Текст книги "Краткая история Бразилии (СИ)"

Автор книги: Борис Фаусту

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

2.6. Парагвайская война

Пока кофе шел победным маршем по «Паулистскому Западу», а предложения по постепенной отмене рабства только набирали силу, произошло событие международного масштаба, которому суждено будет наложить важный отпечаток на историю Второй империи. Этим событием стала Парагвайская война, продолжавшаяся более пяти лет: с 11 ноября 1864 г., когда начались военные действия, до 1 марта 1870-го.

Чтобы правильно представить этот конфликт в контексте эпохи, рассмотрим основные характеристики вовлеченных в него стран и их взаимоотношения. В первые десятилетия XIX в., когда в Южной Америке рухнула испанская колониальная система, прекратило свое существование в качестве политического образования и вице-королевство Рио-де-Ла-Плата[72]72
  Вице-королевство Рио-де-ла-Плата — политическая и административная единица, выделенная в 1776 г. из состава вице-королевства Перу; де-факто просуществовало до 1810 г., де-юре – до 1816 г.


[Закрыть]. На этой территории после долгих конфликтов возникли Аргентина, Уругвай, Парагвай и Боливия. Рождение Аргентинской республики произошло после многих колебаний, откатов назад и конфликтов между унитариями и федералистами.

Унитарии были представлены в основном коммерсантами из Буэнос-Айреса: они отстаивали модель централизованного государства под управлением столицы бывшего вице-королевства[73]73
  То есть собственно Буэнос-Айреса.


[Закрыть]. Контролируя порт Буэнос-Айреса, коммерсанты смогли бы осуществлять контроль над внешней торговлей Аргентины и присваивать себе доходы от таможенных пошлин на импорт.

Федералисты объединяли в своих рядах представителей региональных элит, крупных собственников, мелких производителей и коммерсантов, более обращенных в сторону внутреннего рынка. Они защищали идею децентрализованного государства, чтобы гарантировать свои доходы и не зависеть от налогов, установленных торговой буржуазией Буэнос-Айреса.

Уругвай возник как государство в 1828 г., после трех лет борьбы между сторонниками независимости, аргентинцами, бразильцами. К созданию страны благосклонно отнеслась Англия, так как возникновение Уругвая должно было стабилизировать обстановку в районе Рио-де-Ла-Платы, где у англичан были свои торговые и финансовые интересы. История Уругвая в XIX в. была бурной. Группировки «бланкос» и «колорадос»[74]74
  «Бланкос» (Blancos — доел, с исп. «белые») – либеральные сторонники аргентинского генерала Мануэля Орибы, члены созданной им Национальной партии. «Колорадос» (Colorados — доел, с исп. «цветные») – сторонники генерала Ф. Риверы, первого президента Уругвая. Названия обеих группировок, ставших затем партиями, связаны со сражением 1836 г., в ходе которого сторонники Орибы использовали знаки отличия белого цвета, а их противники – цветные (первоначально голубые, затем красные).


[Закрыть] огнем и мечом оспаривали друг у друга власть. «Колорадос» были связаны с торговыми кругами и с европейскими державами, их привлекали либеральные идеи. «Бланкос», состоявшие в основном из сельских собственников, унаследовали испанскую властную традицию и с недоверием относились к проникновению в страну новых европейских держав.

Жители бывшей провинции Парагвай, многие из которых происходили от индейцев гуарани, не согласились на то, чтобы ими управляла буржуазия Буэнос-Айреса, и с 1810 г. стали действовать самостоятельно. Эта автономия не была признана Буэнос-Айресом, который в 1813 г. практически перекрыл внешнюю торговлю Парагвая. Аргентинцы перекрыли доступ в открытое море через Рио-де-Ла-Плату, к которой из Парагвая можно было добраться по рекам Парагвай и Паранá. Блокада заставила парагвайского лидера Жозе Гаспара де Франсиа изолировать страну от внешнего мира и стать пожизненным диктатором. Государство провело экспроприацию земель, принадлежавших церкви и тем представителям элит, которые выступали за соглашение с Буэнос-Айресом; именно государство стало главным действующим лицом в сфере производства и торговли.

