Текст книги "Голос сердца. Книга первая"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)
– Я в этом уверен. – Он улыбнулся: Дорис была миллионершей, но пресыщение от жизни не было свойственно ей ни в малейшей степени. Ее энтузиазм, веселый нрав и жажда жизни придавали ему силы. – Просто с нетерпением жду встречи с виллой. А сейчас я звоню тебе, чтобы узнать кое-что, поэтому сразу перехожу к делу. Слышала ли ты в Чикаго о семье по фамилии Темпест?
– Нет-нет, думаю, что нет, – с сомнением в голосе ответила Дорис. После короткой паузы, потребовавшейся ей на размышления, она сказала более определенно: – Уверена, что нет. Я бы вспомнила. Фамилия довольно необычная. А почему ты спрашиваешь, дорогой?
– Ким встречается с девушкой в течение нескольких месяцев. Она из Чикаго и фамилия ее Темпест.
Затем он рассказал ей о своих сомнениях и породивших их причинах.
Дорис внимательно слушала. Когда он закончил, она спросила:
– Ты действительно считаешь, что Ким хочет жениться на ней, Дейвид? – В ее голосе внезапно прозвучала тревога.
– Да. И поскольку ему почти двадцать два, ему не требуется моего разрешения. Хотя я не хочу играть роль строгого отца викторианских времен, мне в то же время не хотелось бы, чтобы он совершил ошибку. Ошибку, о которой он будет жалеть, – сказал граф озабоченным голосом. Он тяжело вздохнул, и тревога в его голосе прозвучала еще более явственно, – может быть, я не прав, но мне кажется странным, что он так мало знает о девушке и…
– Мне тоже, – перебила его Дорис, – в течение недели после нашего знакомства тебе уже была известна история всей моей жизни.
– Так же, как и тебе – моей, – добавил он, довольный тем, что она подтвердила его оценку ситуации.
– Послушай, у меня идея. Почему бы тебе не поговорить с девушкой самому? – предложила Дорис. – Попроси ее рассказать тебе о ее семье.
Дейвид сделал резкий вдох:
– О нет, я не могу, Дорис. По крайней мере, сейчас. Я только что познакомился с ней. Это было бы неприлично и, кроме того…
– Бог мой, Дэвид. Вы, англичане, не перестаете меня удивлять. Ты до смерти обеспокоен ситуацией, по крайней мере, я именно так восприняла твой рассказ. Так к черту условности! Если девушка умная, она поймет твои мотивы.
– Да, в твоих словах есть доля истины, но, если говорить начистоту, я ничего не хочу предпринимать в данный момент. Мне бы не хотелось заострять ситуацию так, чтобы она приобрела особый вес в их глазах.
– Но, Дейвид, дорогой, сам ты придаешь ей очень важное значение.
– Да, это так. Но я не хочу, чтобы Ким понял, что я нахожу их связь достаточно серьезной. Черт побери, Дорис, я, кажется, говорю совершенно противоречивые вещи?
– Да. Во всяком случае, мне так кажется. Ты думаешь, что, не замечая романа, ты сможешь легко его расстроить. В то же время, если ты начнешь задавать слишком много вопросов и оказывать давление, они увидят все в ином свете. Ты так думаешь, дорогой?
– Да, Дорис, ты, как всегда, попала в точку. Родительское вмешательство и давление часто вынуждают молодых людей сплачиваться теснее, чем это произошло бы при естественном ходе событий. – Он озабоченно потер лоб и нетерпеливо добавил: – Бог мой, Дорис, может быть, я непомерно раздуваю всю эту историю?
– Не исключено, дорогой. Ты же знаешь, какова молодежь. Сегодня они по уши влюблены, а на следующий день они уже не могут смотреть друг на друга. Они сравнительно легко меняют свои взгляды, как и свои пристрастия. Я вижу, ты считаешь, что у Кима серьезные намерения, но объявил ли он тебе о них?
– Нет, – признался Дейвид, – но думаю, что сын собирается сделать это в ближайшее время.
