Текст книги "Эхо Древних (СИ)"
Автор книги: Б. Анджей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Глава 25
Вопли Бориша, то проклинающие, то умоляющие, становились всё тише, пока не смолкли окончательно. Похоже, он всё-таки сорвал голос и полностью выбился из сил, пытаясь вырваться на свободу. Конечно, запереть его в сарае – идея на первый взгляд подлая. Но что ещё оставалось делать? Психованный молодой папаша ничего бы не изменил. А кабы решился силой отбивать младенца, то и сам получил бы от чернокожих копьё в брюхо. В таком деле истерика не поможет. Так что временное заключение – вынужденная мера, ради его же пользы, поможет спасти Бориша от верной гибели.
Другой вопрос: а захочет ли он жить, потеряв жену, а затем и ребенка? Все-таки личность творческая, ранимая, мало ли что в голову взбредёт…
Надо будет подумать над этим, ведь должен быть какой-то подход к бывшему товарищу. Может ещё удастся достучаться, поговорить, объяснить. Чтоб не остаться лютыми врагами до конца жизни…
Впрочем, одному богу ведомо, кто доживёт до завтра. Да и то… Какому богу? Угасшей для нас имперской звезде? Или требующему младенческих жертв чудовищу – Нгарху? А может спрятавшемуся от людей огровому шишу?
Процессия, выходившая из деревни, оказалась достаточно внушительной – человек пятнадцать, если не больше. И это не считая шедшего впереди Таруя и его черных охранников. Мишек никого с собой не звал, хотел пойти сам, в одиночку, но подобную затею от соседей не скроешь – все как на ладони один у другого. Вот и увязались следом Рафтик с парочкой других мужиков, жена его Нюшка (что за баба – мужу самостоятельно и шагу ступить не даст), как всегда невозмутимая Клюша, да десяток других баб, всхлипывающих горестно и слезливо. Хорошо хоть детей удалось разогнать и запереть по домам.
Мнение о Мишеке у односельчан поменялось очень быстро, буквально за сутки. Начали смотреть искоса, осуждать за спиной. Даже понимая, что он спасает их собственные жизни, люди не могли принять факт, что Мишек добровольно отдаст чужакам новорожденного сыночка своего закадычного приятеля. Тем более сейчас, когда у того беда вдвойне – даже врагу не пожелаешь и сына потерять, и одновременно молодую жену хоронить.
Впервые за много лет в деревне случились такие роды, при которых умерла роженица. Получается, и вправду огров шиш оберегал местных баб. А Мишек истукана якобы разрушил… – ещё один камень в его огород.
А потом и вовсе докатился, хуже некуда… Сегодня на рассвете вломился к Боришу в хату в сопровождении двух высоченных черномордых. Те копьями разогнали визжащих баб, омывавших тело покойной жены, скрутили и затолкали в сарай брыкающегося Бориша. А Мишек тем временем забрал хныкающего малыша, переложив в люльку, которую принёс с собой. Странную такую люльку, скорее напоминавшую по форме детский гробик, чем кроватку.
Символично, конечно. Ведь теперь так оно и выходит, словно новорожденного в этом гробике заживо хоронить несут. В общем, непонятный поступок, жутковатый.
В деревне давно судачили, что у Мишека, кажись, крыша поехала. И каждая новая подобная выходка лишь подтверждала подозрения. Таким, как он, лечиться надо и жить отдельно от прочих, а не за других людей ответ держать перед новой властью.
Что за безумные времена настали…
Оставив деревню позади, похоронная процессия поднялись на пригорок, за которым разворачивалась дорога на Орсию. Раскинувшееся внизу зрелище ошеломило штыряковцев. Опухшие от слез глаза у баб вмиг высохли и расширились от ужаса.
Неисчислимая орда растянулась вдоль дороги, не было видно ни конца ни края бесконечному потоку движущихся зверей, людей и существ смутно их напоминавших. Все они шли на север, стремясь побыстрее добраться до столицы провинции и осадить город.
