Текст книги "Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля"

Автор книги: Артур Мерлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

– Музей Дали? – переспросил я. – Это далеко? И почему ты считаешь, что мне должно понравиться?

– О, это наверняка, – засмеялась Эстелла. – Судя по всему, он был совершенно сумасшедший человек, этот Дали… И музей получился сумасшедший. Симон тогда, когда мы вышли так и сказал: «Это не место для нормальных людей, Эстелла. Сюда должны ходить люди искусства. Может быть, они поймут это. Писатели, художники…»

Эстелла улыбнулась опять, и зубы ее вновь ослепительно сверкнули:

– А ты как раз писатель. Значит, тебе понравится. Мы можем поехать туда. Это не так далеко. Хочешь?

Пожалуй, я хотел. Не так уж я люблю музеи, но тут уж трудно было удержаться от соблазна. Хоть я и не принадлежу к людям, которые дрожат при виде культурных ценностей… Нет, я их уважаю, и даже разбираюсь наверное, в них, но чтобы дрожать.

Меня привлекало другое – прогулка по стране вместе с красивой женщиной. Вот это было то, ради чего стоило поехать. А музей этот мог быть замечательным предлогом…

– Но туда, наверное, трудно добираться, – сказал я. – У тебя есть машина?

– Машина осталась дома, – сказала Эстелла с сожалением. – Мы с Симоном подумали, что тут она мне все равно не понадобится. Но мы можем взять машину напрокат. Это не так уж дорого. Поехали?

– Поехали, – ответил я решительно. Идея Эстеллы нравилась мне все больше и больше. Такая поездка могла бы отвлечь нас обоих от мыслей.

Мы позавтракали в кафе напротив отеля, и уж совсем собрались идти за машиной, но я вспомнил, что небрит. Разве можно посещать музей – храм искусства в небритом виде?

Эстелла осталась ждать меня в кафе, а я поднялся к себе в номер, где и стал торопливо сбривать суточную щетину.

В дверь постучали.

– Открыто, – крикнул я и увидел на пороге Люсю. Она выглядела очень несчастной. Глаза ее были заплаканы. Они и без того не отличались размером, а теперь покраснели и заплыли окончательно.

«А, у нее же убили любовника, – вспомнил я. – Единственного мужчину, который хоть и по должности, но все же соглашался ее трахать… Бедная миллионерша».

– Можно к вам? – спросила она и прошла вперед. Однако она была не одна. Вместе с ней явилось все семейство. Витя был трезв, что меня удивило. Мне казалось, что гибель охранника должна была послужить прекрасным законным поводом для еще большего загула… Мальчик с остановившимися глазами шел сзади. Он по-прежнему сжимал в руке свою электронную игру.

«Интересно, он с ней спит тоже?» – подумал я с неприязнью. Противно не любить ребенка, даже чужого. Но что поделаешь, сердцу не прикажешь…

– Вы уже знаете? – спросила Люся дрожащим голосом.

– Конечно, – сухо сказал я, удивленный этим нашествием.

– А мы на пляж собрались, – сказал из-за спины супруги Витя. На нем была красивая майка с надписями и яркая красная панама на голове.

– Счастливо, – сказал я, продолжая бриться. Я не собирался прекращать бритье и заставлять ждать Эстеллу ради этих монстров.

– Это не Федю хотели убить, – сказал вдруг без всякого перехода Витя, садясь на мою кровать, хотя я ему этого не предлагал. – Это меня хотели убить, вот что. – Он был подавлен и напуган. Лицо его теперь не напоминало отвратительную маску, каким было все это время, пока он был пьян и благодушен… Оно продолжало оставаться отвратительным, но что-то в нем появилось новое…

– А почему вы так думаете? – спросил я удивленно. – Вы с Федей совсем не похожи. Вряд ли вас перепутали. Даже в темноте.

– Какая разница, – вздохнул Витя, отрешенно глядя в окно. – Никому не нужен охранник. Если убивают охранника, значит, хотят добраться до хозяина. Вы не знаете, здесь можно нанять охранника или полицейского, чтобы он занял место Феди?

– Не знаю. Надо спросить у инспектора, пока он здесь. Спуститесь к нему и поговорите, – сказал я, надеясь, что почтенное семейство сейчас выкатится из моего номера.