– Тогда, по-моему, тебе не следует проявлять эмоций. Не обращай пока внимания на их отношения. Пусть все идет своим чередом. Может быть, Ким изменит свое мнение. А может быть, девушка, – успокаивающе сказала Дорис. Затем она спросила с любопытством: – Кстати, что она из себя представляет, эта таинственная молодая леди из Чикаго?
– Довольно хороша, если говорить правду. Легко понять, почему мальчик так влюбился. Франческа, похоже, тоже в восторге от нее. Да и на меня самого она произвела хорошее впечатление. Она, действительно, необыкновенная девушка.
На другом конце провода воцарилось молчание. Затем Дорис медленно сказала:
– Подожди минутку, Дейвид. Не о Катарин ли Темпест, молодой актрисе, ты говоришь? Девушке, которая играет в греческой Пьесе на Уэст-Энде?
– Да-да. Я вижу, ты все-таки знаешь ее, Дорис. – Его надежды возросли.
– Боюсь, что нет, дорогой. Ее показали мне прошлым летом в «Мирабелл». Потрясающая девушка, должна с тобой согласиться. Я не знала, что она из Америки и из Чикаго… – Дорис помолчала в нерешительности, затем сказала со знакомым смешком, – я могу сказать тебе одну вещь, дорогой. Бьюсь об заклад, что она ирландка.
– Что ты имеешь в виду?
– Темные волосы, белая кожа, глаза небесной голубизны. Она выглядит стопроцентной ирландкой, Дейвид.
– Почему ты так уверена?
– Я встречала довольно много ирландцев в Чикаго и знаю, как они выглядят. Женщины часто бывают исключительными красавицами. – Она хихикнула: – Мужчины, кстати, тоже ничего.
– Тогда она, возможно, католичка?
– А это имеет значение, Дейвид? – В ее голосе послышались удивленные нотки.
– Нет, не думаю, хотя мы всегда были основательной протестантской семьей. – Он понизил голос и пожалел о том, что сказал. Граф считал, что религиозные и расовые предрассудки недопустимы. Он надеялся, что Дорис поймет его правильно.
Но прежде чем он успел пояснить свою мысль, Дорис воскликнула:
– Не унывай, дорогой. Я приеду через пару дней, и мы продолжим наш разговор. А пока… – Она замолчала и через несколько мгновений продолжила, тщательно подбирая слова – Я предлагаю это с некоторыми колебаниями, потому что знаю, что излишнее любопытство – совершенно не в твоем стиле, но, если хочешь, я могу сделать пару звонков в Чикаго и разузнать кое-что о семье Темпестов. Конечно, в частном порядке, не упоминая твоего имени.
– Нет, не думаю, что это стоит делать, Дорис. В любом случае, спасибо. Если Ким узнает, что мы провели частное расследование, он почувствует себя оскорбленным и придет в ярость, и его можно будет понять. И ты права – это совсем не в моем вкусе. Однако я приму твой совет и не буду торопить развитие событий. «Не будите лихо, пока оно спит». Мы с Кимом проведем несколько недель вместе в Лэнгли, и, я уверен, у меня будет возможность поговорить с ним по душам. – Он прервался, чтобы зажечь сигарету, а затем продолжил: – Между прочим, если кто-то и должен задавать вопросы о семье Темпест и о Катарин, так это Ким, ты так не считаешь?
– Я согласна с тобой, и, пожалуйста, не переживай так по этому поводу.
– Ладно, не буду. После разговора с тобой я чувствую себя лучше. Спасибо за то, что выслушала меня, Дорис, – в его голосе прозвучала нежность, – между прочим, если это для тебя что-то значит, могу сказать, что мне не хватало тебя.
– Это значит для меня очень много, между прочим.
Они поговорили еще несколько минут, нежно попрощались и повесили трубки. Дорис обладала замечательной способностью успокаивать его, чем бы он ни был озабочен… Возможно, она права и в отношении Кима и Катарин. Может быть, это простая юношеская влюбленность, которая остынет сама собой. Кроме того, завтра вечером он ужинает с Катарин и детьми. Если ему повезет, он сможет выудить побольше информации, особенно если искусно сформулирует вопросы.
– Здрасьте, ваша светлость!
