Текст книги "Голос сердца. Книга первая"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
Внезапно Виктор отошел от камина, не посмотрев на Франческу и не сказав ей ни единого слова, и раскованной походкой направился к бару. Он легко вступил в разговор с Кимом, как будто они были давними приятелями, а не совсем незнакомыми людьми, принадлежавшими к двум настолько разным мирам, что трудно было представить точку соприкосновения между ними. Уголком глаза Франческа наблюдала за Виктором, хотя все еще продолжала возиться с пакетом. Ее поразило, что у него сейчас был совершенно отсутствующий вид, как будто она больше не существовала, как будто это не он смотрел на нее всего минуту назад озадаченным узнающим взглядом. Потом ей пришло в голову, что это стиль поведения Виктора с женщинами, с которыми он встречается в первый раз. Он, вероятно, считал, что, зная, кто он такой, именно этого от него и ожидают. Хотя Франческа не была помешана на кино, она знала, что Виктор Мейсон был кумиром многих женщин. Немногие мужчины могли похвастаться таким безрассудным обожанием. У Франчески не было сомнений, что он может выбрать любую из целой плеяды прекраснейших женщин, безусловно, во всех отношениях более интересных, чем она. И Франческа решила, что Виктор вовсе не выделял ее из остальных. Почему бы он вдруг стал делать это?
Она оторвала взгляд от гостя, когда в комнате звонким колокольчиком раздался смех Катарин. Франческа с любопытством посмотрела на всю группу, стоявшую в другом конце комнаты. Виктор слегка повернулся и, тоже смеясь, наклонился к Катарин, чем-то поддразнивая ее. Катарин подняла на него искрящиеся весельем глаза и ответила на шутку.
Вытащив наконец бутылку из бумаги, Франческа встала и пошла к двери. Не посмотрев на Виктора, она оживленно произнесла:
– Спасибо за шампанское. Это замечательный сорт! Катарин, Ким, смотрите, что принес нам Виктор! Я пойду поставлю его в холодильник. И включу печь, иначе у нас не будет сегодня ужина. – Франческа вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Она вернулась несколькими минутами позже и была удивлена, увидев Виктора в дальнем углу гостиной, где он с явным восхищением рассматривал картины. И он, и Катарин внимательно слушали Кима, который рассказывал им о творениях Констебля и Тернера, висевших на стенах комнаты. Франческа решила не присоединяться к ним. Она подошла к камину, взяла щипцы, пошевелила горевшие поленья и села на стул с бокалом в руке. Через кромку бокала она бросила взгляд на Виктора. Его расплывчатый образ из виденных когда-то фильмов, хранимый в подсознании, внезапно ожил в памяти. Она сопоставила живого и киношного Виктора и удивилась их несоответствию.
В кино это был необыкновенно красивый холеный мужчина с безупречной прической, в идеально отглаженных костюмах, отшлифованный во всем до состояния совершенства. Безликого совершенства.
Живой Виктор, который стоял перед ней теперь, тоже был, бесспорно, красив – но красив иначе. Черты его лица казались гораздо грубее и жестче. На этом лице, в отличие от экранного, читались сила и мужественность, а предательская сеть тонких морщинок вокруг глаз свидетельствовала об опыте жизни, наполненной событиями и страстями. У него была грубая кожа человека, много времени проводящего на свежем воздухе. Об этом говорил и его характерный загар. Франческа подумала, что все его черты – и выраженный римский нос, и густые четкой формы брови над черными притягательными глазами, и большой готовый к улыбке рот с белыми зубами – гораздо резче, чем она представляла по фильмам. Даже густые черные волосы, гладко зачесанные назад, казалось, были наполнены жизненной силой. Стройный и подтянутый, он производил впечатление человека, обладающего большой физической силой, благодаря широким плечам и мощной грудной клетке.
