Текст книги "Голос Лема"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Яцек Дукай,Роберт Вегнер,Рафал Косик,Януш Цыран,Кшиштоф Пискорский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

До рассвета он смотрел, как она спит. Считал веснушки на ее плечах. И вслушивался, не раздастся ли из кухонного радио очередной убийственно-извращенный приказ.

Не раздался. Лишь полицейские сирены выли вдали, аккомпанируя встающему над Заливом солнцу.

Дом в Игровом Городе.

Прощание

Это было хорошее утро, несмотря ни на что.

Сперва они отправились за газетами – улицей, пропахшей июлем. Завтрак, который он приготовил, ели неспешно и долго, слушая радио и смеющихся за окном детей. Кто-то пришел к Ричу, но он даже не встал из-за стола, а Кейт не пустила гостя. Это снова было ее царство.

Ночное Кухонное Происшествие осталось далеко. (Так он мысленно его называл; знал, что если вернется к прозе – теперь, когда Кейт снова здесь, кто знает – если вернется к писанию, это был бы хороший фрагмент.) НКП казалось настолько далеким – физически. Вероятно, оно принадлежало лишь Миру Без Кейт и было его последней, предсмертной дрожью. Как последний спазм умирающего марсианского оккупанта, прямо из рассказов, над которыми Рич так любил подшучивать в присутствии своих все менее многочисленных знакомых.

После завтрака Кейт едва его не прикончила.

– Гляди, – сказала, когда он сидел за кухонным столом над «Сан-Франциско кроникл». Как исключение, он начал не с некрологов, так как опубликовали очередное письмо от Зодиака. Впрочем, получалось то же самое.

– Да? – Он не поднял головы.

Она стояла где-то за его спиной.

– Ну погляди.

Он услышал, что Кейт улыбается. Повернулся и едва не помер от страха.

Она стояла на пороге, сияющая. С электрической дрелью в руках.

Обошлись без сцен; ночь, проведенная вместе, прибавила ему сил.

Кейт одолжила дрель у сестры, зная, что она может пригодиться. Думала, Рич обрадуется. Нет, ну ясно – обрадовался. В конце концов. И не рассказал о НКП.

Когда она сказала, что должна съездить за остальными вещами и будет только вечером, он долго ее обнимал. Черпал из того, что было между ними, заряжал батареи. Ему нужна была ее любовь и его любовь к ней. Может даже больше, чем

(дрель)

таблетки.

Она отступила, когда он о них подумал. Кейт всегда знала. Они все знали.

– Нам нужно поговорить, – сказала она.

Он подумал, что у его жены – глаза Афины, богини-воительницы.

– Когда я вернусь.

– Я знаю.

Притянул Кейт к себе (она едва могла его обхватить – любили это оба) и долго вдыхал запах ее волос. Те пахли шампунем и яичницей.

Махнул ей в кухонное окно, когда она отъезжала. Чудесный летний день в Игровом Городе: везде освещенные солнцем пятна ясности – зеленые и голубые.

Когда ее «хеви» исчез за углом, Рич закрыл окно, опустил жалюзи и открыл холодильник.

Дом в Игровом Городе.

Визит агентов

В тот же день, сразу пополудни: расслабленный Рич лежал на тахте в затененном зале и слушал Вагнера. Когда раздался стук в дверь, он сразу понял: что-то не так. Это был странный стук, произведенный кем-то уверенным в себе и одновременно скучающим.

Он открыл дверь и вздохнул.

Они всегда приходят вдвоем. Волосы консервативно зачесаны назад, темные костюмы, документы в мелких ручонках.

– Господин Ричард (***)?

– Да.

– Агент Слаттери, это агент Хамм. Позволите?

Рич пожал плечами и впустил их в зал. Они расселись на тахте, под вентилятором. За ними – только стена. Агент Слаттери скорчил странную мину, будто не мог решить, какая из частей его тела болит и почему.

– Фасоль и цыпленок, – сказал Рич.

– Прошу прощения?

– Этот запах. Он от обеда. Я ел фасоль.

Они переглянулись, не понимая, шутит ли он. Это добавило ему уверенности.

– Воды?

– А пиво у вас есть? – спросил Слаттери.

У него были ласковые глаза, гладкий лоб и густая седая шевелюра. Под пятьдесят, но Ричу он напоминал молодого кондора, которому охота повыделываться.

– Нет.

