Текст книги "Розетта"
Автор книги: Барбара Эвинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)
Они услышали, как начали шуметь слуги, спускаясь на первый этаж.
– Фанни, дорогая, – сказала Роза, – у тебя есть дети, Гораций поддерживает тебя и, я уверена, любит тебя, хоть у него есть недостатки. Мы ведь не сомневались в том, что мужчины – идеальные существа! – Но ни разу ни жестом, ни словом Роза не выдала, что когда-то, пряча улыбку за перчаткой, смеялась над симпатичным заносчивым священником с красивым голосом. – Неужели в нем нет ничего хорошего? Он очень красив, точно!
Фанни молчала. На ограде за окном нежно пел дрозд.
– Мне он очень нравится, когда копается в саду, – заметила Фанни, и внезапно кузины снова рассмеялись. Они были рады снова общаться после стольких лет. – Это правда! – воскликнула Фанни. – Садовник из него получился бы лучший, чем викарий. Он иногда часами возится в саду. Я слышала, как он разговаривает с цветами нежным, дружеским тоном. С людьми он никогда так не говорит. Он, конечно, красивый. – Фанни грустно улыбнулась. – Его дядя-епископ – очень невоспитанный человек, и Гораций ведет себя, как он. А маленький Гораций копирует отца. – Фанни вздохнула. – Возможно, человеческая любовь так же труднодостижима, как и любовь Божья. Возможно, мы можем только читать о ней в новых романах. Я не могу припомнить, чтобы мои родители хоть раз говорили о любви. Хотя я уверена, что они любят друг друга и своих детей. Но любовь никогда не обсуждалась. Я не уверена, что знаю, что это такое. А ты, Роза?
Роза попыталась найти правильные слова.
– У меня, конечно, были сильные чувства к Гарри, – медленно начала она и глубоко вздохнула. – Физические, – твердо сказала она и увидела удивленный взгляд Фанни. Роза почувствовала, что ее лицо заливает краска. Но она решила продолжать: – Я называла эти чувства любовью. Я думала, что именно это слово было уместно. – Она покачала головой. – Ты помнишь, как Мэтти говорила нам, чтобы мы испытывали к нашим мужьям привязанность, а не просто любили их?
– Она мудрая женщина, – сухо заметила Фанни.
Внезапно Роза четко вспомнила визит Джорджа, его ужасные слова. Она почувствовала, что ее лицо еще сильнее заливает краска.
– Ох, откуда мне знать, что такое любовь! – сердито воскликнула она. – Мой деверь, – она усмехнулась, – говорит, что мои… дикие чувства… любовь?.. Гарри считал болезнью. Возможно, он прав, поскольку ты, похоже, тоже потрясена моими словами! – Она снова услышала презрительные речи Джорджа. – Тогда скажем, что любовь сделала меня больной! Я больна! – И она, как ранее Фанни, вскочила на ноги и начала нетерпеливо мерить комнату шагами.
– Роза, – тихо позвала ее Фанни. – Прекрати. – И Роза прекратила, приблизилась к окну, выглянула наружу. – Я знаю теперь, как сильно тебя обижал Гарри и какое чудовище твой деверь… ты его называла змеей. Но… я думаю, что мы можем взглянуть на все с совершенно другой стороны. – Фанни сделала паузу, покусала губу. Она продолжила еще тише, так, что Розе пришлось повернуться и подойти к ней, чтобы услышать. – Роза, если я правильно понимаю твои чувства к Гарри, он научил тебя чему-то, что… что, как я представляю, очень важно в браке. Гораций никогда не учил меня этому.
Они говорили, словно бы используя тайный шифр, хотя обе все прекрасно понимали. Роза уселась на диван.
– Никогда? – шепотом спросила Роза.
– Никогда, – ответила Фанни.
Служанка, зевая, открыла дверь и почти уронила ведро с пеплом, когда увидела двух женщин.
– Прошу прощения, мэм, – извинилась она.
