Текст книги "Логово дракона. Обретенная сила"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 66 страниц)

Метаморфозы

Уже трижды не прикасалась Нандалее к еде, которую приносили газалы.

Неужели прошло три дня? Она и не заметила. Подавленная, она сидела на корточках на плоском троне, возвышавшемся над темной водой. Промежуток времени между двумя вздохами казался вечностью. Она потеряла всякое ощущение времени. Как долго она здесь? Почему Темный не возвращается?

Она иногда еще задавалась вопросами, но эмоций уже не осталось. Ни гнева, ни отчаяния. Она чувствовала, что погибает. Словно растение, которое загибается без света, несмотря на то что растет на плодородной почве и у него достаточно воды.

Нандалее сдалась. Она таращилась на ненавистное тело карлика, поглядывала на уродливую руку. Открывала свое Незримое око. Она видела, как неестественно искажены тонкие силовые линии. Они казались изуродованными и сплющенными. Как ей вернуться к себе? Уже тысячу раз задавала она себе этот вопрос. И воспоминания то и дело возвращали ее к Сайну. К его ужасной смерти. Темному было легко сделать ей это тело. А она не могла бежать из своей темницы.

Она подумала о словах, которые сказал ей на прощание Темный: важно, чтобы вы хорошо помнили свои внутренности. Какая злая насмешка! Как она может помнить собственные внутренности? Форму костей и мышц, расположение вен и сухожилий? Она знала, как выглядят внутренности оленя или зайца. Но как можно вспомнить то, чего не знаешь?

Размышляла она и над тем, не сказал ли он это в переносном смысле. Может быть, он имел в виду ее внутренний мир? Но какое отношение это имеет к телу? К ее душе? То, что составляет ее? Что она такое? Все это ни к чему не вело.

Ей вспомнился Гонвалон, его спокойствие и сила. Он бы смог ей помочь, в этом она была уверена. Если бы он был здесь! Рядом с ним она смогла бы вернуться к себе.

Она перестала злиться, несмотря на то что не переставала сетовать на судьбу. У нее уже не оставалось на это сил. Девушка снова уставилась на свою руку. Как она может придать ей правильную форму? Может быть, если она расслабится? Можно ли расслабиться на магическом уровне? Мысленно приказать себе, как будто речь идет просто о напряженном теле?

Она сосредоточилась на своей руке и пожелала, чтобы та стала такой, как прежде.

Резкая боль пронзила ее пальцы. Силовые линии расплылись перед глазами. По щекам побежали слезы. Застонав, она съежилась. Боль была ошеломляющей. Суставы на пальцах захрустели. Ощущение было такое, словно из тела ее выдирали ногти. Нет, хуже. Как будто кто-то пытался оторвать ей все пальцы.

Незримое око закрылось. Она заморгала, стряхивая с ресниц слезы. Рука опухла. Казалось, что-то перекатывалось под кожей. Она видела, как движутся кости. Ей стало дурно от боли, желудок взбунтовался. Ее стошнило темной желчью. А потом все закончилось, так же внезапно, как и началось. Кисть руки стала тонкой. Пальцы длинными и сильными.

Она вернула свою руку! И шрамы исчезли! Ее кончики пальцев! Они были без паутины шрамов, совершенно такие же, какими были до того, как Нандалее прошла сквозь проклятый витраж. Она всхлипнула. Девушка не могла наглядеться на свою руку. В глазах стояли слезы. Девушка осторожно ощупала лицо, обнаружила изуродованный нос и сплетение шрамов там, где должна была быть бровь. Она вздохнула. Что ж, маленький, но успех!

Она оглядела руку со всех сторон. Кисть выглядела гротескно – на конце короткой карликовской руки. Неужели ей удалось заклинание? Неужели довольно было пожелать вернуть себе руку? Она ведь делала это уже на протяжении многих дней. Что же на этот раз было иначе?