Дейвид быстро поднял глаза и с удивлением увидел в дверях миссис Моггс. Она каждый день приходила убирать у них в доме. Граф не слышал, как она вошла.
– Доброе утро, миссис Моггс, – ответил он, гадая, где она могла отыскать такую необычную шляпу. Это было нечто экстравагантное, украшенное цветами мака и васильками. Потом он вспомнил, что шляпа была рождественским подарком от Франчески – плодом ее буйной фантазии в области дизайна дамских головных уборов. Он сделал тогда несколько нелестных замечаний по поводу этого творения дочери, однако, по всей видимости, миссис Моггс была от нее в восторге.
– Ну, ваша светлость, как насчет чашечки дымящегося ароматного чая? – предложила миссис Моггс, все еще стоя у дверного косяка.
– Нет, спасибо. Я уже пил свой утренний чай, миссис Моггс. Э-э-э… – Он откашлялся. – Миссис Моггс, простите, что повторяюсь, но обращение «ваша светлость» может относиться только к герцогам.
– Герцега, графья, виконты, маркизы, лорды, бароны – для меня все одно и то ж, – она улыбалась во весь рот, – так-то бедная голова пойдет кругом, если всех их называть разными именами. Я намедни так и сказала моему Альберту. А мой Альберт говорит…
– Миссис Моггс, – поспешно пробормотал Дейвид, – вы уж простите, но у меня кое-какие бумажные дела.
– О-о-о-о, понимаю, ваша светлость. Ну, займусь-ка я своим делом. Потом зайду гляну, не нужно ли вас будет покормить, ваша светлость.
– Спасибо, миссис Моггс, – сказал он, – но я скоро ухожу.
Она снова лучезарно улыбнулась, повесила хозяйственную сумку на руку, а затем, к его величайшему удивлению, сделала реверанс и испарилась. Он неодобрительно покачал головой. Миссис Моггс была невозможно назойлива и вечно врывалась к нему в самый неподходящий момент, отвлекая от работы. Но Франческа находила ее славной женщиной и ни за что не хотела увольнять, находя массу оправданий ее навязчивости. Дочь считала, что у миссис Моггс добрая душа, что она прекрасно справляется со своими обязанностями и что вообще она просто милая чудачка – таковой она по сути, и была. Дейвид улыбнулся. Ему повезло, что у него есть Франческа. Дочь выросла хорошим человеком, и у графа не было никаких сомнений в ее будущем.
Он подтянул к себе адресную книгу, нашел в ней номер телефона Джайла Мартина в Йоркшире и набрал номер, готовый к переговорам о цене двух элитных телок.
13
Где бы ни появлялась Катарин Темпест, она неизменно создавала обстановку ажиотажа благодаря своей магической притягательности. На ней всегда были самые экстравагантные наряды, которые она умела носить с шиком, с достоинством, со вкусом. Это служило прекрасной приправой к ее неотразимой внешности, ее природному обаянию. И поэтому везде, где бы она ни появлялась, становилась центром всеобщего внимания, затмевая присутствующих рядом с ней женщин.
Катарин никогда не была рабой моды. Она лишь придерживалась принятой длины юбок. Все вещи в ее гардеробе отражали ее личный очень индивидуальный вкус и были сшиты портным чаще всего по ее собственным эскизам. Ее одежда могла бы выглядеть очень странно, может быть, даже смешно, если бы ее одел кто-нибудь другой, но на Катарин любая из ее вещей подчеркивала ее восхитительную внешность и ее особое обаяние. Сегодня она представила на обозрение присутствующих в «Арлингтон Клаб» свой новый костюм, и вряд ли в зале нашлась женщина, которая не позавидовала бы способности Катарин носить свои вещи с таким апломбом. На ней была расклешенная накидка, похожая на плащ разбойника, из мягкой шерсти ярко-красного цвета, и гармонирующая с ней юбка со складками от линии талии с широким поясом из черной замши. Свитер из тончайшего шелковистого кашемира также был черным, и на его фоне красиво блестела тяжелая золотая цепь с массивным золотым мальтийским крестом. Черные замшевые сапоги и сумка, белые лайковые перчатки завершали ее одновременно элегантный и щеголеватый комплект.