Весь день телеги и кареты сновали между Уимпоул-стрит и Саут-Молтон-стрит. Мужчины ругались из-за мебели, разбили несколько кувшинов. Джейн Харботтом, которая обычно убегала куда глаза глядят от кричащих мужчин, заметила, что они не сердятся, они не только кричат, но и смеются. У нее никогда в жизни не было столь интересного дня, особенно когда телега застряла на углу Саут-Молтон-стрит, а лошадь сбросила упряжь и наступила на капусту, которую продавал уличный торговец. Тот ударил лошадь, которая, в свою очередь, укусила какую-то женщину.
Слуги, за исключением, естественно, Мэтти, остались, ко всеобщему облегчению, в доме Фэллонов. Роза, Фанни, Мэтти и Джейн осторожно перевезли старые часы из Генуи в карете, которую в последний раз им предоставили Фэллоны. Мэтти не говорила вслух, о чем она думает (и слава богу). Роза не оглядывалась, но с удовольствием вспоминала сожженный балдахин. Она оставила след. Часы пробили четыре пополудни на итальянский лад, когда они пересекли Оксфорд-стрит.
Мисс Констанция Горди подала им много чаю, свежеиспеченный хлеб и холодные бараньи котлеты. Роза и Фанни обменялись жадными взглядами, увидев бесконечные полки, уставленные книгами.
– Полагаю, она синий чулок! – радостно прошептала Фанни.
– Конечно, она синий чулок! – согласилась Роза.
Для Фанни и Джейн отвели комнату на верхнем этаже с окнами, выходящими на улицу. Фанни и Роза, обе бледные от усталости, уложили там спать Джейн. Они закутались в шали, тихо разговаривая о капусте, пока Джейн не заснула. В небе появился лунный серп. Они подняли глаза в небо, вглядываясь в темноту поверх крыш домов, где вырисовывались очертания шпиля церкви Сент-Джордж, что возле Ганновер-стрит.
– Никогда? – снова спросила Роза, словно бы их разговор и не прерывался.
– Никогда, – ответила Фанни.
В ветвях деревьев уже давно устроились соловьи, но кареты все еще ездили по улицам, люди переговаривались, город жил и дышал, а запах из сточных канав остался таким, каким они его помнили.
– Я поняла, что ты имеешь в виду, говоря о Гарри, – продолжала Фанни, – лишь благодаря определенному намеку в «Шедевре» Аристотеля. – Женщины криво усмехнулись.
Роза ответила нехотя:
– Да, он научил меня такой любви. Конечно, это казалось замечательным, делало нашу жизнь такой необычной. Но, – она запнулась, – но Гарри находил такую любовь повсюду.
– Роза, – сказала Фанни, – Гораций… брал меня… каждую ночь нашей совместной жизни. Каждую ночь, кроме тех двух ночей, когда родились наши дети. Я никогда не разлучалась с ним. Поначалу я была рада… соединению с этим человеком, который изменил мою жизнь и, казалось, придавал этому такое большое значение… что казалось мне любовью. Но теперь… – Она замолчала на мгновение. – Теперь, когда Гораций произносит эти знакомые до отвращения слова «пойдем, Фанни», я чувствую, как сжимается сердце. Теперь я ненавижу ночи моей жизни.
Роза молчала, она с ужасом взглянула на кузину. Сложно было поверить, что совсем недавно Фанни так смело рассуждала о Церкви и революции. Внезапно она показалась Розе маленькой и уязвимой.
– Так что спасибо Гарри за это, – продолжала Фанни, – за такую заботу. Это, по крайней мере, похоже на любовь.
Фанни грустными глазами поглядела на луну.
Воцарилась продолжительная тишина.
– Спасибо, дорогая Фанни, – наконец ответила Роза. Она поцеловала подругу, пожелала ей спокойной ночи и отправилась в свою новую комнату. Там возле окна стоял ее любимый письменный стол красного дерева, который мог превращаться в карточный столик. Своего рода преемственность. Несмотря на усталость, Роза Фэллон много часов лежала, не в силах заснуть.
– Все спокойно! – кричал ночной дозорный.
Глава шестнадцатая
Рано утром на следующий день на Саут-Молтон-стрит пришло письмо, в котором Розу приглашали на небольшой обед на Беркли-стрит. Фэллоны и Торренсы ожидали гостя, который пожелал, чтобы на обеде присутствовала Роза. Так было написано в загадочном письме, подписанном Энн.
Роза была в ярости.