Единственным, от чего исходило ощущение лоска в Викторе Мейсоне, была его одежда. Изысканная и дорогая, она была идеально сшита и так же идеально сидела на нем. «Все это, пожалуй, чересчур совершенно», – подумала Франческа, продолжая исподтишка разглядывать Виктора. Она отметила прекрасный покрой черного кашемирового пиджака, серые фланелевые широкие брюки с такими идеальными стрелками, что о них, казалось, можно было порезаться, бледно-голубую рубашку из тончайшего хлопка, голубой шелковый галстук тоном темнее, серый шелковый носовой платок в нагрудном кармане пиджака, легкие замшевые мокасины на ногах.
В этот момент Виктор поднял руку, взял сигарету и прикурил. Франческа отметила сияние сапфиров во французских запонках и блеск золотого браслета на запястье. Бедный Ким, по сравнению с великолепной одеждой Виктора его серый шерстяной костюм, хотя и совершенно новый, выглядел таким жалким… Странно, но он производил впечатление заношенного и помятого… Франческа невольно улыбнулась. Одежда Виктора Мейсона никогда не будет выглядеть помятой – в этом она была абсолютно уверена.
Пока Франческа наблюдала за стоявшей поодаль группой, а точнее, за Виктором, ее посетила неожиданная мысль. Что-то в Викторе тревожило и беспокоило ее. Она призадумалась и тут же нашла ответ. Забавно, но у нее было ощущение, что от Виктора исходит нечто, угрожающее лично ей, Франческе. Но почему? С ее аналитическим складом ума она не затратила много времени на определение причин, которые заключались в том, что Виктор был исключительно красив, всемирно знаменит и очень богат. А сложение всех этих редкостных качеств в сумме давало результат, именуемый властью. Да, он обладал огромной властью, хотя и несколько специфического характера; а с наделенными властью людьми, где бы ни лежали истоки их силы и мощи, очень опасно иметь дело. К тому же он был высокомерен и настолько… настолько уверен в себе, переполнен сознанием собственного величия, что это было почти непереносимо. Франческа невольно вздрогнула, и кожа на ее руках покрылась мурашками. «Да, он действительно пугает меня», – подумала Франческа и сделала вывод, что ей нужно держаться подальше от этого человека.
На самом деле Франческу Каннингхэм страшил не столько сам Виктор, сколько ее реакция на него, но она еще не отдавала себе отчета в этом. Ее оценка Виктора была очень далека от действительности. Франческа точно определила, что Виктор Мейсон обладал значительной властью, но ошиблась, определяя его как высокомерного и самонадеянного человека. Эти качества были совершенно не присущи ему. Что действительно было свойственно Виктору, так это его полная независимость. Этот человек пронизывал пространство вокруг себя редкостным обаянием, притягательная сила которого была почти магической. От фильмов с его участием было невозможно оторваться, настолько сильным был магнетизм этой личности. Он первым определил причину своего успеха, так как вовсе не считал себя великим актером в рамках истинных театральных традиций. Здесь Виктор был несправедлив к себе, потому что актером он был действительно хорошим. Он умел работать и работал много. Он был дисциплинирован и строг к себе. Все это в сочетании с природным обаянием сделало его профессионалом, которого неизменно высоко оценивали коллеги в Голливуде. Особенно те, которым довелось работать с ним.
К тому же Виктор был человеком душевным и достаточно проницательным. Вот и сейчас он странным образом знал, что, сидя в другом конце комнаты, Франческа внимательнейшим образом изучает его с головы до пят. Он не мог видеть ее лица, но интуитивно ощущал ее неодобрительное отношение к себе. Это заставило Виктора улыбнуться. Потягивая виски, он перекинулся еще несколькими фразами на тему искусства с Кимом и Катарин, а затем извинился и направился к камину.
Завидев его приближение, Франческа поспешила на кухню. Улыбнувшись холодной безразличной улыбкой, она произнесла:
– Пожалуйста, не сочтите мой уход за невнимание к вам, но мне надо посмотреть, как там наш ужин. Я вернусь через несколько минут.
