Текст книги "Эхо Древних (СИ)"
Автор книги: Б. Анджей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Эхо Древних
Пролог
Автор благодарит В.В.Пискарева, без поддержки которого эта книга никогда не была бы написана.
Сородичи плотным живым кольцом окружили костёр, разведенный на большой площадке в центре стойбища варанхов. Сбившись плотной кучей поближе к теплому пламени, расселись дети. Слушали старого шамана, разинув рты и восторженно хлопая глазами. Чуть поодаль расположились взрослые, кто-то хмурился, кто-то весело скалил зубы. Но никто не шумел, вели себя тихо. Разве что изредка могли щелкнуть ногтями, давя вошь, или ненароком пустить ветры.
Внешне безобразный, но всеми уважаемый, рассказчик восседал на шкуре громадного пустынного кота, расстеленной на плоском камне. Отсветы пламени плясали на его источенном морщинами и покрытом струпьями лице, а глаза вдохновенно горели. Словно в перемороженную картофелину вставили пару сверкающих бриллиантов.
– В любом брюхе живут мелкие существа – червячки, слепыши, всякие личинки. И в тебе, маленький Чих, и в тебе почтенная Даха, – шаман выдержал небольшую паузу, задумчиво пошамкал губами, и продолжил. – Мы дарим им кров и пищу, мы – их боги, а они этого даже не понимают. Но чего ждать от глупых червей? У них нет глаз, чтобы видеть, и нет ушей, чтобы слышать.
Шаман затих, а потом неожиданно резко возвысил голос:
– Но мы-то с вами не черви! Мы видим и слышим! И потому чтим бога, внутри которого живём!
Кто-то из самых маленьких испугался и заплакал. Раздался шлепок – понятливый малыш ойкнул и притих, обиженно шмыгая носом. Шаман продолжал:
– Все мы живём в брюхе великана. Белые облака – это небесное сало, грозовые тучи – гнойные нарывы, прорывающиеся молниями и гнилостной влагой.
Старик замолчал, обвел серьезным взглядом собравшихся, остановился на каждом. Хрипло кашлянул и продолжил дальше.
– Давным-давно, когда еще прадед моего прадеда был сосунком, началась война великанов. И кто-то ранил нашего бога, разрывая ему живот. И тогда огромный, как гора Джалула, кусок мяса рухнул с небесной тверди вниз – туда, где жили наши предки. Удар был так силен, что превратил горный хребет в плоскую долину. И расплющил мясной кусок таким тонким слоем, что и соскребать уже было нечего. Плоть великана затекла в скалистые расщелины и глубокие ямы, кровавые брызги разлетелись в стороны, наполнили воздух, которым мы дышим. На целый день пути раскинулось божественное Пятно плоти.
– Слава Пятну! – хором отозвались все собравшиеся, многие из них при этом подняли вверх обе ладони.
– Слава Пятну, – кивнул шаман. – От удара поднялся такой ужасный ветер, что с корнем вырывал столетние дубы и разрушал города ламунов, в те времена правивших миром.
– Дедушка Крак, а правда, что ламуны строили башни, а наш народ им прислуживал? – перебил рассказчика косоглазый мальчик с перемазанным грязью ртом. Взрослая женщина шагнула вперед, чтобы отвесить ему оплеуху, но шаман жестом остановил её.
– Не совсем так, маленький землеед. Наши предки не прислуживали ламунам добровольно. Их отлавливали, заковывали в цепи, делали рабами. У них не было другого выбора, ведь они не могли противостоять столь могучему врагу. Тогда наш народ ещё не был мудрым и сильным, как теперь. Это Пятно сделало нас такими.
– Слава Пятну!
– Слава Пятну… Из-за него мы стали умнее, овладели огнём, научились обрабатывать шкуры и делать оружие из глубинного камня.
Старый шаман погладил лежащий рядом на камне топор с лезвием из черного стекла. Отшлифованное древко было обмотано чешуйчатой кожей пустынной акулы – лучший материал, чтоб рукоятка не выскользнула ненароком из вспотевшей ладони.
Некоторые воины предпочитали сражаться трофейным оружием, сделанным из металла – оно было если не острее, то надежнее. Однако шаман Крак пользовался исключительно топором деда. Впрочем, старик уже давно сам не сражался, его топор являлся скорее символом власти и верности традициям.
