Текст книги "Крузо на острове Рождества (СИ)"

Автор книги: Брэд Брекк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

– Они не плавают вечно, Док, в конце концов, они взрываются и снова тонут, и на этот раз уже навсегда. Я сам видел, как их раздувает от газа и они взрываются, размётывая во все стороны ошмётки гнилого мяса, словно мягкую шрапнель.

– Акул не видать?

– Много синих: режут плавниками воду и жрут, как в последний раз. Должно быть, снизу они уже всё мясо объели.

Кит уже был не более чем груда изодранной, смердящей плоти; чувствуя, что пиршество близится к концу, акулы нападали на тушу со всё возраставшей энергией. Дюжины акул ныряли в кита и выскакивали обратно, сжимая челюстями большущие куски жирной плоти и выталкивая жабрами китовую кровь. Другие вцеплялись в тушу и, трепеща, пробивали в ней путь сквозь ткани и сухожилия, разрывая, заглатывая и захлёбываясь в нескончаемых спазмах чревоугодия. Такую же точно картину Эрик наблюдал, когда потерял свою руку.

– Землекоп, посмотри-ка вон на те укусы в боку, они такие большие, что, кажется, в них можно засунуть помойное ведро.

Берт снова направил бинокль на кита.

– Я думаю, Меченая уже побывала здесь, Док.

– И что же нам делать? Возвращаться к Дамарискоуву, разбрасывать прикормку и надеяться, что она по-прежнему голодна?

– При целом-то ките на воде? Ты в своём уме, Док? Не нужна акуле никакая прикормка, когда на её столе мёртвый кит.

– Тогда что же?

– Мы будем сидеть и помалкивать. Она недалеко и может вернуться... китихе недолго осталось, скоро она нырнёт в последний раз.

– Надеюсь.

– Глянь-ка туда, Док... стая дельфинов.

Сощурившись, Эрик различил вдалеке пенящую воду стаю дельфинов.

– О, да...

Берт поднял бинокль к глазам.

– Среди них раненый... ну-ка посмотрим.

Берт запустил "Охотницу" и повернул штурвал в сторону Эрика.

– Подберёмся к нему как можно ближе, Док... хочу положить конец страданиям несчастного.

Раненый дельфин плыл неровными рывками, и когда "Охотница" подошла к нему, он лёг на бок, яростно заколотил хвостом и пронзительно закричал, отгоняя непрошеного гостя.

Берт вынес дробовик и дважды выстрелил ему в голову. Дельфин забился, кровью ран окрасив воду в алый цвет, и, чуть уйдя под воду, затих. Берт подтянул животное багром за мягкий живот и, навалившись всем телом, втащил создание весом в четверть тонны через транец на палубу.

Почти половина груди у дельфина отсутствовала, и по краям отверстой раны виднелись следы огромных зубов. Было очевидно, что на него напала очень большая акула.

– Она здесь, – заявил Берт.

– Что будем делать с дельфином?

– Порежем его на прикорм, белые акулы любят дельфинье мясо.

– Я думал, тебе не нравится скармливать дельфинов акулам.

– Не нравится, но здесь особый случай, Док.

Остаток дня Берт рубил мясо на мелкие кусочки и привязывал оставшийся костяк к корме шхуны. К закату море успокоилось, ветер стих, но вездесущие чайки продолжали кружить над судном, выпрашивая подачку. "Охотница" тихонько дрейфовала в миле от того, что осталось от кита; примерно в шесть вечера Берт с Эриком спустились поужинать.

– Ты хороший повар, Док: я за последний месяц ничего лучшего не ел.

– Спасибо, Землекоп, я...

– Тс-с-с... – прервал его Берт, поднося палец ко рту.

– Что?

– Тс-с-с... я что-то слышал.

Раздался глухой удар по корпусу, потом ещё.

– Кажется, нам нанесла визит твоя подружка, – сказал Берт, – тс-с-с...

Последовал новый удар.

Эрик и Берт бросились на палубу и перегнулись через корму, и как раз вовремя: выставив голову из воды, Меченая осматривала «Охотницу».

– Она учуяла дельфина, – прошептал Берт.

– Что делать?

– Ничего, не суетись.

Большая рыба оценила свисающую с кормы сочащуюся кровью тушу, нырнула и вдруг сделала из воды выпад. Она отхватила кусок от задней части, и они услышали треск ломаемых костей и разрываемой плоти пожираемого дельфина. Через десять минут всё было кончено, акула растворилась в океане, оставив после себя лишь сверкающий след.

