Текст книги "Учитель Истории (СИ)"

Автор книги: Артур Гафуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

– Первый этаж. Тихо, не бушуй. Он же не в этом самом халате умер. И вообще, дело в сауне было. Лучше скажи вот что: если ты этого Бабушкина опознаешь, что дальше делать будешь?

– Сдам в полицию.

– И подставишь себя? Не подумал, что его дружки мигом разузнают, по чьей вине загребли кореша?

– Значит, пока буду просто наблюдать, – тут же нашелся я.

Лев недобро нахмурился.

– Какой-то ты непостоянный. Мнения меняешь, как перчатки. С таким подходом далеко не уедешь, извини за каламбур. Ладно, дело твое. Сегодня я тебе помогу, но больше меня не вмешивай. Я сейчас на нервах – у меня там, перед монастырем, друга измордовали. Душа жаждет справедливости. Но лезть в это дело с головой я не хочу. И никто не захочет, можешь мне поверить. Даже полиция. Сам знаешь, как бывает: с головой полезешь – без головы и останешься.

Его слова напомнили мне недавнее предостережение Яны. Но если из уст пятнадцатилетней девочки это звучало скорее как апломб, желание показать себя взрослой, то Еремицкий очевидно искренне верил в то, что говорил. Что лишний раз заставляло задуматься, надо мне все это или нет.

Лев Александрович тем временем продолжал:

– Вот палата, третья от двери. Он там. Держи маску – нацепишь на морду и зайдешь внутрь. Койка возле самого окна. Все, давай.

– Подожди! – я растерялся. – А что мне говорить? Будет странно, если в палату зайдет доктор, посмотрит по сторонам и уйдет.

– Не знаю я, что ему говорить. Придумай что-нибудь, – мне показалось, что Еремицкий нервничает. – На, вот, дай ему таблетку. Скажи, что профилактика от гангрены.

– А что это на самом деле? – я с подозрением принялся разглядывать белый кругляшок.

– Аспирин это. Иди давай! Сестра ихняя сейчас на обеде, я ее задержу, если что.

– Бабушкин? Кто здесь Бабушкин? – я шагнул за порог и огляделся по сторонам. Шесть кроватей, пять из них заняты. Пациенты все в бинтах: у кого верхняя конечность замотана, у кого нижняя. Один и вовсе упакован до пояса, как беглая мумия. Не иначе все пострадавшие во время беспорядков. Знали бы они, что среди них находится один из виновников «бесовской субботы»…

– Я Бабушкин, – махнул рукой субтильный парень с коротко стриженой головой и забинтованной правой ногой. – Чего надо?

– Артем? – зачем-то начал уточнять я. – Артем Бабушкин?

– С утра был Артем. Принес чего?

– Да, таблетку, – послушно выдал я нужный текст. – Профилактика от гангрены.

– Ааа… Я-то думал, ты от Глаза…

– От какого Глаза?

Тот в ответ повел головой сначала вправо, затем влево. Сделано было со всей серьезностью подростка, который считает себя не в меру крутым и солидным. И пусть даже этот подросток весит от силы килограмм пятьдесят и сам, обряженный в казенную пижаму лежит распластанный на больничной койке.

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Но я лишь улыбнулся под маской. Первый шок от встречи с недавним противником уже прошел. Ждал тигра, а получил кота. Точнее, глиста, старающегося быть похожим хотя бы на кота. Ничего он мне не сделает. По крайней мере, здесь и сейчас.

– Ну-ну… – приободрил я его. – Я усек, ты грозный зверь, Артем Бабушкин. Таблетку пить будешь?

– Давай.

– А мне таблетку? – вскинулся мужик на соседней кровати. – Меня тоже из пистолета ранили!

– И меня тоже! – подорвался второй. – Почему ему дают, а нам нет?

Вот любители пожрать таблеток на халяву!

– Тебя из пистолета, что ли? – спросил я у своей «жертвы», игнорируя возмущение окружающих.

– Ага, – булькнул он, запивая «профилактику». – Какой-то козел шмальнул. И сбежал сразу же, гаденыш, представляешь? Ну ничего, мы с ним еще побеседуем.

– За что хоть шмальнул? – невинно поинтересовался я, с трудом сдерживая рвущееся наружу веселье. Знал бы ты, Бабушкин, что твое желание исполняется прямо сейчас, вот в сей самый момент!

