Текст книги "Краткая история Бразилии (СИ)"

Автор книги: Борис Фаусту

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)

Начало предвыборного процесса способствовало ослаблению репрессивных мер. По распоряжению министра юстиции, в июне 1937 г. были освобождены около трехсот человек. Конгресс перестал продлевать сроки действующего военного положения. Между тем, Варгас и его ближайшее окружение не собирались уходить от власти, тем более что ни одна из трех кандидатур не пользовалась доверием Варгаса. Жозе Америку при проведении своей кампании все более склонялся к популизму, выступая в качестве «кандидата от народа» и разоблачая империалистическую эксплуатацию. Близкий к правительству наблюдатель даже заявил, что в центре президентской кампании был социальный вопрос, что создавало для Бразилии риск превратиться в расколотую гражданской войной Испанию.

В течение 1937 г. правительство вмешалось в дела некоторых штатов и Федерального округа с целью приглушить возможные трудности в регионах. Однако предлог для создания ситуации, в которой было бы возможно совершить переворот, отсутствовал. Он возник с появлением «плана Коэна», подлинная история которого содержит немало темных пятен. В сентябре 1937 г. один офицер-интегралист – капитан Олимпиу Моурау Филью – был застигнут (или позволил себя застигнуть) за перепечатыванием в помещении военного министерства плана коммунистического восстания. Автором этого документа якобы был некий Коэн – человек с явно еврейской фамилией, которая также могла быть искаженной формой фамилии Бэлы Куна, коммунистического лидера из Венгрии.

Судя по всему, этот «план» был вымышленным; он должен был быть опубликован в бюллетене «Бразильского интегралистского действия» с целью показать, каким может быть восстание коммунистов и какова будет реакция на него интегралистов. Восстание должно было спровоцировать резню, грабежи и разбой, мародерство, поджоги церквей и т. д. Дело, однако, заключается в том, что из вымысла этот документ превратился в реальность, перейдя от интегралистов к верхушке армии. 30 сентября 1937 г. его содержание было передано по радио в правительственной программе, и отрывки из него были опубликованы в газетах.

Результаты обнародования «плана Коэна» не замедлили сказаться. Конгресс большинством голосов спешно утвердил военное положение и отмену конституционных гарантий сроком на 90 дней. Командующий III-м военным округом декретировал переход военной бригады штата Риу-Гранди-ду-Сул в распоряжение федерации. Не имея возможностей к сопротивлению, губернатор Флорис да Кунья[131]131
  Жозе Антониу Флорис да Кунья — губернатор штата Риу-Гранди-ду-Сул в 1930–1937 гг. Отдалившись от Варгаса, а затем и порвав с ним, был вынужден уйти с поста губернатора 28 октября 1937 г. (декрет о его смещении был подписан Варгасом еще в апреле 1937 г., однако тогда Флорис да Кунья отказался подчиниться), за месяц до провозглашения Варгасом Нового государства.


[Закрыть] покинул свой пост и был выслан в Уругвай.

В конце октября депутат Негран ди Лима объехал северные и северо-восточные штаты, чтобы обеспечить поддержку переворота со стороны губернаторов, и получил их почти единодушное согласие. Оппозиция же проявила активность лишь в начале ноября 1937 г. Арманду ди Салис обратился с манифестом к руководству армии, призывая его воспрепятствовать осуществлению переворота. Но этот шаг лишь ускорил его. Под предлогом того, что текст манифеста распространялся в казармах, Варгас и военная верхушка решили ускорить переворот, намеченный на 15 ноября.

4.3. «Новое государство»

10 ноября 1937 г. подразделения военной полиции окружили здание Конгресса и воспрепятствовали проходу депутатов. Военный министр – генерал Дутра – выступил против того, чтобы операция была осуществлена силами армии. К вечеру Варгас объявил о наступлении нового этапа политического развития и о вступлении в силу конституции, разработанной Франсиску Кампусом. Это было начало диктаторского режима «Нового государства».

Режим был насажден авторитарным образом, без широкого участия населения. Народное движение и коммунисты были повержены и не смогли бы оказать сопротивление; правящий класс принял переворот как неизбежный и почти благотворный. Подчинился и распущенный Конгресс, а 80 депутатов даже выразили свою солидарность Варгасу 13 ноября – в день, когда многие их коллеги были арестованы.

