Текст книги "Когда закон бессилен"

Автор книги: Борис Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

– Ваш отец, Валентина Ивановна, – словно не заметив этого, ровно продолжил Призрак, – отправляет Адама в Саратов узнать, что известно о случившемся милиции.

– Этот носатый в большом доверии у папани, – зло заметил Фреди.

– Примите добрый совет, Федор Иванович, – спокойно обратился к нему Призрак, – исчезните на некоторое время из столицы. Потому что…

– Запомни, – раздраженно перебил его Фреди, – Федором меня называет только отец. Остальные зовут Фреди.

– Я вам больше не нужен, Валентина Ивановна? – спросил Призрак. Когда он вышел Валентина подошла к брату:

– Андрей дал хороший совет. Если ты будешь здесь, отец сможет тебя раскусить. Не думаю, чтобы ради дела с Касымом он решит пожертвовать сыном, – ее голос и. глаза говорили обратное, – но все же тебе действительно лучше уехать на некоторое время. Кстати, я не видела Штангу. Где он?

– Убит, – опустив голову, буркнул Фреди. – Но мы из машин костер устроили, – опередив возмущенно открывшую рот сестру, добавил он. Личность установить не удастся. Я в этом уверен.

– Отправляйтесь на дачу! – сердито проговорила Валентина. – Через пару дней я приеду. К тому времени наверняка что-то выяснится. Тогда мы и решим, как быть.

Войдя в купе, Граф поздоровался с молодой женщиной:

– Добрый вечер, я ваш временный сосед. Надеюсь, возражений-не будет?

– Здравствуйте, – женщина спокойно посмотрела на него. – Возражать я не буду, хотя бы потому, что вы мой временный сосед.

– С детства терпеть не могу умных, ироничных женщин, – пробормотал Граф.

– Что? – спросила она.

– Это по-китайски, – громче сказал Граф. – Я иногда так говорю, чтобы язык не забывать.

– Вы говорите по-китайски? – женщина посмотрела на него с явным интересом.

«Не приведи Господи – вдруг она базарит по-китайски?» – мысленно ужаснулся Граф, а вслух ответил:

– Не так, как хотелось бы, но объясниться с китайцем без разговорника могу.

Ответить Графу помешал вошедший в купе рослый молодой мужчина в элегантном костюме.

– Здравствуйте, у меня седьмое место.

– Привет, – женщина улыбнулась.

– Салют, – недовольно буркнул Суворов. Что– то не понравилось ему в вошедшем. Тот легко забросил рюкзак наверх и сел.

– Вы до Москвы?. – спросил он женщину.

– Билеты, – в купе вошла проводница. – Постель все брать будут?

Упершись воспаленными глазами в угол, Волошин что-то беззвучно шептал.

– Бабоньки, – мать Дмитрия подошла к группе женщин в черных платках. – Что с Митькой-то делать? То пьет денно и нощно, то, как глупый, уставится в стену и бормочет чего-то. А как на кладбище снесли Сашку с Зинкой, – вздохнув, прижала концы платка к повлажневшим глазам. Он навроде бешеного сделался. Все ночь напролет по двору хаживал. Я ему говорю, мол, поезжай домой-то. Квартиру, чай, обворуют. Ведь он со пчелами уже три года. Сашка ковров накупила, телевизор новый, холодильник.

Здравствуйте, – к женщинам подошел Валерий.

– Дмитрий Сергеевич где?

– В доме он, – явно обрадованная его появлением сказала старуха. – Иди к нему. А то, боюсь, он умом тронулся.

Парень быстро пошел к дому.

– Испереживался весь, – посмотрев ему вслед, заметила одна из женщин.

– Любил, знать, Зинку-то, – вздохнула другая, – а она его к себе не особо подпущала. Ведь он милиционер, лейтенант. Только с училища приехал.

– Говорят, уходит из милиции-то, – сообщила где-то услышанную новость третья.

– Здравствуйте, дядя Дима, – входя, поздоровался Мягков.

Вспомнил я! – воскликнул Волошин. – Все время у меня перед глазами это стояло. Когда я с пасеки уезжал, то через старую дорогу поехал. И там, где машины горели, как раз у этого места «жигули» видел. Номер еще интересный. Как раньше водка стоила. Три шестьдесят два. И еще две цифры. Их сейчас заместо буквенных обозначений ставят. Две семерки.

