Текст книги "Гнев дракона. Эльфийка-воительница"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 54 страниц)

О кротах

У Нандалее все еще слегка кружилась голова. Три дня она отдыхала здесь, но сумела поспать лишь несколько часов. Находиться здесь неправильно! Обещание, данное Дуадану, не давало ей покоя. Нужно идти в Кенигсштейн, чтобы спасти последних из ее клана. Лежать в постели и ждать, когда вернутся силы, – это не в ее духе! Нужно уходить. Довершить то, что она начала в тот день, когда выстрелила в тролля, укравшего ее добычу.

Нандалее бросила нервный взгляд на дверь. Три наставника Белого чертога примут ее в комнате, находящейся за дверью, и решат судьбу ее просьбы. Она знала, что добровольно тролли не выдадут пленных эльфов. А одной ей не вызволить последних выживших. Войти как можно незаметнее в пещеры троллей и освободить пленников, как можно меньше применяя оружие, – это миссия для драконников.

– Можешь сесть, – приветливо произнес Гонвалон. – Стоять придется, когда тебя позовут наставники.

– Я не могу, – она слишком сильно нервничала, чтобы сидеть на месте. Если бы у нее было больше сил, она ходила бы взад-вперед по выкрашенному в белый цвет коридору.

Гонвалон встал и взял ее за руку. За то, что он ничего не сказал, она была ему благодарна. Несмотря на то что у них было так мало времени, он знал ее лучше, чем кто бы то ни было. «По крайней мере, с тех пор, как умер Дуадан», – с горечью подумала эльфийка. Даже могущественные небесные змеи не умели читать ее мысли. А Гонвалону достаточно было посмотреть на нее, чтобы узнать, что творится в ее душе. Он знал, когда его молчание поможет лучше всяких слов.

Эльфийка сжала его руку. Она была теплой и мозолистой. Сильная рука, которая сделает для нее все. Вспомнила о том, как он восстал против Золотого. В этот миг он не мог ожидать ничего, кроме смерти. Он противопоставил свою любовь к ней верности небесным змеям и из-за нее стал отверженным. Пока что его еще терпели в Белом чертоге, однако все драконники видели, что он потерял татуировку, печать союза между ним и Золотым. А теперь, когда она просила помощи у драконников, она снова был рядом. Она прижалась к нему, позволив себе мгновение слабости. «Рядом с ним я готова бросить вызов целому миру», – подумала она.

Дверь открылась, и из комнаты в коридор вышла Ливианна. Волосы ее были строго зачесаны назад, и эльфийка казалась неприступнее, чем всегда.

– Теперь мы готовы выслушать тебя, – произнесла она, жестом, полным совершенства и элегантности, указывая на открытую дверь.

Нандалее еще раз сжала руку Гонвалона. Туда он с ней не пойдет. Она должна выдержать это одна. Однако, несмотря на то что ее требование – в ее собственных глазах – было неэгоистичным и исполнено благородных помыслов, эльфийка чувствовала себя так, словно представала перед трибуналом.

Ливианна закрыла за ней дверь и заняла место за красно-коричневым столом, где уже сидели другие наставники, которые должны были выслушать ее. Это были хрупкая Айлин, которую едва не убили тролли, когда она вместе с Гонвалоном пришла за ней, чтобы принять ее в ряды послушников, и бледный Дилан, выглядевший так, словно был соткан исключительно из света и тумана. Взгляд его глаз со своеобразной серебристой радужкой, казалось, пронизывает ее до глубины души.

– Нандалее, расскажи нам, чего ты хочешь, – торжественно начал разговор Дилан.

Нандалее рассказала о том, как обнаружила Дуадана пленником Глубокого города, избегая упоминать о том, при каких обстоятельствах попала туда. Она рассказала о своем детстве, о том, как Дуадан был ее наставником и защитником, о том, какой безжалостной была жизнь в ледяной пустыне Карандамона. Она хотела, чтобы наставники поняли, что клан мог выжить только благодаря тому, что каждый безо всяких условностей вступался за каждого. Эльфийка надеялась, что они поймут, что судьба каждого безраздельно связана с судьбой всех остальных. Рассказывала о долгих охотах, об угрозе со стороны троллей – а затем подошла к той части, говорить о которой было труднее всего. К своей вине.