– А вообще мне кажется, что вы зря беспокоитесь так уж сильно за себя, – поразмышлял я вслух. – Ночью на меня напали какие-то хулиганы… Тут всех, кого ни попадя пускают в отель и всякие бандиты из местных шляются по коридорам. Вот они скорее всего и напали на Федю. Те же самые, что и на меня.

– Это вряд ли, – с сомнением покачал головой Витя. – Федя – профессионал. Если бы это были просто испанские хулиганы, Федя бы их так отделал… Нет, это целенаправленно.

– Вы кого-нибудь подозреваете? – спросил я. – Тогда пойдите и скажите полиции об этом.

– А, кто станет в этом разбираться, – махнул рукой Витя. – Все они только делают вид, что заботятся о нас. И этот полицейский сейчас уйдет отсюда и забудет.

– Мы к вам почему пришли, – вдруг сказала Люся, решившись заговорить. Она вообще была подавлена. То ли тем, что ее любовник убит так неожиданно, то ли тем, что ее муж внезапно вышел из запоя и ей было непривычно видеть его трезвым.

– Мы уезжаем отсюда. Мы решили, что если тут такие дела, мы уедем.

– Куда? – не понял я сначала. – В другой отель?

– Нет, обратно в Россию, – сказал Витя. – Без охраны я не буду… Мы улетаем, но дело в том, что самолет на Петербург будет только завтра. Вернее, есть и сегодня, но там нет мест, и уже поздно что-либо предпринимать. А сегодня нам нужно пробыть тут.

– Ну и чем я могу вам помочь? – спросил я уже нетерпеливо, потому что закончил бриться и теперь просто ждал удобного случая, чтобы сбежать.

– Ничем не можете, – сказала Люся жалобно. – Просто нам очень страшно и хочется быть там, где люди. Мы вот собрались на пляж, куда же еще, и решили пригласить вас с собой. Чтобы быть не одним, а с кем-то. Чтобы не так страшно было.

– Но я вряд ли смогу вам помочь, если что-нибудь неприятное случится, – сказал я. – А, кроме того, – тут я не выдержал и улыбнулся. – Вы ведь не знаете меня совсем. Может быть, это я и убил вашего Федю?

– Нет, что вы, мы так не думаем, – начала Люся, но осеклась, взглянув на мужа. Тот пронзительно смотрел на меня, как бы пытаясь проникнуть вглубь моего организма.

– Да нет, – сказал он потом. – Это не вы… Что я, убийц никогда не видел, что ли?

– В любом случае, спасибо за доверие, но я не смогу сегодня побыть с вами, – сказал я. – Дело в том, что у меня другие планы на сегодня. Я хочу проехать на машине, покататься. И не один, а с дамой, так что, как видите, у меня большие планы… Вы попросите лучше Германа. Он тоже из нашей группы. Он так же одинок, как и я, и может составить вам компанию. И он гораздо здоровее меня, в этом я убедился сегодня ночью, когда он чуть не похоронил тут двух хулиганов… Спуститесь вниз, он по-моему был в холле. Если вы поторопитесь и найдете его, я полагаю, он не откажется побыть сегодня с вами.

Я представил себе, как Герман своей железной рукой щиплет Витю за попу на пляже и невольно улыбнулся…

Семейство пошло в коридор, а я закрыл номер, и обгоняя их, сказал на прощание, что вечером вернусь с прогулки, и если они захотят, можно что-нибудь придумать.

– Можно пойти куда-нибудь вместе, – сказал я, хотя сам не понимал, зачем. Наверное мне стало жалко этих идиотов…

– А куда вы собрались? – спросил меня вслед Витя, но я не стал отвечать, и только махнул рукой, мол, сильно спешу. А то привяжутся еще… А что? Им такое вполне могло прийти в голову. Взять машину так же, напрокат, и поехать следом. Вот компания была бы…

Пока я спускался по лестнице я подумал о том, что Витя, конечно, алкаш, но не полный дурак. Потому что он прав в том, что касается Феди…

Инспектор сказал, что от Феди сильно пахло алкоголем. Значит, это точно инсценировка. Убийца влил трупу в горло водку или еще что, чтобы подумали, что он напился пьяным и потому упал в бассейн. Чтобы было какое-то объяснение его падения вниз головой с большой высоты. Был пьян и «нырнул». Несчастный случай…

