Текст книги "Когда закон бессилен"

Автор книги: Борис Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

– Уберите их! – крикнул он. Парни силой затащили Валентину в одну комнату, Анну в другую. В квартиру с пистолетом в руке ворвался Призрак.

– Что такое? – взволнованно спросил он.

– Отец в больнице, – скривившись от боли, ответил Федор, – а эти сцепились.

– Я так думал, – убирая пистолет, усмехнулся Призрак, – что переворот.

– Ты чего ржешь? – разозлился Федор. – Думаешь… – и, побледнев, отшатнулся к стене. Мгновенно появившийся в руке Призрака пистолет чувствительно уперся ему в живот.

– Еще раз повысишь голос, – улыбнулся Призрак, – это будет последнее, что ты сделаешь. Надеюсь, повторять не придется.

– Слышь, – застегивая ширинку, усмехнулся Туз, – может, к Тоньке заскочим?

– Ну это уж ты без меня, – засмеялся Николай. Легким толчком заставив встать с его колен голую девицу, поднялся сам.

– Она наверняка знает о твоем романе. А Тонька баба серьезная. Я видел, как она один раз пулю парню из плеча выковыривала. Без наркоза, перочинным ножом, – он поморщился. – Мне чуть плохо не стало. А она хоть бы хны. Так что ныряй к ней один. Она тебя за Аньку и кастрировать может.

– Почему я и зову тебя, – усмехнулся Туз. – Я звонил ей, мне сказали, что она уехала к Рединым, с Иваном Степановичем плохо. Вот я и хочу узнать, в чем дело. Может, ему Анька секим башка сделала? – с надеждой предположил он.

– Не, – покачал головой Зюзин, – я не поеду. Сейчас крошек отправим и бай-бай, устал чертовски;

– Лады, – немного подумав, согласился Туз, – я тоже спать. У тебя останусь. Провожай шалашовок. Я в ванную.

– Сколько им отвалить-то? – посмотрев на дверь в соседнюю комнату, откуда слышались веселые женские голоса, спросил, он. – Я пятьдесят баксов дал, – зевнул Михаил. – А ты думай.

– Господи, – держа в руках фото сына, со слезами на глазах шептал Растогин, – пусть она согласится. Я же хочу только хорошего. Сынок… Иначе я… – он тяжело вздохнул.

– Павел Афанасьевич, – в приоткрытую дверь осторожно заглянул рослый парень, – что с вами?

– Ты все равно ничем помочь не сможешь, – не поворачиваясь, отозвался Растогин, – но спасибо, Швед. Я всегда знал, что ты нe только телохранитель.

– Вы хороший человек, – г не зная, как понимать обычно скупого на слова шефа, парень пожал плечами. – И я…

– Оставь меня… – не оборачиваясь, чтобы Швед не увидел его слез, приказал Растогин. Потом, осененный неожиданной мыслью, воскликнул. – Альберт! – тот мгновенно остановился. – Я прошу тебя не удивляться, – сдержанно проговорил Павел Афанасьевич. – Вполне возможно, тебе это покажется странным и даже глупым, но только будь откровенным, – он испытующе посмотрел на Шведа. На твердом загорелом лице и в прямом взгляде темных глаз он увидел только ожидание. – Тебе нравится Галина?

– Она красивая женщина, – спокойно ответил Альберт, и прекрасный человек.

– Ты мог бы стать ей мужем, а ее сыну отцом? – медленно, словно давая понять, что он дает' время на раздумье, спросил Павел Афанасьевич.

– Надеюсь, вы согласитесь со мной, – так же ровно, не удивившись или по крайней мере сумев не выказать этого, проговорил Швед, – что здесь гораздо важнее мнение Галины.

– Я спросил тебя, – Растогин повысил голос. – Ты знаешь, что я ненавижу неопределенность.

– Я сказал то, – так же спокойно ответил Альберт, – что думаю.

– А если я прикажу жениться на ней? быстро спросил Павел Афанасьевич.

– Даже самый верный пес не укусит своего хозяина по его же команде, – негромко сказал Швед. – Я не единожды доказывал вам свою преданность. Вы вольны распоряжаться моим временем и даже моей жизнью. Но единственное, что не подвластно вам и никому другому – мое отношение к женщине. Допускаю, что вам это не нравится, – он улыбнулся одними глазами, – но я знаю, что вы терпеть не можете неопределенности.