Нандалее откинулась назад. Она чувствовала смертельную усталость. Все тело сотрясала неконтролируемая дрожь. Она расслабилась. Неужели она нащупала ключ? Может быть, таким образом она вернет себе свой истинный облик? Просто будет думать об этом и подключать магию, как она делала, стреляя из лука, попадая в цель даже с закрытыми глазами? Может быть, тело само найдет свою форму? Этого она не знала, но попытаться стоило. Внезапно нахлынувшее ощущение счастья заставило ее забыть о боли. Она сможет. Наконец-то она нашла способ!

Нандалее подергала ненавистную бороду, спускавшуюся ей на грудь. Дни этой ужасной мочалки сочтены! Нет, часы! Она снова открыла Незримое око, представила себе, как узор силовых линий принимает свою естественную форму. Она снова будет находиться в гармонии с миром. Нужно просто пропустить поток и…

Боль пришла, подобная удару кинжала в грудь. Она выгнулась дугой. Ее грудная клетка расширилась. Что-то порвалось, и рот заполнился чем-то теплым с металлическим привкусом. Ее стошнило… Кровью!

Боль лишила ее зрения, огненные круги заплясали перед глазами. Она скрючилась и закричала, пока ей не стало казаться, что горло ее вот-вот разорвется. Кровь текла из глаз и ушей. Девушку захлестнула паника. Она вспомнила о том, как умер Сайн. Короткая вспышка воспоминаний – а затем боль стерла все мысли.

Недобро пожаловать

Артакс глядел с высокогорья на город Изатами. Здесь каждую ночь в день летнего солнцестояния праздновали Небесную свадьбу. Соединение неба и земли, человека и бога. Изатами не был столицей лувийской империи, но здесь билось сердце культа бессмертного Муватты и крылатой Ишты. Широкие стены Изатами окружали тысячи пестрых палаток. Празднества Небесной свадьбы продолжались больше недели, и зеваки стекались сюда со всех провинций империи.

Холм, на котором между потрескавшимися от времени колоннами из серого камня находились магические врата, располагался примерно в трех милях от Изатами. Широкая дорога, по бокам которой располагались украшенные цветами святилища богов, почти по прямой линии вела к храмовому городу.

– Мы готовы, повелитель всех черноголовых, – негромко произнес его гофмейстер Датамес. – Все прошли ворота, и кортеж подготовлен.

Артакс поглядел сверху вниз на Датамеса. Гофмейстер наложил столько пудры, что его лицо казалось похожим на маску. На нем была бесшовная юбка, достававшая до щиколоток, и вышитая прямоугольниками туника. Из-за широкого пояса торчали два грифеля, знак его должности, и кинжал длиной почти в руку, с рукоятью из слоновой кости, украшенной изумрудами. Чепец с нашитыми рогами скрывал его волосы. Будь у него борода, он был бы очень красив. А так Датамес казался странным.

Кортеж был организован идеально. Он служил отражением власти и богатства Арама. Странно, но Датамес до самого момента прохождения врат искал повод не ехать с ним. Этого Артакс ему не позволил. Ему и так пришлось отказаться от Джубы, который находился рядом с эскадроном колесниц наемников. Если в его свите будет недоставать еще одного знакомого далеко за пределами империи сановника, это может быть расценено как оскорбление.

– Ты проделал хорошую работу, Датамес, – на миг Артакс задумался, не пригласить ли гофмейстера вступить в Изатами рядом с ним на колеснице, но это могло быть расценено как слабость, если он будет терпеть Датамеса так близко к своей особе.

– Можешь идти.

Гофмейстер поклонился и удалился, не сказав ни слова.

Артакс надел свой шлем и застегнул маску. Металл холодил лицо. Почти как вторая кожа.

Он взял поводья и оглянулся на раба с богато вышитым зонтом от солнца, стоявшего прямо за ним. Подобный эскорт был привилегией лишь самых могущественных лиц империи. Артакс считал это глупым. Всю свою жизнь он обходился без униженных слуг с зонтами, ходивших за ним по пятам. Он спорил по этому поводу с Датамесом, но в конце концов подчинился. Это было такой же частью церемонии, как и его роскошная одежда и все остальное. Это точно так же, как при выпечке хлеба. Если погасить огонь под печью, когда в нее уже заложили хлеб, все пропало.