Но были и те, кому требовался отдых. Они остановилась большим лагерем в поле возле дороги. Развели костры, расставили палатки из шкур и цветастых циновок. В середине этого шумного табора на высокой передвижной платформе возвышался большой черный шатёр. Именно туда и направлялась делегация, возглавляемая Мишеком.
Увиденное настолько поразило сельчан, что народ заколебался, не решаясь продолжить путь. Кто ж в своем уме приблизится к шевелящемуся внизу ужасу, если жить не надоело? Тем более никто силой не гонит – провожать в последний путь новорожденного боришевого сына пошли добровольно. Но теперь это желание как водой смыло, народ остановился, затоптался на месте.
– У меня ж печь растоплена, а детки там одни дома! – всплеснула руками одна из баб, развернулась и кинулась бегом обратно в деревню.
– А мне спину что-то так прихватило… Дальше вы уж сами, без меня…
– Ой, точно, как я забыла! Мне ж надо…
У каждой вдруг находилось неотложное дело. А некоторые просто молча разворачивались и уходили, виновато потупившись.
Замялись Рафтик с Нюшкой, переглядывались, взявшись за руки.
– Возвращайтесь, – сказал Мишек, – вся эта толпа теперь без надобности. Дань уважения отдана, а мой грех на всех делить незачем. Отнесу малыша и отдам сам.
Вскоре все его покинули, только Клюша ещё стояла рядом, стыдливо пряча глаза. Но потом и она начала оправдываться:
– У меня трое детей по лавкам… Батьки нету, если что со мной станет, кто их кормить будет?
– Иди к детям, Клюша, – успокоил Мишек, – и, как вернешься, то Бориша из сарая выпусти. Надеюсь, он сможет меня простить…
Клюша не ответила. Только покачала головой задумчиво, развернулась и пошла догонять остальных.
Мишек проводил взглядом не по-женски широкоплечую фигуру, снова повернулся в сторону дороги. Там уже, наполовину спустившись с пригорка, нетерпеливо махал рукой Таруй. Белое лицо кривилось в недовольной гримасе. Но не потому, что селяне сбежали (они альбиноса сейчас не интересовали), а из-за того, что задерживался Мишек с младенцем.
Голова горела огнём, а холодные руки мелко дрожали. Медленно набирая утренний воздух носом и выпуская ртом, Мишек попытался угомонить шалящие нервы, унять тревогу. Слишком много всего навалилось в последнее время. Удивительно, как до сих пор башка ещё что-то соображает, а руки делают. Слегка восстановившись и успокоившись, парень поспешил вниз. Туда, где раскинулось безбрежное море шумного вражеского воинства.
Пройти в одиночку сквозь орду хищно зыркающих дикарей Мишеку не хватило бы духу. Да и не пропустили бы его так просто. Потому Таруй и сопровождавшие воины расчищали путь, порой окриками, а порой и древками копий. Несмотря на свирепый внешний вид, никто из обиженных в драку не полез – было видно, что жрецов-альбиносов тут боятся и уважают.
Миновав рассевшихся у костров диких южных воинов, пройдя мимо опасных хищников, пускавших из пастей пену и рвущихся с цепи, приблизились к черному шатру. Вблизи он казался еще более высоким и пугающим. Чтобы войти в него, требовалось подняться на колесную платформу, к которой вела приставная лестница.
Рядом лежало несколько шарообразных предметов, вначале показавшихся большими плетёными корзинами. Присмотревшись, Мишек понял, что сделаны они были не из лозы, а как будто из плоти. По спине пробежали мурашки от ужаса и отвращения.
Возле одной из конструкций сидел на корточках лопоухий карлик и смазывал подрагивающие прутья губкой, периодически обмакивая её в миску с кровью.
В том, что это была кровь, Мишек не сомневался – её запахом пропиталось всё вокруг.