– Тогда вода будет – супер.

Рич налил им из-под крана и уселся в кресле. Агент Слаттери выпил сразу весь стакан.

Агент Хамм был младше – под сороковник. Кивнув, поблагодарил за воду и вернулся к созерцанию покрывала. Слегка улыбался, а его брови выгибались дугой: годами тренированная разновидность скучающего, но доброжелательного недоверия.

– ФБР, – начал Рич.

Агент Слаттери просиял и энергично закивал, словно услышав похвалу, от которой безумно возгордился. Наверняка так и было.

– ФБР, – повторил Рич. – Ваши коллеги, ходившие за мной во времена Маккарти, выглядели ровнехонько как вы.

Они переглянулись, будто не помнили, во что одеты.

– Что ж… – Слаттери пожал плечами.

– Когда-то у меня была девушка, а у нее был парень, – сказал Рич. – Парень из наркоотдела. Носил длинные волосы и всегда был одет в классные рубахи. Пальмы и все такое.

– Яркие рубахи с пальмами, – размечтался Слаттери. – Или со змеями. Или с ящерицами. Агент Хамм, почему мы в таких не ходим?

– Потому что тогда не могли бы прятать оружие, – подсказал Рич.

– Вы удивились бы, – обрадовался Слаттери.

– Чем могу помочь? – спросил Рич.

– Речь идет о письмах.

– О письмах? – Чтобы нервно не улыбнуться, Рич напряг всю силу воли.

– Ваши письма, господин Ричард. Отправленные в Бюро, – усевшийся поудобнее Саттери смотрел куда-то за окно.

– Вы проверили эти рекламы «ситроена»?

– Прошу прощения?

– Телевизионная реклама французских автомобилей. «Ситроен», «пежо».

– Продолжайте.

– Они содержат скрытые антиамериканские инвективы. Это закамуфлированная атака на нашу религию. И на общество. Аудиовизуальная технология служит для воссоздания определенных образов, что расшатывают базовые основы нашей культуры. Они желают таким образом ослабить страну, – Рич склонился в сторону агентов. Те переглянулись, но продолжали слушать. – Некоторые рекламы спроектированы так, чтобы рисунок креста вызывал у зрителей негативные физиологические реакции. И я почти уверен, что они пытаются рекламой стимулировать некоторые группы людей к изменению их отношения к абортам. Это некая сложная марксистская технология: приказ скрыт во внешне нейтральных образах и звуках. Супертехногенная война символами. Сразу эффект может оказаться незаметным, но происходит аккумуляция, и отпечаток останется на всем обществе. Непосредственное влияние – уменьшение популяции. Опосредованное влияние – изменение актуальных самоидентификаций. Я понял это случайно, когда… Понял в момент изнурительного страдания и одновременно интенсивной концентрации, – Рич поерзал в кресле: оно отчаянно заскрипело. – Хотя, несомненно, сами машины прекрасны. «Ситроены». Верткие, быстрые.

Агент Слаттери взял в руку пустой стакан. Скучающее, но доброжелательное недоверие агента Хамма словно возросло.

– Супертехногенная война символов, – отозвался Слаттери.

– Символами.

– Прошу прощения?

– Более удачным термином является «супертехногенная война символами», – ответил Рич.

Слаттери медленно поставил стакан на столик. На то самое место, куда ставил его раньше: прикрыл влажный круглый след.

– Господин Ричард, – начал Слаттери, – когда вы отослали в Бюро это письмо о рекламе?

– Я не отсылал.

Слаттери долго смотрел ему в глаза.

– Тогда откуда мы могли узнать о его содержании?

– Вы просматриваете письма, когда я выезжаю с женой к ее сестре.

Слаттери отвел взгляд первым. Улыбка агента сделалась шире.

– Мы пришли сюда говорить не о машинах, – прервал их Хамм.

У него был низкий голос, говорил он тихо и вежливо. Рич вздрогнул и задумался, не голос ли это из Ночного Кухонного Происшествия. Пришел к выводу, что нет. Агент Хамм понравился бы Кейт, наверняка.

– Я бы не стал это недооценивать, – ответил Рич.

– Никто и не собирается этого делать, – соглашается Слаттери.

– А о чем вы пришли поговорить?

– О Станиславе Леме, – сказал агент Хамм. Фамилия долго отражалась эхом в тишине зала. Рич откашлялся и поерзал в кресле.

