Текст книги "Розетта"
Автор книги: Барбара Эвинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
Когда ты приедешь в Лондон попрощаться с семьей? Немедленно дай мне знать. Дорогая моя, любимая Фанни, мне так тебя не хватает! Но давай думать, что наш мир стал больше. Мы познаем все новое, что появилось в наших непохожих жизнях, и поделимся им, как всегда. Я знаю, что Бог пошлет тебе множество знаков, потому что он всегда был твоим добрым другом. Ох, Фанни, пускай Гораций сделает тебя такой же счастливой, какой делает меня Гарри.
Роза»
«Дом приходского священника,
Уэнтуотер,
Май 1796 года
Дорогая кузина Роза!
Мы с Фанни ежедневно молимся за тебя, просим Бога помочь тебе справиться с легкомыслием твоей новой жизни и повернуть ее к благочестию и словам Его. Думаю, Фанни не стоит посещать тебя в Лондоне, так же как и тебе посещать ее, поскольку ваш образ жизни стал так различаться. Пожалуйста, постарайся писать ей соответствующим образом, как подобает писать супруге приходского священника Уэнтуотера.
Пускай Господь направляет тебя.
Твой кузен
Гораций Харботтом (преподобный)»
Под этой короткой запиской были наспех выведены следующие слова: «Он прочел твое письмо».
Глава третья
Гарри и Роза всем казались идеальной парой (за исключением отца невесты, который считал семью Фэллон «сборищем аморальных прихлебателей настоящей аристократии», и матери жениха, мечтавшей женить любимого сына на знатной невесте и тем самым повысить положение семьи в свете). Многие искали общества этой пары, ведь они были прекрасными собеседниками, симпатичными людьми, не говоря уже об их богатстве. Гарри заставил Розу подойти вместе с ним к огромному зеркалу:
– Взгляни, Rosetta mia. Посмотри, какие мы красивые.
Она робко отвернулась, увидев в зеркале отражение их обнаженных тел. Но он заставил ее смотреть, и она покорилась. Такими она потом всегда представляла их: темноволосые, с блестящими от шампанского глазами; Гарри ведет ее к зеркалу, а на ее лице – румянец смущения.
…Они назвали это «Клубом святых небес» (КСН для краткости) – довольно безобидное название. Если их просили объяснить, они начинали рассказывать об астрономии. Некоторые джентльмены неплохо разбирались в созвездиях, несмотря на то что летать им приходилось только до наступления темноты. Они утверждали, что если подняться на воздушном шаре среди бела дня, то можно увидеть звезды, отражающие солнечный свет.
Члены «Клуба святых небес» носили на подкладке камзолов, которые они специально надевали для полетов, звезды, изготовленные из настоящего золота. Одна золотая звезда за каждый удачный полет. Это был элитарный клуб. Только достигшие цели могли стать его членами. Именно поэтому они должны были быть крайне осторожными и внимательными. Например, хотя бы делать вид, что внимательно наблюдают за пейзажем. Осторожность тоже была важна: иной раз молодая женщина начинала жалобно кричать, и тогда следовало убедить ее в том, что если уж она поднялась с ними в небо, то может получать от этого удовольствие. А однажды в аэростате капитана Оушена случился пожар, и молодая девушка получила серьезные ожоги. Ее больше не видели в высшем обществе (но джентльмены скинулись и послали ей в подарок деньги).
Час полета на воздушном шаре, который нанимал капитан Оушен, стоил сто гиней. (Его кучер столько не смог бы заработать и за год.) Только сливки общества имели возможность вступать в «Клуб святых небес». Некоторые джентльмены утверждали, что часа им будет вполне достаточно. Заключались пари. Погода, конечно, должна была благоприятствовать. Пари заключались и на погоду. Во время полета джентльменам удавалось ухаживать за юными леди под самым носом у их строптивых мамаш. Заключались пари на результат ухаживаний (поскольку джентльменов, которые могли позволить себе выложить сотню гиней в час, строптивые мамаши с радостью готовы были записать в свои зятья). Иногда мамаши провожали своих дочерей до аэростата и махали платками, пока шар не скрывался за горизонтом.
Женатым джентльменам приходилось быть лишь чуть более осмотрительными, но некоторые безрассудно смелые и умудренные опытом замужние женщины были не прочь и сами записаться в Клуб. Они со смехом встречали опасность, а потом пересказывали собственные приключения, неспешно обмахиваясь веером.