– Пошел вон! – не сдержавшись, воскликнул Растогин.

– Спокойной ночи, – телохранитель беззвучно прикрыл за собой дверь.

– Что же мне делать, сын? – повернулся к портрету Растогин.

– Он по-прежнему без сознания, – сказала в телефонную трубку Ляхова. – Сильный ушиб затылка. Возможно кровоизлияние. Сейчас Ивана Степановича осматривает нейрохирург.

Положив радиотелефон, Федор задумчиво посмотрел на него.

– Федя, – услышал он голос матери, – что говорят врачи?

– Неужели тебя это волнует? – зло спросил он.

– Как ты можешь? – воскликнула переодетая, причесанная Анна. – Я волнуюсь за…

– И из-за этого вцепилась в Валькины волосы? – ухмыльнулся Федор.

– А ты, по-моему, доволен этим? – мать пытливо посмотрела на него.

– Разговор о том, кто доволен, отложим, – сказала, входя в кабинет, Валентина. – Сейчас нужно выяснить другое.

– Что ты хочешь сказать? – зло спросила Анна.

– Хочу сказать, – спокойно ответила Валентина. – Из-за чего с отцом случилось это? Почему он вдруг, упав, ударился затылком?

– Ты думаешь, его ударила я! – закричала Анна.

– Мы оба, – Валентина кивнула на молчащего Федора, – очень хорошо знаем тебя. Ты берешь уроки самозащиты у Михаила Ту…

– Ты тоже! – не выдержав, заорала Анна.

– Но в отличие от тебя, – процедила Валентина, – не сплю с ним.

Сильным рывком отбросив стоящего между ними сына, Анна рванулась к ней. Призрак легким толчком в плечо отбросил ее к стене.

– Ты вовремя, – не отрывая взгляда от разъяренной мачехи, сказала Валентина.

– Ты что себе позволяешь?! – зло воскликнула Анна. – Да я скажу…

– С Пряхиным порядок, – не обращая на нее внимания, сказал Призрак. – Милиция говорит, что повесился сам. Предсмертного послания не оставил. Он ведь только что вернулся от родни. Может, что– нибудь там случилось, – равнодушно добавил он.

– Как? – растерянно спросила Анна. – Пря– хин повесился?

– Сунул голову в петлю, стоя на краю ванны. А конец шнура с петлей привязал к вбитому в потолок крюку. На крюке и молотке – он лежал на полу – пальцы Пряхина.

– Но почему он повесился? – недоуменно, забыв о намерении кинуться на падчерицу, протянула Анна.

– Я уже говорил, никто этого не знает. Теперь позволю себе спросить, – он поочередно оглядел женщин, – мне только показалось, что вы хотели набить друг другу морды или это действительно так?

– Тебя это не касается! – запальчиво крикнула Анна. – И вообще! Как ты посмел меня ударить!

– Я вас не бил, – улыбнулся Призрак, – но не мог же я допустить, чтобы мама и дочь, – с легкой иронией сказал он, – при мне дрались, как пьяные бабы в бане.

– Так, – Анна зевнула, – уже поздно, я хочу спать. Надеюсь, вы помните, что вы в моей квартире? Поэтому прощайте. А ты, – она взглянула на Валентину, – давно этого хотела. Скажи спасибо ему, – она кивнула на Федора, а то бы…

– Мы непременно закончим наш разговор, – перебила ее Валентина, «– я сейчас сброшу свое тряпье и уйду. Подожди меня! – г повелительно сказала она Призраку.

– Слушаю и повинуюсь, – кивнул он.

– Шеф, – в приоткрытую дверь с площадки заглянул здоровенный парень, – здесь… – распахнув собой дверь, влетел и треснулся головой о вешалку. Призрак выхватил пистолет.

– Это всего лишь я, – послышался хриплый голос. – Я приехал за своей госпожой.

– Георгий! – обрадовалась Валентина.

– Зачем ты его так? – убирая пистолет, Призрак кивнул на очумело мотающего головой здоровяка.

– Он задавал много вопросов, – сказал Хрипатый, – и все очень грубо.

– Отцу нужна охрана в больнице, – негромко сказал Федор.

– С ним Носорог, – ответила Анна.

– А что с хозяином? – спросил Хрипатый.

– Ударился головой, – улыбнулся Призрак. – Так мне сказали.