– Наши предки хоть и жили внутри бога, но не могли прикоснуться к нему, – продолжал шаман, – они рассматривали по ночам светлые прыщики, называемые звездами. Тоскливо выли на желтую луну заката и голубую луну рассвета. Но упавший сверху кусок изменил всё. Теперь каждый из нас имеет возможность прикоснуться к богу. А в особые дни – даже отведать крупицу его плоти.
При этих словах народ зашевелился, все подались вперед, сбиваясь плотнее в кольцо вокруг костра и рассказчика.
Шаман медленно развязал кожаный мешок и осторожно извлёк оттуда что-то бесформенное, похожее на светящийся ком из травы, шерсти и грязи. Дети видели такое чудо впервые, но взрослые знали, что это волшебный мох, собранный внутри Пятна. Каждому приходилось пробовать его хотя бы раз в жизни – проходя обряд инициации во взрослую жизнь, залечивая смертельную рану или пытаясь избавиться от неизлечимой хвори. Волшебный мох умел исцелять, дарил силы, делал разум острее, а тело сильнее.
Только шаман умел ходить внутрь Пятна. Любой другой, если бы забрел туда, рисковал остаться в священном месте навеки. И дело не только в сильной магии, уродующей тело и мысли. Говорят, что Пятно хоть и оторвалось от брюха великана в незапамятные времена, но всё ещё продолжает жить и по-прежнему требует пищи. Потому в запретном месте очень легко угодить в ловушку и самому стать пищей.
Старый Крак ходил в Пятно несколько раз в год. Соскребал с камней черный мох, выросший на священной плоти и впитавший магию как губка, – и быстро возвращался. Никогда не садился, не ложился, не останавливался. Предварительно наедался вонючего грибного супа, который варил три дня. Отвратительное варево защищало мозг шамана, хотя полностью уберечь от магии не могло. Каждый раз Крак возвращался немного изменившимся – то с лишним мизинцем на ноге, то с крохотным слепым глазом на затылке. Видя это, сородичи ещё больше боялись и уважали его. И, разумеется, эти уродства служили лучшим доказательством того, что ходить в Пятно – табу.
Крак протянул руку в сторону замерших в ожидании детей, поманил их скрученным пальцем. Молодежь вскочила со своих мест и начала выстраиваться в очередь. Старались не суетиться и не толкаться. Взрослые заранее предупредили детей, что их ожидает, теперь каждый осознавал важность момента.
Держа мох в одной руке, второй Крак отрывал небольшой комочек и протягивал тому, кто стоял в очереди первым. Мальчик или девочка кланялись, шептали «Слава Пятну!» – и съедали полагающийся им кусочек прямо с руки шамана.
Сегодня каждому из них предстояло пережить очень тяжелую ночь. Когда впервые впускаешь в себя Пятно – это всегда больно. Магия что-то меняет внутри тебя, разрывает кости и сращивает их заново, меняет местами органы. По крайней мере так кажется. Но через эти муки стоило пройти. После них становишься по-настоящему сильным и выносливым. Ритуал делает из глупых детей охотников-варанхов – быстрых, хитрых, ловких, смертоносных. Тех, кто сумеет защитить себя и своих близких.
Глава 1
Медленно и важно, неспешно водя рогами в стороны и обмахиваясь хвостом от мошек, насупленный бычок тянул скрипучую телегу по старому проселку. Дорога пролегла вдоль берега реки, иногда сворачивая в лес, а потом снова выкатывалась на открытый простор. До Штыряков – небольшой деревни на окраине Юго-Восточной провинции – оставалось часа полтора.
Рассветный ветерок разогнал облака, но к полудню притомился и затих. Большую часть пути солнце висело под самым небесным темечком и палило оттуда немилосердно. Даже теперь, ближе к вечеру, духота не спадала.
Правивший телегой Мишек совсем разомлел. И немудрено – считай, четыре дня вдали от родных стен, замучился. Сегодня встал посреди ночи, выехал из города затемно, до зари, чтоб вовремя поспеть домой и не ночевать в дороге.
А вчера весь день допоздна торговал на ярмарке. Повезло, что в этот раз с явным прибытком. Прикупил новые дверные завесы и железных гвоздей, а то матушка уже плешь проела: «почини да почини, ты мужик или нет?». Выгодно взял новое стекло для оконной рамы, взамен треснувшего; всякий знает: орсийское стекло – лучшее в империи! А для бабки – мамкиной мамы, значит – купил теплый шерстяной платок. Может не самый красивый, но зато теплый – это для неё куда важнее, в таком-то возрасте. Ну и себя не забыл – на телеге красовался пузатый бочонок, в котором плескалось отменное пиво.