В заведениях Сент-Джеймсского парка приобретались корзины для пикников с устрицами, трюфелями, спаржей (и всякой мелочью на случай, если люди вдруг проголодаются после полета). К корзинам всегда прилагались две дюжины бутылок шампанского; пустые бутылки от шампанского и хрустальные бокалы выбрасывались за борт. Однажды за Портланд-плейс была на месте убита корова. Это произошло совершенно неожиданно. Оказалось, что в нее угодила полная бутылка, по ошибке выброшенная из аэростата капитана Оушена.
Капитан Гарри Фэллон имел наибольшее количество звезд. Когда он уходил в плавание, Клуб терял своего самого верного завсегдатая.
…Роза хранила свой секрет. Ее глаза сияли. Когда она ехала одна в карете, направляясь к Друри-лейн, она понимала, что улыбается сама себе, и не могла ничего с этим поделать. Любой член «Клуба святых небес», увидев ее улыбку, заключил бы, что она направляется к любовнику, и пожелал оказаться на его месте.
Она смотрела на мелькавшие в окне площади и улицы. Только начало вечереть, и лампы, освещавшие лавки, расположенные вдоль Стрэнда, сияли мягким светом. Люди гуляли, смеялись, перекликались на закате дня. Леди и джентльмены в перчатках и шляпах, босоногие уличные мальчишки, дельцы с небольшими чемоданчиками… Во все стороны пролетали кареты, едва не сталкиваясь друг с другом. Извозчики переругивались. В воздухе стоял запах жареного лука, кофе, рыбы и нечистот. Ее город.
У Фанни было уже двое детей. Роза потеряла и первого ребенка, и второго, но на этот раз опасность, казалось, волшебным образом миновала, и они с Мэтти принимали все возможные меры предосторожности. Она никого больше не поставила в известность, особенно вдовствующую виконтессу, для которой все отодвинулось на второй план, а главным стало, чтобы Роза наконец произвела на свет наследника семейства Фэллон. Вдова повсюду следовала за невесткой, особенно когда Гарри был в море, как теперь. Она приходила на ее вечеринки без приглашения, говорила без умолку, утомляя молодых друзей Розы до предела. Вдовствующая виконтесса, конечно же, присматривала за женой сына, не спуская с нее своих глаз-бусинок. Когда Роза потеряла первых двух младенцев (Мэтти говорила, что они не сформировались, что такое случается), вдовствующая виконтесса утверждала, что всему виной ее слишком непостоянный образ жизни.
На этот раз Роза не потеряет ребенка. Она была настолько уверена, что даже написала об этом в дневнике. Ее всю переполняли чувства. Теперь пустые комнаты заполнятся множеством голосов, как она всегда хотела. Она видела, как их дети бегают по комнатам большого особняка на Уимпоул-стрит. Но она знала, что не сможет больше хранить свой замечательный секрет. Сегодня вечером в театре (чудом избежав лап виконтессы) она объявит о своем счастье друзьям. Завтра она посетит горячо любимого отца, который разделит с ней радость, она была в этом уверена. И только потом она сообщит об этом вдовствующей виконтессе. Когда Гарри вернется с лордом Нельсоном из плавания по Средиземному морю, он станет отцом.
Она вышла возле Друри-лейн и поспешила в фойе. Роза уже была готова пройти в ложу, которую Гарри снимал круглый год, и встретиться с друзьями, когда ей внезапно стало плохо. Она немного посидела на стуле возле зала. Служители предложили ей воды. «Благодарю, – ответила она, – мне уже лучше, спасибо». Она глубоко дышала. И услышала тонкий смех с другой стороны красных портьер. Где-то настраивали скрипки.
– Гарри? – послышался чистый, громкий голос, который она хорошо знала.
– Т-с-с-с-с!
– Ах ты маленькая совратительница! Я думала, что он бегает за Люсиндой!
– Гарри, как ты прекрасно знаешь по своему опыту, может бегать сразу за несколькими! – Снова смех. – Он послал мне записку с корабля, в которой признается в вечной преданности и настаивает на встрече в «аллее любовников» в Воксхолл-гарденз, если я буду проезжать мимо!
– Ты вступила в КСН?
– Что это такое?
Послышалось приглушенное шушуканье, которое завершилось пронзительным смехом.
– В гондоле!
– Дорогая моя, в этом есть что-то бодрящее…
– … только прохладно?