– Федя, – спросила Валентина, – ты остаешься или поедешь?

– Еду, – кивнул брат.

– С вами Хрипатый, – подчеркнуто вежливо сказал Валентине Призрак, – значит, я…

– Ты останешься охранять меня, – перебила его Анна.

– Ты видел Графа? – выходя из квартиры, спросила Валентина.

– Нет, – ответил Хрипатый.

– Зачем он тебе нужен? – спросил Федор.

– Извини, братик, – Валентина рассмеялась, – но не могу этого сказать, – увидев, что он обиделся, прошептала ему на ухо. – Я страстно влюблена в налетчика Виталия Суворова по кличке Граф.

Коротко выматерившись, Виталий отбросил в сторону лопату. Снял брезентовые рукавицы, вытер пот, оставив на лбу грязную полосу.

– Слышь, москвич, – обратился к нему верзила с волосатой грудью, – мыться пойдешь? Норик душевую сделал. Я живу рядом, – отозвался Виталий.

– А ты классный парень, – здоровяк протянул сильную руку. – Валек. Приятели Вал кличут.

– Виталий, – со скрытым неудовольствием – знакомства с местными уголовниками ни к чему – улыбнулся Граф.

– Ты хоть и москвич, – подмигнул ему Валентин, – но мужик что. надо. Может, занырнем куда– нибудь? – уже по-приятельски предложил он.

– Извини, – виновато улыбнулся Граф, – с дамой на природу идем.

– До завтра, – понимающе кивнул Валентин. Посмотрев ему вслед, Граф выругался. Он вчера по объявлению устроился рабочим на строительство небольшого здания под коммерческий магазин. Наниматель, молодой азербайджанец, производил хорошее впечатление, но был требователен к строителям. Его можно понять. Он платит за работу и платит неплохо. В бригаде из двенадцати человек костяк составляли шестеро местных. Почти все в бригаде имели судимости. Но, к радости Графа, никто его не знал.

Зубр последовал его совету, явившись с букетом роз к Наталье, и остался у нее. Он сгорал от желания познакомить Нату и Виталия. Но Граф категорически запретил. Появление в Пензе Зубра было понятно – приехал к женщине. А Граф, чтобы не привлекать к себе особого внимания, устроился на работу. Стройка была совсем рядом с домом, где он жил, и почти рядом находилась колония строгого режима. От центра было далеко. Железнодорожный и автобусный вокзалы – в сорока минутах езды на трамвае.

Работали с восьми до четырех. Оплата еженедельная – десять долларов. Обедом кормили бесплатно и на удивление сытно и вкусно. В субботу работа до обеда. Воскресенье – выходной. Стройка была огорожена высоким забором и после окончания первой смены заступала вторая. В одиннадцать приходили три сторожа с собакой. Работа, по словам бригадира, пожилого человека, которого все звали Потапыч, займет от силы месяца полтора. Виталий, ознакомившийся с условиями, остался доволен. Правда, немного претило быть наемным работником, но на что не пойдешь ради предстоящей операции. Наедине с собой Граф не любил употреблять лагерный жаргон. Он уже дважды ездил в центр. С видом праздношатающегося цепко и внимательно осматривал здания коммерческих банков. Граф понял, что взять крупный банк не удастся. Нужны по крайней мере пятеро отлично вооруженных дерзких парней. Но на" поиск таковых уйдет время, а его у Виталия и не было.

Зубр – лихой, даже отчаянный человек, но живет просто, не задумываясь о завтрашнем дне. Как подельник для первого дела он устраивал Графа.

Подойдя к дому, Виталий круто развернулся и рванул к остановившемуся трамваю. Вскочил, рассмеялся и тут же выпрыгнул. Потом неторопливо пошел к дому.

Стоящие у подъезда серые «жигули» с тремя крепкими седоками и влюбленная парочка на скамейка справа от подъезда сразу не понравились Виталию, поэтому он и побежал к трамваю. Но если даже это менты, он чист. Виталий спокойно направился к дому.

«Черти, – усмехнулся он. – Неужели думают, что я легавых не узнаю? Кто же так целуется? – Граф насмешливо посмотрел на парочку. – И эти три быка. Наверняка отпускали бы замечания о парочке. А они туда даже не смотрят. Но почему на меня капкан? – удивленно подумал он. – Зубр!» – обожгла догадка.

