Текст книги "Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля"
Автор книги: Артур Мерлин
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)
– Я позвоню, – повторил он еще более твердым голосом. – Ты жди. Я тебя не оставлю.
Что-то было двусмысленное в его словах, но тогда я еще не понял, что. По содержанию к словам, сказанным на прощание Шмелевым, нельзя было придраться. Почему бы ему и не сказать такое вдове своего погибшего друга? Вот только форма была какая-то с душком… Чтобы это значило, подумал я и вдруг рассердился на самого себя… Тоже мне, нашелся мыслитель. Все равно ничего я не пойму тут в чужой жизни. Был у меня брат – вот он был мне близкий человек. А сейчас его нет, а эти люди, все, включая Ларису, совершенно чужие и непонятные мне. Так что зря я столь близко воспринимаю все их слова друг другу и взаимоотношения…
Перестань анализировать, сказал я себе. Ты не на работе. И то, что тут происходит – это не репетиция «Ричарда Третьего».
Мы спускались втроем по лестнице.
– Вы кем в армии служили? – спросил я у Шмелева.
– А вы откуда знаете, что я служил в армии? – обернулся он ко мне. Слова наши гулко раздавались на каменной широкой лестнице старинного дома.
– Лариса сказала, – ответил я.
– А что она вам еще про меня сказала? – поинтересовался веселым голосом Шмелев.
– Больше ничего, – успокоил я его. – Вот Борис свидетель… Просто Лариса сказала, что вы любите быструю езду, потому что вы летчик по профессии.
– Да, – согласился Шмелев. – Хоть так, на машине, вспомнишь былое… Только это все не может заменить… – Он на секунду замялся и добавил, отвечая на мой вопрос: – Я был командиром эскадрильи.
– Бомбардировщиков? – почему-то спросил я.
– Отчего бомбардировщиков? – непонимающе посмотрел на меня Шмелев. – Морских разведчиков. Это вас устраивает?
– Просто я ничего в этом не понимаю, – сказал я, подходя к машине.
– А почему вы заинтересовались? – спросил Шмелев, садясь за руль своего нового «вольво».
– У вас голос специфический, – объяснил я. – Твердый такой, как будто вы все время распоряжаетесь.
– Называется – командный, – улыбнулся Шмелев в ответ.
Улыбка у него была странная – как будто улыбался покойник. Смеялся только рот, глаза же оставались холодными и цепкими. Оценивающими и ни на секунду не упускающими тебя из вида. Как будто на череп натянули человеческую маску и заставили череп улыбаться… Только пустые глазницы никуда не денешь. Хотя у Шмелева они не были пустыми…
– Вы в какую сторону собрались? – спросил Боря, садясь на заднее сиденье рядом со мной.
– На Петроградскую, – сказал Шмелев. – Там банька есть отличная. Вот туда мы и завернем. И тебя в последний раз приглашаем.
– Нет, – отказался Боря, кутаясь в плащ и поднимая почему-то воротник. – Высадите меня у Гостиного Двора. Я там в метро сяду. А то с «Маяковской» пересаживаться надо.
– С «Маяковской» пересаживаться не надо, – поправил его Шмелев голосом знатока. – Тебе же на «Приморскую»?
– Да, я забыл, – согласился Боря.
Мы домчались до Гостиного за две минуты, и Боря вышел. Перед этим он крепко пожал мне руку и сказал:
– Позвоните обязательно. Книга действительно очень интересная. Она вас должна очень заинтересовать.
Я кивнул. Мне было понятно, что Боря хочет сказать что-то важное. Мелькнула мысль, что нужно бы не ездить никуда со Шмелевым, а выйти и поговорить с этим Борей… А, успеется, подумал я. Надо же как-то расслабиться. Этот Шмелев прав, пока мы живы, не следует себя хоронить. Поедем, а с Борей я еще успею поговорить.
– Куда мы едем? – спросил я, как только за Борей захлопнулась дверца и Шмелев рванул с места.