– …в ветре, скользящем по твоей обнаженной коже высоко в небе! – Смех повторился. – Но не говори Розе! Гарри утверждает, что она никогда не заподозрит его! Роза любит Гарри!
– Ах, любовь! Нельзя влюбляться в городского повесу. Нужно просто наслаждаться жизнью. – Голоса стали тише. – А Гарри Фэллон знает толк в том, как помочь это сделать! – Снова взрывы хохота.
– Т-с-с-с-с! – Громкий смех. Красные портьеры. Пронзительный визг расстроенной скрипки.
Роза была шокирована. Действительно, Гарри был прав, когда говорил, что она ничего не подозревает. Она оставила послание друзьям, что приболела, и покинула театр, все еще слыша этот смех.
В голубой гостиной она попыталась собрать кусочки сердца. Гарри? Его друзья? Эти противные молодые люди, которые пили с ней шампанское и смеялись, а потом спорили и соревновались, у кого счет будет больше? Смеялись над ее неведением за ее спиной? Но Гарри любит ее. Картежные игры, вечеринки, приемы… Может, она все неправильно понимала? Она ходила по комнате взад-вперед. С кем ей поговорить? Конечно же, она не могла все рассказать отцу. Она не могла написать об этом Фанни в одном из вежливых, холодных писем, которыми они теперь обменивались. Она просто видела, как благоухающий Гораций Харботтом склоняется над ее письмом, проверяя, насколько оно соответствует устоям морали.
Она больше не могла терпеть взгляды предков Гарри, взиравших на нее со стен. Роза покинула дом и ушла во тьму, не думая, куда направляется. Она шла все время по направлению к Брук-стрит, словно ее мать все еще была жива. Из окон концертного зала на Ганновер-сквер доносились звуки музыки. Она поспешила войти. Играли на клавесине. Она вспомнила мать, гостиную на Брук-стрит, то, как она училась писать, и по ее щекам ручьями покатились слезы.
Концерт еще не закончился, когда она вышла на улицу. Там ее ждала Мэтти.
– Что ты здесь делаешь? – сердито поинтересовалась Роза.
– Что здесь делаете вы? – спокойно спросила Мэтти. – Вы вернулись из театра довольно рано!
Вместе они медленно направились к дому на Уимпоул-стрит.
Десять дней спустя у Розы начались мучительные боли. Вызвали докторов. Адмирал Холл молча сидел в голубой гостиной на первом этаже. Вдовствующая виконтесса в ярости мерила шагами коридор. Она злилась из-за того, что ее настоятельно попросили выйти из розовой спальни. Мэтти постоянно носила туда горячую воду. На этот раз кровотечения не случилось. На этот раз был маленький мертворожденный ребенок с оформившимися ножками и ручками. Девочка. Никогда в жизни Роза не чувствовала такой боли, как тогда, когда увидела это маленькое-маленькое тельце. Ее заставили отвернуться, завернули тельце в ткань и унесли.
– Боюсь, что она не сможет рожать в будущем, – сказал доктор, когда мыл руки.
Но он был добрым человеком и не сообщил этого вдовствующей виконтессе. Его слышали только Роза и Мэтти.
Гарри наконец стал героем.
Гораций Нельсон разбил французов в славной битве на Ниле, а капитан Гарри Фэллон вернулся домой героем, которому не терпелось рассказать, как пылало море возле Александрии, как за одну ночь сгорел весь французский флот, как были убиты тысячи французов. Он был удостоен наград. Был написан новый портрет Гарри. Картину повесили в голубой гостиной. Леди с благоговением прикасались к его медалям.
– Тебе понравилось в Египте? – спросила Роза. – Мой отец любил эту страну.
– Египет оказался просто отвратительным, мерзким! – ответил Гарри. – Груда старых развалин. Но мы разбили французов! – Если он не надевал медали, они лежали на небольшом столике, стоящем под портретами его предков.
Гарри не испытывал особого желания говорить о мертвых младенцах. Снова началась круговерть балов, приемов, вечеринок. Роза стала больше внимания обращать на окружающих. Теперь, зная правду о Гарри, Роза видела, что почти у всех мужчин были любовницы. Следовало только внимательно следить за знаками, которые они подавали друг другу. Как она могла быть настолько глупой! Навещая отца, она постоянно улыбалась, чтобы он думал, что она счастлива.
