Текст книги "Тибетская книга мертвых (сборник)"

Автор книги: Автор неизвестен Древневосточная литература

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Глава IV

Есть Жнец, чье имя Смерть,

Чей острый серп пожнет

В мгновенье ока спелый колос

И полевых цветов не пощадит.

Г. Лонгфелло. «Жнец и цветы»

Предварительное замечание

Материал первой главы этой антологии нацелен на раскрытие того, как практика медитации смерти выполняется в тибетской традиции и как она соотносится с общей схемой буддийской практики. Вторая глава дает нам обзор диапазона тибетских буддийских традиций, связанных со смертью и умиранием в таких ответвлениях Учения, как хинаяна, махаяна и ваджраяна, охватывая темы от ежедневной медитации смерти до способа тренировки в переносе сознания в момент смерти, отношения к умирающим, приемов обращения с трупом и т. п. Наконец, третья глава представила диалог о назначении, необходимости и функции осознания смерти как стимула духовного развития.

Четвертая глава рассматривает совершенно иной аспект темы: смерть совершенного йогина. Этот сюжет был очень популярен у буддийских авторов в течение столетий, со времен самого Будды. Биографии большинства учителей уделяют значительное внимание обстоятельствам сцены смерти[506]506
  Вся эта сутра посвящена кончине Будды: Махапаринирвана-сутра. Тибетск. mDo-sde-mya-ngan-las-‘das-chen.


[Закрыть].

Как сказано выше, традиция начинается непосредственно со времени Будды. Есть множество ранних индийских описаний жизни и смерти Будды. Среди них две важные работы – это «Лалитавистара-сутра» и «Буддхачарита». Последняя представляет собой короткую поэму I века, основанную на более раннем и пространном прозаическом рассказе. В «Буддхачарите»[507]507
  Прекрасный перевод этого сочинения вышел еще в 1936 году: Acts of the Buddha. Transl. by H. E. Johnson. London, 1936. Однако в этой книге была лишь пространная санскритская часть текста Ашвагхоши. Позднее Г. Э. Джонсон перевел оставшуюся часть на основе тибетских источников (Acta Orientalia, XV. 1937). Следующий перевод на основе первого см.: Conze E. Buddhist Scriptures. London, 1959.


[Закрыть] рассказано, что за три месяца до смерти Будды землю всколыхнуло мощное землетрясение и пронеслась буря. Ученик Будды Ананда спросил его о смысле этих знаков, на что тот ответил: «Это землетрясение указывает, что мне следует пожертвовать оставшимися годами жизни. Считая с сегодняшнего дня, я буду поддерживать свою жизнь еще только три месяца». Через три месяца Будда с учениками пришел в манговую рощу, где к ним приблизился домохозяин по имени Чунда, пригласивший их на трапезу. Будда принял приглашение, но сказал своим ученикам, что только он один будет есть предложенное. После еды он заболел, но настоял, чтобы они прошли до Кушинагара. Здесь он совершил омовение и затем попросил Ананду приготовить ему ложе. «О Ананда, – сказал он своему убитому горем ученику, – пришло время мне уйти с миром. Пойди и скажи об этом Маллам, ибо они будут огорчены, если не станут свидетелями моей кончины».

Когда все собрались, Будда прочел им последнюю проповедь: «Негоже печалиться в час радости… Вы все плачете, но есть ли в самом деле причина для скорби? Нам следует смотреть на подвижника, как на человека, спасшегося из горящего дома… Не имеет значения, здесь я или нет; спасение зависит не от меня, а от практики Дхармы, как излечение зависит не от встречи с врачом, а от принятия лекарства… Пришло мое время, труд мой исполнен… Все преходящее кончается, даже если оно длится целую кальпу. Однажды наступает время расставания. Я совершил все, что мог для себя и других, и оставаться дольше не имеет смысла. Я обучил всех, кого мог обучить. Мое учение просуществует много поколений, потому не горюйте. Знайте, что все живущее подвластно закону непостоянства, и стремитесь к вечной мудрости. Когда свет знания рассеивает неведение, когда увидите, что мир не имеет постоянной сущности, то встретите конец жизни с миром, как излечение от болезни. Все существующее обречено на разрушение. Позаботьтесь о своем спасении. Пришло время моего ухода»[508]508
  Последние слова Будды записаны в двух вариантах (в данной книге они цитируются дважды: во второй главе и здесь). Обе записи не совсем совпадают, но чувство в них общее. Эти два источника: «Лалитавистара-сутра» и «Махапаринирвана-сутра». В первом слова Будды записаны так: «Все вещи преходящи. Трудитесь усердно ради собственного спасения». Второй источник дает гораздо более полный рассказ и более поэтичный.