Она рассказала о том, как выследила белого шестнадцатиконцового и шла за ним на протяжении нескольких дней. Как тролль сокрушил гордого зверя своей дубинкой, и как она выстрелила в святотатца. Вообще-то одна стрела не могла убить тролля. Особенно если стрелять через всю поляну. Но она попала ему в глаз. Он умер на месте. Она рассказала, как преследовали ее тролли, поскольку тот тролль, которого она убила, оказался старшим сыном короля. Когда она уже была близка к смерти и уничтожила все следы, которые могли свидетельствовать о том, к какому клану она принадлежала, пришли Гонвалон с Айлин и спасли ее.

В этом месте Нандалее прервала свой рассказ и бросила взгляд на хрупкую эльфийку, сидевшую в середине. Однако вместо того, чтобы что-либо сказать, мастер-оружейница лишь сделала ей знак продолжать. Нандалее опустила взгляд. Она не могла говорить о своей вине и смотреть при этом в глаза наставникам.

– Не знаю, то ли я потеряла стрелу, то ли мой лук не сгорел в огне. Должно быть, что-то осталось, на чем был изображен олень. Это тотем моего племени, Бегущих с ветром. Он питает нас, воплощает наш идеал гордости и возвышенности. Мой поступок привел троллей к Бегущим с ветром.

Она рассказала о том, как ей не удалось спасти Дуадана и Фенеллу.

– Но у них остались некоторые из моего племени. Они пленники Кенигсштейна. Надежды нет. Спасти их – моя задача. И чтобы сделать это, я молю вас о помощи.

Нандалее стоило немалых усилий, чтобы поднять голову и посмотреть на троих наставников.

– Неужели я слышу в твоих словах обвинение, Нандалее? – произнес Дилан низким, звучным голосом. – Насколько тебе известно, это я призвал Белых змеев и командовал атакой по текущим под горой рекам.

– Я здесь не затем, чтобы обвинять, – поспешно ответила она, испугавшись того, что ее настолько неверно поняли. – Вы знаете, что делают тролли с пленниками?

– Они сожрут их, – заговорила Ливианна. – Только некоторые части. У самых храбрых – сердца, у умных – мозг. Быстрого бегуна лишат бедер. Это ритуал. И, насколько я слышала, жертвы могут присутствовать при этом, если нанесенные им раны не смертельны.

Холодность и деловитость, с которой говорила Ливианна, заставила Нандалее покраснеть от гнева.

– Ты говоришь об эльфах, которые ожидают своей судьбы. О моем клане. О товарищах, с которыми я прожила большую часть своей жизни.

– Товарищах? – вызывающе поглядела на нее Ливианна. – У тебя больше нет клана, Нандалее. Когда ты пришла в Белый чертог, чтобы стать одной из нас, ты оборвала все связи. Ты хочешь рискнуть нашими жизнями, чтобы спасти тех, кого должна была давным-давно забыть.

– Но разве мы не за справедливость? Разве мы – не надежда слабых и не ужас для всех тех, кто слишком вольно распоряжается своей властью? – взволнованно ответила Нандалее. – Какой смысл во всех наших поступках, если мы отказываемся от сочувствия?

– Ты уходишь в сторону, Нандалее, – остановила ее Айлин. – Если я правильно понимаю твою историю, у троллей вполне был повод злиться на твой клан. Они всего лишь мстят за смерть наследника трона. Не произвол руководит их поступками. И тем самым они становятся выше тебя, Нандалее. Это ты по прихоти убила тролля, когда тот опередил тебя на охоте.

– Тогда отведите к ним меня и обменяйте на пленников.

Ливианна поглядела на нее своими бездонными зелеными глазами. Думает об обмене?