– А чего ты хотела? – удивленно спросила одна молодая женщина, когда поняла, что Роза знает обо всем. – Такова наша жизнь. Роди сына, а потом найди любовника! Ты просто должна принять это!
Наконец Роза перестала писать в дневнике, который она вела с восьми лет. Она и представить не могла, что это будет так сложно. Пальцы буквально просились взять перо. Она хотела ощутить привычный запах чернил, сесть за старый стол. «Я пишу нашу жизнь!» – сказала она однажды своей матери. Она не хотела писать свою жизнь не сейчас. Пускай она вовсе не будет писать, чем писать о боли в сердце. Однажды она вдребезги разбила старые увеличительные очки о стол красного дерева.
– Ты становишься скучной, милая! – заметил Гарри и стал реже заходить к ней.
Потом умер адмирал, ее отец. Роза тщетно гладила и целовала его холодный лоб. На этих пышных морских похоронах, состоявшихся в Гринвиче, среди голубых мундиров и скорбных лиц, после стольких лет Роза наконец встретилась с Фанни. Девушки крепко обнялись. Говорили они только об адмирале, поскольку преподобный Гораций Харботтом внимательно следил за их разговором, держа Фанни за руку. (Гарри поддерживал и успокаивал ее, когда она узнала страшную весть, но в этот момент он находился под навесом, где были бренди, ром и голубые мундиры.)
– Благослови тебя Боже, милая кузина, – сказала Фанни. Наконец, когда Роза увидела Фанни, она заметила что-то в глазах кузины, чего не было в их холодных письмах. Вероятно, то же самое Фанни различила и в глазах Розы. Больше друг другу они не сказали ничего. К Розе подошли старые морские волки и сказали, что ее желает видеть Гораций Нельсон. Но когда кузины попрощались, уходя каждая со своим мужем, они на мгновение оглянулись друг на друга и поняли все.
Теперь Розой владело лишь одно стремление.
– Я должна родить ребенка. Мне нужен кто-то, кто будет принадлежать только мне.
Она решила не обращать внимания на слова доктора. Гарри ушел в море.
Роза осталась дома. Ей исполнилось двадцать лет, и она не была беременна.
1801 ГОД
Сердечные переживания так сложны, разнообразны и бесконечны, а во многих интересных случаях столь утонченны, что человеческому языку не дано их передать.
Фанни БерниНеопубликованное введение к «Сесилии», 1782 год
Глава четвертая
Все часы пробили полночь. Раздался звон и бой маленьких колокольчиков. И только старые часы из Генуи отозвались последними.
Хотя было лето, Роза Фэллон поежилась, словно от холода, в длинной голубой гостиной на Уимпоул-стрит, раскурила небольшую сигару и уставилась на поднимающийся дым. В руке у нее было письмо.
Она медленно прошла из одного угла комнаты в другой мимо портретов семейства Фэллон, диванов и столиков.
Она посмотрела в одно из больших зеркал, освещенных стоящими по бокам свечами. В нем она увидела мерцающее отражение бледной женщины. Пламя свечей заплясало от сквозняка, колечки дыма от сигары стали медленно подниматься к потолку. Изображение женщины в зеркале затуманилось, стало неясным, словно она хотела раствориться в воздухе. Роза отвернулась и закрыла глаза, таким сильным было ощущение тумана и опустошения в душе.
Они с отцом сидели в его кабинете на Брук-стрит; она будто снова видела веленевую бумагу, печать на его столе, часы из Генуи, которые, как думала Роза, бьют по-итальянски, модель корабля, изготовленную его матросами, его голубой мундир и короткий белый парик, который он часто в порыве чувств снимал и вешал на стул. Она даже ощущала запахи. Запах книг, карт, стола, его перьев, его черных чернил. Над всем этим клубился дым его экзотических сигар, табака, привезенного из-за моря. И она полюбила письмо и книги. А потом она полюбила Гарри Фэллона вместо них.
Роза открыла глаза, но дым сигар не исчез – это был дым ее сигары. Она медленно перечитала письмо из Адмиралтейства о битве при Абукире. Это письмо в двадцать два года лишило бездетную Розу мужа. Битва при Абукире. Пустые слова снова и снова проносились перед ее внутренним взором.
В углу комнаты лежала старая потрепанная подушечка по имени Энджел.
Глава пятая
Из битвы при Абукире англичане вышли победителями.