Виктор не мог не отметить жесткий тон, которым была произнесена эта фраза. Он учтиво поклонился и, скрестив длинные ноги, уселся на стул, с которого только что поднялась Франческа. Откинувшись на спинку стула, он удивленно улыбнулся себе, хотя и не был уверен, кто забавлял его больше – он сам или Франческа. Она только что ускакала от него, как напуганная норовистая лошадка. Нежелание этой девушки находиться рядом с ним было совершенно очевидным. С другой стороны, едва встретившись с ней, он сам повел себя, как потерявший рассудок школьник. Он и теперь все еще не может понять, что заставило его поступить подобным образом. Франческа была очень мила свежей девичьей прелестью, но это, по сути, был не его тип. Как бы там ни было, красивые женщины давно стали нормой в его жизни. Как любил говаривать Ники Латимер, они сами бросались в объятия Виктора. Виктор вздохнул. Две последних официальных жены и бесчисленное множество любовниц буквально за несколько лет развили у него иммунитет к красоте. В последнее время он чувствовал, что устал от той эмоциональной сумятицы, которую неизбежно вносили в его жизнь женщины, и как измучен ею. Полгода назад он дал себе зарок не связываться больше с «ле герлз», как он со смехом называл девушек, смешивая французский артикль с английским словом. Приехав в Англию, он был намерен полностью сконцентрироваться на своей карьере, не делая никаких исключений из этого правила. Даже для Франчески Каннингхэм. Виктору было не свойственно заниматься самообманом, он всегда был до жестокости честен с собой. И на этот раз он безоговорочно признал, что эта девушка обладала бесконечной притягательностью для него, что она с первого взгляда выбила его из привычной колеи. Но при этом он вынужден был согласиться с очевидным – ее реакция на него была совершенно противоположной. Виктор пожал плечами. У него не было настроения переубеждать Франческу.
Вдруг Виктор чуть не рассмеялся вслух. Он подумал, что ему уже тридцать девять, почти сорок, а Франческе, по всей видимости, не больше восемнадцати. Совсем дитя. Возможно ли такое, чтобы его внезапно потянуло к молоденьким девушкам? Не поразил ли его синдром нимфеток? Не так давно его бесценный друг, великий прорицатель Ники, заявил, что Виктор страдает периодически повторяющимся комплексом Дон-Жуана. Это утверждение, хотя и основанное на истине, заставило Виктора разразиться долгим приступом смеха. Самым забавным в ситуации было то, что колкость слетела с губ уж никак не менее похотливых, чем его собственные. Трагическая смерть его первой жены была для Виктора огромным горем. Затем, в последующие годы, у него постепенно восстановился интерес к женщинам. Более того, он стал бабником, которого совершенно не интересовало, что думают по этому поводу окружающие. С другой стороны, его нисколько не привлекала возможность заслужить репутацию похотливого старикана. Гумберта Гумберта. Господи сохрани! Лолиты были определенно не в его вкусе.
Катарин неожиданно прервала его мысли. Грациозно опустившись на самый уголок дивана, она эффектным жестом поправила складки платья и произнесла:
– Что ты делаешь в понедельник вечером?
Виктор бросил на неё вопросительный взгляд.
– Ничего. Тебе бы следовало знать это, раз уж ты взяла мою светскую жизнь под свой полный контроль. Разве я сделал хотя бы один самостоятельный шаг, не проконсультировавшись с тобой? А почему ты спрашиваешь?
– Потому что я пригласила Франческу, Кима и их отца на спектакль. Я уверена, что ты не захочешь смотреть его еще раз, но подумала, как было бы здорово, если бы ты отвез нас всех поужинать после спектакля, чтобы отблагодарить их за сегодняшний вечер.
– Конечно, с удовольствием, – доброжелательно ответил Виктор. Он достал пачку сигарет с ментолом и закурил, глубоко затягиваясь.