Артакс тронул поводья, колеса заскрипели, и колесница пришла в движение. Ее тянули четыре молочно-белые кобылы, на головах которых развевались пестрые плюмажи. Лазурно-голубые попоны, вышитые серебряными нитями, были закончены всего несколько дней тому назад. Старые попоны, со знаком крылатого солнца, были удалены из королевских конюшен. Теперь на них были изображены сцены охоты на газелей с участием Аарона и то, как он шагает по полю битвы, переступая через трупы поверженных врагов. Уже при первой встрече Муватте должно быть ясно, что с дружеским визитом к нему пожаловал могущественный правитель.

Львиноголовый их не сопровождал. Похоже, ему не нравилось появляться на людях, и Артакс тревожился относительно того, не окажется ли он один перед Иштой. Девантар ненавидела его, в этом он был совершенно уверен. А после поединка в Золотом городе она будет искать возможность его унизить.

Он поглядел на аллею. Здесь были тысячи зевак, они ликовали, приветствуя его, бросали на дорогу лепестки цветов. Некоторые поднимали вверх детей, чтобы они могли увидеть его. Лошади его повозки нервно поднимали головы. Толпа людей и шум тревожили их. Артакс сильнее натянул поводья.

Вдоль аллеи стояли воины Муватты. По воину на каждый шаг с каждой стороны улицы. Шесть тысяч солдат до городских ворот. У каждого из них был железный меч. Муватта пользовался возможностью продемонстрировать мощь своего войска. Хоть у воинов и были лишь бронзовые шлемы и только у некоторых нагрудные панцири, железные мечи давали им преимущество перед любым противником. Шесть тысяч железных мечей! Они будут косить его воинов, словно серп пшеницу.

Артаксу уже доводилось видеть бронзовые мечи с посеребренными клинками, похожими на полированное железо. Но оружие в руках воинов Муватты было настоящим. В этом не могло быть сомнений. И три сотни мужчин его небесных хранителей тоже увидят это. У них не было и тридцати железных мечей на всех. Может быть, нужно было послушаться Львиноголового – это путешествие неразумно! Муватте нужна война, чтобы восстановить свою честь, и он никогда не сумеет уговорить его заключить мир. Если только Артаксу не удастся найти способ шантажировать его… Шлем-маска скрывал улыбку Артакса. Он немного поразмыслил и принял твердое решение. Если есть хоть небольшая надежда на успех, он обязан эту возможность использовать.

Городские ворота открылись. Зазвучали фанфары, забили барабаны, напоминая раскаты грома. Муватта ехал верхом на двузубом головохвосте, на слоне! Проклятый ублюдок! Рядом с ним в своей золотой колеснице он будет выглядеть как карлик.

– Ну, Муватта ведь не крестьянин. Он знает, как красиво выйти. Надо было тебе послушаться нас и прибыть в большом львином паланкине. Это было бы гораздо зрелищнее, чем эта повозочка.

Артакс попытался не обращать внимания на своего мучителя и оглянулся назад, на длинный кортеж из придворных и воинов, следовавший за ним. Датамес ничего не упустил. Его появление производило впечатление. Все в свите были отобраны по красоте и хорошему росту, одеты в тщательно подобранные одежды. Организуя выход, гофмейстер ничего не оставил на волю случая. Он учел даже мельчайшие детали. Так, он даже научил стражников и слуг тому, как они должны идти. Воины шли твердым шагом, все маршировали в ногу, в чем было нечто угрожающее. Зато воины и носильщики даров шли с легкой элегантностью. Артаксу никогда не пришло бы в голову позаботиться о подобном, но это меняло всю картину. Это нельзя было отбросить в сторону, и, сидя на своем слоне, Муватта должен был видеть это.