Но я-то знал, что Федя был «подшит». Или «уколот», и пить никакого алкоголя просто не мог…

Значит, его убили, причем сознательно и целенаправленно. Если бы это были вчерашние испанские хулиганы, например, они не стали бы устраивать такую тщательную инсценировку с вливанием алкоголя… Да и, кроме того, эта история про хулиганов малоубедительна. И мне известно об этом больше чем остальным. Только Эстелла знает об этом больше. Они приходили конкретно за ней, и никакие они не хулиганы. У них было дело к ней… Или вообще дело. Они даже меня трогать не хотели. Просили уйти и оставить ее… Потому что это были какие-то серьезные люди, а не шпана, и никакой Федя им тут был совершенно не нужен. Вот так-то.

И еще в одном Витя совершенно прав. В том, что Федю убивать не нужно, если не хотеть добраться до него самого, до миллионера. Так что Витя правильно боится.

«Ничего, завтра они уедут отсюда, и все будет в порядке, – подумал я. – Плохо все же быть богатым. Надо все время бояться, трястись. Вот, убили охранника, и ты уже вне себя от страха… Хорошо быть бедным, как я, например. Никому не нужен, никому не интересен. Вот и дилемма, как в старой песенке „Иметь или не иметь“».

Эстелла ждала меня в кафе. Подходя к ней, сидящей за столиком, я еще раз окинул ее взглядом, и сердце мое защемило от тяжелого чувства.

Я подумал о том, что пройдет день или два, и мы с ней расстанемся навсегда. «Может быть, я всю жизнь ждал этой встречи, готовился к ней». Что-то внутри меня говорило о том, что это моя женщина. Что мы созданы друг для друга.

И все время, что она жила здесь, росла, выходила замуж, что-то делала, все это время и она терпеливо ждала меня…

И когда я ходил в школу по заснеженным ленинградским улицам, а потом учился в институте, работал, тоже что-то такое делал, мне тоже казалось все это важным, необходимым… Но подсознательно я всегда чувствовал, что есть эта женщина, есть та, которая принесет мне счастье.

Теперь мы встретились и нам хорошо вместе. Мы – как две половинки, которые вдруг соединились в одно целое… Но все так недолговечно. И безнадежно, потому что все скоро кончится. И останутся только воспоминания, но это будут горькие воспоминания, ибо они будут окрашены в темную краску безнадежности и бесплодности…

Не повезу же я ее в Россию… Что она там будет делать? И как это все может быть? У нее здесь муж, этот брюнет Симон, которого она, как говорит, любит… И есть еще люди, с которыми она близка. Это несомненно, она же взрослая женщина.

И не останусь же я тут, в Испании. Мне-то уж тут вовсе нечего делать. Что из того, что технически это легко осуществимо? Все равно это невозможно. Потому что все мы живем в царстве необходимости и наша свобода выбора – это чистая иллюзия.

Когда человеку говорят, что он – хозяин своей судьбы, и у него огромный выбор в жизни – это типичный самообман. Ничего мы в жизни не выбираем. Вернее, выбираем, но только в рамках отпущенной нам, заданной изначально, необходимости.

Вот например. Говорят молодому человеку:

«Ты молодой человек. Ты можешь выбирать себе жену или любовницу из такого огромного количества женщин и девушек. Посмотри, как их много вокруг. И каждая может быть твоей, стоит только захотеть»…

Ничего подобного.

Женщин действительно много в мире, но выбирать ты будешь только из малого, крайне ограниченного количества своих знакомых и сослуживиц. Ну, в крайнем случае – из знакомых твоих знакомых. Но это уже роскошь… При миллионах женщин вокруг, ты все равно принужден будешь выбирать между Маней из института, и Дуней с соседней лестницы… Ну, уж если ты очень активный человек, можно будет прибавить еще Тоню – одноклассницу. Вот и весь выбор.

И ты именно так и живешь. Понимая это, или не понимая этого. Неважно. Лучше – не понимая. Тогда меньше сомнений.

