Текст книги "Голос сердца. Книга первая"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)
Она взяла из шкафа одежду, зашла за ширму и оделась за несколько секунд. Подняв голову и вопросительно посмотрев на Нормана, она спросила:
– Терри настаивает на своем выходе сегодня, да?
– Да, болван такой, – ответил Норман, скривившись. – Он в таком состоянии, что этого нельзя допустить. – Он посмотрел на часы. – Почти четыре часа. У нас еще три часа, чтобы привести его в порядок. Если это не удастся, я постараюсь каким-нибудь образом устранить его, и сегодня сыграет актер из второго состава.
Глаза Нормана остановились на лице Катарин. Он выглядел очень озабоченным, и в его голосе прозвучали тревожные ноты, когда он произнес:
– Если Терри и выйдет на сцену, вся тяжесть ляжет на вас, Катарин. Боюсь, весь спектакль окажется на ваших плечах. Ему понадобится любая помощь, которую вы только сможете оказать. Вы должны будете подсказывать, вести его, покрывать промахи – в общем, буквально тащить через весь спектакль. – Он криво улыбнулся. – Это будет непросто, Катарин. Вам придется собрать всю вашу силу, способности и изобретательность, чтобы скрыть его состояние от публики.
Сердце Катарин упало, но она ответила на ровный взгляд Нормана таким же ровным и уверенным взглядом. Хотя на ее лице было встревоженное выражение, она взяла легкий и бодрый тон:
– Да, я понимаю, о чем ты говоришь, Норман. Но мы подумаем об этом позже. Пошли!
15
Превосходный беллетрист Николас Латимер очень любил себя в роли зрителя. Он откидывался на спинку кресла, погруженный в молчание, наблюдал и выносил увиденное в компьютер своей памяти для последующего использования в своей работе. Однажды, несколько лет назад, одна приятельница заявила ему, что терпеть не может иметь друзей среди писателей, поскольку они, как она убедительно заявила, «постоянно подглядывают за вами, чтобы вывести все это в своих книгах». Тогда он разразился смехом, но сейчас неожиданно вспомнил ее слова и был вынужден признать ее правоту.
В этот раз он снова был зрителем и знал, что получит наслаждение от сцены, которая вот-вот должна была разыграться перед ним. Естественно, свои впечатления он припрячет до поры до времени, а в нужное время они попадут на его машинку.
Антиподы – Виктор Мейсон и Майкл Лазарус – были блестящими соперниками, что усиливало драму. Оба они были готовы, как гладиаторы, ринуться в бой и драться до последнего. Ник улыбнулся своей изрядно мелодраматичной аналогии, сочтя ее несколько искусственной. С другой стороны, многое было поставлено на карту. Фигурально выражаясь, если ты не умеешь обращаться с кинжалом, лучше его из ножен не вынимать.
Инстинктивно он чувствовал, что Виктор одержит победу. Он улыбнулся игре слов: Виктор и виктория – победа. Детская игра, но он ничего не мог с собой поделать. Слова всегда были его наркотиком, а старые привычки нелегко ломать. Виктор одержал верх еще перед встречей с Лазарусом. Лазарус не понимал этого, потому что не знал о встрече с Элен Верно, которая передала жизненно важную для них информацию. Лазарус, по-видимому, считал, что в состязании по армреслингу он одержит победу хотя бы потому, что именно в его руке была чековая книжка.
Ник был поражен, когда Виктор сказал ему, что они встречаются с Лазарусом в холле отеля «Риц». Попить чайку. Бог ты мой, попить чайку! Когда он спросил Виктора, почему тот выбрал такое не совсем обычное место, тот сдержанно рассмеялся и заметил:
– Кажется, Наполеон как-то заметил, что если ему предстоит сражение с противником, то место и время предпочитает выбирать он сам. Он верил, что это дает ему преимущество. Так и я.
Ник кивнул, в очередной раз удивившись разносторонности познаний Виктора, и сказал:
– Да, это был Наполеон. Но почему в таком месте, где всегда полно народу, детка?