– Никогда! Никогда, ни за что! Я съехала с Уимпоул-стрит. В один прекрасный день я ушла. А они продолжают преследовать меня. Зачем? Они хотят меня видеть не больше, чем я их. – Она была права: снова Джордж Фэллон вынужден был просить о чем-то Розу, чтобы выиграть в другом. – Никогда! Я с ним никогда больше не буду разговаривать. После таких ужасных, непростительных вещей, которые я от него выслушала. Я такого не потерплю! – Вспомнив его отвратительные речи, Роза стала пунцовой. – По крайней мере, теперь мне не придется быть свидетельницей страданий Долли. Поскольку я не поеду!
– Но ведь важно увидеть Долли, – мягко заметила Фанни, – и, возможно, поглядеть, что можно сделать. А вдруг сейчас ей уже не так плохо?
– Возможно. – Роза подумала о словах Джорджа: «…твоя невинная маленькая Долли провела на удивление много времени за изучением книжек лорда Торренса, многие из которых… скажем так… весьма необычны». – Я даже боюсь представить, что он сделал с Долли. – Ее глаза вспыхнули. – Я иногда думаю, что этот человек – какой-то дьявол во плоти! Его поведение по отношению ко мне просто возмутительно! Он говорил мне кошмарные вещи.
– Роза! – Роза с удивлением повернулась к Фанни. Ее поразил тон кузины, ее смеющиеся глаза. – Ты должна понять, дорогая Роза, что все это очень не похоже на приход в Уэнтуотере! Я могу распространяться о тайнах англиканской церкви, но моя жизнь в целом лишена подобных необычных событий, как ты рассказываешь. Мне хотелось бы хотя бы взглянуть на все это со стороны.
Роза какое-то мгновение молчала, снова вспоминая разговор с Джорджем. Она опять почувствовала, что краснеет. Роза сказала, словно бы обращаясь к самой себе:
– Пускай не думает, что я боюсь его! Я не позволю себя запугать такому отвратительному человеку! – Она повернулась к Фанни. – Ты знаешь, что он угрожал упечь меня в сумасшедший дом? Но, – она покачала головой, – я знаю Джорджа. Ему нужно было как-то отомстить за то, что я узнала в Париже. Возможно, теперь мы квиты. – Фанни ждала. Наконец Роза, усмехнувшись, продолжила: – Ну, тогда мы поедем вместе, если ты хочешь.
Роза увидела, что Фанни нравится подобная перспектива. Внезапно Роза сказала с чувством:
– Я так рада, что ты здесь, Фанни.
Раздумывая, что бы надеть («Уж если мы решили сделать это, мы сделаем это стильно!» – настаивала Роза), они снова принялись обсуждать мисс Констанцию Горди. Роза сказала:
– Я помню ее с детства. Она была писательницей, и мне казалось, что она ест книжки, так она их любила!
– Она выглядит такой почтенной женщиной в черной одежде и белой шляпке, но ты видела ее книжки? – спросила Фанни. – Много неблагопристойных, если можно так выразиться, книг! У нее есть Томас Пейн и все новые поэты. Два экземпляра «Лирических баллад» мистера Кольриджа и мистера Вордсворта и все новые романы, философия и политика, Мери Уоллстоункрафт, книги, которые многие люди… я думаю, Гораций тоже… посчитали бы бесстыдными.
– Он еще больше удивится, поскольку я полагаю, что мисс Горди знакома с мистером Кольриджем и мистером Пейном. Она путешествовала в такие места, которые мы и вообразить не можем.
– Вероятно, у нее необычное прошлое!
– Пожилые джентльмены сказали мне, что ее жених умер… в море, наверное, точно не знаю. Они сказали, что это очень печальная история. Давай попросим, чтобы она выпила с нами чаю, прежде чем мы отправимся, – так мы отблагодарим ее за ее доброту.
Мисс Горди в накрахмаленной шляпке поднялась по ступенькам и принесла конфеты. Она развлекала девушек историями о братьях-моряках, путешествиях и море.
– Вы писали книги?
– Очерки по большей части. О путешествиях.
– Как вам повезло, – восхищенно промолвила Фанни. – Вы такая смелая! Какая у вас была удивительная жизнь!