Увидев паланкины обитательниц гарема, Артакс испытал легкий укол огорчения. Невольно вспомнилась Айя. Она была одной из тех троих, с которыми он был в свою первую ночь после того, как он стал Аароном. Она ему нравилась. Она была дерзкой и живой. Не такой подобострастной и осторожной, как большинство остальных женщин. Датамес рассказал ему о судьбе Айи. Она бежала из гарема, но, когда поняла, что не сможет незаметно покинуть дворец, бросилась в яму со львами. И почему она ничего ему не сказала! Он давно уже хотел распустить гарем. Ее смерть была бессмысленной. Он не стал бы наказывать ее за попытку бегства.

В ушах все еще звучал ее смех.

Он обратил взор вперед – до Муватты оставалось немногим менее ста шагов. Артакс придержал лошадей и вышел из колесницы. Датамес и его научил двигаться с большей элегантностью. Ему пришлось ходить с кувшинами на голове, чтобы улучшить осанку. Кувшинов он разбил много, пока гофмейстер впервые не похвалил его. Теперь это помогало. Артакс чувствовал себя увереннее. Он знал, что кажется красивым каждому зрителю.

– Полная чушь! Никто из нас никогда не отягощал себя ничем подобным. Либо ты излучаешь могущество, либо ты червяк. И то, как ты вышагиваешь – криво, косо или прямо, – ничего не меняет.

Вы блеете, словно козы, подумал Артакс. Один и тот же мотив. Крестьянин, крестьянин, крестьянин. Этим Ааронам даже ничего нового в голову не приходит, кроме этого якобы оскорбления, которое Артакс таковым не считает. Жизнь в качестве крестьянина закончилась. Что поделаешь. Теперь он стал правителем и волен решать судьбу целого народа вместо того, чтобы согнувшись стоять за плугом и дергать бурьян. Ну что ж, подумал он. В бой.

Крики толпы стихли. Все напряженно наблюдали за встречей двух бессмертных. Всем наверняка была известна история о дуэли в Золотом городе.

Слон остановился немногим более чем в одном шаге от него. Черные глаза меланхолично глядели на Артакса. Тот с удивлением заметил, что у двузубого головохвоста длинные ресницы. Это делало его взгляд поразительно человеческим. Громкий приказ погонщика заставил животное опуститься на колени. Муватта сидел под балдахином и не предпринимал ни малейших попыток спускаться. Он поднял правую руку в высокомерном приветствии.

– Я удивлен тем, что вижу тебя здесь, Аарон. Ты пришел, чтобы подчиниться мне?

– Я здесь затем, чтобы посмотреть, как ты справляешь Небесную свадьбу, брат.

Муватта совершенно отчетливо понял, что он имеет в виду. Однако, отвечая, ему удалось справиться со своим голосом.

– Верно ли, что за последние два года ты не произвел потомства, брат? Мои священнослужители могут благословить тебя. Может быть, это поможет? Я слышал, твои священнослужители проклинают тебя.

На Муватте тоже был шлем-маска. Артакс не видел лица бессмертного, но был уверен, что Муватта наслаждается своим остроумием.

– Я надеялся на то, что мы сможем поговорить о мире, – произнес он немного громче, чем прежде. – Однако мне кажется, что жизни твоих воинов весят меньше, чем твоя гордость.

– Ты не прав, – тоже более громким голосом ответил Муватта. – У моих воинов железное оружие. Они изрубят твоих воинов в капусту, и твои люди знают это. Те, кого ты привел, расскажут о том, что они увидели здесь. Когда мы встретимся через год на поле битвы, твое войско будет идти в бой, зная, что их всех убьют. Боевой дух твоих людей будет настолько низок, что мне не понадобятся железные клинки, чтобы одержать победу. Не я бросаю чужие жизни на весы в угоду собственной гордости. Это делаешь ты.

Каждое слово Муватты было правдой. Артакс потянулся к застежке шлема-маски. Он расстегнул ее и снял шлем. При этом он улыбался. Он был родом из маленькой деревушки. Как торгуются, он слышал с тех самых пор, как научился ходить.