В том, что оно отменное, Мишек уже убедился. Ароматное, хмельное, прохладное! Только ведь какая с ним беда – быстро кончается, тем более по такой невыносимой жаре. А за первой бедой и вторая подкралась. Так надавило внизу живота, что хочешь – не хочешь, а придется встать и облегчиться.
Мишек подобрал свободно висевшие вожжи и остановил быка – тот важно замычал и, качнув головой, довольно фыркнул – видать, тоже был не прочь слегка передохнуть.
Пошатываясь, Мишек сполз с телеги и, держась за неё одной рукой, справил малую нужду рядышком, у ближайшего придорожного куста. Облегчившись, блаженно вздохнул и покрепче затянул пояс. И лишь после этого поднял затуманенную голову и огляделся.
Предки-защитники, а пиво-то, видать, совсем глаза залепило! Это ж угораздило в таком месте нужду справить! В двух десятках шагов выше на пригорке стоял поганый идол, который на самом-то деле и не идол вовсе, но так уж в деревне его приноровились называть. Странная штуковина, вросшая в камень, стояла тут с незапамятных времен, но не зарастала ни травой, ни мхом. И даже птицы на неё не гадили. Возможно, из-за него, столба этого проклятого, деревню Штыряками и назвали. В честь штыря, значит. В общем, может и не идол (не было на нём ни глаз, ни рожи), но деревенские предпочитали держаться от штуковины подальше. Всегда проезжали мимо как можно скорей и с зажмуренными глазами.
Вот только зажмуриться Мишек не успел. Глянул, да и застыл с разинутым от изумления ртом. Думал ведь, что увидит каменного истукана или железный столб. Но чтоб такое… Словами так сразу и не расскажешь. Длинная, в два человеческих роста, штуковина словно бы кружилась на месте, ввинчивалась в пригорок. Подобно змеюке, обвившей ствол дерева и ползущей вверх, но не прямо вверх, а как бы по кругу. Но вверх. Змейкой. Как лестница в башне у городских ворот. И кожа у этой змеюки мерцала и переливалась, будто струйки водопада. Только падала эта вода не вниз, а опять-таки вверх.
И от всего этого кружения-мерцания, а может, ещё и от жары да выпитого пива, голова у Мишека тоже закружилась, поплыла, руки опустились, ноги обмякли. Он осел в придорожную пыль и мгновенно уснул, привалившись спиной к тележному колесу. А во сне эта струящаяся водяная змея начала причудливо меняться… То пропадала, то снова появлялась, а порой прямо в воздухе светящийся палец чертил непонятные знаки и схемы. Настолько непонятные, что даже во сне голова от них начинала трещать все сильнее.
Разбудили Мишека заливистое ржание и знакомый, недовольный голос:
– Эй, Мишек! Ты что, пьяный? Так нахрюкался, что с телеги упал?
Мишек нехотя разлепил глаза. Над ним нависала щекастая рожа кучерявого толстяка Бориша – соседа может не самого лучшего, но нельзя сказать, что и совсем поганого. Порой заносчивого, порой занудного, иногда попросту раздражающего своим видом – но ведь сосед на то и сосед, чтоб было с кем поругаться. Без соседей жизнь пресная, а с ними всяко веселей, даже если по пьяни выйдет подраться.
Кстати, а не придется ли и теперь помахать кулаками? А то ведь страсти накаляются, Бориш заводится все сильнее:
– Вот же пьяная скотина! Перегородил телегой дорогу – не пройти, не проехать! А ну вставай, а то сейчас как возьму хворостину!
Мишек знал, что Боришу не свезло на ярмарке так, как ему самому. Если б продал там свои заготовки, то имел бы рожу довольную, красную, и скорей всего тоже пьяную. Завидует чужой удаче, вот и бесится, трясет бульдожьими щеками. Ну так надо нормальный товар возить – вяленую брюкву, например. А ещё лучше продаются сушеные лесные ягоды. Но нет, втемяшил Бориш себе в голову, что он художник. Говорит, что шевелюра у него подходящая, как у придворных мастеров – густая, черная и кучерявая. Это явный знак свыше. А еще сны цветные видит, где он рисует голых девок, которые не на лавке спят, а на барских белых простынях. В общем, создаёт Бориш лубки на тему сельской жизни, только вот никто его мазню покупать не спешит. Потому и вечно злой сосед.