– Надеюсь, что она еще не закончилась! – заметила мисс Горди весело. – Действительно, мне очень повезло… во многом. – Воцарилась тишина. Все молчали; из окна доносился уличный шум. Девушки не осмелились спросить о женихе. Хотя ее голос не дрожал, когда они продолжили разговор, мисс Горди задумчиво перемешивала листочки чая в чашке. Вскоре она горячо поблагодарила кузин за угощение, попрощалась и удалилась.
– Как ты думаешь, сколько ей лет? – тихо спросила Роза, но они не могли угадать.
Теперь, когда Джордж Фэллон заполучил дом на Беркли-сквер, «небольшим» обед уже трудно было назвать. Внутри дом довольно странным образом стал походить на дворец: строгая отделка исчезла, дом украсили так, словно Джордж был принцем Уэльским в Карлтон-хаузе – багрово-золотые комнаты, где с потолков свисала ткань, превращая их в подобие римских палаток; восточные орнаменты, греческие колонны, которые, по всей видимости, были данью вкусу вдовствующей виконтессы. А в центре вестибюля, где его невозможно было не заметить, располагался очень большой портрет виконта Гокрогера, Гарри Фэллона. Роза удивленно уставилась на картину. Она поняла, что это увеличенная и улучшенная копия того портрета, который она прожгла сигарой. Это действительно был Гарри, но Гарри в образе молодого бога. В отдалении маячили крылатые колесницы, которые приближались к нему (чтобы забрать в лучшее место?), а голубой цвет его формы и золото галунов блистали. Лицо Гарри тоже блистало. Он смотрел вдаль, на свое Высокое Предназначение, с таким энтузиазмом, что можно было подумать, будто он глядит на «Клуб святых небес» или картежные столы в парке Сент-Джеймс. Под картиной на специальной подставке располагались медали Гарри, полученные им за сражение на Ниле (присмотревшись, Роза заметила, что к старым медалям добавили парочку новых).
Несколько присутствующих джентльменов оживились, когда вошли две молодые леди с Саут-Молтон-стрит, одетые в белое. Они казались такими цветущими. (Надев белое, они вспомнили старую тетушку во Франции, которая носила вазы в парике, чтобы цветы оставались свежими долгое время.) Это оскорбило вдовствующую виконтессу и Джорджа, которые считали, что скорбящая вдова, все еще носящая траур, необходима для того, чтобы поддерживать общее представление о Гарри как о герое. Они неодобрительно воззрились на женщин в белом с цветами в руках и улыбками на лицах.
Роза поклонилась виконту в его новой роли хозяина и больше не обращала на него внимания. В доме было полно гостей. Поставили картежные столы, кругом сновали слуги, гости бродили среди драпировок, где члены «Клуба святых небес» кружили юных дам в танце. Люди иногда самым непристойным образом выгибались под музыку, чем вызывали дружные взрывы хохота окружающих. Неожиданно появилась леди Долли, виконтесса Гокрогер пятнадцати лет от роду. Роза не могла поверить своим глазам. Красно-белое платье Долли было рассечено на боках (как она видела в саду Тюильри), спина была открытой (как она видела на парижском балу), декольте глубоким (поскольку она сама на этом настояла). Новая виконтесса Гокрогер была действительно одета по последней французской моде. Она поклонилась Розе и Фанни, заслонившись веером, и быстро отвернулась, а затем скрылась среди драпировок и гостей. Фанни, которая увидела Долли в первый раз, та показалась очень далекой от образа агнца, ведомого на заклание. Розе пришлось встряхнуться, чтобы воспринять происшедшую в Долли перемену.