Еще один сдержанный смешок, и Виктор продолжил объяснения:
– Когда мы окажемся в тупике, а мы неизбежно окажемся в тупике, я не хотел бы выталкивать его взашей из своего номера, и в такой же степени не хотел бы, чтобы он меня выставил из своего офиса. А так, на нейтральной территории, каковой является «Риц», он вынужден будет поумерить свой пыл. В отеле он вряд ли позволит себе один из своих знаменитых; приступов ярости.
Ник кивнул и промолчал, но подумал: здесь ты ошибаешься, вполне даже может. Лазарус, насколько он слышал об этом человеке, был совершенно непредсказуем.
Итак, они сидели втроем в четыре часа пополудни здесь, в изолированном углу отеля «Риц», среди покрытой позолотой мебели, пальм в кадках и элегантных женщин в шляпках. Исключительно светские и очень цивилизованные люди, подумал Ник и подавил в себе приступ неоправданного веселья. В Майкле Лазарусе не было ничего слишком уж светского и цивилизованного, несмотря на его безукоризненную рубашку, хорошо сшитый костюм и налет благородной сдержанности. Ник никогда раньше не встречал этого человека, однако был хорошо наслышан о его репутации. Всем было известно, что он способен пойти на любую провокацию, если это необходимо для достижения его целей. Он был холоден и беспощаден.
Наблюдая за ними обоими, своим лучшим другом и его соперником, Ник вынужден был признать, что в Лазарусе было что-то необычное. Вначале он даже не знал, что именно. По крайней мере, не внешность – красавцем Лазарус не был. С другой стороны, он не был и уродом. Приземистый и мускулистый, с грубоватыми чертами лица и темными волосами, слегка тронутыми сединой. Неопределенного вида – это были бы, пожалуй, лучшие слова для его идентификации. Но по мере того как Ник изучал Майкла Лазаруса, он внезапно изменил свое первоначальное мнение. Лазарус все-таки был не таким уж неопределенным: он просто казался по всем параметрам мелким по сравнению с Виктором. «Хотя какой человек не показался бы?» – сказал себе Ник. В реальной жизни его друг излучал флюиды не менее, а, может быть, даже более мощные, чем с экрана.
Ник слегка повернул голову, и его холодные голубые глаза оценивающе остановились на Викторе, запечатлев темно-серый костюм в полоску, ослепительно белую рубашку, серебристо-серый шелковый галстук. Элегантен. Неотразим. Консервативен. По контрасту с изысканностью одежды, красивое живое смуглое лицо привлекало жесткой мужественностью. Потрясающий эффект! Вокруг Виктора была какая-то особая аура, отличавшая его от других мужчин. Успех, слава, богатство? Нет, было что-то еще. Первопричина. Его сексуальность? Частично. Еще дух искателя приключений, пирата, азартного игрока…
Глаза Ника ненадолго остановились на Майкле Лазарусе, и он определил для себя, что стояло за этим человеком. Неподдающееся немедленному анализу или неочевидное вначале, это открылось ему неожиданно. Майкл Лазарус излучал силу. Огромную силу. Он выделял ее, пах ею, она была ощутима даже в том, как он сидел в кресле, контролируя каждый мускул своего тела, как готовая выпрямиться в прыжке пантера. В его бледных голубых глазах, холодных и кажущихся безжизненными и, вместе с тем, странно притягательных и неотразимых, читался такой ум, что они казались всевидящими, и Ник неожиданно ощутил неприятное чувство, будто эти глаза, как лазерные лучи, проникают в его мозг, копаясь в его секретах. Почувствовав дискомфорт, он быстро перевел взгляд и потянулся за сигаретой.