Мишеку после этих мыслей даже стало жаль невезучего Бориша. Потому драться он передумал и добродушно промычал:
– Не шуми, сосед… Видишь же, встаю... Притомился слегка, разморило на солнышке.
Мишек неспеша поднялся, начал обтряхивать одежонку от дорожной пыли. Бориш продолжал ворчать, но Мишек его уже не слушал. Вспомнил о недавнем видении, напустившим странный сон – ведь и правда, не столько он выпил, чтоб рухнуть посреди дороги, дело тут в другом…
– Погоди, Бориш. Тут такое дело… В общем, идол тот – черный штырь или огров шиш – называй как хош, так вот он крутиться начал.
Бориш, без конца проклинающий пьянчуг, которые мешают жить, вдруг замолк, словно поперхнувшись. Он даже не нашелся что ответить. Видно, испугался, что Мишек не просто пьяный, а может что и похуже. Перехватив этот взгляд, Мишек и сам встревожился.
Вспомнилась история, которая случилась в деревне несколько лет назад. Дед Талайка, чья хата третья справа от дороги, неожиданно поехал кукухой. Одни говорят, что грибов ядовитых нажрался, другие – что по дороге из города ему солнце голову напекло (вот где страшное совпадение!). Так вот сбрендивший дедуня несколько недель общипывал кур и плел из лозы странные конструкции. Потом оказалось, что мастерил он крылья. И с этими вот самодельными крыльями, в один погожий весенний день, спрыгнул Талайка с крыши. Думал дурачок воспарить к небесам, а в итоге расшибся насмерть. И крылья переломал, в курином помёте извазюкал, ну и себе шею скрутил. Не юноша ведь уже, чтоб с такой высоты прыгать.
И бабки, которые возле искалеченного Талайки причитали, говорили потом, что последние слова сбрендившего деда были о заброшенном идоле близ проселка, черном штыре…
Мишека пробрала дрожь. Неужто он тоже подцепил проклятие древнего истукана? Пощупал голову, потряс ей в стороны – вроде все по-прежнему, ничего не болит. Со страху даже опьянение прошло.
– На-ка ты лучше воды попей, сосед, – изменившимся тоном проговорил Бориш и протянул флягу. – После городского пива сушнячок небось-то мучает?
Голос был сочувственный, а глаза Бориш стыдливо прятал, словно бы боясь встречаться с Мишеком взглядом.
– Эй-эй, Бориш, ты чего? Я нормальный! – возмутился Мишек, но флягу все-таки принял и отпил изрядный глоток. – Ну привиделась по пьяни хреновина непонятная. Толку с неё никакого, так что крылья мастерить не собираюсь, не волнуйся!
Попробовал рассмеяться, но вышло как-то натужно, неестественно.
Глава 2
Хрум успел метнуть дротик прежде, чем кот прыгнул. Острый наконечник пробил зверю горло и вылез, окровавленный, с обратной стороны. Массивная пятнистая туша тяжело рухнула наземь, всего в двух шагах от жертвы, внезапно ставшей охотником.
Хрум изловчился и вырвал дротик обратно – густая дымящаяся кровь из раны ударила тугой струёй, заливая всё вокруг.
Кот ещё бился в конвульсиях, а молодой охотник уже спешил дальше. Тратить время на добивание, а тем более на заготовку мяса не хотелось – коты никогда не охотились в одиночку и запах крови быстро привлечёт сюда остальных. Если они нападут стаей, юноше не помогут ни дротики, ни серп из черного стекла, ни плевун с ядовитыми шипами. Он попросту не успеет разделаться со всеми – кошки слишком быстры.
Говорят, в давние времена это были мелкие твари, жившие на стойбищах вместе с нами. Их даже впускали в шатры и разрешали играть с детьми. Коты позволяли себя гладить, а еще очищали жилища, охотясь на паразитов. Старый Крак вспоминал, что в его молодые годы коты не вырастали выше колена. Не то что сейчас. Вот даже этот, подыхающий, ростом был по пояс Хруму.
Однако времени на долгие размышления не оставалось, следовало поторапливаться.
Хрум двинулся дальше, стараясь не поскользнуться, когда приходилось перепрыгивать с одного замшелого камня на другой.