– Всегда приятно иметь противника, настолько уверенного в собственной победе. Вечером после битвы я объясню тебе, почему ты проиграл. А теперь не будем сеять страх и сомнения в сердцах твоих подданных. Сегодня праздник. Если я правильно понял, ты взойдешь на прекрасную деву, и, если тебе удастся оплодотворить ее, на полях в будущем году будет богатый урожай.

– Но, друг мой, где же твои манеры? Это кобели оплодотворяют сук. И, может быть, варвары. А я предоставлю избранной для этой ночи незабываемое наслаждение. А теперь приглашаю тебя взойти на моего слона. Здесь, спереди, дорогой Аарон. По маленькой лесенке. Не сзади.

Артакс услышал, как негромко рассмеялись стоявшие вокруг. Он развел руками.

– Признаю себя побежденным. Со словами ты управляешься гораздо ловчее, чем с мечом.

Муватта указал на небольшую позолоченную лестницу, спускавшуюся в стороне от хаудаха по боку двузубого головохвоста, даже подал ему руку и помог преодолеть последний отрезок пути на спину слона, где они вместе заняли место на так называемом троне под балдахином. Артакс подыскивал слова, пытаясь снова завязать разговор с правителем Лувии. Должен же быть способ остановить это безумие.

Под строгими окриками погонщика слон повернулся и пошел обратно к городским воротам. Артакс подал своей свите знак следовать за ними. Они почти достигли ворот, когда Муватта тоже снял свой шлем-маску. У него были длинные, слегка вьющиеся волосы до плеч. Борода была довольно впечатляющей и доставала почти до середины груди. Он излучал подавляющую самоуверенность.

– Знаешь, я всерьез размышлял о том, чтобы убить тебя и всю твою свиту. С твоей стороны было очень дерзко приходить сюда и оскорблять меня на глазах у моего народа. Ты в отчаянии или просто глуп?

– Я хочу мира между нашими империями! Есть гораздо более необходимые вещи, чем сражения.

– Тогда отдай мне свою половину провинции Гарагум. Ты все равно не сможешь помешать мне захватить ее. Это было бы мудрым поступком.

– Это нельзя отметать. Впрочем, в будущем называть кастратом будут тебя, а не его.

– Ты ведь только что спрашивал, не глуп ли я. Разве можно ждать мудрости от глупца?

Муватта провел рукой по бороде, а затем задумчиво покачал головой.

– Наши разговоры ни к чему не приведут. Я прикажу убить некоторых из твоих самых толковых советников. Тогда я, по крайней мере, извлеку выгоду из твоего визита.

– От людей, которых я привел с собой, легко отказаться.

Муватта одарил его сияющей улыбкой.

– Из тебя никудышный лжец. Не думай, что я плохо знаю своих врагов. У меня есть лазутчики у тебя при дворе, и я знаю, что этот безбородый щеголь, который служит у тебя гофмейстером, очень ценен. Ты слишком поздно выступил против моих пиратов, пытаясь спасти свои оловянные флоты, а приведя сюда Датамеса, ты сам обрек себя на гибель. Его смерть уже подготовлена, и ты не сможешь мне помешать. Видишь свою судьбу? Каждый шаг все ближе и ближе подводит тебя к пропасти.

Надежды Артакса растаяли в воздухе. Когда много лет тому назад он был в ссоре с Сираном, самым богатым крестьянином в своей деревне, он появился без приглашения на свадьбе его младшей дочери. Принес с собой несколько милых подарков и вел себя вежливо. На этом их ссора закончилась. Однако Муватта – не Сиран, и распри между королевствами, вероятно, происходят по иным законам, чем деревенские споры. Артакс пожалел, что приехал сюда. А отступать было уже поздно.

Хранитель Золотых покоев

Талавайн еще раз проверил, как сидит на нем одежда, которую он был вынужден носить, оставаясь в роли гофмейстера Датамеса. Армированная проволокой тога была очень неудобной, но зато весьма полезной. Не нужно было ему приходить сюда. Он отбивался руками и ногами, хорошо сознавая, что тем самым навлекает на себя подозрения. Ведь ясно же, что гофмейстер не только организовывает подобные путешествия, но и принимает в них участие.

