Текст книги "Голос сердца. Книга первая"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)
Виктор не смог удержаться от смеха.
– Нет, конечно, нет. Я пошутил, сказав, чтобы она держалась подальше от тебя. У леди Франчески твердые литературные убеждения. Она безапелляционно заявила мне, что это не любовная история, а роман о мести.
– Она права.
– Права? – спросил Виктор с сомнением.
– Конечно. Но это к тому же и трогательная душещипательная любовная история. – Ник усмехнулся. – Ко всему прочему, она умная девушка. Смертельная комбинация для тебя. Ты бы держался от нее подальше, старина.
– Пошел к черту. – Виктор засмеялся. – Я слишком занят фильмом, чтобы вступать в романтическую связь, к тому же с подростком, глаза которого затмила звездная пыль.
Ник никак не прокомментировал последние слова, и друзья продолжали шагать молча, продираясь через толпы покупателей на Оксфорд-стрит. Они свернули на Норт-Одли-стрит, чтобы избежать людского потока и ревущего транспорта на главной магистрали, и с облегчением приблизились к более приятным и спокойным улицам Мейфэар.
Ник нежным взглядом окинул ряд прекрасных старинных зданий, построенных в прошлом веке. Он с любовью вспомнил о своем отце, который в первый раз привез его и сестру Марсию в Лондон, когда они были еще детьми, и много рассказывал им об истории города. У отца были обширные познания. Тогда они, отец и сын, были неразлучны. Но после того, как Ник отказался работать у него в банке, объявив о своем решении стать писателем, взбешенный отец надолго окружил его стеной молчания. Позже их отношения улучшились, и Ник был благодарен ему за это. Ведь он всегда любил своего отца, несмотря ни на что. «Странные вещи вытворяют родители со своими детьми», – подумал он с налетом грусти и тут же справедливости ради признал, что дети ничем не лучше.
Виктор внезапно остановился и посмотрел вверх. Они подошли близко к строительной площадке, где медленно рос небоскреб, металлические конструкции которого уходили в небо, как скелет какого-то гигантского доисторического монстра.
Ник автоматически остановился рядом с ним, оторвавшись от своих мыслей.
– Что случилось, Вик?
– Ничего. – Виктор отступил на шаг и поднял голову, пытаясь разглядеть верхнюю точку вздымающихся вверх стальных балок, где, завершая свой рабочий день, склонились над чем-то фигуры двух рабочих. С земли они выглядели такими одинокими и маленькими… На Виктора нахлынули воспоминания. Удивленные глаза Ника перехватили его затуманенный взгляд.
Улыбнувшись, Виктор сказал приглушенным голосом:
– Ты не узнаешь, что такое страх, старина, пока не повиснешь в небе и между тобой и землей не будет ничего, кроме узкого ребра металла и огромной массы разверзшегося воздуха. До тех пор, пока ты не увидишь, как один из твоих друзей срывается и падает вниз как тряпичная кукла. С этого момента тебя охватывает оцепенение. Ты знаешь, что больше не сможешь подняться туда. Вначале страх парализует, а потом тебя начинает трясти как в ознобе. Даже у запойных пьяниц не бывает такой дрожи в руках.
Ник молчал, видя печаль на лице Виктора и боль в его глазах. Когда это выражение отступило, он спросил:
– Это случилось с тобой?
– Со мной, черт побери. Но вот что странно – у меня не было ощущения оцепенения, когда Джек упал. В тот день все мои мысли были о нем, а не о себе. Оцепенение пришло ко мне через двое суток. – Виктор покачал головой. – Каждый строительный рабочий боится этого ощущения, потому что после того, как оно посетит тебя, твои дни на работе сочтены. Конечно, ты стараешься скрыть это – ведь тебе нужна работа, но все равно твое состояние как-то проявляется. Страх подавляет все остальные чувства, с ним невозможно сжиться… его невозможно загнать внутрь, потому что, по мере роста здания, тебе приходится подниматься вверх, вверх и вверх. Если ты этого не можешь, тебя вышвыривают с работы. И быстро. В любом случае те, кто работает рядом с тобой, всегда это чувствуют… запах страха.