– Московский номер, – сказал Мягков.

– Вот я и думаю, – Волошин– возбужденно заметался по горнице, – может, они чего видали! Надо в Москву ехать, найти их и спросить. Может, чего видали, – он с надеждой посмотрел на парня.

– Вы номер точно запомнили? – подстраховался Валерий.

– Точно. Я говорю тебе – цена водки в то время, когда я выпивать начал, три шестьдесят два была. И две семерки. Правда, про цвет не скажу, сумерки были. Но номер точно запомнил.

– Я сегодня запрос сделаю, – немного подумав, сказал Валерий. – И про то, что лучше самим поехать, вы правильно решили. Сейчас с милицией откровенничать не любят. Даже если и видели что-то, не скажут.

– А ты, говорят, из милиции уходишь? – спросил Волошин.

– Пока в отпуске, – поморщился парень. – Я рапорт подал. Меня вызвали и говорят: подумай, вот и отправили в отпуск. – Порывисто отвернувшись, неожиданно всхлипнул. – Я бы все одно ушел. Зина говорила, что за милиционера не выйдет.

– Я знаю, – кивнул Дмитрий, – она мне говорила.

– А буквы вы не помните? – спросил Мягков.

– Нет, – Волошин покачал головой. – А чего? Номер-то я помню». И две семерки. Сам говоришь, московские номера.

– Так-то оно так, – хмуро сказал Валерий, – но, бывает, номера и цифровое обозначение совпадают, а буквы не те. – Да все равно надо поговорить с ними. Может, чего видели. – Он выудил из-под стола начатую бутылку водки.

– Дмитрий Сергеевич, – несмело проговорил Мягков, – вы бы не пили. Ведь понимаете…

– Да понимаю я все, – наливая полстакана, вздохнул Волошин. – Но и ты вникни. Страшно это. Вдруг остаться одному. Я же никогда не жил один, – горько признался он. – Сначала с родителями, потом институт кончил, женился. Я обыкновенный смирный человек. Даже в детстве почти не дрался. А когда Саша женой стала… – зажмурившись, он потряс головой. – Она знаешь, каким человеком была. Я ведь и не пил, – Волошин поднял стакан, посмотрел через него на свет. – Дочь родилась. Потом все в один миг сломалось. Я говорю про привычный уклад жизни советского человека. Союз нерушимый республик свободных в один миг перестал существовать. Кругом начали делать деньги. Нет, – Дмитрий покачал головой. – Я, конечно, понимаю: сейчас всем дали возможность показать, кто на что способен. Я же инженер, – прервавшись, он сделал глоток. Выдохнул, подцепил вилкой надкусанный огурец. – Меня до сих пор во всякие кооперативы приглашают. Я отличным автомехаником был. – Волошин допил водку. Перевел дыхание, зажмурился.

– Почему был? – возразил Валерий. – Вы и сейчас…

– Сейчас я один. И я боюсь! – неожиданно воскликнул он. – Понимаешь ты? Боюсь возвратиться к себе в квартиру. Ведь там все, абсолютно все, будет напоминать о Сашеньке и Зине! – со слезами на глазах, задрожавшей рукой налил водки. – И я хочу увидеть лица тех, кто убил жену и дочь, – тоскливо прошептал он. – И спросить: зачем? Почему вы убили их? Господи! – вскинув вверх голову, выдохнул он. – Как же мне быть? – В его громком голосе Мягков расслышал горестную печаль, а не ненависть.

– Я сегодня же сделаю запрос в Москву, – торопливо сказал он. – У меня друг в ГАИ. Он все выяснит так, что об этом никто не узнает.

– А как ты с Зиной познакомился? – тихо спросил Волошин.

– После армии – я во внутренних войсках служил, в группе захвата. Когда демобилизовался, приехал к бабушке в Саратов, прописался там. А куда работать идти, не знал. Вот мне и предложили в милицию. А во время службы я видел уголовников, убийц, насильников и прочую сволочь. И, даже не раздумывая, согласился. Меня отправили в школу милиции. Получил лейтенанта, вернулся. И как-то на дискотеке и. встретил Зинку, – видимо, осознав, что говорит об убитой девушке, которую любил, горько улыбнулся. – Она сначала не знала, что я работаю в милиции. Мы начали встречаться. Потом сказал ей. Думал, она поймет, что я делаю нужное и опасное дело. Но нет, – Валерий усмехнулся. – В общем, поссорились мы. Правда, потом, совсем недавно, помирились. Она мне условие поставила: хочешь, чтобы я с тобой была, уходи из милиции. И я ушел бы, потому что другой такой, как Зина, больше не встретил бы.