– Чёрт побери... – вырвалось у Эрика.

– Говорил я тебе, что она здесь!

– Кажется, она стала ещё больше.

– Да уж – большая, Док.

– Что будем делать?

– Уже темно, ночью ничего не сделаешь, подождём до утра.

– Вот дерьмо...

– Заодно посмотрим, удастся ли нам выманить её снова.

Мужчины вернулись на камбуз, закончили ужин и вышли с кофейником на корму.

– Я читал, что несколько лет назад у Азорских островов китобои загарпунили белую акулу. В "Нэшэнал Джиогрэфик" писали, что в длину она достигала 29 футов и весила больше десяти тысяч фунтов.

– И до меня доходили эти слухи, Док. Абсолютная чепуха. Всё оказалось враньём. Вот и Кусто заявляет, что видел у Азоров акулу в 25 футов длиной.

– Бывали у тебя несчастные случаи на рыбалке?

– Да, четыре месяца назад случился один и довольно серьёзный, Док. Работал со мной придурок, всё время сидел на траве. Я ему сказал: "Мне чихать, куришь ты травку на судне или нет, только не пыхай, когда работаешь с механизмами". Ну, и естественно он обдолбился, реакции никакой и – поймал крючок прямо в плечо.

– Крючок с яруса?

– Ага; и знаешь, что произошло? Крючок снял его прямо с кормы. То есть он взлетел в воздух и свалился прямо в воду, и прежде чем кто-нибудь сообразил, что случилось, ушёл почти на 20 футов в глубину. Большой дюжий 19-летний парняга, шесть футов один дюйм роста, 190 фунтов веса.

– И как ты поступил? Остановил шхуну и выбрал ярус?

– Угу, стою я у руля, на судне у нас двусторонняя система связи, и я только слышу, как кто-то как заорёт "СТОЙ! СТОЙ! СТОЙ!". Тогда я – движок на нейтралку и жду, что скажут дальше, и тут слышу – кричат: "ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ! ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ!". Он завис на хребтине яруса, и потому нам пришлось втаскивать его вручную на чёртово судно. У кормы отсекать, тащить через отбойный брус, а крючок... знаешь, как выглядит крючок размером 9/0?

– Эм-м..

– Он впился ему в плечо и из плеча прошёл в запястье. А когда мы тащили его из воды, он торчал у него из запястья со всеми своими бородками и прочей хернёй.

– Жуть...

– Я отрезал жало крючка болторезом и попробовал вытащить его из запястья, но парень так был напуган, его так выворачивало наизнанку, что я сказал "хрен с ним". Я сказал ему: "Хочешь курить траву и гробить себя, делай это в свободное от работы время и не на моей шхуне!" Потом я остановил кровь, кое-как перебинтовал, дал ему пару таблеток аспирина, отправил в каюту и приказал прийти ко мне утром.

– Совсем как доктор...

– Такая вот задница. Я ждал, что так случится. Эти сегодняшние парни, Док, поверь мне, совсем без мозгов...

– Знаю.

– Я-то думал, что это мы были безумцами в их возрасте...

– Были.

– Так вот, только я выбрал слабину хребтины, мы подтащили парня к поверхности, а он всё тонет и тонет. Я гляжу на него, а он ни руками не шевелит, ни чем ещё, просто уходит на дно и всё. Словно говорит нам: "Пора помирать".

– Да ну...

– А с парня как с гуся вода. Хоть и знал, что облажался. Говорю тебе, я не дам и ломаного гроша за 19-летнего. Не верю я больше такому молодняку. Нет у них никакого смысла. Подавай мне 40-летнего ветерана Вьетнама. Я знаю, как он поступит, ему я верю.

– Не скоро он забудет такой урок.

– Я сейчас прямо какой-то взвинченный... Уйду я работать на рынок в Блэкс-Коув.

– Правда? Там командовать будешь?

– Именно, командовать и рыбу продавать.

– А как же море? Как ты без него?

– Думаю, справлюсь. Выдохся я, Док.

– Так отдохни...

– Я действительно измотан. Ещё и малярия добивает меня последнее время.

– Грёбаный Нам. Что, не отпускает?

– И сейчас ещё хуже, чем раньше. Нервы стали ни к чёрту. Намучился я с нею. Даже в последнем рейсе со мной случился казус. Свалился с ног, колотился в припадке...