Густые темно-каштановые волосы Катарин были аккуратно стянуты назад лентой из красного бархата, оставляя полностью открытым лицо, и мягко спускались на плечи, напоминая прическу пажа. После энергичной прогулки до клуба фарфоровая кожа ее лица приобрела живой румянец на высоких скулах, а излучавшие свет глаза были подведены тенями бирюзового цвета, благодаря чему они казались еще больше и еще притягательнее.
У Катарин было время до ленча, поэтому она прошла к небольшому бару по соседству с рестораном и села у стойки. Джо, бармен, поднял руку в приветствии и помахал ей с другой стороны бара, где он обслуживал клиента. Катарин одарила его одной из своих ослепительных улыбок, как это обычно делает на публике блестящая жизнерадостная актриса.
Задолго до того, как состоялся ее сценический дебют в Уэст-Энде в 1955 году, она начала мысленно отрабатывать тот имидж, который собиралась полностью воплотить, когда станет звездой. Этот имидж включал элементы ее собственной внутренней самооценки и идеализированные представления о том, как должна выглядеть и вести себя звезда. В сущности, это было подражание богиням голливудского экрана конца тридцатых – начала сороковых годов, тем легендарным кинозвездам, которые олицетворяли романтический идеал и очарование, с их великолепными туалетами, изысканностью и непередаваемым шармом. Не отличавшаяся особым тщеславием, Катарин осознанно стремилась создать для себя такую же ауру всеобщего обаяния. Она делала это потому, что считала подобного рода ауру необходимой для звезды.
– Привет, Джо, – сказала она весело, когда бармен появился перед ней.
– Приветствую вас, мисс Темпест. – Оценив актрису взглядом, в котором отразилось все его восхищение, бармен спросил: – Что вы закажете сегодня?
Катарин озабоченно наморщила носик.
– Я думаю, Джо, стоит попробовать что-нибудь из твоих собственных творений.
– Как насчет «Мимозы», мисс Темпест? Мне кажется, это именно то, что нужно в такой прекрасный день.
– Звучит привлекательно. Спасибо, Джо. – Бармен пошел готовить коктейль, а Катарин огляделась вокруг, снимая перчатки. Она приветливо кивнула паре знакомых журналистов с Флит-стрит, стоявших у стойки, а затем привычно аккуратно положила перчатки в сумочку, чтобы они не запачкались. Она была рада, что выбрала «Арлингтон Клаб», повсеместно известный как клуб Джо, по имени бармена, который был в некотором роде выдающимся специалистом и имел много почитателей.
Это было спокойное и приятное место, посещаемое известными газетчиками, писателями и кинодеятелями. Расположенный на Арлингтон-стрит, прямо напротив ресторана «Кэприс», он был популярным местом встреч для актеров, режиссеров и продюсеров, которые забегали сюда пропустить пару рюмок до или после ленча в «Кэприс». По всем этим причинам Катарин считала клуб отличным местом, где можно было показать себя и посмотреть на других.
– Пожалуйста, мисс Темпест, – сказал Джо, поставив перед ней бокал с коктейлем, – и еще раз спасибо за билеты. Вы мне очень понравились в спектакле. Вы были в ударе.
– Не за что, Джо. Я рада что тебе понравилось, – приветливо ответила Катарин.
Джо извинился и пошел обслуживать новых посетителей. Один из них, как знала Катарин, был редактором «Санди экспресс», а второй, Джон Логан, – журналистом, специализировавшимся на шоу-бизнесе. Последний брал у нее интервью и написал восторженную статью; он был завзятым профессиональным театралом. Она ответила на их дружеские кивки и улыбки, затем повернулась к стойке и отпила глоток коктейля. Потянувшись к сумочке за сигаретой, Катарин сразу же передумала, вспомнив о своем голосе.
Катарин очень бережно относилась к своему здоровью. Обладая хрупким телосложением, она была подвержена простудам и бронхитам. Горло у нее уже не болело, но она опасалась рецидива, особенно теперь, перед пробой, а курение совсем не способствовало кристально чистому тембру, над которым она так настойчиво работала. Она также напомнила себе, что ей необходимо взять несколько дополнительных уроков по постановке голоса у Сони Моделле. Катарин хотела предстать перед кинокамерами в наилучшей форме.