Вдовствующая виконтесса, так же как и Энн, холодно поприветствовала Розу и Фанни, хотя умудрилась при этом завязать с ними оживленную беседу. Роза сразу же заметила у нее на пальце сине-золотой египетский перстень из французского собрания: «Как она может быть такой наглой!» Если отец Долли и присутствовал, он не показывался. К кузинам подошел герцог Хоуксфилд и поклонился. Сложно было сказать, что он думает о новом интерьере, но когда выяснилось, что отец Фанни связан с Ост-Индской компанией, герцог завел речь о важности торговли (хотя вдова не позволила бы подобному грубому слову слететь с ее губ). Когда голоса и смех стали громче, а по комнатам начали разносить шампанское, он также принялся расспрашивать Розу о ее поездке во Францию, о том, где она теперь живет. Роза лишний раз заметила, что герцог Хоуксфилд подтверждает свою репутацию: он наблюдал за ней, словно тощая хищная птица. Но она больше не могла уважать его – он могущественный человек, но он продал Долли, как какую-то недвижимость. Поэтому Роза холодно отвечала на его вопросы односложными фразами. Она почувствовала нечто похожее на отвращение. Внезапно она вспомнила строчку из книги отца: «…прочие птицы не могут спускаться вертикально и тоже вынуждены кружиться, а сокол пикирует прямо, вертикально». Разговаривая с герцогом Хоуксфилдом в духоте жаркой летней гостиной, Роза поежилась. Недалеко от нее стояла Энн, мнимая герцогиня Торренс, которую тоже била дрожь. Она хотела как можно скорее добраться до бренди, чтобы унять боль в зубах.
Уильям старался не встречаться с Розой взглядом. Роза предположила, что они больше никогда не посмотрят друг другу в глаза. Джордж здоровался с гостями, не выпуская из виду герцога Хоуксфилда, ухаживал за Долли, как показалось Розе, словно играя роль мужа напоказ. Долли выглядела великолепно, она полностью владела собой. Она казалась еще выше (гораздо выше мужа, чем раньше), ее волосы были зачесаны наверх, глаза блестели, она ежеминутно трогала украшения у себя на груди и со всеми говорила неизменно снисходительно. Роза заметила, что она постоянно бросает быстрые взгляды в сторону входа. Долли много смеялась, отчаянно флиртовала с пожилыми господами, нагибаясь так, что ее маленькая грудь оказывалась вровень с их глазами. Джордж наблюдал, как Роза поглядывает на Долли.
Затем объявили о появлении месье Монтана.
Роза, не веря глазам, увидела в дверях высокого француза. Она почувствовала, как краска заливает ее лицо, – она вспомнила парижские события. Затем, радостно вскрикнув, Долли поспешила поприветствовать француза. Роза вспомнила о письме и успокоилась: события, о которых он сообщил, произошли не по его вине.
Долли протянула руку для поцелуя и поприветствовала месье Монтана как старого друга, словно бы сцены в Комиссии никогда и не было. Она пошла рядом с ним, представляя гостям в переполненной комнате. Долли смеялась и как бы невзначай прижималась к руке француза. Она старалась не приближаться к Фанни и Розе. Увидев их, Пьер Монтан тут же остановился.
– Виконтесса, – прошептал он.
– Роза больше не виконтесса! – смеясь, заметила Долли. – Теперь виконтесса – я!
Но он взял Розу за руку, посмотрел на нее. Роза ему спокойно улыбалась.
– Я рада снова видеть вас, – сказала она и заметила, что его лицо преобразилось.
Долли взяла француза под другую руку, пытаясь увести его. Но какое-то мгновение, не боясь показаться невежливым, он не двигался с места.
– Я сказал, что приду, только если вы будете присутствовать. – И он улыбнулся Фанни, когда Роза представила их друг другу.
Только после этого, не отступая от норм приличия, месье Монтан позволил увести себя высокой молодой леди, которая снова слегка прижалась к нему в своем тонком платье.
– Святые угодники, – тихо сказала Фанни.
Среди гостей присутствовала группа коллекционеров древностей: они окружили Пьера и принялись забрасывать его вопросами. Долли ни на секунду не отпускала его руку.
Когда они сели за стол, Фанни буквально побледнела, увидев обилие пищи. Слуги в париках постоянно подносили все новые блюда. Люди нагибались, набирали себе полные тарелки еды, потом принимались, громко чавкая, ее поглощать, кашляя, плюясь и отхаркивая, потом набирали еще. Стараясь не показаться невоспитанной из-за того, что ест не то, что окружающие, Фанни стала наблюдать за гостями и заметила, что французский ученый не сводит глаз с кузины, слушая при этом Долли, которая сидела возле него.