[Закрыть].

Сказав эти слова, Учитель погрузился в глубокое созерцание и скончался. Земля содрогнулась, как корабль в бурю, гром и молния раскололи небо.

Позднее, когда Маллы попытались кремировать тело Будды, погребальный костер не зажигался, пока не прибыл великий ученик Кашьяпа. Только когда пришел Кашьяпа, костер сам загорелся, хотя рядом никого не было.

Такова история о смерти самого Будды, рассказанная в «Буддхачарите».

Также в «Махапаринирована-сутре» сказано о том, как Будда не раз намекал Ананде, что подвижник может жить столько, сколько захочет. Позже, после того как он объявил о своей предстоящей кончине и Ананда начал плакать, Будда напомнил ему об этих многочисленных случаях, сказав: «Поверь, Ананда, время просьб теперь прошло». Вплоть до своей кончины он продолжал напоминать Ананде, что, если бы тот хоть раз понял эти намеки и попросил его не уходить, он смог бы прожить еще много лет. Поэтому смерть Будды наполнила Ананду скорбью и виной. Тогда было 499 учеников Будды, достигших нирваны, но Ананда все еще не входил в их число, а значит, была не осуществлена желанная цель Будды, чтобы 500 архатов собрались и записали его учение. Говорят, что 499 позвали Ананду и долго упрекали его, напоминая о каждом случае его вины и о том, как он дал Будде умереть, не попросив его жить долго, когда случалась возможность для такой просьбы. Затем они прогнали Ананду из своего круга. Ананда был так огорчен, что убежал в сад и упал в обморок. И тут в один момент он понял намерение Будды и мгновенно достиг нирваны.

Таким образом Будда посвятил свою жизнь ученью и даже смерть свою использовал для того, чтобы вызвать Пробуждение одного из своих учеников, медлительного Ананды. Полный кворум из 500 архатов был достигнут, и Ананда исполнил свое назначение. Энергия вины, которую Будда специально вызвал у него, послужила толчком к его Пробуждению.

Мы имеем примеры мистической смерти, ведущей к Пробуждению других даже при жизни Будды. Царь Бимбисара был главным покровителем Будды, он построил много обителей для монахов и сам стал учеником Будды. После многих лет практики Бимбисара достиг архатства, но его сын Аджаташатру не интересовался религией, и это волновало душу царя, потому что он боялся оставить царство в руках наследника, не любящего религию. Поэтому он позволил злодею Девадатте встречаться со своим сыном, зная, что раз Девадатта ненавидит Будду, то он ненавидит и царя, его покровителя, и внушит Аджаташатру злые мысли. Так и вышло, что наследник составил заговор для убийства собственного отца, но, когда весть о том, что план его осуществился, достигла его, он так преисполнился раскаянием, что прогнал Девадатту от своего двора и стал вести религиозную жизнь, следуя стопам своего отца. Таким путем царь Бимбисара привел своего сына к Дхарме, позволив своей смерти стать самым необычным знаком[509]509
  Этот и многие другие рассказы, относящиеся к жизни Будды, имеются в «Мула-сарвастивада-винае».


[Закрыть].

Эта тема тянется через всю буддийскую литературную историю, сквозь многие столетия. Тибетцам полюбилась эта идея, и мы видим ее воплощение в жизнеописаниях самых известных тибетских йогов. Например, Атише было сказано во сне, что, если он поедет в Тибет, это будет великим благом для людей, но укоротит его жизнь более чем на десять лет[510]510
  Lama Chinpa, A. Chattopodhya. Atisha and Tibet // Indian Studies. Calcutta, 1967.


[Закрыть]. Подобным же образом прославленный йогин Миларепа[511]511
  Evans-Wentz W. Y. Tibet’s Great Yogi Milarepa. Oxford, 1928.


