Текст книги "Розетта"
Автор книги: Барбара Эвинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)
– Молодой, очень высокий и красивый месье Икс, – отозвалась Роза.
– Или, возможно, маркиз Д’Икс, – предложила Долли. – Французский аристократ, который… который стал героем Революции! Это будет так захватывающе! Скажу, что встретила его на пакетботе, он очень низко поклонился мне, и конечно, он очень высокий и красивый. Он сказал мне, что тоже собирается остаться в Париже, хотя ему необходимо смотреть в оба, чтобы не угодить на гильотину! – Впервые за много недель ее глаза заблестели. В отдалении показались очертания портового города Кале.
На пристани началась суета с чиновниками, паспортами, документами, разнообразными вещами, которые следовало задекларировать, проштамповать или получить на них разрешение. Вдовствующая виконтесса Гокрогер не умолкая говорила по-французски (что, однако, удавалось ей не так хорошо, как она считала). Наконец какой-то служащий поклонился им и сказал: «Bienvenue à la France»[27]27
Добро пожаловать во Францию (фр.).
[Закрыть]. Они направились в Париж; по дороге им пришлось провести две ночи на сомнительных постоялых дворах.
Какое-то время спустя даже вдова притихла. Возможно, потому, что очень скоро им стали попадаться разрушенные церкви и здания. Им не оставалось ничего другого, как воспринимать Революцию как реальность. Роза помнила необычного вида богатые chateaux[28]28
Замки (фр.).
[Закрыть], разбросанные по сельской местности. Они проезжали мимо, когда она была девочкой. Теперь же их окна были разбиты, двери выломаны, кругом висели обрывки каких-то тканей. Однако во многих местах были высажены аккуратные ряды деревьев. Попадались небольшие опрятные фермы, с которых им часто махали руками дети. Затем следовал очередной пустой, унылый chateau. Время от времени они проезжали то, что кучер назвал un bois de liberté[29]29
Лес свободы (фр.).
[Закрыть] – деревья были посажены на деревенских площадях в честь празднования Революции. Иногда какое-нибудь дерево за небольшим белым забором казалось испачканным, словно празднование не удалось.
На вторую ночь над Амьеном поднялась яркая желтая луна. Из окна постоялого двора Роза видела, как лунный свет освещает обломанные шпили церкви, оставшейся без крыши. На длинную траву легли тени. Она достала из ящика маленькую сигару, медленно зажгла ее, вдохнула запах табака. Неожиданно она достала старый дневник, который взяла в поездку в самую последнюю минуту. В городе, в котором между двумя странами велись мирные переговоры, она снова почувствовала острое желание записать на бумаге своего рода магические значки, передать свои мысли, чтобы ее описание Франции, сделанное однажды лунной ночью после Революции, осталось навеки.
Пятнадцатилетняя Долли тоже делала записи в дневнике. Она поведала о внезапно вспыхнувшей страсти к высокому, красивому маркизу Икс, который помог многим людям голубых кровей избежать гильотины, который поклонился ей так низко и с таким романтичным видом поцеловал ее руку. Она подумала о дорогом Уильяме, как бы ему понравились ее истории.
В «Hotel de l’Empire», с его тяжелой темной мебелью и исключительно дорогими номерами, компания виконта Гокрогера остановилась в очень просторных апартаментах. Долли сразу начала озираться, высматривая образцы французской моды. К своему разочарованию, она обнаружила, что большинство постояльцев – англичане. Не теряя времени, вдова послала сообщения герцогине Сифорт, которые Роза, по указке Джорджа, нехотя перехватила. Джордж забрал их себе. Вся ситуация показалась Розе чрезвычайно мелодраматичной. Ей захотелось рассмеяться виноватым смехом. Она напомнила себе, что это наверняка будет последний раз, когда она имеет дело с Фэллонами.
Управившись с насущными хлопотами, все погрузились в chariot-fiacre[30]30
Наемный экипаж (фр.).