– Мы хотели бы узнать, – сказал агент Хамм, – на чем вы основывали свои выводы в момент составления письма, которое доставили к нам месяц назад.

– Это интуиция, – ответил Рич. – Внимательное прочтение произведений, подписанных этой фамилией. Бдительность. И знакомство с их методами.

– С их методами?

– Коммунистических функционеров, рожденных за Железным занавесом.

– Это… все?

– Все. Плюс переписка.

Агенты переглянулись.

– Переписка?

– Я обменялся с Лемом несколькими письмами. И быстро разобрался в его неявных намерениях. То есть в неявных намерениях адресантов. Причиной всему – значительные стилистические расхождения в отдельных письмах. И в книгах – они там явно выходили за границы отличий, вызванных переводами. Плюс внушение, чтобы я поддержал растущее влияние Роттенштайнера и Сувина в нашей среде, ради известной цели.

Молчаливый вопрос, посланный Хамму от Слаттери. Короткий кивок в ответ. Рич проигнорировал это, продолжил:

– Плюс выводы, которые я сделал из переписки с коллегами по перу и из информации о новейших решениях, принятых руководством Science Fiction of America.

– И вы решили, что Станислава Лема не существует?

– Наоборот, – ответил Рич. – Станислав Лем существует. Это конспиративное название активной партийной ячейки из-за Железного занавеса, которая проводит все более удачную диверсионную деятельность, направленную против культурных основ Соединенных Штатов Америки.

И тогда зазвонил телефон. Рич извинился, перешел на кухню и взял трубку.

– Привет, Дороти, – поздоровался. – Да. У меня гости. Агенты ФБР. Да, снова.

Улыбнулся им, сидящим в полумраке по ту сторону длинного зала.

Слаттери ему помахал.

– Нет-нет, – Рич развернулся к ним спиной. – Я могу говорить.

Пятнадцатью минутами позже он положил трубку. В горле пересохло, он вынул из шкафчика новый стакан, но замер на половине движения. Был почти уверен, что кран окажется справа от шкафчика.

А он был слева. И немой очевидной неподвижностью свидетельствовал, что пребывал так всегда.

Снова это впечатление. Почти уверен. Сердце Рича забилось сильнее.

Миллиарды миров, тут, рядом, как космические телевизионные проекции о каждом из них. Порой различаются минимально, всего одним кадром фильма. Миллиарды миров.

Он пожал плечами (сдержал непроизвольное движение к холодильнику) и налил себе воды, после чего вернулся в зал.

Слаттери все еще сидел на тахте. Хамм стоял у окна, осматривая сквозь жалюзи улицу.

– Я прошу прощения, – сказал Рич. – И так уложился быстро.

– Жена?

– Нет, мама.

Хамм повернулся к нему, но не стал садиться. Рич почувствовал его одеколон: кедровое дерево и что-то еще, куда менее утонченное.

– Господин Ричард, – начал он. Нарочито держал руки в карманах и слегка покачивался вперед-назад. – Есть ли что-либо еще, что вы должны рассказать нам о Станиславе Леме?

Рич поднял ладонь к грудной клетке. Зарылся пальцами в густой седой ковер, вылезающий из-под расстегнутой рубахи.

– Нет, агент Хамм. Больше ничего.

– Хорошо, – Слаттери хлопнул ладонями по бедрам, встал.

– Есть ли что-нибудь, о чем стоило бы знать мне? – спросил Рич, не двигаясь с кресла. – Почему вы пришли именно сегодня?

Теперь они стояли над ним.

– Ничего особенного, – ответил Хамм.

Слаттери снова глядел в окно, куда-то далеко, своим кондоровым взглядом.

Рич наконец встал, провел их к дверям. Они быстро простились и вышли.

Пройдя на кухню, он услышал их разговор на подъездной дорожке.

Голос Слаттери: Есть еще та жевательная резинка?

Голос Хамма: Да.

Голос Слаттери: Дай.

Голос Хамма: А книжка?

Голос Слаттери: В машине.

Голос Хамма: Попросишь автограф?

Через мгновение тишины удаляющийся голос Слаттери: Не знаю.

Самая длинная минута в мире. Потом следующая. Потом звук заводимого мотора. Когда он отважился выглянуть в окно, увидел, как они уезжают по улице.

Улицы Игрового Города.