– Да к бабе какой-то приставал, а я заступился…

– Вот оно что! Вмазал ему хоть?

– Ну так… – растягивая слова ответил парень. – Припечатал разок об асфальт. Вот он за стволом и полез.

– Да ты мужик, – восхитился я, уже с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос. – Я передам эту историю в твое учебное заведение, тебя обязательно отметят. Ты где учишься?

– В сельхозе. Передай, если не заломает, – он откинулся на подушку. – Я за славой не гонюсь.

– Охотно верю, – согласился я, покидая палату и направляясь к дежурившему возле лифта Еремицкому.

А тот уже извелся в ожидании?

– Ну? – демонстративное постукивание по циферблату наручных часов: мол, что так долго?

– Всего четыре минуты! – возмутился я. – Да, да, не жестикулируй ты так. Я его узнал.

Глава X: О полиции и женщинах

Два дня провел я в мучительных размышлениях, что мне делать со всем этим дерь… Простите, со всей этой информацией. Когда у тебя на руках имеются ценнейшие улики, которые наверняка помогут выйти на след крупной банды, виновной в субботнем дебоше, очень трудно отказаться от соблазна дать этим уликам ход. Такой шанс… Вывести негодяев на чистую воду, вернуть украденные предметы коллекции, прослыть героем… Звучит очень заманчиво, что ни говори. Однако сразу два человека сказали мне «не лезь», и я не мог найти причины не прислушаться к их мнению. И пусть я сам себе на уме, просто так отмахнуться тоже не получается Они ведь лучше меня знают: они здесь живут. Как говорил один мой знакомый: «если все так просто, как ты говоришь, почему до этого никто не додумался раньше?» Нет, надо призвать на помощь свою врожденную и приобретенную осмотрительность, которая до сих пор меня не подводила, и немного подождать.

Тем более, эти же два дня я внимательно наблюдал за всем происходящим в городе. Наблюдал и, прошу прощения, тихо офигевал.

В понедельник утром, буквально сразу после моего ухода, городскую больницу наводнили люди в форме. Полиция, ФСБ, ФМС… ФМС? Федеральная миграционная служба? Хорошо хоть роспотребнадзор и антимонопольщиков не догадались пригласить. По словам Льва, который позвонил мне вечером и пожаловался на «переизбыток государственных лиц на квадратный метр площади», опрашивали поголовно всех: пациентов, врачей, охранников – причем, даже не разбирая, имел ли опрашиваемый хоть какое-нибудь отношение к событиям минувшей субботы. В итоге за три часа накопился такой объем макулатуры, что один его анализ мог бы продлиться до выхода четвертой части «Назад в будущее». А это, напомню, всего лишь больница, куда свезли раненых! Выслушав гневающегося Еремицкого, я понял лишь то, что во всем происходящем он винит исключительно меня.

– Мне, между прочим, пришлось Наташу успокаивать. Минут сорок плакала бедняжка. Ей все эти твои менты-кранты хуже горькой редьки. И мне тоже. Нет, не стал я говорить им про твоего Бабушкина. Конечно, я не дурак, иначе ты бы сам давно уже давал показания. Что я им рассказал? Что в хорошей империи нет новостей. Да, в нашей империи. Нет, не в больнице, а в стране. Я маммолог, забыл? Что я могу рассказать об огнестрельных ранениях? И зачем я вообще с тобой связался… Надо к тебе Шиза подослать. С ним вы быстро общий язык найдете. Будет тебе мстя.

Следующим утром полиция заявилась в школу, перед этим успев посетить также местный колледж, а также опросить около ста жильцов окрестных домов, которые могли выступить в роли свидетелей. И лишь потом, помучив до кучи еще и школьников с учителями, служители правопорядка отправились непосредственно на место происшествия. Невольно назревал вопрос с подвохом: что мешало провести дознание «по горячим следам» еще в субботу, когда на улице творился снежный ад? По телеку рассказали, что оперативные действия были начаты немедленно, однако непогода препятствовала работе опергруппы, сбору улик, и вообще «все так неудачно складывается…» Но метель утихла еще вечером в воскресенье, после чего дяденьки в погонах отправились… допрашивать потерпевших и свидетелей! То есть, не сразу, а когда произошедшее уже малость поистерлось в сознании. Не говоря уже о лицах. Примет ли суд, буде он состоится, подобные улики? Я изучал криминалистику и прекрасно знаю, что чем дальше событие и его воспроизведение в памяти разнесены друг от друга по временной шкале, тем более искаженными оказываются запечатленные воспоминания. И тем проще внушить наблюдателю, что на самом деле все было совсем не так. Нет, конечно же я не хочу каким-либо образом очернять работу следствия, но против фактов тоже не попрешь.