[Закрыть], чтобы взглянуть на этот новый, другой Париж. Некоторые здания, которым пришлось пострадать в эти годы беспорядка, уже успели отстроить. Также начали появляться совершенно новые здания. Но многие районы города до сих пор лежали в руинах. Межевые знаки исчезли, названия домов изменили, даже улицы часто представляли собой лишь нагромождение камней и грязи, которую лошади месили копытами. К смятению Розы, многие статуи на фасаде собора Парижской Богоматери, которые она хорошо помнила, были разрушены. Над одним из портиков до сих пор стояла Дева Мария, но в руках у нее уже не было младенца. Собор имел потрепанный, запущенный вид. Однако Лувр был открыт для публики. И публика, включая свиту виконта Гокрогера, наполнила величественное здание. Люди не переставали им восхищаться: огромное пространство, лестницы, длинная-длинная галерея и скульптуры, полотна итальянских, фламандских, голландских, французских мастеров. Это было великолепно.
– Ради этого почти стоило начинать революцию, – прошептал Джордж.
– У них должны быть и английские картины, – сказала Долли патриотично. – Наши картины не хуже, в Лондоне теперь появилось много галерей.
– Полагаю, ты не совсем понимаешь, Долли, – сухо заметил Джордж. – Многие из этих картин прибыли из стран, побежденных Францией. Они не победили Англию!
– Ах! – воскликнула Долли. – Понимаю. Тогда я рада, что английских картин здесь так мало.
Энн решила, что они с Долли не будут носить траур в Париже. Они снова могли надевать светлые платья. Долли глубоко разочаровалась во французской моде, потому что большая часть женщин была одета так же, как она, или даже еще более скромно. Долли хотелось драмы.
– Возможно, – ответила Роза, – люди считают, что не стоит одеваться слишком заметно. Это новое общество.
– Глупости, – возразила вдова. – Старое общество вернется, я доживу до этого. В Англии революции не было. Здесь народ снова захочет возвращения монархии. Помяните мои слова! Кроме всего прочего, я не могу представить людей, которые желали бы жить в обществе, где невозможно судить о человеке по его внешности!
Позже они пошли в оперу, которая когда-то была развлечением для богатых. Теперь, казалось, любой мог туда попасть. Всех их поразила вульгарность некоторых особ, занявших лучшие места, которые раньше отводились аристократии. Вдова громко выразила свое недовольство по этому поводу.
– Ох, посмотрите! – заворожено вскрикнула Долли, когда они возвращались в гостиницу. Один из общественных парков был открыт, и люди танцевали при свете уличных фонарей. – Под деревьями играет оркестр!
– Святые небеса! – воскликнула Энн. – Действительно произошла революция, если простые люди танцуют на улицах Парижа!
Вдова снова выразила свое неодобрение.
– Я всегда говорила, что не люблю есть в это время, – сообщила она, когда они наконец сели ужинать. – И все это, – она жестом указала на блюда, стоявшие на столе в отельной столовой, которую они сняли в «Hotel de l’Empire», – все это французская кухня. Как бы там ни было, вас порадует тот факт, что герцогиня Сифорт оставила мне сообщение. Послезавтра состоится парад. Там будет Бонапарт и вся армия. Мы займем места, где сможем увидеть все.
Долли заметила, что Роза и виконт Гокрогер обменялись взглядами, а герцогиня продолжала громким, неослабевающим голосом:
– Герцогиня так и не получила письма, которые я послала ей утром, но конечно, я не доверилась французским слугам. Я отправила с письмом свою служанку, чтобы она передала его лично. Мы не знаем, состоятся ли еще soirée chez Josephine[31]31
Приемы Жозефины (фр.).
[Закрыть], и, если мне не удастся остановить парад, я собираюсь отправиться во дворец Тюильри сразу же после его окончания и оставить свою карточку. Возможно, он узнает наше славное имя и вспомнит Гарри, который был достойным противником. И между прочим, герцогиня сообщила мне… – Тут она понизила голос и взглянула на Долли. – Дорогая, принеси, пожалуйста, из номера мой веер. – И когда Долли подчинилась, вдова продолжила: – Герцогиня сообщила мне, что, представьте себе, ей показал их appartements[32]32
Апартаменты (фр.).
