Текст книги "Эхо Древних (СИ)"

Автор книги: Б. Анджей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 51

Кевин понимал, что досконально изучить всю библиотеку у него не получится. Даже с применением методик нейрофорсирования на это понадобятся месяцы, если не годы. Потому лучшее, что можно сделать – добраться до своих, сообщить Игану и Алексу о найденном сокровище. А потом уже совместно решать, как быть дальше – направить сюда оперативную группу или даже организовать эвакуацию библиотеки в Цезариум.

В принципе он уже был готов отправиться в путь, но помешала неожиданная болезнь Мишека. Кевин пробовал доступные мануальные средства и даже вводил больному очередную дозу личных репарацитов, ослабляя этим собственный организм. Однако все усилия не приносили результатов – Мишек никак не желал идти на поправку. Поначалу вроде бы начинал выздоравливать, но на следующий день после процедур ему снова становилось хуже.

Кевин даже начал подозревать Заху, ведь тот постоянно навещал Мишека, приносил ему пищу и даже пробовал на пациенте собственные лекарственные средства. Однако зачем отшельнику вытворять подобное? Во-первых, если бы он действительно замышлял что-то недоброе, то наверняка пытался бы провернуть это с лордом Изумрудным, а не с его слугой, безобидным крестьянином. Во-вторых, зачем спасать путников, кормить и поить, проявлять гостеприимство, посвящать в тайны древней библиотеки, чтоб потом банально травить.

Поскольку состояние Мишека не улучшалось и не ухудшалось, оставаясь стабильно плохим, Кевин вынужден был оставаться в стенах зиккурата – ждал и надеялся, что парень всё-таки выкарабкается. Откровенно говоря, в данной ситуации кодекс искателей требует плюнуть на судьбу аборигена и заняться более важными делами. Пора уходить – уходи, не поддавайся сентиментальным порывам и привязанностям. Однако Кевин решил иначе, оправдав собственную слабость тем, что Мишек не просто абориген, а уникальный объект для изучения. Не менее интересный, чем спящий малыш, которого они таскают с собой всё это время. Потому решил ждать столько, сколько понадобится. Ведь болезнь не может длиться вечно – рано или поздно наступит выздоровление или…

Ну вот если «или», тогда и придётся уходить, забрав ребёнка, а пока…

Большую часть времени Кевин проводил в библиотеке. Любопытно, что, когда он читал, Заха всегда крутился рядом – не оставлял древние письмена без присмотра, словно бы ревнуя. Впрочем, старика можно понять – десятки лет одиночества и такой кладезь знаний рядом, настоящее чудо. Как тут не превратиться в слегка безумного библиотекаря, охраняющего свои бесценные сокровища. Хорошо, что вообще показал это хранилище, поделился секретом.

Каждый визит в библиотеку приносил новые удивительные знания. Любая табличка могла сулить настоящий научный прорыв. Информация о древнейшей истории Персефоны – давно сгинувших цивилизациях, об удивительных артефактах, о подземных богах и магической силе, меняющей облик планеты. Легенды и мифы переплетались с реальностью. Порой информация передавалась настолько детально и скрупулезно, что не возникало сомнений в её правдивости. С каждым днём вера в существование богов и магии росла и становилась сильнее. Недавний опыт в плену у мерзкого чудовища-телепата оказался лишь первой каплей в море нахлынувшей информации. Непросто отринуть общественные стереотипы, в которых воспитывался, осознать недостатки собственного образования, считавшегося лучшим из возможных. Однако то, что происходило на Персефоне, невозможно объяснить иначе. Неважно, какой термин придумают учёные, чтоб избежать употребления слова «магия», но сам факт наличия неизвестной науке волшебной силы уже достаточно очевиден. И дело не только в артефактах, как полагали раньше искатели и великие умы на орбитальной станции. Скорее даже наоборот – большинство артефактов блокируют магию, исходящую из-под планетарной коры. Кто-то или что-то излучает эту энергию, влияя на жизнь на поверхности. Почему бы не назвать их богами, по крайней мере до тех пор, пока не удастся познакомиться поближе.