Второй значимый момент: практически полное отсутствие видеозаписей! Нет, роликами с расползающимся над городом огромным облаком черного дыма интернет был забит под завязку. Лично я нашел не меньше трех десятков. Но все эти записи были сделаны на значительном удалении от эпицентра событий – с балконов и с крыш домов, – в то время, как записей «из толпы», которые могли бы хоть что-нибудь прояснить, как назло, не оказалось ни одной. Объяснялось это просто: люди в масках жестко, а порой даже жестоко пресекали любые попытки запечатлеть их. Они вырывали из рук и разбивали любую технику, которая могла зафиксировать творящийся бедлам. Под раскопанным снегом следователи обнаружили полторы сотни разбитых мобильных телефонов, четыре десятка искуроченных фотоаппаратов и девять автомобильных видео регистратов, выдернутых из оказавшихся поблизости машин. Сейчас записи с них пытаются восстановить, но «сами понимаете, техника двое суток пролежала на морозе, под снегом…» Это какой-то полковник местной газете интервью давал, мне Валерия Степановна вслух зачитала. Умнички они, ничего не скажешь.

Далее. Трасологический анализ пуль в телах жертв и «жертв». Да они, как минимум, должны были выйти на меня! Моя пуля и моего же официально зарегистрированного травматического пистолета была извлечена из ноги мною же подстреленного подростка! И никакой реакции, никакого внимания к моей скромной персоне! Специально озадачившись этим вопросом – как-никак, могут ведь и нагрянуть, лучше заранее приготовиться к проблемам, – я позвонил знакомому в Москву, и тот сообщил мне, что к ним материалы по «важнейшему делу на государственном контроле» (это выдержка из другого интервью) не поступали. Значит, ими занимается местная криминалистическая лаборатория. Только занимается ли? Ко мне так никто и не пришел, чему я, честно говоря, был только рад.

Ну, и как их всех после этого назвать? Очевидно же, что никто ничего не хочет расследовать! Яна была совершенно права. Следователи не найдут ни единой улики, ни единого человека. Потому что не хотят искать. И мне с моей информацией о Бабушкине там делать нечего: я только бессмысленно подставлю сам себя.

Определившись со своей позицией, я спокойно вернулся к работе.

Весь вторник провел в библиотеке, переделывал учебный план. Вечером встретился с Сонечкой: мы сходили в кафе, перекусили, после чего пошли гулять на берег Волги. Сонечка тоже стала свидетельницей беспорядков, была у монастыря в субботу, однако быстро ретировалась и потому не пострадала.

– А вот молодому человеку моему фингал поставили, – пожаловалась она. – Теперь он ходит злой, как собака. И костяшки на пальцах сбиты…

– Он опять в ночную смену сегодня? – на всякий случай уточнил я. Встречаться со злым, «как собака», бойфрендом коллеги в мои планы не входило. Пусть даже мы с его девушкой просто общаемся, и ничего более.

– Да ну его, – отмахнулась Сонечка. – Я сама обиделась. Когда увидела, что там затевается, говорю ему, мол, пойдем домой. А он посмеялся, сказал, если боюсь, могу идти, а ему тут весело. Так я и не переубедила его, ушла одна. А он теперь сердится. Сам получил и сам сердится!

Рассказ о сбитых костяшках навел меня на мысль, что Артем Бабушкин мог оказаться не единственным зачинщиком беспорядков, загремевшим в больницу наравне с добропорядочными гражданами. Но мысль так и осталась всего лишь мыслью.

Сонечка, между тем, продолжила.

– Мы сначала втроем хотели пойти. С Таней Кавериной. Помнишь ее? Она тоже в школе работает.