– Я же сказал – в баню, – ответил он и достал из-под сиденья переносной телефон с антенной. Чуть сбавив скорость, он вытащил антенну, подальше и набрал номер. Одной рукой он вел машину, а другой набирал номер телефона, и я еще раз убедился в том, что он на самом деле классный водитель. – Але, – сказал он через минуту. – Это я. Да, я приеду… И не один, а с товарищем. Понятно? Нас будет двое… Что? Когда? Через минут пятнадцать будем. – Он помолчал, послушал, что ему отвечали на том конце, потом засмеялся и сказал: – Ну ладно, мы подождем полчасика. Только быстро. – Потом повернулся ко мне и спросил: – Тебе какую – черненькую или беленькую?
– То есть? – не сразу понял я. Потом до меня дошло, но Шмелев успел пояснить.
– Тебе девочку какую – брюнетку или блондинку? – Он полюбовался произведенным на меня эффектом и добавил: – Им же надо знать, какую для тебя вызывать.
Не скрою, я ожидал чего-то подобного, но не думал, что это будет в такой прямой форме…
– Мне все равно, – сказал я. Потом подумал: – Лучше черненькую, если уж есть такой богатый выбор.
– Он хочет брюнетку, – сказал Шмелев в трубку. – Позовите Ленку… Или Аринку, кто там еще есть у вас на примете. Давайте, готовьтесь, мы сейчас будем. – Он отключил связь и повернулся ко мне на секунду. Я увидел его довольное лицо. – Как говорил великий пролетарский писатель Николай Островский? – спросил он меня. И, не дождавшись ответа, сказал: – Жизнь дается человеку только раз и прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы… Вот так он сказал.
– Да, – согласился я сдавленным голосом, – у вас прямо профессионально поставлено это дело. Не ожидал.
– Фирма веников не вяжет, – ответил Шмелев. – Если уж жить – то с комфортом.
– Кстати, – решился я спросить, – хотел задать вам один вопрос. Может быть, он покажется несколько нескромным и бестактным, но все же…
Я замялся, не зная, как это сказать поделикатнее, но Шмелев сам помог мне и спросил как ни в чем не бывало:
– Ты про Лиду хочешь спросить, да?
Я кивнул. Он сразу меня понял. Наверное, я был не первым, кто задавал ему этот вопрос.
– С Лидой все просто, – сказал он, уверенно маневрируя среди потока машин на Дворцовом мосту. – Она, конечно, старовата…. Но зато без всяких претензий. Мужчина не может жить один – хлопотно. Нужно ведь хозяйство вести и всякое такое в этом роде. На все это времени нет, да и не хочется его выискивать.
– Но можно же и молодую найти, – сказал я, все еще не понимая, что он хочет мне сказать.
– Можно и молодую, – согласился он. – Только ведь я как рассудил? Пришел я из армии два года назад. Пенсия, конечно. Надо было деньги зарабатывать. А это требует много времени. Должен же кто-то все делать по дому… Если молодую бы взял, у нее все равно претензии были бы. Она бы ревновала, скандалы бы устраивала. Неловкость… А у Лиды – никаких претензий. Один раз в неделю я ее трахну, она и довольна, – Шмелев засмеялся. – Ей бы, конечно, больше хотелось. Она для того и замуж выходила. Но больше раза в неделю нельзя баловать. На других может не хватить. Я же не железный…
– А она не обижается на тебя за это? – спросил я.
– Обижается, наверное, – пожал плечами Шмелев. – Да что об этом думать? Мало ли других забот… Потом, с ней проще… Как бы она не обижалась и не сердилась, все равно она скучает без ласки. А ласку она от меня получает раз в неделю. К этому времени она уже так распаляется, что на ревность и скандалы уже не способна.
– В каком смысле? – переспросил я. Меня заинтересовал этот разговор. Мне всегда казалось, что на ревность и скандалы любая женщина способна в любом состоянии…
– Обыкновенно, – объяснил равнодушно Шмелев. – Она начинает скандал или еще какие обиды мне высказывать, а я ее беру за одно место и валю на кровать… А она уже чувствует, что вот сейчас будет то самое, долгожданное для нее… И она уже мокрая вся и только дышит тяжело и ждет, когда получит свое… Ей уже не до скандала, не до ревности.
– Мудро, – ответил я задумчиво. – Вы прямо знаток женской природы.