Похищение

Полторы горсти таблеток спустя начало смеркаться, а Кейт все еще не было. Рич раз десять прокрутил в мыслях тот разговор, после чего позвонил свояченице.

Сестра Кейт сказала ему:

– Кейт у нас немного задержалась. Из-за этого выехала только что.

Тон голоса сестры Кейт говорил: «Чтоб ты сдох, кретин, и дал наконец покой бедной девушке».

Рич поблагодарил и пожелал хорошего вечера.

Взаимно.

Чтоб ты сдох быстро и болезненно.

Отложив трубку, он что-то беспокойно пробормотал себе под нос. Не нужно обращать внимания на свояченицу, но перестать это делать он не мог.

Посмотрел в окно на электрическое сияние улицы. Кейт едва выехала от сестры. Вернется – если все пойдет хорошо – около часа ночи. Рич решил сделать ей сюрприз. Он купит рыбы и овощей в магазинчике у пляжа и приготовит ужин.

«Прекрасная мысль!» – ладони хлопнули сами по себе.

Он снарядился: таблетки, молочный коктейль, свежая рубаха. И в путь.

Когда вышел из дома и сунул ключ в замок, почувствовал на затылке теплое дуновение. Рич медленно повернулся и увидел автомобиль на другой стороне улицы. «Линкольн» темного цвета, припаркованный под мертвым фонарем. В нем кто-то сидел. Кажется.

Рич вернулся в Дом, к кухне, к холодильнику. Проглотил еще таблеток. Подождал, пока успокоится. Когда вышел наружу, «линкольна» не было. Он глубоко вздохнул, двинулся в путь.

Он не любил выходить в сумерках, особенно один. Но сегодня все было иначе. Он шел улицами Игрового Города и чувствовал себя настолько же хорошо, как и проходившие мимо люди. Ощущал себя так же игриво. Кейт уже едет к нему. Они съедят ужин, выпьют хорошего вина, будут говорить до рассвета. Может, даже займутся любовью – поскольку, вероятно, он будет в настроении и в форме.

Рич шел и в очередной раз влюблялся в этот город. Маленькие коробочки из песенки Мальвины Рейнольдс быстро сменились плотной деревянной застройкой: магазинчики, кафешки, снова магазинчики. Бары, овощные лавки, бутики со смешным барахлом, отнорки, полные винила и книг (он улыбнулся баллончику со спреем на обложке романа, выставленного на одной из витрин), бары, бары. Вечером прошел легкий дождик, и теперь улицы пахли городской моросью – запахи влажного, пыльного асфальта и мокрых досок перебивали смрад гниющего мусора, жирного картофеля фри и дешевых гамбургеров. Но лишь отчасти, а потому Рич все еще чувствовал, что он дома, здесь, посреди веселой, болтливой толпы.

Он шел в любимый магазинчик (недалеко, в сторону сквера, в сторону большой воды, всего несколько кварталов), влюбленный в парней и девушек, мимо которых проходил. Совершенно не боялся собак: мимо него пробежали уже несколько – больших и маленьких, на поводке и свободных, – и он ни разу не почувствовал, что должен быть с ними настороже. И все сильнее чувствовался запах океана, скорее кожей, чем носом. Близость океана была как легчайший массаж прохладными ладонями.

Магазин в это время походил на желудок огромного кашалота, охотившегося в пучине вод: набившего брюхо беспорядочно болтающимся, полупереваренным обществом. Рич добросовестно отстоял очередь к кассе, заплатил и, отходя, подмигнул молодому кассиру. Парень не отреагировал, выглядел словно андроид, запрограммированный на перестановку товаров и прием денег.

Снаружи Рича уже ждали: июльская ночь – теплая и бодрящая одновременно, приязненная. И она.

– Привет, Рич, – сказала она, опираясь о раскрытую дверь темно-зеленого «линкольна».

Он остановился посреди тротуара. Склонил голову к плечу, поджал губы. Почесал бы себе подбородок, но обе руки были заняты пакетами со жрачкой. Он интенсивно размышлял.

Ей было лет двадцать, с красивым загаром и волосами неопределенного цвета: длинная челка, немодная – если телезавтраки не врали, – как минимум с весны, почти доходящая до ее поразительно светлых небесно-голубых глаз. Худая или со спортивной фигурой? Черная блуза без рукавов и бретелек держалась на резинке, шедшей поверх маленькой груди. Нижнюю часть тела скрывала длинная юбка, красочные цветы реяли по ветру, гоняя вокруг запах океана. Голые худые плечи девушки были цвета каштанов, который он запомнил после поездки в Канаду.