Оставались еще интегралисты, которые поддержали переворот и надеялись, что Плиниу Салгаду станет министром образования: это могло бы стать важной ступенью на их пути к власти. Варгас разбил эти надежды. В мае 1938 г. группа интегралистов в попытке свергнуть президента пошла на штурм его резиденции. Дело кончилосьтем, что атакующие были окружены, в столкновениях с охраной многие из них погибли; судя по всему, их расстреляли в садах резиденции.

«Новое государство» не представляло собой радикальный разрыв с прошлым. Многие его учреждения и практики обрели форму еще в период 1930–1937 гг. Но именно с ноября 1937 г. все они оказались взаимоувязаны и получили внутреннюю целостность в контексте нового режима. Централизаторский уклон, проявившийся еще в первые месяцы после революции 1930 г., реализовался теперь в полной мере. Управление штатов перешло в руки интервентóров, назначавшихся центральным правительством, которое отбирало их на основании различных критериев. Назначения получили военные – родственники Варгаса. Однако в наиболее крупных штатах облагодетельствованной, как правило, оказывалась какая-либо из группировок региональной олигархии.

Централизация государства не означает, что оно отрывается от общества. Система представительства различных социальных интересов изменила свою форму, но не перестала существовать. До ноября 1937 г. эти интересы получали свое выражение в Конгрессе, а также через функционирование некоторых правительственных учреждений. Начиная же с момента установления «Нового государства», представительству в Конгрессе был положен конец, и наоборот, был усилен потенциал вспомогательных органов внутри госаппарата.

В социально-экономическом плане «Новое государство» представляло собой альянс гражданской и военной бюрократии с промышленной буржуазией, ближайшей общей целью которых было продвижение в стране индустриализации без крупных социальных потрясений. Гражданская бюрократия отстаивала программу индустриализации, потому что видела в ней путь достижения подлинной независимости страны; военные – потому что считали, что создание базовых отраслей промышленности укрепит экономику как важную составляющую национальной безопасности; промышленники – поскольку наконец-то убедились в том, что стимул к индустриализации зависит от активного вмешательства государства в экономику. Сближение промышленной буржуазии с правительством Варгаса началось, главным образом, в период после 1933 г., после подавления паулистской революции.

Альянс данных социальных слоев не означал полного совпадения их взглядов. В отличие от правительственных чиновников промышленники были не столь радикальны в отношении поддержки вмешательства государства в экономику и в педалировании противостояния с иностранным капиталом. Они, как правило, требовали принятия мер в области обменного курса и установления таможенных пошлин на импорт, что защитило бы интересы национальной промышленности.

После 1937 г. растущая заинтересованность правительства Варгаса в продвижении индустриализации страны отразилась на его политике в сфере образования. Хотя министр Капанема и проводил реформу среднего образования, наибольшее внимание правительства было сконцентрировано на организации профессиональнотехнического образования с целью подготовки квалифицированной рабочей силы для промышленности.

В сфере управления государством верховной инстанцией принятия основополагающих решений была личная власть Жетулиу Варгаса. Особое значение имели доверительные отношения между президентом и его министрами. В период с марта 1938 г., когда Освалду Аранья стал министром иностранных дел, по июнь 1941 г. в правительстве не было произведено ни одной перестановки. Влияние военных осуществлялось через многочисленные и постоянно множившиеся при режиме «Нового государства» правительственные органы, Главные штабы родов войск и Совет национальной безопасности (Conselho da Segurança Nacional, CSN). Приданные последнему полномочия по изучению всех вопросов, связанных с национальной безопасностью, трактовались в расширительном смысле. Именно поэтому Совет стал играть столь важную роль в принятии экономических решений.

Благодаря армии была создана государственная сталелитейная промышленность, хотя и не все рекомендации военных были учтены. В сфере нефтяной промышленности в июле 1938 г. в качестве специального органа при президенте был создан Национальный совет по нефти (НСН – Conselho Nacional do Petróleo, CNP), руководство которым было возложено на генерала Орту Барбозу. Правительство утвердило программы военных по закупке вооружений, включавшие в себя артиллерийские установки производства германской компании «Крупп», военные корабли из Великобритании и Италии, вооружение для пехоты из Чехословакии и самолеты из США.