А потом ты неожиданно где-то на краю света встречаешь именно ту, которая должна быть твоей. Это твоя половина. И ты это осознаешь, потому что уже хлебнул как говорится, не своего, и способен осознавать… И что же? Ты ровным счетом ничего не можешь предпринять. Так и уедешь потом с незаживающей раной. С сознанием того, что судьба послала тебе то, чего ты так долго ждал, но ты не смог сохранить этого…

Вот и говорят после этого, что твое собственное счастье – в твоих собственных руках.

Мы с Эстеллой пошли к небольшому зданию, где располагался ближайший прокат автомобилей. Через несколько минут мы уже выехали оттуда на не очень новом «саабе», который нельзя было назвать украшением дороги…

Я не умею водить машину. Не знаю, почему. Вернее, догадываюсь. У меня панический страх перед дорожным движением. Одно время я собирался купить себе машину и получить права, и даже попросил приятеля поучить меня вождению.

Он поучил меня два или три раза, а потом сказал:

– Андрей, тебе сначала нужно вылечиться от страха. От боязни дороги. Наверное, лучше всего тебе пойти к гипнотизеру, чтобы он под гипнозом снял у тебя страх столкновения.

К гипнотизеру я не пошел. Не захотел. Не люблю, когда кто-то лезет ко мне в мозг. Однажды в детстве я стал неожиданно заикаться, и меня повели к гипнотизеру. Он действительно излечил меня от заикания, но у меня осталось неприятное чувство что этот гипнотизер побывал в моем мозгу, походил там своими ногами… Так что не выучился я водить машину.

Эстелла выслушала мою горестную исповедь о взаимоотношениях с автомобилями, но смеяться надо мной не стала. Она спокойно села за руль, и мы поехали. Машину мы взяли на один день, и мой бумажник отощал на две с половиной тысячи песет… Примерно столько же стоит видеокассета среднего качества с записанным фильмом.

Мы выехали из городка и помчались по дороге, постепенно переходящей в горную…

– Здесь начинаются предгорья Пиринеев, – объяснила мне Эстелла, не отрывая взгляда от шоссе. – Мы проедем великолепное горное озеро. Это недалеко, мы можем там остановиться. Там очень живописно.

– Зачем? – спросил я. – Как раз озера – это то, чего в России в избытке.

– Там очень, очень красиво, – сказала Эстелла, и вдруг оторвав руку от руля, положила мне ее на колено. Она улыбнулась одними глазами – чуть-чуть.

– Разве мы не найдем чем заняться возле озера? Там уединенное место…

– Оно далеко? – заинтересовался я.

– Около Баньоласа. Скоро приедем.

Озеро действительно оказалось очень красивым. Вдали виднелись Пиренейские горы. Мы выехали на площадку перед озером с той стороны, где никого не было. Слева раскинулся маленький городок Баньолас с черепичными красными крышами и белыми стенами домиков…

– Интересно, эти сиденья опускаются? – нетерпеливо спросила Эстелла, дергая за ручку. Сиденье опустилось со скрипом, и она облегченно вздохнула.

– Терпеть не могу заниматься любовью сидя.

Она расстегнула верхние пуговки своего светло-зеленого платья и я увидел, что она не надела лифчика… Ее упругие смуглые груди с большими темно-красными сосками торчали наружу из раскрывшегося платья…

Было заметно, что Эстелла уже возбуждена. Ее соски напряглись и затвердели. Я почувствовал это едва только коснулся их рукой. Эстелла тихо застонала, и выгнулась, как будто сделала «мостик».

– Скорее, – прошептала она. – Скорее возьми меня. Я едва дотерпела досюда. Не тяни…

Я не стал раздеваться, а просто перелез со своего сиденья к ней и лег сверху.

– Нет, – прошептала она вдруг, испуганно вздрогнув. – Разденься, пожалуйста. Не надо так.

– Но ты ведь тоже не раздевалась, – сказал я, расстегивая рубашку.

– Это другое дело, – ответила она тихо, одними губами. – Прошу тебя, не мучай меня, разденься…

Машина ходила ходуном от наших бурных объятий. Я опустил руку вниз, женщина мгновенно раскинула ноги пошире. И тут я обнаружил, что на ней нет трусиков. Вообще…

– Скорее, – повторила Эстелла, тяжело дыша, и закатывая глаза. Она двигалась так, словно сама хотела ускорить нашу близость…

Она была горячая, тело ее трепетало и извивалось под моими руками. Вокруг стояла тишина, прерываемая только стонами прекрасной женщины и моим дыханием. Пиренейские горы с их огромными вершинами смутно и величественно высились вдалеке.