Из всего того, что он читал и слышал о Лазарусе, он знал, что это человек строгой дисциплины, бешеной энергии и безудержных амбиций. Ник, будучи стипендиатом Родса в Оксфордском университете, изучал историю шестнадцатого века. Он думал: «Если бы Лазарус жил во времена Екатерины Медичи, он, вне сомнения, был бы принцем крови, одной из тех темных и зловещих фигур, естественно вплетающихся в сложный и замысловатый гобелен, какой являла собой Франция в шестнадцатом веке. Или бурбонским принцем, таким, как, например, Кондэ. Или, возможно, герцогом из пресловутого дома Гизов. Последнее, похоже, представляется наиболее убедительным, поскольку в Лазарусе определенно есть что-то гизовское, с его изощренным умом интригана Макиавелли, его скрытностью, склонностью к заговорам и двуличию, его алчностью и абсолютным отсутствием страха. Но он не был французом». Ник где-то прочитал, что Лазарус был немецко-еврейского происхождения, как и он сам. Или он был из семьи русско-еврейских эмигрантов? Он не был уверен. Тем не менее это был выдающийся человек. Он создал мультинациональный конгломерат огромного масштаба – «Глобал-Центурион», – щупальца которого протянулись во все уголки земли. Или почти во все. А ему было всего сорок пять или что-то в этом роде. «Забавно, – размышлял Ник, – ведь, несмотря на миллион слов, написанных о Лазарусе, я никогда не читал ничего о его личной жизни и начале карьеры. Они покрыты мраком». Ник подумал, много ли знала Элен Верно о прошлом Лазаруса. Надо при удобном случае спросить ее об этом.
Ник перевел взгляд на двух мужчин, сидевших друг против друга за небольшим чайным столом. Они еще не начали схватку, но осторожно прощупывали друг друга с использованием завуалированных выпадов. Он чувствовал напряжение между ними, дымкой висевшее в воздухе. Ник знал, что Виктор питал отвращение к Лазарусу. Было сложнее вычислить чувства Лазаруса к Виктору. Этот человек изображал сердечность. Постоянная ласковая улыбка блуждала в уголках его губ. Но глаза были настороже, бдительные и холодные в своей неумолимости.
Оба монотонно обсуждали дела на фондовом рынке. Ник отвернулся, сдерживая зевоту. Лазарус упомянул о конфликте, разгоревшемся на Ближнем Востоке, и говорил несколько минут о нефти и о том, как может измениться позиция арабских стран. Затем он резко сменил тему.
Переход был ошеломляющим.
– Ну, Виктор, вы уже несколько дней откладывали эту встречу, по-видимому, из-за того, что вместе с армией своих адвокатов анализировали контракт. Поскольку вы сидите передо мной, я предполагаю, что все в порядке. Уверен, что вы привезли контракт с собой. Подписанный. Я не могу больше задерживать свой отъезд в Нью-Йорк. Я уезжаю завтра и хочу перед отъездом уладить свои дела.
– Да, я принес его, – ответил Виктор приятным, ровным тоном. Он потянулся в кресле, скрестил свои длинные ноги в элегантных брюках и нарочито расслабленно откинулся назад. Наблюдая за ним, Ник знал, что его друг испытывает такое же напряжение, как Лазарус.
– Вот и хорошо, – сказал Лазарус, – похоже, у нас наконец намечается какой-то прогресс. Теперь, когда мы партнеры или, по крайней мере, станем ими после подписания мною контракта, я хочу довести до вас свои мысли и условия. Прежде всего, я не могу утвердить смету на этот фильм в таком объеме. Она чрезмерно велика. Из трех миллионов долларов один миллион, по моим подсчетам, лишний.
– Я согласен, – сказал Виктор с легкой сдержанной улыбкой.
Если Лазарус и был удивлен такой легкой уступкой, он не подал вида. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
– А как вы намереваетесь сократить производственные расходы, могу я узнать? – заметил он с саркастическим смешком в голосе.
Внутренне он кипел. Виктор Мейсон не отличался особенно от остальных, несмотря на репутацию честного человека. Приходя к нему со своими детально разработанными схемами и сомнительными предложениями, все они старались вытянуть из него деньги тем или иным способом.
– Для этого существуют разные способы, – с загадочным видом ответил Виктор.
– Понятно. – Лазарус неподвижно сидел в кресле, сдерживая раздражение. Мейсон ведет себя глупо, маневрируя и растрачивая попусту его драгоценное время. Ему бы следовало сразу раскрыть свои планы. Однако Лазарус решил не давить на него. Вместо этого он спокойно процедил: – Как много вы смогли бы сэкономить?
– Около миллиона долларов.
Лазарус в упор разглядывал Виктора своими жесткими оценивающими глазами. Циничная улыбка слегка коснулась его губ.