Таруй обратился к карлику на каком-то странном непонятном языке. Лопоухий сипло бормотал в ответ, щелкал языком и пожимал плечами. Несколько раз указывал на губку, с которой падали вниз темно-красные капли.
В итоге Таруй плюнул с досадой и сказал Мишеку на имперском:
– Нет свободных клеток. Пойдёшь так, под мою ответственность. Если что-то вздумаешь выкинуть – позавидуешь мёртвым.
– Да я что… Я ж просто…
– Вот именно. Просто войдёшь, остановишься у входа – и жди. Слушай, что тебе скажет великий Нгарх. Не ушами слушай, а… Впрочем, сам поймёшь.
– Ты не пойдёшь со мной? – не то с удивлением, не то с облегчением спросил Мишек.
– Нельзя слишком часто посещать Нгарха, если не готов перевоплощаться, – не слишком понятно ответил Таруй, – на этой неделе я уже входил в шатёр, больше не могу, должно пройти время.
Альбинос заглянул в люльку-гробик, которую Мишек прижимал к груди. Малыш внутри спал, безмятежно посапывая.
– Хороший мальчик получился, Нгарх будет доволен. Иди давай. И чтоб без глупостей!
Мишек чуть было не осенил себя по привычке имперской звездой, но вовремя отдернул руку. От Таруя жест не укрылся, но он лишь хищно оскалился и погрозил Мишеку кривым пальцем.
Мишек начал подниматься по ступенькам вверх, на платформу. Лопоухий карлик, снова отвлекшийся от отвратительных клеток, попытался возмутиться, но Таруй заставил его заткнуться.
Черный войлочный полог шатра был занавешен, изнутри не доносилось ни звука.
Взглянув на хмурое облачное небо (хорошо бы, чтоб не в последний раз) Мишек приподнял полог и шагнул внутрь.
Сразу шибанул в ноздри тяжелый удушливый запах испражнений, крови, гниения и чего-то еще – мерзкого и кислого. Мишек еле сумел сдержать рвотный позыв.
Темнота же оказалась не слишком густой – под самым потолком виднелось отверстие, откуда проходило немного света – потому глаза привыкли быстро. Мишеку удалось осмотреться.
С двух сторон от входа, по бокам, он разглядел пару сплетённых из плоти клеток, таких же, как те снаружи. Только эти уже не были пустыми – в обеих содержались пленники.
Человек слева лежал неподвижно, не подавая признаков жизни. Второй же, справа, оживился, приметив вошедшего, и молча наблюдал за происходящим.
В дальнем углу, противоположном от входа в шатёр, шевелилось что-то большое и черное, неопределенной формы. Время от времени оттуда доносились хлюпание и чавкание, утробное ворчание и стоны. Словно гигантский больной желудок с трудом переваривал тяжелую пищу.
Мишек опустил на пол люльку, осторожно вынул малыша и положил рядом, на дощатый пол. Ребенок наконец проснулся и заплакал, сначала тихонечко, но постепенно набирая громкость. Не обращая на плач внимания, Мишек склонился над люлькой, перевернул её и сильно ударил пяткой сверху. Дно, собранное из тонких дощечек, затрещало, рассыпаясь. Мишек вытащил обломки и запустил руку внутрь, в спрятанную за двойным дном полость. Начал быстро доставать палочки, трубочки, веревки, какие-то шарики.
Быстро соединял детали, собирая в единую конструкцию. Руки, к счастью, больше не дрожали – в ответственный момент организм мобилизовался и сконцентрировался на главном.
И тут вдруг ударило. Словно воздух сгустился и упал сверху бетонной плитой. В глазах потемнело, только что казавшаяся ясной голова помутнела, затрещала от боли. Потусторонний, нечеловеческий голос пролазил в сознание, нашёптывал страшное: о наказании не только Мишека, но и всего рода человеческого; о том, что ещё не поздно одуматься и подчиниться, впустить в себя истинного бога…
Мишек чуть ли не физически почувствовал чужое присутствие в мозгу. Словно длинные грязные пальцы пробрались внутрь, пытаясь ощупать каждый закоулок его сознания, искали что-то, но никак не находили – потому злились и причиняли боль.