– Хм… Серые пустоши – не просто ядовитая пустыня, а место выхода на поверхность одного из так называемых подземных богов? – поразился Кевин, откладывая очередную табличку. – Наши группы никогда даже не пробовали их исследовать. Не из-за особой опасности, а потому, что орбитальный дрон не обнаружил там признаков артефактов. Теперь-то понятно, почему. Были бы там артефакты – не было бы самих пустошей…

– Нельзя сказать, что древнее существо вышло на поверхность. Это не совсем правильно, – возразил Заха. – Если бы тёмный бог решил выйти, земля бы разверзлась, произошли бы невероятной силы землетрясения и катастрофы. Не знаю, смог ли бы уцелеть даже этот город, хоть он и находится под защитой одного из величайших артефактов.

– Разве я неправильно понял текст таблички?

– В основном правильно, но есть нюансы. Один из подземных богов, которого южане называют Нгархом, действительно имеет доступ к поверхности, но никогда в истории он ещё не выбирался наружу самолично. Речь идёт о посеве – личинках, спорах – называй, как нравится, суть примерно похожа. Божественный паразит заражает зверя или человека, превращая его в частичку себя. Но пожирающее пленников существо, от котором ты рассказывал, – это лишь дитя, мелкое чудовище по сравнению с родителем. Они наверняка связаны единым сознанием, но физически всё-таки являются отдельными организмами.

Прежде чем Кевин успел что-нибудь ответить или спросить, Заха вдруг сменил тон с менторского на шутливый:

– Ну что, заслужил ли я, наконец, награду? Примете к себе? Позволите вставить в стареющее тело чудесные импланты?

– Кхм…– поперхнулся от неожиданности Кевин.

– Я бы хотел жить дольше, как занебники… – мечтательно улыбаясь, продолжал Заха. – А ещё было бы интересно взглянуть на родную планету с высоты, из космоса…

– Ну…Сам я не уполномочен принимать подобных решений… – смутился Кевин, что с ним случалось довольно редко. – Признаюсь, слышать о подобных наградах не приходилось. Однако и такого объема знаний никто никогда не предоставлял. Твоя библиотека содержит больше информации, чем все результаты наших исследований. Потому я могу попытаться замолвить…

– Ладно, не беспокойся. Я же пошутил, – хрипло и неестественно рассмеялся Заха, дружески хлопнув Кевина по плечу. – Думаю, ещё лет сорок протяну и на собственных эликсирах. Так что надеюсь столетний юбилей отпраздновать.

– Тебе шестьдесят? – удивился Кевин, наконец-то получив ответ на давно возникший вопрос о возрасте отшельника. – Очень хорошо выглядишь для…

– Для местного? Не стесняйся, чего уж там. Да, ты прав. У нас рано взрослеют и стареют. Сорок лет – уже старик. До пятидесяти-шестидесяти доживают лишь единицы.

– Но тебе удалось обмануть возраст. Небось, помогли знания, почерпнутые из древних табличек?

– И это тоже, конечно… А ещё наследственность! – многозначительно сообщил Заха. Попытался заинтриговать, но так и не дождавшись от Кевина вопросов, добавил сам:

– Чистая и благородная кровь, помноженная на специально отобранных рожениц, самых здоровых и красивых женщин мира. Никакого инбридинга, с каждым поколением мои предки становились лишь лучше.

Такие слова действительно отвлекли Кевина от постоянных раздумий об артефактах, богах и магии. Он посмотрел на Заху внимательней, пригляделся, словно увидел его впервые.

– А так? – отшельник поставил лампу позади и повернул лицо так, чтобы Кевин рассмотрел в пляшущем свете его профиль.

– Ты снова шутишь? – лорду померещилось, что профиль Захи сильно смахивает на тот, который чеканили на старых имперских монетах.

– Кого-то напоминает? – усмехнулся отшельник.

– Сам знаешь. – буркнул Кевин. – Однако тот человек давно мёртв. Я лично присутствовал на торжественных похоронах.

– Даже так? Лично присутствовал? – эти слова, казалось, чем-то обидели Заху. – А выглядишь так, будто вдвое моложе меня. Мне тогда ещё только-только шесть стукнуло. Впрочем, вы, занебники, всегда выглядели не по годам молодыми. Что тогда, что сейчас.