– В таком случае я был прав, предполагая, что смета чрезмерно раздута. Это беда киноиндустрии. Слишком много лишнего, слишком много жира. Неэффективный бизнес, с моей точки зрения.
– Вы не правы насчет сметы. Она была не завышена, она была просто ошибочна, – резко возразил Виктор, скрывая раздражение. – Легкообъяснимая ошибка директора картины, если он сидит в Голливуде.
– Похоже, вы нашли не того директора, Виктор. Позор! – Он произнес это так, что последнее слово звучало угрожающе, хотя и было сказано мягким голосом. Лазарус слегка вздохнул и глотнул чая. – Хороший директор не делает ошибок, Виктор, где бы он ни сидел. Слабое решение с твоей стороны. Я надеюсь, ошибок будет меньше, когда мы подойдем к другим пунктам нашего проекта. Я искренне надеюсь, что мы не будем иметь удовольствия видеть его здесь, в Англии, когда мы начнем снимать, – наигранно засмеялся Лазарус, – в противном случае, мы можем обнаружить, что смета увеличилась до четырех миллионов. А может, даже до пяти. Почему бы и нет?
– Он был нанят на временную работу, – ответил Виктор, игнорируя саркастическое замечание, – фактически, весь съемочный коллектив будет английским. – Он закурил сигарету, удивляясь тому, что оправдывается перед Лазарусом. Но этот человек обладал способностью вынуждать каждого переходить в оборону.
– Ну, это шаг в правильном направлении, – ответил Лазарус покровительственным тоном, – давайте поговорим о съемках. После долгих размышлений и анализа я, решил на главную женскую роль пригласить Эву Гарднер. Она будет сказочна в роли Катарин Эрншоу, и я…
– Нет, – голос Виктора был ровным, но решительным, – я пробую Катарин Темпест. И если проба будет такой, как я ожидаю, она получит эту роль.
Лазарус уставился на Виктора, и его губы медленно и пренебрежительно задвигались.
– А кто такая, черт возьми, Катарин Темпест? Если я ничего не знаю о ней, то можете смело ставить последний цент на то, что вся Америка ничего о ней не знает. Я не хочу новичков в своей картине. Мне нужна кинозвезда с мировым именем. Мне необходимы определенные гарантии кассовости картины, мой друг.
«Я тебе не друг», – подумал Виктор, ощетинившись. Однако он сдержал себя и решил не напоминать Лазарусу, что его собственное имя является одним из наиболее гарантированных залогов кассовости фильма в мире. Если только не самым гарантированным залогом. Вслух он заметил:
– Катарин Темпест – блестящая молодая актриса, которая играет в настоящее время главную роль на Уэст-Энде в спектакле «Троянская интерлюдия». Она – совершенная Кэти. Вы должны согласиться, что она выглядит так, словно специально создана для этой роли.
– Я сказал вам, что не знаю, кто она – ответил Лазарус с наигранным равнодушием.
На лице Виктора появилась ленивая усмешка.
– В понедельник вечером в «Лес Амбассадорс» вы не могли оторвать от нее глаз. – Он быстро добавил: – К большому, надо заметить, неудовольствию вашей спутницы. Если бы внешность могла убивать, вас бы уже не было в живых, мой друг.
Ник настороженно перевел взгляд с одного на другого. Он не помнил, чтобы Лазарус был в понедельник в ресторане. Впрочем, сам он приехал позже, когда Виктор и другие гости уже проследовали в зал. Майкл Лазарус слегка наклонился вперед, и Ник отметил в его непроницаемых глазах слабые искры внезапно появившегося интереса. Лазарус выдержал паузу, не мигая глядя на Виктора, а затем медленно произнес:
– Вы, по-видимому, говорите о брюнетке с потрясающе выразительными глазами. – Живо вспоминая красоту девушки, он почувствовал, что в нем начала подниматься волна возбуждения, однако скрытный Лазарус позаботился о том, чтобы спрятать ее за фасадом безразличия, и добавил: – Не думаю, что вы имеете в виду бесцветную блондинку с обликом дебютантки, которая также была в вашей компании.