В свои двадцать один год Катарин была довольно противоречивой женщиной. В ее личности, как и подозревал Николас Латимер, была странная раздвоенность. Талантливая до предела возможностей, она всегда стремилась к бесконечному совершенствованию своего мастерства, используя при этом почти драконовские способы, и, несмотря на огромную веру в себя, порой переживала времена, когда ей необходимы были дополнительные восторженные подтверждения ее актерского дарования. Она обладала отзывчивым и благородным сердцем и могла многим пожертвовать, чтобы помочь другу или коллеге. Для ее преданной натуры никакие жертвы не казались чрезмерными. Но другой стороной этой блестящей медали были холодный расчет, собственные интересы и беспощадная решимость добиться своего любой ценой. И самое удивительное, что она никогда не испытывала угрызений совести, когда ей приходилось использовать кого-то для достижения своих корыстных целей.
И сейчас, когда Катарин сидела в баре, потягивая свой коктейль, ее мысли снова перенеслись к тексту, который ей предстояло использовать на пробе. Она должна уговорить, убедить Николаса Латимера адаптировать текст. От этого многое будет зависеть. О, если бы он не был таким безразличным ко мне! В эту минуту она услышала голос сзади:
– Простите, вы Катарин Темпест?
Катарин быстро обернулась и увидела плотную девушку с румянцем во всю щеку и яркими морковно-рыжими волосами. Это было очень эксцентричное создание в костюме пурпурно-фиолетового цвета и в маленькой изумрудного цвета фетровой шляпке с длинным пурпурным пером. «Какая странная цветовая гамма», – подумала Катарин и сказала:
– Да, это я. – Она слегка нахмурилась, вспоминая девушку, а затем воскликнула: – Ах, конечно, вы Эстел Морган. Как поживаете? – Катарин протянула руку, тепло улыбаясь.
Привыкшая к необходимости пробиваться в жизни самостоятельно, она никогда не пренебрегала отношениями с журналистами. Даже тех, кого она относила к категории мелкой сошки, Катарин обрабатывала сногсшибательной дозой своего неотразимого обаяния – на всякий случай.
Девушка с морковно-рыжими волосами крепко пожала руку Катарин, сияя от удовольствия.
– Я чувствую себя классно. И как приятно, что вы – известная актриса – помните меня.
«Как можно тебя забыть?!» – подумала Катарин с сарказмом, но мудро оставила при себе эту ремарку.
Сияющая Эстел пустилась в разглагольствования:
– Мы встречались на приеме у леди Уинер или это было у герцога Бедфорда?
Катарин засмеялась. Ее развеселило беззастенчивое спекулирование именами. Все еще смеясь, она покачала головой.
– Нет, я думаю, мы были представлены друг другу на приеме, который Джон Стэндиш давал для Терри Огдена несколько месяцев тому назад.
– Правильно! И вы смотрелись абсолютно восхитительно в маленьком черном платье с несколькими нитками жемчуга. Между прочим, я сказала Хиллари Пирс, и она согласилась со мной, что вы были там самой красивой, самой шикарной женщиной. Мне нравится Хиллари, она чудесная девушка, хотя в тот вечер, мне кажется, она немного спятила. Вам не показалось?
Глаза Катарин расширились, она озадаченно уставилась на Эстел:
– Нет, мне так не показалось.
Эстел весело продолжала:
– О, но я сама видела! Хиллари провела весь вечер, распуская слюни около Терри. Я не могу сказать, что осуждаю ее. Он тот человек, по которому можно пускать слюни. Но я тогда подумала: хорошо, что рядом нет Марка, он был на съемках где-то в самой черной Африке или Индии. Я думаю, он бы сильно ревновал, если бы увидел этот спектакль.