Так же быстро как пришла, боль схлынула. Сменилась приливом нежности, почти блаженством. Но чужое присутствие не исчезло – тварь, пожелавшая получить сына Бориша, просто сменила тактику.
– Подойди ближе… Отдай ребенка… для его же блага… И сам ложись рядом… не пожалеешь… Это великий дар… он многого стоит, поверь… – продолжал вкрадчиво нашептывать ненавистный уже голос.
Не выдерживая давления, Мишек опустился на колени. Всё ещё продолжая сопротивляться, он, стиснув зубы, непреклонно продолжал свою работу. Скручивал, свинчивал части, натягивал веревки.
Буквально за минуту из кучи бессмысленного хлама на свет появилась большая охотничья рогатка. С похожими мужики ходили на мелкого зверя – если попасть куда надо, то лису или зайца валила наповал, не говоря уже о птицах. Потому окрестные жители, в отличие от других регионов, не умели обращаться с пращой, с успехом заменяя её рогаткой.
Мишек взвесил в руке хрупкий глиняный шарик. Не обожжённый, а просто слепленный из сырой глины и слегка подсушенный. Полость внутри снаряда делилась надвое: одна половина доверху набита вяло копошившимися огневиками (повезло, что не сдохли, иначе все пошло бы насмарку), а во второй половине булькало скисшее козье молоко. Такой состав – не новое изобретение, не очередное наваждение огрова шиша. Так что конфуза, как с красной подглядывательной трубочкой, случиться не должно. Мишек с детства помнил опасную забаву, за которую доставалось по жопе от родителей – забросить живого огневика в жбан с прокисшим молоком. Взрывалось знатно – глиняные осколки разлетались с хлопком, в воздухе воняло палёным, от молока и следов не оставалось, будто бы испарялось.
А если не сработает – тварь как-никак считается богом – то в запасе имелся и второй снаряд, с ядом из толченых кривунов. Этот состав используется в работе для травления, разъедает даже металл. Только бы успеть… Пока снаружи не спохватились, свято веруя во всемогущество Нгарха…
Ещё один голос вдруг достиг ушей, влился в сознание, перебивая шёпот чудовищного божества. Это был обычный человеческий голос. Заговорил пленник, находившейся в живой клетке справа и всё это время внимательно наблюдавший за торопливыми приготовлениями Мишека.
Но речь его, громкая и отвлекающая от подавляющего волю шёпота Нгарха, казалась бессмысленной – незнакомец обращался к Мишеку на незнакомом языке. Певучем, словно вступительные мантры из раскладного молитвенника.
Потому Мишек лишь пожал плечами, бросил в его сторону короткий взгляд, и, отвернувшись, проговорил через плечо:
– Извини, пока не до тебя. Рад бы помочь, но…
– Так ты не из наших? – уже на имперском обратился пленник. – А как же тогда сопротивляешься?
Мишек не ответил. Самое глупое, что можно было сейчас сделать – это начать вести праздную беседу. Удивительная беспечность для пленника, заключенного в хищную клетку. Разве что он и не пленник вовсе, а один из слуг этого самого Нгарха?
Глава 26
Битый час потратил Кевин на изучение необычной клетки, но не слишком-то продвинулся в своих изысканиях. На контакт штуковина не шла, на попытки силового взлома реагировала агрессивно, выплескивая на пленника струйки густой вонючей жидкости. Что-то вроде кислоты, от которой слепли глаза, а кожа начинала страшно чесаться. На борьбу с этой гадостью приходилось тратить слишком много антигистаминов и прочих внутренних блокаторов, которые, кстати, не бесконечны. Потому Кевин решил до поры до времени не рыпаться, подождать развития событий.