Худая или со спортивной фигурой? В ее возрасте это все еще синонимы.

– Я тебе помогу, – сказала девушка.

Улыбнулась широкой, ослепительной улыбкой девушки-с-пляжа. «Как июльская ночь, – подумал Рич. – Свежая, бодрящая».

– Да? – спросил он после паузы.

– Да. Мы незнакомы. Никогда не встречались.

У нее был забавный, мягкий акцент. Итальянский?

– Знаю, – ответил он. – Я бы запомнил.

Нет, эти небесно-голубые глаза. Француженка.

– Врешь, – сказала она и оценивающе прищурилась. – Я слыхала, что ты тот еще прощелыга.

Он хотел пожать плечами. Получилось жалостливо, пакеты зашелестели и заколыхались. Менял ли он рубаху перед выходом? Только вздохнул.

– Меня зовут Татьяна.

– Рад с тобой познакомиться, Татьяна. Полагаю, это совсем не французское имя. Хотя и красивое.

Она рассмеялась, проигнорировав его замечание. В тот момент он и должен был догадаться.

– И я – твоя фанатка.

Он снова вздохнул.

Да, точно, рубаху – менял.

– Я увидела тебя в магазине и подождала, пока ты выйдешь.

Рич помнил ее машину, знал, что Татьяна врет. Пожалуй, ему это даже импонировало.

– Немного… – начала она снова, но замолчала, в ожидании, пока целый взвод наглых молокососов их не минует. Поглядела по сторонам, точно собиралась выдать секрет. – …Мне немного стыдно, поэтому я прошу раз и быстро. Я хотела бы поехать с тобой на пляж.

– Поехать на пляж, – произнес он после долгой паузы.

– И поговорить о твоих книгах. Знаю, это несколько глупо. И наверняка нагло. Но это мой единственный шанс. Потому что завтра я уезжаю.

Рич прищурился. Это было так абсурдно. Но – было.

Он провел молниеносную внутреннюю войну. Ему даже горячо сделалось.

– У меня в этих пакетах рыба, – объяснил. – Для ужина с женой. Она пропадет.

Он это сказал! Теперь попрощается, девушка уедет прочь, а он поплетется в Дом.

– У меня в машине есть переносной холодильник, – ответила Татьяна. – Вынем из него «Будвайзер» и положим рыбу. Всего-то на полчаса. Не отказывай мне.

Июльская ночь, каштаны.

Когда он загружался в темно-зеленый «линкольн», почувствовал, что внутри пахнет мужчиной: одеколоном и виски.

Игровой пляж.

Товарищ Дмитрий

Рич не хотел признаваться, но он был немного разочарован – Татьяна привезла его туда, где было полно людей. Они оставили автомобиль на почти полном паркинге, взяли упаковку «Будвайзера» и сошли на пляж. Уселись подальше от океана, чей шум почти забивали отдыхающие.

Девушка открыла пиво и подала ему банку. Вторую открыла для себя.

Первый глоток всегда лучший. Рич представил себе, что кроме «Буда» он почувствует и вкус пальцев Татьяны.

Они пили и смотрели вдаль. Глядели на большую воду и людей, которые отталкивались один от другого, словно веселые подвижные атомы. Черный прибой нес холод.

Подул ветер, и волосы Татьяны приласкали его лицо. Он взглянул на нее внимательнее. И тогда она начала говорить.

Сперва какие-то несущественные истории, которые он тотчас позабыл. А когда перешла к его книгам, Рич начал вслушиваться.

Она говорил о том, насколько ее растрогал роман о телевизионной знаменитости, вытолкнутой за рамки осознания мира. Что женские персонажи у него получились фантастическими, и что она отождествляла себя с каждым из них, в том числе с трагическими (смешно произносила их имена). О беспокойстве, вызванном романом об оккупированных Штатах и о его преисполненных отчаянием героев. О мирах, которые растворяются вокруг большей части персонажей его историй. Смутилась, рассказывая, что она симпатизировала андроидам, которые мучили паука. Спросила Рича об эмпатическом тесте – откуда взялась идея насчет фильтра, селекционирующего человечество.

Рич слушал, зная, что она не замечает ключевых тем, но не прерывал ее, поскольку девушка была искренней и по-настоящему заинтересованной. И отвечал, дрейфуя в очередной дигрессии.