– Попали в точку, – ответил Виктор. Он был рассержен пренебрежительной репликой, касающейся Франчески, однако сразу же взял себя в руки.
– Катарин впечатляет, не правда ли? Она так же красива как и Эва Гарднер.
Немедленного ответа не последовало. Лазарус, казалось, думал, и после паузы произнес:
– Я придержу свое мнение, пока не увижу пробу. И даже если проба окажется удачной, я все равно не уверен, что нам следует брать на эту роль неизвестную актрису. Я должен тщательно продумать этот вопрос. Очень тщательно. А теперь я хотел бы обсудить с вами сценарий. Честно говоря, его нужно менять. С моей точки зрения, это просто претензия на художественность. Такой подход к материалу не принесет нам коммерческого успеха. Нам следует привлечь другого сценариста. Немедленно. Нельзя терять ни минуты.
Воцарилось неловкое молчание. Ник, вздрогнув, подумал: «Сукин сын! Он ведет себя так, будто меня здесь нет». Он был готов взорваться от обиды. В желании защитить себя и свою работу он готов был нанести Лазарусу молниеносный хук правой. Но Виктор просил его молчать, что бы ни происходило, поэтому Ник сидел, уперев сжатый кулак в боковину кресла, и ждал.
Виктор, с каменным непроницаемым лицом, сказал со спокойной убежденностью:
– Это чертовски хороший сценарий, Майкл. Не просто хороший – выдающийся. Более тога это сценарий, по которому я хочу снимать фильм. И позвольте мне сказать еще кое-что. Я не буду менять Ника на другого сценариста. Ни сегодня. Ни на следующей неделе. Никогда, мой друг.
– Послушайте, Виктор, никто не может предписывать мне, как делать собственную картину. Картину, в которую я вкладываю два миллиона долларов. Должен отметить, что я думал…
– Заткнись, – тихо сказал Виктор. Лазарус был так ошеломлен, что поступил так, как ему сказали. Он сидел, уставившись на Виктора, и его лицо выражало сомнение в реальности происходящего.
Нику потребовалось мобилизовать все свои силы, чтобы в этот момент не разразиться хохотом. Майкл Лазарус выглядел так, словно ему только что залепили здоровенную оплеуху.
Лазарус оправился почти мгновенно.
– Давайте сразу кое-что выясним, мой друг. Прямо сейчас. Никто – я повторяю, – никто и никогда не говорил мне «заткнись».
– Я только что сделал это, – ответил Виктор. Наклонившись вперед, он положил свою папку на колени и открыл ее. – Вот контракт. – Он протянул Лазарусу конверт.
Несмотря на кипевшую в нем ярость, Майкл Лазарус не мог удержаться от того, чтобы не открыть его. Контракт был аккуратно разорван посередине. Глаза Лазаруса были прикованы к двум обрывкам, которые он держал. В первый момент казалось, что он загипнотизирован. И действительно, он был в шоке. Никогда в жизни он не был так унижен, так оскорблен. Это было почти непостижимо, и по мере того как до Лазаруса доходил смысл происходящего, его затылок, а затем и лицо густо покраснели. Когда он поднял голову, его осуждающие глаза были похожи на стальные лезвия.
Прежде чем он успел вымолвить слово, Виктор, быстрый на провокационные замечания, сказал:
– Вот что я думаю о вашем контракте. И я уверен, вы знаете, что вы можете с ним сделать. Как ни трудно вам в это поверить, я не хочу ваших денег и совершенно определенно не хочу, чтобы вы участвовали в моей картине.
Виктор взял свою папку и встал.
– Всего хорошего, Майкл, – закончил он с вежливой улыбкой. Его черные глаза были холодны и непроницаемы, как мрамор. Ник также встал. Лазарус несколько секунд смотрел на них с яростью. С его лица сошла краска. Оно было белым как мел, а голос, хотя и сохранивший свою обычную вкрадчивость, звучал убийственно, когда он сказал:
– Вы будете всю жизнь жалеть об этом, Виктор. Жалеть и раскаиваться. Раскаиваться и жалеть. Я об этом позабочусь, мой друг.