Ким, усевшийся на диван рядом с Катарин, бросил на нее неодобрительный взгляд.
– Послушай, дорогая, в этом нет никакой необходимости. Виктор вовсе не должен благодарить нас за гостеприимство! – воскликнул он. – Стоит ли ему обременять себя нашей компанией?
– Безусловно, стоит, – перебил его Виктор. – Я вообще считаю, что это потрясающая идея. С удовольствием приглашаю вас в ресторан. А куда ты хотела бы пойти, Катарин? «Зиги Клаб», «Каприс», «Лес Амбассадорс», «Казанова» или «Ривер-Клаб»?
– Что ты, Виктор, я совсем не имела в виду такие роскошные рестораны! – воскликнула Катарин, которая на самом деле задумала один из перечисленных Виктором, так как считала, что появление в фешенебельных местах может благотворно сказаться на ее карьере. Она посмотрела на Виктора прямым взглядом широко распахнутых невинных глаз и с готовностью улыбнулась: – Но уж если ты сам спросил меня, что бы я предпочла, думаю, что было бы замечательно поужинать в «Лес Амбассадорс». Я там не была целую вечность. Это – один из моих самых любимых ресторанов. Отличная идея, правда, Ким?
Ким, нога которого никогда не ступала на роскошные ковры «Лес Амбассадорс» и который встречал упоминание об этом месте только в колонках светской хроники, медленно кивнул.
– Очень признательны вам за приглашение, Виктор, – произнес он. Подняв стакан, Ким погрузился в размышления о том, что подумает по этому поводу их отец. Одобрит ли он такие близкие контакты с людьми, принадлежащими к столь далекой от их круга сфере шоу-бизнеса, да еще в таком модном суперклубе? А вообще-то, почему бы и нет? В конце концов, он сам повсюду сопровождает Дорис, а она – признанный авторитет в среде международного ресторанного сообщества. Ему пришло в голову также, что присутствие Виктора сделает атмосферу этого вечера менее напряженной. Последняя мысль приободрила его более всего и помогла избавиться от легкого раздражения, которое он испытал по отношению к Катарин, поставившей Виктора в столь неловкое положение. Возможно, она руководствовалась этими же соображениями.
– Виктор, радость моя, а для тебя билет мне тоже взять? – спросила Катарин.
– Нет. Спасибо за предложение. Боюсь, мне предстоит кое-какая работа в понедельник вечером. Нужно будет сделать несколько важных звонков в Штаты. Из-за разницы во времени я не смогу начать раньше пяти-шести вечера. Я закажу столик часов на одиннадцать и присоединюсь к вам прямо там.
Франческа заглянула в комнату.
– Ужин готов. Проходите, пожалуйста.
Катарин сразу же поставила стакан и поднялась. Она присоединилась к Франческе, и девушки прошли через холл в столовую. Катарин шепотом поделилась с новой приятельницей только что рожденными планами.
– Я очень надеюсь, что ваш папа будет свободен. Уверена, что мы прекрасно проведем время.
Франческа внутренне замерла. После короткой паузы она ответила:
– Я не сомневаюсь, что он найдет для этого время. – А затем, услышав за спиной голос Виктора, всей душой пожелала, чтобы отец был занят. Ей хотелось увидеть Катарин в пьесе, но внезапно вся идея этого вечера потеряла для нее свою привлекательность.
9
Столовая впечатляла как размерами, так и убранством. В ней стояла оригинальная мебель от Хепплуайта примерно 1772 года изготовления из красного дерева и деревьев фруктовых пород. Ее классические формы отличались исключительным изяществом. Именно благодаря этой мебели комната выглядела такой элегантной.
В тот вечер столовая тонула в полумраке, но в этом была какая-то особая прелесть. Высокие белые свечи мерцали в тяжелых серебряных канделябрах с гравировкой, стоявших по обеим краям буфета и в центре обеденного стола. В теплом золотистом свете на полированной поверхности стола красного дерева отражались георгианское серебро, хрустальные бокалы для вина ручной работы, белые тарелки китайского фарфора с золотым ободком и семейным гербом Лэнгли, тоже золотым.