– Теперь ты наша, – ответила Айлин. – Мы не отдадим тебя. Но и не станем заложниками вражды, которая не имеет к нам отношения.

– Они убьют таких же, как мы, – отчаянно настаивала Нандалее. – Что может иметь к нам больше отношения? Мы можем спасти их. У нас есть для этого сила!

– Ты что-то путаешь, Нандалее. Мы – мечи небесных змеев, – сложив руки на столе, Дилан поглядел на нее. – Меч нужно обнажить, сам по себе он из ножен не выскочит. И поскольку это так, мы не убийцы, несмотря на то что среди послушников есть те, кому это тяжело понять. Что бы мы ни делали, это происходит без ненависти. Мы выполняем приказы. Не мы решаем, жить кому-то или умереть. Мы исполняем приговор. Тем самым мы становимся всего лишь инструментами силы, которой подчиняемся.

Нандалее с презрением глядела на них. Это кажется таким благородным. Почти отрешенным от этого мира. И несмотря на все, это лишь обман.

– Вот как ты успокаиваешь свою совесть, мастер Дилан? Это позволяет тебе забыть о мертвых детях в Глубоком городе?

– Мы – лишь мечи небесных змеев. Нам не пристало судить. Мы не можем судить о справедливости альвов и их наместников. Или ты осмеливаешься считать себя равной им, Нандалее?

– Я всего лишь послушница, наставник. И все же я нечто большее, чем кусок холодной стали. Я никогда больше не сделаю того, с чем не согласна сама. Я не буду учиться для того, чтобы стать существом без собственной системы ценностей. Это то, что хочет сделать из нас, эльфов, Белый чертог? Бессовестных существ?

Дилан одарил ее слабой улыбкой узких губ.

– Чего мы хотим, так это подняться над собственным ограниченным горизонтом. А для этого ты должна научиться откладывать в сторону собственную эгоистичную картину мира. Думаешь, ты – мера всех вещей, Нандалее?

– Есть ценности, которые не нужно обсуждать, – взволнованно ответила эльфийка.

– Почему? Кто выбирает эти ценности? Твоя совесть? А если это так, кто создает совесть? Кому ты доверяешь больше, чем наместникам альвов? Кто обладает дерзостью решать, что есть добро, а что есть зло?

– Разве не наша собственная задача задумываться о каждом поступке и искать путь, ведущий из света во тьму?

– Громкие слова, Нандалее. Ты напоминаешь мне крота, который в безлунную ночь впервые выбрался из тьмы подземелья, увидел несколько звезд на небе и стал говорить, будто нашел залитый светом мир.

– Лучше я буду кротом, который увидел хотя бы одну искру, мастер Дилан, чем кротом, который всю жизнь сидит в темноте и ходит по туннелям, проложенным другими.

– Милая моя, этот диспут мы продолжим в другой раз. Вернемся же собственно к теме. Мы, драконники, служим не для того, чтобы вести вражду, существующую между детьми Альвенмарка. Мы выше подобных вещей. Тот, кто без приказа небесных змеев обнажит меч, Нандалее, уже не принадлежит к нашему сообществу. Так что, если ты решишь пойти в Кенигсштейн, то здесь тебе будут не рады.

Она хотела что-то ответить, но Ливианна жестом велела ей молчать.

– Не спеши судить. Подумай о словах Дилана. Поразмысли над тем, что в них может крыться больше мудрости, чем может понять в этот самый миг твое взволнованное сердце. Теперь можешь идти. Все, что нужно было сказать, уже сказано.

Она смерила всех троих взглядом, не зная, что испытывать: презрение или сочувствие. Наконец она, отвесив идеальный поклон, направилась к двери и вышла из комнаты.

Гонвалон поднялся, едва она вышла в коридор.

– Как все прошло?

Она тяжело вздохнула, стараясь не проявлять раздражение.

– Теперь я знаю, что я – крот иного рода, чем мастер Дилан.