– Это тогда ты ушел?
– Да, через несколько недель. Элли почувствовала у меня страх, Ник. Ее отец и братья были строительными рабочими. Я и познакомился с ней через Джека, самого младшего в их семье. Он был совсем ребенком, когда упал. Черт возьми, Ник, она знала, действительно знала. Из прошлого опыта. И она умоляла меня уйти. Сначала я не хотел. Естественно, я хотел преодолеть страх. И я смог. Через неделю после того, как упал Джек, другой парнишка уцепился за конструкции на самом верху шестидесятиэтажного дома. Начался дождь, поднялся ветер. Страшная буря. Мальчишка вспомнил Джека и оцепенел. Он не мог спуститься сам. Я поднялся и помог сойти ему вниз. Через неделю я оставил стройку, к огромному облегчению Элли. Тогда-то мы упаковали чемоданы и уехали из Огайо в Калифорнию. Близнецам не было и года. Мы купили старый пикап и поехали по стране. Нас четверо и багаж – как сельди в бочке. Но я хочу тебе сказать, Ники, – это были хорошие дни. У меня были Элли и сыновья, а до остального мне и дела не было. – Виктор кашлянул. – Боже мой, мне тогда не было и двадцати.
– А твой друг Джек, брат Элли? Он разбился насмерть?
– Нет, его парализовало. С тех пор он в инвалидном кресле. Слава Богу, все эти годы я мог присматривать за ним.
Некоторое время Ник не мог говорить – у него стоял комок в горле. Он думал: «В этом мире нет больше такого человека, как Виктор. По крайней мере, я такого не знаю. Джек – уже восьмой, кого он содержит, не считая друзей, которым всегда щедро помогает. Какое же огромное сердце у этого человека!»
Виктор запрокинул голову и еще раз посмотрел на вздыбившиеся балки. По выражению его лица трудно было определить, о чем он сейчас думает. Опустив голову, он улыбнулся Нику и медленно сказал, тщательно подбирая слова:
– Видишь, Ники, я знаю, что такое настоящий страх. И я его победил. Поверь мне, я не боюсь Майкла Лазаруса.
– Я верю тебе, Вик.
16
Норман Рук – костюмер Терри – шел быстро, почти бежал, и Катарин с трудом поспевала за ним. Наконец, когда они добрались до Хэймаркета, она поравнялась с ним и заставила остановиться. Запыхавшись, Катарин сказала:
– Пожалуйста, Норман, не мог бы ты идти помедленнее? Я уже устала.
– О, прости, солнышко, – пробормотал он извиняющимся тоном, – просто мне хочется вернуться в Олбани как можно быстрее.
Он зашагал снова, и, хотя и не намного медленнее, Катарин теперь могла идти вровень с ним и несколько раз украдкой взглянула в его лицо. Оно было мрачным и не предвещало ничего хорошего. Но, к счастью, теперь, когда они удалились от театра, волнение Нормана несколько улеглось. Пятнадцать минут назад в костюмерной его состояние «напугало ее до такой степени, что она без раздумий последовала за ним.
Быстрая ходьба дала Катарине возможность привести в порядок мысли, и теперь ее мозг работал с обычной быстротой и ясностью. Она пришла к выводу, что одно обстоятельство было особенно тревожным и непонятным. Это была реакция Нормана на то, что Терри пьян. Любой актер, включая ее саму, терпеть не может пропускать спектакли, но иногда этого невозможно избежать – хотя бы из-за болезни. С тех пор, как прошел спектакль, Терри отсутствовал лишь однажды и в этом не было ничего сверхъестественного. Он вообще молодец! Сама Катарин пропустила из-за простуды три спектакля, а Джон Лейтон – второй ведущий актер – отсутствовал две недели из-за повреждения коленной чашечки. Мир не перевернется, если Терри не появится сегодня вечером. «Так почему же Норман так бесится из-за этого?» – спросила она себя и тотчас же пришла к выводу, что во всем этом был какой-то подвох.
На этот раз Катарин сжала руку костюмера так сильно, что ему пришлось остановиться. Она посмотрела на него испытующим взглядом и в сердцах сказала:
– Я не понимаю тебя, Норман! Почему ты так нервничаешь из-за того, что Терри не выйдет на сегодняшний спектакль?