– Тогда? Ты встречался с искателями в детстве? – тревожная догадка зашевелилась в сознании Кевина. – Заха, говоришь… Сокращенно от… Неужели… Захарикс?

– Ну наконец-то! – обрадовался отшельник. – А то я уж начал сомневаться в твоих умственных способностях. Всё верно. Перед тобой законный наследник престола, сын невинно убиенного вами императора Манорикса.

Кевин не знал, как реагировать на новость. Мало что ли было удивительных открытий в последние дни, так ещё и это… Наконец, подобрал, казалось бы, нужные слова:

– Если ты действительно тот, за кого себя выдаёшь, то должен знать: тебя искали, чтобы посадить на престол. Согласно закону и праву. Насколько мне известно, там был несчастный случай, а не дворцовый переворот.

– Не беспокойся на сей счёт, – с деланной беспечностью отмахнулся Заха, не дослушав оправдания до конца. – Не велика радость быть марионеткой при регенте-занебнике. Так что хорошо, что нашлись честные люди, укрывшие меня от ваших глаз.

– Но… – хотел ещё что-то возразить Кевин, однако Заха жестом остановил его:

– У меня есть небольшой сюрприз для тебя. Пойдём-ка, взглянешь сам.

Заха развернулся и направился к выходу из библиотеки. Всё ещё сбитому с толку Кевину не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

Минут пять мужчины куда-то шли путанными коридорами. Впереди бесшумно ступал муляк с лампой, освещавшей путь. Ещё один, ничем не отличавшийся от первого, тоже с лампой, замыкал процессию сзади. Наконец, они вошли в просторный зал. Не такой большой, как библиотека, но тоже достаточно величественный. Это помещение скорее напоминало музей или лабораторию. Кунсткамера, скрещенная с кабинетом доктора Франкенштейна – пришло Кевину на ум.

Зал выглядел более светлым, чем большинство помещений зиккурата. Если обычно темноту рассеивали масляные светильники в руках муляков, здесь существовало собственное освещение. Вдоль стен крепились прозрачные, вероятно стеклянные, ёмкости со светящейся внутри субстанцией. Возможно, что-то фосфоресцирующее из местной флоры или фауны. Учитывая изрядное количество таких ламп, итоговое освещение получалось более-менее приличным.

– Помнится, я как-то обещал тебе показать мою лабораторию, – сделал приглашающий жест Заха, – ну вот, можешь осмотреться.

Кевин озирался вокруг, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, лаборатория выглядело диковато, по-варварски. Уродливые внутренности, плавающие в мутной жидкости, распятые на стенах тушки странных зверей, бессмысленные нагромождения трубочек и проводов – всё это вызывало скорее брезгливость, чем интерес и уважение. С другой стороны, здешние безумные конструкции на порядок превосходили нынешний технологический уровень Персефоны. На взгляд Кевина, оборудование можно было соотнести с восемнадцатым-девятнадцатым веком земной истории, то есть лаборатория Захи на столетия опережала своё время.

– Неужели ты сам всё это создал? – спросил Кевин.

Видно было, что честолюбивый Заха счёл вопрос за комплимент. Он горделиво приподнял подбородок и молча кивнул, довольно улыбаясь.

– Ты значительно опередил время. Даже в Калантии нет подобных изобретений, – заметив лазейку, продолжал нахваливать отшельника Кевин. – Возможно, стань ты императором, ваш мир потерял бы самого гениального учёного в своей истории.

– А, ты снова об этом… – помрачнел Заха, и Кевин понял, что ошибся – не стоило упоминать политику и вопросы престолонаследия.

– Подойди сюда, – отшельник остановился возле стола, и, что-то на нём разглядывая, подозвал Кевина. Тот приблизился и обомлел, разглядев лежащее на столе тело.