Остановившись, Граф достал сигареты и, прикуривая, исподлобья рассматривал оперативников. В том, что трое в машине и влюбленная парочка – менты, он не сомневался. Но была непонятна их демонстративная настороженность. Они словно специально показывали, что ждут кого-то и готовы к немедленным и решительным действиям.

Из подъезда вышли трое. Человек, который шел в центре, держал коричневый дипломат. Они подошли к «жигулям». Мужчина с дипломатом, не прощаясь, быстро нырнул в открывшуюся дверцу. «Влюбленные» при появлении троих, мгновенно отпустив друг друга и настороженно, сунув руки в карманы курток, замерли. Девушка смотрела в одну сторону, парень в другую. Как только «жигули» тронулись, девушка уселась на мотоцикл и включила мотор. Парень сел сзади, и они поехали за машиной. Двое сопровождающих быстро, вошли в подъезд.

– Блиндер буду сапоги! – зло пробормотал Граф. – Вот те и легавые? Отстал от жизни, Виталик. Сейчас организованная преступность на высоте. Черт бы вас побрал, нагнали жути, – недовольный собой, Граф пошел к подъезду. – Здесь, оказывается, товарообменный пункт. Привозят товар, берут бабки и расстаются. Мне это не в масть, – поморщился Граф. – Вдруг у них запал или, как пишут, бандитская разборка. Мусора враз мне лапти сплетут. Еще и по делу пустят. Надо менять хату.

– Сувор! – услышал он. Резко обернувшись, ожег подходившего Зубра злым взглядом. Граф запретил Зубру называть его по имени или по кличке, и Антон понял это по-своему.

– Какого надо? – процедил Граф.

– Дельце есть, – прошептал Антон. – Можно куш неплохой взять. Лимонов пятьдесят.

– За мной, – Виталий быстро пошел к остановке.

– Я сегодня базар Натки с подругой слышал, – догнав его, продолжил Зубарев. – Подруга в госбанке работает. Работягам на ламповый зарплату повезут. Им уже пару месяцев не платят. И сейчас скопом отдадут. Водила, кассир и два охранника с пистолетами.

– Когда? – спросил Виталий.

– Послезавтра, – довольный, что сумел заинтересовать, ответил Алтон.

– Где он, этот ламповый? – взглянул на него Граф. – Его еще искать надо. Узнать, как машина с кассиром едет. Высчитать, где тормознуть легче. Узнать расстояние до ближайшего поста милиции. Найти минимум два пути oтxoдa. Не успеем, – поморщился он.

– Так ламповый вон, – захохотал Зубр и махнул рукой на небольшое огороженное бетонным забором здание. – На вид оно не ахти, – увидев задумчивый взгляд Графа, по-своему понял он, – но от него несколько мастерских по городу разбросаны. А бабки все сюда везут.

– Послезавтра будет пятница. Время?

– Точно не знаю. За это они не базарили, – усмехнулся Антон. – Но что до двенадцати – верняк. Натка с этой шкурой, кассиршей, на полпервого добазарились. К какому-то парикмахеру пойдут.

– Значит, деньги повезет подруга твоей Натки, – заключил Граф. Посмотрев на приятеля, жестко сказал. – Но ее валить придется!

– Да и хрен с ней, – равнодушно отмахнулся Антон.

– А ты после этого с Наткой своей как спать-то будешь? – усмехнулся Виталий. – Совесть не заест?

– Где совесть была, – рассмеялся Зубр, – сам знаешь, что прорастает!

– Но Натка может вспомнить, что они при тебе базарили, – напомнил ему Граф.

– Да они меня не видели, – улыбнулся довольный собой Антон. – Я за сигаретами ходил. Возвращаюсь, они под яблоней чирикают. Я остановился, чтобы меня подруга Натки не засекла. Ты же сам говорил, что чем меньше нас видят, тем больше шансов на воле остаться, – повторил он запомнившиеся слова Суворова. – Прислушался. А она, подруга, как раз и начала про зарплату базарить. Когда они на другое переключились, я потихоньку слинял и сразу к тебе. Ты говоришь, как я с Наткой спать буду. Но мы же с ходу рванем.

– С ходу нельзя, – возразил Граф. – Короче, так. Я все осмотрю и завтра вечером в трамвае, который в центр идет, встретимся. Сколько от тебя сюда трамвай катит?

– Десять минут. Ты велел запомнить время, я уже дважды проверял.