– Да уж, – сказал Шмелев. – Это не отнять… Вот Лидка все и терпит. А потом еще благодарна бывает… После всего-то. Понимает, что теперь неделю ждать, если не две, до следующего раза. Потому что понимает – у меня с этим проблем нет. Не захочу, так и вообще ни разу с ней не стану…
– Ловко ты устроился, – сказал я, хотя на самом деле не завидовал Шмелеву нисколько. Меня не привлекала перспектива жить с нелюбимой женщиной только для того, чтобы она обслуживала меня как домработница и сношаться с ней раз в неделю, невзирая на ее возраст…
Нет, это не для нормального человека. Что ж, подумал я, всякие бывают в жизни отклонения… Но если человеку так нравится и никому это не мешает, то пусть… И если эту несчастную Лиду такая жизнь устраивает, то и ее не жалко. Почему бы и нет.
– Каждому – свое, – философски заметил я, цитируя крылатую фразу из Бухенвальда.
– Это верно, – ответил Шмелев, подруливая к высотному дому на одной из улиц Петроградской стороны. – Приехали, – объявил он.
Мы вышли из машины и отправились во двор, где обнаружилась низкая дверь, ведущая в полуподвал. На ней было написано что-то вроде «Физкультурно-оздоровительный комплекс». Я задержался на секунду, чтобы прочитать эту вывеску, но Шмелев потянул меня за рукав со словами:
– Не волнуйся, Марк. Мы тут с тобой физкультурой заниматься не будем. Только одним видом упражнений…
Внутри нас встречал молодой парень. Он был нерусский. Черный, с раскосыми глазами – то ли монгол, то ли чуваш. А может быть, черемис… Он был очень вежлив и немногословен.
– Все готово? – отрывисто спросил у него Шмелев, скидывая куртку с плеч и жестом предлагая мне сделать то же самое.
Мы прошли в комнатку, отделанную деревянными планками, обожженными на огне. Когда-то, лет двадцать назад, это было очень шикарно, сейчас же стало повсеместным. Посредине комнатки стоял деревянный полированный стол, а вокруг него – лавки.
– Раздевайся, тут жарко, – сказал Шмелев, показывая мне на крючки на противоположной стене. Я почувствовал, что действительно в комнате очень жарко. – Это оттого, что парилка рядом, – пояснил он и показал на дверь, – вот прямо за этой дверью. Не стесняйся, снимай с себя все.
– Сейчас все принести? – спросил вдруг встретивший нас парень гортанным голосом.
– Все неси, – скомандовал Шмелев.
И парень через секунду появился с подносом. На нем была бутылка водки, бутылка шампанского и несколько тарелочек. На одной лежали нарезанные соленые огурцы, на другой – рыба горячего копчения, на третьей – икра. Только на этот раз черная. Парень стал проворно расставлять все это на столе, а Шмелев, сняв с себя всю одежду, спросил его:
– А где девочки? Еще нет?
– Уже едут, – сказал парень. – Сейчас будут.
– А кто будет? – поинтересовался Шмелев, развалившись на лавке у стола.
Он был такой же щуплый, как я и предполагал, видя его в одежде. Только сейчас я заметил, что он очень жилистый и мускулистый. Это был человек – мускулы. Как Сталлоне… Только худой, в отличие от разжиревшего за последнее время артиста. Грудь его была совершенно голая, без намека на какую-либо растительность. И абсолютно белая, как будто этот человек никогда не загорал на солнце. Наверное, такой белизны тело бывает у монахов-аскетов…
– Так кто будет? – повторил свой вопрос Шмелев, нетерпеливо обращаясь к молчаливому парню.
– Для вас – Рашиду привезут, – сказал он, внезапно улыбаясь всеми своими белыми зубами. – А для гостя, – тут он посмотрел в первый раз на меня, – для гостя – Марину. Хорошо?
– Хорошо, – согласился Шмелев. – Ладно, иди отдыхай. Когда девок привезут, сразу веди сюда.
– Шампанское открыть вам? – спросил полувопросительно парень и взялся за горлышко бутылки.
– Нет, не надо, – отмахнулся Шмелев. – Не станем же мы шампанское пить. Это так – для девок. Пусть побалуются. – Он отпустил кивком головы парня и сказал, когда мы остались одни: – Не с чего нам шампанское пить, правда?