– От малярии?

– Я возился в машинном отделении почти три часа. У нас была течь. Вода поступала через сквозной фитинг, жара в машине поднялась до 110 градусов, и я изрядно пропотел, а когда поднялся наверх, то мне хватило пяти минут... толкуй мне потом о потере сознания. Я говорю, что я ОТКЛЮЧИЛСЯ, напрочь! А когда очухался, язык прикушен и температура 104 градуса. Я физически больше не гожусь для такой жизни.

– Землекоп, если ты не привык к такой жаре...

– То-то и оно, Док, вот о чём я тебе и говорю... привык, привык я к ней. Просто догнала меня беда, и меня это жутко тревожит.

– Готов спорить, Луизе понравится мысль, что ты оставишь море и ночами будешь спать дома в целости и сохранности.

– А вот в этом я не уверен. Не знаю... хотя нужно как-то приспосабливаться. Наверное, слишком быстро я живу и слишком долго ничем не связан. Невезуха, брат... то есть мне никогда не приходилось ещё смотреть на себя вот так, со стороны. Всё случилось как-то внезапно. В общем, всё идёт к тому, что не ловить мне больше удачу за хвост. Слишком я стар.

– Что за чушь!

– В следующем месяце мне стукнет 42.

– В 40 жизнь только начинается...

– Я всегда говорил, что умру до сорока, умру в море, пойду на корм какой-нибудь проплывающей мимо синей акуле. Не всё со мной в порядке, Док... такое, что и геритол не помогает.

– А точнее?

– В постели у меня больше не получается.

– С Луизой или...?

– Других подружек не имею. Ибо не встаёт. Теперь и в море ещё проблемы. В каком-то смысле жить больше незачем. До сих пор жалею, что не погиб в Наме. Всё было бы легче...

– Землекоп, послушай...

– Нет, это ты послушай. Не хочу больше трепаться об этом, Док. Знаешь, меня действительно волнует рыбный рынок. Буду торговать моллюсками, камбалой, синей акулой – ну, чем-то таким, в общем.

– Всё у тебя наладится...

– Может, и наладится, кто знает... Чувствую, рыбный рынок мне поможет.

– Трудно представить тебя где-то ещё кроме моря. Ещё труднее представить тебя в белом фартуке с карандашом за ухом, как ты ведёшь беседу с домохозяйками и нахваливаешь блюдо дня...

– Мне самому трудно.

– Когда собираешься приниматься?

– Всё зависит от ситуации. Может статься, это мой последний рейс. У меня за плечами уже много миль по морям и океанам. Вернусь – продам "Охотницу", закатаю рукава и с головой окунусь в рыночный бизнес...

– Ну, тогда, может, действительно стоит попытаться, Землекоп.

– Спасибо, Док. Заболтался я. Пойду вниз, приму на сон грядущий – и на боковую. "Завтра" уже не за горами.

– Да...

– Спасибо, что выслушал, старик. Люблю тебя...

– Сладких снов...

Берт пошёл вниз, по обыкновению напевая:

Раз, два, три, четыре,

За что воюем в этом мире?

Вопрос не ко мне, спросим у пап и мам,

А мне дорога во Вьетнам...

Эрик сел в боевое кресло и стал смотреть в море.

– "Кантри Джо энд зе Фиш", помнишь, Док?

– А как же: старые добрые времена, Землекоп...

ГЛАВА 28. «ПЛАВУЧИЙ ГРОБ»

"И у всех перехватило дыхание, ибо огромная туша, обвитая в е рёвками, увешанная гарпунами и острогами, наискось вылетела из глуб и ны моря.

─ О Ахав! ─ вскричал Старбек, ─ ещё и сейчас, на третий день, не поздно остановиться. Взгляни! Моби Дик не ищет встречи с тобой. Это ты, ты в безумии преследуешь его!

─ Пребуди же со мною, господи!"

На рассвете двадцатого дня охоты розовые лучи с востока прорвали бледную оболочку облаков. В миле от Монхегана слышался ровный ритм дюжины дизелей: рыбаки ловили отлив и уводили шхуны в районы промысла. Ещё дальше в море траулер подавал с борта ярус, подобный длинной нитке спагетти, и ставил его на якорь на дно океана в надежде заманить кормящихся на океанском дне треску, окуня и палтуса; его крючки, разматываясь без зацепов, выскакивали один за другим и плюхались в воду.