[Закрыть], тоже в XI веке, умер, сознательно съев отравленную пищу, которая, как он знал, убьет его, сделав так и инсценировав все это событие, чтобы обратить к праведности своего предполагаемого убийцу.

Такова идея, лежащая в основе короткого рассказа, приведенного в данной главе, «Смерть Гьере Ламы». Сюжет довольно прост: пришло время смерти Гьере Ламы, но вместо того, чтобы просто исчезнуть, он захотел использовать свою смерть, чтобы изменить поток сознания еще одного ученика, царевны Палден Зангмо. Поэтому он подтолкнул ее к организации своего убийства, что она и совершила; но затем, преследуемая осознанием своего греха, призналась перед людьми и отринула зло. Она стала отшельницей, посвятившей свою жизнь медитации возле того места, где совершила свое страшное убийство. В конце она достигает святости, преодолев злой характер, определявший ее поступки, и освободившись от вины, что подтолкнула ее к религиозной жизни.

Необычным в этой истории является то, что рассказ йогина, жившего в XII веке, был записан только 30 лет назад Тертоном Дулжуг Лингпа, тибетским мистиком, не имевшим никакого доступа к каким-либо материалам на эту тему. Вероятно, будет полезно объяснить здесь кое-что о традиции такого типа литературы.

Титул «тертон»[512]512
  Тибетск. gTer-ston.


[Закрыть], предваряющий имя автора, означает «открыватель сокровищ», причем под сокровищами разумеются мистические тексты сверхъестественного происхождения. Эти тексты-сокровища иногда «находят» под скалами, в пещерах или внутри деревьев и т. п. «Тибетская книга мертвых» – один из таких текстов-сокровищ сверхъестественного происхождения. Искатели этих текстов обладают различными талантами: некоторые находят настоящие тексты, другие видят такие тексты во сне и затем записывают их, иные же сначала воспринимают текст в видении, а позднее записывают то, что они видели.

«Смерть Гьере Ламы» принадлежит к последней категории. Как рассказано в начале текста, автор с несколькими учениками проходил через Лахульскую долину на северо-западе Индии, когда кто-то попросил его остановиться и осмотреть место паломничества на горе Гьере. По роду занятий он известный ясновидец, хотя он не говорит об этом прямо в тексте. Автор согласился осмотреть место и заметил некоторые необычные особенности, а также собственную реакцию на это место. Той ночью ему приснилось, что к нему явилась дакини и рассказала историю смерти Гьере Ламы и пробуждения царевны Палден Зангмо.

Это составляет первую половину нашего текста. В то время автор ничего не записал. Но спустя несколько месяцев, когда он проходил через те же места, ему случилось остановиться возле места убийства, о котором он имел сон. Той ночью он не смог уснуть и рано утром впал в транс, и ему явился Гьере Лама и рассказал недостающие подробности о своей жизни и смерти. Видение заканчивается тем, что Гьере Лама передает молитву и метод медитации для тех, кто посещает место паломничества на горе Гьере, и сведения о том, где различные персонажи этой истории переродились в настоящее время.

Только после этого Тертон Дулжуг Лингпа решился записать полный рассказ о своих переживаниях.

Автор умер, по существу, не столь давно, в 60-х годах. Его смерть была столь же странной, как и его жизнь. Ему был сон, что он должен идти в Непал и отыскать определенные тексты-сокровища и вещи, включая реликвии некоторых непосредственных учеников Будды. Несколько его учеников из Лахула пошли с ним. В Непале эта группа попала под снежную лавину и была заживо погребена.

Горные королевства на северных границах Индии – это магические места. В большинстве из них, подобно Лахулу, тибетский используется как мистический, религиозный язык, и многие посылают своих наиболее многообещающих учеников в тибетские монастыри для получения религиозного образования. Когда мы читаем такие тексты, как тот, что приведен в этой главе, они поражают нас тем, что подобный древний и мистический взгляд на вещи возможен совершенно бессознательно в наши дни, древний не в смысле примитивности, а скорей безвременности. Я спросил одного из моих гуру Досточтимого Добум Тулку, который однажды встречался с автором этой работы в Дарджилинге, о его впечатлении. «Самый обычный тибетский йог, – ответил он, – как большинство йогов такого рода».

