сообщить о нарушении
Текущая страница: 65 (всего у книги 100 страниц)
Быстрый взрывной катаклизм затрагивает только часть популяции, и обратимость популяции высока. Тягучий катаклизм, веками, обращает всю популяцию в новое, устойчивое состояние. Поэтому для обращения популяции в более новое, в ранее небывалое состояние, потребуются тоже – века. Именно поэтому чудь белоглазая устойчиво «не знала оружия». Кстати, все северные народы, живущие рассеянно, а равно кочевые народы в средней полосе (например, казахи) до сих пор отличаются миролюбивостью. О них тоже можно сказать, даже сегодня, что они «не знают оружия». Или вы что–либо знаете о войнах якутов или казахов? кроме того, что через них как сквозь сито то и дело накатывались волны гипотетических завоевателей, причем «гипотезы» эти не стоят выеденного яйца.
Пора переходить к северным кавказцам и чеченцам в особенности. Неимоверная скученность племен и народов, произошедшая на мой взгляд из–за очередного всемирного потопа и удобства спрятаться в горах от нежелательных пришельцев (подробности в других моих работах), заставляла их вечно конфликтовать между собой. Именно поэтому каждому мужчине, достигшему десяти лет от роду, вешали на пояс кинжал. Кинжал же, сам по себе, – вещь генетически мутационная. Он так и просит владельца «обагрить» его кровью. Не будь очередной мутации из–за этого «обагрить», северокавказских народов вообще бы не было ныне на свете, из–за так называемой кровной мести.
И тут начал действовать новый ген, сдерживающий руку с кинжалом. Я много раз замечал, что кавказца далеко не сразу можно вывести из равновесия, хотя и явно видно его недовольство словами или поступками, например, собеседника. Кавказец терпит и ждет, совершая над собой огромное усилие сдерживания, когда перед ним извинятся или прекратят его, например, обижать словами или действием. И если он не видит, не чувствует снижения напряжения, он мгновенно выхватывает кинжал и без разговоров и криков «ура» вонзает его в обидчика. И даже на примере гибели диспетчера «Скайгайт» от руки отца и мужа это видно. Мститель хотел, показав фотографии жены и детей их погубителю, вызвать его на понимание произошедшего с целью извинения или хотя бы сочувствия, но, встретив высокомерие, тут же изрезал диспетчера чуть ли не на куски. Другими словами, кавказец, всегда имея при себе оружие, генетически научился не применять его по–дурацки по первому, смутному движению души. И благодаря именно этому племена выжили. И ритуал унизительной просьбы прощения у родственников за вину убийства без всякого стороннего суда – это тоже действие того же гена предусмотрительности.
Два только что упомянутых северокавказских «гена» мне потребовались только для того, чтобы яснее представить «ген незнания оружия» белоглазой чудью. Среднестатистический относительно древний кавказец носит в себе ген убийства человека, иначе бы он не носил кинжал почти с рождения. Но этот ген имеет ограничение упомянутых генов, действующих только в своей кавказской среде, ибо они именно здесь и родились. Не кавказец к этому отношения уже не имеет, по отношению к нему кинжал не оружие, а всего лишь орудие, наподобие силков для ловли птиц. Точно так же как западноевропейцы не считали всего лишь 150 лет назад, и даже менее, африканцев людьми. Во всяком случае, людьми, равными себе. И именно здесь (подробности в других работах, в основном о Хазарском каганате), создалось племя казаков–разбойников, истории которых мы сегодня преднамеренно не знаем от наших покупных историков.
Однако вернемся к чуди белоглазой. Племена, «не знавшие оружия» как такового, не способны сопротивляться покорителям. Во всяком случае – немедленно. Их легко обмануть, так как они простодушны как, например, «чукча» из бесконечной серии анекдотов. При этом надо иметь в виду, что подавляющее большинство хитростей называются «военными хитростями», которые почти на сто процентов состоят из подлости.
Перейду к гену неизбежности покорности, каковой я только что охарактеризовал, а теперь называю более подходящими словами. Сам ген незнания оружия предполагает как следствие ген неизбежности покорности, ибо только оружие и есть средство противостояния покорности. Нет одного, неоткуда вырасти и другому. Напротив, кинжал за поясом есть средство противостояния покорности. И если кинжал генетически предусмотрен, то и непокорность сидит вместе с ним в соответствующем гене. Или двухсотлетняя война чеченцев за свою свободу не подтверждает это?