– Это точно, – согласился Дмитрий. – Как говорится, во все щели свой нос совала. Я ей говорил – оторвут тебе его как-нибудь. Все смеялась. Обещала нарожать мне внуков, – с доброй улыбкой закончил он. И вдруг, осознав, что все это только воспоминания, замычал и уткнулся лицом в стол.

– Я прошу вас, – Валерий взял бутылку, – не пейте.

– Поставь! – заорал Волошин. – Или ты меня, может, на сутки или в вытрезвитель как алкаша загребешь?! Мент поганый! – вспомнив слышанную где– то фразу, он вызывающе уставился на парня. – Забери меня! За оскорбление. Сволочь! – словно отдав все силы вспышке злости, снова бессильно ткнулся лицом в руки.

– Зачем вы так? – тихо сказал Валерий и, сгорбясь, медленно пошел к двери.

– Чавой-то он тама? – встревоженно спросила встретившая его в дверях старуха.

– Плохо ему, – сумрачно произнес Валерий. – Очень плохо.

– Так чаво делать-то? – всплеснула она руками. – Ведь он теперича будет пить и пить. Пчел-то, чай, всех разволокли уже. И квартиру разворуют.

– На пасеке дядя Степан, – услышав ее, отозвался Волошин. – Он присмотрит за ними. А квартира… – безразлично добавил он, – хрен с ней, с квартирой. Мне теперь все равно. А ты вроде как прогоняешь меня, мать? – пьяно спросил он.

– Христос с тобой, – сердито откликнулась она. – Как же я могу сына прогнать?

– Зайдешь к Зяблову, – наказал Иван Степанович Адаму, – отдашь ему это. У него с милицией хорошо повязано. Не со всеми, но узнать может. Пусть узнает, что там известно о сгоревших автомобилях. Меня интересует все. Мне не звони. Как только получишь информацию, немедленно возвращайся. И скажи Зяблову, что, вполне вероятно, может начаться война с казахами. Всё… Иди. – Угреватый шагнул к двери.

– Подожди, – остановил его голос хозяина, – возьми с собой пару парней из команды Призрака. Если там есть какие-то свидетели, пусть ребята поработают. Да, что там насчет этого крутого?

– Пахомов вам сразу же сообщит, – ответил Адам.

– И еще, Богунчик, – строго произнес Степаныч, – Никакой самодеятельности. Во второй раз я этого тебе не прощу! – в его голосе звякнул металл.

Угреватый испугался. Если хозяин обращается, по фамилии, значит, это строгое и последнее предупреждение.

– Иван Степанович, – заискивающе сказал Адам. – Я тогда просто хотел заполучить ценного информатора.

– И чуть не угодил за решетку за дачу взятки, – насмешливо продолжил за него Степаныч. – Нужно быть просто бестолочью, чтобы попытаться купить опера с Петровки! И помни, что я сказал!

– Если ты рассчитываешь, что сможешь прогулять долго, – усмехнулся майор милиции, – то ошибаешься. Ты у нас одно время вот где сидел, ребром ладони он провел по горлу. – Будь моя воля, Граф, я бы тебя без суда и следствия расстрелял!

– Я Богу пару свечей поставлю за то, – ответил сидевший перед ним Граф, – что нет у тебя этой самой воли.

– Ба! – весело удивился вошедший в кабинет поджарый мужчина в штатском. – Какие люди! Неужели сбежал и пришел с повинной?

– Освобожден по помилованию, – протягивая ему справку, недовольно сказал майор. – В столицу приехал на жительство. Ему здесь мать Фомича квартиру оставила.

– А знаешь, – усмехнулся поджарый, – с одной стороны, я даже доволен – не придется мне за тобой по всей России раскатывать. Здесь-то мы тебя живо спеленаем.

– Мечты, мечты, – Суворов улыбнулся, – где ваша сладость. Знаете, господин-товарищ-барин, – весело сказал он, – имею удовольствие разочаровать вас. Я приехал в златоглавую только для того, чтобы продать свою, завещанную мне Марией Павловной Фомич квартиру. Потому что с деньгами у меня сейчас крайне плохо, – вздохнул он. – Те сбережения, которые я оставлял на черный день – ведь пенсию мне, увы, платить не будут, – пропали. Реформа денежная, мать ее за ногу!