Человек в сундуке

Эврилох прислушался к стуку молотков и кирок. Даже сквозь закрытые окна в конце коридора слышался шум. Палачи старались.

Он открыл красную дверь, за которой находилась комната. Всего пару часов назад он считал ее потрясающей. Теперь же она казалась до смешного маленькой.

Штурман подошел к окну и закрыл ставни. Его комната находилась на первом этаже. Отсюда не было видно резервуара с водой. Вид на нее загораживала стена из голого кирпича, с которой осыпался раствор.

Теперь все это осталось в прошлом! Коля ушел. Перед этим он держал патетическую речь перед ребятами о том, что он должен сражаться на Куше, чтобы защитить маленькую империю публичных домов, и вернется осенью. Затем он объявил, что до того момента командовать будет Эврилох. Штурман все еще не верил своему счастью. Но он понимал, что, чтобы закрепить успех, должен сделать кое-что прямо сейчас.

Он зажег масляную лампу, сел на постель и прислушался. Даже сквозь стены слышался стук кирок. Эврилох закрыл глаза. Выровнял дыхание. Где-то в комнате жужжала пчела. Затем воцарилась тишина. Ничто не выдавало его тайны.

Он поглядел на стоящий у окна большой сундук. Он был закрыт на тяжелую щеколду. Края оббиты поцарапанной бронзой. Он сопровождал его уже так много лет.

Опустившись на колени перед ним, он обнажил кинжал и положил его на пол рядом с сундуком, затем отодвинул щеколду. На него, не мигая, смотрели два черных глаза. В сундуке лежал полный мужчина с редкими волосами и усиками над верхней губой. На щеках росла щетина. На лбу поблескивали капли пота. Левая рука обмотана пропитанной кровью тряпкой. Его небесно-голубая туника разрезана на груди. Кожа под ней была белой, словно брюхо рыбы.

– Ты опаздываешь, – проворчал Леон таким тоном, как будто командовал здесь.

Эврилох схватил лежавший рядом с сундуком кинжал. Никогда ему этот парень не нравился. Причина, по которой он притащил его сюда после битвы, была проста – он рассчитывал получить за Леона немалый выкуп. Труриец пообещал ему, что наполнит сундук, в котором лежал, серебром.

– Думаю, наша сделка… исчерпала себя.

Леон хотел сесть, но Эврилох схватил его за горло и снова втиснул в сундук. Поднял кинжал, готовый нанести удар.

– У меня есть еще серебро… – прохрипел Леон. Мотая головой из стороны в сторону, он пытался высвободиться из крепкой хватки.

– Не нужно мне больше твое серебро, – он опустил кинжал, острие которого теперь покачивалось не далее чем в двух дюймах от глаза Леона. – Поскольку настроение у меня хорошее, я дам тебе возможность сказать последнее слово, чтобы попрощаться. Всего одно слово! Если сумеешь вызвать у меня интерес, то, может быть, проживешь еще немного.

Труриец перестал бороться с его хваткой. Просто лежал и смотрел на него. Этот взгляд раздражал Эврилоха. Ему хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Теперь он отчетливо видел, насколько глупой была идея оставить трурийца в живых. От Леона будут одни неприятности.

Эврилох стал медленно опускать кинжал ниже. Мужества Леону не занимать. Смотрит не моргая. И только когда острие кинжала коснулось его глаза, веки его задрожали.

– Железноязыкий, – произнес он.

– Какое мне дело до мертвого пирата? – Штурман надавил сильнее. Вдавил глаз в глазницу. Отодвинул клинок немного в сторону, не ослабляя давления. Леон пронзительно зашипел. Белок глаза залила кровь.

– Он жив. Таркон не умер. Я встречал человека, который встречался с ним. Таркон стал бессмертным. Он станет будущим правителем Нангога, и тот, кто не пойдет с ним, того сметет с этого мира, подобно тому, как осенний ветер сметает пожухлую листву.

Эврилох передвинул острие кинжала к краю глаза, пытаясь попасть им под глазное яблоко, чтобы выдавить его из глазницы.