Катарин тут же навострила ушки при упоминании имени Хиллари Пирс в связи с Терри Огденом. «Маловероятная комбинация», – подумала она. И все же ее заинтересовала эта сплетня. Однако она решила, что лучше не показывать своего любопытства и не расспрашивать у Эстел подробности. Она зафиксировала эту информацию в мозгу, чтобы вытащить как-нибудь в подходящий момент, и сказала:
– Боюсь, я пропустила эту интересную сцену. Но одну вещь помню – вы ведь, если я не ошибаюсь, пишете для американского журнала?
– У вас сказочная память! Да, я пишу для нескольких американских журналов. Я внештатный выездной корреспондент по Европе. Специализируюсь в основном на бомонде и шоу-бизнесе.
Катарин стало ясно, что Эстел Морган вовсе не собирается распрощаться с ней в ближайшее время, поэтому она сказала приветливо:
– Не хотите ли чего-нибудь выпить?
– О-о-о, как мило с вашей стороны. С удовольствием! – Она пристроилась у стойки рядом с Катарин. Указывая своей изумрудно-зеленой перчаткой на бокал Катарин, пронзительно воскликнула: – Что это вы пьете?
Катарин покоробило от ее бестактности, но она спокойно ответила:
– Это «Мимоза». Шампанское и апельсиновый сок. Почему бы вам не попробовать? Очень приятный коктейль.
– Потрясающая идея. Конечно, попробую.
Катарин заказала у Джо еще два таких же коктейля и сосредоточила все свое внимание на Эстел. Одарив журналистку одной из своих обворожительных улыбок, она сказала:
– В вашей работе много интересного. Вы легко находите, о чем писать в Лондоне?
– Конечно! Лондон – это мой опорный пункт. Но я много езжу, – она довольно хихикнула, – Париж, Монте-Карло, Биариц, Рим, Венеция. Я пишу обо всех важнейших событиях. Живу в погоне за бомондом, Катарин. – Она еще раз хихикнула и спросила: – Мы можем перейти на ты, Катарин?
– Конечно, Эстел, – быстро ответила актриса, понимая, что это доставит удовольствие набивавшейся в приятельницы американке.
– Я считаю, что ты божественна в «Троянской интерлюдии». Абсолютно божественна! – воскликнула Эстел. В ее голосе звучала лесть, а взгляд выражал восхищение. Она продолжила: – Я думаю, ты будешь еще долго занята в этом спектакле, но должна тебе заметить, что, когда увидела тебя на сцене, мне пришло в голову, что ты должна сниматься в фильмах. – Она близоруко уставилась на Катарин и спросила: – Ты не собираешься сниматься в ближайшее время?
– Нет, не думаю. Хотя, кто знает, что может случиться завтра? – уклончиво ответила Катарин. Она не собиралась откровенничать с Эстел.
– Разумеется, – неожиданно журналистка заговорщицки подмигнула. – Я видела, как ты обедала с Виктором Мейсоном в «Ривер-Клаб» несколько недель назад. Я подумала, а не собираешься ли ты сниматься вместе с ним? Может быть, даже в главной роли? Или это сугубо личные отношения?
Катарин слегка напряглась, раздосадованная последним замечанием, хотя голос ее оставался приятным и ровным.
– Мы просто друзья, – ответила она с отстраненной улыбкой.
– Это стандартная фраза. Все так говорят, – фыркнула Эстел. – Боюсь, я не смогу удержаться от любопытства. Профессиональная болезнь. Однако я не работаю на «Конфидэншл», поэтому тебе нечего бояться старушку Эстел.
– А я и не боюсь, – ответила Катарин, и в ее голосе послышалась ледяная нотка, – мы с Виктором на самом деле хорошие друзья, вот и все. О, спасибо, Джо, – добавила она, заметив, что напротив них появились напитки.
Джо ушел, и Эстел подняла свой бокал.
– Твое здоровье!
Катарин ответила:
– Будь здорова, Эстел. – Сделав маленький глоток, она бросила долгий испытующий взгляд на журналистку и осторожно спросила: – Почему ты упомянула «Конфидэншл»? Это мерзкий журнал, специализирующийся на раздевании звезд и других знаменитостей. У меня нет ничего, что бы их заинтересовало. Или у Виктора. Или у нас обоих.