Он бросил тревожный взгляд на большую ступенчатую пирамиду. Артакса и его ближайших придворных пригласили на большой пир на верхней дворцовой террасе. Отсюда открывался наилучший вид на зиккурат, ступенчатую пирамиду, на вершине которой стоял маленький белый храм, в котором свершится Небесная свадьба. Стен не было. Лишь четыре неуклюжие колонны, поддерживавшие легкую крышу. Все должны были видеть, как бессмертный совершает ритуал. Варварство! Даже по человеческим меркам, подумал Талавайн.

Таким же варварским было оскорбление, связанное с их размещением. Аарона и его свиту поселили в тростниковых чертогах во дворе дворца. Предлогом послужило то, что у хозяев не было времени подготовить достойные помещения к нежданному приезду соседей. Тростник связали в снопы длиной в десять шагов, сложили дугой и закрепили на земле с помощью деревянных кольев. Множество подобных арок образовывали зал. Таких чертогов было семнадцать, и они стояли во дворе дворца вплотную друг к другу. Некоторых из низших слуг Аарона разместили в конюшнях. Тростниковые снопы были пропитаны ароматическими маслами, что для Талавайна не было большим новшеством. Они слишком сильно перестарались! Если сильно надавить на тростник, просачивался аромат масла худшего качества. Розовое масло и другие ароматы были смешаны с дешевым оливковым маслом. Получившийся таким образом аромат поистине нельзя было спутать ни с чем. Ни в одном из залов Талавайн не мог остаться надолго, чтобы не обзавестись головной болью. Впрочем, люди, похоже, менее чувствительны.

Талавайн беспокойно окинул взглядом дворцовую террасу. Эльф чувствовал присутствие по меньшей мере двух девантаров. Но видеть он их не видел. Может быть, они приняли человеческий облик.

Девантары были законченными обманщиками – ив его глазах они были не только врагами. Он испытывал уважение перед их способностями. Как раз это и было одной из причин того, почему он не хотел быть здесь. Это было неразумно и опасно, ведь он знал, что они значительно превосходят его. При дворе у Аарона до сих пор ему всегда удавалось держаться в тени, когда приходил Львиноголовый, но здесь, во время столь важного празднества, не попасться на глаза девантару было практически невозможно.

Талавайн безрадостно отпил вина. Его подавали в безвкусных, отделанных драгоценными камнями золотых бокалах. По ним было в первую очередь видно, что они очень дорогие. О красоте и эстетической композиции эти дикари понятия не имели. Придворные Муватты были просто ужасны. Повсюду чванились золотом и богатством. В принципе, в этом не было ничего предосудительного, но люди временами просто не могли понять, что меньше иногда значит больше. Глаз радует не льющееся через край изобилие. Оно лишь запутывает. Чтобы произведение искусства стало значимым, ему нужно пространство.

Дворец Аарона был несопоставимо прекраснее, поскольку это было его рук дело. Многие годы он постепенно убирал лишнее, время от времени выставляя новые произведения искусства. Скульптуру кочевников с той стороны Стеклянной пустыни, разрисованную вазу из мастерских Трурии. Считалось, что у бессмертного Валесии весьма изысканный вкус. Ходили слухи, что он уже долгие годы строит Белый город, спрятанный глубоко в горах. Назывался он Зелинунт, и будто бы построен он был полностью из мрамора. Ему хотелось бы однажды повидать это место. Возможно, он испытает разочарование, но ему было любопытно. Зелинунт уж наверняка прекраснее Изатами, столицы безвкусицы!

Талавайн поглядел на зиккурат. Ступенчатая пирамида высотой с башню была полностью облицована покрытыми глазурью кирпичами цвета морской волны. На ней золотым цветом выделялся кирпичный рельеф с изображениями крылатой богини и бессмертного Муватты. По краям террас пирамиды и на ступеньках, ведущих к маленькому храму, стояли тысячи масляных ламп. В свете ламп постройка казалась почти красивой. По большой лестнице спускались священнослужительницы с эскортом из обритых наголо евнухов. Они подготовили ложе для Небесной свадьбы.