Леон застонал. Его руки вцепились в края сундука.

– Пожалуйста… Ты должен…

– Что мне может быть нужно от человека, смерть которого я видел своими глазами? Должно быть, ты считаешь меня дурачком, труриец.

– А если я не лгу? – От боли голос превратился в хриплое шипение. – Я отведу тебя к человеку, который открыл тайну возврата из мертвых. Я знаю, что король с мечом духов убил его. Но я доверяю тому, кто встречал его. Таркон Железноязыкий жив. Он стал бессмертным Нангога. Без девантара. Я верю тем, кто говорит, что однажды он станет правителем этого мира.

Эврилох убрал кинжал, вытер клинок о тунику трурийца.

– И ты знаешь Таркона, являешься одним из его друзей?

Леон кивнул. Слишком поспешно. Эврилох не поверил ему.

Поглядел на изуродованный глаз трурийца. Его уже не вылечить. Леону придется сходить к лекарю, чтобы его удалили. Сутенер каждый миг своей жизни будет помнить о том, кто его мучил.

– Как так случилось, что у тебя есть связь с этим мятежником?

Труриец, несмотря на боль в глазу, попытался улыбнуться.

– У меня есть то, что ему нужно. Вам не единственным пришла в голову идея привезти сюда рабынь. Таркон скупает женщин и оружие из железа. Он платит кусками самородного золота. Очень великодушно. Бордели лишь малая часть моего дела. Давай разбогатеем вместе.

Эврилох задумчиво глядел на острие кинжала. Может быть, не стоило так торопиться.

– Значит, он вознаграждает своих людей женщинами…

– Не только это. У него совсем другие планы. Женщины рожают детей. Он растит свой собственный народ.

«Еще одна ложь», – раздраженно подумал Эврилох. Беременность женщины в Нангоге граничила с чудом. Мужчины и женщины становились здесь бесплодными. Леон не имеет ценности для него. Из-за пыток он нажил себе непримиримого врага. Если он действительно связан с Тарконом и поднебесный пират еще жив, будут одни неприятности.

Эврилох изо всех сил вонзил кинжал в здоровый глаз Леона. Он с хрустом пронзил тонкую кость за глазным яблоком и глубоко вошел в череп сутенера.

– Ты изжил свою полезность, – он вонзил клинок во второй раз и прислушался. Снаружи умолк шум кирок. Значит, резервуар сломан.

Сопротивление было сломлено. Бордели Золотого города принадлежали ему. Он станет богаче, чем когда-либо мог предположить. И это только начало. Если Таркон действительно еще жив, его люди придут к нему, как только им понадобятся девочки.

Довольный собой, Эврилох захлопнул крышку своего старого сундука. Он прикажет отнести его к городскому дворцу Леона, чтобы, чего доброго, о сутенере не начали ходить истории, вроде той, будто он восстал из мертвых.

Стенающий

Нир пододвинул к нему кинжал.

– Я больше не могу, – взмолился Хорнбори.

Ребенок, которого принесла им эльфийка, захныкал.

– Твоя очередь, – раздраженно зашипел Галар. – Ты же знаешь, он не перестанет, пока не напьется. Он хочет есть.

– Я тоже! – не менее раздраженно огрызнулся Хорнбори. – Этот маленький засранец погубит нас всех. Это не может так больше продолжаться.

– Твоя очередь, – Галар поднял кинжал и подошел к нему. – Не ной. Слова сейчас не помогут. Может быть, тебе помочь?

Хорнбори взял кинжал, поднес клинок к большому пальцу левой руки, покрытую засохшими ранками, и надавил. Кровь потекла не так сильно, как при первых трех порезах. Нир протянул ему мальчика, и он вложил большой палец в рот малышу. Ребенок тут же принялся старательно сосать.

– Нехорошо это – кормить детей таким образом.

– С твоей кровью что-то не в порядке? – встревоженно поинтересовался Нир.

– Дети должны пить молоко, черт возьми!

