку, осторожно взял ее за плечо. – Ханна, ты великолепно управлялась с плотом, но эта технология выше нашего понимания.

– Разве мы хоть что-нибудь понимаем в технологиях? – пробормотал Боман.

– Самострелы, – подала голос Эдида. – Мы стали чертовски хорошо разбираться в изготовлении самострелов.

Ни один человек не засмеялся в ответ.

Несколько минут спустя Элиан проговорил:

– Расскажите еще раз, почему это войниксы не могут забраться в жилые пузыри вашего хваленого Моста на Мачу-Пикчу.

– Жилые пузыри висят подобно гроздьям винограда на лозе, – начала Ханна, долее всех остававшаяся в тех местах. – Они соединяются между собой и покрыты чем-то вроде прозрачного пластика. Сверху – какое-то силовое поле, созданное либо учеными Потерянной Эпохи, либо самими «постами». Серые твари с него просто скатываются.

– Чем-то похожим были покрыты окна вездехода, на котором Сейви вывезла нас из Иерусалима в Средиземный Бассейн, – вставил Даэман. – По ее словам, это покрытие, лишенное трения, создавалось против дождевых капель, но помогло нам и от войниксов и калибано.

– Хотел бы я повстречать этих калибано, – проворчал Элиан. – А то и самого Калибана.

Губы и прочие черты лица лысого мужичины указывали на его силу и врожденное любопытство.

– Нет, – мягко ответил сын Марины. – Ты бы вряд ли обрадовался такому знакомству. Особенно рандеву с Калибаном. Можешь поверить на слово.

Наступившую тишину нарушил Греоджи, высказав то, о чем все думали:

– Придется тянуть соломинки… Или что-то в этом роде. Только четырнадцать из нас полетят к Золотым Воротам. С собой захватят лишь оружие, воду, минимальный запас еды. Можно и по пути поохотиться, зато людям хватит места. Все прочие останутся здесь.

– То есть выживут только четырнадцать из пятидесяти четырех? – проговорила Эдида. – Как-то несправедливо получается.

– Ханна полетит среди первых, – продолжал мужчина. – Если путешествие удастся, она вернется на небесном плоту за другими.

Подруга Ады мотнула головой.

– Греоджи, ты мог бы с таким же успехом управлять этой штукой. Невелика хитрость, я научу ей любого. Так что мое участие в первом полете вовсе не обязательно. К тому же вы догадываетесь… вы знаете, что второго просто не будет. Посудина не в том состоянии. Войниксы все прибывают. Сетебос растет и крепнет с каждым часом. Те, кому достанутся четырнадцать коротких соломинок или длинных соломинок – не важно, – получат надежду выжить. Остальные погибнут здесь.

– Все решится, как только рассветет, – заключила супруга Хармана.

– Возможно, будет бой, – заметил Элиан. – Люди рассержены, голодны, они в отчаянии. Не каждый согласится тянуть жребий по такому серьезному вопросу. Им легче захватить плот, нежели ждать позволения сесть.

Ада кивнула.

– Даэман, отбери себе десять людей, пусть окружат летучую машину еще до того, как я созову совет. Эдида, собери с друзьями сколько сможете бесхозного оружия.

– Сейчас большинство спят в обнимку с винтовкой, – ответила блондинка. – Даже из рук не выпускают.

Бывшая хозяйка имения снова кивнула.

– Сделайте что сумеете. Я поговорю с колонистами. Объясню им, что это единственный выход.

– Проигравшие потребуют в лучшем случае перенести их на остров, – сказал Греоджи.

Боман кивнул.

– Я бы с радостью. Так и сделаю, если вытащу не ту соломинку.

Ада испустила вздох.

– Не поможет. На острове, здесь ли – какая разница, где умирать. Войниксы и туда нагрянут через пару минут, едва лишь мы останемся без защиты Сетебоса. Но это придется сделать. Сначала перевезем всех желающих на середину реки, потом отпустим лететь к Мосту тех, кому повезет.

– Потеряем время, – вставила ее подруга. – К тому же это лишняя нагрузка на плот.

Будущая мать воздела руки ладонями наружу.

– Зато наши люди не бросятся убивать друг друга. У тех четырнадцати появится надежда. Прочие сами выберут, где встретить смерть. Оставим им хотя бы иллюзию выбора.

Больше говорить было не о чем, и колонисты разошлись по спальным палаткам.

Ханна пошла проводить подругу и перед самым укрытием, в темноте коснувшись ее руки, шепнула:

– Я сердцем чувствую, что Харман жив. Надеюсь, тебе повезет, когда мы станем метать жребий.

Ада блеснула зубами при свете колец.

– Я тоже так чувствую, милая. Но уж точно не буду одной из четырнадцати. Я решила не принимать участия в жеребьевке. Мы с малышом остаемся в Ардисе.