Двумя годами ранее, в битве на Ниле, погибло много французских солдат, почти весь французский флот был сожжен возле Александрии. Поэтому газеты провозгласили Нельсона героем, а капитан Гарольд Фэллон, виконт Гокрогер, получил награды. Ходили многочисленные слухи о том, что Наполеона с остатками армии разбили и, слава Богу, съели арабы. Но позднее выяснилась истина. И она немного отличалась от слухов. Наполеон не был побежден. Его флот действительно был сожжен возле Александрии, но Наполеон Бонапарт к тому времени уже подошел к Каиру и взял его. Возможно, Нельсон выиграл битву на Ниле, но факт оставался фактом: французы остались в Египте.
Однако теперь англичане наконец навсегда вытеснили французов из Египта. Британские газеты трубили о «славной победе в битве при Абукире». Пришло время настоящего поражения французов. Но неуловимый Наполеон Бонапарт вернулся во Францию. Он был все еще жив. Бонапарт провозгласил себя первым консулом. А лорд Аберкромби, командующий английским флотом, был смертельно ранен.
И когда Роза Фэллон, виконтесса Гокрогер, получила письмо с соболезнованиями Адмиралтейства, в котором сообщалось, что ее муж убит, в нем не упоминалось, что капитан Гарольд Фэллон, виконт Гокрогер, на самом деле был зарезан на улице Александрии арабом, возмущенным поведением английских солдат по отношению к арабским женщинам.
В тот день в Александрии, в день убийства Гарри Фэллона, женщины, чьи лица и фигуры были полностью скрыты одеждой, отвернулись, сделав вид, что ничего не происходит. В тот же день их глаза внимательно наблюдали из-за вуалей, наблюдали за английскими моряками, стучащими сапогами по битому камню, когда они проходили мимо, направляясь к гавани с телом англичанина. Моряки попытались пройти с телом по закоулкам. Но им преградили путь разъяренные арабы с блестящими глазами и клинками. Напряжение нарастало. Могло случиться все что угодно. Разгоряченные, потные матросы, победители, которые ожидали, что после битвы отдохнут несколько дней в пустынном, тихом порту Александрии, наслаждаясь местным колоритом, тоже были недовольны. Один из их капитанов был убит местным жителем. Им был отдан приказ забрать тело и немедленно покинуть улицы города. Особой радости от задания они не ощущали.
Матросы с самым решительным видом несли тело к кораблям. Угораздило же их застрять в этой дыре! Хоть и победили. «Вы только взгляните на этих шлюх в мешках», – сказал кто-то, когда они проходили мимо женщин в чадрах.
Много месяцев спустя разверзлись безрадостные чужие хляби небесные. Такое бывало в Александрии. Дождь шел, не переставая, с самого утра. Как только с далекого серого неба упали первые большие капли дождя, узкие улочки превратились в стремительные грязевые потоки. Но солдаты, одетые в красные мундиры, тянущие шесть или семь повозок, прокладывающие путь сквозь грязь и битый камень, который лежал повсюду, не роптали (по крайней мере, не больше, чем обычно), даже в дождь. Они всем сердцем ненавидели Египет; они никогда прежде не испытывали ничего подобного ни к одному месту в мире. Они застряли в Египте на много месяцев после славной битвы при Абукире. Теперь, однако, они покидали это забытое Богом место. Наконец они отправляются домой! На закате был отдан приказ собрать трофеи. Матросы надеялись найти что-нибудь для себя после всех этих месяцев, проведенных в чужой стране. Золото, о котором они слышали, и любопытные каменные статуи.
Странные угрюмые дома, казалось, со злобой нависали над ними с обеих сторон улицы. От их мрачного вида и без того хмурое небо казалось еще безрадостнее. Солдаты решительно шли вперед. Слышались лишь окрики капрала, шум дождя, топот сапог и поскрипывание телег, пробивающихся через грязь. Тут хриплый голос где-то за пеленой дождя начал выкрикивать молитву. «Аллах акбар… Аллах акбар…» Этот крик стал таким знакомым. Солдаты продолжали идти, несмотря ни на что, пригнув головы, стараясь не обращать внимания на этот странный, тревожный звук.
Все окна были закрыты чем-то, напоминающим металлические ленты. Невозможно было определить, дома жители или нет. Солдатам было не по себе, они постоянно озирались. А голос не умолкал. «Аллах акбар… Аллах акбар…» Но наконец недалеко от гавани они заметили огромный склад, к которому их послали. Снаружи уже были зажжены лампы, а внутри слышались возбужденные голоса.