– Тогда предложи, где нам взять молоко, дурень, – Галар по-прежнему стоял прямо перед ним. Кузнецу хотелось подраться, но этой услуги он ему не окажет.

– Нир мог бы еще раз попытаться с сыром.

– Ни в коем случае, – возмутился стрелок. – В прошлый раз малыша тошнило дальше, чем он видел. Этот кобольдский сыр не для него. Ты ведь тоже его не ешь.

– Но и не ищу грудь, чтобы выпить молока. То, что нравится мне, и то, что нравится этому маленькому засранцу, – вещи совершенно разные, – палец Хорнбори болел. Малыш сосал все сильнее. Очевидно, ему не хватало той крови, которая текла из раны.

– Дай мне немного моей части драконьей крови, – он поглядел на Галара. – Пусть пьет ее.

– Кровь дракона? Мы чуть не подохли, добывая ее. Она стоит в сто раз больше его веса золотом. И ты хочешь влить ее в рот этому маленькому вонючке? А что, если его опять стошнит?

– Как бы там ни было, мою кровь он переваривает, – ответил Хорнбори. – И зачем мне перспектива однажды стать богачом, если этот малыш прежде высосет меня досуха? Сколько мы будем еще здесь торчать? Когда ты пойдешь наверх, чтобы проверить, ушли они или нет, Галар?

– Сам иди, засранец.

– И пошел бы, если бы умел плавать! Но, к сожалению, я утону прежде, чем доберусь до скоб на стене колодца. Но, может быть, об этом стоит подумать, если я не хочу, чтобы эта маленькая вошка высосала меня, – он забрал большой палец изо рта ребенка.

Малыш уставился на него своими большими синими глазами и принялся чмокать, давая понять, что еще не насытился.

– Хватит на сегодня. От дяди Хорнбори больше крови не будет.

Не обращая внимания на слова карлика, малыш принялся делать сосательные движения губами. Когда Хорнбори не отреагировал, он заплакал.

– Твоя очередь, негодяй ты эдакий! Далее снова будет очередь всех остальных, – возмутился Нир. – Пусть малыш пьет столько, сколько ему нужно. Дай ему палец, или я позабочусь о том, чтобы пролилась кровь.

Галар встал на пути у стрелка.

– Оставь его. Пусть даст ему своей драконьей крови. И несмотря на то что он мешок с дерьмом, он не так уж неправ. Дальше так продолжаться не может. У нас только кобольдский сыр и колодезная вода. Силы наши тают с каждым днем. Если мы будем продолжать давать ему свою кровь, то в какой-то момент просто умрем. А если мы умрем, сколько проживет малыш? – Кузнец направился к большой куче хлама, которую он перетащил из своей пещеры в это тайное укрытие. Взял одну из колб с кровью дракона и протянул Хорнбори.

– Попробуй. У нас их больше шестидесяти.

– А что, если кровь ядовита? – возмутился Нир.

– Как мог бы жить дракон, если бы в жилах у него текла ядовитая кровь? – хитро поинтересовался Хорнбори и взял маленькую колбочку.

– Сначала попробую я! – Нир схватил железный прут и угрожающе поднял его над головой. – Давай сюда драконью кровь!

Малыш тем временем принялся громко кричать. Хорнбори сунул ему в рот свой непорезанный палец.

– Попьешь драконьей крови. Не мои запасы!

– Если я разобью тебе прутом голову, то все будет позади. Это произойдет быстрее, чем приношение себя в жертву ребенку! Ты этого хочешь добиться? – Свободной рукой он помахал Галару. Другой он продолжал сжимать угрожающе поднятый железный прут. – Дай сюда бутылочку! Я попробую кровь!

Галар повиновался.

Нир откупорил бутылочку и торопливо сделал глоток, не опуская угрожающе поднятого железного прута.

– Ну, как на вкус? – с неприкрытым любопытством поинтересовался Галар.

– Язык щиплет, – Нир проглотил кровь. – И есть в ней что-то живительное… Приятно.