Это был муляк, но не совсем обычный. Значительно массивнее всех встреченных ранее белых карликов, этот не уступал размерами нормальному человеку. Многих даже превосходил, так как имел красивое атлетическое тело, с развитой мускулатурой, широкой грудью, кубиками пресса. Наличествовал даже мужской половой орган. В общем, полная человеческая копия, только без волос и с мертвенно-бледной, никогда не видевшей солнца, кожей. Что ещё выдавало в нём муляка? В первую очередь – лицо, напоминавшее грубо вылепленную гипсовую маску. Словно скульптор сделал разметку, наметил основы и лишь недавно принялся за более глубокую детализацию. Угадывались прямой нос, волевой подбородок, широкие скулы, европеоидный разрез глаз. Но это всё ещё было лицо муляка – тесто, меняющее форму по велению хозяина.

– Не узнаешь? – усмехнулся Заха. – Ну извини, что не взял с собой зеркало.

Кевин в первую секунду не поверил – узнать самого себя со стороны несколько труднее, чем других людей. Но отшельник прав – муляк действительно походил на него самого, лорда Изумрудного.

– Зачем это? – Кевину всё сильнее не нравился сегодняшний день разоблачений. Интуиция подсказывала, что всё происходит не просто так. Это какая-то провокация или испытание. Должен вскрыться иной смысл, наступить развязка странной истории и объяснение неестественного поведения отшельника.

– Ради вас, дорогие гости. Всё ради вас, – с деланной заботой покачал головой Заха. – Муляки ведь не смогли убить преследовавшего вас Охотника, просто отогнали. Он до сих пор бродит в округе, не смея приблизиться, но и не покидая городской черты.

– При чём здесь тот монстр?

– Не узнаю тебя сегодня, дорогой Кевин. Где пытливый ум занебника, устал или уснул? – не переставая язвить, Заха явно наслаждался замешательством собеседника. – Мы отдадим эту копию преследовавшему вас зверю. Он уйдёт, удовлетворившись, а вы сможете продолжить путь.

– Думаешь, зверь не учует подмену? Он явно не прост, там присутствует магия…

– Конечно, присутствует. Хорошо, что ты это уже понимаешь. Но и меня не стоит недооценивать, дорогой Кевин. Работа ещё не завершена, но обещаю: в итоге ты сам не сможешь отличить копию от оригинала. Подожди ещё немного – и всё будет: не только внешность, но и сознание, голос, мысли, походка…

– Стоп-стоп! Мы так не договаривались, – Кевин вскинул руки и возмущенно замотал головой. – Не знаю, какая магия позволяет тебе создавать клон, но так делать нельзя в любом случае.

– Боишься, что в мире появятся одновременно двое лордов Изумрудных? – иронично прищурился Заха. – Не беспокойся, ведь зверь наверняка убьёт одного из них.

– Одного из них?

– Не цепляйся к словам, дорогой Кевин. – поморщился Заха, его настроение резко изменилось. – На сегодня всё, достаточно откровений. Я устал. Муляки проводят тебя в келью.

Прежде чем Кевин успел возразить, ожидавшие неподалёку карлики окружили его и, легонько толкаясь, начали теснить к выходу. Лорд недовольно покачал головой, но, не сопротивляясь, двинулся в направлении, настоятельно ему рекомендуемом. Перед тем как предпринимать что-то радикальное, следовало всё хорошенько обдумать.

Глава 52

Время словно притормозило, превратив реальность в тягучий кисель. С каждым шагом ватные ноги ступали медленнее, с трудом прорываясь сквозь густеющий воздух. Сражение продолжалось – повсюду били и защищались, прыгали, падали, бегали, а Шмелю казалось, что люди ползают как сонные мухи. Хорошо бы остаться быстрым, когда все вокруг замедлились – так можно натворить немало геройств да подвигов. Но нет, к сожалению, Шмель тоже ощущал себя вялым и беспомощным. Возможно, это тварь из чёрного шатра распространяла повсюду своё тёмное колдовство…

Однако мужики, которых Шмель вёл в атаку, лишь поначалу бежали сзади, а потом обогнали командира. Тогда в голову пришла мысль: может дело не в магии, а в собственном страхе? Возможно, мир остался прежним, а сидящая в глубине души трусость начала шалить, таким вот образом издеваясь над мозгами? Настоящий маятник получается – геройские порывы сменяются приступами страха, и так по кругу. Нетрудно сбрендить при подобном раскладе.