– Значит, был курок-то? – с интересом спросил поджарый. – Все-таки, Граф, это ты взял кассира на Вологодчине.

– Боже упаси, – засмеялся Суворов. – Просто так, кое-что наскреб на черный день. И вот теперь меня постигло крайнее разочарование. И знаешь, начальник, если бы не квартира, за которую я могу выручить неплохие деньжата, я бы уж вам пару сюрпризов оставил. Правда, года не те, – он развел руками. – Но, как говорят герои американских боевиков, еще в норме.

– А ты, говорят, перекрестил подошву правой ноги, – внимательно глядя на него, сказал поджарый.

– Вот это я понимаю – работа, – с уважением отметил Граф. – Все знаете. Это, наверное, опер, сука, настучал. Телеграмму отбил или по телефону? – спросил он.

– Как со здоровьем-то? – ушел от ответа поджарый. – В прошлый раз тебе крепенько досталось. Но, знаешь, ты все-таки хоть и бандит, но мужик. Другого только раз по уху съездишь – прокуратура замучает. А тебя ведь…

– Забыто, – улыбнулся Граф. – Тут расклад простой. Я ведь не карманник, который при аресте боится вам мундир испачкать. Просто если бы тогда я успел ствол достать, кто-то из вас покойник был бы. Хоть и брали вы меня ни за что. Но хрен его знает, – Суворов усмехнулся. – Поэтому вытащи я тогда ствол, стрелял бы. Ведь группа захвата не мальчики с водяными пистолетами. Так что хоть вы и покоцали меня прилично, понять можно. А вот когда такой боров, – он кивнул на майора, – до печенок обидно.

– Ты это! – строго прикрикнул майор. – Не особо здесь…

– В общем, все, – поднялся Граф. – Беседа прошла на высоком интеллектуальном уровне. Вы сказали то, что должны были сказать. Я выслушал. Сделал выводы и посему арриведерчи.

– Шеф, – ворочая квадратной челюстью, проговорил Носорог, – звонят.

– Слышу, – сердито отозвался Степаныч, – не глухой. – Четырежды пропищав, сотовый телефон умолк. Едва он засигналил снова, Степаныч взял его. Не называясь, выслушал звонившего. Кивнул, будто тот мог видеть его. – Позови Валю, – приказал он Носорогу.

– А я как раз к тебе, – входя, сказала Валентина. – В чем дело?

– Если тебе действительно нужен уголовник, про которого мы говорили, то ты можешь найти его на шестнадцатой Парковой, дом восемнадцать, квартира двадцать четыре.

– Но, отец, – недоуменно проговорила она, – мы же договорились, что сначала с ним переговоришь ты. Подумай сам, как я буду с ним говорить? Мол, дочь Ивана Степановича Редина желает предложить тебе дело. С чего мне начинать?

– Ну хорошо, – недовольно согласился он. – Я пошлю за ним кого-нибудь. Только не сейчас. Звонил Пахомов и посоветовал хотя бы неделю с ним не контактировать. Суворов под наблюдением милиции. Ни к чему сыскарям знать о моем интересе к атому бандиту. И еще одно, – он изучающе посмотрел на дочь. – Ты можешь сказать мне, зачем именно понадобился тебе этот уголовник? Я помню наш разговор, – заметив, что дочь хочет что-то сказать, опередил он ее. – Но, подумав, решил, что все это могут сделать парни Призрака. Так что давай говорить начистоту.

– Ладно, – немного помолчав, сказала она. – Я хочу, изъять коллекцию перстней у твоего знакомого Растогина.

– Павла Афанасьевича? – удивился Редин. – Я что-то не припомню, чтобы он когда-либо собирал нечто подобное.

– Я знаю это точно. Когда он был хранителем музея в Смоленске, ему удалось украсть несколько дорогих перстней. И сейчас, когда он собирается переехать в Израиль, он хочет переправить их туда.