– Учительница математики? – уточнил я. – Как же, помню. Мы с ней, кстати, утром в субботу в школе пересеклись. Аккурат перед этой самой ерундой.

– Да? – тон моей собеседницы вдруг как-то резко переменился. – И какой она была?

– Она? Да не знаю… – растерялся я. – Нормальной была.

– Улыбалась?

– Да, улыбалась. Настроение у нее хорошее было. Мы еще поболтали немного на крыльце.

– Понятно…

– Что-то не так?

– Нет, нет, – поспешно ответила моя спутница. – Не подумай, я не допрашиваю, просто… С субботы она сама не своя.

– С субботы каждый второй сам не свой, – невесело заметил я. – Она не попала под раздачу?

– Да в том-то и дело, что нет. Мы договорились вместе пойти на этот чертов «праздник», и все было хорошо, но потом она позвонила и сказала, что сегодня не сможет, и чтобы мы ее не ждали. Сразу после ее звонка начался ужас, стало не до Тани. Но в понедельник мы виделись с ней и… На ней лица нет. Я спрашивала, в чем дело, но она не отвечает. Танька обычно веселая, болтушка страшная, еще больше, чем я – а тут сидит, молчит, отвечает невпопад. Костя, жених ее, тоже не знает, в чем дело. Весь извелся уже. Вот что могло с человеком случиться?

– Да разное могло, – пожал я плечами. – Жизнь такая штука: сейчас смеемся, через минуту плачем. Тем более, в свете последних событий… Может, не ее саму, так кого-нибудь из близких зацепило.

– Да нет, – Сонечка остановилась и, облокотившись на перила, задумчиво смотрела на темнеющий горизонт. – Костик говорит, все нормально.

– Ну, Костик может не знать всего. Женское сердце – загадка. Тебе ли не знать.

– Тут ты прав, – улыбнулась она. – Я вот в свое сердце никого не пускаю.

– Даже Славу?

Славой звали его парня.

– Конечно, – серьезно подтвердила Соня. – Он же не знает про тебя. И еще о… Ну, да это не важно. Проводишь меня домой?

Разговор о Татьяне так и почил бы на задворках моей памяти, если бы на следующее утро, заглянув в школу, я не столкнулся с ней нос к носу возле дверей в учительскую.

– Благодарю, – только и сказала она, когда я остановился, чтобы придержать дверь и пропустить представительницу слабого пола вперед.

– О, Филипп Анатольевич! – радостно замахал руками трудовик, стоило мне вслед за Татьяной переступить порог. – Мы тут с коллегами хотели уточнить, когда вам будет удобно посетить наш скромный банкет в вашу честь?

Я замер в растерянности.

– Ваш банкет? В мою честь?

– Ну да, – подтвердила полнотелая ОБЖшница. – Мы подумали, раз уж у вас нет времени, чтобы полноценно влиться в коллектив, мы вам поможем.

– В эту пятницу сразу после седьмого урока вас устроит? – нарочито услужливо поинтересовалась учительница физкультуры, высокая женщина в спортивном костюме желтого цвета и с такими же желтыми глазами.

– Да… Вполне… – я почувствовал, что наливаюсь краской под самую макушку. – Спасибо… Так вышло… Я бы сам… Не стоило себя утруждать…

– Да ладно, – проходя мимо, трудовик так смачно хлопнул меня по плечу, что я чуть было не потерял равновесие. – Нам не трудно для хорошего-то человека.

– Спасибо…

– Ты не стесняйся, подходи. Всегда поможем. Всегда рады!

Вслед за трудовиком ушли и остальные учителя. Остались только мы с Татьяной.

– Они это всерьез или с иронией? – спросил я у нее, но ответа не дождался: девушка уже присела на диванчик в углу и сейчас была погружена чтение чьей-то тетради.

Или делала вид, что погружена.

Поскольку я пришел к Елене, а у нее сейчас был урок, мне ничего не оставалось, кроме как дожидаться здесь. А потому я плюхнулся на диван напротив и, положив ногу на ногу, уткнулся взглядом в циферблат висевших над головой Татьяны настенных часов. Часы показывали половину двенадцатого.

– Что, простите? – учительница вдруг прервала свое чтение и посмотрела на меня. – Вы что-то говорили?

– Да, говорил, – не отрываясь от созерцания часов, ответил я. – Правда, это было четыре минуты назад.