– Вовсе нет, – запротестовал он и, глубоко вздохнув, добавил: – Черт возьми, я был бы счастлив, если бы он даже не пытался этого сделать. Он ведь просто не в себе! Терри знает, что для него я совру что угодно. Мне ничего не стоило бы сказать, что у него ларингит. Но он даже слушать не хочет. Не знаю, как заставить его сегодня остаться дома. Вот что беспокоит меня, солнышко. Как удержать его? – Норман кисло улыбнулся. – Терри же в два раза крупнее меня.
Катарин была удовлетворена объяснением и сочла что это похоже на правду.
– Да, насчет размеров ты почти не преувеличил. Но послушай, почему бы тебе просто не запереть его в квартире?
– Не думай, что у меня не было такой мысли! Но иметь дело с напившимся Терри очень сложно. Он слишком агрессивен.
У Катарин вновь появилось чувство тревоги, которое она испытывала в костюмерной. Вероятно, состояние Терри гораздо хуже, чем она предполагала. Почему же, черт побери, он ведет себя так безответственно? Однако одними разговорами в данном случае ничего не добьешься. Здесь необходимо действовать.
– Может быть, мы могли бы найти кого-нибудь, кто бы мог нам помочь, – сказала она, лихорадочно подыскивая подходящего кандидата. Наконец ее осенило. – Я могла бы попросить подъехать Виктора Мейсона! Он по комплекции такой же могучий, как Терри, даже крупнее. Я уверена, что он легко с ним справится.
Норман бросил на нее неодобрительный взгляд. «Не будь дурой, солнышко. Мы не можем втягивать в эту скандальную историю других людей. Этого еще, черт побери, не хватало», – сказал он себе. И, не говоря ни слова, повернулся и помчался вперед, подгоняемый необходимостью добраться как можно скорее до Терри. Чувствуя раздражение, Катарин посмотрела вслед удаляющейся фигуре и без промедления последовала за ней.
Костюмер, маленький и подвижный, мчался впереди, как жесткошерстный терьер. Полы его плаща развевались на ветру. Когда они были уже у площади Пиккадилли, необычно оживленной в этот полдень, Катарин несколько раз теряла его в толпе. Боже мой, он ведет себя как маньяк, думала она, и ее раздражение постепенно перерастало в настоящий гнев. Ей пришло в голову, что, возможно, Норман боялся, что Терри удалось каким-то образом выбраться из дома и теперь он нетвердой походкой направляется к театру. Да, этим объясняется его поведение, подумала она, но тут же отказалась от этой версии. Она знала квартиру Джона Стэндиша, где жил Терри. У нее была массивная дубовая дверь с тремя замками, поскольку у Джона был ценный антиквариат, картины и другие предметы искусства. Войти в квартиру было очень сложно и, соответственно, выйти тоже нелегко. Катарин почти бежала, чтобы догнать Нормана. Поравнявшись с отелем «Пиккадилли», она заметила, к своему удивлению и огромному облегчению, что Норман наконец остановился и ждет ее.
– Нехорошо с твоей стороны, – задыхаясь, сказала она, решительно перегородив ему дорогу. – Ты обещал рассказать мне все и не сделал этого. Более того, ты ведешь себя очень странно, и я начинаю думать, что ты что-то скрываешь. Что произошло, Норман? – возбужденно воскликнула она. – Ты же не сказал мне всего, а?
Норман сделал несколько глотательных движения стараясь обрести контроль над собой. Наконец он произнес:
– Нет, солнышко. – Он горестно покачал головой и устало опустил плечи. – Я собирался тебе рассказать, когда мы подойдем ближе… Честно говорю, собирался. Я хотел тебя подготовить. Только мне не хотелось говорить об этом посередине улицы. – Он взял руку Катарин и сказал размеренным голосом: – Терри не просто попал в переделку, девочка, он получил ножевое ранение.
Его слова не сразу дошли до нее. Катарин смотрела на него с широко раскрытыми глазами, не понимая, а затем на ее лице появилось выражение ужаса.