С другой стороны, повышенная осторожность (не хочется называть её трусостью) несколько раз уже спасала Шмеля от верной гибели. Нынешняя атака не стала исключением – хоть и повёл за собой, побежал первым, но каким-то случайным образом снова оказался позади прочих.

К счастью, ящеры не врезались в толпу с разгона, не разметали мужиков в клочья – слишком много тел валялось повсюду и мешало тварям разогнаться как следует. Потому столкновение было равносильным с обеих сторон. Ударились, смешались, переплелись в жестокой схватке. Где-то партизаны приняли на копья ушастых наездников, а где-то и мужики падали с проломленными головами или откушенными конечностями.

Но с каждой новой тягучей минутой становилось ясно, что партизанам не выстоять. Лишь растрёпанная, перемазанная кровью с ног до головы, Клюша оставалась по-прежнему прекрасной. Она разила врагов направо и налево, впав в исступление, словно иклейский берсерк. Однако рядом с ней оставалось всё меньше помощников – один за другим мужики получали ранения и падали.

Шмель понял, что это конец. Любовь, красота – наивные мечты и романтические глупости на самом-то деле. Кому они нужны, если сдохнешь, станешь ужином для пустынных тварей. Клюша, небось, и не знает, что он заглядывается на неё. А кабы и знала, что дальше? Жениться на вдове, которая на десяток лет старше? Обсмеют же. Тогда почему он всё ещё здесь, почему не бежит прочь со всех ног? Тут не только в бабе дело… Если сбежать сейчас у всех на виду, что скажут люди? Правда, если все полягут, то и говорить будет уже некому… Упасть, прикинуться мёртвым – чем плохая идея? А потом ползти тихонечко, помаленечку… Только бы не растоптали. А ведь могут, ещё как могут. Тут такое творится – в кровавую кашу превратилась земля под ногами и когтистыми лапами сражающихся. Как же быть?

Трудная ситуация решилась сама собой. Один из наездников, сбитый со спины ящера сильным ударом, полетел вверх тормашками. Полёт его завершился прямо на Шмеле – карлик попросту рухнул на него сверху. Несмотря на ступор, парню хватило сноровки подставить под падающее тело большой нож. Клинок вошел в плоть до самой рукояти, но Шмель, не удержавшись на ногах, поскользнулся и упал. Вражеский труп навалился сверху, придавив к земле, как тяжелый грязный мешок. Не спеша сбрасывать с себя всё ещё вздрагивающее тело, Шмель так и остался лежать.

Неужели пронесло?

Внизу, среди трупов и слабо шевелящихся раненых, ничего не разглядишь. И потому некоторое время было непонятно, что происходит. Не раздавили, не наступил ящер когтистой лапой – и то славно.

Так как зрение в сложившейся ситуации оказалось бесполезным, оставалось обратиться к слуху. И судя по звукам, ситуация на поле боя менялась, начали происходить некие новые удивительные события. Шмель расслышал радостные возгласы уцелевших партизан, будто они заметили что-то хорошее. Минутой позже в воздухе разлился низкий гул боевого рога. Не охотничьего, которым пользовался батька Кабай, а звучавшего в другой тональности – армейского. Потом донёсся шум сотен копыт, и в следующий миг – грохот нового столкновения, звон стали и треск ломающегося дерева. Заглушая прочие звуки, над поляной прокатился, даря надежду, громогласный боевой клич имперских солдат. Среди общего шума слышались какие-то команды, испуганный рёв и визги дикарей.

Имперские регулярные части? Чуть ли не в последний миг подоспели… Шмель, страдавший заниженной самооценкой в юности, всё сильнее начинал верить в собственную удачу. Не беда, что слегка трусоват. Есть голова на плечах, какой-никакой авторитет, есть ангел-хранитель, берегущий от опасностей – с таким раскладом можно совсем иначе строить жизнь, не зацикливаясь на деревенском быте.