Он был спокоен и счастлив. Делал вид перед самим собой, что это совершенно не подозрительно: девушка ниоткуда и уже завтра исчезнет.

Что ж, говорил он: ей, океану, самому себе. Устраивался на холодеющем песке, и было ему хорошо.

Прервался, почувствовав, что Татьяна задрожала.

Она уперлась подбородком в колени, подтянутые к груди, обняла ноги худыми руками, загоревшая кожа подходила к хлопковым цветкам, пригашенным ночью. Всматривалась в свою нежную ладонь.

Миг спустя – улыбнулась ему.

– Холодно? – спросил он.

– Нормально.

– Татьяна.

– Да?

– Кто ты такая?

– Твоя фанатка, – рассмеялась она и швырнула пустую банку подальше от себя.

– Нет, – он покачал головой. Ощущал, как она напряжена. Теперь ее глаза цветом напоминали верньеры его стерео. – Это слишком идеально. Ты – просто мечта о фанатке. Ты существуешь лишь в моей голове.

Она посмотрела на Рича, печально улыбаясь своим тайнам.

– Кейт, – сказал он ей. – Я должен возвращаться к Татьяне.

– Хм.

– Что?

– Кажется, ты хотел сказать обратное.

– Не жалей меня, – сказал он.

– Я тебе удивляюсь, – ответила она удивительно ласково. Но напряжение не исчезло.

Чем больше он на нее смотрел, тем больше ее молодое спокойное лицо растворялось в теплой пастели. Огни сквера моргали поодаль, за ней – но сильно, по-настоящему.

Он подумал о жене. Закрыл глаза и снова завтракал рядом с ней. В скольких космических телевизионных проекциях они съели его в то утро вместе? В бесконечно многих, настолько тот завтрак был явным и добрым. Они могли выглядеть иначе, иметь другие имена, иное прошлое и будущее. Но он был всегда: явный и добрый.

Снова почувствовал на лице волосы Татьяны. Взглянул на нее, на ее худые плечи и блузку, которая неуверенно держалась на маленькой груди.

– О чем ты думаешь? – спросила девушка.

– Хочу дернуть за блузку. Знаешь, проверить, упадет ли она.

– Знаю, – вздохнула она. – У меня тоже появляется такое желание, если увижу одетых так девушек.

Он тяжело вздохнул.

– Татьяна?

– Да?

– Я должен попасть домой. Отвези меня в Дом.

И тогда Рич почувствовал, что за ними кто-то есть. Повернулись оба.

Он стоял чуть поодаль, в нескольких метрах. Маленький человечек, одетый в странно пошитый костюм, отражавший огни Игрового Города. На пару лет старше Рича. Гладенько выбритый и бледный. Выглядел чуток как агент ФБР, но одновременно – по едва уловимым причинам – совершенно иначе.

– Добрый вечер, Ричард, – поздоровался он, а Рич едва совладал с неосознанным желанием броситься наутек. У типчика был акцент, как у агента КГБ в фильмах о Джеймсе Бонде. – My name is Dmitrij. How are you?

– Пошел на хер, коммуняка, – пробурчал он и испугался своей глупости.

Русского словно током ударило. Только спустя миг Рич понял, что это была улыбка. И тогда он испугался по-настоящему.

– Мы отвезем тебя домой, – заявил Дмитрий. – И это дело государственного значения. Так говорят, верно?

– Отвезем? – Рич взглянул на Татьяну.

Девушка встала с песка. Ей пришлось придерживать юбку, чтобы та не била его по лицу.

– Сука, – сказал Рич и медленно встал.

Он был на голову выше русского агента. Сейчас подскочит, ухерачит его по маленькой черепушке и рванет в сторону сквера. Тридцать, может сорок, метров. Сердце уже разогналось, готовясь к усилию. Он сумеет. Тридцать, может сорок метров. Если только его не хватит удар.

– Ричард, – сказал Дмитрий. – Без глупостей. Твоей жене еще ехать несколько десятков километров. Будет глупо, если вы не увидитесь этой ночью.

Большая Тень опрокинула на голову Рича тяжелейшие из звезд, все одновременно.

– Вот сука, – повторил Рич и поплелся в сторону паркинга, где они оставили «линкольн».

Игровой Город.