«Интересно, у них есть снежные „шапки“ или нет? – подумал я вдруг, неожиданно для самого себя. Но горы были в тумане, вернее даже в дымке и я ничего не мог рассмотреть. – Надо будет потом спросить у Эстеллы», – решил я.

– Подожди, – остановила она меня. – Не надо больше так… Я ведь твоя должница. Вчера нам помешали, и я не успела закончить свою работу…

С этими словами она выскользнула из-под меня и стремительно сползла вниз. Там она так же быстро согнулась и открыла рот, принимая мою возбужденную плоть.

Когда я испытал блаженство, она довольная выползла наверх и улыбнулась влажными губами.

– Теперь ты доволен?

– А ты? Тебе это нравится? – спросил я.

– Да, – ответила Эстелла, и вдруг помрачнела. – Когда это с любимым человеком.

– А я – твой любимый человек? – поинтересовался я. Для меня это был действительно актуальный вопрос.

Вообще, когда меня спрашивают теперь, верю ли я в любовь с первого взгляда, я отвечаю – да. И вспоминаю об Эстелле.

– Я не знаю, – сказала Эстелла, все так же серьезно. Она посмотрела на меня своими темными глазами и повторила:

– Я не знаю, Андрей. Мне вообще трудно разобраться с самой собой, со всем, что со мной происходит, – она вдруг заплакала. Вернее даже не заплакала, а в ее глазах появились блестки, они все росли и превратились в слезинки.

Некоторое время Эстелла пыталась бороться с ними, но потом они против ее желания выкатились из глаз и поползли по щекам. По одной слезинке на каждую щеку.

– Я вообще не собиралась изменять мужу, – проговорила она, глядя в окно на горы. – Я так и сказала себе, что ничего такого больше не будет никогда. И вдруг появился ты и предложил мне надуть этот дурацкий матрац… И вот мы с тобой…

Она всхлипнула и повернула ко мне свое прекрасное лицо:

– Значит, наверное, ты – мой любимый мужчина. Получается так.

Я потянулся, взял ее за плечи и притянул к себе. Она положила голову мне на плечо и я уловил аромат ее духов от волос, рассыпавшихся по моей груди.

– Сначала я еще уговаривая себя, – сказала вдруг Эстелла глухим голосом. – Я пыталась обмануть себя. И говорила себе, что ты нужен мне просто как человек, который будет со мной ночью. Потому что я предвидела что-то вроде того, что случилось вчера… Не то, чтобы предвидела, но опасалась.

– И я действительно сыграл решающую роль, – промолвил я осторожно. – Потому что если бы ты была одна, никто бы не пришел на помощь и они сумели бы тебя увести. Куда они там хотели.

– Ладно, не будем больше об этом, прошу тебя, – сказала Эстелла, вздрогнув при моих словах. – Одним словом, я говорила себе, что это будет просто ночь с неким незнакомым мужчиной, который нужен мне из меркантильных соображений. Вроде соображений безопасности. Как охранник. Но так было только до первых поцелуев. Скажи мне, Андрей, ты женат?

Я засмеялся. Все женщины одинаковы.

– Нет, – ответил я абсолютно честно. – Я даже не был никогда женат. Но, к сожалению, это не имеет никакого практического значения.

– Почему? – не поняла меня женщина.

– Потому что ты, например, замужем. Я же – холост. Но что все это значит, если я через неделю уеду в Россию, а ты через день – к мужу?

– Ты мог бы остаться, – сказала она задумчиво. Видно было, что она уже подумала об этом. Ох, это женское лукавство.

– А ты хотела бы этого?

Наступило молчание. Эстелла сидела, положив голову ко мне на грудь и я не видел ее лица.

– Хотела бы, – наконец коротко ответила она, не поворачивая головы.