Меняя цвет с алого на жёлтый и белый, вставало солнце, морской туман рассеивался, ветер слабел, Эрик разбрасывал прикормку в воду. Сотни чаек, делая широкие низкие круги, следовали за дорожкой и, ныряя и увёртываясь, дрались за частицы пищи. В вышине по фаянсово-голубому небу лениво ползли белые кучевые облака.

– Скажи, Док, какое сегодня число?

– Двадцать второе, кажется, – Эрик для верности посчитал на пальцах. – Да, двадцать второе октября, а что?

– Так, простое суеверие, пережиток войны. Всё дрянь, что... а, не бери в голову, пустое.

– Послушай, можно взять выходной, подождать до завтра...

– Нет, не нужно, Док, мы же не во Вьетнаме.

К восьми часам красная жирная дорожка, казалось, уже достигала горизонта. Прикормка выманила из глубин привычную свору синих акул да, пожалуй, больше никого.

Сегодня Берт не поставил удочки. Он решил, что они больше не нужны.

– Продолжай разбрасывать, Док, мы выгоним её.

Однако час проходил за часом – ничего.

Солнце припекало и яркими бликами переливалось по ленивым волнам, вверх и вниз колыхавшим "Охотницу". Близился полдень, синие акулы исчезли, море успокоилась. Спустя десять минут Эрик заметил большой тёмный плавник, скользивший к дорожке. Он прекратил черпать и встал. Большая акула приблизилась к шхуне и ушла на глубину. У Эрика кровь застыла в жилах, по спине и затылку побежали мурашки.

– Землекоп! Она здесь! Меченая здесь...

– Именно то, чего я ждал, Док...

– Я чуть не кончил.

– Sin loi, мой мальчик. Сочувствую. Всё проходит, а жопа помнит.

Берт открыл один из бочонков, привязанных к планширю с правого борта, и достал конскую брюшину. Привязав один конец нейлонового каната к мясу, другой – к утке левого планширя у самой кормы, он бросил кусок за борт так, чтобы тот следовал за шхуной.

– Как только она схватит конину, Док, тяни канат да смотри, можно ли её разозлить. Подводи её поближе к шхуне, чтоб я мог вогнать в неё гарпун.

Берт перетащил три 45-галлонных бочонка с бака на корму. Сделанные из деревянной клёпки и железных обручей, они были выкрашены в ядовито-оранжевый цвет, чтобы в море было их видно с большого расстояния. К каждому бочонку крепилась бухта 400-футового нейлонового каната в полдюйма толщиной, и каждый канат оканчивался острым, как бритва, гарпуном.

Вдруг акула, дьявол глубин, вздыбилась из воды, лязгая зубами, и конина оказалась меж огромных челюстей. Она дёрнула головой и, оторвав небольшой кусок, проглотила. Меньше чем через минуту она вернулась и поплыла вдоль борта, выставив голову и жабры из воды, её большие пустые глаза прожигали Эрика насквозь. Эрик не отрываясь смотрел на неё, но видел лишь огромные треугольные зубы, сверкавшие на солнце. Акула нырнула, а затем, подобно взрыву, выскочила из воды, атакуя мясо, и, помотав головой из стороны в сторону, отхватила ещё один кусок и ушла в воду, обагряя её сочащейся между зубов кровью. Внезапно она погрузилась на самое дно.

– Она играет, Док, развлекается с нами... Она могла бы отхватить всю брюшину с канатом в придачу, если б захотела...

Через мгновение большая рыба вернулась и набросилась на то, что ещё оставалось от конины; она поднырнула на 10 футов под днище и начала трепать мясо острыми зубами, не глотая его.

– Подтяни-ка грёбаный кусок, Док... выдерни его из её пасти! – крикнул Берт. – Сейчас мы её раздраконим: отберём у неё косточку, как у барбоса со свалки старых машин.

Эрик с силой дёрнул за снасть, налёг всем телом, и лошадиная четверть оказалась на поверхности. Спустя секунду вынырнула акула и, бешено мотая головой, снова кинулась на мясо, как котёнок на клубок. Эрик ещё раз выдернул кусок, и акула ушла под воду.