В зеленой машине

Ехали они втроем, Дмитрий был за рулем, Рич сидел позади, один, надутый как обиженный ребенок.

– Осталось еще какое-нибудь пиво?

– Погоди-ка. Одно. Но теплое. Хочешь?

– Хочу.

– Вы, американцы…

– Ну что?

– Ничего.

– Что ты радуешься? И куда вы меня заберете?

– Я уже говорил. К тебе домой.

– Врешь.

– Не вру.

– Врешь.

– Как пожелаешь.

– Он не врет, Рич.

– Хм.

– Что?

– Так зачем был пляж?

– Я действительно хотела поговорить о книгах. И – видишь…

– Возьми…

– …поговорили мы…

– …пошли на хер.

– Я…

– Ей пришлось немного тебя задержать.

– Пошел на хер.

– Пока все не приготовим. Ты бы помешал и наделал бы шума. А мы спешим.

– Спешим?

– Мы должны успеть до рассвета.

– С чем? Пока не будет готово что? Отвечай. Что будет готово?

– Ты увидишь, Рич.

– Пошел на хер.

– Как скажешь.

– Я вам не верю. Зачем ты мне это говоришь? Это было слишком рискованно. А если бы я не согласился? Там, возле магазина. Вы бы меня выкрали? Дали бы по голове и кинули в багажник?

– Таких больших багажников нет.

– Я мог бы не согласиться пойти на пляж.

– Не мог.

– Мог.

– Без шуток. Мы знали, что ты согласишься.

– Да, сука, вы знали.

– Конечно.

– Ясно… Эй. Слушай, разблокируй окно.

– Я же говорил: без шуток.

– Хочу выкинуть пиво. Оно и правда скверное.

– Дай ей, она выкинет.

– Дай мне.

– Прекрасно.

– Вы меня убьете.

– Рич.

– Убьете меня. Я вижу, как ты нервничаешь.

– Мужик. Захоти мы, захерачили бы тебя сразу после твоего разговора с сестрой жены. Зная, что у нас будет достаточно времени.

– Ты себя хорошо чувствуешь, Рич?

– Что?

– Ты себя хорошо чувствуешь?

– Да. Фантастически. Иисусе, ну ты и калека.

– Что?

– Словно калека. Ты водишь, словно калека.

– Это из-за автомата.

– Ага. Ясно.

– Ну. Мы на месте.

– Что оно такое?

– Страховка.

– Зачем это, Татьяна?

– На всякий случай.

– Я выйду, а ты выстрелишь мне в спину и уедешь.

– Хватит торговаться. Пошел на хрен из машины. Все. Пошел на хрен, говорю. Хорошо. А теперь мы все заходим внутрь.

– Рыба.

– Что?

– Моя рыба. Осталась внутри.

– Сука, да я…

– Я возьму.

– Ок, ок. А теперь – в подвал.

– Куда?!

– В подвал.

– Зачем?

– Не бойся.

– Эй, внутри горит свет.

– И хорошо. Открывай дверь. Только осторожно.

– Что… Но… Эй, кто эти люди? И что за устройство?

– Это SLEM. Soviet Linguistic Emulation Module.

Подвал в Игровом Городе.

SLEM

Рич стоял на пороге, наверху лестницы, смотрел внутрь подвала и не мог поверить. Помещение было полно чужих людей и суперсовременным советским оборудованием.

С десяток техников толклись на тридцати двух квадратных метрах. Большая часть из них миг назад и вправду были чем-то заняты: они стояли, окруженные телевизорами, приемниками, принтерами, магнитофонами, странными электрическими печатными машинками и кипой панелей управления, соединенных друг с другом лишь десятком метров спутанных электрических кабелей. Мужчины, одетые в мятые халаты, прервали работу и взглянули на Рича.

Никто не произнес ни слова. Аппаратура продолжала щелкать, пищать и трещать, мигали лампочки, а сообщения высвечивались на терминалах самых разных форм и размеров. Советское оборудование колонизировало тривиальную американскую повседневность. Стиральная машина, сушилка, ящик для инструментов – все они исчезли под подмигивающим и пикающим электромусором. Кибернетическое вторжение в утробу его Дома.

Долгий миг молчания. Рич таращился на техников. Техники таращились на него, обмениваясь друг с другом многозначительными взглядами. Машины шумели, пикали и скрипели иголками, непрестанно что-то печатая.