По–моему, по самой сути гена неизбежности покорности достаточно слов, надо бы только рассмотреть устойчивость этого гена на протяжении последних столетий. Почему он не только устойчивый, но, кажется, и еще более укрепляется, ибо тот самый «бунт, бессмысленный и беспощадный» по очень информативным словам Пушкина случается на «святой» Руси все реже и реже. Звон шахтерских касок об асфальт прошу за таковой «бунт» не принимать, касками стучат хоть и не нанятые люди, но уж совершенно точно сагитированные и даже отчасти как бы заранее прощенные за это люди. То есть, они отлично знают, что им ничего за это «не будет» серьезного. И сам такой «бунт» вступает в ранг неизбежности покорности понарошку бунтовать. И до «бессмысленности и беспощадности» тут так же далеко, как до Луны.
В укреплении этого гена в народонаселении великой по площади Руси самую главную роль играет так называемая властная «система мер», которым я посвятил примерно половину своих работ. Так что повторяться здесь не собираюсь. Выделю только одну их направленность, которая хорошо сформулирована над воротами концлагеря: «Оставь надежду всяк сюда входящий!»
Какой же ген просыпается от этого лозунга? Уж не ген ли надежды? Он, может быть бы, и проснулся, кабы не был уточнен: «оставь надежду». Что означает: так было и так будет впредь! Однако, надо подробнее, а то собьетесь с толку.
Первоначально, пока ген неизбежности покорности еще не укрепился, еще не прошел естественный отбор в поколениях, притом укрепляемый специально, например рекрутчиной, когда самые непокорные, вернее мутанты с геном непокорности, поголовно направлялись на войну, действовал фактор накопления . И этот фактор особенно заметен у покорных от природы в отличие от покорных по уму так сказать, по осознанию неизбежности покорности.
Даже самая маленькая и безобидная птичка типа воробья кидает на сокола, защищая свое гнездо. Ни при каких иных обстоятельствах она этого не делает, и даже не представляет себе такую возможность. Поэтому «пролетарский писатель» М. Горький применил совсем по–дурацки «безумство храбрых» к соколу. Тогда, как эту штуку надо было применить к воробью в указанных условиях. Только, естественно, это надо называть не «безумством храбрых», а – «храбростью от безумной боли» за своих детей. И это есть накопление боли от постоянного страха, ибо воробей всю свою жизнь боится сокола. И наступил момент, когда накопившаяся боль преодолела страх, а храбрость превратилась в безумную храбрость, храбрость от постоянной и неизменной тоски.
Вот тут и есть корень древнерусского бунта, безумного и беспощадного: покорность не может себя пережить. Только безумным этот бунт был только вначале, пока не накопилось осознание его бесполезности, а вседозволенность спонтанной храбрости обращала его в беспощадный бунт. Потом, раз за разом несколько веков подряд все, как говорится, возвращалось на круги своя, владельцы народов – сверху, а сами народы – снизу, на лопатках. Ген неизбежности покорности проснулся, креп, вмешивался во все остальные нуклеотиды, а целенаправленный естественный отбор (я его называю животноводством) ускорял этот процесс. И теперь как русский народ (чудь белоглазая), так и все остальные народы России стали как шелковые. И голосуют, как надо, и вообще ведут себя «примерно» во всех остальных случаях. Что же касается того, кто их так заставил себя вести, так это у меня – в других работах.
Однако агитаторы от владельцев народов наших этого пока как бы не знают, они как болванчики заклинают: «Хоть бы не было крови! Хоть бы удалось избежать гражданской войны!»
А сами владельцы народа на всякий случай всегда держат наготове самолет с вертикальным взлетом, прямо из–за кремлевской стены. С полными баками керосина.
Докладываю: Слава вашему богу, избежали!
И еще несколько слов. Самая вредная поговорка на сегодняшний день, это – «народ достоин своих правителей». И не только потому, что ее русскому народу русские же правители повторяют чуть ли не каждый день по телевизору, но и потому, что она родилась на Западе, народы какового палец о палец не ударили, чтобы она могла считаться действительной.