Я смотрел на него, как он твердой рукой разливает водку по рюмкам.
– Шампанское нам сейчас ни к чему, – повторил он, поднимая свою рюмку. – Давай опять за светлую память Василия выпьем. Пока эти шалавы не приехали, помянем еще раз. – Мы выпили, он крякнул и засовывая в рот огурец, добавил: – Какой человек был… С самого детства…
– Вы что – друзья детства? – спросил я, тоже закусывая крепкую водку.
– Ну да, – ответил Шмелев. Лицо его покраснело, на глазах выступили слезы. Только непонятно было, от горя или от крепкой водки они, эти слезы… – Да что сейчас говорить, – продолжил он. – Теперь уж не вернешь человека, что и плакать-то…
Прошло несколько секунд в молчании. Потом Шмелев сказал:
– Сейчас девок привезут, тебе Маринка достанется. Ты, если интересно, с ней поговори. Ты – режиссер, тебе любопытно будет.
– О чем поговорить? – не понял я.
– О ней, – пояснил Шмелев. – Она – девка обыкновенная, как и все. Шкура… Но ты у нее спроси, как она стала такой. Очень поучительно.
– А что там поучительного? – спросил я. – У них у всех одинаковые примерно истории. Они эти истории с прошлого века рассказывают практически без изменений.
– Да нет, – отмахнулся Шмелев. – Она – бывшая жена моего одного приятеля. Замужем за ним была. А потом она вон кем стала. Спроси, не пожалеешь. Потом спектакль поставишь – гонорар пополам. – Шмелев засмеялся и хлопнул себя по бледному животу.
– Хорошо, – пообещал я. – Хоть эта тема меня и не вполне интересует, но… Отчего же.
– А я люблю, – произнес Шмелев и глаза его вновь сделались слегка безумными.
Нет, он все-таки определенно напоминал мне Савонаролу или Франциска Ассизского. Внешне, конечно. Горящие безумным блеском глаза, фанатичный взгляд, бледное тело, которого не касался солнечный луч…
– Я – люблю, – повторил он, и глаза его еще больше подернулись дымкой. – Очень люблю. Больше всего на свете.
– Что ты любишь? – решил я все же уточнить, уж больно у него при этих словах блаженное выражение появилось на лице.
На лицах обычных сладострастников бывает иное выражение… Мне ли не знать, как выглядят обычные похотливые самцы? После стольких лет работы в разных театрах я насмотрелся на эту категорию людей… Сам я к ней не отношусь, но видел предостаточно. Здесь же было совершенно иное.
– Люблю вот так посмотреть, – сказал Шмелев. – Как приличная замужняя женщина вдруг берет, да и превращается в подстилку для каждого. Это меня волнует.
– Но это такая редкость, – заметил я разочарованно. Я-то ожидал какого-то откровения… – Приличная женщина, да еще если она замужем и у нее нормальный муж, – объяснил я. – Такая женщина не станет подстилкой. Не сделается ею. Это понятно каждому.
– Только не мне, – возразил Шмелев. – Не сделается – говоришь ты. – Сама не сделается. Но если ее подтолкнуть, то сделается. И еще как.
– Ладно тебе, – примирительно сказал я. – Всякое бывает в жизни.
Тут я подумал о его противоестественной связи с Лидой.
– Конечно, всякое, – согласился он. – Ты все-таки поговори с Маринкой. Она – типичный пример того, что я прав. Потом спасибо скажешь за науку.
– Ладно, – кивнул я. – Это твоя сауна?
– Не совсем моя, – ответил серьезно Шмелев. – Лучше сказать – наша. Просто собрались несколько солидных людей и решили совместно сделать вот такой уголок, где можно отдохнуть. Понимаешь?
– Понимаю, – ответил я. – Так ты – солидный человек, да? Ты извини, я же не знал раньше.
– Солидный, – подтвердил Шмелев важно и закрыл глаза, как бы показывая мне, насколько он важный человек.
В этот момент дверь открылась и в комнатку вошли две женщины. Обе они были совершенно обнажены. Вероятно, они разделись еще в предбаннике…
Они улыбались, и Шмелев, выйдя из своего оцепенения, познакомил нас. Одну из женщин звали Рашида, и она сразу подсела на лавку к Шмелеву. Она была шатенка, лет тридцати, но с очень хорошо сохранившейся фигурой. Было видно, насколько у нее гибкое тело.