Талавайн подумал о хрупкой девушке, которую мельком видел утром. Невеста бессмертного. На его взгляд, ей едва ли было больше пятнадцати. А может быть, и меньше. Красивая девушка по человеческим меркам. С большими темными глазами, в которых утром отражались гордость и налет страха. Она понравилась ему, и он осторожно поинтересовался, что ее ожидает. Услышанное наполнило его еще большим отвращением.

Малышка, должно быть, сейчас находится в одном из туннелей под городом. С эскортом из нескольких евнухов. Тайный ход вел к потайной лестнице внутри зиккурата. Эта лестница была предназначена исключительно для невест бессмертного. Ни один другой человек не имел права ступать на нее. У подножия лестницы евнухи разденут девушку. Тогда она, с масляной лампой в одной руке, должна будет преодолеть триста ступенек лестницы до вершины зиккурата. Говорили, что на стенах вдоль лестницы есть картины, дающие наставления о радостях Небесной свадьбы.

Девушка означала землю, и поэтому ее проводили через туннель. Она рождалась из земли, скрытая от взглядов, и поднималась прямо к небу. А Муватту относила к храму сама Ишта. Он воплощал в себе небо и спускался с неба. Объединение неба и земли, возобновленный союз между богами и людьми, все это олицетворяла эта свадьба. После этой ночи девушку доверят свягценнослу– жительницам. Вдали от мужчин она будет молиться и ждать в храме далеко в горах. Если она понесет ребенка, страну ожидает хороший год. Если же плод не произрастет в ее теле, это считается дурным знамением для будущего урожая. Тогда бессмертный и жрецы принесут ее в жертву будущей весной на храмовом поле перед стенами Изатами, кровь ее оросит борозды, чтобы отвратить от страны голодные годы.

Звонкий перезвон цимбал и глухой рокот множества барабанов заполнили улицы города. На празднество стекались тысячи людей. Целый день приносили в жертву быков, и теперь их мясо раздавали бедным. Вино текло ручьями, и Датамес был уверен, что верующие тысячекратно отпразднуют свой собственный вариант Небесной свадьбы в подворотнях и темных переулках. Воины давно ушли с улиц и уже наверняка праздновали вместе с крестьянами и чернью. Там, внизу, больше не было порядка. Только экстаз. Это же хуже праздника кобольдов!

Талавайн оглядел широкую террасу. Здесь все происходило ничуть не менее безудержно. Гости сидели на корточках или лежали небольшими группами вокруг низеньких столиков; большие подушки и толстые ковры обеспечивали удобство. По небу плыли низкие облака, вдали время от времени виднелись вспышки зарниц. Стояла удушающая жара. Ночь для распутства. Большинство лувийцев и некоторые люди из свиты Аарона были одеты раздражающе легко. На некоторых дамах было больше украшений, чем тканей!

Талавайн не был чопорным, однако предпочитал не переживать свои любовные приключения на глазах дюжин зевак. Нет, он никогда не сможет полностью понять менталитет людей. Наблюдать за ними ему было интересно. Они вновь и вновь удивляли его. Собственная задача наполняла его, он сознавал, что является самым влиятельным эльфом Лазурного чертога в Араме, возможно, и на всей Дайе. Очень редко удавалось им дослужиться до высокой должности и приблизиться к одному из бессмертных. Ему даже нравилось выполнять свою работу гофмейстера. Однако в последние недели в нем росла тоска по Альвенмарку. Ему очень хотелось оказаться среди себе подобных, не бояться каждый миг быть раскрытым.

Среди сановников Муватты было много воинов. Он любил награждать успешных полководцев постами наместников и придворных – подобная практика настежь открывала врата для коррупции. Вместо того чтобы повышать в должности способных чиновников, он делал начальниками этих опытных убийц. Талавайн с гордостью подумал о том, что экономика Арама развивается гораздо успешнее. Подати бессмертному теряли лишь ничтожную долю, оседая в сундуках провинциальных князей. А с тех пор, как приструнили жадных священнослужителей, меньше золота стало уходить на бесполезные украшения для храмов.