Дело в том, что в колыбели нынешней западной демократии – на Севере Западной Европы живут те же самые кельты, что и на Руси под именем чуди белоглазой. И совершенно так же как наша чудь «не знали оружия», несмотря на все историческое вранье о «воинственных германских племенах». И демократию свою указанные западноевропейские кельты не сами выдумали, как считается, а им чуть ли не насильно ее внедрили евреи Моисеева колена под именем древних греков. Так что кичиться этим надо не кельтам, а Моисею. Не будь Моисея, последователи которого в будущую Россию не пошли из–за ее зимних холодов, а направились поближе к Гольфстриму, и у этих много ныне думающих о себе кельтах было бы то же самое сегодня, что и в России. Вот ведь в чем суть. Но для ее понимания надо почитать мои другие работы, например, «Как дело Моисея чуть не погибло».
Для доказательства можно воспользоваться хотя бы примером Наполеона или Гитлера, покорившими всю Западную Европу в считанные месяцы и наведшими там свои, хоть и не одни и те же, но все равно – свои порядки. И сама «колыбель протестантизма», Германия, как миленькая и в полном своем составе подчинилась гитлеризму.
И пишу я это вовсе не из желания обидеть эту «кельтскую колыбель», а только чтобы показать: изнутри людоедский способ правления народом (азиатскую формацию – смотри другие мои работы) невозможно победить. Победить можно только извне. И именно поэтому упомянутый пассаж насчет народа и его правителей суть лишь «красивые слова», не имеющие под собой ни малейшего здравого смысла.
Так откуда у нас взялись варяги?
(Дополнительные доказательства моей теории)
Норманнская теория немецкого теоретика русской истории Миллера считается признанной, особенно русской властью. Отчего и в школе нас учат именно по ней. Про то, как именно нашел Петр I в Кенигсбергской библиотеке «радзивилловскую» летопись нашего историка Нестора я уже писал не один раз. Здесь же только заявляю, что это невообразимая чушь, вранье и подделка. Для этой статьи – это голые слова, хотя они и доказаны в соответствующем месте. Для этой статьи у меня есть новые доказательства, ранее не представлявшиеся.
Начнем с того, что норманн – это северный человек, и только. Не обязательно со Скандинавии, хотя на Западе и считается, что это именно так. Дескать, норманны завоевали не только французскую Нормандию, но и Сицилию. Пусть так, я здесь с этим спорить не буду, хотя в своей книге и посмеялся вдоволь над этой небылицей. И вспомнил здесь об этом лишь потому, что на Руси норманнов дескать называли варягами, которых дескать финно–угорские (русские) лесные дикари позвали «володеть» собою. Как будто в истории есть хотя бы один подобный пример.
Я–то давно знаю, что варяги пришли владеть нами совсем с другой стороны, с юга, и поэтому мне очень смешно, когда я читаю, что – с севера, из Скандинавии. Особенно смешно потому, что ни один народ в достоверной истории не звал иностранцев владеть собою. И потому, что у историков, я думаю специально, вышло – с противоположной стороны, чтоб было как в идиотской загадке о зеленой селедке, висящей в гостиной, и все это, «чтоб труднее отгадать». Я это неоднократно доказал в других своих работах. Теперь то же самое буду доказывать другим методом.
Известно, что любой язык меняется каждые пятьдесят лет до неузнаваемости, но это не касается корней слов. Это примерно как в моде на одежду: штаны остаются штанами, платье – платьем, но вот детали на них – как галька на пляже: нет двух одинаковых. Поэтому исследовать корни слов в сочетании с «гальками» – одно удовольствие, но и не только: познавательность важнее.
В русском языке гласные «а» и «о» в корнях слов менялись местами чуть ли не каждый день, пока ушлые грамматики не утвердили их в законодательном порядке строго для каждого слова, причем сделали это без какого–либо исследования, а просто «по своему вкусу». Примерно как анекдотический старшина роты с «коридором образования», сказавший своему подчиненному солдату–десятикласснику: «Пока я здесь старшина, ложка будет называться ляминивой».