– Но, Валя, – он удивленно расширил глаза, – Павел Афанасьевич мой деловой партнер и даже, можно сказать, друг…

– В чем ты сам не уверен, – перебила его дочь. – К тому же я хорошо помню твои слова: чем крупнее сумма, тем меньше должно быть друзей. А кроме этого, – она усмехнулась, – Растогин – уже прошлое. Ведь не будешь ты с ним вести какие-то дела. Я слишком хорошо тебя знаю, папа, границы бывшего Союза ты нарушать не будешь. А тем более сейчас, – Валентина засмеявшись, – когда Россия вот-вот станет полноправным членом Интерпола.

– Валентина! – строго прикрикнул на нее отец. – В конце концов, это просто нечестно. Я запрещаю тебе даже думать об этом!

– Ты согласишься со мной, если выслушаешь, – она улыбнулась. – Во-первых, дача Растогина прекрасно охраняется. Ведь здесь остается его младший брат. А это значит, что схватка просто неизбежна. Всех наших боевиков охрана Растогина знает. А нападут на них уголовники. Это во-вторых. Ты ведь сам давно хотел поставить не место эту так называемую стреляющую публику, которая не дает покоя ни милиции, ни коммерсантам, ни нам, наконец. Ведь сейчас все районы Москвы контролируются людьми вроде тебя.

– И что? – не понял Редин.

– А то, что Граф весьма популярен среди этой стреляющей братии. На дачу вместе с ним пойдут еще несколько человек. А это будет означать, что уголовники объявили войну группировкам организованной преступности и с ними, надо кончать! Ведь Павел Афанасьевич – личность значительная. Именно он создал несколько отмывающих деньги банков. Интересно, – Валентина задумчиво посмотрела на отца, – кому он все оставит? Что не брату – точно. Тот погряз в своем грязном бизнесе. Девочки по вызову, – она рассмеялась.

– А знаешь, – одобрительно посмотрел на нее отец. – Ты права. Я имею в виду вторую часть.

– Что?! – поразился Граф.

– Платишь за то, что воруешь?! – Удивленно посмотрев на сидящего напротив худощавого седого человека, рассмеялся.

– Конечно, – криво улыбнулся тот, – тебе весело. А посмотрел бы я, как бы ты балдел, когда к тебе шестеро амбалов подвалят и так ласково предупреждают: если не будешь отстегивать по лимону в неделю, на лекарствах больше потеряешь. И демонстративно карандаши дверью ломают. А без них, – он вытянул длинные тонкие пальцы, – мне хана. Сам знаешь – порой ноготь чуть больше отрастет, и все.

– Ну, Пианист, – продолжая хохотать, Суворов помотал головой, – насмешил ты меня. Кто они есть-то? Юные друзья милиции?

– Да так, ребята с нашей улицы, – Пианист вспомнил название популярного в свое время кинофильма – рэкет или что-то вроде.

– На кого работают? – уже серьезно спросил Суворов.

– Я же сказал – сами на себя! – разозлился Пианист.

Граф внимательно посмотрел на него:

– Что же ты ни к кому не обратишься? Ведь это гольный беспредел!

– К кому? – усмехнулся Пианист? – Это молодняк с каменными кулаками себе работу с ходу найти может. Или такие, как ты…

– Ты меня за баклана держишь? – прервал его Суворов.

– Да нет… Я говорю – такие, как ты, для кого чужая жизнь не имеет цены…

– Хорош! – резко прервал его Граф. – Наслушался параш, что я подельников, как бабочек, хлопаю

– Да нет, – запротестовал Пианист. – Я не то имею в виду…

Допив пиво, Граф встал.

– Короче, так. Поехали к тебе, потолкуем с этими крутыми, – он презрительно улыбнулся.

– Ты это, Граф, – испуганно забормотал Пианист, – как-нибудь без меня. И вообще, – совсем растерялся он, – может, как-то по-другому можно? Ведь они, бакланы хреновы, потом меня…

– Лады, – кивнул Суворов. – Я сначала узнаю, кто там рулит, а потом видно будет. Ну, пока. – Подозвал официанта, отдал деньги, вышел и сел в такси.

– Его нет, – сказал в сотовый телефон широкоплечий парень.

– Жди, – услышал он повелительный голос. Редина.

– Сколько его ждать-то, – положив телефон, недовольно пробормотал парень.

– А ты у шефа спроси, – хрипло бросил водитель.