Определение Парагвая как страны мелких собственников, управляемых прозорливым государством (распространенное в левой историографии 1970-х гг.), относится в основном именно к эпохе Франсии. Действительно, в контексте всей Латинской Америки он принял исключительные меры. Но было бы упрощением назвать их прогрессивными. На конфискованных землях правительство организовало так называемые «поместья родины», которые управлялись либо им самим, либо мелкими арендаторами. В хозяйствах, управлявшихся государством, использовался труд рабов или заключенных. В экономике перестало действовать денежное обращение: как доходы с земли, так и налоги выплачивались продуктами, а не деньгами.

После смерти Франсии президентом был назначен Карлос Антонио Лопес, который формально провозгласил независимость Парагвая в 1842 г. Лопес добился преодоления изоляции страны: при нем появилась железная дорога и стала стимулироваться внешняя торговля. Его сын Франсиско Солано Лопес был приглашен в Англию, где закупал военное оборудование и набирал европейских специалистов для помощи в модернизации страны. Постепенно Парагвай стал развиваться, получив доступ к внешнему рынку. Выросла его заинтересованность в контроле за речным сообщением по рекам Парагвай и Паранá и в свободном перемещении товаров через порт Буэнос-Айреса. В этих условиях Солано Лопес пришел к власти в 1862 г., после смерти отца.

Политику Бразилии по отношению к своим соседям в первой половине XIX в. можно определить следующим образом. Основное беспокойство и озабоченность правительства империи вызывала Аргентина. В Бразилии опасались объединения страны и того, что она сможет стать сильной республикой, способной свести на нет бразильскую гегемонию в регионе и привлечь на свою сторону неспокойную провинцию Риу-Гранди-ду-Сул.

Проводимая в отношении Уругвая политика исходила из поддержания влияния Бразилии в этой стране. Скотоводы из Риу-Гранди-ду-Сул – «гаушу» – имели собственные экономические интересы в Уругвае и болезненно реагировали на попытки пресечь контрабанду на границе. Бразилия встала на сторону «колорадос», чья политика была созвучна ее интересам. Правительство империи даже заключило секретный договор с «колорадос» – противниками Росаса, по которому обязывалось оказывать им поддержку в виде ежемесячных выплат.

Отношения Бразилии и Парагвая в первой половине XIX в. зависели от состояния отношений Бразилии с Аргентиной. Когда соперничество обеих стран обострялось, правительство империи склонялось к сближению с Парагваем. Когда отношения налаживались, становились более заметны разногласия Бразилии и Парагвая. Эти разногласия были связаны с вопросами границы и с настойчивостью Бразилии в требовании гарантий свободного плавания по реке Парагвай – основному каналу доступа в провинцию Мату-Гроссу.

На первый взгляд, возможность создания альянса Бразилии, Аргентины и Уругвая против Парагвая и, более того, перспектива войны с таким составом участников казались далекими и маловероятными. Однако все произошло именно так. Сближение будущих союзников началось в 1862 г., когда к власти в Аргентине пришел Бартоломео Митре, одержавший верх над федералистами. Страна была вновь объединена под названием Аргентинская Республика, и Митре был избран ее президентом. Он начал проводить политику, которую положительно оценили бразильские либералы, в этом же году пришедшие к власти. Митре сблизился с уругвайскими «колорадос» и превратился в защитника свободных переговоров о режиме судоходства по рекам.

Эти успехи привели к оживлению соперничества между Бразилией и Парагваем. Обе страны конкурировали за рынки мате[75]75
  Мате — очень распространенный в Южной Америке тонизирующий напиток из высушенных листьев падуба парагвайского, который выращивался на специальных плантациях еще с колониальных времен.