[Закрыть] во дворце Тюильри ее высокопоставленный знакомый. Она говорит, что Бонапарт и Жозефина спят на двуспальной кровати в одной комнате! Даже принц Уэльский, каким бы louche[33]33
Гадким (фр.).
[Закрыть] он ни был, не настолько отвратителен! На самом деле меня ничто уже не удивляет. Конечно, ведь Франция теперь в руках неотесанных корсиканских крестьян!
Розе наконец удалось ускользнуть, прежде чем Джордж втянул ее в свои рассуждения о том, какой ущерб военному параду может нанести вдова. Роза очень устала. Полная дневных впечатлений, она немедленно написала дорогой Фанни, сообщая, что уже прибыла в Париж, что город изменился и все же остался таким же, как тогда, когда они бегали по мосту Пон-Неф и разглядывали дворцы. «Тебе бы понравился Лувр, Фанни, – написала она. – Теперь любой может войти внутрь, рассматривать разукрашенные потолки, подниматься по прекрасным лестницам. Там есть великолепная галерея. Ее стены увешаны картинами. Я уверена, что это самая длинная галерея в мире! Там все неимоверно прекрасно!» Поддавшись неожиданному порыву, она подписала письмо не своим именем, а нарисовала розу, собственный иероглиф.
Когда Долли вернулась в свою комнату, она была слишком взволнована, чтобы спать. Она описала в своем дневнике все восхитившие ее чудеса Парижа. Но она знала, что это покажется не слишком интересным Уильяму, поскольку он уже бывал здесь. Поэтому Долли снова обмакнула перо в чернила и, вспоминая все прочитанные романы, написала, что высокий, красивый французский маркиз признался ей в любви и попросил ее руки. «Я сказала, что ему следует подождать, пока я поговорю с папой, – вывела Долли, – но я дала ему надежду. Ведь наверняка мой отец будет рад, если я стану французской маркизой. Говорят, что это сейчас очень модно».
Глава одиннадцатая
Долли очень хотелось посмотреть на наряды, сшитые по последней французской моде. Она вслух восхищалась тонкими, довольно небрежно сшитыми муслиновыми платьями, которые носили девушки ее возраста, но все же надеялась увидеть что-нибудь более необычное.
На следующее утро молодые леди (Уильям с Джорджем ушли в какую-то особую табачную лавку, а вдова осталась в номере плести заговор) снова отправились в Тюильри. Они гуляли по тщательно ухоженным садам, смотрели на статуи и фонтаны. Долли с некоторым разочарованием отзывалась о том, как одеты люди. Они проходили мимо апартаментов, в которых, как им сказали, жили Наполеон и Жозефина, по аккуратным дорожкам. Потом они вышли на площадь, на которой гильотинировали короля и королеву. Люди хотели забыть эти ужасы, поэтому площадь переименовали в площадь Согласия.
– Я хочу увидеть кого-нибудь похожего на мадам де Помпадур или мадам дю Барри, – расстроенно сказала Долли. – Чтобы было интересно!
– Я так подозреваю, что люди очень стараются не выглядеть как мадам дю Барри, – невесело заметила Роза, – поскольку, по-моему, именно здесь, – она посмотрела по сторонам, – именно здесь гильотинировали мадам дю Барри. Говорят, когда ее вывели к народу, ее крики разносились очень далеко. – И она показала на улицу Сент-Оноре, которая пролегала вдоль садов. Долли и Энн удивленно посмотрели на Розу. Роза не переставала внимательно поглядывать по сторонам. – Мне отец рассказывал, – сообщила она, хмурясь то ли от солнца, то ли из-за мадам дю Барри, – здесь было так много казней, столько было пролито крови, что когда через площадь попытались прогнать стадо быков, они не смогли или не захотели идти – таким сильным был запах крови и смерти. Он буквально впитался в булыжную мостовую.
В глазах у Долли читался ужас. Энн негромко вскрикнула и тоже отказалась переходить площадь. Поэтому они передумали гулять по Елисейским Полям, которые в любом случае выглядели очень неопрятно. Они повернули назад в сады, где уселись на небольшие приставные стулья под сенью огромных деревьев.