Летом 1982 года один из моих друзей собрался в короткую поездку в Лахул, поэтому я дал ему перевод истории Гьере Ламы и попросил осмотреть гору Гьере. Эта гора расположена в четырех днях пешего пути от шоссе, но он постарался добраться туда. Он посетил разные места, упомянутые в тексте, такие как пещера, развалины хижины, ступа, Пастбище западни и т. п., и провел там вечер. Это место нисколько не изменилось за годы, прошедшие после рассказа Дулжуг Лингпы, и, вероятно, не слишком изменилось со времен самого Гьере Ламы. Те же дороги и тропы, как и люди, и их образ жизни.

Существуют тысячи такого рода текстов-сокровищ в тибетской литературе, которые были либо «найдены», либо увидены во сне. Для тибетцев истины, заключенные в них, столь же достоверны в каждой малости, как те, что получены любым обычным способом. Люди подвержены неудачам и ошибкам, а с буддийской точки зрения ясновидящие не более, чем любые другие, а скорей даже менее, чем другие. Историк перерывает сведения и намеки, оставленные в прошлом, и по этим источникам делает собственные заключения; ясновидящий, с другой стороны, просто читает в прошлом или будущем, пользуясь своим особым талантом.

Дулжуг Лингпа так же делает некоторые предсказания относительно будущего. Одно из них: «Через восемь лет кровь прольется на индийской земле, и это решительно изменит наш образ жизни». Действительно, китайское вторжение в Индию произошло точно через восемь лет, в 1962 году. Хотя это был всего лишь короткий конфликт, он оказал опустошительное воздействие на маленькие буддийские княжества на северной индийской границе. Все они были неожиданно затоплены армейскими лагерями и военными установками, которые остаются там до настоящего времени. Эти районы были закрыты для путешествий и считаются зонами ограниченного въезда. Влияние присутствия большого числа солдат в этих редконаселенных местах, естественно, вызвало культурное разорение: многие женщины выходили замуж и уезжали в отдаленные части Индии, многие молодые люди нанимались в солдаты, распространились многие новые болезни и т. п. Индийское правительство также стало проявлять гораздо больший интерес к культурной ассимиляции этих районов, открывая школы, в которых детей учат только языку и культуре материковой Индии и не поощряют сохранение собственной культурной идентичности. То же происходит в Ладакхе, Лахуле, Спитти, Киннауре и во всех буддийских княжествах от западной границы до Ассама и области монов на востоке. Следовательно, эти районы переживают печальные и опасные времена.

Рассказ о смерти Гьере Ламы и скрывающаяся за ним традиционная буддийская тема имеют для меня личный смысл ввиду обстоятельств смерти одного из моих собственных учителей, бывшего настоятеля монастыря Далай-ламы в Дхарамсале. Этот великий гуру шесть лет был настоятелем тантрийской школы Гьюме, а затем четырнадцать лет монастыря Далай-ламы Намгьял Дацан. Затем он удалился от монастырской деятельности из-за сердечной болезни и тихо жил, посвящая свое время медитации и принимая частных учеников. В то время я и познакомился с ним. Он пригласил меня навещать его раз в неделю, чтобы я мог практиковаться в тибетском языке и разделить с ним неизменную чашку тибетского чая. Мой разговорный тибетский был очень плох в то время, и он существенно улучшил его, не столько из-за того, что давал мне лингвистические указания, сколько из-за тех установок, что развивал во мне. После того как я походил к нему с месяц или около того, он дал мне один хороший совет. «Я хочу установить для вас задание, – сказал он мне, – никогда не позволяйте тибетцу пройти мимо вас по улице, не завязав с ним разговор, а начав разговор, не останавливайтесь, пока не заставите его рассмеяться. Тибетцы любят смеяться, и если они знают, что вы собираетесь их рассмешить, они будут любить вас и всегда захотят остановиться и поговорить с вами сколько угодно». Я принял его совет на вооружение и в течение следующих нескольких лет постепенно расшифровал тибетское чувство юмора. А в процессе этого я овладел языком.

Так прошло несколько лет, а я продолжал навещать Ринпоче в его тесной комнатке для медитации. Время от времени он напоминал мне, что однажды, когда его здоровье поправится, он даст мне короткое формальное наставление.