Эстелла взяла мои руки в свои. Она держала их и перебирала мои пальцы своими. Ее руки были чуть влажными и очень теплыми и мягкими. Я чувствовал, как от нее ко мне идет тепло…

Хотелось схватить эти пальцы – мягкие пальцы моей любимой, и целовать их, водить ими по своему лицу, гладить их, ласкать их… И всю эту прекрасную женщину – такую великолепную, и такую трогательную. Такую сильную и такую беззащитную.

Такую умную и такую растерянную…

Если бы знать, что случилось с ней в этой огромной жаркой стране, которая является ее родиной… Если бы знать, что тут произошло такого, что превратило ее в затравленного зверька, поминутно вздрагивавшего.

Видно было, что Эстелла веселая и достаточно сильная женщина. Что же такого могло тут произойти, что она так страдает? Что не дает ей покоя?

Мне вспомнилось одно стихотворение, которое я знал прежде хорошо, а теперь, конечно, позабыл. Но вдруг вспомнил.

И я рассказал о нем Эстелле. О том, как во время войны с Франко советский генерал полюбил испанскую женщину. А она – его. А потом война закончилась, генерал вернулся в Россию. Началась Вторая мировая война, он командовал армией. И все время вспоминал эту женщину в Испании, которая стала дальше, чем планета Марс.

И он возил с собой по фронтовым землянкам пластинку с испанской песней, которую он привез на память о той женщине…

 
Потеряв в снегах его из виду
Пусть она поет еще и ждет.
Генерал упрям – он до Мадрида
Все равно когда-нибудь дойдет…
 

– Кто это написал? – спросила Эстелла, когда я перевел ей эти стихи.

– Ты не знаешь его, – ответил я. Фамилия Симонов ничего не говорит испанцам.

– Он был в Испании? – поинтересовалась она.

– Нет. Не думаю, – ответил я. – Да это и не об Испании стихотворение.

– О чем же?

– О любви, – сказал я. – А Испания – это просто так, совпадение, я думаю.

Я закурил и выпустил струю дыма в открытое окно, в сторону гор.

– И вообще все это пустяки. Не обращай внимания на меня, Эстелла. Просто я литератор и вот – расчувствовался. Это самообман. Твой муж получает денег в сто раз больше, чем я. Так что не стоит грустить.

– Ну, не стоит, так не стоит, – сказала вдруг решительным голосом женщина и села за руль, подняв сиденье. Она привела в порядок свои волосы, одернула юбку.

– Ты – мужчина. Тебе виднее, – добавила она, заводя мотор. – Поедем теперь в музей. Кстати, у нас по дороге еще Жерона. Ты можешь его посмотреть.

Мы ехали молча. Иногда вдоль дороги попадались строения, но их было немного. Старые церкви, кажется, заброшенные. Во всяком случае, вид у них был именно такой.

Черепичные крыши, каменные ограды у домов. Кажется, вот еще секунда и из-за поворота выедет Дон-Кихот – тощий, в латах и с длинным копьем.

Вот только асфальтовое шоссе портило старинный вид окрестностей и заставляло помнить о современности. Да еще иногда в пейзаж вдалеке вкрапливались огромные заводы с трубами, обилием корпусов, снующих вокруг тяжелых грузовиков.

Это все россказни – что Испания – отсталая страна с обилием традиций, живущая в прошлом веке. И что вообще это окраина Европы… Сами вы окраина Европы! И сами вы – отсталая страна.

Это огромное государство с шестидесятью миллионами населения, с современной развитой промышленностью, не чета нашей. Испания – это межконтинентальные лайнеры в гигантских аэропортах и небоскребы в городах-мегаполисах. А древние руины и фламенко – это все с красочной открытки для туристов.

По наполненной машинами автостраде мы въехали в город Жерону.

– Можно пройтись немного по центру, – предложила мне Эстелла, паркуя машину.

– А ты не боишься? – спросил я ее осторожно, стараясь не напоминать о неприятном.

– Чего? – не поняла она сначала меня, а потом вспыхнула: – Сколько можно об этом вспоминать… Мы с тобой не так уж много времени проведем вместе. Я не хочу все время бояться. Я зверски устала бояться.

Потом Эстелла смягчилась и обняла меня левой рукой за шею.

– И ведь у меня такой защитник, – сказала она.