– Вот теперь она вне себя, – сказал Берт, вставляя жала гарпунов в древки. Повернувшись, он всмотрелся через транец в морду большой белой, видневшейся в толще воды. Голова его свесилась лишь на три фута от чудовищной пасти. Казалось, акула собирается напасть на шхуну, но приблизив коническое рыло к корпусу вплотную, она лишь сомкнула челюсти и снова поднырнула под "Охотницу".

Акула ещё раз рванула к шхуне, выставив голову из воды. Эрик видел фосфоресцирующую полоску, приближающуюся к "Охотнице" подобно титанической торпеде. Со страшным грохотом большая белая акула ударила в корпус, потом, отвернув и сделав круг, снова налетела со всей силы. И ещё, и ещё раз. Судно кренилось то на один борт, то на другой, и Берт с Эриком кубарем полетели через палубу. Сотрясая "Охотницу", большая рыба ударила в транец. Она ухватила шхуну у ватерлинии, с силой сжав двухдюймовую обшивку челюстями, и тогда стали ломаться её зубы, издавая грохот, подобный выстрелам винтовки 22-го калибра.

– Она хочет потопить нас! – крикнул Эрик.

– Обшивки ей не прокусить, Док... слишком толстая даже для неё, силёнок не хватит. Я достану эту грёбаную сучку! Иди-ка к папочке, сволочь...

Но акула, решив, что шхуна на вкус ей не нравится, через 15 секунд ослабила хватку и снова медленно поднырнула под "Охотницу".

– Вытаскивай конину и вывешивай на корме, Док!

– Она снова собирается напасть...

– Быстрее, тяни!

Эрик вытащил остатки мяса из воды на судно, и вовремя. При виде ускользающей добычи акула изменила курс и нырнула на глубину.

– Мяса совсем мало осталось, Землекоп.

– Нормально... клади его на транец, так чтобы чуть-чуть свешивалось, и начинай бросать куски дельфина. Мясо там, под брезентом. Как только она приблизится, я всажу в неё железку.

Акула сделала несколько выпадов, с каждым разом всё ближе и ближе. На пятый раз Берт, сжав древко обеими руками, поднял гарпун и, как только акула приблизилась настолько, что можно было коснуться её плавника, с силой, всей массой своего тела обрушился на неё и вогнал семидюймовое остриё в прочную шкуру. Акула перевернулась и помчалась к горизонту.

Разматываясь, как шпулька, канат засвистел меж пальцев Берта. Он поднял бочонок и бросил в море, и тот запрыгал по волнам в сторону глубокой воды. В полумиле от шхуны бочонок замедлил движение.

– Никакой акуле не утащить бочонок под воду, даже Меченой, тем более с четырьмя сотнями футов каната на нём – они хорошо замедляют движение, – сказал Берт.

Он включил стартер, дал газу и последовал за оранжевым бочонком, который хорошо просматривался на спокойной глади моря. Они преследовали его 45 минут и, наконец, догнали. Бочонок двигался вперёд медленно и размеренно.

Когда Берт и Эрик подцепили канат и попробовали подтянуть рыбу к поверхности, им показалось, будто они вытаскивают со дна промысловый траулер, но, изрядно намаявшись и запыхавшись, они всё же различили акульи очертания в синей воде на глубине около тридцати футов.

Потом двадцати...

Затем десяти...

– Тяни, Док; подтянем как можно ближе, и я всажу в неё другой гарпун.

– Я стараюсь, но это нелегко с одной-то рукой.

– И крюк твой здесь не особенно кстати, а?

Акула плыла так, словно ей не было никакого дела до гарпуна, что вонзил в неё Берт. Когда она поднялась на фут до поверхности, Берт метнул гарпун. С глухим всплеском он вошёл в воду и глубоко вонзился в акулью спину.

– Грёбаная рыба ещё бодра, – предупредил Берт.

Акула опустилась ниже. Берт бросил второй бочонок в море, и чудовище помчалось прочь и четверть мили волочила оба бочонка под водой.

– Ёлки-палки... – промычал Берт, подбирая отвисшую до палубы челюсть. – Бочонки даже не замедлили её хода. Оба утянуты под воду. Не могу поверить... такого ещё не бывало. Что за блядскую рыбу ты себе отхватил, Док?

– Я же говорил...

– Одному богу известно, что она натворит, если действительно сбрендит.

– Ты думаешь, она больше того, с чем мы можем справиться?

– Она упряма, но мы упрямей. Мы прикончим её ...