– Ох, простите еще раз, – она закрыла тетрадь и стала теребить ее в руках. – Я какая-то рассеянная сегодня.

– Что-то случилось?

– Да нет…

– Почему-то мне кажется, что вы сами не верите в то, что говорите. В субботу вы были намного веселее.

– Настроение имеет свойство меняться, – с внезапной сухостью в голосе заметила моя собеседница. – Уже одиннадцать тридцать? Мне пора.

– Это как-то связано с запиской? – бросил я вдогонку.

– С какой запиской? – она остановилась на полпути к двери, словно споткнувшись о край ковра.

Черт, а ведь брякнул наугад. Как бы теперь выкрутиться? Но раз уж сказал «А»…

– С той самой, что выпала из стопки ваших тетрадей в субботу утром. Которую я подал вам в гардеробе.

– Вы ее читали?!

Я наконец отвлекся от циферблата и взглянул на девушку. Действительно, совсем другой цвет лица, другая, более строгая одежда, другая манера держаться – все другое. Словно с момента нашей прошлой встречи она успела переболеть какой-то неприятной болезнью. Или потерять кого-то ей небезразличного. Побледнела, ссутулилась, под глазами пролегли небольшие, но заметные круги, которые не скрывал даже слой тональника.

– Нет, я ее не читал. Иначе не спрашивал бы, а утверждал. Что было в той записке? Дайте угадаю. Донос? Вы знаете кого-то из зачинщиков бесовской субботы? Знаете – и боитесь выдать его следствию.

Откуда родилась эта мысль? Как я осмелился ее озвучить? Зачем? Кто его знает. Секундный порыв, один из многих, которому Филипп Лазарев в итоге поддался, хотя изначального не хотел и противился изо всех сил. Чем меньше болтаешь, тем умнее кажешься окружающим. Но она, эта Таня… Видно же безо всяких линз: ее что-то гнетет. Что-то, почерпнутое из той самой записки. Которую я (я!) имел несчастье углядеть на полу.

Но ответ девушки ни единым словом не отражал того, что я ожидал услышать.

– Ничего более глупого мне в жизни не говорили, – с вызовом бросила Татьяна и, гордо вздернув нос, покинула учительскую.

Я остался со своим.

Глава XI: Младовские пещеры

Остаток рабочего дня был всецело посвящен подготовке к судебному заседанию, причем, подготовка выдалась настолько активной, что под вечер у многострадального Филиппа заболели глаза. Желая предоставить им небольшую передышку, а заодно и дать покой разбушевавшемуся желудку, я решил прогуляться до общажной кухоньки и сварганить себе что-нибудь на ужин в таком количестве, чтобы оставшегося хватило еще и на завтрак. А что, не готовить же каждую трапезу отдельно? Так и на более важные дела времени не хватит. На компьютерные игры, например.

Вообще, живя в режиме самообеспечения, я поневоле был вынужден вспоминать и применять на практике навыки, которые не раз выручали меня во времена моего полудобровольного заточения в Зуево. Кулинарные навыки, разумеется. Однако там на помощь всегда был готов прийти брат Андрей, прекрасно готовивший и даже не очень жадный в вопросах дележки приготовленного. А здесь же… Вроде, и не глухомань несусветная, и продуктовый магазин в трех шагах от общежития… Однако меню мое не отличалось оригинальностью и разнообразием. На завтрак яичница, омлет или просто бутеры с сыром. На обед сосиски-пельмени-блинчики – стандартный набор холостяка. Ужин чаще всего состоял из сладостей с чаем либо – крайне редко, – я варил себе супчик. Покупной, из пакетика.

Короче, паршивая диета, с какой стороны ни посмотри. Посидев на такой с месяцок, на ближайший год гарантированно отобьешь себе любое желание ругаться с женой.

Но вернемся к кухне. Как назло, в ней уже трапезничали немногие оставшиеся в общежитии студентки. Учитывая размеры помещения и плотно составленные столы, получалось довольно компактно – только-только протиснуться вдоль стенки до плиты и холодильника. Но все привыкли, никто не жаловался. Девчонки о чем-то увлеченно болтали, краем уха я успел уловить, что разговор идет о каком-то призрачном мальчике. Или о мальчике-призраке. С моим появлением разговор тут же затих.