– Ножевое ранение, – повторила она слабым голосом. Сердце внезапно учащенно забилось. Она прислонилась к стене, вздрогнув всем телом от полученного известия. – Но с ним все в порядке? – спросила она.
– Да-да, с ним все в порядке, – быстро заверил ее Норман. – Прости, что выложил это таким образом. Я не хотел расстраивать тебя. У него рваная рана на предплечье. Не очень глубокая, слава Богу. Там моя жена. Она когда-то работала медсестрой, и ей удалось быстро остановить кровотечение. – Норман вздохнул и добавил: – Врача там нет. Я не посылал за врачом.
Увидев выражение гнева и панику на побледневшем лице Катарин, он торопливо воскликнул:
– Я не мог этого сделать, Катарин! Любой доктор обязан сообщать полиции о фактах ножевого ранения. Началось бы расследование, и дело получило бы огласку. Ты же знаешь этих газетных шакалов, когда они унюхают что-нибудь подобное!
– Но ты уверен, что с ним будет все в порядке? – настаивала Катарин. – Уверен? – повторила она, сжимая руку Нормана и пытаясь поймать его взгляд.
– Да, уверен. Клянусь, солнышко. Пенни тоже уверена. Я сказал тебе, что она остановила кровь и наложила ему повязку, когда я уходил. Рана несерьезная. К счастью. К этому времени, я надеюсь, ей полностью удалось привести Терри в чувство.
Какое-то время Катарин не решалась заговорить, осознав всю серьезность положения. Ее переполняли самые разные эмоции, главной из которых был страх. Будучи женщиной смелой, она тем не менее питала отвращение к любому насилию, будь оно словесное или физическое. Сталкиваясь с ним, она чувствовала свою беспомощность. Сейчас ее даже подташнивало. У нее началась головная боль. Но, видя умоляющие глаза Нормана, Катарин взяла себя в руки и медленно сказала:
– Он действительно не может выйти сегодня, Норман, даже если успокоится. Он не доведет спектакль до конца.
Норман согласился.
– Я надеюсь, тебе удастся убедить Терри. Тебя он послушается. Это основная причина, по которой я потащил тебя сюда. Ты же попробуешь, да, дорогая? – добавил он умоляющим тоном.
– Я сделаю все, чтобы помочь ему. – Она заколебалась, прежде чем задать следующий вопрос, однако, собравшись с духом, осторожно произнесла: – Норман, как ты думаешь, кто ударил Терри?
Норман скорчил гримасу и покачал головой.
– Я не мог ничего понять из того, что говорил Терри.
– Ты не думаешь, что это была Алекса Гарретт? – Катарин понизила голос.
– Нет, я уверен, что это была не она, – ответил Норман, но его слова прозвучали неубедительно. Он отвел глаза в сторону, стараясь не встретиться с испытующим взглядом Катарин.
– Тогда кто? – допытывалась она.
– Я… я… Честно, я не уверен. – Норман подумал секунду и мрачно добавил: – Там была какая-то драка. Много чего побито. Джона, чёрт побери, хватит удар, когда он увидит. Он сдал Терри свою квартиру исключительно по своей доброте, а теперь половина его ценностей уничтожена. И уехал-то он всего на несколько недель!
– Неужели разбито что-нибудь из нефритовых и фарфоровых статуэток в гостиной, Норман? – спросила Катарин с недоверием.
Он кивнул, не в силах ответить.
Катарин вскрикнула:
– Но это же ужасно, Норман! Ужасно. Джон потратил годы, собирая эти прелестные вещицы, и он так гордился ими! Терри обязан возместить все, – решительно закончила она.
– Да, – ответил Норман. «Но чем? – подумал он. – У Терри ни черта нет, и он по уши в долгах. И по уши в дерьме, если уж говорить о его прочих проблемах». Норман уже собирался кое-что выложить Катарин, но внезапно изменил свое намерение. Терри из него кишки вывернет, если он раскроет его секреты, и к тому же надо для начала разобраться с его сегодняшним состоянием.
Норман быстро сказал:
– Пошли, любовь моя. Шевели ножками. Время бежит. И не пугайся, когда увидишь парня, Катарин. Он не совсем в себе, мягко говоря.