Темно-зеленые стены насыщенного цвета хвойного леса создавали атмосферу спокойствия и служили идеальным фоном для прекрасных картин, висевших на них. Каждая из них была оправлена в роскошную резную позолоченную раму и эффектно освещалась небольшой лампой, укрепленной в верхней части рамы. Единственными источниками света в комнате служили мерцающие свечи и эти небольшие лампы, и создаваемый ими мягкий полумрак казался удивительно уютным и располагающим.
Франческа приглашающим жестом показала Катарин и Виктору их места и прошла к буфету, чтобы разлить в зеленые с золотом тарелки королевского сервиза черепаховый суп из большой серебряной супницы. Виктор внимательно наблюдал за ней, очарованный ее элегантностью. Он понимал, что эта элегантность является прирожденной чертой девушки и никак не связана с ее одеждой. Он с интересом окинул глазами комнату, которая восхитила его своей изысканностью. Все в этой комнате дышало историей. «Древность рода, – подумал Виктор, – это то, чего не купишь ни за какие деньги». С удовольствием впитывая в себя аромат окружающей его обстановки, он обратил внимание на портрет на угловой стене. На нем была изображена женщина в полный рост в изысканном голубом платье из тафты. Ее светлые волосы были подняты вверх и собраны в замысловатую прическу, украшенную несколькими голубыми перьями. В ушах мерцали топазовые серьги, а лебединая шея была украшена ожерельем из топазов. Безусловно, это была Франческа. Художник любовно выделил каждую деталь. У Виктора было чувство, что, подойди он к портрету и прикоснись к платью, его пальцы ощутили бы холодную плотность шелка – настолько реалистичным выглядела ткань.
Разлив суп в тарелки, Франческа села напротив Кима, который сидел во главе стола. Виктор тут же повернулся к ней и восхищенно сказал:
– Какой замечательный портрет! Вы прекрасно получились на нем.
Франческа не сразу догадалась, о чем идет речь, а затем, проследив за направлением его взгляда, ответила:
– Ах, этот! Но это не я. Это моя прапрапрапрапрабабушка, шестая графиня Лэнгли. Подобные портреты теперь не в моде. Более того, их крайне редко пишут в наше время. Разве только Аннигони, и то от случая к случаю. Он рисовал королеву, как вы знаете.
– О, – только и смог произнести Виктор. Почувствовав в словах Франчески отпор, он опустил глаза. «Тебя поставили на место, дружок», – подумал он. Ах, эта снобистская привычка англичан ставить человека в глупое положение, недвусмысленно дав ему почувствовать свое невежество, оставаясь при этом предельно вежливыми! Берясь за ложку, он подавил удивленную улыбку. Давненько его не щелкала по носу женщина. Это было унизительно, но забавно в силу своей новизны.
Катарин не на шутку встревожил тон Франчески, поставившей Виктора в затруднительное положение. Она поспешно воскликнула:
– Вы знаете, Франческа, вы, действительно, поразительно похожи на этот портрет. Меня это сходство тоже обмануло. Кто написал его?
– Томас Гейнсборо, – с готовностью вступил в разговор Ким, абсолютно не уловивший, к своему счастью, холодного и назидательного тона сестры. – Году в 1770-м. И я абсолютно согласен с вами – сходство с Франческой поразительное. Есть еще один портрет шестой графини, как мы называем ее, написанный Джорджем Ромни. Он находится в Лэнгли. И с тем портретом у Франчески тоже удивительное сходство. – Ким сделал паузу и, воспользовавшись моментом, продолжил: – Я надеюсь, что вы оба скоро приедете на уик-энд в Лэнгли и убедитесь в этом сами. Мы должны спланировать ваш визит. Я знаю, папа будет рад принять вас. Правда, Франческа?