Я редко напоминал ему об этом, хотя каждый раз в день Нового года говорил, что надеюсь: в наступившем году его здоровье улучшится настолько, чтобы он мог дать мне наставление. Это было скорее общее пожелание, чем серьезное предположение, так как я знал, что он оставил формальное обучение. Но вот в один прекрасный день он сказал мне: «Несколько лет я обещал вам дать формальные наставления. Я думаю, теперь пришло время. Если хотите, можете пригласить несколько своих друзей поприсутствовать». Поскольку наставления должны были быть даны в группе, я позаботился о переводчике, и день этого события приближался.

Когда наступило время проповеди, Ринпоче сидел в комнате в самой необычной формальной манере, а когда начались предваряющие молитвы, я заметил, что вышел его служитель. Меня позвали к трону Ринпоче и попросили совершить символическое приношение предметов, что были на подносе у служки, а именно: изображение ступы, представляющей мысль Будды, священной книги, представляющей речь Будды, и статуэтки, представляющей тело Будды, в дополнение к другим жертвенным предметам.

Передавая ему изображение Будды, я заметил, что, ставя его на стол, он слегка толкнул статуэтку ребром ладони, заставив завалиться. Он быстро поставил его снова, но наши взгляды на мгновенье встретились, и, увидев мое смущение, он ответил чудесной обезоруживающей улыбкой. Проповедь началась, но примерно через 15 минут я заметил, что, хотя он выглядел обычно, когда говорил сам, даже смеялся и шутил, но, когда останавливался, давая время переводчику, цвет лица его менялся, он слегка откидывался и закрывал глаза, концентрируясь на своих мантрах и перебирая четки гораздо быстрее, чем обычно. Через несколько минут я наклонился к нему и спросил, все ли в порядке. «Да, – ответил он спокойно, – у меня сердечный приступ». В этот момент переводчик закончил говорить, и Ринпоче снова начал проповедь, как будто ничего не случилось. В следующую паузу я снова наклонился и спросил его: «Ринпоче, не следует ли нам немедленно остановить проповедь?» Он бросил на меня долгий проницательный взгляд. «Как хочешь, – ответил он, – мы можем либо продолжать, либо закончить в другой раз». Я быстро объявил перерыв и выпроводил всех из комнаты. Ринпоче перешел на свою кровать и сел в медитации, а несколько его монахов вошли и начали монотонно петь для него низкими глубокими голосами. Он сидел в медитации весь вечер без движения. На следующий день я пришел навестить его. Он чувствовал себя недостаточно хорошо, чтобы принять меня, но велел передать: «Ринпоче просит, чтобы вы помнили его наставление». Так сказал мне его служка. В ту ночь лама сел в медитации и перестал дышать. Его сердце остановилось, и функционирование организма прекратилось, хотя он не проявлял полных признаков смерти. Это практика «тукдам», когда йог уходит в сердце в медитации смерти. Он сидел так три дня, не проявляя признаков смерти. Затем его голова склонилась на сторону и процесс смерти был завершен. Такова смерть совершенного йога. В это время все монахи тантрийской школы Гьюме и монастыря Намгьял были в городе, чтобы получить наставления от Далай-ламы; поскольку Ринпоче много лет был настоятелем этих двух монастырей, это означало, что почти все его ученики присутствовали при его смерти. Все были допущены в его комнату, чтобы засвидетельствовать его медитацию смерти, признак Пробуждения. Когда наступил день кремации, а я был единственным европейцем, которого известили об этом, в три часа утра я отправился на гору к храму. Погода была самая удивительная: дул сильнейший ветер, какого я никогда не видел в Дхарамсале, каждую минуту вспыхивала молния и гремел гром, но не упало ни капли дождя. Все монахи двух монастырей ламы были там. Тело Ринпоче было вынесено и положено перед храмом, и все мы приносили белые церемониальные шарфы. Начался долгий путь по горе к отшельническому скиту, где должна была состояться кремация. Когда мы проходили по улице, тибетцы выходили из домов и клали на носилки свои шарфы. Затем начался обряд кремации. Был зажжен огонь, и все было охвачено пламенем. И тогда произошла совершенно необычная сцена. Грудная клетка тела лопнула, и сердце выскочило, как игрушка на пружине. Казалось, оно несколько раз пульсировало, а затем упало в сторону, как увядший цветок.