– Вот, значит, в семь садись. В общем, начиная с семи в первый же трамвай ныряй. Садись сзади. С той стороны, где остановка будет. Не увидишь меня – вылазь и жди. Как подойду, в любой трамвай заходи. На остановке не подходи.

– Ништяк, – Зубр с уважением посмотрел, на. него.

– Завтра я тебе все и скажу. А сейчас садись на автобус и мотай, – увидев подходивший к остановке автобус, бросил Виталий.

– Так он же не…

– На первой остановке выйдешь, – не прощаясь, Граф быстро пошел дальше.

– Да я уверен, – воскликнул Василий, – никакие это не малолетки! Его парни Зяблова схватили. Он, видно, им и сказал, что я его уговорил за фотографами посмотреть…

– Подожди, – остановил его Феоктистов, – почему ты так уверенно говоришь? Ведь он же твой приятель.

– Он мне сказал, что на автобусе приехал, а я когда его ждал, женщину одну спросил, она продавцом работает. Мол, не видела ли, Петра. А она и сказала, что он только что из машины какой-то нерусской вышел.

– Ну, если так, – капитан с уважением посмотрел на него, – то конечно. Но тогда, – он нахмурился, – у Зяблова к тебе интерес появится.

– Да плевать я на него хотел, – сказал Василий. – Явятся ко мне его оловянные солдатики, встречу. К: тому же он сначала наверняка захочет подкупить. Я для вида даже поломаюсь немного. А может, согласиться? – спросил Василий. – Как говорится, проникнуть в…

– Вот что, лейтенант, – не дал развить тему Феоктистов, – я переговорю с Басовым, у него много знакомых в управе, тебя в отпуск отпустят. И кати куда-нибудь от Саратова подальше, понял?

– Ну да, – не согласился Василий, – буду я еще от них бегать!

– Вася, – проникновенно сказал капитан, – я тебя очень прошу – уезжай из города хотя бы дней на десять, так надо.

– Ну если надо, – Василий кивнул, – то ладно. А вы точно с Басовым поговорите, и он…

– Все будет как надо, – заверил Феоктистов. – Желаю приятно провести время. Да, пистолет не сдавай. Если что, бей на поражение. Лучше служебное расследование, чем деревянный макинтош.

– Так вы думаете, – Василий внимательно вгляделся в его лицо, – что они могут меня убить?

– Насчет убить ты, конечно, перегнул, – засмеялся Феоктистов, – хотя могут и это. Они сейчас вкусили плод вседозволенности. Убиты Мягков, капитан ГАИ, Возникова. Вполне возможно, что и Возников не сам в петлю залез. Вот тут и думай, кто следующий.

– Так что же это? – возмутился Василий. – На них что же, управы нет?!

– Нет ничего против Зяблова, – раздраженно сказал капитан. – Вера Николаевна что-то пыталась сказать Басову, но он не понял. Видишь, как получается! – Феоктистов шумно выдохнул. – Почему Она раньше не сказала? А тот, про кого пыталась сказать, где он? А если Зяблов хоть что-то поймет, того человека просто шлепнут. Машина собьет или очередная бандитская разборка. Сейчас это выражение все объясняет. Слыщал про две сгоревшие машины? Так до сих пор не установлено, кто пассажиры. Выяснили, что машины казахские, в угоне. А личности убитых хрен установишь. Как же они, гады, столько верст отмахали, – с раздражением воскликнул Феоктистов, – если машины в угоне? Ведь пусть прозрачная, но все же погранзона. Да все очень просто; оплатил кто-то дорогу, и ехали по зеленому коридору. А потом, видно, что-то не срослось. Вот и начали друг друга поливать! – Феоктистов замолчал и нервно закурил. – Проигрываем мы сейчас отечественной мафии, – затянувшись, горько сказал капитан. – Во всем проигрываем – в вооружении, в технике и даже в умении. У них целые лагеря для подготовки боевиков есть. А у нас, – он усмехнулся. – Понабирали пацанов после армии, они и стре– лять-то не умеют. Есть, конечно, и у нас профессионалы – спецназ, ОМОН. Но ведь не будешь их по проселочным дорогам расставлять. Ладно, – он поморщился, – хватит. Просто я как заведусь, так хрен остановишь.

– Это понятно, – кивнул Василий. – Обидно же. Но что-то мы все равно делаем.