Местность кругом раскинулась корявая и неровная, испещренная глубокими расщелинами, в каждой из которых могла таиться неведомая опасность – прыгучие слизни, ядовитые многоножки, пустынные пауки и прочая гадость. Большие черные валуны, заросшие липким мхом и лишайником, чахлые колючие кусты, зловонные овраги с клубящимися испарениями – так выглядело приграничье Пятна. Дальше было ещё хуже – там уже начиналась земля, на которую решался заходить лишь старый Крак.
Сейчас Хрум жалел, что отправился следом за стариком. Юноша надеялся приблизиться к самой границе запретной зоны, вскарабкаться повыше – на верхушку дерева или скалистый пик – и оттуда попытаться разглядеть, чем занимается старый шаман. Но всё пошло не так, как планировалось…
Крак недавно обмолвился, что быть Хруму его преемником. Может в шутку сказал, а может и всерьёз – по нему ведь никогда не поймешь. Но когда Хрум спросил, можно ли ему сопровождать уважаемого Крака во время похода внутрь Пятна, шаман только усмехнулся.
Тайна Пятна, волшебная сила черного мха, непререкаемый авторитет шамана – всё это манило и привлекало Хрума. Однако, несмотря на уважение к мудрому старику, Хрум не хотел бы выглядеть как он – носить на лице гроздья струпьев и бородавок, иметь ложные глаза и уши, лишние пальцы и раздвоенный язык. А еще длинный и голый, как у жирной крысы, хвост. Хрум опробовал на себе силу волшебного мха, чувствовал, как окрепли мышцы и кости после первого же крохотного кусочка. Однако хорошо лишь то, что в меру. Пища дарит телу энергию, но если нажраться от пуза перед охотой, то сам рискуешь стать пищей. Так и тут – старик Крак явно перебрал с мхом в своей жизни и выглядел сейчас по меньшей мере странно.
Внезапно справа, достаточно близко, раздалось мяукающее подвывание. Где-то позади за спиной на призыв откликнулось сразу несколько тварей.
Эх, всё-таки не получилось сбежать – стая шла по его следу. Похоже, что коты окружали Хрума, пытаясь прижать юношу к границе Пятна. Нет, звери не служили волшебной силе (хотя выросли и окрепли наверняка благодаря ей). Хищники просто повторяли то, что делали уже неоднократно ранее – загоняли жертву в такое место, где она скорей остановится и развернется для последнего боя, чем продолжит путь вглубь запретной территории.
Однако Хрум не собирался погибать в драке с котами. Более того, где-то в глубине души он даже радовался, что звери заставляют его войти в Пятно. Если придется умирать, то прикоснувшись напоследок к величайшему таинству, а не просто оказавшись растерзанным хищниками.
И он ринулся вперед, к почти незаметной черте, за которой начиналось Пятно. Оставалось не так много – десяток прыжков с камня на камень, а дальше коты сунуться не посмеют.
Вдруг из зловонной расщелины с хлопком выстрелил вверх скользкий комок и ударил в бедро Хрума. Прыгучие слизни! Тупая боль – и нога вмиг отяжелела. Второй паразит промахнулся, пролетел мимо, шлепнулся о камень и скатился вниз. А третьего Хрум остановил быстрым взмахом серпа – две извивающиеся половинки разлетелись, разбрызгивая зловонную кашицу.
Отдирать первого слизня не было времени – в любое мгновение на спину мог запрыгнуть свирепый кот. Конечно, паразита нужно снять как можно быстрей, пока он не отравил кровь, однако приходилось выбирать меньшее из двух напастей. Потому Хрум стиснул зубы и с болтающейся на ноге желеобразной тварью продолжил путь.
Ступив на территорию Пятна, он ничего не почувствовал. Такой же воздух, запахи, температура. Даже наоборот слегка успокоился – наконец-то совершил поступок, о котором давно мечтал, но никак не мог решиться.
За спиной не замолкали вой и обиженное мяуканье. Хрум обернулся к преследователям и злорадно рассмеялся – три кота остались позади, не решившись переступить черту. Лишь нервно хлестали по ляжкам линялыми хвостами и злобно сверкали вертикальными зрачками.
Хрум наконец опустил взгляд вниз, на онемевшую ногу. За счет пожираемой плоти слизень раздувался, становясь толще и тяжелее. К сожалению, это не означало, что отлепить тварь будет проще. Сама она никогда не насытится, даже если сожрет жертву целиком, без остатка.