Я бы не рассказывал эту историю, если бы в ней не было так много необычных поворотов и она не была так непосредственно связана с буддийской темой сознательной смерти, как средства наставления учеников. На следующий день я пошел в дом Ринпоче. Я чувствовал какое-то замешательство от всего происшедшего, переполненность скорбью от потери чудесного духовного друга и что-то вроде скрытой вины, так тесно связанной с его смертью. Я высказал свои чувства его служителю.

«В этом событии было столько необычного, – сказал он мне. – За день до того, как Ринпоче согласился дать вам наставление, он позвал меня и сказал, что, наблюдая игру облаков на горизонте, был поражен мыслью о непостоянстве всех вещей и что он хочет выполнить свою последнюю волю и передать прощальный совет тем из своих учеников, кто будет нуждаться в руководстве после его ухода. Было предсказано, что он скончается в этом году. Потом вечером перед той проповедью у него был легкий приступ. Я попросил его отменить проповедь, но он сказал, что хочет сделать все, как намечено. А наутро у него был повторный приступ, но он все же не отменил проповедь. Тем утром появилась радуга, которая, казалось, кончалась у его окна, а Далай-лама, который в это время совершал молитвы в храме со своими монахами, заметил, что все они должны молиться, дабы никогда в будущих жизнях не разлучаться с такими великими учителями, как Ринпоче. Все его ученики за последние тридцать лет сейчас в городе, казалось, он хотел, чтобы они были здесь при его смерти. Вероятно, он очень хотел дать вам наставления. Он посвятил свою жизнь учительству и, казалось, хотел умереть, учительствуя».

Это довольно странно, но когда я позднее прослушал запись той беседы Ринпоче, то его последними словами, перед тем как я настоял на перерыве проповеди, были: «Мы должны упорно заниматься медитацией смерти и осознавать непостоянную природу всего существующего. Это воодушевит нас направить все силы на развитие добра и избегание зла и на осуществление молитв и устремлений будд и бодхисаттв прошлого». Тут я спрашиваю его, не должны ли мы сделать перерыв. «Как хочешь, – был его ответ, – мы можем либо закончить сейчас, либо оставить это до следующего раза».

Сам Будда показал пример умирания в присутствии своих учеников, целенаправленно и сознательно сделав это искусным средством воодушевления сознаний тех, кого он учил. Многие Далай-ламы также следовали этой традиции. Первому Далай-ламе шел 83-й год, когда он созвал своих учеников в зале собраний монастыря Таши Лхунпо и сообщил им, что настало время его кончины. Некоторые умоляли его использовать свои особые силы для продления жизни, другие спрашивали, не позвать ли врача или сделать что-либо иное для предотвращения его смерти, но после того, как он ответил, что ничего не нужно делать, его спросили, следует ли после его смерти читать какие-либо особые молитвы. Он ответил: «Всегда храните в сердце учение Будды и ради спасения всех живых существ применяйте его для развития вашего собственного потока сознания. Помните учения монастыря Таши Лхунпо. Приложите все силы, чтобы жить, медитировать и учить в соответствии с подлинными учениями Будды. Только тогда вы исполните мои желания». Затем он погрузился в тантрийскую медитацию. Его дыхание прекратилось, а сердце перестало биться, но он оставался в медитации тридцать дней, не проявляя никаких признаков смерти. Его тело превратилось из старика в юношу и излучало такой интенсивный свет, что некоторые не могли даже смотреть на него. Такой рассказ о смерти Первого Далай-ламы приводится в стандартных жизнеописаниях[513]513
  Есть две основные биографии Первого Далай-ламы: «Нить драгоценностей» (тибетск. Nor-bu-‘phreng-ba) и «Двенадцать чудесных деяний» (тибетск. mDzad-pa-ngo-mtshar-bcu-nyis). Обе приводят почти сходный рассказ о его кончине.


[Закрыть]. Его останки были затем мумифицированы и помещены в золотой корпус. Каждый из последующих Далай-лам демонстрировал сходный сознательный контроль наступления смерти, обставляя сцену кончины таким образом, чтобы сильнее воодушевить своих учеников.