Итак, начнем со слов: вор – ворон – город Воронеж, рек – Ворона, Воря и Ворскла. Во всех этих словах один и тот же корень. Но, откуда он взялся, пока – тайна. Хотя, если жить в деревне, то нельзя не знать, что вороны живут всегда вблизи жилья и воруют цыплят. И вообще все воруют, что плохо лежит. Я бы даже заметил еще одну особенность этой птицы. Она всегда делает вид, что не видит ни вас, ни то, что хочет украсть, смотря искоса. Но, об этом надо спросить орнитологов, они подтвердят. То есть, я хочу сказать, что птица эта примерно как шпик в сером костюме, которого все узнают с первого взгляда, но делают вид, что не узнают. И он сам делает вид, что такой же зевака, как вы сами: совершенно бесцельно тут болтается. Поэтому вор и ворон недаром имеют один и тот же корень. Вопрос только в том, кто первый этот корень получил? Оба разом, наверное: «ворон крови ждет (зырит)», «ворон – к покойнику».
Возьмем у В. Даля слово «ворано», то есть архаическое – очень рано. И я вас сразу же спрошу: когда самый крепкий сон? Именно в это время, перед рассветом, на исходе ночи. А разве плохо в это время воровать? Вот и получилось это слово. Но, так как народ, особенно малограмотный, страшно не любит длинных слов типа ромбододекаэдра, то ворано (воровское время) и стало просто рано.
Но вор обозначало в старину не только человека, совершающего простое воровство, тайное хищение. Воровство есть кража, и воровство есть – мошенничество, даже древний закон различал их оттенки согласно В. Далю. Например, воровской лист – возмутительное объявление, призывающее к возмущению. Ворами же называли мятежников, например, Пугачев – вор в официальных документах, хотя он ничего не воровал в первом понятии этого слова. Другими словами вор расширяется, а может быть, и является первоначальным смыслом слова вор, то есть открытого воровства, именуемого сейчас разбоем.
Особенно хорошо эту двойственность понятия слова вор видно на примере слова ворковать. В. Даль это довольно хорошо толкует: «ворковать о голубях, нежничать вкрадчиво, льстиво. А также в смысле ворчать (южное), изъявлять неудовольствие бормотанием». Но, бормотание, по–моему, это не совсем то, что мы сегодня под бормотанием понимаем (сквозь зубы, неотчетливо ругаться). За такое бормотанье в ранних веках можно было понимать иностранную, непонятную речь, обращенную говорящим не к собеседнику, а к самому себе. Например, когда казаки–разбойники ловят по лесам «чудную» чудь, «не знающую оружия». Для таких обстоятельств весьма подходит слово «ворваться». Объяснять его не буду, вспомните, как в газетах пишут: «ворвались люди в черных масках с автоматами наперевес». Главное не забудьте про корень «вор».
Наоборот, слово воробей – почти домашняя (domestica) птица в отличие от ворона–разбойника занимается хоть и наглым воровством, но без разбоя, убегом, вернее, улетом: «повадился вор–воробей в конопельку». И почти с нежностью: «старого воробья на мякине не проведешь». Но, мне все–таки надо приблизиться к казакам–разбойникам.
Вот, например, пословица: «лучше воровать, чем торговать». Или: «кто чем торгует, тот тем и ворует». Заметьте, ведь не сказано же: лучше воровать, чем добывать, то есть производить. В те далекие времена торговля была почти то же самое, что ныне работа программиста или банковского служащего – редкая профессия. Ибо люди жили натуральным хозяйством и торговля для них была таким же редким событием как, например, празднование 300–летия Петербурга. А я доказал в других своих работах, что торговля, осуществляемая торговым племенем всегда соседствовала с разбоем этого же торгового племени. Поэтому вполне согласуется с логикой, что пословица нам попала от хазар. Тем более что вторая пословица прямо это подтверждает.
В других своих работах я довольно четко разъяснил, что такое древнейшая игра в казаков–разбойников. А вот еще одна столь же древняя игра – игра в ворона, при которой «мать» прикрывает «детей», а «ворон» их хватает. Я думаю, что сия игра не от цыплят произошла, а – от людской жизненной ситуации.