Они снова догнали бочонки и стали выбирать канаты; на сей раз акула пошла наверх немного легче.

– Эй, она уже не так сопротивляется, как в первый раз, – заметил Берт.

– Но всё так же тяжела, словно дно морское, – простонал Эрик.

– Чертовски верно, если учесть весь её вес.

– Можно попробовать лебёдкой, – промолвил, задыхаясь, Эрик.

– Она сломает её, если вздумает удрать.

Когда акула была уже у самой поверхности возле шхуны, Берт всадил в неё третий гарпун сразу за жаберными пластинами. Большая рыба рванула опять, однако бочонки запрыгали за ней по сверкающей поверхности моря уже с меньшей скоростью.

– Она выбивается из сил, Док.

– Как и я...

Берт притащил на корму ещё три бочонка с прикреплёнными к ним канатами и гарпунами. Когда они в четвёртый раз подтягивали акулу, руки отваливались от изнеможения. Берт бросил четвёртый гарпун, вонзив его за спинным плавником. Но в броске зацепил большим пальцем ожерелье из акульих зубов.

Бечёвка порвалась, ожерелье плюхнулось в воду.

– О нет... – воскликнул Берт.

– Что случилось?

– Ожерелье! Сорвал его пальцем, бросая гарпун. Всё, наверное, от волнения и усталости, только этот амулет хранил меня от укусов акул...

– Не переживай, Землекоп, сделаешь себе новое, когда прибуксируем Меченую к острову Рождества.

– Всё равно, лучше бы этого не было, Док...

Рыба с четырьмя гарпунами в теле медленно плыла, и охота продолжалась. "Охотница" следовала за акулой, и когда они снова подтянули её к поверхности, Берт погрузил в неё пятый гарпун, а Эрик пронзил её большой чёрный глаз шестым.

– Пора ей уже всплывать, Док, бочонков не осталось.

Берт снова пустился преследовать бочонки. Борьба с акулой длилась уже пять часов. Когда они в очередной раз подтянули её, Меченая перевернулась, скрежеща кинжалоподобными зубами, и так заколотила хвостом, что запуталась в верёвках. Судя по всему, сопротивление закончилось: акула всплыла вдоль борта «Охотницы» и пошла в одном направлении со шхуной.

Эрик сбегал за винтовкой Берта и выпустил шесть пуль ей в голову.

– ПЛАТИ, СУКА! ПРИШЛА ТВОЯ СМЕРТЬ!

– Похоже, с ней покончено, Док. Не запутайся она в канатах, понадобились бы ещё гарпуны. Повезло нам.

Эрик похлопал Берта по спине.

– Ну, старик, мы её уделали, кошмар закончился... Хорошо-то как!

– Эй, Док, она ничуть не мертва. Теперь мы приступаем к самой опасной части охоты.

Берт стащил один из четырёх канатов с огромного хвоста. Эрик заметил, что больная нога Берта как-то потеряла гибкость, хромота усилилась. Приволакивая ногу, Берт постанывал от боли. Раздробленная коленная чашечка действовала как ржавый шарнир. Она грубо, с болезненным трением проворачивалась в суставной ямке, и любое сгибание или разгибание, пусть даже незначительное, давалось лишь благодаря громадным усилиям воли.

– Сдаётся, Землекоп, в твоё колено нужно впрыснуть WD-40.

– Если б всё было так просто. Смотри сюда: видишь, как я протягиваю шкентель через плавники и затягиваю его перед хвостом? – инструктировал Берт, накидывая вторую верёвку. – Если я по ошибке коснусь её до того, как затяну канат, она перевернётся и станет кусать всё, что увидит... может и нас прикончить между делом. Не стоит нам пока быть слишком самоуверенными, Док. Побереги победную речь для рыбаков на острове Рождества. Как говорится, кто много о себе мнит, тот становится небрежен. Помни: не говори "гоп", не перепрыгнув.

– Посмотри только на её челюсти...

– Велика козявка, да?

– Сколько ей лет, как думаешь?

– Не знаю, может, сто, может, больше...

– Господи...

– Любой другой акуле я бы вогнал два багра в хвост и приподнял бы его над водой, чтобы накинуть на него шкентель. Но с монстром такого размера это может оказаться опасным. Она разнесёт моей шхуне весь зад, а вплавь добираться до острова Рождества далековато, не правда ли, Док? – засмеялся Берт.