– В Англии никогда не будет революции. Не так ли? – нервно спросила Долли. – Правда ведь?
– Правда, Долли! – сказала Энн, разозлившись. У нее опять болели зубы. – Такие вещи не могут приключиться с нами. Надеюсь, что впредь, Роза, ты будешь держать подобные страшные истории при себе.
Солнце сверкало на начищенных крышах домов, в листве пели птицы.
Какое-то время они сидели молча, радуясь весеннему солнцу.
«Наконец-то я снова могу путешествовать, – подумала Роза, слыша повсюду французскую речь, ощущая чужеродность окружающего, которую она так хорошо чувствовала в детстве. – Если так легко попасть в Париж, вероятно, я могла бы поехать в Египет и разгадать иероглифы?» Но внезапно она вспомнила о девушке-египтянке. Может, ее уже убили из-за безрассудства Гарри? Роза Фэллон закрыла глаза.
Мысли Энн угадать было невозможно, но они были очевидны. Как всегда, она думала о зубах. Один доктор сказал ей, что сейчас продаются прекрасные искусственные фарфоровые зубы. Он добавил, что ее передние зубы придется удалить. Однако она все еще не решалась их удалить и страдала от этого неимоверно. Но теперь, когда они оказались в Париже, она точно забеременеет. Джордж ведь обещал устроить это.
Долли огляделась.
– Ой, посмотрите! Посмотрите! – Она вскочила, возбужденно указывая пальцем. – Посмотрите на тех двух леди! Они еще носят высокие парики, Роза! Они выглядят так забавно! – Голос Долли стал пронзительным от возбуждения. – Подозреваю, что они лысые. А вдовствующая виконтесса Гокрогер лысая?
– Вдова уделяет много внимания своему туалету, – твердо ответила Роза.
– Ой! – воскликнула Долли. Потом, помолчав, она добавила: – Может, пойдем по магазинам? Посмотрим на шелка, кружева и платья? Я очень хочу муслиновое платье с разрезом на боках, как носят французские девочки.
– Ни за что! – возразила Энн. – Муслин выглядит непристойно.
– Так это же мода, – не сдавалась Долли. – Тут все такое носят.
– Ты, Долли, не все, – раздраженно сказала Энн. – Ты часть высшего общества Англии.
Солнце зашло за тучу, а три леди отправились гулять по аллеям пресловутого Пале-Рояля, где довольно вульгарные парижские женщины, увешанные драгоценностями, громко обсуждали, оживленно жестикулируя, севрский фарфор и старые кружева.
– Это нувориши, – вздрогнула от отвращения Энн.
Позже они пошли к реке, где развлекались тем, что рассматривали разные товары в магазинах подержанных вещей, перебирали старые книги и фарфоровые безделушки, которые когда-то принадлежали низложенной аристократии, а теперь распродавались за копейки. Энн смеялась над трещинами в посуде и устаревшими фасонами одежды и не уставала повторять, что мир может рухнуть в бездну, но фарфор семьи Торренс никогда не будет продаваться в подобных свинарниках.
К радости Долли, вдова устроила для них в тот вечер поездку на бал. Но к ее разочарованию, Уильям с Джорджем сказали, что являться туда раньше полуночи нет смысла.
– Однако, – весело заметил Джордж, улыбаясь Долли, – мы с Уильямом не бездельничали и нашли местечко, в котором тебе наверняка понравится, и мы убьем там время, пока остальные будут переодеваться к балу. Тебя я не приглашаю, мама. Тебе, конечно же, надо подготовиться к балу.
– Куда же вы пойдете? – печально поинтересовалась вдова. – Я не намерена отказываться от посещения интересных достопримечательностей.
Она взглянула на сына с подозрением.
– Я не думаю, что общественное место, где все танцуют, понравится тебе, мама, – заметил Джордж. – Тебе нет дела до парижских простолюдинов.
– Да, это так, – подтвердила вдова. – Не могу представить, почему они должны интересовать тебя. Ты же видел поведение…
– Эти общественные залы для танцев, – мягко перебил ее Джордж, – по всей видимости, являются нововведением нынешнего режима. Долли пойдет на пользу, если она увидит подобное место.