– Cette antiquité, с est à moi![7]7
Эта древность – моя (фр.).
[Закрыть] – кричал французский генерал уже в десятый раз. Он пытался схватить большой предмет, обернутый циновкой. – C’est à moi, absolutement. Je lavais trouvée, moi![8]8
Она моя, это точно. Я нашел ее, сам! (фр.).
[Закрыть]
– Извините, сэр, но у нас приказ. Этот предмет, как и прочие в списке, но этот в частности, передается британской стороне согласно условиям капитуляции.
– Cochon[9]9
Свинья (фр.).
[Закрыть], – выплюнул французский генерал. – Cochon!
Британский капитан и сопровождающий его британский чиновник были глубоко оскорблены. Они непременно доложат об этом. Не подобает офицеру и джентльмену вести себя подобным образом. Договор о репарациях был подписан, все было условлено.
– Воры! Ecoutez-moi![10]10
Послушайте! (фр.).
[Закрыть] Воры! – кричал генерал. Внезапно он и некоторые его офицеры, несмотря на предостерегающие восклицания французских ученых, стоящих рядом, начали рвать циновку, в которую было бережно завернуто их сокровище. И пока англичане застыли в недоумении, французы успели порвать циновку и принялись раздирать яркую египетскую ткань, которая обнаружилась под ней. Обуреваемые яростью, французы изо всех сил толкнули плиту и опрокинули ее на каменный пол. Послышался глухой удар, и во все стороны брызнули каменные осколки.
– Вы только посмотрите! – сердито воскликнул английский офицер. – Это неслыханно! Вы повредили этот ценный памятник древности сильнее, чем его повредило время.
– Bon![11]11
Хорошо! (фр.).
[Закрыть] – сказал французский генерал. – Он попадет в руки самой невежественной расы в мире – nation boutiquiers, нации лавочников! Какой им прок от него? Вы жили здесь, как мы? Изучали эти памятники годами, как мы? Non![12]12
Нет! (фр.).
[Закрыть] Пускай лучше они сломаются. Потому что их заберут дикари!
Рука британского капитана дрожала на рукояти шпаги все время, пока он был вынужден выслушивать эти оскорбления.
Огромный камень безмолвно лежал на земле, храня свои секреты. На нем действительно были повреждения, но в основном они были получены задолго до настоящих событий. Несколько кусочков откололось по бокам, и сверху был отломан внушительный кусок.
В этот момент подошли заляпанные грязью английские солдаты. Человек двадцать из них вошли внутрь и, повинуясь четким приказам капитана, начали выносить камень, чтобы погрузить на одну из телег. Теперь можно было заметить, что камень покрыт странными значками, на некоторых надписях виднелись небольшие пятна чернил, словно кто-то пытался снять с них копию. Казалось, что французский генерал вот-вот расплачется. Прочие французы хмуро молчали. Остальные английские солдаты занялись погрузкой оставшихся раритетов. Внезапно на пол упал ящик с мумией и разлетелся на куски. Саван – они успели заметить, что это был именно саван, – превратился в пыль на их глазах, а часть черепа откатилась в угол склада, слегка стукнулась о стену и замерла. На какое-то мгновение в воздухе повисла тишина. Все они были военными и видели сотни мертвецов. Но здесь перед ними предстало реальное подтверждение слов прах к праху.
Наконец английские матросы вернулись к погрузке. Вид у них стал еще более мрачным. Они наполнили телеги тем, на что указал капитан. Французский генерал вместе со своими офицерами снова начал жаловаться. Один из французских ученых неохотно описал древности, другой, высокий мужчина со скорбным выражением на лице, без особого желания, но аккуратно завернул для защиты от дождя самый большой камень в египетскую ткань. «Vous faites l’idiot, Pierre!»[13]13
Вы сваляли дурака, Пьер! (фр.).
[Закрыть] – насмешливо заметил один из французов. Высокий мужчина согласно кивнул головой. Камень противостоял воздействию стихий две тысячи лет, так какая ему польза от куска египетской ткани теперь?
Крики и проклятия французов сопровождали процессию из телег и солдат, пока она не скрылась в темноте, хлюпая по грязи. Самые яростные проклятия раздавались из-за потери французами величайшего сокровища – разбитого камня, который мог открыть миру великий секрет.