Хотя формальная и неформальная власть армии распространялась на многие области, она не была абсолютной. Военные не хотели, да и не имели условий к тому, чтобы просто заменить собой гражданскую элиту. Это было понятно еще в момент переворота: кандидатура из числа военных вряд ли была бы широко поддержана, а сам военный министр постарался избежать открытой вовлеченности армии в эти события.

Армия выступала как сплоченный институт в отношении общей цели, а именно модернизации страны авторитарными методами. Но взгляды военных на отношения с великими державами, на траекторию экономического развития (т. е. на степень его самостоятельности) менялись в зависимости от соглашений с различными группировками либо от личных пристрастий.

Тем самым президент мог манипулировать притязаниями военных и согласовывать их с общими интересами, которые представляло его правительство. При необходимости он мог и противостоять военной верхушке. Когда вскоре после переворота 1937 г. Варгас принял решение прервать выплаты по обслуживанию внешнего долга, он активно использовал поддержку военных, поставив вопрос следующим образом: либо выплата внешнего долга, либо перевооружение армии и переоснащение транспортной системы. Годы спустя, в начале 1942 г., решение президента о солидарности с США после нападения Японии на Пёрл-Харбор было достаточно сдержанно встречено генералами Дутрой и Гоисом Монтейру. Оба они представили прошения об отставке, которые были отклонены президентом. По словам заместителя госсекретаря США Самнера Уэллеса, Варгас даже заявил обоим военным, что он опирается на народ и в своей борьбе с подрывной деятельностью отнюдь не нуждается в армии.

Финансово-экономическая политика «Нового государства» была иной, чем в 1930–1937 гг., когда не имелось четкой ориентации на стимулирование промышленного развития. В тот период правительство лавировало между интересами различных групп, среди которых был и аграрный сектор, а также было весьма восприимчиво к внешнему давлению. Начиная же с ноября 1937 г., государство, осуществляя политику замены импорта продукцией собственного производства и создания базовых отраслей промышленности, стало действовать с большей решимостью. Сторонники данного вектора развития приобрели немалое влияние; это было связано как с критическим состоянием платежного баланса, которое нарастало еще с 1930 г., так и с нараставшей угрозой мировой войны, которая могла бы наложить большие ограничения на импорт (как в результате и получилось).

До 1942 г. политика импортозамещения проводилась вне общего планирования: каждый сектор экономики рассматривался по отдельности. Но в августе того же года, со вступлением Бразилии в войну и с разрастанием военного конфликта, государство взяло контроль над экономикой в свои руки. С этой целью была создана Служба координации экономической мобилизации (Coordenação de Mobilização Económica, СМЕ) во главе с бывшим тенентистом Жуаном Алберту.

Стимул к проведению индустриализации был тесно увязан с идеологией национализма[132]132
  В данном контексте – с общенациональными целями.


[Закрыть], но Варгас предпочел не втягивать страну в националистическую кампанию. Конституция 1937 г. отдавала в собственность нации горнодобычу и водопады, при этом в Основном законе было определено, что дальнейшие шаги по их национализации будут регулироваться специальным законом – так же как и в случае наиболее существенных в деле обеспечения экономической или военной безопасности отраслей промышленности. В конституции было также закреплено положение о том, что в стране могут функционировать лишь те банки и страховые компании, акционерами которых являются бразильцы. Иностранным предприятиям, банкам и компаниям давался срок, который должен был быть в будущем закреплен в законе; за это время они должны были трансформироваться в национальные.

Все эти нормы затем регулировались многочисленными декрет-законами, которые отражали и давление различных групп, и отсутствие четко ориентированной линии правительства. Например, этими мерами не были затронуты объекты электроэнергетики, а в октябре 1941 г. Варгас отказался одобрить проект декрета, согласно которому банки и страховые компании должны были с августа 1946 г. превратиться в национальные компании. И даже решение государства в отношении сталелитейной промышленности (о чем речь пойдет ниже) явилось результатом не противостояния или столкновения интересов, а соглашения с правительством США.