– Ты, конечно же, не будешь танцевать, Долли, – благожелательно добавил Уильям, – но ты можешь просто посмотреть.
– Мне наверняка понравится! – быстро сказала Долли, улыбаясь любимому брату.
– И мне, – подхватила Роза.
– Никто и не сомневается, – вяло сказала Энн, которая как раз пила бренди, чтобы заглушить боль в зубах.
…Долли первой взбежала по лестнице, надеясь, что наконец она переживет страсть и романтику. Внутри у нее как будто что-то оборвалось. Огромная и совершенно неинтересная комната была ярко освещена множеством ламп. Не осталось ни одного темного, романтического уголка. Люди спокойно танцевали в платьях попроще, чем у Долли.
– Это самый модный танец, – объяснил ей Уильям. – Он называется вальс.
Но Долли не могла скрыть разочарования. Вальс казался скучным. Таким же скучным был аккомпанемент трех пожилых скрипачей в потрепанных черных сюртуках. Как всегда, в комнате, полной танцующих людей, нестерпимо воняло немытыми телами. Долли вздохнула. Каким-то непонятным образом Джордж и Уильям намекнули ей, что в этом зале есть свои секреты, что парижские простолюдины назначают тут тайные свидания. Но она не разглядела ни одной тайны, хоть и смотрела изо всех сил.
Джордж прошептал что-то Розе, стараясь, чтобы она услышала его за игрой скрипок. Ей пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его слова.
– Как ты считаешь, существует ли реальная возможность того, что моя мать сорвет завтра военный парад?
– Полагаю, что не твоя мать, Джордж, – осторожно ответила она, стараясь не рассмеяться при мысли о вдове, отчаянно размахивающей веером перед французской армией, – будет распоряжаться на этом большом военном спектакле. Она понимает, в каком положении находится, и не решится на такой поступок. – Роза увидела, как при этих словах лицо Джорджа посветлело.
– Это, конечно, только мои догадки, – добавил он.
Вокруг вальсировали вполне приличные пары.
– Пройдемся? – предложила Роза Долли. Ей было неприятно просто стоять и смотреть.
– Да, – согласилась Долли, надеясь найти развлечение получше.
– Не принимайте никаких приглашений, – заметил Уильям.
Две женщины начали медленно прохаживаться по комнате. Пары танцевали, партнеры менялись, женщины сидели на стульях, мужчины топтались у стен, рыдали скрипки. Внезапно Роза осторожно указала на женщину, которая громко разговаривала и смеялась. На ней было яркое платье, на лицо было наложено много пудры и румян. Долли посмотрела. Она не могла поверить своим глазам. Она даже рот открыла от удивления. Долли взглянула на Розу.
– Это… это мужчина? – громко спросила она, не в силах справиться с шоком.
– Т-с-с-с, – шикнула на нее Роза. Они прошли мимо женщины с очень короткими волосами, которая носила брюки.
– Боже мой, – промолвила Долли. Лицо у нее было очень красным. Она начала смеяться. – Ну и нравы, – заметила она с большим апломбом в голосе. Лицо у нее все еще было красное, когда подошел Джордж и сказал, что пришло время одеваться для их собственного бала. Она все оборачивалась через плечо, с большой неохотой покидая танцевальный зал. Звуки вальса сопровождали их, пока они спускались вниз по ступенькам и выходили из здания.
В карете Долли спросила брата, почему мужчины одевались как женщины, а женщины как мужчины.
– А… ну, Париж есть Париж, – ответил Уильям, и они с Джорджем рассмеялись. Даже Энн понимающе улыбнулась. Все были в приподнятом настроении. Джордж взял Долли за руку. Это ее очень удивило и смутило. Он сказал, что ей многому еще следует научиться и что он будет рад ей в этом помочь.
Из-за вдовы им пришлось задержаться. Она начала жаловаться, что местные женщины выглядят больными. Сама она нарумянила щеки. Ее не устраивала модная бледность. Но все пререкания, ожидание и натирание щек стоили того. Долли наконец смогла увидеть настоящую французскую моду.