Франческа от неожиданности резко выпрямилась. Она пробормотала, что тоже не сомневается в этом, хотя приглашение брата ее поразило. Ким был неисправим, он слишком много брал на себя. Если отцу не понравится Катарин, от приглашения придется отказаться. Тогда актриса почувствует себя оскорбленной, и нельзя сказать, что у нее не будет для этого оснований. Но Катарин, конечно, не сможет принять приглашения – она же занята в спектакле.
– Ким, это будет потрясающе! – с искренним восторгом воскликнула Катарин. Но по ее лицу тут же пробежала тень. – Только как же я смогу сделать это при двух спектаклях в субботу? Если только… – Глаза девушки снова засияли. – Если только Гас отвезет нас в Йоркшир поздно вечером как-нибудь в субботу после спектакля и привезет обратно в понедельник после обеда. Тогда все получится. Давай съездим на уик-энд, Виктор? Ну, пожалуйста!
Виктор кивнул и сосредоточился на своем супе, не желая еще раз попасть впросак. Хотя пренебрежительный тон Франчески и позабавил его, чувствовал он себя довольно уныло. Ощущение внутреннего дискомфорта было довольно непривычным, и это вызывало напряжение. Он постарался встряхнуться, а затем подумал: «Остается только позавидовать Катарин. Как уверена она в себе! И как неподражаемо естественно вписывается в высшие круги английского общества!» Виктор снова задумался о ее происхождении, что он неоднократно делал за те три месяца, которые знал девушку. Интересно, что она всегда избегала этой темы. Те немногие факты, которые ему удалось выудить из Катарин, фактически ничего не говорили Виктору. Родилась в Чикаго. В Англии живет почти шесть лет. Сирота. Он холодно подумал, что где-то Катарин все же приобрела этот неподражаемый стиль. Вот уж у кого прирожденные манеры.
Катарин действительно чувствовала себя, как рыба в воде. Присутствие Виктора почти избавило ее от мучительных сомнений, а та готовность, с которой он согласился на предложение организовать совместный ужин в понедельник, окончательно развеяла последние опасения. Незначительные остатки совсем недавно терзавшего актрису напряжения были искусно скрыты за ее улыбкой и искрящимся весельем, вызывавшими искреннее восхищение присутствовавших.
По мере того как обед продолжался, Катарин становилась все очаровательнее и неотразимее. Она была истинной звездой. Она давала сногсшибательный спектакль, в котором блистала, ослепляла, захватывала, развлекала… И все это без каких-либо видимых усилий. Катарин вела беседу, задавая тон в обсуждении любой темы – от театра и кинобизнеса до проводимой Великобританией политики и охоты. И все это она делала не только изящно, но и умно. Катарин удалось создать за столом непринужденную теплую атмосферу, позволившую полностью преодолеть короткое, но острое чувство неловкости, довлевшее над ними в самом начале ужина.
Постепенно Виктор почувствовал, что естественно втягивается в общий разговор. Отпивая из бокала шампанское и наслаждаясь его бархатистым вкусом, он снова начал расслабляться. В Киме Виктор нашел очень доброжелательного и заинтересованного слушателя. Почти помимо своей воли он открылся и начал довольно многословно описывать свое ранчо в Южной Калифорнии, своих лошадей и свою землю – последняя оказалась предметом особого интереса Кима, объединившим обоих мужчин. В то же время он не выпускал из виду Франческу, отметив ее молчание, которое прерывалось только по необходимости, когда она подавала новые блюда и следила, чтобы никто за столом не испытывал недостатка в чем-либо. Она не взяла на себя труда даже включиться в общую беседу, что показалось Виктору совсем уж странным ввиду ее блестящего воспитания.