– Не беспокойся, – ответила она, подхватив его под руку. Они поспешно направились вниз по Пиккадилли. Теперь Катарин была не в меньшей степени озабочена тем, чтобы побыстрее добраться до квартиры.
Они были недалеко от Олбани. Дом был рядом с Берлингтонским пассажем и Королевской академией искусств, знаменитой картинной галереей. Олбани-хаус, фешенебельное здание на Пиккадилли-стрит, построенное лордом Мельбурном в 1770 году, было позже переоборудовано в жилой дом для богатых и превратилось в пристанище для английской аристократии и литераторов. Апартаменты, называемые обычно комнатами, а не квартирами, стали исключительно престижными местами обитания в последующие столетия, и те, кто жил здесь, считали это особой привилегией.
Норман провел Катарин через внутренний двор к стеклянным дверям здания. Она бросила на него взгляд и убедилась, что теперь, когда они добрались до места, он выглядит гораздо спокойнее. На входе их поприветствовал швейцар в униформе такого старинного образца, что можно было предположить, что он только что вернулся с битвы под Балаклавой.
Отделанный камнем холл был темным и безмолвным. Их шаги гулко раздавались в тишине.
Когда они добрались до двери квартиры Джона, Норман вставил ключ, и они вошли внутрь. Их спокойно приветствовала жена Нормана – Пенни, стоявшая в холле рядом с гостиной. Пенни – грациозная блондинка с приятными чертами лица – была бледна и явно озабочена, но она полностью контролировала себя.
– Ну что он, держится? – спросил Норман.
– Не слишком хорошо. У него очень нестабильное состояние. Но, к счастью, рука больше не кровоточит, – добавила Пенни, притворно бодрым голосом. Она кивнула в сторону гостиной. – Подождите здесь минутку, перед тем как войти к нему, я вас позову.
Войдя в кабинет, Катарин тотчас увидела, что Норман ни в малейшей степени не преувеличил, когда сказал, что квартира напоминает поле битвы. Он скорее приуменьшил последствия столкновения. «Похоже, здесь проходила крутая разборка», – сказала себе Катарин, поджав губы. Прекрасная комната, изысканностью и элегантностью которой она всегда восхищалась, буквально лежала в руинах. Две большие китайские фарфоровые лампы были разбиты, а их шелковые абажуры брошены в угол. Несколько маленьких античных столиков с отломанными ножками лежали на боку рядом с абажурами. Большое изумительной красоты венецианское зеркало, висевшее над камином из белого мрамора, было разбито. Трещина шла из середины вниз – видимо, в него что-то швырнули. Гордость Джона – коллекция китайских статуэток из жадеита – была безжалостно уничтожена. Осколки лежали на газете на круглом столике эпохи короля Георга, являя собой жалкое зрелище. Катарин показалось, что их невозможно будет восстановить. Бледно-голубой ковер был прожжен в нескольких местах сигаретами и залит красным вином. Несколько пятен от вина уродливыми кляксами расплылись на подушках дивана с обивкой из бледно-голубого бархата.
Катарин была потрясена. Совершенно очевидно, что Пенни или Норман пытались навести какой-никакой порядок, но от этого следы погрома стали еще более явными. Глаза девушки снова скользнули по комнате, и на ее лице отразилась боль.
– Как Терри мог допустить, чтобы это случилось? – крикнула она, повернувшись к Норману, стоявшему за ее спиной.
– Не знаю, – пробормотал он невнятно, – я тоже удивляюсь, как он дал ударить себя ножом.
Катарин мгновенно покраснела.
– О, прости, – сказала она, осознав, что ее фраза прозвучала так, как будто для нее ранение Терри гораздо менее важно, чем разбитые предметы. Она посмотрела на Пенни. – Ты сказала, что Терри еще плохо. Как ты думаешь, сможет он выйти на сцену сегодня вечером?
Пенни покачала головой.
– Я думаю, это было бы ужасно, Катарин. Я попыталась привести его в чувство, и, конечно, сейчас ему гораздо лучше, но настоящее похмелье еще впереди.