Обстоятельства, связанные с созданием сталелитейной и нефтяной промышленности, имеют особое значение для понимания сущности политики государственных инвестиций в базовые отрасли экономики. По отношению к каждой из этих отраслей правительство действовало различным образом. История создания крупной металлургической промышленности вписана в рамки «Нового государства»; что же касается нефтяной промышленности, то ее история выходит за эти пределы и завершается уже в годы второго президентства Варгаса.

Идея создания комбината «Болта Редонда» в штате Рио-де-Жанейро была разработана в июле 1940 г.; тогда же была определена и его структура. Строительство финансировалось за счет американского займа, предоставленного Экспортно-импортным банком США, и средств бразильского правительства. Контроль над комбинатом находился в руках созданной в январе 1941 г. «Национальной металлургической компании» (Companhia siderúrgica nacional) со смешанным капиталом. Данное решение не было результатом четкой позиции правительства; еще с начального этапа «Нового государства» бюрократическая машина не выработала какой-либо единой позиции по этому вопросу. Различные группировки были согласны друг с другом только в признании необходимости расширения и диверсификации производства стали. От этого зависели развитие транспортных услуг и создание тяжелой промышленности; кроме того, импорт стали ложился все более тяжким бременем на платежный баланс, который уже долгое время был отрицательным.

Бразильский частный капитал и сам Варгас склонялись к союзу с иностранным капиталом – германским или американским. Стремление же создать промышленность, которая не подчинялась бы внешнему контролю, исходило из кругов армии. Но военные не располагали условиями, при которых они могли бы немедленно заставить принять это выработанное ими решение. Напротив, в течение всего 1939 г. превалировали соглашения бразильского правительства с американской компанией «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн», и была принята программа создания такой отрасли промышленности, в которой участвовали бы вышеупомянутая американская корпорация, бразильский частный капитал и бразильское правительство. Однако, несмотря на предпринятые Варгасом и госдепартаментом США примирительные шаги, американская корпорация отвергла данную программу. С этого момента восторжествовал выбор в пользу государства.

В отличие от сталелитейной отрасли, вопрос о развитии нефтедобывающей промышленности в 1930-е гг. не стоял столь остро. Импорт нефти приобрел более широкие масштабы только после Второй мировой войны и в течение длительного времени не представлял большой проблемы для платежного баланса. Вплоть до середины 1939 г., когда была открыта нефть в штате Баия, создание нефтедобывающей промышленности сводилось всего лишь к строительству нефтеочистительных заводов. Даже после открытия нефти ее добыча была незначительной, а сомнения в отношении ее запасов сохранялись вплоть до 1950-х гг. В силу этих причин расхождения по вопросу о «нефтяной политике» были гораздо более серьезными, чем по поводу сталелитейной промышленности, и даже среди военных мнения по этому вопросу сильно разделились. Тем не менее основные инициативы в этой сфере выдвигали именно военные.

Начиная с 1935 г., ряд промышленников начал проявлять интерес к созданию нефтеочистительных заводов. Это привело к тому, что в 1936 г. компания «Стандарт», а в 1938 г. – компании «Тексако», «Атлантик рефайнинг Ко» и «Англо-Мексикан» предложили создать в Бразилии крупные нефтеочистительные предприятия. Начались дискуссии о том, какой выбор наиболее предпочтителен; участие государства в решении этой проблемы воплотилось в изданном в апреле 1938 г. декрет-законе, согласно которому индустрия по очистке импортируемой или добытой на территории Бразилии нефти подлежала национализации. Национализация означала, что вложенный в предприятие капитал, а также руководство и управление предприятиями должны оставаться в руках бразильцев. Это, однако, не было синонимом госмонополии. В том же самом декрете провозглашалось создание упомянутого выше Национального совета по нефти (НСН), в который входили лица, назначавшиеся президентом страны и представлявшие различные министерства и группы интересов. В 1938 – середине 1943 гг. в составе НСН преобладали представители тех армейских кругов, которые выступали за расширение государственного контроля над нефтяной промышленностью. Это было время, когда Советом руководил военный инженер генерал Орта Барбоза. Его попытки создать крупные государственные нефтеочистительные заводы провалились. Деятельность НСН оказалась блокирована различными группами интересов, министрами и самим Варгасом.