Вторая подсела ко мне. Ее звали Марина. На вид ей было лет двадцать пять. Она также была темноволосая, только на лобке у нее ничего не было, так как она была гладко выбрита…
Нельзя сказать, чтобы она была красавица. Немного слишком полновата, немного коротковаты ноги. Но улыбка у нее была приятная – немного виноватая. Она как бы извинялась за то, что явилась вот, голая и села рядом…
– Вы шампанское будете пить? – спросил Шмелев у женщин и тут же открыл бутылку. Она слишком долго простояла здесь, в теплой комнате и потому сразу пошла пена. – Скорее, подставляйте бокалы, – скомандовал Шмелев, и женщины не растерялись. – Рашида очень хороша, – сказал, обращаясь ко мне, Шмелев. – Я почти всегда именно ее вызываю. Правда? – спросил он женщину. Она кокетливо улыбнулась. – У нее вообще много достоинств, – сказал он. – Она все умеет и она совершенно неутомима. Кто угодно может устать, но только не Рашида. Скажи, Рашида, ты ведь никогда не устаешь трахаться с мужчинами?
Она подергала плечиком и засмеялась:
– Конечно, нет. Как можно устать от такого удовольствия?
– Вот и молодец, – сказал Шмелев и шлепнул женщину ладонью по спине. Она засмеялась опять. – Лучшее, что Рашида умеет делать – это исполнять танец живота, – объявил Шмелев, как бы хвастаясь своим товаром. – Ну-ка, давай, исполни.
– Надо музыку включить, – сказала она капризным тоном и взглянула на магнитофон в углу.
– Позови Герата, – сказал Шмелев, и сидевшая рядом со мной Марина вскочила и выскочила в предбанник. Явился Герат – тот парень, что встречал нас. Он поставил музыку на магнитофоне. – Теперь иди отсюда, – велел ему Шмелев, и тот удалился.
Рашида вышла на середину комнаты и стала танцевать. Это был самый настоящий танец живота. Женщина стояла посреди комнаты и медленно, постепенно «заводилась». Рашида расставила ноги на ширине плеч и медленно покачивалась. Икры на ее ногах перекатывались и играли. Потом в дело вступили бедра. Женщина стала поводить ими в стороны, покачивать, а затем и крутить. Лицо ее при этом оставалось совершенно бесстрастным, она смотрела прямо перед собой. Постепенно ноги она расставила еще шире и живот ее стал двигаться по кругу. Это было восхитительное зрелище. И, надо сказать, очень возбуждающее.
– Экзотика, да? – подмигнул мне Шмелев, с удовольствие глядя на исполняемый танец.
От активных движений, оттого что женщина крутилась перед нами, как змея, без устали, тело ее покрылось мелкими капельками пота и теперь блестело все, как кожа настоящей змеи…
– Ну, пойдем, – сказал вдруг Шмелев. Он встал со своего места и взял женщину за руку. – Мы вас покинем, – сказал он мне и указал глазами на расстеленные в углу комнаты ковры сомнительной чистоты. – А ты тут располагайся, – сказал он мне.
Потом, видя, что я все еще с непривычки проявляю нерешительность, вдруг ущипнул Марину, сидевшую рядом со мной, за грудь. Она взвизгнула, но он не отпустил ее сосок, а еще несколько раз крутанул его своими цепкими пальцами.
– Это чтобы ты во вкус вошла, – сказал он ей, наконец отпуская ее грудь. – Смотри, Маринка, старайся. Это – мой друг. Чтоб ему понравилось. А то ты знаешь, что будет. Давай, – он еще раз посмотрел на меня и удалился вместе с Рашидой, которую вел, держа за талию.
Мы остались одни, и я вообще не знал, как теперь себя вести. Дело в том, что я хоть и не «синий чулок», и вполне люблю так называемые «радости жизни», но в подобную ситуацию попал впервые. Мне еще никогда не приходилось иметь дело с настоящей проституткой. Ведь женщина легкого поведения – это совсем другое. Мало ли у меня бывало всяких женщин, которые были по их собственному признанию и признанию окружающих «слабы на передок»… Очень много.