А Энн Торренс, потягивая вино, с ужасом смотрела на герцога Хоуксфилда, который бросал частые взгляды на Розу. Хотя сейчас Уильям появлялся у нее в спальне намного чаще, что подчас было трудно вынести, потому что от него воняло, и Энн приходилось отворачиваться и молиться о том, чтобы наконец забеременеть, ей это никак не удавалось. Она еще более испугалась, когда услышала, что герцог приглашает Розу и Фанни посетить Хоуксфилд-касл. Какие у него были планы на Розу? Почему он ею так интересовался? Почему Уильям так избегает взгляда Розы? Неужели ее, Энн, собираются заменить? Как можно, когда дела обстоят так неясно, удалять сейчас передние зубы?
Наконец подали десерт, гости насытились и принялись общаться. Пьера Монтана снова засыпали вопросами.
– Египетские древности войдут в моду, – заметил Джордж. Джентльмены, сидевшие возле него, одобрительно загудели. – Я в этом уверен. Необходимо срочно за них взяться. Какой путь самый короткий теперь, после окончания войны?
– Я полагаю, что сейчас, с уходом военных флотов из Средиземного моря, там стало еще опаснее. Я слышал множество историй о пиратах. Я слышал, что некоторые миссионеры и торговцы собирались плыть в Индию через Египет, но так и не прибыли туда. Я думаю, что любой, кто отправится в хаос, которым сейчас является Египет, рискует жизнью. Я бы ни за что не посмел снова пересечь пустыню. Мы потеряли там слишком много людей.
Фанни заметила, что Роза слушает ученого, словно загипнотизированная. Она подумала, не нашла ли кузина себе нового поклонника.
Внезапно послышался тонкий детский голосок Долли. Она положила руку на плечо француза и спросила:
– Месье Монтан, а если к вашим услугам будут лучшие проводники, лучшие носильщики?
– Я могу лишь сказать, что лучшие проводники представляют опасность в первую очередь.
– Иероглифы, месье Монтан, – встрял в разговор безо всяких прелюдий герцог Хоуксфилд. – Продвинулось ли дело расшифровки на том берегу Ла-Манша? Поскольку здесь, по всей видимости, мы зашли в тупик.
– Расшифровка вызывает огромный интерес, месье, – ответил Пьер, – но продвижения не наблюдается.
Пьер развел руками. Этим он сильно разочаровал присутствующих, поскольку все гости до последнего человека полагали, что французы уже что-то расшифровали и теперь скрывают перевод.
– Скажите, месье Монтан, – громко спросила вдова, – как скоро начнут продавать эти прекрасные египетские украшения? Некоторые из них столь милы. Вы же знаете, мы все видели их, когда были в Париже, – сообщила она пораженным гостям. – Довольно грубо ограненные камни, вы понимаете, но некоторые небольшие картины и украшения представляют определенный интерес.
Пока она говорила, красивый сине-золотой египетский перстень самым бесстыдным образом сверкал при свете ламп. Внезапно Джордж, Уильям, Долли и Роза замерли от ужаса, даже Энн, протянув руку к бутылке с бренди, остановилась. Потому что француз заметил перстень.
Пьер Монтан издал тихий звук, посмотрел на вдову, потом перевел взгляд на перстень. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он сидел словно окаменев, как будто он сам превратился в одну из статуй, привезенных из Египта. Роза невольно затаила дыхание. Пьер Монтан знает об английских дуэлях? Джорджа глубоко обеспокоило выражение лица француза. Он весь покраснел, глядя на руку матери. Как ни в чем не бывало, вдова продолжала:
– Состоится ли распродажа?
Наконец, когда Пьер смог ответить, его голос и глаза были очень спокойны и холодны.
– Вам действительно очень повезло, мадам, – сухо заметил он, – ведь вы уже получили такое сокровище, каким является этот египетский перстень, который мне очень знаком. – Он резко встал и, вероятно, хотел продолжать. Роза закрыла глаза от невыносимого стыда (затем слегка приоткрыла один). Джордж тоже встал, его примеру последовал герцог Хоуксфилд.
– Месье, вы испытываете наше гостеприимство, – тихо сказал герцог властным голосом. – Мы обсудим этот вопрос позже, если вы не возражаете.