Виктор воздержался от ответа. Он взял Ника под руку и сказал:
– Пошли, дружище. Пора покинуть это место. Мне просто необходим глоток свежего воздуха.
Виктор быстро направился к выходу из отеля. Ник следовал за ним, и, когда они оказались достаточно далеко от Лазаруса, он сказал:
– Боже мой, Вик, ты действительно…
– Подожди, пока мы не окажемся на улице, Ники, – прервал его Виктор монотонным голосом. Они молча забрали свою одежду из гардероба. Виктор влез в кашемировое пальто светло-коричневого цвета и посмотрел на Николаса краешком глаза: – Должен признаться тебе, Ник, что я получил большое удовлетворение, приложив его именно так, как хотел.
– Я тоже. Но мне не понравились его прощальные слова о том, что ты пожалеешь. У него плохая репутация: он мстительный. При такой степени враждебности это небезопасно. Он попытается отыграться, Вик. – Голос Ника нервно вибрировал. – Вообще он изрядная тварь. Зловещая. Если честно, он меня пугает. Тебя нет?
– Нисколько. – Виктор бросил на Ника короткий взгляд. Его глаза сузились. – И я не думаю, что он напугал тебя, Ник. А что касается его зловещего облика, я думаю, что это плод воображения писателя, работающего сверхурочно. Ты любишь играть режиссера, ведающего подбором актеров, и представлять людей в разных ипостасях: проституток и леди, хороших парней и злодеев, добро в борьбе со злом и всю эту музыку.
– Наверное, это так, – согласился Ник, – тем не менее я думаю, что он чудовищно беспринципен. Ты и сам говорил, что он параноик. Боже, мне очень жаль Элен. Не могу смириться с мыслью о том, что она связалась с таким типом, как он.
– Я знаю, что ты имеешь в виду, – прервал его Виктор, – но она взрослый человек. Я думаю, в отношениях с мужчинами она может за себя постоять. Как ты считаешь?
– Думаю, что да. Кстати, ты заметил у него вспышку интереса, когда ты объяснял, кто такая Катарин?
– Конечно! Тот же самый взгляд я заметил в понедельник вечером в баре ресторана. Лазарус пришел с фигуристой рыжей бабенкой, увешанной побрякушками на всех мыслимых местах и присосавшейся к нему, как спрут. А с того момента, как он увидел Катарин, рыжей для него как бы не существовало. И не думай, что она не видела, кем он так заинтересовался. Это было так заметно. Они выпили по одному бокалу и ушли как раз перед твоим приходом.
– А кто эта рыжая?
– Не имею понятия, – ответил Виктор. – Но могу сказать тебе одно, Ник. Я думаю, Майкл Лазарус – большой бабник, выработавший свой собственный примитивный стиль обращения с женщинами. Мне это не приходило в голову раньше.
– Да он вообще крайне неразборчивый в средствах человек. Я думаю, Лазарус – настоящий подлец во всем, что касается женщин. И для меня очевидно, что у него, как у моряка, по подружке в каждом порту. Элен в Париже, рыжая в Лондоне. И одному Богу известно, где остальные. – Он вздохнул. – Бедная Элен. Разве он ей пара? Хотя это, я думаю, ее проблема, а не моя.
Виктор шагал быстро, охваченный своими мыслями. Через некоторое время он сказал:
– Ты не возражаешь, Ники, если мы прогуляемся? Мне не хочется сразу же возвращаться в «Клэридж». Я все-таки здорово взвинчен и чувствую, что надо бы поразмяться.
– Не возражаю.
Виктор и Ник шли быстрым шагом, не разговаривая, но хорошо понимая друг друга, как это было всегда с момента их первой встречи. Ни у одного из них не было потребности говорить, поскольку их сердца бились в унисон. Каждый из них погрузился в собственные мысли, и так они шли по Пиккадилли, миновали Грин-парк, направляясь к Гайд-парку Корнер.