Норман тяжело вздохнул.
– Черт знает, что в этой ситуации делать. Теперь все зависит от тебя, Катарин. Возможно, тебе удастся убедить его не брыкаться и побыть дома хотя бы сутки. Ему нужно отоспаться и прийти в себя.
– Постараюсь, – ответила она. – Пойдем посмотрим, как он там? – Катарин вышла вслед за Норманом и Пенни из гостиной.
Норман внезапно остановился у двери в спальню на другом конце холла.
– Может быть, мне лучше предупредить его, что ты здесь, Катарин. Он не знает, что я ходил за тобой.
Норман зашел в спальню, а Пенни и Катарин остались перед приоткрытой дверью.
Они услышали сначала тихий голос Нормана, а затем разъяренный крик Терри.
– У тебя, придурка, что, совсем крыша поехала? Кто тебя просил делать это? Ты, педераст вонючий!
Норман шепотом пытался успокоить Терри, а затем повернул голову к двери и сделал женщинам знак войти в спальню. Катарин слегка заколебалась, прежде чем двинуться вперед, так как понимала, что Терри, скорее всего, был взбешен тем, что она увидит его в таком унизительном положении: повергнутый герой-любовник.
Пенни слегка подтолкнула ее, и ей пришлось сделать несколько шагов вперед. Внезапно она увидела Терри. Сердце Катарин упало, но ей удалось сохранить бесстрастное выражение лица и скрыть испытанный шок. Только с лица сбежала подготовленная улыбка.
Терри лежал поперек покрывала, обложенный снежно-белыми подушками. На нем были лишь брюки от черной шелковой пижамы. Его раненая левая рука была почти полностью перебинтована. Катарин заметила, что у него были и другие ранения. На правом плече и руке были видны сине-черные кровоподтеки, а на шее – ясно различимые царапины. Но хуже всего было его лицо – гораздо хуже, чем она предполагала. Терри выглядел ужасно! Его небритое лицо было отекшим и мертвенно-бледным. Голубые глаза налились кровью, веки набухли и покраснели, а под глазами пролегли розовато-лиловые круги. Чувствовалось, что ему трудно сфокусировать взгляд на Катарин. Вокруг него витала аура такого чудовищного беспутства, что у Катарин возникло сложное чувство отвращения и жалости.
У нее на языке вертелся один навязчивый вопрос: «Кто же сделал это с тобой, дорогой Терри?» Но Катарин не смогла произнести его, опасаясь, что тем самым причинит ему новую боль. К тому же инстинктивно она знала, что он этого ей не скажет.
– Привет, киска, – сказал Терри слабым и хриплым голосом, как будто громкий крик несколько секунд назад отнял у него все силы, – хорошо меня отделали, а?
– Да дорогой, – ответила Катарин с ослепительной и в то же время ободряющей улыбкой. Успокаивающим тоном она продолжила – Но ведь могло быть и хуже. Единственное, что тебе сейчас нужно – так это хороший сон. Утром ты почувствуешь себя лучше. – Она снова улыбнулась и заметила не допускающим возражений тоном: – Завтра вечером ты снова будешь на сцене.
Собрав остатки сил, Терри приподнялся на подушках и выразительно посмотрел на нее:
– Сегодня вечером. Я не собираюсь пропускать спектакль из-за этих пустяковых царапин. Черта с два, киска.
К некоторому удивлению Катарин, Терри говорил внятно. Да его слова звучали абсолютно четко. С другой стороны, у нее не было сомнений в том, что он не сможет отыграть спектакль. У него просто не хватит сил, чтобы довести до конца сложную роль. Руки Терри слегка дрожали, и Катарин было совершенно ясно, что то количество алкоголя, который он влил в себя, бессонная ночь, ножевая рана и стычка в гостиной – все это довело его до состояния невменяемости.
Катарин подошла к постели и остановилась в ногах. Внушительным тоном она произнесла:
– Тебе определенно нельзя выходить сегодня из дома. Терри, дорогой, это было бы безумием. Ты не сыграешь и первого акта не говоря уже о спектакле полностью. Будь же благоразумным!