Талавайн наклонился и отодвинул в сторону свой бокал с вином. Ему надоело сладковатое красное, и теперь он решил попробовать анисовую водку, стоявшую в глиняных кувшинах на каждом низеньком столике. Он налил на два пальца в разрисованный изображениями лувийских героев глиняный бокал, затем долил воды. Ему нравился запах аниса. Перемешавшись с водой, прозрачная анисовая водка стала молочного цвета. Эту смесь лувийцы называли львиным молоком, и вокруг нее вращалось бесчисленное множество историй.

Оглушительный хохот заставил Талавайна поднять глаза от бокала. Неподалеку от него сидел Курунта, хранитель Золотых покоев. Он был казначеем Лувии и, вероятно, самым влиятельным человеком при дворе Муватты. В прошлом воин, стяжавший лавровый венок в сражениях с Ишкуцей. На границе со степными кочевниками всегда было неспокойно, то и дело угоняли скот, а каждые пару лет даже случались настоящие разбойные нападения, за которые Мадьяс, бессмертный Ишкуцы, хоть и упрекал своих подданных, но никогда не наказывал. Курунта провел один из эскадронов боевых колесниц вглубь широкой степи и участвовал во множестве стычек. Там, где прошло его войско, остались лишь сожженные юрты и зарубленный скот. Он славился своим умением пытать. Говорили, что он зажаривал своих пленников на вертеле, причем всегда начинал с детей. Талавайн сознавал, что большинство этих историй вряд ли правдивы. Но, глядя на Курунту, легко было поверить, что в них есть зерно истины. Он был массивным, довольно потрепанным жизнью мужчиной. Широкий крестец и мускулистые руки совершенно не сочетались с брюшком, вываливающимся через верх бесшовной юбки. Из-за пупочной грыжи его деформированный пупок торчал между слоями сала, словно палец. Через лоб тянулся еще один уродливый шрам. Талавайн спросил себя, считает ли Курунта плохо сшитые швы украшением. Голова хранителя Золотых покоев была покрыта серыми струпьями. Двойной подбородок скрывала пышная, обрезанная лопатой борода.

Широкие золотые браслеты и длинный кинжал в украшенных рубинами ножнах были единственными украшениями, которые тот носил. Он пришел на праздник сразу с двумя конкубинами. Одной – здоровенной, с искусственными белокурыми волосами и хрупкой девушкой, которой едва удавалось скрывать, насколько неприятно ей то, что ее лапает Курунта. У блондинки из декольте вываливались пышные груди, и Курунте нравилось слегка похлопывать их, заставляя раскачиваться, при этом он громко беседовал с сидевшими вокруг него гостями. Хрупкой девушке он залезал в вырез платья уже не один раз. Она то и дело поправляла платье, как только хозяин отпускал ее. Малышка была сильно накрашена, глаза ее были подведены углем.

Талавайн прикинул, не натравить ли на эту омерзительную свинью убийцу из Белого чертога. Однако это было бы безответственно. Имея живого и здравствующего Курунту, Лувия несла гораздо более сильные потери, нежели могла бы понести из-за его смерти.

– Эй, евнух! – Курунта помахал поднятой рукой.

Талавайн опустил взгляд и отпил вино.

– Як тебе обращаюсь, безбородый! Чего уставился? Не можешь отвести взгляда от моих женщин? Я все видел, сластолюбец. Ну же, скажи что-нибудь!

Талавайн вздохнул. А затем поднял взгляд. Все разговоры вокруг умолкли.

– Приношу тысячу извинений, если у тебя возникло подозрение, будто я оскорбляю твоих женщин своими взглядами. Когда я пью слишком много, у меня начинается сильное косоглазие. Мне никогда не пришло бы в голову глазеть сразу на обеих.

– Хочешь сказать, что не удостоил бы обеих и взглядом?

Талавайн заметил, что Курунта говорит совершенно четко.