– У нее вся спина открыта! – громким шепотом сообщила она Розе, закрывшись веером. В зале танцевали вальс. Присутствующие дамы были полураздеты. – Мужчина держит ее за голую спину!
Джордж не отходил от нее ни на шаг.
– Это нувориши, – беззаботно сообщил он. – Но ты также увидишь некоторых представителей старой аристократии. Ты сразу же узнаешь их. Едва ли они будут с голыми спинами, малышка Долли. Я сам не могу понять, как столь разные люди могут уживаться друг с другом. В Англии такого бы не допустили. – Роза бросила на него удивленный взгляд – сам-то он не был так уж далек от нуворишей. Но она смолчала. Джордж добавил: – У этих новых faux-aristocrates[34]34
Ложных аристократов (фр.).
[Закрыть] напрочь отсутствует стиль.
Внезапно Розе показалось, что на медальоне одной танцующей дамы она заметила выгравированный иероглиф. От удивления она быстро заморгала, и иероглиф пропал в гуще танцующих. Даже некоторые молодые люди выглядели необычно: цветастые сюртуки с высокими воротничками, полосатые чулки. У многих мужчин и женщин были короткие растрепанные волосы. Большой оркестр играл вальсы намного веселей, чем в общественном танцевальном зале. К радости Долли и ко всеобщему удивлению, одним из скрипачей был негр. Как и сказал Джордж, присутствовали некоторые представители ancien régime[35]35
Старого режима (фр.).
[Закрыть]. Вскоре с Долли и Уильямом поздоровался какой-то дальний родственник. Но аристократы не танцевали, только неодобрительно смотрели. Роза заметила, что вдовствующая виконтесса Гокрогер тоже жадно поглядывает из-за веера. Без сомнения, она уже готовилась рассказать подругам новости о подобных неслыханных вещах: «Голые! Одни только ленты на плечах!» И повсюду стоял этот всепроникающий запах духов, тел, пудры, зубов, дыхания, мятных пастилок, пота и гвоздики. Роза наблюдала за одним пожилым аристократом, который сокрушенно качал головой, видя перед собой столь вопиющее бесстыдство, а с его парика сыпалась пудра.
В какой-то момент Розе показалось, что Долли исчезла. Энн, Джордж и Уильям мгновенно всполошились.
– Где она, Роза? – быстро спросил Джордж обвиняющим тоном. – Ты же была с ней.
– Действительно так. Но один из знакомых ее семьи попросил разрешения с ней поговорить и увел ее куда-то.
– Ее нельзя оставлять одну ни на минуту, слышишь? – Роза увидела, что Джордж был в самом деле обеспокоен не на шутку. – Она должна постоянно быть с нами!
– Бал – не тюрьма, Джордж, – возразила она. – Может, ей захотелось подышать свежим воздухом, здесь очень душно. – Она с удивлением наблюдала, как Энн, Джордж и Уильям лихорадочно обшаривают бальный зал. Энн была очень бледна. Да что с ними такое?
Долли наконец нашли. Ее буквально прижал к стене старый жирный французский друг ее отца, который радостно приветствовал Уильяма и принялся рассказывать ему, как до этого Долли, о нуждах аристократов при новом режиме. У него было багровое от ярости лицо. Энн подошла к Долли и крепко взяла ее за руку.
Конечно, это же Энн.
Роза медленно двинулась прочь, оставив всех родственников в жарком, набитом битком бальном зале. «Энн читает дневник Долли. Они выставляют себя на посмешище, читая ее дневник, где девочка пишет о высоком французском маркизе. Но ведь они знают, что все молодые девушки склонны выдавать желаемое за действительное. Долли сама сказала, что Уильям привык к ее фантазиям!»
Долли, взволнованная событиями вечера, прежде чем ложиться спать, сделала запись в дневнике. Она описала все, включая общественный танцевальный зал. Единственной ложью (ее немного понесло) были слова о французском маркизе, который в тот вечер, вопреки всем правилам, «под сенью парижских деревьев, при свете луны нежно поцеловал ее в губы».