Политика США в отношении бразильской нефтяной промышленности отличалась от их линии по вопросу о сталелитейном производстве, поскольку США отстаивали интересы тех крупных компаний, которые традиционно контролировали нефтяную сферу. Испытывая давление с разных сторон, Орта Барбоза в середине 1943 г. подал в отставку – именно в этот период начали превалировать интересы частного капитала.

В действительности достижения «Нового государства» в области нефтедобывающей промышленности носили ограниченный характер. Но даже и в таком виде они все равно были важны с двух точек зрения. С одной стороны, политика НСН препятствовала реализации замыслов крупных иностранных компаний, хотя и сам НСН не сумел выдвинуть альтернативных предложений. С другой стороны, деятельность генерала Орты Барбозы поддержала и вдохновила те группировки, которые уже в 1950-е гг. будут требовать проведения политики, подобной той, которую проводил он сам (в конце 1930-х – начале 1940-х гг. – Примеч. пер.) и которая найдет свое успешное воплощение в создании государственной компании «Петробраз» в октябре 1953 г.

В области финансовой политики «Новое государство» стремилось оставаться на консервативных позициях, что нашло свое выражение в деятельности министра финансов Соузы Косты, которого Варгас сохранял на данном посту практически в течение всего периода своего президентства. Вместе с тем суровая необходимость потребовала применения решительных мер, которые, впрочем, всегда рассматривались как чрезвычайные. Чтобы противостоять кризисному положению, сложившемуся в сфере платежного баланса, Варгас вскоре после переворота приостановил обслуживание внешнего долга, декретировал монополию государства на продажу валюты и ввел налог на любые обменные операции. Был сохранен контроль над внешней торговлей; в области внешней задолженности было достигнуто соглашение с кредиторами, и, несмотря на сопротивление военных, опасавшихся сокращения госинвестиций по причине обслуживания долга, в 1940 г. выплаты по нему были возобновлены.

«Рабочую политику» «Нового государства» можно рассматривать в двух аспектах: как реальные инициативы и как средство формирования символического образа Жетулиу Варгаса как защитника трудящихся. Что касается первого аспекта, правительство проводило в жизнь и даже упорядочило ту политику, которая осуществлялась еще с начала 1930-х гг. Законодательство в этой области черпало идеи в действовавшей в фашистской Италии «Хартии труда». Конституция 1937 г. снова ввела принцип «единого профсоюза»[133]133
  См. об этом в § 1 данной главы.


[Закрыть], от которого на практике никогда и не отказывались. Забастовка или локаут[134]134
  «Забастовка» — прекращение работы трудящимися в целях удовлетворения их требований; «локаут» — увольнение предпринимателями рабочих всего предприятия в качестве метода борьбы с рабочим движением. Локаут уравнивался с забастовкой именно в силу того, что трудящиеся и предприниматели сосуществовали в рамках единого профсоюза.


[Закрыть] запрещались. Декрет-закон от августа 1939 г. очертил принципы организации профсоюза, сделав его еще более зависимым от государства. Помимо этого, ранее существовавшая вертикальная структура профсоюзов была укреплена созданием региональных профсоюзных федераций и общенациональных профсоюзных конфедераций.

В июле 1940 г. был введен профсоюзный налог – базовый инструмент финансирования синдиката и его подчинения государству. Налог представлял собой обязательную ежегодную выплату, соответствовавшую сумме дневного заработка; он должен был выплачиваться каждым работником, независимо от его членства в профсоюзе. Банку Бразилии оставалось лишь взыскать этот платеж, 60 % которого предназначались самому профсоюзу, 15 % – Федерации профсоюзов, 5 % – Конфедерации профсоюзов и 20 % – Социальному фонду профсоюзов. Деньги Социального фонда часто использовались как «секретные средства» для финансирования министерств, а впоследствии – и предвыборных кампаний.

На профсоюзном налоге «взросла» фигура «pelego»[135]135
  Дословно – «шкура». Так называли закамуфлированного агента министерства труда в рабочих профсоюзах.