Дулжуг Лингпа написал много текстов мистических откровений, но «Смерть Гьере Ламы» самый крупный из них. Как я отметил во вступительной части, том его собрания сочинений впервые попал мне в руки от моего друга Дэвида Льюстона, известного собирателя различных традиционных форм национальной музыки, с которым я работал по записи тибетских песнопений. В то время Дэвид как раз вернулся из путешествия в Лахул с Таши Церингом, где проводил исследования для своей книги о затерянных гималайских княжествах. Таши приобрел экземпляр собрания сочинений Дулжуг Лингпы для Дэвида и предполагал, что одна из «Песен Опыта», своеобразной йогической мистической поэмы, должна заинтересовать Дэвида для его главы о Лахуле. Этот автор, Дулжуг Лингпа, хотя родился в Восточном Тибете, бо́льшую часть жизни провел в Лахуле и представлял тип странствующего йогина, часто ассоциируемый с этими гималайскими княжествами. Я был очарован историей Гьере Ламы и сделал ее перевод для этой антологии. «Смерть Гьере Ламы» – прекрасный образчик жанра литературы, иллюстрирующей контролируемую смерть йогина.

Смерть Гьере Ламы

Тертон Дулжуг Лингпа

Эта замечательная история началась в двадцать пятый день седьмой луны мужского года Дерева-Коня[514]514
  Через 10 дней после полнолуния сентября 1954 года.


[Закрыть]. Я, автор, Дулжуг Лингпа, шел через Пата в Лахульской долине, когда золотая дакини появилась в небе и произнесла такие слова:

«Кье! О могучий йогин, ты должен записать историю прославленного Кумара Сенгха, махасиддха былых времен»[515]515
  Из дальнейшего видно, что это монашеское имя Гьере Ламы. Вероятно, это искажение санскритского имени Кумарасингха (Молодой лев).


[Закрыть]. Сказав это, она бесследно исчезла.

Мы шли еще некоторое время и наконец добрались до места паломничества, известного как гора Гьере. Один из моих спутников, крестьянин по имени Катанг, человек глубоко верующий в Учение, подошел ко мне и сказал: «Согласно легенде, это основное место, связанное с Ламой Гьере, известным святым былых дней, йогом, прославившимся своими мистическими способностями. Стены его хижины для медитации все еще стоят на вершине этой горы, а пониже хижины есть пещера, в которой, как говорят, он провел много лет в медитации. Однако много веков прошло со времени его жизни, и сегодня очень мало известно о нем, за исключением того, что он жил на этой горе и обратил множество людей к практике Дхармы. Пожалуйста, осмотрите это место, и, может быть, вы сможете с божественной помощью узнать больше об этом деле посредством ваших особых дарований».

Поэтому, вдохновленные таинственным явлением золотой дакини и тронутые словами этого ученика, мы поднялись на гору к тому месту, где когда-то жил Гьере Лама.

Кроме одной стены полуразрушенной хижины для медитации мы нашли квадратную скалу, отмеченную отпечатками человеческих следов. Кажется, никто до нас не заметил этого камня. Действительно, воздействие от осмотра этой скалы всколыхнуло во мне глубокие кармические отпечатки.

Ниже по склону на небольшом расстоянии мы также нашли огромный валун, отмеченный тремя отпечатками. Я попросил нескольких мужчин из нашей группы перевернуть его, и на нижней поверхности камня обнаружился полный отпечаток человеческого тела. Некоторые из присутствовавших заметили, что этот отпечаток не может принадлежать никому иному, как Гьере Ламе.

Возле этого валуна лежали два куска большого камня, разбитого пополам. Оба куска были отмечены отпечатками рук.

Мы взяли эти камни – с отпечатками ступней, тела и рук – и почтительно сложили у дороги. Затем совершили молитвы, подношение мандалы и цветов и размышляли о том, что увидели. Я также осмотрел гору и ее окрестности и рассказал несколько историй о великих деяниях совершенных йогов прошлого. Все присутствующие были охвачены глубоким духовным чувством.

Вечером мы прибыли в Кунхенгьер. Затем все стали прощаться со смехом и шутками. Сам же я лег спать очень рано. Около полуночи мне явилась во сне юная дева, богато украшенная, и произнесла такие слова:

«О почтенный, сегодня ты нашел несколько драгоценных предметов, достойных почитания. Отпечатки на трех этих камнях действительно оставлены телом святого Гьере Ламы, чье имя было Кумара Сенгха, ученика махасиддха Канграрипы, отшельника с горы Кангра[516]516
  Это гора, на которой построен город Кангра. Расположенный в нескольких милях от Дхарамсалы, Кангра считается одним из 24 мистических мест Херуки в Индии.