После каждой премьеры в театре можно было в коридоре «снять» пьяненькую актрисочку и увести ее… Это – не проблема. Не говоря уж о гастролях. Тогда все живут в гостинице и каждая актриса просто мечтает использовать такую замечательную возможность для того, чтобы переспать с режиссером. Они ведь, глупые, как рассуждают… Они, бедные актриски, думают: вот как здорово. У нас гастроли. Я вырвалась от мужа, рядом в соседнем номере – главный режиссер. Сейчас я как бы невзначай зайду к нему, якобы затем, чтобы спросить что-нибудь и соблазню его. А он потом даст мне роль Анны в «Ричарде Третьем»… Глупышки! Как будто одно связано с другим… Переспать я с удовольствием пересплю, конечно. Но роль королевы Анны тут совершенно ни при чем. Это уже вопрос профессиональный, это марка театра, и моя тоже… Так что извините…
Впрочем, я отвлекся. Проституток у меня никогда в жизни не было. И вот я, что называется, «нарвался»…
Марина сидела рядом со мной совершенно голая и «сверкала» бритым лобком. Наверное, она приняла мою нерешительность за желание, чтобы она сама проявила инициативу. Поэтому женщина вдруг сама потянулась ко мне, и приникла всем своим обнаженным телом.
– Как тебе нравится? – спросила она негромко. – Куда ты хочешь?
– Чего – куда? – не понял я, но на всякий случай встрепенулся.
– Куда ты хочешь меня иметь? – пояснила она. – В какое отверстие?
– Во все, – улыбнулся я облегченно.
Теперь я хоть понимал о чем идет речь. Ну и денек мне сегодня выдался, подумал я. А может быть, это и правильно, что я согласился ехать с Шмелевым и влез в это дело… Так я сидел бы дома и пил водку и плакал о брате… Которому уже все равно ничем не поможешь. И смотрел на Ларису, которой перестал доверять.
– А в какое сначала? – кокетливо улыбнулась Марина. – В ротик сначала или мне сразу в позу встать?
За стенкой, через плохо прикрытую дверь слышались звуки любовной схватки Шмелева и Рашиды. Женщина стонала и даже вскрикивала, а мужчина пыхтел, как паровоз, и его сопение достигало моего слуха.
Однако, он меня обогнал, подумал я тоскливо, трогая рукой голое, подставленное тело Марины. Она выжидающе смотрела на меня.
Всю жизнь не любил обязаловки. Вот стоит только подумать о том, что должен непременно что-то сделать, и сразу руки опускаются. Так случилось и в этот раз.
– Слушай, – сказал я Марине, – ты сегодня уже была с мужчиной? Только честно. – Она потупилась. На щеках ее играл румянец, но это наверное, от жары в комнате. – Ну же, скажи честно, – поторопил я ее.
Она посмотрела нерешительно на меня, не зная, зачем я спрашиваю, и какое впечатление произведет на меня ее честный ответ.
– Честно? – переспросила она. Потом решилась, вероятно подумав, что заранее все равно ничего предвидеть нельзя. – Была, – сказала Марина.
– С одним? – поинтересовался я деловым тоном.
– Нет… С двумя, – ответила Марина, закусив губу и ожидая моей непредсказуемой реакции.
– Ну так вот, – сказал я задумчиво, – мне что-то вообще сегодня не хочется. Нет настроения, наверное. Давай лучше поговорим. Ты не возражаешь?
Марина заерзала голым задом на лавке и тревожно спросила:
– А о чем?
– Мне бы хотелось, чтобы ты рассказала мне о своей жизни, – пояснил я. – Как ты стала… проституткой, – я к своему стыду замялся, прежде чем произнести это слово. Было как-то непривычно говорить женщине в глаза такое слово о ней. Даже несмотря на все, что уже было, и на то, что она сидела передо мной в таком виде… – Ты ведь была замужем, – сказал я. – Мне сказали, что ты стала такой после того, как уже была замужней женщиной.
– Об этом уже почти все знают, – прошептала Марина. – Эта история стала всем известной. Надо мной часто смеются и издеваются за это. Вот и тебе рассказали.