К счастью, акулья голова опустилась в воде ниже остального корпуса, и пока крепили на хвосте последний шкентель, рыба вела себя смирно. Привязав верёвки как следует, Берт с Эриком потащили акулу за кормой, и вода свободно хлынула сквозь жаберные щели.

Нога беспокоила Берта по-настоящему. Он нелепо хромал и запинался, его всё время клонило вперёд, и он морщился при каждом вихляющем шаге.

– Так можно быстрее успокоить акулу, чем палить в неё из винтовки, – сказал Берт. – Только погляди на её комплекцию! Какая она огромная, я б сказал даже: чудовищная. В ней верных 22 фута, вернее не бывает, и весу не меньше 9000 фунтов, зуб даю. Это больше четырёх тонн, Док, подумать только.

– Да-а-а...

– Это самая крупная акула, что встречалась мне в Северной Атлантике, верно говорю тебе, дружище!

Покачиваясь вверх и вниз, акула казалась парализованной. Берт крепко принайтовил её к шхуне, и когда они двинулись в обратный путь, большущая рыбина потащилась за ними: хвост завис над транцем, и весь остальной корпус заколыхался в бурунах за кормой.

– Иначе никак. Поднимем лебёдкой на палубу – и она тотчас утопит нас к чёртовой бабушке.

– Ох и битва у нас была, Землекоп.

– И закончиться она могла совсем по-другому, Док... акула атаковала шхуну и могла прикончить нас с тобой. Это был честный бой.

– Откупори-ка бутылку "рулевого ликёра", капитан Дайер, хочу отметить глотком это дело.

Гордый собой, Берт стоял на палубе, готовый взяться за штурвал. Он передал Эрику ром, тот хорошенько отхлебнул и вернул бутылку.

Берт припал к горлышку, сделал большой глоток и бросил бутылку в деревянный ящик. Только собрались они прибавить скорости, как акула ожила и яростно забилась в воде.

– Скотина разнесёт мне всю корму! – фыркнул Берт. – Я покажу этой манде, кто на посудине капитан!

Он спустился вниз, достал АК, приковылял назад, словно двигаясь на протезах из китового уса, и, щадя больную ногу и широко расставляя бёдра, приблизился к корме и выпустил два полных рожка акуле в голову.

ТАТ-ТАТ-ТАТ, ХАК-ХАК-ХАК...

– Лежите, дамочка, спокойно, мать вашу растак! Бой окончен, я победил!

Но акула не унималась; концы, которыми Берт привязал её к "Охотнице", стали давать слабину, тогда он снова сходил вниз и вернулся с винтовкой и полной коробкой патронов "магнум".

– Посмотрим, успокоит ли тебя вот это...

Он сделал дюжину выстрелов в массивную голову, и мало-помалу большая рыба прекратила всякие движения.

– Кажется, на нас надвигается шторм, – заметил Эрик.

– Да, утром по рации передавали, что приближается... на побережье сегодня днём ожидается удар шторма. Сильный ветер...

– Уже почти два часа...

– Тогда давай пошевеливаться...

– Он нас догоняет, Землекоп.

– Всё будет нормально.

– Нам не улизнуть от него, а мне не хотелось бы торчать здесь в непогоду. Может быть, стоит свернуть к заливчику Дамарискоува и переждать там?

– Не переживай, Док, я приведу наше судно в Тюленью бухту.

Навстречу подул крепкий юго-западный бриз, море вздыбилось крутыми перекошенными, кипевшими пеной пирамидами, и "Охотница" то ползла вверх на водяную гору, то, зарываясь носом, падала вниз.

Мужчины видели: далеко на юге ещё светило солнце, но кучевые облака скрыли последние лучи; солнце исчезло. Безбрежное море вставало на дыбы, волны росли и ширились.

Прекрасный октябрьский день посерел, как акула, и, чудилось, "Охотница" шла прямиком в зубы воющего юго-западного ветра. Берт и Эрик надели плотные шерстяные рубахи, сверху – дождевики и перебрались с мостика под защиту ходовой рубки.

Море наливалось серым хмурым свинцом, всё выше и выше подбрасывая белые шапки пены. Темнело, температура упала почти на 30 градусов. Молнии, сопровождаемые раскатистыми ударами грома, прочертили небо. Начал накрапывать дождик, сначала нехотя, потом сильней и сильней, пока не превратился в сопровождаемый ветром хлещущий ливень. Крадучись, как вороватый уличный кот, приполз туман; тучи над головой почернели.