– Ага, – поддержал его шутку парень с заднего сиденья, – он тебя Носорогу отдаст, и тот на тебе свои захваты отрабатывать будет. Я видел раз, когда он ёще боевиком был. У него это классно получается – прижмет к плечу шею, руку согнет, и все. Дышать больше не будешь.

«Черт возьми, – быстро шагая по мостовой, раздраженно думал Граф. – Сказал бы сразу дом восемнадцать. Так нет – строю из себя. Может, еще и номер квартиры назвать нужно было, – он усмехнулся. По-моему, стоящая у подъезда тачка привезла гостей ко мне. Впрочем, на кой черт я понадобился легавым? Ведь я пока чист. Скорее всего решили устроить шмон. Тогда придется подождать. Ствол потянет– лет на пять. К тому же эксперты докажут, что им пользовались дважды. На Вологодчине и в сберкассе в Ярославле. Лады, – он достал сигареты. – Перекурим это дело.

– Слышь, Фреди, – выщелкнув окурок в окно, недовольно спросил Игла, – сколько мы здесь сидеть-то будем? Твоя сеструха что-то затеяла. На кой черт ты ей «зеленые» отдал? Мы же их взяли! Она…

– Завянь Костик, – лениво бросил Пират. – Если бы не Валька, казахи с нас уже кожу спускали бы. Или Степаныч приказал бы Носорогу нам бошки пооткручивать.

– Но здесь торчать тоже не по кайфу, – поддеру жал Иглу вошедший Гайдук. – Надо хотя бы баб приволочь. А то как монахи.

– Вот что! – заорал Федор. – Будете сидеть тихо, как мыши! И столько, сколько нужно! Вы, деревянные, – вскочив, метнулся к заставленному пивными банками бару, – отец и с вас, и с меня шкуру спустит, если узнает, что мы перехватили «зеленые». Ведь это его бабки! Их за оружие ему везли. Он коридор до самой Москвы оплатил. Вы, черти, даже; представить не можете, что он с нами сделает, когда узнает!

– Ну тебе-то, наверное, бояться особо не приходится, – насмешливо заметил Гайдук. – Папуля простит заблудшего сыночка. Ну, пошалил Феденька немного.

– Хорош! – подскочил к нему Федор. Он сильно ударил Гайдука ногой в живот. Гайдук широко открыл рот, обхватил руками солнечное сплетение и согнулся. Сложенными в замок руками Редин ударил его по шее. Гайдук молча рухнул на покрытый толстым ковром пол.

– Падлюка! – третьим ударом разбивая ему лицо, крикнул Федор. Подскочивший Пират с коротким гортанным криком высоко подпрыгнул и с силой ударил обеими ногами Гайдука по голове. Из пробитого виска хлынула кровь.

– Ты тоже думаешь, что отец простит сыночка– шалуна? – Федор тяжелым взглядом уставился на Иглу.

– Да я не то совсем говорил, – отшатнувшись, испуганно пролепетал тот.

– Смотри у меня, – процедил Федор.

– Куда его? – пнув мертвое тело, спросил Пират,

Федор брезгливо отвернулся:

– Внизу подвал холодный. Пока туда. Помоги ему! – заорал он Игле. Мотнув длинными жидкими волосами, тот бросился к Пирату, ухватившему за ноги Гайдука.

– Да у вас тут разборы! – раздался веселый мужской голос. Федор испуганно дернулся, прыгнул к письменному столу и достал пистолет.

– Был бы я мент, – насмешливо проговорил стоявший в дверном проеме Призрак, – ты бы уже пулю слопал.

– Что здесь произошло? – спросила вошедшая. Валентина.

– Да этот придурок из себя начал крутого строить! – воскликнул Федор. Равнодушно взглянув на убитого, Валентина усмехнулась:

– По-моему, ты уже потерял половину своих друзей. Штанга тоже из себя крутого строил? – насмешливо поинтересовалась она.

– Да ты что?! – возмутился брат. – Яшку убили те, из «джипа»!

– По-моему, отец о чем-то догадывается, – ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла она. – Сегодня Адам уехал, в Саратов. Там у отца хороший знакомый, у которого прекрасные связи в милиции. Поэтому я и приехала. Если ты что-то от меня скрыл, – она угрожающе посмотрела на брата, – то выпутываться будешь сам.