Пьер промолчал, затем холодно поклонился герцогу и сел. Какое-то время никто из гостей не понимал, что же произошло.
Но вдова, казалось, вообще ничего не заметила.
– Мне действительно улыбнулась удача! – сказала она, заметив, как все рассматривают перстень. – Конечно, вы знаете, что мой сын коллекционирует древности, подобные этой. Он много о них знает. Несомненно, больше, чем вы сами, месье. – Но постепенно она стала замечать, что герцог Хоуксфилд пристально смотрит на нее, что он взбешен. Ее голос слегка дрогнул, она промокнула губы салфеткой и предложила Энн и дамам пройти в новую оранжерею.
Роза, которая уже никак не была связана с Фэллонами, с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться. Потом, когда она перешла в оранжерею в компании беседующих женщин, увидев блестящие глаза Долли, ее вздымающуюся грудь, скучный взгляд и то, как она томно обмахивалась веером, Роза поняла, что Долли потеряна для нее навсегда. И ей захотелось расплакаться. «Я не могу помочь ей». Казалось, что девочка, которая с такой радостью разговаривала с матерью и сочиняла небылицы для журнала, чтобы развеселить брата, больше не существовала.
Когда подогнали кареты и молодые леди в белом собрались уходить, месье Монтан тоже решил удалиться. Его невозможно было убедить остаться. Герцог без лишних слов назначил встречу ему и Джорджу на следующее утро. Долли демонстративно отвернулась, когда Роза и Фанни прощались с Пьером.
– Вы должны поехать с нами, – вежливо заметила Роза.
В карете она извинилась за свекровь.
– Этот вопрос будет решен, без сомнения! – заявил Пьер с такой галантностью, что обе женщины улыбнулись, восхищаясь его французской politesse[75]75
Вежливостью (фр.).
[Закрыть], поскольку за обедом его смятение и ярость из-за египетского перстня были очевидны. – Мы знали, что он исчез, но я не ожидал найти его в Лондоне!
– Месье Монтан, – внезапно сказала Роза, когда они вышли из кареты, – приходите к нам на чай завтра днем. Вы сможете рассказать нам о благополучном завершении этого досадного происшествия и… – она не смогла сдержаться, – вы расскажете нам еще о Египте.
Пьер ответил, что он придет с радостью, и поцеловал им руки.
Войдя в гостиную, Фанни повалилась на диван, трясясь от смеха.
– Что за сумасшедший дом, Роза! Если ты тоже так жила, то я не понимаю, кузина, как ты все это терпела? Все незаметно наблюдают друг за другом, подначивают. Гости едят, плюются, кричат, валяются, плетут интриги. Вдова, оказывается, не более чем обыкновенная воровка. По сравнению с этим наша жизнь на Брук-стрит и Бейкер-стрит кажется сказочной.
Роза тоже рассмеялась, обняв себя за плечи. Фанни заметила, что глаза ее кузины сияют.
– Мне больше не придется это делать!
– А твоя protegée[76]76
Протеже (фр.).
[Закрыть] не кажется такой несчастной, как ты опасалась.
Роза изменилась в лице.
– По всей видимости… она обнаружила способ справиться с положением дел. Ты можешь поверить, что ей всего пятнадцать лет? Похоже, она все-таки выживет. – Но голос у нее был неуверенный.
– Выживет? Я думаю, она будет править! – заметила Фанни. – Но какая драма! Я бы не хотела ссориться с этим напыщенным герцогом! – Она покачала головой, не переставая улыбаться. – Ты знаешь, Роза, я думаю… тебе нужно быть осторожней!
– Что ты имеешь в виду?
– Долли, по всей видимости, не желает тебе добра. А вы с Джорджем были словно две змеи, готовые укусить в любую минуту… и, тем не менее, за весь вечер вы не сказали друг другу ни слова. Полагаю, вы ненавидите друг друга!
– Мне больше не надо проводить с ними время! Этому пришел конец, всей этой жизни.
– Церковь, по-моему, не зря волнуется, что здесь может случиться революция. Что за жизнь на Беркли-сквер? Мне казалось, что я очутилась в сумасшедшем доме. Как потрясенная жена приходского священника! Что, конечно, – Фанни вздохнула и принялась вынимать из волос цветы, – так и есть. – Вынув все розы и пионы, она добавила: – Но мне понравился месье Монтан. Кажется, ты его интересуешь. Как ты считаешь, он привлекательный? Ты поэтому пригласила его на чай?