Вот бы сейчас оказался под рукой стационарный анализатор, из орденской лаборатории. Разложил бы тварь по полочкам, открыл все её тайны и секреты. А встроенных рецепторов с их простейшими тестами явно не хватало. Пружинящая, словно резиновая, плоть клетки не подчинялась законам нормальной биологии. Взаимосвязь органов и систем, привычная для большинства белковых организмов, была явно нарушена. Нервная система и вовсе не обнаружилась. А если её нет, то откуда берутся рефлексы и почему клетка реагировала на голос и поглаживания альбиноса? Хм… Может и здесь телепатия?
В принципе телепатическое управление наукой доказано. Просто недостаточно изучено, так как запрещено к использованию. Опасность вторжения в личное пространство, право на частную жизнь и всё такое… Потому в большинстве случаев стоят предохранители даже в киберсистемах, что уж говорить о приватных нейросапах.
Однако даже телепатическое управление не объясняло принципы жизнедеятельности этого создания (то, что шар-клетка – живой организм, а не механизм, сомнению не подлежало). Самое время поверить в существование той самой неуловимой энергии, о которой неоднократно уже докладывали разведчики. Магия – как мы в шутку окрестили её – слово привычное и как раз обозначающее силу, не подчиняющуюся привычным законам мироздания.
Поначалу она считалась побочным эффектом присутствия на Персефоне артефактов Предтечей. Но не так давно появились выводы, не только отрицавшие связь магии с артефактами, а более того – противопоставлявшие их. Дескать, аномалии Предтечей и некая «магия» – это две противоположности. Возникла теория, что магия является уникальной особенностью Персефоны чуть ли не со времен её появления, пять миллиардов лет назад. А Предтечи зачем-то, по каким-то своим причинам, решили ограничить эту особенность – потому и установили здесь так много артефактов. Ни один из доселе известных миров не обладает таким их количеством, как эта планета.
Впрочем, версия о том, что артефакты – ограничители магии тоже оказалась недостаточно состоятельной. Слишком много необъяснимых, парадоксальных, порой страшных, а порой смешных и глупых аномалий фиксировалось вблизи артефактов. Потому их назначение до сих пор не поддается осмыслению.
Да что говорить, Кевин и сам скептически относился к докладам о магии. Считал подобные отчеты свидетельством недобросовестности разведчиков, не сумевших до конца разобраться в ситуации. А теперь что получается? Оказавшись в похожей ситуации, не смог сделать никаких нормальных выводов и тоже принялся рассуждать о магии.
Прекратив безуспешно исследовать клетку, Кевин вернулся к изучению того, что находилось за её пределами. Разумеется, с окружающей обстановкой он познакомился первым делом, как только попал сюда, но, возможно, стоило осмотреть всё более внимательно.
Носовые рецепторы настроились автоматически, потому удушливый смрад, стоявший в шатре, Кевина совершенно не беспокоил. Не мешал ему и полумрак, лишь слегка разбавленный светом, падавшим из дыры в потолке – глаза легко адаптировались под нужный режим.
Напротив Кевина, с другой стороны от входа в шатёр, стояла ещё одна шар-клетка. Незнакомый мужчина внутри не подавал признаков жизни. Если он был мёртв, непонятно, зачем вообще его здесь держали.
Но главный интерес представляло, конечно же, чудовище, которому поклонялись южные дикари. Называли монстра богом, приносили ему жертвы, судя по всему, человеческие.