[Закрыть]. Это выражение происходит от одного из значений данного слова – кусок ткани или кожи, который подстилают под седло лошади, чтобы смягчить наезднику толчки и сотрясения во время верховой езды. Идея подобного амортизатора показалась довольно удачной. «Pelego» превратился в профсоюзного лидера, который, находясь во главе профсоюза, в большей степени действует в собственных интересах и в интересах государства, чем в интересах трудящихся, т. е. при наличии трений и разногласий он выступает в качестве амортизатора. Существованию этой фигуры благоприятствовал и тот фактор, что привлекать в профсоюз большие массы трудящихся не было необходимости. Ведь выживание профсоюза было гарантировано существованием налога, количество же его членов играло в данном случае второстепенную роль.

Для решения вопросов «рабочей политики» правительство в мае 1939 г. создало органы «трудовой юстиции», прообразом которой были примирительные комиссии. Трудовое законодательство обрело систематизированный и расширенный характер с появлением в июне 1943 г. документа под названием «Консолидированные законы о труде» (КЗТ – Confederação das Leis do Trabalho, CLT).

Важную новацию ввело «Новое государство» в сфере регулирования зарплаты. В мае 1940 г. был установлен минимум заработной платы, который должен был удовлетворять базовые потребности работника. Когда этот минимум был установлен впервые, он соответствовал этим целям. Но по прошествии лет он снизился и оказался весьма далек от поставленных целей.

Многочисленные церемонии и интенсивное использование средств коммуникации «работали» на создание имиджа Жетулиу Варгаса как защитника трудящихся. Из церемоний особо выделим празднования 1 Мая, проводившиеся начиная с 1939 г. на футбольных стадионах. Во время этих мероприятий, собиравших большие массы рабочих и вообще много народа, Жетулиу начинал свои речи с обращения-заклинания: «Трудящиеся Бразилии!», а затем объявлял о какой-либо давно ожидаемой мере социального характера. В качестве инструмента сближения правительства с трудящимися постоянно использовалось радио. Министр труда выступал по радио с еженедельными лекциями, в которых он рассказывал об истории социального законодательства, представлял конкретные случаи, а иногда обращался к определенным категориям слушателей: пенсионерам, женщинам, родителям рабочих-подростков, мигрантам и т. д.

При помощи этих и других элементов и выстраивалась символическая фигура Жетулиу Варгаса как лидера и наставника всех бразильцев, особенно трудящихся, как друга и отца, который в сфере социальных отношений был аналогом главы семьи. Наставник и отец даровал блага своим людям и имел право ожидать от них в ответ преданности и поддержки. Блага не были плодом воображения. Но их большая политическая отдача проистекала не столько от материального выигрыша тех, кто их получал, сколько от успешного создания имиджа президента; этот образ обрел форму и содержание в период существования «Нового государства».

Установленный в 1937 г. режим апеллировал не только к трудящимся. Напротив, он пытался сформировать общественное мнение в свою пользу, накладывая запреты на критику и независимую информацию и разрабатывая собственное видение того исторического этапа, который переживала страна. Обеспокоенность правительства Варгаса состоянием дел в этой сфере уходила своими корнями в начальный период его правления, когда в 1931 г, возник Правительственный департамент рекламы (Departamento Oficial de Publicidade). В 1934 г. в рамках министерства юстиции был создан департамент пропаганды и распространения культуры, который действовал до декабря 1939 г., когда «Новое государство» образовало настоящее министерство пропаганды – Департамент прессы и пропаганды (ДПП – Departamento de Imprensa е Propaganda, DIP), напрямую подчиненный президенту страны. ДПП получил достаточно широкие полномочия, в сферу его деятельности входили кино, радио, театр, пресса, «социальная и политическая» литература, подготовка программы правительственного радиовещания, запрет на появление в стране «публикаций, враждебных интересам бразильцев», сотрудничество с иностранной прессой с целью воспрепятствовать распространению «информации, враждебной для репутации и культуры страны». Департамент отвечал за ежедневную трансляцию программы «Час Бразилии», которая продержалась многие годы в качестве инструмента официальной пропаганды и распространения информации о деятельности правительства.

«Новое государство» преследовало, арестовывало, пытало, высылало интеллектуалов и политиков, особенно приверженцев левых взглядов и некоторых либералов. Но оно не вело преследований, которые не имели бы на то оснований. Руководители «Нового государства» осознавали важность привлечения представителей образованной части общества на свою сторону. Члены католических общин, интегралисты авторитарной направленности, скрытые левые – все они заняли соответствующие посты и согласились принять те выгоды, которые предлагал им режим.