– Я буду играть, я же сказал! – срывающимся тоном закричал Терри. – Я ценю твою заботу, киска и с твоей стороны было очень любезно навестить меня, – продолжил он более мягким голосом, – но я буду очень признателен, если вы, дамы, покинете комнату, а Норман поможет мне одеться. Я не музейный экспонат! – Он откинулся на подушки и потянулся за стаканом воды на столике. Его рука так дрожала, что он выплеснул половину содержимого стакана на столик до того, как донес его к своим запекшимся губам.
– Ты только посмотри на себя! – со злостью крикнула Катарин. – Ты же дрожишь как лист. Ты не вытянешь спектакль!
Терри хмуро улыбнулся ей и произнес сардонически:
– Ничего подобного. Вытяну. У меня чуть-чуть побольше опыта работы на сцене, чем у тебя, моя лапочка. Как только мне наложат грим и я надену свой костюм, у меня все пройдет. Я буду играть как обычно, и у меня, черт бы вас всех побрал, будет успех! Старый конь борозды не испортит! – Терри дико захохотал.
– А теперь слушай меня, – категорическим тоном сказала Катарин. – Я не позволю тебе даже пойти в театр, не говоря уже о том, чтобы выйти на сцену. Только через мой труп, Терренс Огден. Ты не в своем уме, если ты считаешь, что можешь попытаться сделать это. – Она сделала паузу и бросила на него убийственный взгляд. – У тебя же определенные обязательства перед зрителями. И обязательства перед остальными актерами труппы. Нехорошо обременять их и меня твоими проблемами. Ты же знаешь, что нам всем придется вытаскивать тебя. Сама я не против этого, но остальные, скорее всего, возмутятся. И подумай, как стыдно будет тебе потом за этот позорный спектакль. Ты слишком любишь сцену, чтобы позволить себе халтурить на ней. Я же точно знаю, что ты не переживешь, если опозоришься. Ты не вынесешь этого унижения. – Она смотрела на него вызывающе, не боясь встретиться с его взглядом.
Терри засмеялся еще более истерично и драматически воскликнул:
– Ах, моя сладкая Кейт, ты так молода так идеальна, преисполнена благородных намерений! – Он прервался и потянулся за стаканом с водой. – Не испытывай терпение доведенного до отчаяния человека. «Ромео и Джульетта». Акт… не помню какой акт, но это не важно, моя дорогая Кейт. – Он величественным жестом выбросил вперед руку, расплескав воду на простыню. Терри посмотрел вниз на мокрое пятно и покачал головой, улыбаясь себе. – Слезы. Ах да, слезы. – Он откинулся на подушки и пробормотал медоточивым тоном: – Поплакать, чтоб облегчить свое горе. Генрих Шестой. Истинный Певец всегда доберется до сути, не так ли, моя сладкая Кейт? – Он устало закрыл глаза.
Озабоченный взгляд Катарин встретился с таким же встревоженным взглядом Нормана, который лишь беспомощно пожал плечами.
– Мне кажется, Терри засыпает. Может быть, дадим ему отдохнуть? – сказала Пенни.
– О, нет, ничего подобного, Пенелопа! Мудрая и прекрасная Пе-не-лопа! – воскликнул Терри, открыв один набухший кровью голубой глаз и зло скосив его на них.
Катарин повернулась к Норману и заботливо сказала:
– Я согласна с Пенни. Через полчаса Терри почувствует себя лучше. Тогда ты сможешь подготовить его к выходу. – Зная, что Норман собирается запротестовать, она подала ему глазами знак, чтобы он молчал, и быстро сказала: – Может быть, тебе стоит принять пока ванну. – Холодные синие глаза Катарин остановились на Терри, и она заметила, как бы между прочим: – Когда ты будешь готов, Норман и я поможем тебе добраться до театра. Норман и Пенни, пойдемте. – Она повернулась и пошла через комнату уверенными шагами.
– Спасибо, киска. Я знал, что могу рассчитывать на твое понимание, – пробормотал Терри, приподнимаясь на правой руке. В тот же момент он упал на подушки с еще более измученным видом, чем прежде.