Через секунду после того, как последняя фраза сорвалась с языка, Катарин пожалела об этом. «Я сказала слишком много», – подумала она. Непростительно много.
Эстел уловила замешательство в поведении Катарин и доверительно шепнула:
– Похоже, ты не знаешь, что Эрлин Мейсон подала на развод. Я понимаю, что она стерва, каких мало. Вместе с тем она, похоже, готова на все, чтобы сорвать изрядный куш. По калифорнийским законам она может его получить. Совместная собственность и все такое прочее. Похоже, у нее есть пикантная информация о любовных похождениях Виктора с несколькими восхитительными леди. Она болтает об этом со всеми, кто готов слушать, особенно с журналистами. Как я сказала, большинство из нас считает ее большой стервой. Мы уверены, что она хочет втянуть Виктора в большой скандал. Однако у него, к счастью, много друзей в прессе, так что ей не удастся легко добиться этого. Но ты можешь предупредить Виктора, что «Конфидэншл», кажется, готов уделить ей внимание. До меня дошли слухи, что они ищут журналиста, который бы написал о нем и его романтических похождениях в старой доброй Англии.
Хотя Катарин знала, что у Виктора назревают неприятности с разводом, информация Эстел застала ее врасплох и порядком расстроила. Вместе с тем, не будучи уверена в мотивах Эстел, она скрыла свою реакцию и сказала после некоторых колебаний:
– Я знаю о его разводе, но без подробностей. Хорошо, что ты сообщила о намерениях этого журнала. Я обязательно предупрежу Виктора. Уверена, что он будет очень признателен.
– Я рада, – сказала Эстел, поднимая бокал и оглядываясь с довольным видом. Она поздравила себя за находчивость, с которой подошла к Катарин и заговорила с ней. Журналистка размышляла над тем, чем бы еще снискать ее расположение, чтобы попасть в круг приближенных к актрисе лиц.
Разговаривая с Эстел, Катарин смотрела на нее с мягкой обезоруживающей улыбкой. Однако мозг ее не переставал работать. Она трезво оценивала Эстел. Была ли Эстел искренна в желании предупредить Виктора? Или она только притворялась, дабы замаскировать свои собственные ходы? Эстел ведь может и сама работать на «Конфидэншл». Но инстинкт и природная интуиция подсказали Катарин, что это не так. Она уже успела разглядеть в Эстел льстивую и елейную особу, которая предпочитала иметь среди знаменитостей друзей, а не врагов. Кроме того, она туповата. Не раздумывая больше, Катарин решила воспользоваться шансом, который давала Эстел. Она подумала, что должна, по возможности, найти способ полностью нейтрализовать Эстел и в то же время пользоваться при необходимости ее услугами. Такие девушки, как Эстел, кормящиеся за счет своих связей со знаменитостями, часто бывают бесценными людьми, и они никогда не возражают, чтобы их использовали в чьих-то целях. Льстецов тешит лесть. Катарин сардонически усмехнулась. Это возвышает их приниженное «я». Дает им возможность чувствовать себя важными.
Поменяв положение и закинув ногу за ногу, Катарин придвинулась к Эстел, устремив на девушку свой гипнотизирующий взгляд. Она сказала сладким, как мед, голосом:
– Ты знаешь, Эстел, я думаю, что тебе самой следует поговорить с Виктором. – Она сделала паузу и, быстро импровизируя, продолжала: – В следующее воскресенье он дает небольшой ужин, и, я знаю, ему будет приятно, если ты придешь со мной. Ты увидишь там интересных людей, о которых сможешь написать.
Катарин не знала, кто будут эти люди, поскольку ей только что пришла мысль о приеме, но о списке гостей ей придется позаботиться позже.
Эстел просто засветилась от такой перспективы.
– Как мило с твоей стороны. Мне это нравится, – ее темные и жадные маленькие глаза заблестели, словно брызги воды. – Нет, я думаю, мне следует написать о тебе. Я где-то слышала, что ты американка. Это правда? Твоя речь не похожа на американскую.