Виктор размышлял о переговорах с компанией «Метро-Голдвин-Майер», анализируя предстоящую сделку и пытаясь сформулировать все пункты договора так, чтобы сделать их более привлекательными для партнера. Его участие в фильме давало требуемые ими гарантии кассовых сборов, и они не возражали против того, чтобы в фильме в главной женской роли снялась неизвестная актриса. Но если он предложит им созвездие настоящих талантов, то сделка будет исключительно выгодной для обеих сторон. Он не сомневался в том, что ему нужна команда серьезных британских актеров с именами, например, Терри Огден на важную роль Эдгара Линтона. И конечно, необходим хороший режиссер-постановщик. Марк Пирс. К сожалению, Марк уже отказался, сославшись на то, что не хочет ставить повторную экранизацию. Во всяком случае, он так сказал. Виктор знал, что должен заполучить его любой ценой. Но ему не было нужды беспокоиться о Марке Пирсе или Терри. Эту проблему будет решать надежный человек, и она будет обязательно решена. Если бы к тому же он сумел заполучить Осси Эдвардса, то вообще жил бы припеваючи. Эдвардс был лучшим оператором в Англии и уже завоевывал международную репутацию. Необходимо было еще получить гарантии на завершение фильма. Ему, возможно, придется обратиться к знакомому финансисту в Нью-Йорке, а впрочем, Джейк Уотсон проконсультирует его по этому вопросу. Джейк должен приехать в начале следующей недели. Он просто горел желанием начать съемки. Да, теперь, когда он принял несколько важных решений, все начинало крутиться.
Ник продолжал думать о Майкле Лазарусе. Несмотря на шутку Виктора о его писательском воображении, ничто не могло поколебать его уверенности в том, что этот человек опасен. Но чем мог Лазарус навредить Виктору? Ничем. У него не было никакого веса в киноиндустрии, и, кроме того, Виктор, будучи звездой и даже суперзвездой, был и частью старого голливудского истэблишмента, того верхнего эшелона киноиндустрии, который, по существу, являлся элитным клубом. «Господи, как же ты глуп!» – неожиданно воскликнул Ник про себя. Люди склада Лазаруса, обладавшие в течение столь длительного времени огромной властью, могли тем или иным образом влиять на исход дела в любом бизнесе, где крутились большие деньги. Он по привычке прокрутил в памяти несколько раз тот эпизод, анализируя его и тревожась все больше. Наконец, он сдался, придя к выводу, что его беспокойство ни к чему не приведет. Виктор казался спокойным и уверенным. Лучше всего не думать об этом, решил Ник. Если Лазарус пойдет войной на Виктора, его другу придется отразить не одну лобовую атаку. Для Ника было очевидно, что он до конца будет с Виктором в этой борьбе.
Ник вздрогнул от холода и поплотнее закутался в свое теплое пальто, внезапно ощутив сырость воздуха и порывы разыгравшегося ветра. Они были уже на Парк-Лэйн, приближаясь к отелю «Дорчестер», за которым просматривалась верхушка Марбл-Арк, силуэт которой отчетливо выделялся на фоне неба. Ник резко поднял голову, прищурившись. Это было уже не то весеннее небо, каким оно было утром – сиявшее великолепной голубизной и глянцем старого китайского фарфора, золотистое от солнечных лучей. Солнце скрылось, и голубизну омрачили сгущавшиеся облака разных оттенков: от жемчужного до опалового и пепельно-серого, переходившего в свинцово-синий на кромках облаков. Там, на краю горизонта, лучи света неожиданно прорывались, как осколки разбитого хрусталя, и светящимися стрелами вонзались в темную массу облаков. Через мгновение небо приобрело совершенно невероятные оттенки. Таким оно бывает только до или после грозы, но для Ника оно было божественно прекрасным.
Его не угнетали дожди, туманы и вечная серость Лондона в середине зимы. В отличие от Виктора, которому не хватало жаркого солнца и нежных бризов Южной Калифорнии, Ник любил суровую английскую погоду и четко сменявшиеся времена года, возможно, потому, что это напоминало ему Нью-Йорк, город его детства, и годы, проведенные в Оксфорде, когда он был еще совсем молодым и зеленым. Волна ностальгии охватила Ника, а затем, без всякой причины, его мысли перенеслись к Франческе Каннингхэм. Эта девушка очень отличалась от его остальных знакомых. Необыкновенная!