– Ну уж и защитник, – смутился я. – Ничего не смог. Если бы помощь не пришла вовремя, у меня бы не получилось тебя защитить.

– Это ничего, – ответила Эстелла. – Главное – ты бросился в бой.

– Ну да. Как Дон-Кихот на ветряные мельницы, – подхватил я, все же польщенный такой оценкой моих ночных действий. Приятно чувствовать себя героем, особенно если сам от себя этого героизма не ожидал…

– Ветряные мельницы были иллюзией, – грустно улыбнулась Эстелла. – А тут опасность была самая реальная.

– Да, наверное, – пожал я плечами. – Такая реальная, что ты даже не хочешь мне о ней рассказать.

– Я еще не готова, – коротко ответила Эстелла и задумалась. На лицо ее легла тень. – Однажды мой муж Симон попал в ту же самую ситуацию, что и ты ночью…

– И что же? – насторожился я.

– Он не бросился в бой, – сказала Эстелла медленно и вздохнула: – Но все равно я люблю его. И это я виновата перед ним, а не он передо мной. Так что я вообще зря об этом вспомнила.

Мы закрыли машину и пошли по площади. Было тихо. Днем во всех испанских городах тихо.

В витрине большого магазина Эстелла посмотрела на себя.

– Как мы измяли мое платье в машине, – сказала она огорченно. – Теперь все догадаются, чем мы с тобой занимались.

– Кто это – все? – спросил я.

Она засмеялась счастливо.

– Никто. Ты прав. Подумаешь, что там скажут посторонние люди. Завтра мы с тобой расстанемся навсегда, и все будет кончено.

– Завтра? – спохватился я. Как-то забылось, что все так скоротечно. Как чахотка.

– Ну да, теперь мне все равно опасно тут оставаться, – ответила Эстелла. – Симон приедет и заберет меня.

– Но ты же не дозвонилась ему утром, – напомнил я.

– Вот я и собираюсь дозвониться, – ответила она. – Я ведь страшная эгоистка. И не случайно предложила остановиться тут, в Жероне. Мне нужно позвонить в Барселону мужу. Пойдем, это недолго.

Сразу за площадью начиналась река.

– Нам нужно перейти по мосту в старый центр города, – сказала Эстелла, ведя меня за руку.

Река медленно текла посреди тихого сонного города, как бы застывшего под палящим солнцем.

Она была неглубокая, вернее даже, очень мелкая. Сквозь прозрачную воду было видно дно и водоросли на нем – длинные, желтые.

По берегам реки, вдоль низкой набережной тянулись дома. Они нависали прямо над водой, громоздились один на другом. Дома были разноцветные, обшарпанные, давно не крашеные. Свежевыкрашенных домов тут было очень немного, и они только подчеркивали облезлые стены соседних.

На многих окнах и железных ржавых балкончиках сушилось белье. Груды белья. Почти все окна в домах на набережной были открыты. Из этих окон можно было прыгнуть прямо в реку, лениво струящуюся внизу.

Людей почти не было. Брели две старухи в черных одеяниях до полу, да несколько детей, столпившись, смотрели с набережной на воду. Любое громко сказанное слово разносилось в застывшем воздухе.

Мост был железный, с ржавыми металлическими перилами. Посреди моста я остановился и Эстелла встала рядом со мной. Мы молчали.

Какой сейчас год? Сороковой? Может быть… Или конец прошлого века? Тоже возможно…

Летели годы, десятилетия, а тут, на набережной реки Тер в этом застывшем городе все всегда оставалось по-прежнему. Тишина, сонное спокойствие. Как будто нет больше ничего в мире. Нет самолетов, заводов, космических кораблей, парламентов… Нет газет, кино, баров… Нет времени. Есть только желтая стоячая вода в реке, да теснящиеся в мертвой тишине дома по обе стороны набережной.

Кто-то живет так всю жизнь. И многие уже прожили ее. Сколько людей, сколько поколений родились тут, жили, женились, работали, смотрели на эту реку и водоросли, а потом умирали здесь же… И их везли на кладбище по этой же набережной. Тут можно просидеть всю жизнь. Вот так сесть у открытого окна и сидеть молча…

 
Я хотел бы жить и умереть в Жероне,
Если б не было такой земли – Москва…
 

Я сказал это Эстелле по-английски, она засмеялась.