[Закрыть], но с точки зрения бразильского правительства противоречия носили по преимуществу геополитический характер (граница, свобода судоходства по рекам). Стремясь преодолеть изоляцию Парагвая и одновременно с этим заявить о себе в масштабах региона, Солано Лопес примкнул к «бланкос» и к противникам Митре – лидерам аргентинских провинций Энтре-Риос и Коррьентес.

Отказываясь действовать в начале 1860-х гг. в качестве проводника английских интересов, правительство империи оказалось замешано в нескольких инцидентах с Великобританией, получивших название «вопрос Кристи» (по имени британского посла в Бразилии). После того как корабли британского военного флота, стоявшие в порту Рио-де-Жанейро, захватили несколько торговых бразильских кораблей, Бразилия в начале 1863 г. разорвала дипломатические отношения с Англией. В стране воцарилась атмосфера патриотической экзальтации, которая подогревалась сообщениями о том, что бразильские подданные терпят притеснения в Уругвае, где у власти находились «бланкос». В сентябре 1864 г. правительство империи вторглось в Уругвай с целью помочь «колорадос» получить бразды правления.

В этот момент Солано Лопес решил перехватить инициативу. 11 ноября 1864 г. парагвайская канонерка захватила на реке Парагвай бразильское судно «Маркиз Олинды»; за этим действием последовал разрыв дипломатических отношений. Военные действия начались 23 декабря 1864 г., когда Солано Лопес начал наступление на Мату-Гроссу. После этого он направил запрос Аргентине на право переброски своих войск через провинцию Коррьентес, чтобы атаковать бразильские силы в Риу-Гранди-ду-Сул и в Уругвае. Запрос был отклонен.

Существует множество предположений относительно причин, побудивших Солано Лопеса начать конфликт, рискуя спровоцировать объединение против Парагвая двух старых соперников – Бразилии и Аргентины. По видимости, он надеялся нейтрализовать угрозы, исходившие от его могущественных соседей, и превратить Парагвай в игрока на политической арене в масштабах континента. Дая достижения этой цели в его активе была победа в лишенном гарнизона Мату-Гроссу (что побудило Бразилию заключить с ним договор) и поддержка уругвайских «бланкос» и аргентинских противников Митре.

Эти ожидания не оправдались. Поддержка аргентинских провинций провалилась; в Уругвае бразильское правительство силой привело к власти представителя «колорадос» Венансио Флореса. В марте 1865 г. Парагвай объявил войну Аргентине, а первого мая правительства Аргентины, Бразилии и Уругвая подписали договор о тройственном союзе. Командование союзными войсками возглавил аргентинский президент Митре.

Экономический и демографический потенциал трех участников альянса во много раз превосходил возможности Парагвая. В Бразилии и Аргентине полагали – как часто бывает в начале многих вооруженных конфликтов, – что война станет прогулкой. Но этого не произошло. В отличие от своих противников, Солано Лопес хорошо подготовился в военном отношении. По всей вероятности (точных данных нет), в начале войны численность войск составляла 18 тыс. человек в Бразилии, 8 тыс. в Аргентине и 1 тыс. человек в Уругвае, в то время как в Парагвае численность доходила до 64 тыс. человек, не считая резервистов-ветеранов (28 тыс. чел.). Правда, у Бразилии был солидный перевес во флоте в случае сражений на реках.

С течением времени численность войск тройственного союза увеличилась; бразильские соединения составляли по меньшей мере две трети от общего состава. В Бразилии было мобилизовано от 135 тыс. до 200 тыс. человек (численность всех мужчин в стране в 1865 г. оценивалась в 4,9 млн человек). Эти соединения состояли из частей регулярной армии, батальонов Национальной гвардии, а также отрядов рекрутов, которых в большинстве случаев забирали насильно, по старой традиции, шедшей еще с колониальных времен. Кроме того, многие записывались в корпус «волонтеров Родины».