– Я – приезжий, – пояснил я. – Так что мне интересно послушать. Давай, расскажи. Время у нас есть. Шмелев, похоже, не скоро закончит. Так что нам никто не помешает.
Еще Дейл Карнеги писал, что самая интересная тема для любого человека – это говорить о нем самом. Рассказать о себе не отказывается почти никто. Поэтому я не ошибся. Не прошло и нескольких минут, и мне удалось уговорить Марину заговорить.
– Мы с Павликом поженились сразу, как только закончили институт. Раньше это сделать было невозможно, так как родители Павлика сказали ему, что подарят ему квартиру, если только он женится не раньше получения диплома. Так вот мы и ждали этого момента. А как только он наступил, сразу же подали заявления, и первую брачную ночь провели уже в собственной квартире, которую, как и обещали, подарили его родители.
Брачная ночь – это в наши дни довольно условное понятие. Кто же ждет свадьбы для того, чтобы впервые совокупиться? Это теперь все из области седой старины и дедовских преданий…
Павлик тоже не хотел быть, как он говорил, «дурнее других» и потому не стал дожидаться никаких формальностей. Он просто овладел мной в тот момент, когда ему этого захотелось. И он даже не стал спрашивать меня о том, что я сама об этом думаю.
Скажу честно, я была на самом деле нисколько не против. Дело в том, что мой Павлик – действительно писаный красавец. Он стройный, высокий брюнет с темно-карими глазами. Он обворожителен и неотразим.
Все подруги удивлялись, каким образом мне удалось «захомутать» такого красавца. Ни одна девушка из тех, с кем я его знакомила, не могла остаться равнодушной, глядя на него.
Он был поистине покорителем женских сердец. Да и странно было бы, если бы было иначе. Кому еще и восхищать женщин, как не Павлику с его прекрасными манерами, хищным взглядом темных глаз, с его тонкими крепкими руками и повелительным голосом, стоило только ему почувствовать, что он производит впечатление?
А поскольку впечатление он производил на слабый пол почти всегда, у него выработалась особая манера обращаться с девушками. Он чувствовал себя царем и повелителем. Это сквозило в каждом его слове, во всей манере держаться. Отсюда и все то, что произошло потом. Кстати, тут же содержится причина, почему он выбрал для брака именно меня, хотя, несомненно, у него могли быть и более интересные партии. Да что говорить, почти все девушки института были бы у его ног, если бы он пожелал. Я ведь не слепая, и прекрасно видела, как все вокруг замирают, стоит ему подойти поближе. А уж на наших студенческих вечеринках у меня было вдоволь возможностей понаблюдать, как реагируют на него мои же собственные подруги, стоит ему только поговорить с ними, взять за руку или потанцевать. Держу пари, все они были после этого совершенно мокрые…
Но Павлик почему-то стал иногда захаживать ко мне. Я жила вдвоем с мамой. Мама часто была на работе, и я все время была одна, так что никто не мешал нам. Я каждый раз до самого конца не верила, что и на этот раз Павлик придет и согласится лечь со мной в постель.
«Неужели я могу ему так нравиться, что он предпочитает меня всем остальным девушкам?» – думала я и никак не могла поверить своему счастью. Но это было так.
Можете себе теперь представить, какой восторг охватил меня спустя еще год, когда Павлик стал делать намеки на то, что мы с ним можем пожениться. Я сначала не верила этому. Несмотря на то, что я постепенно расцвела и стала вовсе не дурнушкой, а довольно привлекательной, все же я не была такой красавицей, чтобы, по моим понятиям, заслуживать такой чести – стать женой Павлика.
Однако все это мне ужасно льстило, и я старалась, просто из кожи вон лезла, чтобы понравиться Павлику еще больше. И вот так, хотя я и не верила его словам, что он на мне женится, это произошло. Мы стали мужем и женой.
Дело было в том, что за несколько лет наших отношений Павлик успел достаточно хорошо узнать меня. И он понял самое главное про меня и мой характер. Ему стало ясно, что, во-первых, я чрезвычайно сексуальна, то есть озабочена, а он у меня был первый мужчина, и, соответственно, была и моя глубокая страсть именно к нему. Кроме того, Павлик понял, что у меня есть определенный комплекс неполноценности перед ним, и что я преклоняюсь пред ним и не считаю в глубине души себя достойной его.