– Сам? – ехидно переспросил Федор. – Ну что же, тогда я расскажу отцу правду. Ведь я не мог знать дороги, по которой казахи повезут деньги за оружие. А уж то место, где мы их кончили, тем более. Там глушь. И я не уверен, что их…

– Обе машины нашли почти сразу, – опередила его Валентина. – Милиция уже знает о нападении. И Касым знает. Приезжал Дервиш. Вам-то это известно. И я спрашиваю еще раз: кроме нападения на казахов, вы ничего не натворили?

– Я же говорил, что нет! – воскликнул Федор.

– Скажи ей про пасеку, – негромко посоветовал Пират.

– Что за пасека? – спросила Валентина.

– Да когда мы этих сделали, – бросив на Пирата угрожающий взгляд, процедил Федор, – один рванул, за ним Пират и Игла бросились. Гайдук в ногу ранен был. В общем, они его кончили, а девка одна видела. Мы метров двести по дороге в ту сторону проехали – пасека. Ульев, наверное, двадцать. И вагончик. Там их двое было – деваха эта и женщина, сестра старшая или мать, – он замолчал.

– И что? – требовательно спросила Валентина.

– Убили мы их, – глухо проговорил Пират. – Ночевали там же, в вагончике. Утром уехали.

– Вы хоть протерли там все? – с усмешкой спросил Призрак.

– Не дети, – огрызнулся Федор. – Все начисто вытерли. И с километр следы от колес заметали.

– Как в Москву возвращались? – спросил Призрак.

– А ты чего?! – заорал Федор. – Следователь?!

– Ты отвечай, когда спрашивают! – прикрикнула на него сестра.

– Мы проселочными дорогами на Байчурово вышли, – сказал Игла. – Это уже Тамбовская область. Через Борисоглебск на Воронеж. Оттуда через Тулу на Москву.

– Правильно сделали, – отвечая на взгляд Валентины, одобрительно заметил Призрак. – ГАИ где-нибудь останавливала? – спросил он.

– Около Тулы, – ответил Игла, – мы ее ночью проезжали.

– А стволы где? – Призрак перевел взгляд на Федора.

– Из которых стреляли по «жигулям», – ухмыльнулся он, – в «джип» сунули. И наоборот.

– Баб как убивали?

– Ножами, – поморщился Федор. – И топором несколько раз. Старшая чуть ему, – он кивнул на Пирата, – череп не прорубила. Да все там тихо будет, – успокоил он сестру, – мы все проверили. Рядом никого нет. Деревня ближайшая в семи километрах. Баб этих, наверное, долго не хватятся. – Он взглядом предостерег пытавшегося что-то сказать Пирата.

– Говори! – заметив это, Валентина строго посмотрела на Пирата.

– У них продуктов почти не было – сказал он, – и вода только в чайнике. Там следы от тачки свежие были. Я говорил, подождать нужно было. Он не захотел, – Пират кивнул на Федора.

– А чего ждать-то? – Федор пожал плечами. – Пока мусора найдут?

– Вообще-то, если все так, как говорят, – успокоил Валентину Призрак, – никто ничего не узнает. Но я тебе сразу говорил, нужно было…

– Да если бы кто-то из твоих уехал, отец сразу связал бы все воедино! – воскликнула она. – Ведь ты знал дорогу, которой повезут деньги. Почему он послал в Саратов Адама? Да потому, что наверняка думает: ты, а следовательно, и я к нападению на казахов как-то причастны.

Тогда самое лучшее, – усмехнулся Призрак, – отдать деньги ему.

– Сейчас этого делать не надо, – возразила Валентина, – а после возвращения Адама посмотрим.

– А нам что? – вспылил Федор, – так и сидеть здесь?

– Для вас это сейчас самое лучшее, – сказала Валентина, – потому что отец в гневе может не пощадить даже тебя. А уж о них и говорить нечего, – Игла и Пират быстро переглянулись. – Вот вернется Адам, узнаем, что он ему скажет, и тогда решим, что лучше.

– Чтобы вы весь срок на параше сидели! – зло процедил Граф. – Сидят, как в ожиданий невест, сучата! – Он стоял у дома уже почти час. Сидевшие в иномарке трое – это он понял по огонькам сигарет – похоже, и не думали уезжать. «Кто же? – пытался понять Суворов. Что это не менты, он понял по тому, что в машине курили. Легавые ведут себя по-другому. – Кому же я понадобился?» – прошептал Граф. Не найдя ответа, выругался. Он терпеть не мог неизвестности. Посмотрел на часы и, прикидываясь пьяным, пошатываясь, пошел к подъезду.