Фанни увидела, как снова вспыхнули глаза Розы.
– Я пригласила его на чай, потому что… разве ты не видишь? Я хочу узнать больше о Египте. Джордж говорит, что собирается туда поехать. Почему бы и мне не поехать?
– В Египет?
– Да!
– Зачем?
– Может, чтобы найти ребенка Гарри.
– Роза!
– Фанни, пожалуйста, позволь мне хотя бы произнести это вслух! У меня больше не может быть детей. Я это знаю. А это… стремление… я не хочу, чтобы оно преследовало меня остаток жизни! – И она рассмеялась, словно бы над своими патетическими словами. – Если я смогу найти ребенка, то хотя бы узнаю что-то о ее происхождении, пойму, кто она есть. Ты сказала, что мне стоило поблагодарить Гарри кое за что. Так вот, я полагаю, что смогу отблагодарить его таким образом.
Она говорила почти дерзко.
Всем видом Фанни выражала сомнение в словах Розы. Ее кузина шутит?
– Дорогая Роза, ты знаешь, как сильно я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты самый дорогой для меня человек в этом мире. Но подумай! Как ты начнешь поиски в чужой стране? Ты знаешь закон – у тебя не будет никаких прав на младенца. Если ты каким-то чудом найдешь его, на него будет иметь права Джордж. Роза, послушай, я помогу тебе завести ребенка. В Англии тысячи детей, которые были бы рады, если бы ты заменила им мать.
– Нет, – отрезала Роза.
– Но, Роза… Египет! Мы ничего не знаем об этом месте!
– Пьер знает! И Мэтти считает, что Корнелиус Браун может быть там. Джорджа не обязательно посвящать в это. Наши дороги больше не должны пересечься. Потом, Фанни, Египет всегда был моей заветной мечтой, и ты это знаешь лучше, чем кто-либо другой! – Наконец Фанни нехотя кивнула. Когда-то ей тоже очень нравилась история о старом арабе, поющем под палящими лучами солнца, о ручке маленького мальчика, о кофейных зернах на берегу реки Нил. – По крайней мере, хотя бы послушай, что месье Монтан расскажет мне. Я большего не прошу.
– Хорошо, – медленно ответила Фанни. Внезапно ей отчаянно захотелось увидеть дочь, увидеть ее во плоти, дочь, за которую она отдала бы весь мир. Неожиданно ее охватило острое желание вернуться домой в Уэнтуотер, чтобы увидеть сына. Она знала, что ей очень повезло. Ей стало жаль кузину с ее мечтами. – Дорогая кузина, конечно же, мы послушаем месье Монтана. – Она встала, держа в руках цветы. – Но прежде всего, завтра с утра я должна встретиться с адвокатом отца, а затем, волей-неволей, мы должны собираться в Уэнтуотер. И все же, – она нагнулась, чтобы поцеловать кузину на ночь, – я так рада, что заглянула к тебе.
Она повернулась, чтобы пойти наверх.
– Фанни, – позвала Роза. Фанни обернулась и увидела, что Роза смотрит на нее с любовью в глазах. – Я много думала обо всем, что ты сказала… о твоей жизни с Горацием, о моей с Гарри.
Фанни стояла, держа в руках увядшие цветы, и ждала. Ее рыжие волосы обрамляли лицо, словно гало.
– Я была так сердита и… возможно, я всегда буду немного сердита. Но с тех пор как мы поговорили, я почувствовала, что с моего сердца свалился огромный камень. Мы с Гарри, полагаю, какое-то время были счастливы, я его действительно любила, что бы ни значила любовь! Но я вышвырнула из своего сердца все это и оставила в нем только плохое. – Пионы легко выскользнули из ее волос, в руках остались лишь лепестки. – Чего я не могла понять, когда стала такой несчастной, так это того, что мне следует быть благодарной Гарри несмотря ни на что. Фанни, легко было испытывать по отношению к нему гнев. Только твоя честность заставила меня увидеть, как я была неправа.