Ник тронул Виктора за плечо и сказал, засмеявшись:
– Лазарус был несколько несправедлив к Франческе, ты не находишь? Я бы ни за что не назвал ее бесцветной. Мне кажется, она потрясающая девушка.
– Я тоже так считаю! – воскликнул Виктор, взглянув на него. – Мне кажется, что Лазарус, говоря это, пытался завести меня.
Ник вопросительно взглянул на него, подняв бровь.
– Серьезно? Но как он мог подумать, что его пренебрежительное замечание о Франческе может вывести тебя из себя? Он что, знает больше, чем я? Ну, Виктор, просвети меня. Открой секрет, – произнес он подтрунивающим тоном.
Виктор добродушно рассмеялся.
– Я считаю, что ты можешь назвать это фрейдианской оговоркой с моей стороны. Нет, он ничего не знает. Да и знать, собственно, нечего. Но он, безусловно, заметил, что в баре я уделял Франческе слишком много внимания, стараясь сделать так, чтобы ей было удобно. Уверяю тебя: я, как всегда, лишь старался быть галантным и обходительным кавалером.
– Продолжай, мальчуган! Теперь тебе так легко не уйти от меня. Я слишком хорошо тебя знаю. Что ты имел в виду под фрейдианской оговоркой? Объясни!
– Если тебе так хочется знать, она мне понравилась с первого взгляда. И к тому же… К тому же я частенько вспоминал о ней с тех пор. Но это ничего не значит. Она еще ребенок, Николас. Младенец.
– Искушение святого Квентина, а? – Ник усмехнулся, явно забавляясь ситуацией.
– Не совсем так. Точнее, совсем не так. Ей всего девятнадцать.
– Она слишком молода для тебя, маэстро.
– Чертовски верное замечание – действительно слишком молода, – в голосе Виктора прозвучало сожаление. – Моложе на целых двадцать лет.
Ник бросил на Виктора скептический взгляд, стараясь вспомнить что-нибудь необычное в поведении друга в тот вечер в ресторане. Ему казалось, что Виктор вел себя вполне корректно, не обращал на Франческу излишнего внимания и даже не говорил с ней слишком много. Хотя в данном случае это ни о чем не говорило. Его друг – темная лошадка.
– Ты стараешься внушить мне, что не будешь ничего предпринимать в отношении Франчески? – спросил Ник.
– Конечно, не собираюсь. Она вне пределов моей досягаемости. К тому же я не считаю, что я ее сколько-нибудь интересую. Таким образом, наша дискуссия беспредметна.
Ник откинул голову и расхохотался.
– Что ты поставишь на кон, приятель? – Не получив немедленного ответа, он весело добавил: – Ставлю сто против одного, что она больше, чем заинтересована тобой.
– Если это даже и так, я об этом никогда не узнаю, потому что даже не буду пытаться выяснить. Я уже сказал тебе – она слишком молода и наивна, и вообще мы принадлежим разным мирам. Это была бы плохая комбинация. К чему мне лишние переживания?
– Здесь ты прав. Кстати, если уж речь зашла о неприятностях, что слышно о твоей стерве Эрлине?
Виктор помрачнел, и лицо его исказила гримаса.
– Ни звука ни от нее, ни от ее адвокатов, которые, вне всякого сомнения, ищут лазейку, чтобы выкачать из меня побольше денег. Слушай, даже не упоминай ее имени. Не порти мне день.
– Прости, Вик, – ответил Ник и продолжил, – мне показалось, что ты напугал Франческу.
Виктор бросил на него недоуменный взгляд:
– Напугал? Ты шутишь, детка. Что ты имеешь в виду?
– Ну, не так, как других женщин, которые боятся твоего фатального шарма. Совсем не так! Я думаю, у нее холодный рассудок и колоссальное самообладание. Когда мы с ней болтали вчера вечером, она сказала, что родом из Йоркшира. Я спросил ее, что она думает о «Грозовом перевале», и она ответила, что ты запретил ей обсуждать эту тему со мной, после чего захлопнула створки, как моллюск, и больше не проронила ни слова. Ты что, действительно, запретил ей говорить об этом со мной? – Ник вопросительно посмотрел на друга.