Стало темно, волны уже достигли 10-ти футов, "Охотницу" жестоко болтало на белопенных валах. Вот левый борт зачерпнул воду, палубу залило водой. Погода быстро портилась, вскоре ветер задул с ураганной силой.

Берт крепко держал штурвал и правил к острову Рождества.

– Вот так влипли, – сказал Эрик.

– Не бзди, Док... Я водил эту крошку и в ураган, и в туман, и в шторм, и она меня ни разу не подвела.

– Без радара?

– Сходи вниз и принеси верёвки. Привяжемся к судну, сделаем штормовой леер – на всякий случай.

– Хорошая мысль...

"Охотница" кренилась и ныряла, вползала вверх на движущиеся горы и скатывалась вниз в пенные долины, но упорно шла вперёд, под защиту Тюленьей бухты. Эрик вернулся с двумя 25-футовыми кусками нейлонового каната, и каждый привязал один конец к себе на пояс, а другой – на утку планширя с левого борта.

– Так-то лучше, Док... Теперь если одного из нас смоет за борт, он не потеряется.

Шхуна, до шторма казавшаяся такой большой и остойчивой, вдруг стала маленькой и хрупкой, и Эрик ежесекундно слышал, как жалобно, на тысячи ладов, скрипели и трещали детали её крепежа и деревянной обшивки.

Время от времени "Охотница" зарывалась носом в громадную волну: попеременно борта исчезали из вида, и морская вода заливала палубу. Водяные горы проносились одна за другой. Устремляясь к небу, шхуна взмывала на пенный гребень, переваливала через него и падала вниз, в кипящее ущелье, зависая носом вниз и открываясь взору до самой кормы. Словно катилась с крутых горок, и всякий раз казался маленьким чудом, когда ей удавалось завершить пируэт, не перевернувшись.

Волны взлетали уже на 20 футов и всё росли, росли; "Охотница" стонала и ныла и черпала воду бортами. Море дыбилось высоко над головой и обрушивалось на ходовую рубку, дикими водоворотами наполняя палубу до самой кормы, шпигаты не успевали справляться, а следующая волна уже закручивалась и опрокидывалась на шхуну холодными вспененными потоками. И в какие-то мгновения казалось: море их уже похоронило.

"Б-У-У-У-М-М-М!" загремел над головой громовой раскат.

– Дует здесь со всей дури, – сказал Эрик.

– А?

Из-за тарахтенья дизеля, рёва ветра и моря слов было не разобрать. Берт старался держать скорость в 10 узлов.

– Я сказал, что здесь свищет от души, – крикнул Эрик.

– Будет ещё хуже, Док. Не успеем вернуться, как поднимется ураган.

Туман сгущался, и Берт вёл судно только по компасу. Проходя мимо острова Дамарискоув, они ещё видели пенящиеся у скалистого берега буруны. Подскакивая и зарываясь во вспученном море, волоча на буксире акулу-чудовище, "Охотница" проследовала мимо.

– Здесь опасные воды, Землекоп. Полно скал и рифов.

– Знаю, и в ясный-то день нелегко обходить подводные камни.

Берт изобразил на пальцах "очко" и улыбнулся. Эрик кивнул в ответ. Берт держался за штурвал и ухмылялся насмешливо и с вызовом.

– Видал я и похуже, Док. Моряк я бывалый. Справляюсь и с поломками, и со штормами-ураганами, и ещё хрен знает с чем кроме тайфуна!

Пока "Охотница" карабкалась на склон волны и скатывалась по другому, её поглотил туман. В глубоком жёлобе между волнами вдруг обнажилась группа голых камней чёрного гранита, однако Берт, раскачиваясь в такт с судном, её не заметил. Эрик скрипел зубами рядом и, отвлёкшись в другую сторону, тоже ничего не видел.

Только было "Охотница" нырнула носом в воду, как раздался оглушительный треск ломающегося дерева, и обоих парней распластало на мокрой палубе друг на друге. Не успели они подняться на ноги, как их отбросило к корме. От обшивки летели щепки, и Берт, головой ударившись о боевое кресло, получил глубокую рану.

– Какого чёрта творится?

– Мы налетели на камень, Док, – крикнул Берт в ответ, пытаясь встать на ноги. Кровь из раны заливала ему лоб, нос, глаза, бороду.