– Ну а если бы вообще ничего не делали, – засмеялся капитан, – нас самих надо было бы', в лагеря сажать. Впрочем, и сейчас по многим из наших нары плачут. В общем, ты, Василий, гляди в оба. Как говорится, береженого Бог бережет. И про пистолет не забывай. Стрелять ты умеешь.

– Умею, – кивнул Василий, – но, товарищ капитан, что такое творится? Мы с этим Зябловым так ничего и не сможем сделать! Ведь все знают, что он главарь банды, которая называется военно-спортивное общество.

– С Зябловым мы все одно разберемся, – уверенно проговорил Феоктистов. – Когда закон бессилен, а сейчас именно такая ситуация, нужно просто помочь ему сорваться. Чтобы он плюнул на конспирацию и осторожность. И вот тогда-то, – мечтательно проговорил капитан, – мы с ним и поговорим на его языке!

– Ну что? – с тревогой спросил Зяблов. – Не загноилась рана?

– Чистая, – аккуратно забинтовывая плечо, ответил Рахим, – она неглубокая. Пуля вспорола кожу и чуть мякоть задела.

– Она Зинке досталась, – поморщившись, сказал Константин Федорович. – Когда я ее перед собой выдернул, она уже раненная была. Завтра ее хоронить, – он вздохнул, – а я и встать не могу. Но все равно поеду. И так в народе разговор ходит. Осуждают, сволочи! Мол, мужик бабой прикрылся. А не поймут, что инстинкт самосохранения сработал. Я и подумать не успел, как руки сами Зинку выхватили, чтобы тело закрыть. Вот Верка, – сверкнув глазами яростно прошептал Константин Федорович, – стерва! Ведь, чуть не убила! И не подумаешь на нее. Всю жизнь пришибленной прожила, никогда, ни с кем не ссорилась. Тихоня, – сплюнул он.

Собрав куски окровавленной ваты и бинты, Рахим неслышными шагами направился к выходу. Посторонившись, пропустил вошедших Шугина и Клоуна.

– Чем порадуете? – встретил их вопросом Зяблов.

– В милиции все уверены, что Веру Николаевну я головой об асфальт треснул, – усмехнулся Шугин, – но доказать ничего не могут. Басова скорее всего раньше на пенсию проводят. Про фотографию никто ничего не знает.

– Черт тебя раздери! – заорал Зяблов. – Кто же тебе в. камеру записку-то бросил?!

– Да я же говорил, – буркнул Феликс, – меня перед тем как туда сунуть, дубинкой огрели. Я на полу мордой вниз лежал, кормушка хлопнула. Я повернулся – записка. Только взял, меня Зимин как будто на допрос вызывает. Я ему и отдал. А утром меня уже выгнали. Мы с ним, – он кивнул на стоявшего рядом Клоуна, – сразу к фотографам поехали.

А за ними, оказывается, этот придурок Петенька пас. Я вот чего думаю, – тихо сказал Шугин. – Петьку участковый из пригородного совхоза послал. Значит, знал он, что мы за фотографами заскочить можем: Надо брать его и тряхнуть хорошенько. Скажет, по чьей наводке он фотографам хвост сажал.

– А сами они что говорят? – спросил Константин Федорович.

– Да то же самое, что и говорили, – ответил Клоун, – ничего не знаем. Нам велели приехать и снять, как Зяблов с женой выходить будут. Мы все пленки просмотрели. Как вы выходите, как Вера Николаевна на вас пистолет направила. Как вы Зинаиду…

– Хорош тебе! – недовольно прервал его Зяблов.

– Да я просто говорю, что заснято, – торопливо объяснил парень.

– Думаю, нужно участкового брать, – высказался Шугин. – Почему он просил приятеля за фотографами смотреть? Значит, что-то знает?

– Да что этот лейтенантишка знать может, – презрительно скривился Зяблов.

– Но кто-то сунул мне эту записку, – сказал Феликс. Думаю, нужно брать участкового.

– Это не столь важно, – немного подумав, решил Зяблов. – Меня сейчас беспокоят двое – Ирина и Волошин. Если с племянницей, – он криво улыбнулся, – пока, можно сказать, все в порядке – ведь даже начни она что-то говорить, веры ее показаниям не будет – дура есть дура. Гораздо опаснее пчеловод. Он помнит номер. Ведь это он просил Мягкова узнать через Сашку, кто владелец «жигулей».