Норман бросил на Катарин вопросительный взгляд, как только они вышли из спальни, а Пенни произнесла раздраженно:
– Что это у тебя за идея?
– Тихо, – прошептала Катарин и толкнула Пенни за собой в гостиную. Норман последовал за ними и плотно закрыл за собой дверь.
– Если у тебя есть план, он должен быть продуманным детально, деточка.
Катарин села на стул и слабо улыбнулась.
– Это не совсем план, просто проявление здравого смысла. Послушай, Норман, до тех пор, пока мы препираемся с Терри о том, выйдет ли он на сцену сегодня вечером, он будет бороться с нами, как лев. Поэтому, я думаю, мы должны перешагнуть через свои эмоции и помочь ему принять ванну и одеться. Разве вы не заметили, каким он стал послушным, когда я сказала, что ты, Норман, поможешь ему одеться?
Они одновременно кивнули, и Катарин продолжила:
– Мне совершенно ясно, что Терри вымотан физически, и он до сих пор пьян, как вы заметили. Поэтому я не думаю, что у него останется сколько-нибудь сил к тому времени, когда вы его побреете, помоете и оденете. Ванна его совсем разморит, особенно если сделать ее горячей. У меня такое чувство, что он свалится, и тогда мы уложим его в постель без всяких споров или борьбы.
Норман улыбнулся впервые за этот вечер.
– Катарин, ты просто маленький гений. Разумеется, это единственное решение. Черт возьми, было бы хорошо, если бы у нас было снотворное.
– У меня есть с собой несколько таблеток снотворного, – начала неуверенным голосом Пенни и замолчала, увидев сердитый взгляд Нормана.
– Почему же ты не сказала этого раньше? – с раздражением набросился он на жену.
– Да у меня просто не было такой возможности, – укоряющим тоном отреагировала она, – не надо выходить из себя, Норман. Когда ты позвонил мне и рассказал насчет Терри, я побросала массу всяких полезных вещей в хозяйственную сумку. Аптечку первой помощи, бандажный бинт, аспирин и снотворное. Я сомневалась, можно ли предложить снотворное Терри, потому что он был пьян.
– Боже, я и не подумал об этом, – пристыженно произнес Норман, – но одна-единственная таблетка не повредит, правда?
– Думаю, что нет.
Пенни подошла к своей сумке и вынула бутылочку с таблетками. Она положила ее в карман своего кардигана и сказала:
– Мы никогда не уговорим его принять таблетку добровольно, Норман. Я хочу размельчить ее и положить в стакан горячего молока. Он не почувствует, что вкус изменился, если я добавлю туда немного сахара.
– Хорошая мысль, дорогая. – Он нежно посмотрел на Пенни и добавил: – Прости меня, я не хотел тебя обидеть.
Норман резко вскочил:
– Мне кажется, пора пойти приготовить для него ванну. Я вернусь в мгновение ока.
Как только Норман вышел из комнаты, Катарин повернулась к Пенни:
– Какой кошмар, а? Что же все-таки произошло, Пенни, дорогая?
Пенни прикусила губу.
– Не имею ни малейшего представления, – пробормотала она едва слышно.
Катарин бросила на нее испытующий взгляд.
– Норман рассказал тебе что-нибудь?
– Терри попросил его забрать костюм у портного и принести сюда. Норман принес его днем. Он обнаружил Терри лежащим на кровати в луже крови, мертвецки пьяным. Он позвонил мне и велел срочно мчаться сюда. Я думаю, за это время он попытался узнать у Терри, что же случилось, но не смог выяснить ничего. Терри был еще в более худшем состоянии, чем сейчас, – совершенно невменяемым. Так мне сказал Норман, и больше я ничего не знаю…
– Хорошо, что у Нормана была причина прийти сюда сегодня, – вздрогнув, сказала Катарин, представив себе, что было бы, если бы Норман не появился на месте событий в нужное время. – Она опустила глаза на свои руки, и когда она подняла голову, в них стоял вопрос. – Я спросила Нормана, не думает ли он, что это могла сделать Алекса Гарретт, и он ответил отрицательно. Но он меня, в сущности, не убедил. Я думаю, и сам Норман подозревает ее, тебе не кажется?