В своих многочисленных выступлениях и высказываниях, предназначенных для широких масс, либо на страницах таких изданий, как «Култура политика» (Cultura Política), нацеленных на более узкий круг, «Новое государство» стремилось транслировать свою версию истории страны. Рассматривая новейшую историю, оно выставляло себя как логический результат революции 1930 г. Проводилась мысль о радикальном разрыве между старой Бразилией – разъединенной, в которой господствуют латифундии и властвуют олигархии, и Бразилией, рожденной революцией. Считалось, что «Новое государство» добилось реализации революционных целей; стремясь обрести исторические корни страны, национальную интеграцию, порядок, не нарушаемый межпартийными противоречиями, оно способствовало вступлению страны в современную эпоху.

В период Первой республики государственная служба адаптировалась к клиентелизму. За редкими исключениями не существовало публичных конкурсов при приеме на работу; специалисты представляли собой замкнутую и весьма небольшую элитарную группу. «Новое государство», напротив, стремилось переформатировать систему государственного управления, превратив его в агента модернизации. Оно вознамерилось создать управленческую элиту, которая не была бы связана отношениями с различными партиями и отождествляла бы себя с теми принципами, на которых зиждился режим. Всецело преданная национальным интересам, такая элита, по замыслу режима, должна была внедрять критерии эффективности, экономии и рационализма.

Основным учреждением, ответственным за реформу государственного управления, стал Административный департамент государственной службы (Departamento Administrativo do Serviço Publico, DASP), созданный в 1938 г. в качестве органа, связанного с администрацией президента. В деле набора персонала нужно было приложить определенные усилия для того, чтобы установить такие критерии продвижения по службе, в которых главным условием поступления на работу стали бы личные заслуги. Данный критерий открывал возможности для специалистов – представителей среднего класса, но его применение было весьма ограниченно. Само законодательство и окружающая действительность препятствовали формированию многочисленного слоя бюрократии, который был бы подчинен формальным правилам приема на работу и продвижения по служебной лестнице в соответствии со своими заслугами. Большинство назначений в верхушке бюрократического аппарата продолжали делаться в соответствии с предпочтением президента или министров так называемым «доверительным должностям»: те, кто занимал эти посты, могли быть уволены в любую минуту. Чтобы попасть на эти должности, было достаточно минимальных навыков, тем не менее выбор не всегда зависел от послужного списка на государственной службе.

Чтобы лучше понять внешнюю политику, ее следует рассматривать в рамках общей оценки периода 1930–1945 гг. Формулирование ее основных направлений, как и их переосмысление, вытекали из взаимодействия Бразилии с великими державами, при этом «Новое государство» было всего лишь одним из элементов этого взаимодействия.

Мировой экономический кризис выявил упадок английской гегемонии и восхождение США. Оно стало особенно зримым с того момента, когда вступили в силу принятые президентом Рузвельтом меры по борьбе с кризисом. В то же самое время после 1933 г. на международной арене возник и другой конкурент – нацистская Германия. В этой ситуации бразильское правительство избрало прагматическую политику; оно стремилось торговать и вести переговоры с теми, кто предложит лучшие условия, и извлекать выгоду из соперничества между великими державами.

Характерной чертой периода 1934–1940 гг. стало возрастание веса Германии во внешней торговле Бразилии. Германия стала основным покупателем бразильского хлопка и превратилась во второй по значимости рынок сбыта бразильского кофе. Однако же сферой, где влияние Германии росло особенно сильно, стал именно импорт. Если в 1929 г. около 13 % бразильского импорта поступало из Германии, а 30 % – из США, то в 1938 г. германский импорт слегка превысил американский (25 % против 24 %). В том же самом 1938 г. 34 % бразильского экспорта направлялось в США, а 19 % – в Германию. Сделки с Германией были привлекательны не только для ряда экспорториентированных компаний, но и для тех, кто отстаивал необходимость модернизации и индустриализации страны. Ведь Германия, предлагая оборудование для железных дорог, товары производственного назначения и т. п., открывала перспективу прервать традиционную направленность внешней торговли великих держав.