Рабовладельцы передавали своих рабов, чтобы те служили в войсках в качестве солдат. Законом 1866 г. таким «рабам нации» предоставлялась свобода. Закон распространялся также на негров, которых незаконно ввезли в страну после запрета работорговли и которые были «конфискованы» и находились под охраной имперского правительства.

В ходе войны бразильская армия постепенно консолидировалась. До этого в империи был ограниченный по численности корпус профессиональных офицеров, и пополнение личного состава было сопряжено со значительными трудностями. Обязательной военной службы не существовало, вместо этого практиковалась жеребьевка, по результатам которой шли в армию. Служившие в Национальной гвардии (т. е. подавляющее большинство белого населения), от службы в армии освобождались. До Парагвайской войны ополчение из Риу-Гранди-ду-Сул уже имело опыт военных кампаний в районе Рио-де-Ла-Плата, но оно оказалось неспособным сражаться с современной армией, такой как парагвайская.

В истории войны военные свершения с обеих сторон соседствуют с картинами лишений, смерти в бою или от болезней, особенно от холеры. В начале кампании (июнь 1865 г.) бразильский флот разбил парагвайский на территории Аргентины (битва при Риашуэло). В результате союзники блокировали Парагвай, отрезав ему единственный путь сообщения с внешним миром по реке Паранá. Однако союзники не сумели в полной мере воспользоваться этим преимуществом. Парагвайские укрепления вдоль реки Паранá (особенно крепость Умайта) внушали им опасения, и они на несколько лет оказались скованными системой оборонительных сооружений противника.

В то же самое время (июнь 1865 г.) парагвайские силы, укрепившиеся в аргентинской провинции Коррьентес, вторглись на территорию Риу-Гранди-ду-Сул, после чего оказались разбиты. С ноября 1865 г. военные действия разворачивались на территории Парагвая (исключением являлась бразильская провинция Мату-Гроссу, ставшая второстепенным театром войны). В Тиуити в мае 1866 г. произошло самое масштабное сражение за всю войну. Хотя парагвайцы потерпели поражение, союзники не смогли воспользоваться ситуацией, после чего парагвайцы взяли над ними серьезный реванш при Курупаити. Оба сражения имели целью захватить крепость Умайта.

Важную роль в развитии событий сыграло назначение герцога Кашиаса на пост командующего бразильскими войсками в октябре 1866 г. Оно состоялось благодаря усилиям консервативной партии, находившейся в тот момент в оппозиции и обвинявшей либералов в том, что исход войны так и остается неясным. В начале 1868 г. Кашиас также принял командование всеми союзными войсками. Митре был вынужден вернуться в Буэнос-Айрес, чтобы уладить проблемы во внутренней политике, самой серьезной из которых было нежелание провинций отправлять войска в Парагвай. С этого момента Бразилия вела войну практически самостоятельно.

Перед тем как идти на штурм крепости Умайта, Кашиас сосредоточился на организации необходимой инфраструктуры для армии. Только после этого он отдал приказ к наступлению. Умайта сдалась в августе 1868 г., и в январе 1869 г. бразильская армия вошла в Асунсьон. Больной Кашиас, желавший заключить мир, так как продолжение войны в этих условиях могла преследовать лишь цель окончательного разгрома, подал в отставку с поста командующего. На смену ему пришел граф д'Э[76]76
  Луи Филипп Фердинанд Гастон д'Орлеан, граф д'Э — представитель младшей ветви Орлеанского дома и внук по отцовской линии французского короля Луи-Филиппа.


[Закрыть], супруг наследной принцессы Изабеллы.

После нескольких сражений бразильская армия разбила последнее малочисленное парагвайское войско, состоявшее из стариков, детей и больных. Солано Лопеса окружили в его лагере; он был убит бразильскими солдатами 1 марта 1870 г.