Грохот, лязг, шум и гам – неожиданно всё стихло. Нет, нельзя сказать, что над поляной повисла тишина – это было что-то другое. Словно уши заложило. Как будто нырнул и сидишь под водой, или как будто ударили по башке доской и теперь звенит в ушах. Испугавшись, не оглох ли, Шмель дотянулся пальцем и поковырял в ухе. Вроде всё хорошо – ухо на месте, кровь не течет. Но звуки сражения действительно стихли. Приступ недавней паники отступил снова, вера в себя помаленьку возвращалась. Потому Шмель сбросил, наконец, навалившийся сверху труп, и попытался подняться на ноги. Со второй попытки это удалось. Убедившись, что рядом нет врагов, парень осторожно встал и, пошатываясь, принялся озираться вокруг.

Судя по всему, партизан уцелело не много – меньше половины. Дикарей и того меньше – подоспевшие всадники в форме имперских гвардейцев изрядно сократили их численность. Тем не менее, выживших оставалась ещё достаточно много, чтобы битва продолжалась. Но по какой-то неведомой причине она прекратилась. Лошади и ящерицы замерли, впали в ступор и не смели сделать шаг, лишь беспомощно трясли головами. Сброшенные со спин наездники ползали на четвереньках, побросав оружие, тыкались друг в друга, словно слепые котята. Многие стонали или невнятно бормотали, зажимая руками уши. Совсем недавно похожее случилось с Томшей, который попытался войти в чёрный шатёр. Вот значит, в чём дело…

Шмель перевёл взгляд в сторону гигантской платформы. Показалось, что границы шатра слегка плывут, а полог дрожит, но, возможно, просто излишне разыгралось воображение. Приставная лестница, спущенная Томшей, всё ещё оставалась на месте.

– Шмелек, ты как? – вопрос застал врасплох, заставив вздрогнуть. Рядом стоял поистрепавшийся Бориш с огромным фингалом в половину заплывшего лица. Сосед находился в двух шагах, а его голос звучал словно бы издалека, из-за стены.

– С ушами что-то… – прохрипел в ответ Шмель, – и голова болит…

– Остальным ещё хуже, – почти невозмутимо кивнул Бориш. – Я что подумал…

Странный парень этот Бориш. Вечно рассуждает, предполагает, умничает и занудничает. Даже в таком месте, в такое время и в таком состоянии. Впрочем, а кто из штыряковцев не странный? Он сам, Шмель, разве не странный? Или Мишек, который окончательно сбрендил? Или одержимая войной Клюша? Вон она, кстати, тоже не упала, а хромая и опираясь на копье, идёт сюда.

– … потому у штыряковцев имеется защита от этой силы, – закончил Бориш фразу, начало которой Шмель пропустил мимо ушей. – Из-за этого альбинос приказывал огров шиш выкорчевать. И свой храм в деревне ставил, взращивал в яме какую-то гадину.

– Напрасно не сожгли, значит, – буркнул Шмель. – Я б сжёг. И Чапчика бы повесил. Жаль, что начальство иначе решило.

– Я о другом, – отмахнулся Бориш, – посмотри, кто на ногах остался. Видишь?

Сильно похудевший за последние месяцы толстяк обвел рукой раскинувшееся перед ними поле боя. Там и тут бродили по нему знакомые люди – все без исключения земляки, соседи-штыряковцы. Единственные, на кого магия засевшей в шатре твари не действовала в полную силу.

Приблизилась Клюша, смерила угрюмым взглядом, молча кивнула и, не останавливаясь, побрела дальше, в сторону возвышавшейся над всеми платформы. Шмель с Боришем переглянулись – и поняли друг друга без слов. Встряхнувшись, Бориш осторожно потрогал припухшее лицо и пошёл за Клюшей. Шмель, нагнувшись, подхватил с земли чужое копьё и двинул следом.

Подтянулись остальные штыряковцы. Собравшись вместе, сообща обсудили план действий. В шатёр решили не входить. Любопытно, конечно, заглянуть в глаза твари, принесшей всем столько бед. Но не факт, что у неё вообще есть глаза. Да и толку? К совести что ли взывать? А учитывая силу, с которой она тут всех положила, эту вот магию, от которой башка трещит, то лучше не рисковать.