Снизу веяло жаром. SLEM вонял мужским потом, бумагой и горячим пластиком. Рич оперся на косяк, чувствуя головокружение. Только теперь он увидел, что стены и потолок подвала плотно выложены материалом, напоминавшим толстую алюминиевую фольгу.

Взгляды техников начали концентрироваться на чуваке, который стоял за самым большим монитором. Человек снял толстые очки, положил их в карман халата на груди и двинулся к лестнице. Он был возраста Рича и еще более заросший: густые патлы плавно переходили в рыжую бороду, спутанную с почти морковными бакенбардами, что заканчивались где-то на уровне ключиц.

– Добрый вечер, – поздоровался рыжий, остановившись у лестницы. У него был странный акцент, но говорил он не как коммуняка. – Прошу вниз. Уже время.

Холодные ручейки пота один за другим текли под рубашкой Рича. Горячие волны плескались внутри него, будто огромная электрическая собака дышала ему прямо в лицо.

Все стояли и смотрели.

Уже время.

Он почувствовал своего рода облегчение. Они его не убьют.

Он повернулся. Дмитрий и Татьяна стояли за его спиной. Он видел, что они нервничают.

Из кухонного окна за ними на него смотрел труп. Лицо – синее и хмурое – висело во тьме подъездной дорожки. Лицо отчего-то знакомое.

– Время, – повторил снизу рыжий техник.

Татьяна сообразила. Повернулась. Но трупного лица в окне уже не было.

Косяк навалился на Рича, но тот сжал его еще сильнее и не дал себя опрокинуть.

Меня не убьют?

Рич пошел вниз, осторожно, ступенька за ступенькой. Странная мысль: он чувствовал себя словно на конвентах. Все смотрели на него, молча и в нервном ожидании. Это были те несколько секунд, когда он находился в центре всех миров.

Подвал раскалился словно ад.

Рич вошел между телевизорами, удлинителями, шнурами и утыканными диодами терминалами. Сколько же его здесь было! SLEM выжрал ему Дом.

Рич случайно наступил на какой-то кабель, и небольшой компьютер возмущенно запищал.

– Прошу прощения, – сказал Рич и отодвинулся.

– Ничего страшного, – ответил шеф техников. Подал ему ладонь, сухую и сильную. – Кароль. Кароль Тихий. Инженер.

Только теперь Рич заметил его татуировки: бледные графитовые шипы (может, зубы, клыки какого-то хищника) выступали из-под густой гривы и пересекали лоб друг подле друга.

– Я понимаю ваше смущение, – Тихий время от времени щурился, раз за разом сосредотачивая взгляд на собеседнике. – Прошу принять мои искренние извинения.

– Хм, – Рич попытался отклеить штанины от бедер. В картонной коробке, лежавшей рядом с кабелем, на который он наступил, были уложены целлофанированные обложки его книг.

– Это мое? – спросил Рич.

– Да. Вернее – нет, мы привезли это с собой.

Рич расстегнул пуговицу рубашки.

– Филипп… – начал Тихий.

– Что? – спросил Рич.

– Что «что»? – удивился Тихий.

– Филипп.

– Я говорил с коллегой, – инженер указал на очкарика, стоявшего возле Рича.

– Я думал, ты оговорился.

– Хватит, – сказала Татьяна. Похоже, громче, чем хотелось.

Ее лицо уже не было молодым и свежим. Казалось, Татьяна ждала чего-то дурного, что произойдет раньше или позже. Похоже, она была значительно старше, чем показалось Ричу.

– Что… – начал Рич, в большей степени себе самому.

Из-за этой жары он не мог толком думать. Ладони потели и тряслись все сильнее.

Что они сделали с его женой? И, добрый Господь, как ее зовут?

Еще одна машина; работала громче, чем остальные, ритмичнее и все быстрее. Точно собиралась взорваться. Его сердце.

Когда он пришел в себя, лицо Кароля Тихого размазалось в бесформенное рыжее пятно. Весь подвал растекался, плыл из-за серебряной фольги на стенах. Замешательство: пот и слезы раздражали глаза.

Рич не мог вдохнуть. Чувствовал, как трясутся у него руки, от опухших пальцев до самых плеч. Так сильно хотел сбежать отсюда, от всех этих людей. Ухреначить максимально далеко, к Кейт, сильной и спокойной. К миру, где ее волосы с утра пахнут шампунем и приготовленным завтраком.