Парагвай вышел из войны полностью обескровленным; он потерял часть территории, отошедшей к Бразилии и Аргентине, и собственное будущее. Модернизация страны осталась в прошлом, и Парагвай превратился в экспортера малозначимых товаров. Наиболее убедительные подсчеты говорят о том, что погибла половина всего населения страны: в 1864 г. численность его была 406 тыс., а в 1872 г. – 231 тыс. человек. Большинство выживших составляли старики, женщины и дети.

Бразилия закончила войну, оказавшись еще большим должником Англии (обе страны восстановили дипломатические отношения в начале кампании). Но самым значительным последствием войны стало то, что армия превратилась в институт с собственными взглядами и собственными целями. Давнее недовольство правительством получило новое воплощение. В конечном счете, армия сражалась на передовой и испытывала на себе все превратности войны, а в это время гражданские элиты – «сюртуки», как их стали презрительно называть, – оставались целыми и невредимыми, а иногда еще и обогащались на поставках в войска.

2.7. Кризис Второй империи

С 1870-х гг. появились признаки кризиса Второй империи, такие как начало движения за республику и конфликты правительства с армией и церковью. Кроме того, политика по вопросу о рабовладении породила конфликты в отношениях государства с поддерживавшими его социальными группами. Все эти факторы имели различное влияние на падение монархического строя, которое можно объяснить совокупностью причин, среди которых будут социально-экономические изменения, породившие новые социальные группы, а также восприимчивость общества к идее реформ.

Меры по отмене рабства предпринимались в несколько этапов, вплоть до конца в 1888 г. Наибольшая сложность в осуществлении законодательных мер пришлась не на 1888 г., а на 1871 г., когда правительство предложило так называемый «закон о свободном чреве». Законопроект объявлял свободными тех детей рабынь, которые родились после вступления закона в действие; эти дети оставались в распоряжении владельцев их матерей до 8 лет, после чего хозяева могли выбрать из двух вариантов – получить от государства компенсацию или продолжать пользоваться трудом таких рабов, пока им не исполнится 21 год.

Законопроект исходил от консервативного кабинета, который возглавлял виконт Рио-Бранко; тем самым консерваторы перехватили у либералов знамя борьбы за отмену рабства. Что же побудило их предложить закон, который, вовсе не будучи революционным, создавал проблемы во взаимоотношениях правительства со своей социальной базой?

Наиболее разумным объяснением данного факта может являться то, что эта инициатива отталкивалась от решения императора и его советников. Хотя крупных восстаний рабов пока не было, после Парагвайской войны в правящих кругах бытовало убеждение, что Бразилия уязвима изнутри, так как не может рассчитывать на верность и лояльность значительной части населения. Решение вопроса об отмене рабства, даже ущемляя важные экономические интересы, рассматривалось как меньшее зло по сравнению с этой проблемой и возможным риском восстаний рабов.

Правящий же класс, напротив, усмотрел в законопроекте серьезную угрозу ниспровержения порядка. Освобождение рабов по доброй воле хозяина обязывало тех к признательности и послушанию. Освобождение в силу закона порождало у рабов идею права, что привело бы страну к межрасовой войне.

Отношение депутатов к принятому в конце концов закону достаточно красноречиво. Если представители Северо-Востока в массе проголосовали «за» (39 голосов «за» и 6 «против»), то депутаты Центро-Юга приняли противоположное решение (30 голосов «против» и 12 «за»). Эти результаты отчасти отражают тот факт, что работорговля между провинциями ослабила зависимость Северо-Востока от рабочей силы невольников.

Важным фактором также являлись профессии голосовавших депутатов. По преимуществу речь шла о государственных чиновниках, в особенности о членах судейского сословия. Они в большинстве своем происходили с Северо-Востока или с Севера[77]77
  Как и в случае с уже упоминавшимися Северо-Востоком и Центро-Югом, географическое положение северных территорий порождает определенный социальноэкономический, политический, культурный уклад региона В данном случае речь идет об Амазонии и граничащих с ней областях


[Закрыть], следовали курсу правительства и голосовали с ним заодно. С точки зрения распределения по партиям, четкого раздела между голосованием либералов и консерваторов не было. Депутаты обеих партий голосовали как «за», так и «против» законопроекта. В действительности эффект от применения закона 1871 г. был невелик. Лишь немногих детей после 8 лет передали государству, а в основном рабовладельцы продолжали использовать труд своих рабов.