Надежно защищенная от стрессов психика не подкачала и в этот раз. Кевин совершенно спокойно наблюдал за шевелящейся темной массой, из которой время от времени показывались щупальца с присосками или шипами, какие-то липкие ложноножки, длинные жабьи языки, кривые пасти с гнилыми зубами цвета дерьма. Трудно было понять, где у монстра туловище, где голова, где конечности – все перемешалось и находилось в постоянном движении. То в одном, то в другом месте раскрывалась дыра, оказывающаяся голодным слюнявым ртом, вдруг превращающимся в сжимающийся сфинктер. Несколько раз из подобных отверстий высовывались отростки, на конце которых открывался глаз. Почти человеческий, то голубой, то желтый, как местные луны. А однажды полностью белый, совсем без зрачка и роговицы. И каждый раз, когда глаз пялился на Кевина, тот ощущал попытку внедрения в сознание. К счастью, лорд уже подготовился к таким сюрпризам, потому не испытывал ничего, кроме легкого дискомфорта.
Однажды мелькнула мысль, а не приоткрыть ли слегка сознание. Ведь можно дать ограниченный доступ и попытаться установить контакт с чудовищем. Но Кевин отогнал такую идею прочь, как только увидел, что монстр вытворяет с другими пленниками.
Это были его подданные. Те самые военнопленные, которых Кевин встретил по дороге сюда. Покорно ожидавшие своей участи под охраной здоровенных негроидов. Люди, узнавшие своего лорда и, возможно, воспылавшие надеждой. Ведь, если Кевин Изумрудный жив, он наверняка что-то придумает, найдет выход из ситуации.
Они входили по одному, иногда по двое – если кто-то был настолько ранен, что другому приходилось поддерживать товарища. А дальше всегда происходило одно и то же – из глубин черной массы высовывался отросток с жутким, не моргающим глазом – и пленник сам, словно сомнамбула, шёл к чудовищу. Ложился в объятия шевелящейся амебы, погружаясь словно в мягкую перину, и просто исчезал. Было это пожирание или что-то другое, Кевин так и не понял. Лишь констатировал, насколько полезная штука нейросап – без него наверняка пришлось бы разделить судьбу своих несчастных подданных.
Почему же он не пытался спасти людей? Ведь Кевин не отличался жестокостью или циничным безразличием. Он испытывал сожаление и сочувствие, не оставался равнодушным. Однако в первую очередь был искателем и подчинялся Уставу. А там четко прописано, что жизнь аборигена не настолько драгоценна, чтобы рисковать жизнью искателя. Спасать любой ценой разрешалось лишь своих, но никакой абориген не может считаться своим. Даже тот, с которым делишь супружеское ложе или тот, кто безраздельно предан и готов отдать за тебя жизнь. Он местный, а значит не свой. Это аксиома.
Во-вторых, не до конца понимая ситуацию, не обладая информацией о противнике, как можно победить? Тут вполне вероятен выбор между гибелью и бегством. О первом не хотелось даже думать, а второе Кевин решил отложить на попозже, когда соберет достаточно информации о происходящем.
Потому приходилось молча наблюдать и терпеть. Морщась каждый раз, когда очередной бедняга погружался в бездонные пучины чудовищного тела.
Очередной вошедший не походил на воина. Некрашеная крестьянская рубаха, меховая безрукавка ворсом наружу, заправленные в онучи порты. В общем, типичный селюк. В войске, конечно, хватало ополченцев из окрестных деревень, но им выдавали набивные стеганые куртки, а порой даже простые секторные шлемы – в таком виде, как этот дядька, воевать точно никто не выходил. Шлем победители отобрали бы – металлические доспехи и оружие у них, видимо, ценились, но стеганки и прочая одежда дикарей не интересовали.
В руках вошедший сжимал какой-то ящик.
Поставив его на дощатый пол, селюк вынул из ящика… Хм… Ребенка?
Да! Детский плач разнесся под сводами шатра. Малыш оказался совсем крохотным – от силы неделя-две. Что ж это тут творится такое…
Между тем, мужик осторожно отложил ребенка в сторону и занялся ящиком. В его руках детская люлька быстро трансформировалась в новый предмет, становившийся все более похожим на большую уродливую рогатку.