– Тем не менее я американка, – сказала ей Катарин. – Очень любезно с твоей стороны, что ты хочешь написать обо мне, но в настоящее время у меня много других дел. Может быть, через несколько недель…
Увидев расстроенное лицо Эстел и считая необходимым успокоить ее, Катарин быстро продолжила:
– Послушай, почему бы тебе не взять интервью у Виктора? Он собирается экранизировать «Грозовой перевал». Я могла бы устроить это специально для тебя, Эстел.
– О, это просто фантастика! – Эстел порылась в своей сумочке и вытащила визитку. – Это мой номер. Позвони мне насчет воскресного приема. В какое время, где и так далее. – Она замолчала, глядя на входную дверь клуба, а затем сказала: – Думаю, у тебя подошло время ленча. По крайней мере, девушка, стоящая там, смотрит сюда…
Катарин обернулась и увидела Франческу, стоявшую у входа. Она помахала ей, встала и пошла навстречу. Франческа, широко улыбаясь, тоже сделала несколько шагов вперед.
– Франческа, здравствуйте, дорогая! – воскликнула Катарин с сияющим лицом.
Они тепло пожали друг другу руки.
Франческа поздоровалась и извинилась за опоздание. Она раскраснелась от быстрой ходьбы и немного запыхалась.
– Не страшно. Я недолго ждала. Познакомься с Эстел Морган, моей хорошей подругой, журналисткой. Эстел, это леди Франческа Каннингхэм.
Эстел, польщенная тем, что ее назвали хорошей подругой, схватила протянутую руку Франчески и пожала ее.
– Очень рада познакомиться с вами, – выпалила она – ну, я вижу, наконец и ко мне пришли. Спасибо за коктейль, Катарин. До воскресенья.
Катарин собственническим жестом взяла Франческу под руку и подвела ее к стойке бара, где только что сидела Эстел.
– Я пью коктейль из шампанского и апельсинового сока. Очень освежает. Вы не хотите?
Франческа ответила:
– Спасибо. Звучит очень заманчиво. Думаю, это то, что мне нужно.
Она села и с улыбкой посмотрела на Катарин. Необыкновенная красота актрисы поразила ее с прежней силой. Она подумала: «Вот тот самый тип красоты, который во все времена вдохновлял поэтов и художников. Романтичный, таинственный и разбивающий сердца. Никого она не может оставить равнодушным». И снова Франческа почувствовала себя во власти новой подруги.
Сделав заказ Джо, Катарин легко прикоснулась к руке Франчески и сказала с сияющей улыбкой:
– Я так рада, что вы согласились пообедать со мной сегодня. Я страшно хотела увидеться и поговорить.
– И я тоже, – тепло ответила Франческа.
Она окинула глазами клуб и оценила его изысканный интерьер: обитые темно-розовым шелком стены, ковры на полу, резные деревянные бра с розовыми абажурами и дальше, за баром, розовые скатерти и лампы с такими же абажурами на столах в самом ресторане.
Она улыбнулась и сказала:
– Довольно приятное место. Когда я работаю в Б. М., я обычно захожу в дешевую закусочную, чтобы перехватить сандвич. Конечно, это заведение совсем другого уровня.
Катарин спросила с некоторым любопытством:
– А что такое Б. М.?
– Британский музей. Мой второй дом, как называет его Ким.
– Ах, да конечно. Сегодня утром вы были там?
– Да. Сегодня я искала материалы, касающиеся осады Хартума Гордоном, и неожиданно обнаружила, что попала в самую настоящую трясину, – она вздохнула. – Чем больше работаю, тем больше осознаю, какая монументальная задача передо мной. Перелопатить сотни документов, проанализировать и оценить массу материала – просто конца этому не видно.
– Но Ким мне сказал, что ты занимаешься исследованиями ежедневно в течение почти восьми месяцев! – воскликнула Катарин, приподняв в удивлении брови.
– Да, это так, – на лице Франчески появилась гримаса, – и мне еще очень далеко до конца. Иногда я думаю, что никогда не напишу книгу. – Она замолчала, увидев, что подошел Джо с напитками. Она сама удивилась тому, что с такой легкостью поделилась своим беспокойством. Мысль о том, что ей не справиться с книгой, беспокоила ее уже несколько дней, но Франческа постоянно отгоняла ее от себя.