– Извините, Константин Федорович, – несмело проговорил Клоун, – я до сих пор не пойму, зачем вам нужно было вмешиваться? Ведь.:.

– Ты идиот, Гена! – сердито посмотрел на него Зяблов. – Ведь если пчеловод сообщил номер милиции, она взяла бы сыночка Редина. И тот все подробно рассказал бы о нападении на людей Касыма. А дорогу, пусть деньгами Редина, оплачивал я. И, кроме того, время и путь движения людей Касыма сообщил Валентине я. И заверяю вас, мои юные друзья, – насмешливо добавил Зяблов, – Валентина непременно сообщила бы об этом Редину. А Федька, если бы

его арестовали, сдал бы сестру, и у милиции появился бы козырный туз, то есть показания Валентины. Вот почему я попытался помочь своему другу. Надеюсь, вам теперь все понятно? – немного помолчав, насмешливо обратился он к Клоуну. Тот растерянно взглянул на невозмутимое лицо Феликса и кивнул. – Я очень рад этому, – тем же тоном сообщил Зяблов.

– Константин Федорович, – обратился к нему Шугин, – что делать?

– Найдите пчеловода! – резко сказал Зяблов. – Убейте его. Все остальное пока не столь важно. Пока… – совсем тихо добавил он.

– Вы поедете на похороны Зинаиды Владимировны? – спросил Клоун.

– А как же! – заорал Зяблов. – Как ты можешь спрашивать об этом! Да будь я без рук и ног, все равно бы пополз! – словно выдохшись, замолчал.

– Отпечатки убитого в доме Волошина привидения принадлежат Л.И.Тонинову. Привлекался к уголовной ответственности за вымогательство. Проще – рэкет, – улыбаясь, оповестил вошедший Зимин. – Полчаса назад пришел ответ на запрос отно…

– Его связи? – негромко спросил Зяблов.

– Никаких, – подойдя, Зимин взял со стола банку пива. – Вместе с ним по рынку в Загорске гуляли еще двое. Один сидит, кого-то избил. Второй куда-то уехал. Их освободили из суда. У одного мама – крутая дама…

– Но тогда какого дьявола ему нужно было в доме Волошина? – недоуменно посмотрел на него Зяблов. – Да еще одетым привидением?

– Мы, то есть милиция, – смешался Зимин, – пытались это выяснить, но безрезультатно. Сейчас постараемся что-нибудь узнать от его родственников. Родители живут в Загорске. Сестра где-то в Ярославской области. Правда, у этого Тонинова была девушка, Виктория Рубацкая. одно время он даже жил у нее. Она живет в Тамбове. Пожалуй, я и начну с нее. Да, кстати, – вспомнил он, – к тебе приезжал из Москвы человек Редина. С ним были люди?

– Ты что? – усмехнулся Зяблов. – Запамятовал? Ты же сам делал запрос на убийц матери Волошина.

– Понятно, – кивнул майор и снова спросил. – Где Богунчик?

– Насколько я знаю, еще в Энгельсе, – засмеялся Зяблов. – Он сейчас старается не контачить со мной. Впрочем, он не появлялся здесь с тех пор, как меня задергала милиция. Почему ты спросил?

– Он пытался узнать у меня результат запроса, – т– зло буркнул Зимин. – Явился ко мне домой. Его счастье, что меня не было. Ты дал ему мой адрес?

– Плохо же ты, Сергей, думаешь обо мне, – упрекнул его Зяблов. – Адрес Зимина узнать несложно. Но, черт его возьми, – он сердито сверкнул глазами, – на кой черт он заходил к тебе?

– Жене он этого не сказал, – процедил майор.

– Так, может, это был не он? – предположил Константин Федорович.

– Она описала внешность – длинный угреватый нос. По-моему, другого такого больше нет.

– Пошли парней в Энгельс! – Зяблов повернулся к Шугину, – вот по этому адресу. Пусть поработают с Адамом. Но не до смерти! – строго предупредил он.

– С ним мы разобраться успеем, – сказал Зимин. – Нужно кончать с Волошиным! Потому что если он сообщит номер машины, сынка твоего приятеля возьмут, и он даст полную раскладку. Не буду ходить кругами, меня беспокоит мое участие. Ведь если узнают, откуда ехали машины, то любой гаишник скажет, что я сопровождал их до Саратова. Так что сейчас главное – Волошин.