Время шло, выпучившийся глаз чудовища прямо-таки трясся от напряжения, настойчиво сверля непокорного гостя. Плачущий ребенок затих – может сам уснул, а может повлияло чудовище. Но крестьянин телепатическим приказам не подчинялся, продолжал сноровисто собирать из отдельных частей своё необычное оружие. Периодически растирал виски, тряс головой, сильно моргал – но не сдавался и упорно продолжал работу. Ситуация становилась всё более интересной…
Любой из предыдущих пленников за это время не только приблизился, но уже слился бы с чудовищем. Однако мужик продолжал своё дело, словно телепатия монстра на него не действовала.
Неужели нейросап? Парень свой? Тогда почему наши системы не зафиксировали присутствие друг друга? Местные аномалии блокируют? Телепатия, магия и это вот всё? Допустим. Как и то, что искатель прикинулся крестьянином, притащил ребенка для маскировки. Но зачем вместо нормального оружия использовать нелепую рогатку?
– Послушай, приятель, ты из новеньких? Похоже, мы раньше не встречались, – вслух сказал Кевин, устав строить догадки.
Мужик отвлекся на секунду, скользнул безразличным взглядом, и снова вернулся к своему делу. Лишь пробурчал глухо и невнятно извинение, что не сможет помочь, так как сильно занят. Пробурчал не на нашем, кстати, а на имперском. Получается, все-таки не искатель, а один из местных?
– Так ты не из наших? – уже на имперском обратился к странному гостю Кевин. – А как же тогда сопротивляешься?
В этот раз мужик вообще никак не отреагировал, даже не обернулся.
Кевин почувствовал прилив удивленного возбуждения и, не обращая внимание на молчание мужика, чуть было не засыпал его серией новых вопросов. Но все-таки удержался. В текущей ситуации лучше помолчать, не отвлекать необычного гостя от его занятия.
А за кровожадную амебу-гипнотизёра Кевин совсем не переживал. Даже порадовался бы, если покушение получится, и монстр подохнет. Знания знаниями, но надо быть совершенно безумным исследователем, чтобы защищать подобных тварей ради науки.
А вот ребенка жалко. Ни в чем не повинный новорожденный малыш, видимо, стал пропуском в шатёр, но какие шансы у него теперь остаться в живых?
Наконец-то, мужик закончил. Быстро прицелился и выстрелил. Рогатка негромко щелкнула – убогий, вроде бы глиняный, снаряд ударился в монстра. Шарик не вошел в плоть глубоко, как в желеобразный студень, но и не отскочил, срикошетив. Он просто застрял, увязнув в плотной массе.
Кевин покачал головой. Стрелять в подобное существо из рогатки – идея сама по себе безумная, изначально обреченная на провал.
И тем не менее…
Бахнуло так, что зазвенело в ушах. Видимо, протекторы сработали с небольшим запозданием (пора пройти полное обследование, медики давно советовали).
– Ух ты! – вырвалось вслух от неожиданности.
Воздушная волна обдала жаром, завоняло паленым.
Нейросап тоже среагировал – зарегистрировал усиление телепатических аномалий. Однако в этот раз не направленного, адресного вмешательства, а просто расходившихся кругами во все стороны панических волн. Словно в магическую лужу бросили камень. И центром был, разумеется, монструозный хозяин шатра.
А это значит, что случившееся ему совсем не понравилось. Нельзя сказать, что чудовищу больно, но раз его так пучит и трясет, то комфорта у твари явно поубавилось.
Стенки шар-клетки скукожились и опали, вмиг превратившись из крепких прутьев в вялые мясные веревки. Можно считать, что гипотеза о их несамостоятельности и полной зависимости от воли хозяина подтверждена.
Ладно, лучшего момента может и не быть.
Потому Кевин сбросил с себя дряблые спутавшиеся щупальца и поспешно выбрался из клетки на свободу.