– Чувствуешь какие-нибудь изменения? – не отставал Галар.

Хорнбори вздохнул.

– Думаешь, можно стать чародеем, лишь попив драконьей крови?

– Откуда нам знать? – набросился на него кузнец. – Кто когда-либо пробовал драконью кровь?

– Значит, вполне возможно, мы обеспечим нашему малышу великое будущее, – Хорбнори поглядел на Нира. – Ты убедился, что я не отравлю мальчика, если дам ему своей драконьей крови?

Стрелок опустил железный прут.

– Я должен был проверить, – сухо сказал он. Затем протянул Хорнбори колбу.

Малыш пил кровь так же жадно, как прежде сосал палец Хорнбори. Когда колба опустела, он довольно отрыгнул.

– В следующий раз нам стоит ее подогреть, – заявил Нир. – Материнское молоко теплое. Может быть, для него плохо пить холодное.

– Может быть, чуть позже ты решишь отрастить себе грудь? – спросил Галар. – Хорнбори прав. Мы не можем сидеть здесь вечно. Кто-нибудь из вас представляет, сколько мы здесь находимся? Три дня? Пять? Может быть, и все десять?

– Надо было тебе принести сюда песочные часы, – Нир взял у Хорнбори ребенка из рук и обиженно отошел подальше. В узкой пещере «подальше» означало лишь то, что он сделал три шага вглубь.

– Мы не можем больше оставаться здесь, внизу, – объявил Хорнбори. – Здесь нас ждет верная смерть.

Он увидел, как работают мышцы на лице Галара. Он был наверху, через некоторое время после того, как исчезла эльфийка. Галар ей не поверил. Он был убежден, что атаковали лишь его мастерскую.

Вернувшись, кузнец был уже не тот. Галара не было совсем недолго. Два, может быть, три часа. Этого хватило, чтобы сломать его.

– Вы не представляете, что там наверху. Вонь смерти… Все правда. Я даже видел червелапа, который жрал… это… их…

– Значит, у нас есть выбор: остаться здесь и умереть наверняка или же попытаться бежать и, возможно, погибнуть. И решать тебе. Я не умею плавать. Нир тоже. Без тебя нам не выбраться живыми даже из колодца.

– Чего ты вдруг так осмелел, ничтожество? – В глазах Галара сверкал гнев. – Ты не видел этого. Ужас… целый город. Все мертвы. Из-за нас! Ты это понимаешь! Это на нашей совести.

– Не я прошел по городу с окровавленным мечом в руке, убивая женщин и детей! – Хорнбори не удавалось сохранять спокойствие. Самосожаление кузнеца было ему противно. Старый забияка нравился ему все больше. – Да, мы убили дракона. Разве это было ошибкой? Разве мы не уничтожили одну из тех тварей, что устроила тот кошмар наверху? Хочешь сидеть здесь и подыхать, хныча и жалуясь? Или соберешься с духом, выйдешь наружу и попытаешься убить следующего дракона, чтобы в какой-то момент этих тиранов-поджигателей не осталось совсем?

– Не мы победим драконов, – рьяно воскликнул Нир. – Мы лишь хранители. Это сделает он. Малыш. Разве вы не видите? Он пережил резню. Единственный из всех там, наверху. Его спасла одна из тех, кто пришел, чтобы убить нас. А теперь мы поим его драконьей кровью. Это он прогонит драконов с неба.

«Какая патетическая чушь», – подумал Хорнбори. Но чушь полезная.

– В этом что-то есть. Он избран судьбой. А мы втроем – его хранители.

– У Старца в Глубине родился сын, – продолжал Нир, и, когда он говорил, глаза его сияли. – Наверняка это этот малыш. Ребенок королевской крови. Будущий правитель всех карликов.

– С вами обоими все в порядке? – возмутился Галар. – Малыш – какое-то безымянное создание. Вы только посмотрите на тряпки, в которых его принесла эльфийка. Дешевая ткань. Я стирал его засранные пеленки. Там не было вышитой короны.