Все это было правдой. Павлик хорошо понял меня. Именно такая жена и была ему нужна.
Каждый человек – эгоист, но Павлик особенно выделялся в этом качестве. Наверное, его баловали родители в детстве, потом баловали девушки в юности, на которых он производил впечатление своей красотой и они ни в чем ему не отказывали… Наверное, там было много причин.
Одним словом, Павлик решил, что ему все равно нужно жениться, чтобы почувствовать себя самостоятельным, взрослым до конца человеком, а кого он мог выбрать себе в жены, не желая слишком обременять себя семейной жизнью?
Он правильно все рассудил. Конечно, ему и требовалась такая жена, как я – осознающая свое приниженное положение, комплексующая, не считающая себя равной… Чтобы можно было вертеть ею, если понадобиться, а если понадобиться – просто не обращать на нее внимания.
Меня он к тому времени уже достаточно хорошо знал, знал, что я – это именно то, что ему требуется и что от меня можно не ожидать никаких сюрпризов.
На самом деле – разве я не ждала его помногу недель, пока он увлекался другими? Разве я после этого хоть раз упрекнула его или вообще позволила себе сказать хоть слово?
Нет, я всегда была терпелива и ни одним словом не упрекала его за его многочисленные измены. Я старалась быть для него почти рабыней. И Павлик понял, что ему стоит взять меня в жены, потому что никого более удобного он никогда себе не найдет.
И вот отыграна свадьба, и мы зажили счастливой семейной жизнью.
Я не беру слово «счастливый» в кавычки потому, что первые месяцы я действительно была просто на седьмом небе. Да и Павлику сначала все было в новинку, так что и он вел себя со мной очень хорошо. Не стану описывать, как я старалась быть хорошей хозяйкой, как я старалась готовить, убирать в нашей квартире, как всегда стремилась встречать мужа хорошо одетой, причесанной и накрашенной, чтобы обязательно понравиться ему… Это долго рассказывать, и не всем интересно. А кому интересно, я уверена, те сами все это прошли, так что могут и сами рассказать.
Я специально взяла себе из дома будильник и заводила его так, чтобы в любом случае вставать на час раньше мужа. Будильник звонил, и я сразу вскакивала, потому что знала – перед тем как готовить ему завтрак, мне следует привести себя в полный порядок. Он ни одной минуты, даже утром, не должен был видеть меня неприбранной, ненакрашенной, непричесанной. Он заслуживал то, чтобы его жена всегда была перед ним при полном параде. Достаточно и того, что он женился на мне, а не на какой-нибудь кинозвезде… Чувство благодарности переполняло меня, и я с удовольствием подпрыгивала на кровати и бежала в ванную…
Зато когда Павлик просыпался, я подавала ему в постель кофе, и он мог видеть меня уже с макияжем и уложенными волосами. Наверное, сам он всегда этого не замечал, но для меня это было важным. Я как бы преисполнялась значительности… Да я и не стремилась к тому, чтобы он что-то замечал из моих стараний. Если не замечает, как я стараюсь – значит я хорошая жена. Вот это меня по-настоящему успокаивало.
Однако дальше дело пошло не столь гладко. Павлику наскучила размеренная семейная жизнь и он вернулся к прежним увлечениям. Он стал часто возвращаться поздно домой, а иногда даже под утро. Иногда он бывал при этом сильно пьян, а иногда и не очень. Нельзя сказать, чтобы это меня не огорчало. Конечно, было горько и тяжело. Но, во-первых, я была к этому готова всем опытом наших предшествующих отношений, так что можно сказать, знала, на что шла, а во-вторых, моя мама как-то сказала мне, когда я пожаловалась ей: «Почти каждой женщине нужно пережить такое. Мужчина порой охладевает, порой увлекается на стороне. И умная женщина прощает его и старается сделать вид, что не замечает. Глупо раздувать огонь. Если не замечать, огонь может погаснуть. Побегает, утомится и вернется домой, к тебе. Вот так. Потерпи, потом ты все равно останешься в выигрыше. Что любовницы? От них все равно приходят к женам».