И очень вовремя. В тот же самый момент в шатер заглянул встревоженный альбинос. Одной рукой от приоткрыл войлок над входом, а в другой сжимал блеснувший клинок.
Кевин просто дёрнул его на себя, провёл бросок и, прижав тонкое горло коленом к полу, лишил альбиноса сознания. Каждый искатель изучал рукопашный бой (шагнувший далеко вперёд за последние столетия, надо заметить), а Кевин в этой дисциплине был лучшим на курсе.
Дым от разорвавшейся чудо-боеголовки рассеивался. Неудачливый деревенский террорист, оглушенный, ползал на четвереньках вокруг своей рогатки. Вроде бы пытался вставить ещё один снаряд и снова выстрелить.
«Вот ведь упорный! – удивился Кевин, – настоящий фанатик».
– Уходим! – крикнул он по-имперски, не пытаясь больше заговорить на унилингве.
Мужик словно бы не слышал. Бормотал невнятно, тряс головой, ошеломленно водил глазами из стороны в сторону.
Но бросать его Кевину не хотелось. Слишком уж необычный экземпляр, стоило познакомиться поближе.
– Прикинешься моим пленником, попробуем выбраться, – озвучил Кевин пришедшую в голову идею.
Содрал с распластавшегося на полу альбиноса безразмерный плащ с капюшоном и набросил на себя.
«Неплохо, а теперь слегка поработаем с давлением и пигментацией. Для пущей правдоподобности». Минута ушла на то, чтобы выбелить кожу и поработать с цветом глаз. Поддерживать такие изменения дольше пары часов опасно для здоровья, но этого времени должно хватить. Полной копией альбиноса Кевин, конечно, не стал – другая комплекция, много мелких отличий. Однако, учитывая воцарившуюся вокруг неразбериху, шансы на успех задуманного все-таки имелись.
А упрямому мужику удалось выстрелить ещё раз. Второй шарик не произвел такого эффекта, как первый. Не было хлопка, шума, дыма и гари. Но разбираться в том, как теперь себя чувствует чудовище, желания не возникало. Главное, что селянин, наконец-то отложил оружие и поглядел на Кевина. В первый миг испугался (работает, значит, маскировка!), но потом перевел взгляд вниз, на бездыханное тело настоящего альбиноса – понял, что к чему, успокоился.
– Пошли! – Кевин откинул полог шатра и осторожно выглянул наружу.
Повезло – во вражеском лагере царил хаос. Некоторые охранники попадали на землю, корчились и ползали в грязи, держась руками за головы. Другие бессмысленно суетились, бегали и кричали.
Но самое главное, что оставшиеся в живых пленники воспользовались ситуацией. Внизу, у подножия платформы, кипел настоящий бой. Пока еще не скормленные чудовищу имперцы сумели завладеть оружием и яростно сражались со своими недавними мучителями – по крайней мере с теми из них, кто не свалился с головной болью.
К сожалению, силы были не равны. Немногочисленные пленники не имели шансов и вряд ли смогут продержаться долго. Однако они предпочли умереть с оружием в руках, а не отправиться на прокорм чудовищу. Достойный выбор.
Помочь им Кевин не мог. Более того, лорд Изумрудный теперь выглядел так, что любой из его подданных с радостью разрубил бы белую рожу. Потому уходить нужно в противоположную от схватки сторону.
Кевин обернулся, чтобы в очередной раз поторопить замешкавшегося крестьянина.
Причиной задержки стал ребёнок. Мужик не бросил новорожденного, а пытался поудобней устроить у себя за пазухой. Возможно, это не ворованный малыш, использованный для прикрытия, а сын или дочь этого террориста? Ну точно фанатик, раз на такое решился, ведь шансов уцелеть у них практически не было.
Кевин печально хмыкнул, понимая, что ребенок может стать обузой, но не стал мешать – чувства мужика понятны.
– Готов? Хорошо, выдвигаемся!