– Добрый вечер, дамы, – вежливо поздоровался я, проходя к плите.

– Добрый вечер, – хором ответили дамы в количестве шести штук.

– О каком таком мальчике вы беседовали, если не секрет?

Будущие педагоги опасливо переглянулись между собой.

– О мальчике… – начала было одна из них, низенькая и худенькая, с маленькой родинкой на щеке. – Есть тут у нас один…

– Приятно слышать, что хоть кого-то не заботит бесовская суббота, – поддержал ее я, невольно перебив.

– Да мы уже устали от этой субботы… – вздохнула приятная миловидная девушка, выглядевшая несколько старше своих подружек. – Только и судачат, что о ней. Хочется уже чего-нибудь нового.

– Нового?

– Ну да. Какой-нибудь романтики.

Ее подружки весело захихикали, а мне в голову пришла другая мысль, еще дальше уводящая беседу от романтичного мальчика.

– А почему я никого из вас не видел в школе? У вас же практика сейчас, верно? Неужели вы все так дружно проигнорировали первую? Или это она вас проигнорировала?

– Скорее, второе, – фыркнула одна из девушек. – У нее свои есть практиканты, блатные. Мы для нее интереса не представляем.

– К счастью, – поддержала ее любительница романтики. – В городе есть другие школы. Где нормальные учителя. И ученики. А не рассадник криминала.

– Простите? – я так увлекся, что, зажигая плиту, слегка опалил руку зажигалкой. – Криминала?

– Конечно, – утвердительный кивок. – У меня в первой школе друг работает, так он каких только ужасов не рассказывал. И сам столько натерпелся… Те же громобои. Их главный, Елизаров – из вашей школы. И почти все их лидеры – тоже. Вы не знали?

– Догадывался… – холодная вода из-под крана приятно обволокла обожженную руку, я почувствовал, что теряю интерес к беседе. Проходили уже.

– Тогда вот вам и ответ на вопрос, почему мы там не преподаем! – подытожила студентка. – Давайте мы лучше про мальчика расскажем. Это интересней.

– А давайте, – с готовностью согласился я, откладывая в сторону полотенце.

Но сесть на единственный оставшийся свободным стул не успел.

– Лазарев тут? – в кухню заглянула дежурная по этажу, просканировала лица присутствующих и радостно оскалилась, остановившись на мне. – А, вот ты где. К тебе гость пришел, ждет у поста.

– Что за гость? – я замер в том нелепом положении, когда еще не сидишь, но уже и не совсем стоишь. – Я не жду гостей.

– Вот сам ему и скажешь, что не ждешь, – дежурная деловито втиснулась в оставшееся незанятым пространство кухни и бодро протолкалась к холодильнику. – А у меня ужин. Режим питания нарушать нель… Кто опять моё масло спионерил?! Лазарев, ты, что ли?! Девочки?

Мысленно распрощавшись с ужином, я поспешил на пост, возле которого с изумлением обнаружил Евгения Сизова.

– Добрый вечер, Филипп Анатольевич.

В руках у школьного учителя красовалась довольно элегантная шляпа с полями. Он вообще был одет как-то по-осеннему: распахнутый плащ, жилет, брюки, остроносые туфли. А за окном, на минуточку, вторая половина января.

– Добрый вечер, Евгений Валерьевич. Вы не замерзли?

– Нисколечко! – приветливо улыбнулся он. – С начала недели погода установилась на редкость мягкая и безветренная. А сегодня после обеда и вовсе потеплело до минут трех. Почти оттепель!

– Да? Эмм… Я не знал…

Вот тебе псих, вот тебе и тараканы. Всего-то потепление на улице. А к людям надо относиться менее предосудительно, Филипп Анатольевич. И не делать поспешных выводов.

– Как же вы могли пропустить такую красоту? – удивился Сизов. – Неужели весь день сидели дома?

– Был занят, – коротко ответил я, стараясь скрыть смущение. – У вас ко мне какое-то дело? Пройдемте в комнату?

Но Евгений Валерьевич не сдвинулся с места.

– Да, я хотел бы поговорить с вами. Только не здесь. Вы не могли бы проехать со мной в одно место?

– Хм… Серьезно?

Ясен пень, серьезно, кто ж так шутит-то.