– Но почему он не сообщил номер милиции сразу, – спросил Шугин, – а сначала попытался узнать, кто владелец машины?

– Во-первых, – уверенно сказал Зимин, – он его вспомнил не сразу. Во-вторых, узнав о сгоревших машинах, подумал, что его жену и дочь убили те, кто сжег машины. И именно поэтому решил узнать через Мягкова…

– Ты можешь говорить яснее? – разозлился Зяблов.

– Заяви он о номере, то сразу оказался бы под прицелом. Скорее всего, так ему объяснил ситуацию Мягков. А так запрос был бы сделан неофициально, и никто не знал бы, как милиции удалось выйти на эту машину.

– Вообще-то такое объяснение кажется разумным, – обдумав услышанное, сказал Зяблов.

– А потом он просто испугался за свою шкуру, – уверенно сказал майор. – При нем убивают мать, которая помешала его пришить. Потом кто-то расстреливает какого-то мужика в балахоне в его доме. Все! – усмехнулся Зимин. – Волошин наложил полные штаны. Но если это удерживало его от обращения в милицию, то через какое-то время именно страх за собственную шкуру заставит его сделать это. Поэтому чем скорее он сдохнет, тем спокойнее будет нам. Я просто удивлен, что он до сих пор жив, – майор посмотрел на Шугина. – Ведь он был в Саратове. Почему…

– Я приказал его не трогать, – ответил за Феликса Зяблов. – Потому что и так^ слишком много трупов, тем более двое из милиции.

– Но в случае с твоим племянником виновный установлен – Возников. И слава Богу, что он сейчас возразить не может. Что же касается убийства его жены, – Зимин улыбнулся, – то все объясняется просто: оказывается, Лысый был должен ей приличную сумму. И участковый помог установить истинную причину убийства, пристрелив Лысого. А третьим участником может быть любой из братии Горбуна. Ты с ним потолкуй насчет этого. Ну ладно, – посмотрев на часы, майор встал, – пора. У меня…

– Ты в последнее время стал довольно открыто заходить ко мне, – предостерегающе проговорил Зяблов. – Как бы это не связали…

– Не думай об этом, – засмеялся Зимин. – Я беру с тебя показания о покушении на тебя твоей сестрицы. Что писать с твоих слов, я знаю.

– Как она, доктор? – Спросил прокурор в телефонную трубку. Выслушав ответ, торопливо сказал. – Все нормально. Очень скоро приедет человек, которому Ирина полностью доверяет…

– Да, – словно врач мог его видеть, – кивнул прокурор, – я абсолютно уверен!

Волошин, поднявшись, взял постланный на землю пиджак. Наклонился, поцеловал фото жены на памятнике. Всхлипнув, отер слезы и, часто оглядываясь, пошел к выходу с кладбища. У ворот остановился.

– Извините, – обратился он к пожилой женщине в черном, – не скажете, где Вера Николаевна Мухина похоронена?

– У Зяблова я не был, – сказал Адам. – В Москву тоже не летал. Был у Зимина. Но его дома не было.

– Значит, ты ничего не узнал? – зло спросил Филимон. Вскочив, прошелся по небольшой комнате. Проходя мимо испуганно замершего Богунчика, коротко и резко ударил его ребром ладони в низ живота. Адам широко раскрыл рот и согнулся. Ухватив Адама за жидкие волосы, Филимон задрал его лицо вверх.

– Сука, – прошипел он, – я же сказал тебе, чтобы ты узнал об ответе на отпечатки, есть они или нет. Ты должен был рассказать обо всем Редину. С гобой он послал бы троих-четверых парней. Я сутки просидел в бездействии.

Он ногтями впился в нос замычавшего от боли Адама, а другой рукой коротко и резко ударил его в переносицу. Из моментально распухшего носа хлынула кровь. Богунчик повалился лицом вперед. Хирург йогой успел подставить табурет и отскочил. Треснувшись лбом об пол, оставив кровавую полосу, Адам сильно ткнулся носом в пол. Подождав, пока его тело не содрогнулось предсмертной дрожью, Филимон приложил пальцы к сонной артерии, потом вложил клок жидких волос в ладонь Адама. Достав из бокового кармана маленький баллончик, обрызгал стул, на котором сидел, пятясь задом, обрызгал пол и вышел из квартиры.