Франческа осознавала, что с ролью хозяйки она справляется на сей раз не лучшим образом. Ноша ведения беседы легла на Катарин. Дело было не в том, что она сознательно выбрала этот стиль поведения, испытывая неловкость в присутствии Виктора. Все объяснялось гораздо проще – она чувствовала, что не может добавить к общему разговору ничего по-настоящему важного. Кроме того, Франческа была занята обслуживанием стола. Не проявляя невоспитанности, она тем не менее не была любезна с гостями в должной мере. С точки зрения самой Франчески, ее сегодняшнее поведение было непростительно.
Пытаясь исправить положение и включиться в общий разговор, она повернулась к Виктору и спросила:
– Вы собираетесь снимать здесь фильм?
Он был настолько удивлен, услышав ее голос, что на мгновение потерял собственный. Откашлявшись, Виктор ответил утвердительно. Франческа посмотрела на него с Дружелюбным интересом, и, воодушевленный, он продолжил:
– Я не только снимаюсь в этом фильме, но и впервые выступаю в качестве продюсера. Безусловно, это очень заманчиво – попробовать себя в новом амплуа.
Катарин, взгляд которой переместился на лицо Виктора в тот же момент, как он начал говорить, задержала дыхание, не осмеливаясь вставить ни слова и ожидая продолжения. Ее сердце гулко застучало в грудной клетке.
Виктор обдумывал, как продолжить свой монолог, когда Франческа заговорила снова:
– Не могла бы вы рассказать нам об этом? Или это большой секрет?
– Конечно, с удовольствием. Я собираюсь повторно экранизировать величайшую из когда-либо написанных на английском языке историй любви и надеюсь, что фильм дотянет до уровня книги, вошедшей в классику мировой литературы.
Ким воскликнул восторженно:
– Звучит очень волнующе! Что же это за произведение?
– Я собираюсь повторно экранизировать «Грозовой перевал». Мы начинаем съемки через два месяца – Виктор полностью расслабился, и самодовольная улыбка вновь тронула его губы. Он опять был на своем коне и чувствовал, что контроль над ситуацией перешел в его руки.
– История любви?! – вдруг быстро заговорила Франческа, удивленно уставившись на Виктора. – Господи, но «Грозовой перевал» – это вовсе не история любви! Это история ненависти, мести, жестокости и насилия. Но более всего – история мести! Как же вы беретесь определять ее, как историю любви! Это самое нелепое суждение из когда-либо слышанных мною.
Франческа произнесла эту тираду с такой страстью, что все буквально застыли от неожиданности. Кима речь сестры явно привела в замешательство. Виктор был совершенно оглушен. Лицо Катарин приобрело мертвенную бледность, хотя внутри у нее все кипело. На Виктора могло произвести большое впечатление это высказывание, особенно с учетом его авторства. Как огромное число американцев, он считал все английское классическим и доминирующим, даже диктатом в некотором роде. А Франческа говорила так убедительно, таким властным тоном! Что, если Виктор решит отказаться от проекта? «Проклятие», – подумала она и, боясь сказать какую-нибудь грубость, уставилась в свою тарелку. Катарин оставалось только молиться, чтобы все обошлось.
Первым пришел в себя Ким.
– Помилуй, Франческа, не слишком ли сильно сказано? И чудовищно грубо, если тебя интересует мое мнение.
Всякий раз, когда Франческе подворачивалась возможность поговорить об английской литературе, у нее появлялся не терпящий никаких возражений авторитарный тон. Киму и отцу это было давно и хорошо известно, и сейчас брат смотрел на Франческу пристальным осуждающим взглядом, надеясь вразумить сестру.