С 1880-х гг. движение за отмену рабства (аболиционизм) набирает силу: появляются ассоциации и газеты, растет уровень пропаганды в целом. В кампаниях аболиционистов принимают участие люди разного происхождения и различных убеждений. Среди представителей элиты выделяется Жоаким Набуко, видный парламентарий и писатель, выходец из семьи политиков и крупных землевладельцев с Северо-Востока. Центральными фигурами движения за отмену рабства были также негры и метисы из бедняков, такие как Жозе де Патросиниу, Андре Ребоусас и Луиш Гама.

Родителями Ж. Патросиниу был священнослужитель, владевший плантациями и рабами, и негритянка, торговавшая фруктами. Ж. Патросиниу владел изданием «Газета да Тарде», органом аболиционистов Рио-де-Жанейро, и прославился своими эмоциональными выступлениями.

Инженер Ребоусас представлял собой противоположный тип личности: он был замкнутым человеком и преподавал ботанику, арифметику и геометрию в политехнической школе при императорском дворе. Он связывал отмену рабства с установлением «сельской демократии», отстаивая необходимость распределить землю между освобожденными рабами и ввести земельный налог, который побудит продавать и разделять на части обширные латифундии.

Биография Луиша Гамы достойна романа. Его отец принадлежал к богатой португальской семье из Баии, а мать, Луиза Майн, по горделивому утверждению сына, была «свободной негритянкой, которая всегда отвергала крещение и христианское вероучение». Обедневший отец незаконно продал Гаму как раба; его отправили в Рио-де-Жанейро, а затем в Сантус. Вместе с сотней других рабов, босой и голодный, он пересек горную гряду Серра-ду-Мар. Он сбежал от своего хозяина, стал солдатом, а затем, уже позднее, – поэтом, адвокатом и журналистом в Сан-Паулу.

По мере того как ширилось движение за отмену рабства, северные провинции утратили заинтересованность в сохранении рабовладения, вплоть до того, что Сеара заявила в 1884 г. о прекращении рабовладения по собственной инициативе и за свой счет. В этих условиях в 1885 г. был принят «закон о шестидесятилетних», также названный законом Сарайвы-Котежипе. Законопроект был предложен либеральным кабинетом во главе с советником Сарайвой, а затем одобрен в Сенате после того, как к власти вернулись консерваторы во главе с бароном Котежипе. В общих чертах суть закона заключалась в предоставлении свободы рабам старше 60 лет и в установлении норм по постепенному освобождению всех рабов за выкуп. Закон задумывался как мера по сдерживанию радикального аболиционизма, но не достиг своей цели.

В 1885–1888 гг., после непродолжительного перерыва, кампания за отмену рабства получила новый импульс. Теперь наиболее важным фактом стала дезорганизация работы на плантациях Сан-Паулу, вызванная массовыми побегами рабов. Активисты во главе с Антониу Бенту, выходцем из богатой семьи из Сан-Паулу, отправлялись на фазенды и в города во внутренних районах провинции и подстрекали рабов к бунту. В скором времени Сантус превратился в центр, где укрывались беглые рабы. В это же время кофейная элита провинции, понимая, что система рабовладения быстро разлагалась, поспешила принять меры для поощрения иммиграции.