– Вполне серьезно, – шляпа, проделав изящный полукруг, водрузилась на голову молодого человека.

– Признаюсь, предложение не из соблазнительных… Вечер поздний, мне еще нужно готовиться… А вы на машине?

– У меня нет машины, простодушно ответил Сизов. – Даже прав нет, извините. Мы поедем на вашей. От себя добавлю, что то, что я хочу показать вам, определенно вас заинтересует. Ехать недалеко и, уверяю, оно того стоит.

– Даже так… – две секунды на размышление, и надо давать ответ. – Ну ладно, поехали. Только мне нужно переодеться.

Попробуйте найти голодного человека, который обрадуется идее вместо планируемого ужина ехать на ночь глядя бог знает куда да еще и в столь сомнительной компании. С другой стороны, лично мне этот Евгений не сделал ничего плохого. Да и вообще за полторы недели пребывания в Младове я не слышал в его адрес никаких обвинений. Только оскорбления. Но если ему взбрело в голову показать мне некое местное диво, то почему нет? Я товарищ любопытный да и не безоружный – уж с этим индивидуумом в случае необходимости точно справлюсь. К тому же, однажды он уже получил от меня отказ на свое приглашение. Повторный отказ с моей стороны выглядел бы, как минимум, невежливо. В третий раз могут и не позвать.

– Вы можете рассказать, куда мы едем? – спросил я, очищая от снега лобовое стекло, пока машина прогревалась, выплевывая из выхлопной трубы густые клубы пахнущего бензином белого пара.

– Конечно, могу, – удивился Сизов. – Иначе как вы найдете дорогу? Мы поедем в деревню Злобино. Это километрах в десяти отсюда.

– Ничего себе «недалеко»… – я даже на время прекратил приготовления. – Хорошо, что не в Тверь. И что же нас там ждет в этой деревне?

Евгений примирительно улыбнулся.

– Я думал, для москвича десять километров – это не расстояние. Насчет того, что нас ждет, я не могу сказать ничего определенного. Могу только показать.

– Вы прям как Том Реддл, – усмехнулся я, возвращаясь к расчистке стекла.

– Кто это?

– Как, вы не читали?

– Про Тома Реддла не читал, – мой спутник плотнее запахнул плащ: пусть и потеплело на улице, а все равно не весна. – И если он не имеет отношения к истории Тверского края или, хотя бы, к истории России, то я не испытываю по этому поводу ни малейших угрызений совести. Вот вы, например, читали Малыгина? А Богданова? Или, хотя бы, Кучкина? Уверен, что нет. А они все писали об истории моего родного края. А ваш Том Реддл про что писал?

Похоже, он решил меня пристыдить.

– Ну, ясно, ясно… Больше никаких Томов Реддлов. Но это не отменяет моего вопроса. Мы сейчас едем в какую-то Кузькину глушь, где находится не пойми что, о чем вряд ли писали даже ваши Мамалыгины и Кучкины. Но вы почему-то считаете, что я должен вам верить и слепо рулить в ту сторону, куда вы укажете пальчиком? Ни фига. Я хочу иметь понятие о том, что меня ждет.

– Вы получите это понятие, как только мы прибудем на место, – не моргнув глазом, выдал Сизов. – Но, увы, не раньше. Ибо, если быть откровенным, я и сам до конца не уверен, что именно мы там найдем.

– Вы чем-то похожи на своего друга Льва, – вздохнул я. – Даже не знаю, успокаивает меня это или наоборот. Ладно, поехали.

До деревни мы добрались без особых происшествий. Евгений молчал всю дорогу, лишь время от времени корректировал маршрут, а на мои вопросы либо просто не реагировал, либо отвечал предельно односложно. Никакой конкретики. Все, что удалось из него вытянуть, это то, что место, куда он меня везет, имеет отношение к громобоям и, возможно, к пропавшей коллекции. Все ясно. Добрый доктор Еремицкий, как и грозился, настучал таки своему дружку про мой визит в поликлинику. Надеюсь, что только ему. Но ладно я, а какой интерес у этого чудаковатого историка?

– Приехали. Ставьте машину, дальше придется немного пройтись пешком. Нет, в саму деревню заезжать не надо, лучше вон там поставьте. Да-да, на обочине, где снега поменьше. Не бойтесь, канавы там нет.