Потому попросту забросали шатер кипами сена – неподалёку его нашёлся целый воз, дикари волов кормили. Добавили лесного валежника, заложили платформу и шатёр до самого верха – получилось знатно. И, помолясь священным звёздам, подожгли разом со всех сторон.

Погода сегодня стояла сухая – вспыхнуло за секунду. Налетевший ветерок раздул пламя – и вот оно, уже окрепнув, пахнуло жаром, загудело устрашающе, поднимаясь вверх выше самого шатра. Поначалу дыма почти не было – настолько сухим оказалось топливо. Позже, когда запылала черная ткань и каркас, непонятно из чего сделанный, воздух наполнился вонью паленого мяса и костей. Минутой позже перегоревший каркас шатра обвалился внутрь. Черный дым столбом устремился в небо.

Штыряковцы ждали криков прятавшегося внутри существа. Страшных или жалобных, хоть каких-нибудь. Эти звуки наверняка вызывали бы не жалость, а торжество и злую радость. Но, к всеобщей досаде, чудовище умирало безмолвно.

Внезапно пламя затрещало, посыпались искры, словно горело не живое существо, а взрывались в костре личинки огневиков. Пламя сменило цвет, став каким-то зеленоватым. И тогда, именно в этот момент, по мозгам ударило гораздо сильнее, чем прежде.

Кто-то из штыряковцев упал без сознания и вообще не двигался. Другие опустились на колени, сжались, закрывая руками головы. Что уж говорить об остальных людях, по которым магия изначально ударила сильнее. Они умирали. Выгибаясь всем телом, мучительно корчась, широко открывая рты как задыхающиеся на берегу рыбины. Все без разбора – и партизаны, и подоспевшие им на помощь имперские гвардейцы, и карлики-южане. Даже кони, даже ящерицы. Невидимая смертоносная волна не щадила никого.

Никого, кроме штыряковцев, которым тоже приходилось несладко, но пока ещё удавалось сопротивляться.

Голова кружилась, бешено колотилось сердце. Шмеля вытошнило чем-то кислым. Не сумев сохранять равновесие, он опустился на землю, упёрся руками, чтоб не завалиться лицом в грязное месиво. Стоя на четвереньках, мутным взором наблюдал за творившимся вокруг кошмаром. Видел, как страшно гибли люди. Кожа лохмотьями сползала вниз, обнажая плоть и кости, лопались глаза, трещали суставы и скукоживались конечности. Темная жижа, вперемешку с мозгами, вытекала из ушей и пустых глазниц.

Ручейки крови из уже неподвижных изуродованных трупов собирались в общие потоки и, словно живя собственной жизнью, устремлялись в сторону пылающего шатра. По пути, однако, замедлялись, не успевая добраться, поддержать укрывавшегося внутри монстра – начинали пузыриться. Кровавая река кипела, вывариваясь, уходила вверх зловонными испарениями. Казалось, Ад пришел на землю, разверзся перед очами выживших.

Воздух, пропитавшийся свежей кровью, теперь переполнился запахом горелой плоти и разлагающегося мяса. Стонов и криков агонии становилось всё меньше. Трупы валялись повсюду в неестественных позах, словно марионетки, которым обрезали нити.

Минут за десять шатёр выгорел вместе с содержимым, не осталось и следа. Насквозь прогорели и толстые доски платформы, настил провалился. Бесформенная куча медленно тлела на земле.

Боль постепенно отпускала, сознание прояснялось.

Шмель потряс головой – тяжесть ушла, стало даже легче, чем было все последние дни. Лица земляков тоже светлели – приходило понимание, что всё наконец-то закончилось.

Непонятно было лишь, что делать дальше, куда податься, чем заняться. Вряд ли после всего пережитого люди смогут вернуться домой, чтобы снова копаться в огородах и выращивать скот. Создавать семьи, рожать и воспитывать детей? Сложно решиться на такое, потеряв столько самых близких, самых молодых. Половины штыряковцев, если не больше, уже нет в живых.

Такие мысли бродили в некоторых головах. А в иных не осталось и этого, лишь пустота и безразличие.

Жалкая кучка истрёпанных понурых людей молча стояла посреди поляны, густо усеянной сотнями трупов.