Хрум вспомнил, как в детстве одному из его товарищей также не посчастливилось. Неопытный мальчик тогда просто отрезал впившегося слизня, надеясь, что голова сама отвалится. Но не тут-то было. Слизень – это и есть голова с присоской, а остальное туловище – это пищевой запас, который тварь таскает на себе. Потому лишиться запаса слизню неприятно, но не смертельно – отрастит новый.
Итак, резать опасно и уже поздно, нужно было найти иные способы. Например, использовать плотоядную капусту, как раз питающуюся слизнями. Прислонил ногу к такому растению – и мясистые листья все сделают сами – от слизня не останется и следа, а для людской плоти капуста не опасна. Хрум внимательно пошарил взглядом вокруг, но ничего похожего не обнаружил – здесь, на поверхности Пятна, растений было мало, да и те странные, измененные магией.
На глаза попался жук-шаровик, тоже необычный – крупный и не желто-зеленый, как обычно, а черно-бордовый. Но это точно был шаровик – потешно усевшись на жучью задницу, он мусолил в передних лапках козявку, слепленную из собственных выделений.
Такие шарики известны каждому варанху с детства, они дарят бодрость, снимают боль и усталость. Ими нельзя злоупотреблять, может возникнуть зависимость, но в острые моменты это отличная поддержка и лекарство.
Разумеется, шарик не поможет отлепить слизняка, однако сделает его ленивым, пока не найдется более действенное средство.
Хрум достал из поясного мешочка трубку, набил её горючим лишайником и, отобрав у возмущенного жука шарик, положил его сверху. Щелкнул ногтем по кольцу на большом пальце, высекая искры. Раскурил трубку, затянулся.
Эффект пришел почти сразу. И в этот раз он оказался совершенно необычным. Не было прилива энергии и ясности мыслей, однако лени и сонного оцепенения также не было. Все-таки жуки в Пятне явно не такие, как снаружи.
Появилось ощущение, словно бы Хрум слышит голоса всего вокруг. Вернее даже не голоса, а мысли.
Позади, откуда он пришел, слышались переругивания котов. Разумеется, это не звучало как речь варанхов, это вообще не было речью, однако Хрум достаточно чётко различал, как один кот распекает другого за то, что тот не прыгнул на ускользнувшую жертву, а ждал помощи остальной стаи.
Потом в какофонию новых ощущений ворвались мысли расстроенного жука. Он всё еще переживал, как нечто огромное заслонило небо и в следующий миг отобрало у него бесценный шарик, в который вложено столько труда. Переживания насекомого были необычными, но настолько яркими, что Хруму на секунду стало жалко жука. Юноша даже готов был вернуть шарик, если бы не скурил его первой же затяжкой.
Потом мозг ощутил бессмысленное наслаждение сытого и сонного слизня, прилепившегося к ноге. Это было отвратительно и отозвалось в душе лишь еще большей ненавистью к паразиту.
Пока не закончился удивительный эффект, Хрум направил все внимание на поиск средств против слизня. Словно бы расползаясь мыслью во все стороны и медленно воспаряя вверх, сознание пыталось охватить как можно большую площадь. Насекомые, растения, лишайники – все они жили своей жизнью, что-то ощущали, передавали сигналы. Невозможно было слушать все это одновременно и не сойти с ума, голова начинала попросту трещать, рискуя лопнуть.
Внезапно в хаос мыслей низших существ ворвалось что-то новое. Четкий и сильный призыв. Понятный и конкретный, словно рядом стоял соплеменник и обращался именно к тебе, глядя в глаза:
– Помоги, Хрум! Перерождение начинается… Иди сюда, Хрум, мне нужна твоя помощь…
Это был призыв старого Крака. Не голос, а что-то иное, но Хрум был абсолютно уверен, что шаман зовет его. Присутствие старика ощущалось в нескольких сотнях шагов отсюда, еще дальше вглубь Пятна.
Возможно, в другой ситуации появились бы сомнения, не ловушка ли это. Однако новая способность удивительным образом позволяла различать истинную природу вещей. Потому в данном состоянии Хрум легко бы распознал западню, будь это она.
Хрум встряхнулся и поднялся на ноги. Сонный слизень недовольно встрепенулся – ногу пронзило болью.