В 1888 г. за рабство цеплялись лишь представители старых кофейных районов долины Параибы, чьи расстроенные состояния были основаны на владении рабами. В проекте, который предложил консервативный сенатор из Сан-Паулу, связанный с «Паулистским Западом», была предпринята попытка приспособиться к ситуации. Предлагалось немедленно освободить рабов за выкуп, но они должны были отработать на плантациях еще 3 месяца, чтобы гарантировать сбор ближайшего урожая. В условиях оппозиции со стороны либералов глава кабинета консерватор Жуан Алфреду решил предложить отмену рабства без дополнительных ограничений. Инициативу поддержало широкое парламентское большинство; 13 мая 1888 г. ее утвердила принцесса Изабелла, выполнявшая в тот период регентские функции. Из девяти депутатов, проголосовавших против законопроекта, восемь представляли провинцию Рио-де-Жанейро. В Сенате робкое сопротивление закону возглавил барон Котежипе, заявивший о нависшей угрозе: «Совсем скоро зазвучат требования раздела земель, и государство сможет постановить провести экспроприацию без выкупа».

Дальнейшая судьба бывших рабов была различной и зависела от региона. На Северо-Востоке они, как правило, стали зависимыми работниками крупных землевладельцев. Исключением стала провинция Мараньян: там освобожденные рабы ушли с плантаций и начали хозяйствовать на незанятых землях, превратившись в их владельцев.

В долине Параибы бывшие рабы стали членами артелей, работавших на приходивших в упадок кофейных плантациях, а позже – работниками в небольших поместьях или пеонами в скотоводческих хозяйствах. На «Паулистском Западе» характерным явлением стало массовое бегство рабов, но это происходило еще до отмены рабства. Приток негров в столицу провинции – г. Сан-Паулу – ив другие регионы продолжался еще по меньшей мере десять лет. В таких городах, как Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро, ситуация была различной. В Сан-Паулу постоянная работа доставалась в основном иммигрантам, а бывшим рабам приходилось довольствоваться нерегулярными и плохо оплачиваемыми подработками. В Рио-де-Жанейро, напротив, у работников из числа бывших рабов было сравнительно больше перспектив, так как в городе традиционно использовали рабов и свободных негров в ремесленном и мануфактурном производстве, а иммигрантов было меньше. К примеру, около 30 % фабричных рабочих в Рио-де-Жанейро в 1891 г. были неграми, в то время как в 1893 г. в Сан-Паулу среди рабочих на производстве было 84 % иммигрантов.

В Риу-Гранди-ду-Сул, как и в Сан-Паулу, иммигранты заменили рабов и вольноотпущенников на постоянных рабочих местах.

Несмотря на то что положение бывших рабов различалось в разных провинциях, отмена рабства не разрешила проблемы с неграми. Привлечение иммигрантов в качестве рабочей силы в наиболее динамично развивавшихся регионах и ограниченность возможностей по поиску работы для бывших рабов в других областях породили огромное социальное расслоение в среде негров. Подобное расслоение частично проистекало из предубеждения против негров, и в результате оно же усилило это расслоение. Так, в районах, куда активно стекались иммигранты, негров считали существами низшего порядка, способными приносить пользу только в закрепощенном состоянии, опасными по своей природе, склонными к бродяжничеству и совершению преступлений.

* * *

Никакая другая проблема бразильской истории не вызвала столько обсуждений и исследований, как рабство. Уровень смертности рабов во время перевозки через Атлантический океан, возможность для рабов создать семью, значение предоставления рабам вольных грамот (т. е. освобождение до 1888 г.), оценка практики выделения рабам небольших участков земли в рамках плантации, чтобы они сами выращивали себе продовольственные культуры (так называемая «сельская брешь»), занятость рабов в различных профессиях – все это вызывает острые споры.

Подобные дискуссии позволили ярче высветить тот факт, что система рабовладения не сводилась к открытому насилию (хотя оно и являлось основополагающим). Рабовладение просуществовало так долго еще и по причине своей всеохватности, из-за дифференциации между рабами, из-за реальных ожиданий или воображаемых путей получения свободы. В этой связи особо выделяются два вопроса: так называемая «сельская брешь» и проблема вольных грамот.