Нир наморщил лоб.

Хорнбори понимал, что в любой момент может лишиться поддержки стрелка.

– Ты забываешь о том, кто нам его принес. Коварная эльфийка. Наверняка она подменила вещи. Она не хотела, чтобы мы знали, что это сын Старца в Глубине. Эльфы, они такие.

– Точно! – подтвердил Нир.

– Разве было похоже, что ей до обмана? Она ведь была совершенно без сил. У нее не было времени менять какие-то там пеленки, чтобы обмануть нас.

– Ты так внимательно рассмотрел ее? – парировал Хорнбори. – Мне показалось, ты не отводил взгляда от кинжала, который она чуть не вонзила тебе в горло.

– Вы что, совсем спятили? К чему весь этот бред? Я тебя знаю, Хорнбори. Ты ведь сам не веришь в то, что говоришь. А тебя, Нир, малыш свел с ума. Но если мы выберемся отсюда живыми, то что нам нужно в первую очередь, так это ясный ум.

– Значит, ты поможешь нам пробраться через колодец.

– Да, черт возьми. Сидеть здесь дальше глупо. Мы пойдем. Но сделаем так, как я скажу. Осторожно! В одном ты прав, Хорнбори. Мертвые Глубокого города оставили нам завещание. Мы должны отомстить за них!

– И спасти мальчика, – добавил Нир.

Кузнец вздохнул.

– Да, это тоже…

– Ты знаешь, как Старец в Глубине назвал своего сына?

– Мы ведь вообще не знаем, его ли это сын! – возмутился Галар. – Не могли бы вы прекратить нести чепуху?

– Но мы не знаем и того, что он не его, – надул губы Нир. – Я убежден в том, что эльфийка подменила пеленки и платки, чтобы нас надуть.

– Я думаю, что Старец в Глубине еще не праздновал именин. Меня бы на них точно пригласили, – произнес Хорнбори. – Но малыш тем не менее должен получить имя.

– Хорошая идея! – тут же согласился Нир.

Галар только глаза закатил.

– Как насчет Синдри? – предложил Хорнбори.

– Знал я когда-то кузнеца, которого так звали, – проворчал Галар. – Делал исключительные кольца.

Нир покачал головой.

– Нет, только не имя кузнеца. Это неправильно для королевского сына.

– Драупнир, Стекающий. Это хорошо подойдет этому марателю пеленок, – предложил Галар.

– Мне кажется, его имя должно что-то значить, – подхватил идею Галар. – Стекающим мы его, конечно же, не назовем. Как вам… Фрар, Идущий вперед? Народам карликов предстоят тяжелые времена. Это имя несет в себе надежду.

– Мне имя нравится.

– Видно, что болтовня – твоя работа, – проворчал Галар.

– Ему нужно и героическое имя. Например, Кровопийца! – Нир восхищенно поднял мальчика вверх. – Фрар Кровопийца. Такое имя несет в себе все его детство.

Хорнбори откашлялся.

– Не хочу показаться занудой, но не кажется ли тебе, что это имя можно понять превратно?

Нир озадаченно поглядел на него.

– Это как?

– Кровопийца – звучит как-то похоже на имя тирана. Что скажете по поводу… Драконьего молота… или… Драконьего…

– Драконья смерть! – выкрикнул Нир. – Фрар Драконья смерть, король Глубокого города!

Хорнбори несколько раз повторил имя, попробовал его на вкус и представил себе, как его выкрикивают в чертогах Исхавена или других городах карликов.

– Звучит хорошо, – согласился он. Конечно, малыш никогда не станет королем. Править будет он, Хорнбори. Но малыш может стать полезным инструментом на пути к трону.

Нир поднял ребенка над головой.

– Мы спасем тебя, Фрар Драконья смерть. И однажды ты спасешь все народы карликов.

Из пеленок потекло прямо на лицо стрелка.

Галар усмехнулся.

– Мне по-прежнему кажется, что имя Драупнир ему бы вполне подошло.