– Это не я придумал, – пояснил я. – Это знаменитый русский поэт.

– Какой? – спросила она. – Все тот же?

– Нет, – ответил я. – В России был не один поэт… Было несколько. То, что я сейчас сказал, написал Маяковский. Только вместо Жерона был Париж: «Я хотел бы жить и умереть в Париже». А я хотел бы – в Жероне. Что ж, у каждого свой вкус…

– И ты хотел бы умереть в Жероне? – спросила меня Эстелла. Она следила за моим взглядом и вместе со мной скользила глазами по мертвому безмолвию реки и набережной.

– Хотел бы, – сказал я.

– Ты можешь купить тут себе дом или квартиру, – сказала вдруг Эстелла, поглядев на меня. – Здесь недорого, это точно. Я уверена, что ты вполне сможешь это сделать. И будешь тут жить и… И умирать. – Она улыбнулась.

Следом за ней улыбнулся и я.

– В принципе можно, конечно. Но нет смысла, моя любовь. Нельзя купить квартиру во сне, в сказке, которую сам придумал. Квартиры в снах не продаются.

– Да, – кивнула Эстелла, еще крепче сжимая мою руку в своей. – Тебе определенно понравится в музее Дали. Ты точно – сумасшедший.

Я согласно кивнул.

– Естественно. Это естественно. Что же тут удивляться. Я соответственно себя и веду. Пойдем дальше.

Мы прошли по мосту, наши каблуки стучали по металлу. Пока Эстелла звонила из большого бара в центре города, я ждал ее на улице. Тут все напоминало старый Таллин – узкие горбатые улицы, мощеные булыжником, двухэтажные дома пятнадцатого века. Только Жерона гораздо больше Таллина, вот и вся разница.

Эстелла вышла с озабоченным лицом:

– Я дозвонилась, – сказала она. – Но Симон сказал, что не сможет приехать сегодня вечером. Они спускают на воду корабль завтра, и у него масса работы.

– Это очень мило с его стороны, – заметил я. – А ты рассказала ему о том, что произошло ночью?

– Конечно, я для этого и звонила, – ответила Эстелла.

– Какой он интересный человек у тебя, – сказал я, закуривая сигарету и предлагая женщине. – Такая заботливость, даже оторопь берет.

– Не говори о нем плохо. Это подло. Он хороший и несчастный человек, – сказала строго Эстелла, беря сигарету. – Давай пройдемся немного. Здесь есть очень красивый собор.

Мы поднимались к собору по длинной лестнице, которой, казалось конца не будет и которая вела как бы в небо…

Собор был очень старый, темный и мрачный. Может быть, соборы и должны быть такими… Только слишком уж сильный контраст получается, когда попадешь сюда с яркого солнца.

– Тут очень толстые стены, – сказала Эстелла. – Во время войны здесь укрывались от налетов. Считалось, что авиационные бомбы не смогут разрушить это сооружение.

– Здесь же не было войны, – сказал я. – В двадцатом веке ни одна страна не нападала на Испанию.

– Ну да, для таких вещей необязательно иметь внешнего врага, – объяснила женщина: – Этот город бомбили войска Франко. Тут было очень сильное сопротивление путчистам. Вот они и бомбили мирное население.

Через полчаса мы выехали из Жероны. Фигерас был уже недалеко.

Эстелла сидела рядом со мной, она хорошо водила машину. Я все время чувствовал ее присутствие рядом. Вернее, не рядом, а вместе со мной. Мне казалось, что я все время ощущаю тепло ее тела. Оно на самом деле было очень жарким…

Музей мне не понравился. Наверное, я все же не такой сумасшедший, как предполагала Эстелла. Или русские писатели отличаются от испанских. Не знаю… Приятно было походить по странным залам со странными картинами без табличек, когда ничего не понятно… Приятно было посмотреть на толпы потных и толстых туристов из всех стран мира… Еще приятнее было забыть о неприятных моментах сегодняшней ночи. И о том, что в полицейском морге лежит на холодном мраморном или оцинкованном столе голое тело человека с разбитой головой. Он прилетел сюда на самолете для того, чтобы вернуться на родину в гробу. Чтобы его убил тут неизвестно кто…