– И долго нам идти пешком? – я полез в бардачок, достал оттуда складной нож и небольшой карманный фонарь.

– Около получаса, – Евгений поежился. – Что-то за городом холодновато.

– Если бы я знал, что нам еще придется куда-то идти, – ответил я. – То оделся бы теплее. И вам бы посоветовал. У вас фонарик есть?

– Нет, нету, – для убедительности он даже похлопал себя по карманам плаща. – Зачем нам фонарик?

– Так темно же.

– Действительно, темно… – Евгений, казалось, только сейчас обратил внимание на сей очевидный факт. – Фонарик не помешал бы.

«Что-то мне подсказывает, что эта прогулка не кончится добром, – подумал я, когда по узенькой, едва различимой в темноте тропинке мы углубились в зимний лес, а мои ботинки черпанули через верх первую порцию рассыпчатого снега. – Одеты оба, как на званый ужин, один фонарик на двоих, на экстренный случай ни спичек, ни аптечки (автомобильная не в счет: в ней одни бинты, даже йода нет). Если кто-то из нас сейчас подвернет ногу, придется куковать до самого утра. Или до появления волков. Кстати, серьезно: а здесь водятся волки?»

Но, слава богу, обошлось. Лес оказался не таким уж большим и непроходимым, как мне показалось вначале, а энергичная ходьба не позволяла замерзнуть. Минут через двадцать мы вышли на небольшой взгорок, за которым простирало широкое засыпанное снегом поле.

– Это не поле, – уточнил Евгений, как будто услышавший мои мысли. – Хотя выглядит именно таковым. Это Волга. Нам надо на противоположный берег.

– Еще и на противоположный? – голос мой прозвучал скорее жалобно, нежели возмущенно.

Признаться, я уже порядком подустал.

– Конечно, на противоположный, – подтвердил мой мучитель. – На этом берегу того, что нам нужно, нет. Точнее, есть, но далеко… Километра три вниз по течению. Проще перемахнуть здесь, чем шагать по невидимым тропинкам.

– Тише! – я вдруг схватил его за руку. – Смотрите! Там кто-то есть.

На том берегу, аккурат напротив нас зажглись два огонька. Горели они ровно, без бликов – электрические. Завидев их, Евгений, не задумываясь, толкнул меня в снег и прошипел:

– Ложитесь!

И сам тут же распластался на белом. Я, хоть и устоял на ногах после первого толчка, поспешил последовать его примеру.

– Кто это? Вы их знаете?

– Тсс… Звук над водой далеко идет.

– Сейчас зима, – наставительно напомнил я. – Вода подо льдом. Но все равно резон в ваших словах есть.

– Вот и слушайтесь меня, если резон есть, – голос учителя тут же сменился: стал жестче, грубее. – Нет, я их не знаю. Но, возможно, они именно те, кто нам нужен. Хотя сейчас это не важно.

– Почему это?

– Да потому что мне снег в ухо попал!

– И что? – не понял я.

– Да ничего. Ненавижу снег в ушах!

– Сочувствую…

– Уфф… вытащил. Так хорошо… Вы не представляете, какая это мука. Ладно, вернемся к делу. Вы когда-нибудь слышали о младовских пещерах?

– Нет, – честно признался я.

– Так слушайте, – Евгений повернулся на бок и подпер щеку рукой, словно участвовал в задушевной беседе, а не лежал в сугробе, скрываясь от неизвестных людей. Про свое ухо он, похоже, уже забыл. – Волжские берега в этих местах изобилуют известняком и различными его производными: я не силен в химии, но знаю, что встречается даже мрамор. Так уж вышло, что на протяжении многих тысячелетий Волга вымывала все эти залежи на поверхность, пока не обнажился исходный слой. А с начала восемнадцатого века здесь начались активные разработки камня – масштабное градостроительство петровских, а позже и екатерининских времен способствовало. Добыча шла на протяжении двухсот лет и прекратилась только после революции. Весь берег под нами – а также на много километров вниз по течению – испещрен шахтами и штольнями. Встречаются и естественные, но большинство рукотворного происхождения. Некоторые из них достигают в глубину сотен метров. Многие до сих пор не исследованы: затоплены речной водой, либо до сих пор не открыты. Настоящий лабиринт.