Но ее ответный взгляд был совершенно отсутствующим. Переведя глаза на Виктора, Франческа произнесла:
– Простите меня, пожалуйста. Я не хотела быть грубой, честное слово, – но, несмотря на примирительные слова, она не смогла до конца погасить в глазах вызов. – Боюсь, однако, что не могу просить прощения за свое мнение, потому что уверена в правильности своего понимания основной идеи книги. Кстати, эту точку зрения разделяют многие исследователи английской литературы и целый ряд известных критиков. Никто не оспаривает, что книга написана гением, но тем не менее это гимн смерти. Вы же знаете, что Эмилию Бронте всю жизнь преследовала навязчивая идея смерти. Однако, если вы не доверяете моему суждению, я буду счастлива предложить вам несколько книг об Эмилии Бронте и ее творении, а также критические эссе о «Грозовом перевале». Тогда, возможно, вы поймете, что это вовсе не история любви. Поверьте мне, это действительно так. Понимаете, я хорошо знакома с английской литературой и писала научное исследование по сестрам Бронте, поэтому я действительно знаю, о чем говорю.
Катарин едва могла поверить своим ушам и отчаянно желала, чтобы Франческа наконец закрыла рот. Она бы с удовольствием удавила ее. Неужели эта умница не понимает, что ведет себя бестактно и вызывающе? Впервые в жизни Катарин утратила дар речи. Ее живой изобретательный ум бился сейчас над поиском способа сгладить ситуацию, прервать это тягостное молчание за столом. Пока такого способа не было найдено, поэтому Катарин подняла свой стакан и отглотнула вина, уткнувшись напряженным взглядом в противоположную стену. Ким вертел в руках вилку, ковырял ею фрукты на тарелке. Виктор, казалось, полностью погрузился в тяжелые размышления, и только Франческа выглядела абсолютно спокойной.
Однако Виктор, несмотря на хмурое выражение его лица, вовсе не был рассержен или раздосадован. «Ох уж эта несносная самоуверенность молодости! – думал он. – Как же они уверены, что знают ответы на все вопросы!» Он был достаточно умен, чтобы понять, что Франческа не намеревалась обидеть или унизить его. Все гораздо проще – она слишком прямолинейная и слишком честная девушка, не говоря уж о том, что сам предмет разговора жизненно важен для нее. Она совершенно искренне верила в каждое произнесенное ею слово, не отдавая себе отчета в том, что ее поведение может быть расценено как вызывающее. Она ведь так молода! Повернувшись к Франческе, он задумчиво произнес:
– Вам не нужно извиняться передо мною. Я уважаю ваше мнение. Вы, скорее всего, правы в оценке книги. Но первоначальная экранизация «Грозового перевала» сделана, как история любви, и именно таким образом я собираюсь снимать свой фильм. И надеюсь сделать такую же превосходную картину, какую снял Сэм Голдвин в 1939 году. – Виктор говорил с такой уверенностью, которая исключала всяческие дискуссии.
– О, я уверена, что вы сделаете это, – поспешно ответила Франческа. В последние несколько секунд она заметила застывшее лицо Катарин и тревогу в ее глазах. Свирепый взгляд брата также просигнализировал ей опасность. Каким-то образом, совершенно неожиданно для себя, она расстроила их обоих. Франческа так и не поняла чем. Забавно, но только Виктор, казалось, был спокоен.
Франческа подняла свой стакан.
– Я хочу внести дополнение в свои поспешные и непрошеные комментарии, предложив тост, – Она робко улыбнулась Катарин и Киму, которые подняли свои стаканы в полном молчании. – За повторную экранизацию «Грозового перевала» и ваш успех, Виктор.
– Благодарю вас, – ответил Виктор, поднимая свой бокал и чокаясь с Франческой.
Желая еще более сгладить ситуацию, она продолжила:
– А кто же будет играть главную партнершу Хитклифа – Кэтрин Эрншоу?
– Актриса на роль еще не утверждена. Естественно, любая актриса мечтает о такой роли. Но… – Виктор остановился на полуслове и бросил выразительный и полный симпатии взгляд на Катарин. – Я надеюсь, что ей будет сидящая здесь юная леди. – Обращаясь теперь только к Катарин, он продолжил: – Я договорился о кинопробе для тебя. В цвете. Все будет в лучшем виде, дорогая. И если проба удастся, я уверен, что мои партнеры согласятся со мной – ты получишь эту роль.