Существование на практике «сельской бреши» отстаивается авторами (в первую очередь Сиру Кардозу), которые подчеркивают важность внутреннего рынка в экономике Бразилии колониального периода и XIX в. Их аргументация основывается на констатации того факта, что на плантациях сахарного тростника и особенно кофе рабы получали разрешение обрабатывать небольшие наделы рядом со своими хижинами или возделывать маленькие клочки земли, чтобы выращивать продовольственные культуры для собственного потребления и для продажи на внутреннем рынке. Из этого делается вывод, что раб, производящий собственными силами продукцию для рынка, становится также крестьянином, что пробивает брешь в системе рабовладения. Подчеркивается и то обстоятельство, что если с юридической точки зрения раб являлся вещью, то на практике в процессе социальных отношений он получал некоторые права, проистекавшие из обычаев и традиций.

Проблема вольных грамот связана с тем, что в испанских колониях и в Бразилии было больше вольноотпущенников, чем в английских и французских колониальных владениях. Мы уже затрагивали этот вопрос в главе о колониальной Бразилии, особо выделяя Минас-Жерайс и горное дело. Несмотря на неполноту цифр, мы отмечали, что к концу колониального периода вольноотпущенники и свободные представляли 42 % всех негров и мулатов и 28 % всего населения страны. Рабы же составляли 38 % всего населения. Согласно данным переписи 1872 г., вольноотпущенники и свободные представляли 73 % всех негров и мулатов и 43 % всего населения страны, а рабы – 15 % всего населения.

Рабу давали вольную, когда он сам или третье лицо выкупали его свободу, или же когда его хозяин решал его освободить. То обстоятельство, что рабы чаще выкупали себя сами в городах, указывает, что там у них было больше возможностей скопить необходимую сумму.

Самым простым объяснением освобождения рабов самими владельцами станет то, что на волю отпускали лишь старых и больных, что связано с экономическими причинами. Тем не менее некоторые исследования подвергают сомнению данную гипотезу. Так, изучение положения 7 тыс. вольноотпущенников в Салвадоре, освобожденных в 1684–1785 гг., показало, что их средний возраст составлял всего 15 лет.

Все это не означает, что нужно исключить экономические мотивы из числа причин большого количества освобождений рабов. Существующие исследования позволяют сделать вывод, что при сравнении развивавшихся регионов с регионами, находившимися в упадке, количество освобожденных рабов больше именно в последнем случае. На решение об освобождении могли значительно повлиять и доводы из области чувств и эмоций: среди вольноотпущенников отмечалось явное преобладание женщин. К примеру, в г. Рио-де-Жанейро в 1807–1831 гг. женщины составляли 64 % отпущенных на волю. Этот показатель достаточно высок, если иметь в виду, что в целом среди рабов было намного больше мужчин, чем женщин.

Наконец, не будем забывать, что положение вольноотпущенников не было таким же, что у свободных. До 1865 г. акт выкупа на волю или безвозмездного дарования свободы мог быть оспорен бывшим владельцем, которому достаточно было всего лишь заявить о «неблагодарности» бывшего раба. Помимо этого, как на бумаге, так и на практике освобождение во многих случаях связывалось с ограничениями и обязательствами, в особенности с обязательством работать на бывшего хозяина. Этот обычай вошел в принятые после 1870 г. законы, что выразилось в оговаривании условий освобождения детей и стариков.

Хотя среди участников восстаний рабов мы можем встретить вольноотпущенников, в целом эта категория занимала промежуточное положение между свободными и рабами, приближаясь в социальном отношении к статусу белых бедняков. Предоставление и получение воли смягчали тем самым прямое столкновение двух рас. Кроме того, в условиях большой концентрации негритянского населения вольноотпущенники играли важную роль в сохранении традиций общины. Самый типичный случай представляет собой Баия, где в XIX в. благодаря вольноотпущенникам сохранялась община, сочетавшая в себе африканскую и европейскую культуру.