– Здорово, Граф! – раздался хриплый голос.

– Хрипатый? – удивленно остановился Граф.

– Признал? – из машины вышел водитель.

– Какого тебе надо? – недовольно спросил Граф.

– С тобой побазарить желает один человек, – парень подошел и протянул руку. – С освобождением. Лихо тебе масть стрельнула, – он улыбнулся – Почти половину хозяину оставил.

– Ты ради этого меня ждал? – демонстративно суну руки в карманы джинсов, насмешливо поинтересовался Суворов.

– Да нет, – не обиделся Хрипатый. – Я же сказал – с тобой хочет…

– Время для разговоров позднее, – перебил его Граф. – К тому же я под градусом. Так что подкати завтра часиков в одиннадцать. Проснусь – выйду. – И, не обращая на Хрипатого внимания, спокойно пошел в подъезд.

– Чего он, сука, кочевряжится? – из машины выскочил широкоплечий малый.

– Все, Боцман, – открывая дверцу, бросил Хрипатый, – отбой. Шеф приказал просто предложить ему разговор и сообщить реакцию.

– Так, – не включая свет, Граф подошел к окну кухни. – Кому-то что-то от меня потребовалось. Интересно, кому? – Увидев., что машина уехала, щелкнул выключателем.

Хрипатого он знал давно. Они вместе прошли через ад советского детдома. Вполне возможно, что где-то и были вполне приличные детские дома, но у них директриса была сущая ведьма. Наверное, поэтому и штат воспитателей подобрался такой же. Граф неожиданно добро улыбнулся. Из всех своих школьных лет он с теплотой вспоминал классную руководительницу пятого класса, когда жил уже в третьем детдоме. К Валентине Анатольевне он привязался. Ради нее не хулиганил как обычно, не дрался с сынками из приличных семей. Она, может, неосознанно давала ему то, чего Виталий был лишен, – материнскую любовь, нежность. Она часто забирала его к себе… Граф прогнал воспоминания, он знал, что от них становится добрее, и это иногда здорово мешало жить. «Кто же прислал тебя, Жора?» – мысленно обратился он к Хрипатому. Виталий получил первый срок за драку и неожиданно встретил Жорку в колонии строгого режима, где тот отбывал срок за вооруженное ограбление ювелирного магазина. При задержании пуля милиционера чиркнула по горлу. Так он стал Хрипатым. И мало кто помнил, что зовут его Георгий Баркин. Хрипатый стал лидером в уголовной среде. Когда Виталий встретил своего детдомовского друга, тот уже был козырным фраером. Виталия за его изысканно-грубоватую речь и фамилию, которую ему дали в детдоме, прозвали Графом. Его безупречное по уголовным канонам прошлое – не был комсомольцем, не служил в армии и так далее – позволили стать на одну ступень с Хрипатым и его дружками. Все знали, что Граф трижды срывался с ментовского крючка. Но Виталий еще в следственной камере решил не искать себе лавров авторитета. И поэтому в колонии жил, как всегда, по своим правилам. Его пыталась приблизить к себе лагерная верхушка, несколько раз он даже удостаивался беседы с вором в законе. Но Граф всем говорил, что он из тех, кому любые правила и законы в тягость. Раза два из-за этих слов с него, как говорится, даже пытались «получить». Но физически Виталий был крепок, трусом не был, драться умел – детдом научил. К тому же в последних классах школы он занимался самбо и боксом. Так что для желающих «получить» эти встречи заканчивались плачевно. Хрипатый освободился на год раньше. Именно тогда Виталий написал прошение о помиловании. Ой не верил в освобождение. И вдруг… Вспомнив свою реакцию на сообщение начальника спецчасти о его освобождении, он рассмеялся… Тогда его после слов пожилой суровой женщины в форме майора МВД «ты помилован» словно сковало холодом, потом бросило в жар. Привел в себя ее голос:

– Да распишись ты! – Поставив задрожавшей вдруг рукой подпись, он облапил майоршу и громко чмокнул ее в щеку. На этот раз опешила она. И неизвестно чем бы все кончилось, если бы он не крикнул восторженно:

– Вы самая прекрасная женщина планеты! И вам я обещаю неделю после освобождения не совершать преступлений!