[Закрыть]. Я хочу рассказать тебе историю этого святого ученика. Слушай меня хорошенько, а затем откроешь это другим».

Произнеся эти слова, она затем рассказала мне следующую историю.

Жил когда-то в Ташиганге покровитель Дхармы по имени Таши Палден. Гьере Лама жил в его доме и однажды признался ему:

«Приближается время моей кончины. Скоро я оставлю эту жизнь ради Запредельной Чистой Земли или Чистой Земли Радости. Лама и его ученики скоро расстанутся, чтобы более не встретиться в этой жизни».

Его покровитель Таши Палден необыкновенно огорчился и взмолился: «О почтенный учитель, ты должен жить еще много лет. Ведь тебе всего 47 лет и ты совершенно здоров. Пожалуйста, и не говори даже о подобных вещах».

Лама ответил: «Мой дорогой Таши, в словах этого пьяного старика нет смысла. Не обращай на них внимания. Давай лучше выпьем еще чашу вина и будем счастливы.

Я провел много лет в отшельничестве на горе Гьере. Завтра я отправлюсь в Непал и никогда уже не вернусь к тебе. Однако после моей кончины те из вас, что верят в меня, получат кое-какие реликвии моего тела, которые вы захотите».

Его покровитель плакал и много раз умолял Ламу использовать его мистические силы и не умирать.

Но старый йог отвечал: «О мой дорогой друг, не горюй. Я не дам тебе впасть в низшие царства бытия. Но пришло время мне покинуть вас. Тем не менее через пять жизней я явлюсь сюда снова, и тогда условия для нашей встречи созреют еще раз.

Скоро я уеду в Непал и никогда больше не встречусь с тобой в этой жизни. Но не переживай. Нет причин печалиться. Все живущее рано или поздно должно предстать перед лицом смерти. Сам Будда скончался, также как все святые и махасиддхи Индии и Тибета в прошлом. От нищего до царя, от святого до грешника, все, что дышит, не избегнет голодных клыков величайшего из врагов, могущественного Владыки Смерти.

Помни об этом постоянно и воодушевись на то, чтобы сразу же посвятить себя святой Дхарме.

Не бойся. После своей кончины я буду продолжать следить за тобой и заботиться из Чистой Земли Радости».

На следующий день Лама оседлал своего белого жеребца и ускакал.

В те времена в области Гьере жили 18 родов кочевников, вождем которых был Джово Сонам Тубтен. У него была дочь, княжна Палден Зангмо, которая, владея большим богатством и землями, обладала большим могуществом. Лучшим участком ее земель считалось Лотосное пастбище, но каждый год во время пахоты Лама на своем коне проезжал по этому полю туда и обратно, когда ездил по делам общины. Это чрезвычайно раздражало княжну, и как-то раз она пригласила девять сильных парней из Гьере, угостила их, напоила вином, а затем посвятила в свой страшный замысел.

«Послушайте меня, о мужи Гьере. Есть ли, спрошу я вас, кто-либо в долине реки Мьере, или в Таралокинатхе, или в Маруте, богаче и могущественней моего отца? Но Гьере Лама Кумара Сенгха постоянно наносит ему оскорбления. Хотя мы давали ему много денег, чтобы он молился за умерших, у него нет скромности, благодарности или стыда. Вы видели, как нагло разъезжает он туда-сюда по нашему лучшему полю! В прошлом году я поссорилась с ним из-за этой его привычки и просила его объезжать это пастбище, а не ездить через него. Он заносчиво ответил, что, пока не умрет, будет ездить через наши земли, даже посмеялся надо мной и сказал: «Что бы ты ни делала, если я захочу, то перескачу на моей лошади через твою голову!» Он долго говорил со мной так оскорбительно. Сейчас он поехал в Непал. Скоро он будет возвращаться этим путем, так давайте устроим ему западню. Мы выкопаем яму, достаточно глубокую, чтобы в нее свалились всадник с конем, прикроем ее травяными циновками и ветками, чтобы было незаметно. Давайте устроим западню так, чтобы, когда наша добыча свалится туда, сверху упали несколько больших валунов на него».